Шифры (джен)

— Не ожидал, что получится, — произнес Саня, садясь за свой стол.

— И я, — кивнул я. — Но получилось. И это хорошо. Даже отлично. Наконец-то дело закроем.

— Это да. Оно уже надоело мне хуже горькой редьки.

— Понимаю, как никто, — усмехнулся я.

— Ну что, Пирогову будем вызывать? — спросил Саня, протягивая руку к трубке телефона.

— Да, но подожди. Накосячим еще больше, если сейчас не осмотрим ведро. Вдруг оно не такое, как было у Пироговой.

— Так осматривай. Твое все-таки дело!

Я кивнул и поставил ведро на стол.

— М-да, точно бы засыпались, — произнес Саня, едва взглянув на ведро.

Я повернул ведро и увидел надпись: “Отдел полиции №3 г. Новогорск”. Показал ее Сане:

— Блин, и как его стереть?

— Кажется, это краска. Попробуй наждачную бумагу или растворитель.

— Ага, и где мне их взять? Опять попытаться обокрасть Клавдию Семеновну?

— Нет, не надо, — потер ухо Саня. — Мне и одного раза хватило.

— Ну тогда я не знаю, что делать. Только если тряпкой мокрой попробовать…

— Давай, — согласился Саня. Он взял с батареи тряпку, которой мы обычно протирали столы, и вышел из кабинета. Вскоре он вернулся, неся уже мокрую тряпку — наверное, намочил ее из-под крана в раковине в туалете, — и бросил ее мне.

Я поставил ведро себе на колени и начал усиленно тереть надпись. Дверь в кабинет открылась, и в кабинет вошла Настя:

— Привет еще раз, ребята, — поздоровалась она. — Чаем не угостите?

— Да легко, — улыбнулся Саня и щелкнул кнопкой включения чайника. Тот немедленно зашумел.

— Классно, — сказала Настя. — Кстати, Саш, ты уж прости, но я вообще-то к Пашке пришла.

— Нормальный ход, — проворчал Саня.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Настя. — Я из-за Сыкина.

— Не повезло мужику с фамилией…

— И не говори. Ему вообще по жизни не повезло. Только вот застряла я с ним…

— Все отбрыкивается? — спросил я, продолжая натирать надпись на ведре. Толку не было, но упорство и труд — все перетрут, так меня учили.

— Ага. И ведь его уже опознали десяток пенсионеров. Все равно сочиняет какую-то ересь, пишет жалобы на меня, на сотрудников ФСИН. В СИЗО от него уже воют.

— Я вообще не понимаю, зачем я тебе, — проворчал я. — Вина Сыкина доказана, передавай дело в суд, чего ты мучаешься?

Гражданин Сыкин, дело которого было поручено Насте, а потом и мне, был обычным мошенником. Вполне успешным, надо сказать. На его счету было двенадцать облапошенных пенсионеров. По крайней мере столько Настя нашла потерпевших. Сыкин, в общем-то, использовал одну из стандартных схем мошенничества, не пытаясь изобретать велосипед. Он представлялся сотрудником фонда взаимовыручки пенсионеров и под предлогом вступить в ряды этого фонда выманивал денежные средства — взнос за членство. Брал он всегда сумму не очень большую — две тысячи рублей. И исчезал. Чтобы появиться уже в другом районе.

Но на тринадцатом пенсионере Сыкину не повезло. И наверняка он теперь считает, что “тринадцать” — действительно несчастливое число. На тот момент, когда Сыкин решил пойти к тринадцатой жертве, участковые обошли практически всех пенсионеров и предупредили их быть бдительными — в Солнечном округе работал мошенник.

Тринадцатой и несостоявшейся жертвой Сыкина был пенсионер Матроскин, ветеран Великой отечественной войны. Едва Сыкин заговорил о своем мнимом фонде, Матроскин огрел его клюкой, повалил на пол и связал ремнем. Думаю, Сыкин был не меньше удивлен прытью ветерана, чем прибывший через несколько минут наряд из нашего отдела.

