Мир тебе, Воин (джен)

Вирджи сидела на валуне под ивой и смотрела на качающиеся в пруду листья. Послышался шум шагов и рядом опустился Альраи.

— Когда-то мы вот так сидели с Кайтом и смотрели на бегущую Аананди, — проговорил он.

Вирджи крепче сцепила пальцы.

— Надеюсь, теперь ты понимаешь. Я знал, что Мелкону придётся когда-нибудь взять в руки меч и отправиться навстречу Гадару. Мне было тяжело отправить на Акелдаму его, и я не представляю, как бы послал туда тебя.

Она встала и посмотрела на часы.

— Тренировка скоро начнётся. Надеюсь, девочкам будет позволено махать мечом на поле, пока мальчики покоряют горы.

Альраи опустил голову на руки, но сегодня она была плохой богиней милосердия.

Вирджи пришла к флигелю, на ступенях которого сидел мастер мечей. Возле него уже собрались остальные.

— Начнём? — Акус Лестер, взял клинки и повёл их на поле.

Сегодня она превзошла саму себя. Даже Тирс с уважение пробормотал:

— Не хотел бы я попасться на твоём пути.

— Вот и не попадайся, — тяжело дыша, проговорила она и бросила меч на траву.

— Перерыв! — махнул рукой Лестер и отправился к Альраи.

— Час прошёл, а я и не заметила, — вслушиваясь в удар колокола, пробормотала девочка.

Повисло молчание, и нужно было разрушить его какой-то банальной шуткой. Но Тирс не успел произнести магические слова, и в тишине раздался голос Твида Садатони.

— Я так и не сказал ему «спасибо».

— Думаешь, это был он? — спросил брат. В голосе Эрстона была забота. Наверное, он и от себя самого пытался спрятать тот взгляд.

— Не знаю. Но лучше бы я сказал.

— Скажешь ещё, — твёрдо проговорил Магги. — Кайт обязательно вернётся.

— Вот Саймон оказался умнее всех, — Тирс рассёк мечом воздух. — Свалил до того, как началось это светопреставление.

— Ты ещё Биджоя вспомни, — горько усмехнулся Магги.

— А Стинни, кто бы что ни говорил, не дурак, — встал на защиту друга Тирс. — Глупо идти и сгинуть на этой горе, подвернув ногу на какой-нибудь кочке.

— Я и не говорю, что он дурак. По мне, жизнь — чудесная штука, и естественно ею дорожить. Но вот он считает, что цена его жизни так высока. А чем он наполнит свою жизнь?

— А ты что сделаешь? Вырастишь репу?

— Её можно есть, — раздался глухой голос Вирджи.

— Кого? — не понял Тирс.

— Репу.

— Ну, что, передохнули? — Акус Лестер подошёл к ним, потирая руки.

И тут послышался горестный вой Сепия.

* * *

Воскресенье было обычным днём, который просто надо прожить. А в понедельник можно было уже начинать ждать. Из его школы для участия в фестивале отобрали сразу троих, даже четверых, если считать Саймона. Потому и после окончания торжеств Найджел в некотором смысле продолжал ощущать себя плывущим на Небесном Корабле. И скоро должно было решиться, куда привела их река.

Сегодня на перемене к ним подошёл Саймон. Потратив пару минут, чтобы преодолеть робость и стыд, он спросил:

— Говорят, вы ездите в Храм Даглар после уроков. Что-то случилось?

— Мы и вчера были в Храме, — спокойно проговорил Эрстон. — Только тебя это больше не касается.

Саймон потупился, потом всё же выдавил из себя ещё один вопрос:

— У Кайта всё хорошо?

— Всё отлично, — кивнул Эрстон.

Они уже собирались идти, когда Твид вдруг остановился и произнёс тихо:

— Кайт ушёл на Акелдаму.

Зачем он это сказал? Может, пожалел Саймона, ставшего изгоем после своего предательства. Может, хотел передать ему часть вины за них, оставшихся ждать. Может, просто хотел что-то сказать и тем искупить несказанное.

