Отвергая смерть. История Тома Риддла (джен)

А со следующего утра для Тома настал персональный ад.

Он считал, что многое узнал о мире магии из книг, но быстро понял, что заблуждался. Он не знал ничего. То, что для его однокурсников было очевидным, для него оставалось загадкой, и любой его промах вызывал со всех сторон смех и оскорбительные выкрики «грязнокровка» и «маггловский выродок».

Утром первого учебного дня Том проснулся в мокрой постели — кто-то из соседей по комнате облил его водой. Увидев его в мокрой пижаме, Эйвери хмыкнул: «Обмочился», — и целое утро вместе с Эваном Розье умирал со смеху, рассказывая об этом происшествии всем, кто желал слушать. Причем основная соль шутки заключалась в том, что «грязнокровка» и не подумал использовать заклинания для высушивания. Но это было только началом. В Хогвартсе Том встретился с тем, чего никогда не знал в приюте, — с полноценной травлей.

Он был отличным учеником, магические науки давались ему с легкостью, но стоило ему переступить порог гостиной своего факультета, как в него летело какое-нибудь обидное заклинание, от которого он не умел защититься. Несколько раз он находил в своей сумке навозные бомбы, после которых с трудом очищал вещи. Все свободное время Том проводил в библиотеке. Домашние задания он делал быстро и легко, его таланты давали о себе знать, поэтому большую часть времени он читал всевозможные сборники заклинаний, правовые кодексы, исторические и общеобразовательные книги, стремясь в несколько месяцев выучить все то, что остальные впитали с материнским молоком.

Увы, не получалось. Он просто не успевал усвоить всю информацию, а его противники с каждым днем становились все злее и изворотливее. Том мог бы пожаловаться декану факультета — профессору Слизнорту, — но для него это означало бы сдаться. Поэтому он молчал.

Своего пика противостояние между ним и всеми однокурсниками достигло в середине осени, незадолго до Хэллоуина. В один из дней он отличился на зельеварении, заработав сразу десять баллов и значительно обойдя признанного знатока этого предмета — Милли Принц, — и ее верный паж и будущий жених Эйвери взбесился. После ужина он вместе с туповатым парнем по фамилии Крэбб и с Эваном Розье подловил Тома в пустом коридоре.

— Кажется, ты окончательно зарвался, грязнокровка. Твое место здесь — последнее, так что сиди и помалкивай, пока не спросят, — рявкнул он, поигрывая палочкой. Том молниеносно выхватил свою.

— Не советую, Томми, — ласково сказал Розье. — Положи палочку, а то еще поранишься. Магглам палочки не полагаются.

— Не смей называть меня магглом, Розье! — прошипел Том, чувствуя себя в ловушке и надеясь чем угодно — болтовней, спорами, угрозами — протянуть время и найти выход.

— То есть «гразнокровка» нравится тебе больше? — с улыбкой уточнил Розье. — Мы можем это проверить. Секо!

Режущее заклятье Том отбил каким-то чудом, до этого щит у него не получался.

— Хм, неплохо, но я прошу тебя стоять смирно. В конце концов, мы же хотим узнать, какая у тебя кровь? — попросил Розье, а Эйвери возмутился:

— Хватит болтовни! Секо!

От этого заклинания Том увернулся, однако понял, что следующее его достанет. Но неожиданно сзади раздалось:

— А ну, убрали палочки!

Быстрой походкой к ним приближался завхоз мистер Пинч. Бежать было бессмысленно, и Том, в отличие от остальных, это видел, поэтому палочку убирал медленно.

— Так-так, Слизерин. Колдовство в коридорах запрещено. Кто это начал?

Все четверо молчали, тогда завхоз пригрозил:

— Зачинщик получит двадцать плетей, остальные по пять. Не сознается, всем всыплю по тридцать!

Мысли Тома забегали с большой скоростью. Никто из троицы инициаторов свою вину не признает, значит, придется выдержать тридцать ударов розгами. Взять вину на себя? Им достанется меньше, но и ему не тридцать. Плюс, это возможность сделать их своими должниками, пусть и по мелочи.

