Delicate - Нежность (гет)

Лили смотрит на меня, ожидая какого-нибудь дельного совета, который помог бы ей пережить ее беду. Мне кажется, она воспринимает меня, как свою старшую сестру. До недавнего времени я была полностью с ней согласна. Дело в том, что мы с ней очень похожи внешне, и поэтому многие принимают нас за родных сестёр. У нас обеих карие глаза и рыжие волосы. Но если Лили унаследовала тёмно-рыжий оттенок Эвансов, то мои волосы по цвету больше напоминают спелый помидор. Мы с Лили примерно одного роста, и, несмотря на некоторую разницу в возрасте, смотримся мы как одногодки. И она всегда приходит ко мне со своими проблемами, особенно если это касается мальчиков, но в этот раз, по всей видимости, она обратилась не к тому человеку.

— Роза, ну что мне теперь делать? – спрашивает она.

Я просто не знаю, что ей на это ответить. Ну, не могу же я сказать ей, что Скорпиус Малфой – урод? Это было бы лицемерием и ложью. Скорпиус Малфой один из первых красавчиков среди шестикурсников в Хогвартсе. И вот самая младшая из всех Уизли положила глаз на друга своих братьев. А, собственно, почему бы Лили не хотеть Скорпиуса? Всем бы друзьям Ала так классно выглядеть!

— Я... хм... а чем он тебе так приглянулся? – спрашиваю я первое, что приходит в голову.

Лили смотрит на меня с неподдельным удивлением, как бы говоря: «И ты ещё спрашиваешь?»

— Ну, я не знаю, — восклицает она, — он... забавный!

Да неужели?

— И красивый!

Ну, это как раз очевидно.

— И он по-настоящему добрый. Ведь он жертвует по пять галеонов в месяц в помощь голодающим детям Африки?

Остаётся только надеяться, что он не обделит и собственного ребенка в Англии.

— А еще он хороший игрок в квиддич.

Интересно, почему тогда мы раз за разом обыгрываем Слизерин в Кубке квиддича последние три года?

— И хотя он Малфой, ему абсолютно наплевать на чистоту крови. Он отличается от других, Роза.

Мой желудок внезапно сжимается. Я закрываю рукой рот и несусь в ванную. Падаю на колени, и меня тошнит. К сожалению, я уже успела к этому привыкнуть. Как, впрочем, к ужасному кислому привкусу во рту. Лили выбегает следом за мной и сейчас поддерживает мои волосы, заботливо интересуясь все ли со мной в порядке. Кажется, я нашла действенный способ переключить её мысли со Скорпиуса на другие более прозаические проблемы – выблевывать свои внутренности.

— Роза, ну ты как? – спрашивает она, и в её голосе звучит неподдельное беспокойство.

— Не переживай, — отвечаю я. Затем направляюсь к умывальнику и наклоняюсь, чтобы прополоскать рот. Я смываю слезы со щеки и поворачиваюсь к Лили. – Это всего лишь несварение желудка.

Какой идиот считает, что беременных мучает только утренняя тошнота?! Она может накатить в любое время суток, причём, иногда в самый неподходящий момент. Лили явно поверила в моё «несварение желудка» и заботливо сопровождает меня в спальню.

— Присядь, — говорит она, — ты выглядишь очень бледной.

— Со мной все в порядке, — настаиваю я. Лили до сих пор выглядит очень обеспокоенной, как будто мой приступ тошноты может повториться с минуты на минуту.

Тихий стук в дверь отвлекает внимание Лили от меня и у нее чуть не отказывают ноги, когда на пороге возникает тот, кто только что стучал. Это Скорпиус. Мои колени от неожиданности тоже подгибаются, и я опускаюсь на кровать. Парень чувствует себя очень неловко, всем своим видом показывая, что он находится здесь не по своей инициативе. Он нервно поправляет свои светлые волосы и слегка прокашливается. Он явно предпочёл бы умереть, чем находиться сейчас здесь.