— С ним нельзя говорить об этом! — строго напомнил старший брат.

Но Саймон, если и напоминал шеата, то очень жалкого и несчастного.

— Зачем он туда пошёл? — жалобно спросил Саймон.

Найджел, наконец, вмешался в разговор.

— Колокол зазвонил вновь, — тяжело проговорил он. — Дальше можешь догадаться сам. Ты всегда получал отличные оценки на уроках профессора Дипэка.

— И Стинэй?

— Биджой поступил так же, как ты. Сбежал, — в голосе Найджела слышалось неприкрытое презрение. Видимо, разговоры Магги о праве ценить жизнь мало тронули его сердце. А может, он просто не считал жизнь «чудесной штукой».

— С Кайтом пошёл профессор Войд, — сказал Твид.

Это имя добавило теней на лице Саймона.

Прозвенел звонок, и Саймон отправился в свой класс, а они — в свой. Все трое даже сегодня чётко отвечали на вопросы учителей, писали безошибочные строчки уравнений. Он собрал хорошую команду. Выпади ему жребий отправиться на Акелдаму, они бы не предали и не оставили его. В сердце Твида наметился разлом, но он бы выполнил свою миссию перед тем, как сломаться.

Словно нарочно желая подарить свободное время, такое бесполезное в этот понедельник, занятия сегодня длились только до обеда. Договорившись встретиться с друзьями вечером в Храме, Найджел отправился домой через Императорский парк.

Он всегда любил это место. Ровные, ухоженные аллеи, прямые, строгие сосны, молчаливые стены дворца. Говорят, в древности участников фестиваля представляли самому императору.

В парке не бегали кричащие дети, не устраивали шумных встреч подростки, изображая дешёвую подделку под взрослых. У пруда даже в знойный день царили прохлада и покой.

Но сегодня здесь не было покоя. На каменной скамейке у воды сидела Вирджелия Валентайн. Трудно было придумать более неподходящее имя для девочки — словно на чердаке свалили в кучу пахнущие нафталином платья, кринолины, кастрюли, ножи. Но ей это странным образом шло, превращаясь в подобие доспехов.

— Давно не виделись, — хмуро проговорила она, поднимая один из своих щитов.

Найджел подошёл к пруду. Рыбы вытягивали головы, ожидая корма.

— Да, встречаемся чаще, чем собирались.

— Они, наверное, уже добрались до вершины, — проговорила Вирджи. — Ты спросил тогда у Биджоя, замечал ли он в Кайте что-то… что-то особенное. И я всё думаю, а я замечала? И знаешь — нет. Я не видела в нём никаких ростков Бога Войны. Но что, если мы ошибались? Ведь мы никогда не видели Мелкона. Что, если он был именно таким?

Найджел, кусая губы, смотрел в воду.

Вирджи обхватила колени, потом сорвала росшую под скамьёй метёлку.

— А мы… Это настоящие Наал и Табит остались в Гелиадоре, чтобы защищать его от шеатов. Но посмотри — вокруг ни одной тени, а мы сидим здесь. Альраи сказал так, чтобы пощадить нашу гордость. На самом деле, он оставил нас, потому что там, на Акелдаме, мы стали бы, как Саймон, обузой, мишенью, защищая которую Кайт самого себя подставил бы под удар. Биджой называл Кайта Сорняком, но это мы, Найджел, мы оказались сорной травой, — она бросила высушенную солнцем метёлку на землю.

Он, не ответив, пошёл по каменному мосту через пруд. Прощаться не имело смысла, ведь они встретятся через несколько часов в Храме.

Жить рядом со школой было удобно. Это позволяло экономить время, но вот как раз сейчас время было ему не нужно. Отворив калитку, он вошёл в сад, усилиями мамы, бабушки, прабабушки и ещё десятков разных «прапра» превращённый в огромный розарий. Крошечные, густо усыпающие кусты, большие, тяжёлыми фонарями качающиеся на тонких стеблях, все они увядали, источая душный, приторный аромат. В детстве ему нравилось прятаться здесь. Стены дома превращались в башни крепости, которую нужно было атаковать или защищать в зависимости от правил игры. А сам он становился принцем с серебряной рапирой, готовым биться с врагами до последней капли крови.