— Я виноват, сэр, — произнес Том.

— Что ж, пойдемте вниз, господа. Вашего декана я извещу.

Том пошел за Пинчем первым, не оборачиваясь на остальных. Первым снял мантию и лег на деревянную лавку.

— Считайте вслух, — приказал Пинч, и Том начал считать со сжатыми зубами.

«Один, два, три…»

На десятом у него из глаз брызнули слезы. На девятнадцатом он застонал от боли, на двадцатом прокусил губу.

Пинч отошел от него и занялся остальными, а Том остался лежать на животе, чувствуя, как по ребрам стекают струйки крови.

Через некоторое время наступила тишина — видимо, остальные ушли, а его Пинч оставил отлежаться. Потом раздались шаги, и знакомый голос произнес:

— Экскуро.

Холодная волна прошла по спине, оставляя ощущение чистоты и приглушая боль.

Том с трудом поднял голову и увидел возле себя Абраксаса.

— Зря подставился, они тебе признательны не будут, — сказал он.

Том кашлянул, прочищая горло, и хрипло ответил:

— Я знаю. Для себя старался.

— Пойдешь в Больничное крыло?

— Нет, само заживет.

— Как скажешь, — покачал головой Малфой и протянул ему руку. — Давай, помогу встать.

С его помощью Том поднялся на ноги и надел на себя мантию.

— Зачем ты пришел? — спросил он, когда комната наказаний осталась позади.

— Альтруизм чистой воды, — ответил Малфой. — Ну, или расчет. Есть в тебе что-то такое, что меня интригует. Почему-то мне кажется, что придет время, и ты еще нами всеми покомандуешь.

Том хмыкнул и спросил:

— Ничего, что я грязнокровка?

— А Мерлин его знает, — ответил Малфой. — Но мы, Малфои, своей интуиции привыкли верить. Кстати, а с чего все эти россказни про то, что твой отец был волшебником? Я специально проверил, фамилия Риддл совершенно маггловская.

Том мгновение помолчал, а потом ответил:

— А вот второе имя у меня явно магическое. Марволо. У магглов таких нет.

Малфой замер, явно переваривая информацию, и сказал:

— А ведь ты прав. Это имя мне знакомо, но хоть убей, не помню откуда. Точно не моя родня, но где-то я его не то слышал, не то читал. Что ж, считай, меня ты убедил, Том Марволо.

Том улыбнулся, стараясь не думать о горящей спине.

Они дошли до спальни, в которой уже было темно, и пожелали друг другу спокойной ночи. Том подошел к своей кровати, сел на нее, и вдруг почувствовал возле руки что-то шершавое и прохладное.

Резко зажегся свет, и Том увидел на своей постели черную блестящую змею. Она приподняла свое гибкое тело и раскрыла пасть.

Раздался смех Эйвери:

— Томми, поприветствуй символ нашего факультета!

Том посмотрел в глаза Эйвери и медленно сказал:

— Как пожелаешь.

Потом перевел взгляд на змею, уже изготовившуюся к броску, и ласково сказал:

— Здравствуй, подружка.

— Здравствуй, господин, — ответила змея.

Эйвери вскрикнул, Розье закашлялся, а Том протянул руку, предлагая змее забраться к нему на плечи. Приятная тяжесть напомнила ему дни летнего отдыха, когда он часами расхаживал с таким живым воротником, а потом засыпал где-нибудь в кустах, убаюканный монотонным бессмысленным шепотом разомлевшей рептилии. И только после того как змея шарфом обвила его шею, Том обернулся и поймал взгляд Абраксаса.

— Кажется, кто-то ждет наших извинений, — сказал Малфой тихо. Его лицо было, как всегда, непроницаемым, но Том чувствовал его восхищение так же, как чувствовал ужас Эйвери и растерянность Розье.

— Извини, Том, — первым сказал Абраксас, — я был не прав, считая тебя магглорожденным.

Вслед за ним эти слова повторили и остальные.