— Хм, Лили, твоя бабушка хочет тебя видеть, — говорит он. Лили краснеет, но сдержанно кивает в ответ и выходит из комнаты. Я тоже пытаюсь встать, но легкое головокружение заставляет меня снова опуститься на кровать. Наверное, я выгляжу как полная дура.

— С тобой все в порядке? – спрашивает он. Надо же – он сам заговорил со мной! Это просто какое-то Рождественское чудо.

— Все просто великолепно, — отвечаю я. Мой голос звучит хрипло после недавнего приступа рвоты, как если бы я была заядлой курильщицей. Не правда ли, привлекательная картина?

— Ты уверена? – говорит он, — Выглядишь...

— Хреново, – заканчиваю я.

— Нет, — спокойно отвечает он, — ты просто немного бледная.

Почему он все еще здесь? Почему не ушел? Почему он не избегает меня, как делал это в течение последних двух месяцев?

— Да неужели?.. — протягиваю я.

Он стоит, засунув руки в карманы, слегка наклонившись. Похоже, Скорпиус не брился несколько дней, его щетина оказывается намного темнее волос. Брови тоже достаточно темные. Создаётся впечатление, что он регулярно обесцвечивает волосы. Но я-то знаю, что он этого не делает, ведь оттенок у него такой же, каким был и на первом курсе. Одет он в серую толстовку с капюшоном, черную куртку и в очень потертые джинсы, и вообще, смахивает бродягу. Волосы падают ему на глаза, и я удивляюсь, как он вообще видит, куда идет.

— Послушай, Роза, — начинает он, и я сразу понимаю, о чем пойдет речь. Мне необходимо как-то отвлечь его, прежде чем Скорпиус затронет щекотливую тему. Ведь я ещё не готова сказать ему правду.

— Пожалуй, я пойду, — вскакиваю я, но он никак не реагирует на мои слова. Скорпиус даже не пошевелился, чтобы меня попустить. Он просто смотрит на меня сверху вниз, пристальный взгляд серых глаз встречается с моим. Ничего себе, какой он высокий.

— Как долго ты собираешься меня избегать? – смело спрашивает он.

— Отойди, — говорю я.

Он вздыхает и смотрит так, словно собирается еще что-то сказать, но затем отходит в сторону, пропуская меня. Я чувствую его взгляд и ощущаю себя очень расстроенной. Я сбегаю вниз по лестнице и мельком вижу себя в зеркале, висящем в прихожей. Лили и Скорпиус не соврали, когда сказали, что я бледная. Моя кожа сухая и стянутая, а под глазами залегли огромные тёмные круги. Я иду на кухню, и меня не волнует, как я выгляжу. Даже если я выгляжу откровенно дерьмово.

В Норе суетятся все. Бабушка готовит пять различных десертов на завтра. Джеймс и Альбус с упоением слушают международный рейтинг квиддичных команд по радио, помогая маме наряжать елку в гостиной. Гарри с папой и Хью прикрепляют Рождественские огни. Тедди разжигает камин в гостиной, Виктуар вешает омелу на потолок, напевая какие-то колядки, что невероятно бесит братьев Поттеров. Папа и тетя Джинни бесперебойно спорят, словно пара детей. Но в действительности, они гораздо хуже детей.

— Рон! Ты украшал торт в прошлом году! – орет моя сорокаоднолетняя тетушка на отца.

— Ничего подобного! – кричит ей в ответ отец. — Мама! Скажи ей, что я этого не делал!

Бабушка закатывает глаза и качает головой.

— Вы двое, когда-нибудь вырастите? – вздыхает она.

— Мама! Ты же знаешь, что он это делал в прошлом году! – протестует Джинни.

— Почему бы вам не украсить его вдвоем? – спрашиваю я устало, чувствуя, что мы с ними поменялись ролями, и я представляю сейчас поколение родителей.

Папа и Джинни смотрят на меня так, словно эта «гениальная» идея никогда не приходила им в голову.

