Месть сладка (гет)

— Думаете, он ей скажет? — спросил Блейз у двух женщин, стоящих спиной к окну и пристально вглядывающихся в чашу с водой. Светлокожая девушка подняла глаза, сверкнув лукавым огоньком и одарив мужчину загадочной улыбкой.

Усмехнувшись и отбросив с лица выбившуюся прядь, она сказала:

— Если Драко не передумает, то Грейнджер никогда не узнает. В конце концов, решит, что он просто сошел с ума, и его предложение — всего лишь шутка. — Девушка обогнула стол и подошла ближе.

— Блейз.

Итальянец даже не потрудился взглянуть на нее.

— Лаванда.

Она фыркнула и легко уселась на подлокотник кресла, повернувшись лицом к нему и перекинув свои золотистые волосы через плечо. Ее рука легла на плечо Блейза, стиснув его с непривычной для женщины силой. Но итальянец все так же смотрел невидящим взглядом в пустоту, и Лаванда от волнения сжала губы.

— Мы предвидели это, Забини. Если это будет продолжаться...

Блейз, наконец, повернул голову и сердито уставился на нее.

— Если две выскочки, возомнившие себя провидицами, смотрят в лужу грязи, это еще не означает...

— Не стоит недооценивать силу гадания, Забини! — прервала его Парвати. — Ты сам рассказал нам... и видел, что случилось с Малфоем после встречи. А сейчас... сейчас ты видишь результаты. — Ухмыляясь, она провела рукой над чашей с водой, а Блейз поморщился.

— Но ведь все прошло. И было в порядке, пока он не вернулся, и не вступил в силу этот дурацкий закон. Если бы...

Лаванда резко вскинула руку, останавливая его на полуслове.

— Если бы да кабы... Бессмысленно рассуждать, когда все уже произошло.

Блейз опустил голову и не стал возражать, несколько минут раздумывая над сказанным.

«Что ж, этого следовало ожидать! Глупо было бы думать, что можно убежать от собственной судьбы. Конечно, можно сидеть и рассуждать, что только собственные поступки определяют нашу жизнь, но в конечном итоге получается, что путь уже выбран за нас...»

Блейз резко вскинул голову.

— Почему Драко? Почему Грейнджер? Почему не кто-нибудь другой? Мерлин, Драко уже достаточно настрадался; он, по крайней мере, заслуживает того, чтобы любить женщину, с которой собирается провести остаток своей жизни. Он заслуживает той, кто будет любить его...

— Гермиона будет.

Мужчина скептически взглянул на провидицу.

— Грейнджер? — недоверчиво хмыкнул он. — Скорее, она постарается превратить его жизнь в ад...

Лаванда пожала плечами.

— Не думаю, что слизеринец не сможет постоять за себя. А уж Малфой тем более.

Блейз замолчал, пытаясь взглядом донести до блондинки всю несостоятельность её видений. Светловолосая девушка проигнорировала его попытки, ее глаза заволокло легкой дымкой, словно она всматривалась в будущее, а потом Лаванда улыбнулась Парвати.

— В конце концов все получится. Точно получится. Хотя это будет и нелегко...

Сардоническая улыбка искривила черты Блейза, и, сложив руки на груди, он пренебрежительно произнес:

— Вы же сказали, что нет абсолютно фиксированного будущего. Что есть множество путей к одной и той же судьбе, а теперь утверждаете, что рано или поздно все будет хорошо?

Обе женщины пожали плечами.

— Интуиция, — ответила Парвати, сымитировав позу Блейза.

Итальянец пристально смотрел на обеих женщин, его губы с каждым мгновением становились все тоньше. Наконец, не говоря ни слова, он встал и направился к двери. Прежде чем он успел уйти, Парвати окликнула его:

— Не торопись, Блейз. Я знаю, у тебя остался еще один вопрос.

Мужчина неуверенно задержался на пороге двери, а потом оглянулся.

