Последний враг (гет)

Северус Снейп склонился над колдографией: юная рыжеволосая женщина смеялась и хлопала в ладоши, глядя, как маленький мальчик делает первые пируэты на игрушечной метле. С другой стороны стоит долговязый симпатичный парень в очках: отец. Снейп одним движением разорвал снимок точно между фигурами людей. Половинку с рыжеволосой девушкой сунул за пазуху, а вторую выпустил из пальцев, позволив ей спланировать на пол. Камера на секунду задержалась, делая крупный план лежащего на ковре обрывка. Потом показала ноги в чёрных туфлях, несколько шагов — и захлопнувшуюся дверь.

— Стоп, снято! На сегодня всё!

Илва, высокая широкоплечая блондинка с короткой стрижкой, неуклюже слезла с режиссёрского кресла и проковыляла, морщась от боли в затёкших за день ногах, прямо к стоявшему за дверью мужчине.

— Натаниэль, превосходно! Если я не заболею драконьей оспой, и на нас не нападут инопланетяне, это будет настоящий хит! Лили, девочка моя, — она протянула одну руку подошедшей Лили Луне, а вторую — мужчине, названному ей Натаниэлем. — Мне кажется, мы уже можем отпраздновать!

* * *

— И всё-таки я не понимаю…

От тепла и белого вина, выпитого на голодный желудок, Лили немного опьянела. Её тянуло строить глазки и задавать вопросы.

— Илва, мы, конечно, идём с опережением графика, но скоро Рождество, потом каникулы… Рабочих дней осталось совсем немного, а ты отпускаешь людей посреди дня.

Илва пренебрежительно скривилась:

— В сочельник я уже буду делать монтаж. Мне никто не понадобится.

— Вы работаете в сочельник?— удивлённо приподнял бровь Натаниэль.

Он так и не снял чёрную линзу со своего голубого глаза, и Лили втайне была этому рада. Натаниэль казался ей вполне привлекательным, но этот взгляд ангорского кота буквально примораживал её к стулу.

— Илва не празднует Рождество. Она вообще его, по-моему, ненавидит, — с тихим смешком поведала она, лукаво косясь на подругу.

Илва медленно, с достоинством кивнула.

— Как подобает любому приличному язычнику. Вот сегодня у меня праздник. «Йоль, ночь долгой тьмы», — нараспев произнесла она, чуть покачивая головой в такт музыке. — Ворота зимы, ворота мёртвых. Приоткрытые на Самайн, сегодня они нараспашку!

— Звучит не слишком оптимистично, — пробормотал Натаниэль. И резко сменил тему: — Вы не возражаете, если в праздник я буду говорить о работе?

— Нисколько, — пожала плечами Илва. — Не вижу противоречия: мы занимаемся историей, а история — всегда общение с мёртвыми.

— Тебя на этом определённо заклинило, — подколола Лили. — Так что ты хотел спросить?

За полтора месяца с их первой встречи, Лили провела с Натаниэлем больше времени, чем с некоторыми — за всю жизнь. Не только на съёмках: он часто приглашал её в кафе или на прогулку. Казалось бы, вполне традиционный способ показать, что другой человек тебе небезразличен. Но сказать, что они встречаются, Лили не могла. Натаниэль был вежлив и внимателен, стремился её развлечь, разговаривал с ней на самые разные темы. С ним было безумно интересно.

Но он ни разу не попытался сблизиться. Не то, что поцеловать — даже не взял за руку. Когда же она пыталась сделать это сама... Нет, он не отдёргивал руку, но складывалось впечатление, что ему удаётся сдержать этот импульс, только призвав на помощь весь свой самоконтроль. Будто её ладонь обжигала ему кожу. Попробовав раз или два и нарвавшись на такую реакцию, Лили прекратила попытки, решив, что Натаниэль, вероятно, считал их отношения чисто дружескими. Впрочем, и на дружбу это было мало похоже. К другим мужчинам он явно ревновал, незаметно, но твёрдо изгоняя их из её жизни. А как он порой на неё смотрел! Буквально пожирая глазами, с такой смесью нежности и тоски, что у Лили сладко замирало сердце. Но странно: именно в моменты, когда она была счастливее всего, когда была по-настоящему собой — его взгляд становился особенно печален. Будто её радость каким-то неведомым образом причиняла ему боль.

Вот и сейчас, глядя на раскрасневшуюся, счастливую от похвал Илвы, качающую головой в такт музыке Лили, Натаниэль одарил её взглядом, каким некоторые родители смотрят на детей. Что-то вроде: «Как быстро они растут, а ведь были такие милые крошки!»

— Снейп, — сказал он. — Впереди эпизоды, когда выясняется его истинная роль. Для зрителей он должен внезапно предстать в другом свете. Положительном свете. А я так и не понял. Что в нём положительного?

— Благодаря нему была выиграна Война. И он был очень храбрым человеком.

Слова отца слетели с языка Лили почти автоматически. Удивительно — она даже не расстроилась, вспомнив о нём.

— Он был способен на сильную любовь. Не очень счастливую, конечно, — Илва пожала плечами, — но с режиссёрской точки зрения это одна из самых красивых любовных историй.