Когда дедушка рассказал ему о Мелконе, он не удивился. Просто одна из его воображаемых историй ожила — что может быть естественнее для ребёнка? И он всего себя посвятил этой мечте: учился, тренировался, чтобы стать тем, кого призовёт великий колокол Храма. И вот раздался удар, но колокол звонил не по нему.

Наверное, Вирджи была права, они оказались бесплодной однолетней травой. Близится осень, и люди уже точат косы забвения.

Ветер подхватил лепесток догорающего цветка, но он не коснулся земли, а замер в воздухе, словно пойманный нитью паутины. Налетел ещё один порыв, вниз сорвались лепестки и листья — но так и не упали, замерев на плечах высокой прозрачной фигуры.

Найджел изумлённо смотрел в эту светящуюся пустоту, то оживающую красками, то снова становящуюся прозрачной. Ни на одном из портретов, показанных Джендэйи, он не был изображён таким, но всё же черты казались узнаваемыми. Длинные с проседью волосы, лицо ещё молодое, хотя, возможно, свет скрадывал морщины. Ни одной золотой нити — одежда из простой светлой ткани, расшитая только солнечными лучами.

— Вы — Наал? — прошептал Найджел.

Может, то было дуновение ветра, или шорох листвы, но ему послышались слова:

— То, что от него осталось…

— Но как…

— Спасибо тебе, — прошелестел призрак. — Ты позволил мне появиться и даёшь силы не растаять под этим солнцем.

Найджел посмотрел на свои руки — знаки, записанные на коже во время фестиваля и давно уже стёршиеся, блестели серебристым светом.

— Мне тяжело быть зримым, — устало проговорил призрак. Контуры фигуры вспыхивали и гасли, вспыхивали и гасли. — Я вернусь, — прошептал он и растаял.

Найджел протянул руку туда, где только что стояла сотканная из света фигура, но встретил лишь стену увядающих цветов.

* * *

В глубине парка пробили часы. Вирджи продолжала сидеть на скамье, понуро глядя в воды пруда. Найджел ушёл, ничего не ответив, а значит, она была права. Она пришла в Храм, чтобы стать необходимой, ощутить собственную значимость, а покидала фестиваль бесплодным зерном.

«К чему все эти собрания? Тренировки?» — с горечью подумала девочка.

Она поднялась и, пройдя по тому же мосту, направилась к выходу из парка. До вечерней встречи оставалась ещё пара часов, но возвращаться в пустой дом не хотелось.

«А если бабушка Сария права?» — Вирджи разворошила собранную безымянным дворником кучу листьев. — «Если мысли способны хоть как-то помочь? А я даже думаю только о том, почему из меня не получилось достойного Табита!»

Её вдруг охватило желание помолиться. Она огляделась по сторонам и увидела огромное дерево, ветви которого почти касались земли, напоминая сферу. Повинуясь внезапному порыву, девочка подошла сложила ладони: «Пожалуйста, пожалуйста, пусть они скорее вернутся, не встретив там никого, живые и здоровые. Пусть мы все вернёмся к обычной жизни, и я обещаю, что постараюсь найти для себя смысл в чём-то другом!»

Меж сложенных рук разлилось сияние — начертанные когда-то знаки оживали серебряными нитями. Словно отражение этого света в узловатом сплетении ветвей тоже мелькнули искры.

Вирджи замерла, не веря себе. От ствола отделилась тонкая фигура в длинных одеждах. Волосы женщины уже посеребрила седина, но глаза горели ярко. И тут Вирджи осознала, что сквозь бледное лицо, сквозь всё её тело просвечивают солнце и листва.

— Кто вы… что вы такое? — изумлённо воскликнула девочка.

— Ты не узнала меня? — улыбнулась незнакомка. — Я Табит.