— Сны Драко. Сицилийский провидец посылает их... то есть... не мог ли он послать их ему?

Парвати улыбнулась ему доброй материнской улыбкой.

— Сны — это не творение прорицателя; их может создать лишь сновидец.

________________________________________

— Ну, ты был прав.

Он поднял бровь.

— Да? И что же они сказали?

— Сны — это не творение прорицателя; их может создать лишь сновидец.

Драко гладил черную как полночь гриву арабского скакуна, на котором сидел верхом, помахивая хлыстом в руке.

— Так и знал. Мутящие воду маленькие сучки! Они дали какой-нибудь конкретный совет или хоть что-нибудь, что могло оказаться полезным?

Блейз неопределенно дернул плечом.

— Только что ты должен рассказать ей.

Блейз вздрогнул от внезапного смеха друга и пристально посмотрел на него. А Драко с места пустил жеребца в плавный галоп и умчался вперед, оставив пораженного итальянца плестись сзади.

Столь редкая для Уилтшира хорошая погода заставила двух мужчин покинуть прохладные пределы поместья. Драко, с его недавно обретенной страстью к конному спорту, спешил опробовать великолепного арабского скакуна, которого он приобрел спустя лишь несколько дней после возвращения.

— Не думаю, что стоит! — крикнул Драко через плечо и натянул поводья, разворачивая коня к рассерженному волшебнику, который едва держался в седле. До этого дня Блейз ни разу не ездил верхом.

— А почему нет? Ты слышал, что сказали Патил и Браун... Ты что ли нарочно пытаешься сделать себя несчастным?

Обсидиановый конь поравнялся с каурой лошадью Блейза. Драко погладил своего жеребца, ухмыляясь другу.

— Я не говорю, что никогда не скажу ей... Просто... Мне хотелось бы уравнять шансы... Чтобы, когда правда выплывет наружу, Грейнджер понимала, насколько она меня мучает.

Итальянец разочарованно застонал, устало потирая глаза и откидываясь в седле.

— Мучает? Поверь мне, я страдал еще больше, — воскликнул Блейз, запустив руку в волосы. — По-твоему, ты единственный, кто страдал от этих снов?

— О, да! Ты ходил всегда таким расстроенным...

— Твои дикие мечты, — резко прервал его Блейз, — делали тебя неимоверно агрессивным и раздражительным следующим утром, что означало для меня бесконечные часы уклонения от бладжеров!

На лице Драко не было и следа раскаяния, когда он мрачно улыбнулся, не удостоив ответом комментарий Блейза.

Итальянец и не ждал ответа, просто стиснув зубы.

— Так ты планируешь отправить чопорной Грейнджер немного грязных видений? Тебе не кажется, что это немного... не этично... — он замолчал на мгновение, а потом лицо озарила озорная улыбка. — Я могу помочь?

Драко усмехнулся, нетронутые белые зубы сверкнули хищной улыбкой.

— Не надо... Я уже об этом позаботился.

________________________________________

В доме было непривычно пусто, когда она вернулась. Странное сочетание маггловской техники и волшебных приборов встретило ее гробовым молчанием, таким гнетущим по сравнению с привычным хаосом и веселым смехом семейства Уизли. Но нет... Она больше не будет с Уизли... Будь она проклята, если вернется к нему.

Ее накрыло безысходностью как волной. Тихо прикрыв за собой дверь и сбросив туфли, Гермиона сползла на пол возле двери, закрывая глаза рукой от раздражающе веселого полуденного солнца.

Посидев так несколько минут, Гермиона прошла в кухню, где ее взгляд упал на груду министерских папок с потенциальными мужьями. В отчаянии она сбросила все папки со стола и присела на скамью. Ну неужели это преступление — хотеть мужа, которого она могла бы хотя бы уважать, если не любить?!

Ни один из потенциальных кандидатов ей не нравился. Если мужчина мало писал о себе в анкете, она считала, что он специально что-то замалчивает, а если расписывал все без утайки — то наверняка хвастается. И не находила среди этих анкет золотой середины.