После того, как Сыкина взяли — не без помощи, конечно, ветерана Матроскина, — Настя нашла всех потерпевших и они опознали Сыкина как представителя фонда, что увел у них деньги. Но на этом история не окончилась. Сыкина определили в СИЗО, и там он стал всячески препятствовать следствию: то написал заявление на Матроскина о нанесении ему, Сыкину, побоев; то требовал заменить ему следователя… Много всякого он творил, всего и не упомнить. Но как я уже говорил, я не понимал, почему Настя медлит с передачей дела Сыкина в суд. Его вина была неоспорима, пора было заканчивать эту историю. Но Настя медлила. Возможно, поэтому Щукин отписал мне помочь Насте. Хотя чем ей помочь в этом деле, я вообще не понимал.

— Сама не знаю, — пожала плечами Настя. — А что ты делаешь? — она только сейчас обратила внимание на мое занятие.

— Это не то, что ты подумала, — быстро произнес я, мгновенно поняв, что она могла подумать. Представляете, какую она неодназначную сцену увидела, пока я тер ведро тряпкой под столом.

Саня тоже мгновенно все понял и тут же решил немного приколоться.

— Ты, Настя, еще фон его рабочего стола не видела, — сказал он со смешком.

— Блин, — только и смог выговорить я. И почему я не убрал эту злосчастную картинку с рабочего стола?

— Ой, — Настя прошла к моему столу и заглянула в экран компьютера. И покраснела.

— Надеюсь, все же это не то, что можно подумать, — произнесла Настя.

— Я тер ведро! — воскликнул я, поднимая ведро с колен и ставя его на стол. — А твою фотку мне на рабочий стол фоном поставил твой Саня, чтобы надо мной поиздеваться!

— Ха-ха-ха! — засмеялась Настя спустя несколько секунд молчания после моей отповеди. — Ой, не могу! Хах-ах! Тер ведро…

Осознав, что ляпнул и правда нелепость, я засмеялся тоже. А Саня уже давно трясся от смеха, положив голову на стол.

Хорошо посмеявшись, мы продолжили обсуждение вопроса с Сыкиным. Только ничего из этого не вышло. Даже Саня не понимал, почему Настя не направляла материалы дела Сыкина в суд. Поэтому Настя решительно сменила тему разговора:

— А зачем ты трешь ведро? — спросила она. После чего последовал новый взрыв смеха. И я ответил ей далеко не сразу.

— Пирогову знаешь? — Настя кивнула. Не знать Пирогову — это преступление. Наверное, весь наш отдел ее знал благодаря истории с ведром. — Так вот, мы нашли ее ведро!

— Да ну? — Настя прочитала надпись на боку ведра. — А мне кажется, что это Клавдии Семеновне принадлежит.

— Ну да, она лично нам его вручила, прежде чем мы его украли.

— Вы хотели украсть ведро у Клавдии Семеновны для Пироговой?

— Да, — кивнул Саня.

— Ну вы… Хотя о чем я говорю. Это же вы… Чей был план? Можете не отвечать, конечно. Я и так знаю, что твой, Саня.

— А вот и нет. Это Паша придумал.

— Паша? — удивленно взглянула на меня Настя.

— Что? — развел я руками. — У меня другого выхода не было. Мне эта Пирогова с ее ведром вот где сидит, — указал я на горло.

— М-да, — протянула Настя, переводя взгляд с меня на Саню. — С кем поведешься, от того и наберешься…

— Эй, а я тут вообще при чем?

— Ладно, давайте лучше подумаем, чем стереть эту надпись, — произнес я. — Мокрая тряпка толку не дала… Настя, есть мысли?

— Пожалуй, есть, — вздохнула Настя. — У меня очиститель для лака есть, может, попробуем им?

— Неси!

Настя ненадолго ушла, чтобы вернуться с дурнопахнущей жидкостью, которую она называла жидкостью для снятия лака. Я едва не задохнулся, когда Настя открыла флакон, облила из него ватный диск и стала протирать надпись на ведре. Саня же, к моему удивлению, чувствовал себя вполне сносно.

— Что? — развел он руками в ответ на мой изумленный взгляд. — Я каждый вечер дома это нюхаю. Уже привык.

Надпись на ведре сдаваться, судя по всему, не собиралась, но все же Настя ее победила. И понадобилась ей для этого минут десять, не больше. Надпись была стерта, ведро помыто и вновь водружено на мой стол.