— Табит? — Вирджи задохнулась от волнения. — Бог Милосердия? Это, правда, вы? Вот чудо! А я уже подумала, что вы никогда не пробудитесь во мне!.. Но подождите, вы ведь… Вы приняли такой облик, потому что я девочка? В легендах говорится, что Табит был мужчиной.

— Легенды лгут, — произнесла женщина, и светившее сквозь неё солнце померкло.

— Как лгут? — прошептала Вирджи.

— У нас будет время поговорить. Мне пока трудно сохранять себя. Я просто хотела, чтобы ты знала, я здесь.

— Вы здесь! Это самая чудесная новость! — радостно проговорила она и вдруг замерла. — Но если вы существуете, значит, и Гадар тоже?

* * *

Вязкая жидкость медленно вытекла из-под сводов пещеры и застыла в форме, напоминающей овал. Тонкие струи падали вниз, становясь волосами, застывали коркой лавы, превращаясь в лицо.

— Профессор, это тоже иллюзия? — прошептал Кайт.

Норвен Войд, замерев, смотрел на течение чёрного водопада.

Овал запёкшейся лавы треснул, кровавой раной открылся рот. Губы пытались выплюнуть слова.

— Я не иллюзия.

Вода потекла быстрее, водопад теперь больше напоминал гейзер, фонтаном выбрасывающий чёрную склизкую массу. Фигура сделала попытку встать. Застывшая корка треснула, в неё проглядывали алые сгустки то ли огня, то ли крови. Потом всё залили новые потоки чёрной воды.

— Как долго я ждал. Века во тьме. И вот я здесь, — он сделал движение вперёд, теряя себя в каждом шаге и с каждым новым потоком возвращая утерянное.

— Гадар, — обречённо прошептал Кайт.

— Да, я Гадар, Алмазный Бог, — проговорил призрак, и эхо пронеслось по горам. — Вы думали, что избавились от меня? Но вот я здесь, перед вами!

Растеряв все свои контуры, он метнулся вперёд огромной чёрной волной — и вода опала, снова превращаясь в человеческую фигуру.

— Кого они прислали на этот раз? Мальчишку и его сателлита?

— Это мой учитель, — ответил Кайт.

Существо разлепило глаза, ещё близорукие, и алая рана рта зашлась в смехе.

— Теперь вижу. Прости, что не признал тебя, учитель. Мне нужно время, чтобы память прояснилась. За века в пустоте я столько насмотрелся. Только и было развлечения — наблюдать за вами, в трещинах между мгновениями, когда пытался разорвать свои оковы. Миллиарды, миллиарды секунд — вам такое и не снилось. Пытаться вырваться на свободу, снова и снова. Когда каждое прикосновение к цепям причиняет боль. Миллиарды секунд боли.

Он приблизился ещё на один шаг.

— Я расшатывал их, в век по миллиметру. Есть от чего сойти с ума! Но вот, наконец, я свободен, свободен!

Эхо тяжёлого голоса снова ударило в горы, и те осыпались, покорные его воле.

— Пойдём со мной, мальчик.

— Я с вами? — изумлённо переспросил Кайт.

— Ты не потерял разум, пройдя через лес смерти, такие люди мне пригодятся. У Мелкона было два сателлита, но у возродившегося Гадара их должно быть три. Один уже мёртв. Займи его место! Мы воздвигнем на берегах Аананди Алмазный замок, который будет выше и прекраснее императорских чертогов. Свет его разольётся над Гелиадором, сжигая тень.

Кайт смотрел, как под ногами течёт чёрная влага, потом сказал:

— Нет.

— Ты отказываешь? — гнев расплескал его черты, но они медленно застыли в новую маску. — Похоже, я рано заподозрил в тебе разум. Кто устоит, когда я спущусь с этой горы? Думаешь, они защитят тебя? Но с таким хозяином, как я, ты можешь не опасаться за свою жизнь.

— Я принадлежу себе, — тихо произнёс Кайт.