— Я знал, что ты унаследовала мозги Грейнджер, — смеется Гарри, заходя из сада.

Папа выглядит обиженным, хотя именно он всегда подчеркивает, что мозги мне достались от мамы.

— Вот ты где, Скорпиус! – восклицает бабушка, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Скорпиуса, входящего в этот момент на кухню. Лили опять краснеет и роняет бокал, который до этого держала в руке. Джинни усмехается, глядя на дочь, лезущую под стол, чтобы его поднять.

Дед не отрывается от своей газеты, но его лицо выражает недовольство присутствием Скорпиуса. Ему никогда не нравился этот парень. Папа объяснил мне как-то, что между моим дедом и дедом Скорпиуса в своё время часто возникали конфликты. Люциус Малфой был Пожирателем Смерти, насколько я помню из подслушанных мною разговоров родителей. Мои мать с отцом тоже враждовали с отцом Скорпиуса, когда учились в школе. Я представляю, как вытянутся их лица, когда они узнают, что скоро род Поттеров-Уизли объединится с семьёй ненавистных Малфоев!

Скорпиус проскальзывает мимо и слегка покашливает. Он в упор не замечает меня и помогает бабушке с десертами. Мне некомфортно в его присутствии – я чувствую себя ещё хуже, чем раньше. И я присоединяюсь к Джеймсу и Аллу, которые устроились в соседней комнате и слушают трансляцию квиддичного матча между сборными Англии и Португалии.

— Ну, и кто выигрывает, — спрашиваю я.

Они требуют, чтобы я заткнулась, в то время как комментатор кричит: «И Да-Коста поймал снитч!». Они оба в негодовании орут так громко, так что тетя Джинни кричит на них из кухни.

— Чертовы португальцы! – восклицает Джеймс, забираясь с ногами на диван. Мама вздыхает и бормочет что-то, что по звучанию очень похоже на «ох уж эти мальчишки».

Обычно, я всегда живо интересуюсь результатами, но сегодня мой разум явно находится в другом месте.

— Черт возьми, Роза, ты выглядишь препоганно, — говорит Ал, внимательно меня осмотрев.

– Ты заболела?

Мама оборачивается при словах Альбуса и смотрит на меня. Я надеюсь, что цвет вернулся к моим щекам, но судя по выражению маминого лица — это не так. Она спрыгивает со стула и бросается ко мне.

— Вот как чувствовала, что с тобой что-то происходит, — говорит она, положив руку на мой лоб. – У тебя что-нибудь болит? Голова? Может головокружение? Наверное, тебя следует отвезти в Мунго... Рон!

— Мам, я в порядке, — протестующее говорю я. – Нет необходимости везти меня в Мунго.

Папа неторопливо входит в гостиную, и на лице его написано «ты меня звала?».

— Розе плохо, — говорит мама.

— Да нет же, всё хорошо! – протестую я.

— Что случилось, Рози? – спрашивает заинтересованно папа. Он делает именно то, что делала перед этим мама – щупает мой лоб, словно это даст ответы на все их вопросы.

— Температура, вроде бы, нормальная, — говорит отец.

— Я знаю! Я в порядке!

— Ты уверена? Может, все же отвезти тебя в Мунго на всякий случай... — предлагает отец.

— Сколько можно говорить? Не надо меня никуда везти, это обычное несварение желудка!

Мамины глаза расширяются, и я вижу, что она уже всё поняла. Хотя ума не приложу, как она догадалась.

— А ну-ка, пошли наверх, — твердо говорит она.

Я не хочу никуда идти. Но мама конвоирует меня вверх по лестнице, следом идет папа, и они заводят меня в первую же комнату. Мама закрывает дверь и обходит вокруг меня, ее карие глаза сверкают каким-то безумным блеском.

Они оба смотрят на меня с крайним беспокойством, будто я собираюсь сообщить им, что нахожусь при смерти. Хотя, в этом случае меня уж точно никуда не выгонят. И всё же я прекрасно знаю свою маму. Она будет настаивать на том, что во всём случившемся виновата лишь я одна.