Гермиона жалобно всхлипнула. Она даже не хотела выходить замуж! Ведь она не любила... не любила ни одного из них... Хотя... Гермиона Грейнджер обожала Рональда Уизли всеми фибрами своего существа. Она любила его так долго, что уже не могла отделить свои счастливые воспоминания о Хогвартсе от счастливых воспоминаний о нем.

Он казался чем-то обязательным и неизменным в её жизни; человеком, чей путь был настолько переплетен с ее собственным, что она и мысли не допускала, что они могут расстаться. Когда они только начали встречаться, их отношения казались ей сладкими и насыщенными, словно она объедалась персиками в розовом саду. Рон сочетал в себе все, о чем девушка могла только мечтать. Ее парень был добрым, отзывчивым, внимательным, он заставил ее чувствовать себя самой любимой. И самой красивой... Чувствовать то, чего она раньше никогда не испытывала.

Подобно кривому зеркалу, металлическая поверхность тостера отразила взлохмаченные волосы и некрасивые черты. Гермиона легонько коснулась пальцами холодного металла и резко отдернула руку. Мерлин... Она была так счастлива! Она стала бы прекрасной женой; она любила бы его, словно он — совершенство. И подарила бы абсолютную преданность, которой Рон Уизли, как выяснилось, совершенно не достоин.

Ее лицо потемнело в мгновение ока.

Воспоминания затопили ее сознание. Она видела прямо перед глазами, как этот ублюдок трахал блондинистую ведьму на своем любимом кожаном диване. Она отчетливо помнила самодовольный взгляд этой сучки, по которому легко можно было догадаться: все это продолжается уже давно.

Желчь подступила к горлу.

Он продолжал входить в эту смазливую дуру, даже когда заметил ее в комнате, и разлившийся по щекам румянец, как знала Гермиона, говорил о том, что этот подлец даже кончил. Рональд Билиус Уизли имел наглость смотреть ей в глаза, пока трахал другую женщину!

— УБЛЮДОК! — Крикнула она в пустоту комнаты.

— ЧЕРТ БЫ ТЕБЯ ПОБРАЛ! БУДЬ ТЫ ПРОКЛЯТ! ПРОКЛЯТ!

Гермиона почувствовала, как злые слезы текут по лицу. Какой же надо быть дурой, чтобы доверять таким мужчинам, как он. Ведь все было так очевидно! Рональд Уизли наконец вышел из тени Мальчика-Который-Выжил, добился заслуженной славы как игрок квиддича, и впервые в жизни внимание публики всецело принадлежало ему.

Это началось вскоре после его первых побед в квиддиче. Она думала, что в этом нет ничего страшного, ведь профессиональный квиддич — требовательный спорт, и задержки из-за тренировок — это стандартная практика. А потом... Он начал засиживаться с друзьями в баре, якобы отдыхая после трудового дня... А бывали ночи, когда он и вовсе не приходил домой...

Гермиона отказывалась думать плохо о Роне, намеренно игнорируя все подозрения, что возникали в ее сознании.

Она так слепо была ему преданна. Она так чертовски сильно любила его.

И он предал ее.

Лжец.

Мошенник.

Бессердечный ублюдок!

Девушка резко встала со скамьи и вытерла рукавом глаза, не обращая внимания на грубый материал, оцарапавший нежную кожу щек. Нет... Гермиона никогда не станет его жертвой снова, никогда больше не опустится до него!

Она хотела отомстить, и что могло быть лучше, чем показать Уизли, кого он потерял... кого никогда не заслуживал.

Решительно вытерев глаза, Гермиона подняла ближайшую папку из валяющихся на полу с твердым намерением выбрать себе мужа.

Он был блондином...

...блондином...

Малфой.

Идиот. О чем он, спрашивается, думал, предлагая ей выйти за него замуж? Неужели эти годы за границей полностью затуманили его разум? Мерлин... От маниакальной одержимости чистокровностью до магглолюбия...