— Слова, достойные Альбуса Дамблдора, — усмехнулся Натаниэль. — Значит, роль в войне и «сила любви»?

— А что ещё надо? — недоумённо округлила глаза Илва.

На её бокале остался тёмно-красный след помады. Лили он казался похожим на запёкшуюся кровь. Что за странная ассоциация? Натаниэль сложил ладони домиком.

— Вы сами учили: главное не то, что у персонажа получилось, а его мотивация. Снейп помог выиграть войну, но не из благих побуждений. От чувства вины. Из мести. Краеугольный камень этой истории — Волдеморт нарушил обещание. А если бы он его сдержал? Стал бы Снейп помогать Ордену? Помог убить Волдеморта?

Лили хотела возразить, но смешалась. Такая мысль раньше не приходила ей в голову. «Он хотел, чтобы отца и деда убили. Точнее, ему не было до них дела». Но, с другой стороны…

— Снейп, каким он стал, — не тот, кем был раньше. Он изменился. В сцене, которую мы снимаем завтра, если помните, он приходит в ужас, когда понимает, что Дамблдор хочет убить Гарри.

— Что ставит перед нами ещё один вопрос, — неумолимо продолжил Натаниэль. — Какой смысл Снейпу помогать Дамблдору после этого? Он понял, что тот его использовал, а единственный шанс оправдаться перед вечностью, защитив сына Лили, не оправдался. Зачем теперь участвовать в борьбе? Почему не примкнуть обратно к Пожирателям?

Илва, вольготно расположившаяся на кушетке, глубоко запустив пальцы в свои короткие волосы, резко выпрямилась, опираясь на локти:

— Нет-нет, вы забываете: месть. Снейп ни-ког-да не вернулся бы к тому, кто убил его любимую.

Натаниэль вздохнул:

— Значит, снова любовь. Снейп хороший, потому что любит. То есть, влюблённому можно простить всё? Реддл не любил никого, он негодяй, это понятно. Но вот, допустим, Беллатриса. Она любила своего Лорда. Значит ли это, что она положительный персонаж?

— В жизни — нет. А вот в кино, — Илва состроила задумчивую гримасу. — Я могла бы представить её не то, чтобы положительным персонажем, но понятным. То есть… её поступки ужасны, но «мотивация», как вы выразились, светла. Для себя ей ничего не нужно. Если бы Волдеморт исследовал пингвинов или разрабатывал лекарство от рака — она точно так же была бы рядом с ним.

— Сильная любовь вызывает уважение, — поддакнула Лили, глядя на Натаниэля томно и вызывающе. В этом был виноват алкоголь, конечно, но не только он. — Завораживает. Любому хотелось бы испытать подобное.

— Итак, всё, что угодно ради любви?

— Всё ради любви!

— По-моему, неплохой тост!

— Всё ради любви, — провозгласила Илва, сдвинув бокалы с Натаниэлем и Лили. — И с Йолем!

* * *

Гарри очнулся и скривился от боли — затылок саднило. Попробовал встать и обнаружил, что запястья скованы наручниками, а сам он лежит на узкой кровати в камере предварительного заключения. Гарри нашарил в нагрудном кармане очки и кое-как надел, хотя в наручниках делать это было ужасно неудобно.

— Прости, но я должна была так поступить.

— Падма, какого чёрта?!

Гарри вскочил на ноги, рванул было к решётке, но снова упал на кровать — одна из лодыжек тоже была прикована.

— Духам холода нужен проводник, — продолжила Падма. — Что-то вроде шамана или медиума. Тот, кто перешёл границу смерти, умер, но воскрес.

Она многозначительно на него посмотрела.

— Ты… думаешь, что это я?! — ярости Гарри не было предела. — Ты оглушила меня и заперла здесь из-за каких-то кашмирских суеверий?! Выпусти или попрощаешься со значком!

— Будущее мира меня волнует несколько больше, чем значок, — мягко сказала Падма. — Не волнуйся, завтра я тебя выпущу. Духи холода активны только между Хэллоуином и зимним Солнцестоянием.

— Ты сумасшедшая… — тихо прошептал Гарри. — Как мне доказать, что я не чёртов шаман? И что если… — он сел на постели, обхватив голову скованными руками, — если сейчас он на свободе, продолжает поднимать мёртвых, или что он там должен?

— Именно поэтому, Гарри, я ухожу.

Он только сейчас заметил, что Падма экипирована к выходу. Точнее, к боевой операции.

— Бросишь меня здесь? Падма, что ты можешь сделать в одиночку? А если они захватят тебя?

Она грустно усмехнулась:

— Дед — принципиальный человек, но не за счёт семьи. Мы с сестрой — двиджа, нам ничего не грозит.

Это была её последняя фраза. Секунду спустя сверкнула фиолетовая вспышка — и Падма рухнула на пол.

* * *

Вечер был морозным и тихим. Снежинки падали с тёмного неба на волосы Лили и её спутнику, искрясь в свете фонарей.

— Я всё думала над твоим вопросом.

Лили пнула пушистый сугроб носком замшевого ботинка.

— Каким?

