Родственные души (гет)

Ками-сама, как же Энджи всё это бесило!

Бесила Леди Печать, которая оказалась удивительно злопамятной и мстительной женщиной. Возможно, на это были основания. Возможно, Старателю стоило хотя бы иногда быть сдержанней. А ещё Тодороки нужно было внимательнее отнестись к словам своей помощницы о политике Комиссии в отношении ущемления прав женщин. Как итог: очередной рапорт с жалобой о недопустимости его действий, двенадцать часов принудительного посещения штатного психолога Комиссии и стойкое желание придушить одну маленькую заразу.

Бесили и тупые правила Комиссии. Каким образом, скажите, пожалуйста, Старатель должен был стать спокойнее от потери такого количества времени? Не говоря уже о том, что после этих встреч с недопсихологом уже самому горе-специалисту нужна была помощь. Понабирают не пойми кого, а потом ещё и возмущаются. Ну, спалил он во время сеанса парочку диванных подушек, можно подумать… Даже не орал же. Почти.

Бесил преступный непрофессионализм окружающих. С это каких пор в Японии стало можно просто упасть с неба и заявить, что ты ничего не помнишь? Ладно, допустим, стажёр сделал все правильно и отвёл — хотя, скорее, приволок — Сакуру в агентство. Но почему дальше она отправилась в ЮЭй вместо Комиссии? Если у Харуно действительно амнезия, в чем Старатель сомневался, то Исцеляющая Девочка — не панацея, были и точечные специалисты, работающие непосредственно с мозгом. Хотя его как раз у Камнеруки похоже и не было. Как он ещё вообще лицензии не лишился?

Бесил пронырливый Незу. Нет, конечно, Тодороки понимал необходимость обзавестись дополнительным штатным медиком, но это не повод был пренебрегать государственной безопасностью. Что, если она не та, за кого себя выдавала? А если и та, то какого черта? Старателю в агентство хороший медик нужен был не меньше, а то и больше.

Вместо этого он получил изначально злобно настроенного чихуахуа, выговор с отработкой у психолога и неприличный жест на прощание.

Бесило, что подделать метку родственных душ невозможно, и это чертова суровая реальность. За всю историю только однажды у человека была причуда, которая при физическом контакте могла проявить имя, но не больше. Как учёные только ни пытались, но влезть в это таинство у них так и не вышло. Зато влезть вышло, лет сто назад, у обиженного жизнью повстанца, но, правда, не в механику происходящего, а в конституцию, где теперь легко можно было найти свод законов о защите связи родственных душ. Потому что нельзя разлучать двух идеально подходящих людей, родственные души — идеальная команда, это судьба, веление Ками и далее по списку. Старателя от этого бреда откровенно тошнило.

Потому что больше всего его бесила как раз Сакура Харуно. Во-первых, откуда она вообще взялась? Почему её не было ни в одной базе данных, когда причуды исцеляющего типа очень даже ценились, а их носители часто получали длительные рабочие контракты ещё на первых курсах. Да будь она даже гражданкой другой страны и, по стечению обстоятельств, жертвой несчастного случая, уже поступил бы запрос на её имя. Хорошие медики с неба не падали, во всех смыслах этой фразы. Что-то тут не сходилось…

Во-вторых, её поведение в целом было странным. Какая девушка в здравом уме станет так реагировать на любезно предлагаемую ей судьбой родственную душу? Тем более, он же не косой, не хромой, не злодей. Не то чтобы Тодороки было обидно, что им настолько явно пренебрегали, но, блин, какого дьявола?! Одна замуж, видите ли, не хотела, вторая даже не давала нормально объяснить, что ему вообще от неё нужно.

Задумчивый взгляд зацепился за помощницу, с которой они уже битый час разбирали документы. Старатель хмыкнул и строго спросил:

— Скажи мне, Жжение, гипотетически, если бы я предложил, ты бы согласилась вступить со мной в брак?

Кофе, который до этого пила помощница, совершенно не гипотетически оказался на ее блузке и столе, а сама девушка в ужасе выпучила глаза, задергалась и, видимо, не придумав ничего лучше, изобразила свою мгновенную кончину.

Тодороки закатил глаза. Прекрасно, просто прекрасно. Ладно, хоть после её спектакля не придется терять по два часа каждый день в течение рабочей недели. Но, возвращаясь к Харуно, нужно было как-то решать его проблему. Когда вчера вечером Энджи вновь попытался убедить родителей Рей, что его предложение всё ещё актуально, чета Химура его и слушать не пожелала. Все возражения, что Сакура сама не хотела с ним общаться, тоже не стали убедительным аргументом.