Она не знала, что думать после краткой дискуссии в книжном магазине... Ну, на самом деле это не было дискуссией, больше походило на перепалку с Драко, прочно прижавшим ее своим телом к ближайшему книжному шкафу.

Драко уверял ее, что она выйдет за него замуж; Гермиона же настаивала на том, что скорее съест гиппогрифа с потрохами, чем согласится.

Драко Малфой рассмеялся и проигнорировал ее протесты. Он просто шагнул ближе, коснулся носом изгиба ее шеи и глубоко вздохнул, обжигая кожу горячим дыханием.

К счастью, пожилой хозяин магазина, не осознавая этого, пришел ей на помощь, и при первой же возможности Гермиона аппарировала прочь, схватив свои вещи, а упавшая книга так и осталась лежать на толстом ковре.

Вконец смутившись, она аппарировала на пустую поляну, не в силах вспомнить, как вернуться в свою квартиру. Несколько минут она глубоко дышала, чтобы успокоиться, а потом долго и истерично смеялась. Когда она, наконец, пришла в себя, то вернулась домой, где ее накрыл новый приступ истерики, но только на этот раз уже из-за другого человека.

Громкое уханье прервало ее размышления, и Гермиона от удивления уронила папку на стол. Подняв голову, она обнаружила великолепного темного филина, который пристально смотрел на нее проницательными глазами. Он вытянул вперед свою лапу, показывая письмо, привязанное зеленой лентой.

Поколебавшись, она потянулась вперед и погладила красивую птицу. Филин не издал ни звука, стоял абсолютно неподвижно, его лапка была все еще поднята, терпеливо ожидая ее действий. Обреченно вздохнув, Гермиона развязала ленту на его ноге.

Как только письмо соскользнуло с лапки, птица резко взмахнула черными крыльями, и вскоре от нее осталась лишь темная точка на горизонте, а Гермиона ошеломленно смотрела ей вслед.

Как странно — обычно совы требуют ответа или, по крайней мере, какое-нибудь угощение. Должно быть, он очень хорошо обучен.

Пожав плечами, Гермиона посмотрела на древнюю восковую печать, которая замысловатым узором складывались в незнакомую симфонию завитки и спирали. Слегка колеблясь, она медленно сломала печать и открыла письмо, поражаясь красоте замысловатых, выведенных каллиграфическим почерком слов, источающих магнитное очарование старого мира.

Содержание письма не было столь очаровательным.

Гермиона,

Я послал это письмо в попытке объяснить мотивы своего столь неожиданного предложения...

Она чуть не выронила письмо от удивления. Что, черт возьми, происходит?

Вполне понятно, что ты посчитаешь это внезапное откровение странным, ведь в Хогвартсе мы были, скажем так, не в лучших отношениях.

Я думаю, ты понимаешь, что я предлагаю не вечную преданность и любовь, а то, что в твоей нынешней ситуации, несомненно, будет наиболее более приемлемым вариантом.

Как я понимаю, у тебя был довольно неприятный разрыв со звездой Пушек Педдл.

Думаю, мы можем помочь друг другу. В конце концов, в браке исполняются не все обязательства...

Но Уизли не стоит этого знать.

С уважением,

Драко Малфой.

Гермиона чуть было не поддалась искушению рассмеяться, когда перечитала слова.

«Думаю, мы можем помочь друг другу...»

Может, это какая-то странная шутка? Но девушка не думала, что хоть кто-то из ее друзей может так шутить. Никому из них даже не нравился Драко. Хотя...

Она шумно выдохнула и покачала головой.

Нет. Драко Малфой сошел с ума. Она проигнорирует его предложение точно так же, как и другие. Если уж она собралась выйти замуж, то сделает это на своих собственных условиях.

Гермиона подошла к мусорному ведру и выбросила письмо в сосуд из нержавеющей стали.