Я глубоко вздыхаю, готовясь высказать новость, когда папа меня перебивает.

— Рози... мы знаем, — говорит он.

Я непонимающе смотрю на них. Они выглядят такими серьезными, но не сердятся. Как они могут не злиться на меня? Почему мама смотрит на меня так, словно хочет меня обнять?

Почему они не убили меня на месте?

— Это все наша вина, — говорит мама дрожащим голосом. – Мы должны были рассказать тебе о таких вещах до того, как отправить в Хогвартс.

Я молюсь, чтобы Мерлина ради, она не стала заводить разговоров о сексе – с этим ты уже малость опоздала, дорогая мамуля. Но папа согласно кивает. Неужели они думают, что я беременна из-за того, что они не объяснили мне еще в одиннадцать лет, что же такое секс?

— Мы не выполнили своих обязанностей по отношению к тебе, как родители, — говорит с сожалением отец, — но я надеялся, что мы никогда не столкнёмся с этими проблемами. И то, что мы больше не обучаемся в Хогвартсе, ещё не означает, что в твоём возрасте мы не хотели того же.

Ээ, пардон! Выслушивать сагу о сексуальных пристрастиях моих родителей во время их обучения в Хогвартсе совершенно не входит в мои планы. Нет уж, спасибо!

— Почему ты сделала это, Роза? – спрашивает мама.

— Э-э-э... это было только один раз...

— Да, но даже после одного раза, очень трудно остановиться, — говорит отец.

Я чувствую себя ужасно – мои родители сексуальные наркоманы.

— Хватает и одного раза, чтобы подсесть, — говорит мама.

Да, определенно, пора сваливать.

— Скажи нам, Рози, — говорит отец, — кто тебе дал?

Дал мне? Мерлин Всемогущий! Родители не должны так говорить со своими детьми – это уже настоящая жестокость. Но на лицах моих родителей нет и намека на то, что им неловко, или их это развлекает. Они чертовски серьезные.

— Э, это был Скорпиус Малфой, — признаюсь я.

Мама и папа выглядят разъярёнными, причём, папа даже больше, чем мама. Он вскакивает с кровати, его лицо по цвету сливается с волосами, и ударяет кулаком в стену, что напугало даже маму.

— Этот мерзавец Малфой! Я всегда ненавидел эту чертову семью! – ревет он.

— Рон, успокойся, — успокаивает мама, а папа продолжает вышагивать по комнате.

— Это вина не только Скорпиуса, — плачу я.

— Рози, что ты несешь... Это такое дело... конечно, это он виноват!

Какое, черт возьми, дело? Эти дети восьмидесятых используют странную терминологию для секса.

— Мы должны остановить его, прежде чем он сделает это с другими девушками, — говорит мама.

— Послушайте! – восклицаю я. – Давайте уже будем называть вещи своими именами. Секс он и в Африке секс.

Папа застывает, как вкопанный, а мама выглядит так, словно я только что ударила ее.

— Не понимаю, ты о чём? – спрашивает мама, затаив дыхание.

О, Боже.

Убей меня сейчас же.

Сейчас самый подходящий момент для того, чтобы на наш дом сбросили атомную бомбу.

— А ты о чём? – покорно спрашиваю я.

— Мы... я полагаю... ну, твой отец и я... ты наркоманка, да?

При этих словах, мои брови удивленно приподнимаются.

О, так вот, что они имели в виду под словом «дело».

— Да с чего ты это взяла?! – возмущенно говорю я. – За кого ты меня принимаешь?

Мама и папа смотрят друг на друга. Папа, прислонившись к двери, задумчиво потирает подбородок, но выглядит он шокированным и запутавшимся.

— То есть... ты хочешь сказать нам, что ты не подсела на наркотики? – спрашивает отец.

Это чёрт знает, что такое! Лучше бы я уж действительно была наркоманкой.

По крайней мере, к этому они были готовы.