«Конечно, девушка обижена, потому что знает, что ты собирался жениться на Рей, но вот потом…»

Это было бы даже смешно, если бы не было так грустно. Если даже забыть их первую встречу, после которой он вынужден был неделю ждать, пока хоть чуть-чуть утихнет желание придушить Сакуру, то все равно ни о каком «потом» и речи быть не могло. Когда они встретились во второй раз, та только радостно поздравила его с предстоящей женитьбой, подчеркнув, что это мудрое решение, так как вся эта связь родственных душ — сомнительное дело, и нужно самому строить свою жизнь. Тодороки настолько опешил от этого заявления, что упустил момент, когда Харуно скрылась в одном из кабинетов ЮЭй. У него не было времени её искать, поэтому Энджи решил, что вернется вечером, и тогда уже он сможет объяснить ситуацию.

Только после этого ни вечером, ни на следующий день, ни позже поговорить с Сакурой не удавалось. Создавалось впечатление, что та будто чувствует его приближение и зачем-то сознательно прячется. Но зачем? Старатель являлся умным человеком и способным аналитиком, но даже для него некоторые вещи оставались загадкой. Например, почему, когда он всё-таки смог поймать Харуно, она вдруг тяжело вздохнула и уставилась на него.

— Послушай! Ты должна мне…

— Нет, это ты меня послушай! — раздражённо рявкнула в ответ Сакура. — Я тебе ничего не должна! И если ты не перестанешь меня преследовать, то мне придется принять меры.

А затем гаденько фыркнула и сузила взгляд. Наученный прошлым опытом, Тодороки глубоко вздохнул и изо всех сил постарался сдержаться, предчувствуя очередной спектакль с криком и визгом и последствиями в виде нового рапорта и потерянного времени. Но это не произошло. Прозвучало лишь: «Смотри, как я умею» — а следом сначала её щека вдруг стала ярко-красной, такой… Вот дерьмо! Эта гребаная щека стала такой, как будто по ней только что хорошо съездили. Сразу же после этого на шее Сакуры вдруг стали проступать пятна, удивительно напоминающие синяки, как если бы их оставили пальцы чьей-то огромной руки. И, вишенкой на торте, на нижней губе проступила пара капель крови.

Оху… крайне изумлённый Старатель только и мог, что судорожно вспоминать, где висят ближайшие камеры, попутно надеясь, что на них достаточно подробно было видно все происходящее. Потому что это уже был не рапорт, а полноценная статья и непоправимый урон репутации, независимо от того, сможет ли он доказать свою невиновность. Пресса и так его не сильно любила, это если цензурно сказать, и Энджи даже не представлял, какой резонанс вызовет подобная новость. Сакура же, по всей видимости, оказалась удовлетворена реакцией и расслабила лицо, на котором начал исчезать красный след, а на шее быстро светлели синяки.

— Ну, вот и поговорили, Тодороки-сан. Удачи!

Старатель не стал её останавливать. Ему абсолютно точно нужно было больше времени. Пришлось в тот вечер вынужденно признать, что девицей, полной иллюзий, Сакура Харуно однозначно не являлась. Чихуахуа оказался не только злобным, но ещё и коварным и расчётливым. Как же бесило! Чего она вообще добивалась? И как он должен был договариваться, если она практически в каждую их встречу сначала доводила Энджи до белого каления, а затем устраивала театр одного актера?!

Сейчас же Тодороки думал, что из каждой ситуации есть выход. Он собирался стать героем номер один, символом мира, так что и с такой мелочью легко разберётся. Правда, всё, что до этого приходило на ум, как-то совсем не вязалось с его образом героя. Но, если он сам не справляется, нужно, чтобы ему помог кто-то более компетентный в этих дурацких женских штучках.

— Скажи-ка мне, Жжение, — вновь обратился к помощнице Старатель.

Та настороженно покосилась и, не дожидаясь продолжения, решила сразу притвориться мертвой. Тодороки раздражённо зарычал, и она вернулась в прежнее положение, хотя подозрительность с её лица никуда не делась.

— Скажи-ка мне, Моэ-чан. Как прийти к консенсусу с несговорчивой девушкой?