— Кем ты себя возомнил? — лицо исказилось. — Вместо того, чтобы наказать за дерзость, я предложил тебе место рядом со мной! Это ли не честь для безродного мальчишки, ютящегося в жалкой клети? Понимаю, я кажусь тебе… слишком грязным? — он вскинул руку, и от неё полетели комья чёрной слизи. — Но разве те, кому ты служишь, чище? Я рассказал тебе о своих цепях — в век по миллиметру… Как думаешь, сколько времени мне потребовалось бы, чтобы разомкнуть звено толщиной в Аананди? Посчитай, твой учитель ведь научил тебя! Но у моих цепей были ключи. Разбросанные по миру они ждали тех, кто всем сердцем желал моего воскрешения!

Алмазный Бог шагнул вперёд и наклонился к самому уху Кайта.

— Тот человек, что стоит сейчас за твоей спиной… Думаешь, он отправился на Акелдаму, потому что беспокоился о тебе? Единственное, что он спасал, это остатки своей совести!

— Профессор, — тихо попросил Кайт.

Тот снял меч и передал Кайту.

— Знакомый клинок, — прошептал Алмазный Бог, заворожённо глядя на сияющее в лучах поднимающегося солнца лезвие.

Кайт тоже, застыв, смотрел на меч, который держал в руках. Он помнил, что должен сделать, помнил, что рассказывал о Владыке Мрака на своих лекциях Аран Дипэк. Но в эту самую минуту перед ним стояло мучимое болью нового рождения существо.

— Значит, вот почему ты отказал мне? Ты считаешь себя Мелконом, мальчик? Ты вооружился этим клинком, надеясь, что тебя коснётся сила Бога Войны, и я паду под твоей рукой, забрызгав твои сапоги кровью и вечной славой?

Кайт сжал меч, заставляя себя приготовиться к удару. Но странное предчувствие коснулось его: будто с этим ударом он лишится чего-то очень важного.

Алмазный Бог расхохотался, опадая чёрной сукровицей:

— Ты не Мелкон! Слышишь, ты не Мелкон! В тебе нет ни капли его! И за дерзость ты заплатишь своей кровью!

Он вырвал у Кайта меч и приставил к его груди. Норвен бросился вперёд, но Бог Мрака поднял ладонь, и тот со стоном согнулся пополам.

— Метки, нанесённые этим мечом, не стираются. Они русла, которые всегда можно наполнить болью. Они — как удавка. Достаточно потянуть за неё, — он сжал ладонь в кулак, и профессор рухнул на камни.

— Ты говорил, твои раны быстро заживают, — он посмотрел на Кайта. — Но есть те, кто целится в сердце. Пожалуй, сегодня я не стану тебя убивать, — он переложил меч из правой руки, которая уже начала кровоточить, будто рукоять прожгла запекшуюся лаву, в левую. Потом резко ударил Кайта в грудь чуть ниже сердца.

Кайт медленно осел на клинке, вместе с воздухом выдыхая кровь. Позади раздался крик Норвена.

— Я хочу посмотреть, — прошептал Алмазный Бог, свободной рукой подняв голову мальчика за волосы, — как твой учитель будет нести тебя через эти скалы и Туманный лес, зная, что, если опоздает, ты истечёшь кровью. А если он всё же успеет, я порадуюсь, глядя, как твои товарищи уничтожат тебя, самозванца, посягнувшего на имя и меч Бога Войны.

Он прошептал слова — и молния, текущая по шрамам профессора, погасла. Потом вытащил клинок из груди Кайта, и безжизненное тело рухнуло рядом с Норвеном, ещё дрожащим от боли.

— Забирай его, пока я не передумал, — пробормотал он. — Вот моя плата.

Норвен с трудом встал и поднял Кайта.

— Торопись, если хочешь спасти его. Но неси тело осторожно. Эта рана находится слишком близко к сердцу… Если, конечно, ты сам не убьёшь его раньше, — усмехнулся Алмазный Бог и поплёлся назад к пещерам, волоча обжигающий ладонь меч.