— Ну... мама... папа, — медленно говорю я. – Я... хм... беременна.

Я и не думала, что мне придётся-таки озвучить эту мысль. Лица моих родителей несколько секунд ничего не выражают. Похоже, что они затаили дыхание, и слова застряли у них в горле. Мои руки, оказывается, дрожат, а я и не сразу это заметила. Мне уже начинает казаться, что прошло не менее суток с момента моего признания, а они по-прежнему молчат.

— Скажите уже хоть что-нибудь, — спокойно говорю я, спустя несколько минут.

— Это ведь шутка, правда? — мама говорит очень тихим голосом. Я качаю головой и втягиваю воздух. Она прижимает руку к губам, будто ей плохо. Затем начинает ходить по комнате, потому что не знает, куда приткнуться.

— Я не помню, чтобы ты встречалась со Скорпиусом, — говорит мама тупо, п ррисаживаясь рядом со мной на кровати. Я чувствую себя в опасности, ведь она находится достаточно близко, чтобы попытаться придушить меня. Очевидно, она просто не знает, как реагировать на эту новость.

— Я–я нет, — признаюсь я. – Это была случайность. Я не п-подумала.

По непонятным причинам у мамы на глазах появляются слезы, но не от гнева. По всей видимости, она ни на йоту не рассердилась. Она, кажется... боится? Я не знаю, может ли это слово охарактеризовать её состояние. Но она определенно расстроена.

— Мое бедное дитя, — шепчет она и крепко меня обнимает.

Признаю, этого я не ожидала.

Некоторое время, она не выпускает меня из объятий, и мы сидим на кровати, прижавшись друг к другу и плача. Я никогда не чувствовала такое единение с матерью, как в этот момент. Когда она, наконец, отпускает меня, её глаза выглядят красными и опухшими.

Папа вообще ничего не говорит. Он бледен как привидение и, похоже, еле стоит на ногах. Мама встает и подходит к нему, кладя руку ему на плечо, но он скидывает ее и выбегает из комнаты, даже не взглянув на меня.

— О, Боже мой, — говорит мама.

— Он же не собирается убивать Скорпиуса, правда? – опасливо спрашиваю я. Мама качает головой.

— Я не знаю. Он, наверное, просто хочет побыть один, — говорит она так, словно это самая обычная его реакция на подобные новости.

— Что, черт возьми, я сделала, чтобы заслужить такую семью?

— Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я.

— Ну... хм... когда твоя тетя Джинни сообщила, что беременна, он пропадал где-то около пяти часов. А потом, когда оказалась беременной я, он был так напуган предстоящим отцовством, что отсутствовал в течение трех дней. Твой отец... Ну он, в общем-то, обычный человек. Ему просто иногда необходимо, чтобы его не беспокоили.

Серьезно, что происходит? Мои родители чем-то напоминают призраков – мама похожа на приведение, которое не против того, что дочь беременна, а отец – на приведение, которое почему-то пугает беременность.

— Все хорошо, — говорит она успокаивающе.

Но от ее слов, я начинаю плакать еще сильнее.

— Ты должна сказать Скорпиусу, — тихо проговорила она. – Он имеет право знать.

Я знаю, что она абсолютно права. Знаю, что должна признаться во всём Скорпиусу. Но дело в том, что я его совсем не знаю. Я не знаю, как он отреагирует на такие новости. Наверное, стоит с ним поговорить, пока он еще трезвый. Да, я в положении, но мне еще никогда не приходилось вести разговоры на такие темы с парнем. Я просто не смогу сейчас спуститься по лестнице и разрушить его жизнь в канун Рождества.

— Не беспокойся – разговор с отцом и Хью я беру на себя, — говорит мама.

Я с благодарностью киваю ей и надеюсь, она понимает, насколько я ей признательна. Да у неё до сих пор голова идёт кругом от такой сногсшибательной новости. И Гермиона Уизли не обладает железной выдержкой, как думают многие.