— Можешь звонить Пироговой, — гордо произнесла Настя. Я кивнул, протягивая руку за телефонной трубкой, как вдруг Настя спросила:

— А это что? — она взяла зашифрованную записку.

— Это? Заявление, — совершенно серьезно ответил я.

— Да ну?

— Ага, — кивнул Саня. — Заявление от анонимного лица о готовящемся убийстве некоего гражданина Н.

— Дурите? — усмехнулась Настя. — А может, это ты, Пашка, Наташке любовное послание написал? Паша, как ты мог? Я же ревную, — она практически слово в слово повторила тоже самое, что не так давно сказал об этой записке Саня.

Не знаю почему все думают, что Наташке может понравиться какая-то зашифрованная записка, пусть даже с признанием в любви. Не любит она этого. Прямоту любит. А еще цветы полевые, бальные танцы и театр. Любит посидеть на улице под дождем, чувствуя, как капли дождя стекают по волосам. Много чего она любит. Но это когда она не на работе. На работе ей любовные послания, хоть зашифрованные, хоть нет, и даром не сдались. А вот преступление, улики… Это она с радостью…

Откуда я это знаю? Так Наташу я знаю уже давно. Мы соседи. В одном доме живем, на одной лестничной площадке. Это ее я в детстве таскал за косички и похищал на велосипеде, это она меня тыкала носом в песочницу и прикрывала меня от отца, когда я курил свою первую сигарету. Только никаких чувств, кроме дружеских, я к Наташе не испытываю, вы не подумайте. Хотя… Не знаю...

— Нет, это правда заявление от неизвестного про убийство. Мы с Саней его расшифровали.

— Интересно. И что в нем сказано?

— Сама посмотри, если не веришь, — усмехнулся ей, уступая ей место за своим компьютером.

Некоторое время Настя читала и перечитывала это “заявление”, потом произнесла:

— И что будете делать?

— Сами не знаем, — пожал плечами Саня. — Ты знаешь улицу Петра Великого?

— Нет, никогда о такой не слышала. А вы?

— И мы тоже. В этом загвоздка.

— А у Федотыча или Петрова интересовались?

— Нет, — покачал я головой. — Я с Федотычем сегодня виделся, но не спросил. Еще не знал расшифровки. А после… Сам хочу узнать.

— Все-таки мне кажется, лучше спросить у них. Или в архив обратиться.

— Вот последнее можно. Только в какой архив?

— В администрации города. Они же названия улицам дают. Может, и сохранилась где информация об этой улице.

— Настя, у тебя же подруга в администрации работает, может, ее попросишь посмотреть?

— Зачем? Составим официальный запрос…

— И как ты Федотычу объяснишь, зачем тебе эта улица?

— Вы что, о записке Федотычу ничего говорить не собираетесь?

— Да, — хором ответили мы с Саней, переглянувшись.

— Ладно, — вздохнула Настя. — Тем более, что это чей-то розыгрыш. Незачем пока беспокоить Федотыча.

— Правильно мыслишь, — улыбнулся Саня. — Так позвонишь подруге?

— Хорошо, хорошо, — Настя достала из кармана смартфон и, быстро найдя нужный контакт, затрещала в трубку:

— Привет, Катюша, солнце. Как дела? Давненько с тобой на шопинг не выбирались… Слушай, я тут звоню по одному поводу… Короче, я с Сашкой поспорила, что была у нас в городе такая улица: Петра Великого. Петра Великого, да. Но доказательства нужны. Можешь взглянуть в архивах. Деньги на кону. Да, да. Я с тобой поделюсь, если есть такая все-таки улица. Ладно, пока.

Закончив разговор, она повернулась к Сане:

— Ты мне денег должен.

— Это еще почему?

— Спор. Сам слышал.

— А вдруг такой улицы никогда в городе и не было?

— Не важно. Все равно должен.

Саня в ответ только молча усмехнулся и демонстративно занялся своими бумагами.

— Ладно, ребята, я вам помогла, пойду работать дальше. Удачи вам с Пироговой, — Настя поднялась со стула и направилась к выходу из кабинета.