Внезапно ее лицо исказилось, и она зашипела от боли.

Чертов пергамент! Он порезал ее!

Она прижала истекающий кровью палец к губам и, шипя от боли, зализала удивительно глубокую ранку. Он всегда был проблемой. Даже отсутствующий Драко Малфой вызывал у нее проблемы... проблемы, которые всегда, казалось, были связаны с кровью...

Поворчав немного, Гермиона вытащила палочку из потайного кармана и заживила ранку с легким хлопком. Приказав себе выбросить его из головы, девушка пошла заниматься повседневными делами, намереваясь игнорировать все последующие заигрывания ее врага детства.

________________________________________

Джинни Уизли отдыхала, прислонившись спиной к изголовью кровати, плавно выпуская изо рта дым, и наблюдала из-под полуопущенных век за мужчиной, находившимся рядом с ней. Легкая улыбка осветила ее лицо, когда она встала, а простыня соскользнула, открывая взору ее обнаженное тело.

Но тут по лицу рыжеволосой колдуньи пробежала тень раздражения: она заметила безразличие мужчины к ее телу. Она пристально вглядывалась в его лицо, тогда как он безучастно смотрел на грязно-белую стену комнаты мотеля.

За окном было еще светло, но вечер брал свое, и долгий день плавно перетекал в темноту сумерек. Мужчину не трогала и красота отступающего дня, он не двигался, продолжая равнодушно смотреть в пустоту.

Младшая из семейства Уизли не любила, когда ее игнорируют.

С ее подобными пламени локонами и плавными изгибами тела, Джиневра Уизли привыкла притягивать взгляды на каждом шагу.

И все же... Этот мужчина казался ничуть не тронутым ее красотой. Ее охватило беспокойство, и она сердито оперлась на подлокотник. Глубоко затянувшись сигаретой, она выдохнула дым ему в лицо и рассмеялась, когда он, наконец, соизволил взглянуть на нее. Угрюмое выражение лица портило и без того резкие черты.

Дмитрий Долохов никогда не считал себя красавцем, но он был последним представителем своего рода, и все состояние семьи Долоховых перешло в его владение после того, как основные ветви семейного древа погибли во время войны против "света". Он не таил обид на победивших в Великой войне. Ну право, в самом деле, он их должен был даже благодарить за свое текущее богатство.

Его колкие бледно-зеленые глаза скользнули по формам обнаженной женщины, стоявшей рядом с ним. Он с отвращением усмехнулся, заметив хищный блеск в ее глазах.

Просто еще одна мерзкая маленькая авантюристка, хотя и довольно красивая. Она была похожа на сочное красное яблоко. Такое привлекательное и аппетитное, но... под этой тонкой розовой кожицей не было ничего, кроме гнилой плоти и паразитирующих червей.

Однако для него это не имело значения... Он не искал в женщинах душевной глубины.

Ему хотелось, чтобы его держала под руку эффектная женщина, чтобы им восхищались и завидовали ему. Он страстно желал признания, чтобы его, наконец, перестали принимать исключительно как дальнего родственника испорченной ветви семьи Долоховых.

Что ж, Дмитрию несложно держать ее при себе. Конечно, это не входило изначально в его намерения. Он просто хотел потрахаться, чтобы выплеснуть накопившееся раздражение. Но эта кукла оказалась представительницей именно того типа женщин, что она предпочитал: беспечной и легкомысленной, достаточно глупой для того, чтобы ею манипулировать.

Мужчина загадочно улыбнулся и сильно сжал ее запястье, вынуждая выронить сигарету. Он толкнул ее обратно на кровать и взобрался сверху, не обращая внимания на то, что ее спина оказалась прижата к все еще тлеющей сигарете.

Джинни взвигнула и попыталась вывернуться из-под его руки, но все-таки ответила на агрессивные поцелуи Дмитрия. Это был ее тип мужчин. Мужчин, у которых водились деньги. За это она могла простить небольшую боль.