Мама поднимается, чтобы уйти. По дороге к двери она, как бы в поддержку, похлопывает меня по спине, но на лице её написано, что она еле сдерживается, чтобы меня не прибить. Всё же она выигрывает битву со своими внутренними монстрами и выходит, оставляя меня одну в комнате.

* * *

За весь остаток сочельника она больше не говорит мне ни слова. Я не думаю, что она до сих пор сердится на меня, но я явственно ощущаю ауру разочарования, что витает вокруг нее. Я не видела ее в таком состоянии уже очень давно, наверное, с тех пор, когда мне было пять лет. Тогда между ней и папой возникло ощутимое напряжение. Я и до сих пор не имею ни малейшего понятия, из-за чего тогда все произошло. Все, что помню – я сижу на лестнице, обнимая Хью, и слушаю, как они в бешенстве орут друг на друга. Но теперь все гораздо хуже, ведь в том, что произошло, целиком и полностью виновата лишь я одна.

На этот раз, к счастью, папа никуда не пропал, хотя мы его не видели в Норе всю оставшуюся часть дня. Я очень благодарна ему за то, что он все же вернулся домой, несмотря на шокирующую новость. Я боялась, что он накинется на Скорпиуса, и тогда бы я была просто вынуждена открыть ему правду. К счастью, папа этого не сделал. Вернувшись домой, мы увидели, что он сидит в одиночестве в гостиной, уставившись в пустоту.

— Хью, иди в свою комнату, — говорит мама.

— Ты не имеешь права указывать, что мне делать, — кричит он в ответ.

Мама смотрит на него.

— Ты хочешь поспорить? — шипит она.

Хью прекрасно знает, что на это ему совершенно нечего ответить, поэтому он со скоростью урагана влетает вверх по лестнице и громко хлопает дверью. Как бы мне хотелось поступить также.

— Рон, — ласково говорит мама.

— Извини, — отвечает отец непривычно громким голосом. – Мне просто жизненно необходимо было вырваться оттуда.

Мама согласно кивает. А я молчу и не смею даже шевельнуться.

— Как ты могла так сглупить, Рози? – спрашивает отец с ощутимой долей разочарования в голосе.

— Папа, мне очень жаль.

— Разве мы совершенно ничему тебя не научили? – говорит он и его тон все повышается. – Неужели мы были такими плохими родителями? Ты вообще слышала когда-нибудь о контрацепции?

— Я просто не подумала, — говорю я, и мой голос ощутимо дрожит.

— Но это же так очевидно! – уже кричит он. Я никогда не видела его таким злым. На меня он ещё ни разу так не сердился. У меня такое чувство, что в горле застрял как минимум мяч для гольфа. На глазах выступили слезы, но я твердо решила не плакать.

— Я...

— НЕ ГОВОРИ мне снова, что ты сожалеешь о произошедшем!

— Рон, успокойся, — говорит мама.

— Я НЕ ХОЧУ УСПОКАИВАТЬСЯ! Тебе всего шестнадцать лет, Роза! Понимаешь ли ты всю ответственность, которая связана с материнством? – рычит он.

— Рон! – кричит мама. – Тут ты ничем не можешь помочь! Что сделано, то сделано, и мы ничего не можем изменить!

— Нет, мы можем! – говорит он. – Одна возможность всё же существует.

Я понимаю, что он имеет в виду.

— И ты думаешь, что аборт все решит? – спрашиваю я спокойно, но слезы текут не переставая. – Ты думаешь, что проблема исчезнет вместе со смертью невинного ребенка?

— Это еще не ребенок, а всего лишь скопление клеток, Роза! – кричит отец.

— Это не скопление клеток! – кричу я в ответ. – Да, я не хотела залететь, но теперь я не сбегу от этой проблемы! Я беру ответственность на себя. Ты не имеешь права говорить мне, что делать, только потому, что сам боишься!

— Ты берешь на себя ответственность? – с горечью смеется он. – Да неужели? Так почему он до сих пор еще ничего не знает?