— Спасибо, — искренне ответил ей я. — А ты не тяни с Сыкиным, пусть сядет уже…

Настя ушла, а я взялся за трубку телефона — все-таки нужно было сообщить гражданке Пироговой, что дело о краже ее ведра раскрыто и ведро найдено.

— Гражданка Пирогова? — произнес я, услышав ее голос из телефонной трубки, и, дождавшись подтверждения, продолжил: — Это следователь Томин. Вы не могли бы прийти?

— А что-то случилось? — спросила Пирогова.

— Да. Мы закрываем ваше дело…

— Но почему? — воскликнула Пирогова, перебив меня. — Вы же не нашли мое ведро! А все пытаетесь завернуть мое заявление! Я буду жаловаться!

— Успокойтесь, я по другому поводу, — твердо произнес я, пресекая поток обвинений от Пироговой в мою сторону. — Мы нашли ваше ведро. Поэтому-то вы и нужны мне сегодня в отделе…

— Как нашли? — удивление так и сквозило в голосе Пироговой.

— Вот так, нашли. Так вы придете?

— Да, да, конечно! Спасибо вам, дорогой мой Томин!

— Ладно, ладно вам, это наша работа все-таки.

— Все, я уже бегу к вам!

Положив трубку, я с скорбным вздохом взглянул на Саню. Тот в ответ ухмыльнулся и показал мне большой палец. После чего произнес:

— Знаешь, Паша, а может, Настя права? Сходи к Федотычу или Петрову, спроси за улицу эту, — видно было, что улица Петра Великого никак не могла оставить в покое Саню.

— Зачем? Скоро подруга Насти же все расскажет, есть ли такая улица или нет.

— Да, блин, Паша, я не могу ждать! Интересно же!

— Ладно, ладно, схожу к Петрову. Все равно надо было мне сходить. Решить вопрос по Катенко.

— Вот, вот, сходи. Все польза будет. А Пирогова придет, я ее задержу, помурыжу немного, пока ты не придешь.

Я махнул рукой и, встав из стола, вышел из кабинета. В целом, Саня был прав. Нужно было действовать, а не ждать. Все-таки дело могло быть серьезным. Промедли мы, и убьют какого-то гражданина Н., а мы все еще будем гадать, где улица Петра Великого…

Кабинет Петрова, заместителя начальника отдела, был рядом с кабинетом Федотыча.

Петров Эльдар Хасанович был очень интересным человеком. Был участником Афганской войны, служил в Карабахе, ползал по Аргунскому ущелью во времена обеих Чеченских кампаний. В общем, был боевым офицером. Но вышел срок его службы отечеству. Двадцать пять лет он защищал нашу страну, а государство обошлось с ним так, как обычно оно расправлялось с такими, как он: выбросило на помойку. Но Петрову повезло. Каким-то неведомым мне образом он стал полицейским. И не абы кем, а сразу попал в руководство. Опыта полицейской работы у него не было, но вот в управлении были друзья. Так говорили. И они, друзья, ему помогли.

Но хоть Петров попал в наш отдел по блату, но дело свое знал. Он заведовал оперативной работой, патрульно-постовой службой, хозяйственной частью, дознавателями и, конечно, нами, следователями. Доставалось, если мы в чем-то косячили, нам прилично. Так что мы старались не косячить. И когда у нас это получалось, Петров преображался. Он был в курсе всех личных дел всего личного состава, всегда мог поддержать, направить, даже просто поболтать за кружечкой чая или чего покрепче. В отделе у нас Петрова, в общем, уважали. И даже немного побаивались.

Я постучался в дверь и заглянул:

— Эльдар Хасанович, можно?

— Заходи, Паша. Какие-то проблемы? Или просто так, поздороваться заглянул?

— Проблемы есть. Но и поздороваться не грех, — ответил я, входя в кабинет Петрова и присаживаясь.

— Рассказывай.

Кабинет Петрова — это что-то совершенно неожиданное для нашего отдела. Он не похож ни на один, которые я видел. Но если вы подумаете, что там везде военная атрибутика, то вы сильно ошибетесь. Да, Эльдар Хасанович отдал армии большую часть своей жизни, но хранить память о войне, которую он и без этого не мог забыть, он не жаждал. Хватало воспоминаний и без этого.