Подожди, Гермиона, ты еще услышишь про меня!

________________________________________

Желание. Глубокое и ненасытное.

Сильное возбуждение прожигало ее насквозь, а налетевший свежий ветер, коснувшийся кожи, остужал жар.

Она поежилась. Ей не хотелось ничего, кроме... кроме...

Ощущение было призрачным, словно кто-то тянул к ней руки и звал за собой. Она стремилась на этот полный тоски зов, идущий из вечной из тьмы перед ее взором. Ветер завывал среди мрачных, одиноких скал и острых камней, выступавших из земли, пока она снова и снова оглядывалась в поисках хоть каких-нибудь признаков жизни.

Жар снова разлился по телу, захлестывая все чувства...

Она застонала, умоляя освободить ее от этой таинственной нежности. Ответом был замогильный смех ветра, а желание лишь усилилось. Жар вожделения, зародившийся в груди, послал по всему телу свои щупальца в каждую конечность. Жалобные мольбы и крики достигли ее ушей, и вдруг она поняла, что голос принадлежал ей.

Дикий вой ветра кружился вокруг нее и медленно переплетался с ее криками. Влажные ветры переливались и блестели, как сеть паутины. Затем они, окутав ее, медленно приняли форму фигуры, которая напомнила ей высокий гибкий стан мужчины. Но что-то было хищное, отчетливо кошачье в его виде. Движения колеблющегося образа были грациозны и опасны, а расплывчатые черты лица кривились в знакомой презрительной ухмылке.

Не спеша он потянулся в ее сторону, поманив длинным пальцем. Она колебалась, и он рассмеялся.

Его голос, подобно его фигуре, казался холодным и мрачным.

Он шагнул вперед, и она не сделала даже движения, чтобы отстраниться. Как холодный арктический ветер, он обступил ее, поглотил ее. Ее окружил такой знакомый теплый аромат. Гермиона глубоко вдохнула этот легкий запах, и все ее тело затрепетало, посылая дрожь до самых кончиков пальцев. Призрачные струи коснулись ее бедра, и девушка ощутила теплые мозолистые ладони, прикосновение которых не приносило облегчения, а лишь усиливало жгучее желание.

Ледяные прикосновения ветра ласкали мягкую плоть по кругу, снова и снова, снова и снова. Холодный воздух медленно двигался вверх по внутренней стороне бедра, почти касаясь коротких темных курчавых волос, просвечивающих сквозь ее изорванное платье.

«Почти готова», — прошептал призрак, лаская холодным прикосновением ее нижние губы. Фантом неспешно раздвинул влажные складки и провел призрачным пальцем вдоль волосков до пупка, пока ей хотелось кричать от отчаяния.

Это казалось изощренной пыткой и безумно раздражало, неудовлетворение вело к отчаянию, отчаяние к боли, и в то же время это предвкушение и ожидание удовольствия затопляли ее с головой, словно огромная волна, сметающая все барьеры на своем пути, ломающая плотины и дамбы. Напряжение было столь огромным, что, не в силах выдержать его, она опустилась на промокшую скалу, игнорируя острые камни, которые впивались в ее обнаженные плечи, выгнулась и приподняла бедра, чтобы встретить нарастающий ветер.

Гермиона резко проснулась, ее трясло от пережитых грез. Она почувствовала озноб и моргнула, обнаружив одеяло плотно свернутым вокруг ног. Гриффиндорка зажмурилась, прогоняя ночные образы, желая, чтобы они растворились в темноте, словно остатки заходящего солнца.

И все же томление осталось, истома, рождавшая неясные желания и неудовлетворенность. Ей хотелось вновь окунуться в свою призрачную фантазию и достигнуть завершения.

Издав разочарованный стон, Гермиона покачала головой и упала обратно на подушки. Рука потянулась к паху, пытаясь унять это пульсирующее желание. Как она и ожидала, возбуждение не утихло. Он оставил ее жить...

Желая и вожделея.