— Что было бы, если бы Волдеморт выполнил обещание. И… только не говори Илве!

— Торжественно клянусь, — с мягкой усмешкой в голосе произнёс Натаниэль, беря её под руку.

Лили так удивилась этому знаку симпатии, на которые она уже устала надеяться, что на секунду потеряла нить рассуждения.

— Одним словом… я думаю, не всё можно простить ради любви. Только не смерть кровных родственников! Семья, сколько бы обид вас не разделяло, — она снова мимолётно вспомнила отца, — всё равно самое близкое. Священное.

— Твоя бабушка, например, не слишком любила сестру, — возразил Натаниэль.

Впервые он открыто сказал о подразумеваемом, но тщательно обходимом всеми на съёмочной площадке: едва ли не половина героев фильма приходилось Лили Луне роднёй. Она смутилась:

— Вот и Илва говорит, что я одна так помешана на семье. Не знаю. И знать не хочу. Для меня семья неприкосновенна. И если бабушка думала по-другому… Значит, она ошибалась.

— Для фильма важна позиция Лили Эванс. Не твоя.

Лили Луна вспылила. Резко затормозила и обернулась к нему.

— Позиция моей бабушки такова, что она вообще не любила Снейпа. Ни дня. Это я тебе как женщина заявляю. А его было за что любить. Я бы точно полюбила… Особенно если бы он был похож на тебя! — её снова накрыла тёплая волна хмеля, и слова приходили быстрее, чем она успевала их обдумывать. — Значит, к дракклам попытки её выгородить! Да здравствует сила любви… Я «последний романтик», мне наплевать на остальное. Если надо взорвать тысячу звёзд, чтобы быть вместе — то и драккл с ними, со звёздами!

Повинуясь внезапному порыву, она притянула его к себе (пришлось встать на цыпочки) — и поцеловала. В этом жесте было больше отчаяния, чем страсти, и, приготовившись, что он не ответит, Лили слишком сильно прижалась своими губами к его. Но Натаниэль ответил.

Хрупкой. Она чувствовала себя хрупкой по сравнению с этой неожиданной силой, стальной хваткой, которой он держал её за талию, зарывался пальцами в волосы, целуя так, как другие умеют только раздевать: уничтожая дистанцию, отрезая путь назад, показывая, что прекратить или отступить больше не в её воле.

А потом всё прекратилось. Холодный зимний воздух и звенящее ощущение пустого пространства ударили по нервным окончаниям, будто разверзшаяся у ног пропасть. Лили открыла глаза, успев только услышать короткое:

— Я скоро вернусь. Дождись!

* * *

Вслед за фиолетовым лучом, посланным её палочкой, в комнату буквально ворвалась Джинни, принявшись шарить на поясе у лежавшей без чувств Падмы. Наконец, с победным «Ага!» она извлекла увесистую связку ключей. Дверной замок щёлкнул, выпуская Гарри на свободу.

— Джинни?!

— Ты не пришёл домой вовремя, — пояснила она. — Я аппарировала сюда, зашла на твой этаж — и услышала голоса.

— Ты… ничего серьёзного ей не сделала? — Гарри кивнул на Падму, потирая освобождённые от наручников запястья.

Против воли, тон получился скорее обвиняющим, чем просто встревоженным. И совсем не благодарным.

— Тебе это так важно? — мгновенно отреагировала Джинни, как-то нехорошо улыбаясь («Ревнует, что ли?»), и снисходительно пояснила: — Я её всего лишь оглушила. А ты подозрительно заботлив, учитывая, что она на тебя напала. Впрочем, если хочешь, могу снова тебя запереть.

Она покрутила на пальце связку ключей.

— Не надо, — Гарри примирительно поднял руки. — Я просто… удивился. Отцепишь ещё эту, на ноге?

Он звякнул цепью.

— Как скажешь, мой повелитель*, — с деланной скромностью произнесла Джинни, опускаясь на колени. — Подержи.

Она сунула Гарри в руку какой-то маленький круглый предмет.

Гарри стало любопытно, и он разжал кулак. На ладони лежал шарик светлого дерева. Когда палочка вырвалась из его руки, когда предала его из-за этого Поттера, он так крепко сжал её, что основание рукояти осталось в руке. Разум Гарри заволокла тьма.

____

* My Lord.

* * *

Им не пришлось долго ждать. Тот, с кем у Волдеморта была назначена встреча, прибыл едва ли через минуту после того, как глаза мага, совсем недавно бывшего Гарри Поттером, стали блекло-голубыми. Появился в облаке снежинок и замер на пороге комнаты.

— Я всегда выполняю обещания, — Волдеморт кинул ему медную капсулу: в таких хранились свитки с заклинаниями. — Даже если приходится подождать.

— Как и я, — его визави поймал свиток одной рукой и развернул, пробегая взглядом. — Особенно когда ожидание того стоит.

Он снова завинтил капсулу, спрятал в карман и исчез во вспышке портала.

— Он опасен, мой Лорд.

— Вовсе нет, Белла. Теперь, когда он получил желаемое, он просто… бесполезен. Но и безвреден. Мы вряд ли ещё о нём услышим.