Когда я попал к Петрову в первый раз, сказать, что я был поражен, было бы неправильным. Я уже знал по рассказам сослуживцев, что там меня ждет нечто неожиданное, но даже не мог представить, что именно.

У меня было несколько вариантов того, что я увижу. С одной стороны, мне представлялось, что солдат до мозга костей заставил весь кабинет моделями танков и игрушечных солдат. С другой — иногда думалось, что привыкший к казарме человек оставил в своем кабинете только стол и стул для себя — кто-либо входящий к нему вынужден был бы в течение всей беседы стоять. Так или иначе, я не знал, как выглядит офис Петрова, и терялся в таких невообразимых догадках, что лучше всего было увидеть все самому.

В первый раз я вошел к Эльдару Хасановичу, когда мне понадобилась помощь с одним делом. Само дело было пустячным и нет смысла о нем подробно рассказывать. Тогда я еще был стажером и очень волновался, что могу накосячить. Вот я и обратился за помощью к старшему по званию, чтобы не биться с задачкой самому.

Вы когда-нибудь слышали анекдот про матроса, который испугался в шторм крика десяти тысяч кукол? Если бы вы зашли к Эльдару Хасановичу, вы бы поняли этого бедного моряка и никогда больше не смеялись над ним.

Особенностью убранства кабинета Петрова были куклы. Они были повсюду. Выглядывали из-под стола, таились на полках, лежали на стульях и жалобно стонали “Мама!”, когда случайно вы на них садились. Куклы были странной страстью Петрова и могли испугать любого до дрожи. По крайней мере, меня они напугали. Я потом долго не решался зайти к нему ещё раз.

Наверное, многие из вас сейчас подумают, что Петров — псих, каким-то образом попавшим в полицию. Но все не так. Эльдар Хасанович — нормальный мужик. Это вам кто угодно в нашем отделе скажет. А еще попытается немножко вас побить только за одно это предположение.

Куклы Эльдара Хасановича — это подарки его дочери. Которые он не успел ей привезти. Она умерла, пока он был в Чечне. Страшно умерла, но об этом у нас стараются не говорить. Чтобы не бередить раны...

Поэтому Эльдар Хасанович хранит теперь всех этих кукол . В память. И старается работать так, чтобы больше родители не хоронили своих детей. Он хороший человек. Многие из нас хотели бы быть такими же...

Я вошел в кабинет, сел на стул напротив стола, за которым сидел Эльдар Хасанович, и произнес:

— Эльдар Хасанович, у меня вот какое дело…

— Катенко? — перебил меня Петров.

— Да, — кивнул я. — Но вы откуда знаете?

— Федотыч звонил. Все твои доводы я уже знаю и так скажу: ты ошибаешься. Уж извини. Какое к черту хулиганство? Это разбой. Еще и с сопротивлением аресту… Ты, кстати, материалы по сопротивлению отправь в СК на проверку… Оружие не нашли? Я уже наряд отправил, чтобы еще раз осмотрели местность. Вдруг что найдут. Даже если не найдут, хватит показаний потерпевших. Не важно, чем Катенко угрожал, все равно факт того есть. Так что все, пойдет он по разбою...

— Но почему Федотыч тогда разрешил? — было немного обидно, но уточнить стоило.

— Он не сразу сообразил, что ты предлагаешь. Не о том у него мысли были. Да и любит он тебя, а ты, оболтус, пользуешься…

Вот от такого объяснения немного прифигел. Меня Федотыч любит? Какого хрена? Или он ко всем молодым так относится, с любовью отеческой?

— В принципе, ты молодец, что задаешь вопросы. Но некоторые моменты не должны вызывать у тебя сомнений. Понимаю, сочувствие. Но в нашей работе его не должно быть. Но ты же это переживешь?

— Конечно, переживу, — улыбнулся я. — Но меня еще один вопрос интересует…

— Сыкин, что ли? — удивленно посмотрел на меня Петров. — Или ведро Пироговой?