— У него, между прочим, есть имя!

— Я знаю, — сердито говорит отец. – И это имя — Малфой.

Он произносит слово «Малфой» так, словно это какое-то ругательство.

— Забудь уже свои детские обиды, папа! – кричу я. – Тот факт, что дед ненавидит Люциуса Малфоя, а ты — Драко Малфоя, вовсе не означает, что и я должна ненавидеть Скорпиуса!

Я немного лицемерила по поводу Скорпиуса, ведь я понятия не имела, как он отреагирует на мою новость. Но сомневаться сейчас я не имела права.

— Я – не ты! – продолжила я. – Как и Скорпиус – не его отец.

Папа яростно смотрит – я еще никогда не позволяла себе говорить с ним в таком тоне.

— Не смей со мной так разговаривать! — говорит он. – Ты забыла, что я твой отец?

— Ну, тогда и действуй как отец! – плачу я. – Мне нет необходимости выслушивать от тебя, что я поступила неправильно. Я и так все понимаю!

И я резко направляюсь к лестнице в свою спальню. Чувствую, что дрожу с головы до кончиков пальцев на ногах. Я слышу, что мама и папа продолжают кричать друг на друга внизу. Мама требует, чтобы он оставил меня в покое, а отец впадает в бешенство и настаивает, чтобы я спустилась вниз. У меня нет желания возвращаться к этому бессмысленному разговору, и я остаюсь у себя в комнате. Вскоре я слышу тихий стук в дверь, и Хью входит с весьма заинтересованным видом.

— Ты в порядке? – спрашивает он, что вовсе на него не похоже. Он проходит по комнате и садится на кровать, неловко гладя мою руку. Я люблю этого парня. Я сажусь и обнимаю его, радуясь, что он все такой же мелкий «я-мятежный-дет-металлист», любящий покой своей спальни, сидит сейчас здесь со мной и проявляет настоящую братскую заботу.

— Мне очень жаль, Хью, — говорю я. – Они поругались по моей вине.

— Я знаю, что ты беременна, — произносит он.

Ну не фига себе!

Он пожимает плечами и озорно улыбается, обнажая свои небольшие передние зубы, и бросая на меня зловещий, так похожий на мамин, взгляд.

— Я слышу намного больше, чем ты думаешь, — говорит он. – Дядя Джордж, прислал мне пару Удлинителей Ушей по почте несколько недель назад.

— Мне жаль, — снова повторяю я.

— Все хорошо, Рози. С тобой всё будет в порядке. Я помогу тебе, — говорит он. Я никогда раньше не видела Хью настолько серьезным. И я горжусь, что мой брат стал таким.

— Ты самый лучший в мире младший брат, — говорю я и улыбаюсь ему.

— Я знаю, — говорит он самодовольно. – Я просто великолепный.

— И такой скромный, — добавляю я.

— В этом весь я, — улыбается он.

— Ты не... ты никому не расскажешь, хорошо? – спрашиваю я.

— Конечно, я не расскажу.

У меня действительно самый классный брат во всем мире. Он гладит напоследок мою руку и оставляет меня одну в тишине комнаты. Когда он выходит за дверь, на пороге возникает мама. Ее глаза покраснели и опухли, и она слегка всхлипывает.

— Если бы ты знала, как я сожалею, мама, — говорю я, и слезы вновь бегут по щекам.

— Я знаю, — говорит она и садится на край моей кровати. – Перестань уже извиняться. Это всё равно ничего не изменит.

Она произносит это очень грустно.

— Где папа?

Мама пожимает плечами:

— Пошёл подышать свежим воздухом».

— Мам... мы бы могли об этом пока никому не говорить? – спрашиваю я. – И даже родственникам?

— Дело твое, — вздыхает она и снова поднимается. Она выходит за дверь и прежде, чем ее закрыть, говорит: — Счастливого Рождества, Роза.

Затем она выключает свет и закрывает дверь.

Да уж! Действительно — счастливое Рождество.