— Нет, с Сыкиным там все понятно, он просто сопротивляется. А Настя что-то тупит… По-хорошему, можно уже передавать дело в суд. Доказательств навалом, а его жалобы гроша ломанного не стоят…

— Тут как посмотреть, — усмехнулся Петров. — Вот Сыкин написал заявление на Матроскина о нанесении побоев? Написал. Должны ли мы его рассмотреть. Должны. И не важно, что побои эти, а они медициной подтверждены, были при задержании мошеннику совершены. Скажи мне, имеет ли право кто-либо наносить побои человеку, хоть и мошеннику? Тем паче его задерживать?

— Нет, не имеет…

— Но сделал. И потому мы это заявление должны рассмотреть, спросить нашего ветерана, какого хрена он бил так, что у преступника шишка на голове осталась. Ты, кстати, его вызывал?

— Нет.

— Вот! Хоть в этом не ошибся. Насколько помню, Знатко проверкой по этому делу занимается.

— Понятно… — произнес я. — Значит, будет возбуждено уголовное дело?

— Да какое уголовное дело, Паша? Сам будто не понимаешь…

Эльдар Хасанович немного помолчал и продолжил:

— Видишь, Паша, вся наша работа состоит из вот таких нюансов. Мы Матроскину, естественно, ничего не сделаем. Еще раз поблагодарим и пожурим немного. А если ты еще раз, Паша, посчитаешь, что можно посочувствовать преступнику, прости, заменим тебя нашим доблестным ветераном. Он неплохо справился… Думаю, и следаком будет хорошим, — в конце он улыбнулся, давай мне понять, что это была шутка.

— Да ладно вам, Эльдар Хасанович! Ладно, у меня последний вопрос. Тот, что я хотел задать, когда мы про Сыкина заговорили…

— Ну говори, не тяни кота за причинное место!

— Вы знаете, где у нас была улица Петра Великого?

— Петра Великого, говоришь? Да хрен его знает. Я же человек новый в городе, еще и нынешних названий не все знаю, а ты меня про старые спрашиваешь…

Вот об этом я действительно не подумал. И Сашка с Настей тоже. А ведь это правда же. Эльдар Хасанович никогда ранее не жил в нашем городе, и я даже не знал, откуда он родом.

— Ладно, тогда разрешите откланяться? — поднялся я со стула.

— Иди. И, надеюсь, ты меня, Паша, понял. Не пори горячку. В чем-то сомневаешься — спроси. Не у Шиповалова, он тот еще шалабол, а у меня или Федотыча. На крайний случай, можешь подойти к Щукину, — заметив, что я при упоминании последней фамилии скривился, словно мне лимона дали пожевать, Петров усмехнулся: — Щукин — язва, не спорю, но дело он знает свое крепко. А если к нему подход найти — вообще нормальный мужик.

— Да он меня закапывает, без вопросов. Из-за отца.

— А, это! Так он не хочет, чтобы ты загордился, вот и все. Федя к концу службы, говорят, невыносим был. Вот и Антоха боится, что тоже таким станешь. Я его понимаю. Нам ведь нормальные нужны, а не суперзвезды…

Донельзя удивленный и немного расстроенный я вышел от Петрова. Не хотелось ничего. И хотелось многого. Во-первых, зайти к Щукину и извиниться. Я же не знал, что мне он — отец родной. А потом набить ему морду, чтобы выбирал приемлемые формы воспитания.

Во-вторых, нужно было позвонить Знатко, узнать, что у него по проверке о побоях. Мало ли что Эльдар Хасанович говорит, вдруг Знатко вздумает работать?

В-третьих, нужно было съездить к Катенко в СИЗО. Еще раз допросить его, уточнить некоторые детали. А потом зайти в тот ларек, узнать, почему продавщица не опознала подозреваемого. Хоть и без нее доказательств его виновности хватает. Но все-таки надо уточнить.

И последнее, надо все-таки выяснить, что за улица такая — Петра Великого. С этим придется в наведаться в городской архив.

Хотя нет, это не последнее на сегодня. Нужно еще с ведром Пироговой закончить. Надеюсь, она уже пришла. Кстати, вот о чем не думал, так это о том, что какого хрена мы вообще занимаемся каким-то ведром? Ущерб по краже от пяти тысяч начинается, наших, деревянных, конечно. А тут ведро. Красная цена которому рублей двести, может, чуть побольше. И весь отдел на ушах стоит. Хрень какая-то получается.

Вот так размышляя и составляя дальнейший план действий, я прошел к своему кабинету. Попутно поздоровался с операми, спешно выдвинувшимся в сторону выхода и создавшим тем самым незапланированный затор. Надеюсь, они рванули из отдела из-за того, что животы уже подвело от голодухи. А не на какое-нибудь преступление. В последние дни их что-то много стало.

Напротив нашего с Шиповаловым кабинета скромненько, как и ожидалось, сидела Пирогова. Видимо, Саня не стал ее пускать, пока меня нет на месте. Только встретиться все-таки с ней в коридоре мне не очень хотелось. Хоть и надо было.

— Гражданка Пирогова? Индира Анатольевна? — обратился я к ней, напустив серьезный вид.

— Да, да, — подскочила она.

— Пройдемте.

Я открыл дверь в кабинет и пропустил ее вперед. Джентльмен хренов. Учитывая, сколько крови у меня лично и у всего отдела в совокупности Пирогова выпила, надо было бы ее этой дверью пришибить хорошенько. Так, на всякий случай. Но нельзя. Мы должны быть вежливыми и корректными.

Саня, едва увидев Пирогову, вошедшую в кабинет, принял рабочий вид. Говоря по-простому, он закопался в бумаги. У него, кстати, дел было втрое больше моего. Немудрено, что порой его даже не видно было за ними.

— Проходите, присаживайтесь, — произнес я, вновь показывая свою вежливость, зайдя в кабинет за Пироговой следом.

Та молча кивнула, покосилась на Саню, хмуро грызущего карандаш, и юркнула на стул перед моим столом.

Я прошел за свой стол, сел, ткнул компьютер, чтобы тот ожил, и взглянул на Пирогову. Та немного нервничала, оглядывалась по сторонам, быстро и осторожно поворачивая голову из стороны в сторону, и на ее лице медленно проявлялось удивление. Это настораживало.

— Вот, — я поставил на стол ведро. — Узнаете, гражданка Пирогова?

— Неужели нашли? — удивленно воскликнула та в ответ.

— Да, — кивнул я с серьезным видом. Саня за своим столом старательно сымитировал смех под кашель.

— А грабитель?

— Не извольте беспокоиться, уже в Сибири, — ответил я и развел руками: — Простите, но в интересах следствия мы не имеем права разглашать его имя.

— Вот же вы какие молодцы, сыночки, — покачала головой Пирогова, умиленно смахнув несуществующую слезу. — Ведь можете, когда хотите, а?

— То есть вы признаете, что это ведро — ваше, так? — спросил я.

— Конечно мое, а чье же еще? — улыбнулась она.

— Прекрасно, тогда подпишите вот здесь и здесь, — я быстро сунул ей в руки ручку и бумаги. Она расписалась там, где было указано, и я радостно выдохнул, не обращая внимания на её удивленный взгляд. Оставалось совсем немного потерпеть и доиграть эту комедию.

— Я могу забрать ведро?

— Да, несомненно, — улыбнулся я.

— Товарищ следователь, а где же все остальное? — неожиданно спросила меня Пирогова.

— Остальное? — тупо переспросил я.

— Ну да, остальное. Вы же ворюгу поймали, так остальное украденное где?

Я молча выудил из папки заявление и перечитал. После чего умоляюще уставился на Пирогову.

— Что, не нашли? — воскликнула она. Саня за своим столом искусно скосплеил крота — закопался так глубоко, что даже макушки не было видать. Я продолжал молча глядеть на Пирогову, изредка переводя взгляд на ее заявление. Как мы вообще могли прошляпить, что там не только ведро, но и несколько лопат, грабли и лейка? И ведь никто этого не заметил. Все зацепились за ведро.

— Знаете что? Я жалобу на вас напишу! Прокурору! Чтоб не смели пожилых людей таскать по пустякам. И ведро это не мое! — разоралась Пирогова. — И не смейте больше мне звонить, пока все не найдете! Иначе сами в Сибирь свою отправитесь. Пешим ходом!

— Хо-хорошо, — кивнул я. — Индира Анатольевна, вы свободны.

Схватив ведро, Пирогова поднялась на ноги, еще раз обложила нас с Саней матом и вихрем умчалась прочь из кабинета.