Власть женщины сильней (гет)

По случаю возвращения дочери Виктория решила устроить праздник. Идею, как ни странно, подсказал монсеньор Перетти, приславший пространную записку, где неожиданно тепло и искренне, без намеков поздравлял с приятным разрешением деликатной проблемы. И даже благосклонно отзывался об участии в судьбе Дианы весьма достойного прелата. Хотя один намек все же был — заканчивалось послание пожеланием всяческих благ и сожалением, что друзья давно не собирались вместе. «Почему бы и нет, — подумала синьора Морно. — Может получиться очень забавно».

Уже были разосланы приглашения и получены благосклонные ответы, когда графиню вновь сразил недуг. Узнав об этом, монсеньор Перетти с досады ругнулся. Теперь нужно было придумывать иной способ встретиться и поговорить с Юлией, не привлекая заранее пристального внимания.

Решить эту проблему помогла сама синьора Бельфор. Юлия была отчасти разочарована отменой торжества у Виктории Морно: она хотела быть на этом балу. Но, подумав, решила, что все к лучшему. Тем более у нее самой нашелся повод для праздника. Точнее нашелся Жерар Манфреди. Его, избитого, обнаружил у дальней калитки садовник и доложил о находке управляющему. Пьер узнал в несчастном барона и приказал перенести Жерара в дом. Хозяйка вернулась к себе только вечером. К этому времени синьора Манфреди привели в чувство, отогрели, отмыли и накормили. Так что барон предстал перед графиней уже почти в прежнем блеске. Вид портила перевязанная голова и совершенно потухший, потерянный взгляд, зажегшийся, однако, чувством, едва Юлия переступила порог его комнаты. Жерар шагнул навстречу любимой женщине и тут же опустился перед ней на колени, уткнулся лицом в ладони, вдыхая такой знакомый аромат сандала.

— Юлия, я так скучал.

При виде мужчины у своих ног, когда его губы коснулись ее рук, Юлию накрыло воспоминание о жарком солнце на берегу уединенного озера. Горькая улыбка мелькнула на ее лице и исчезла, превратившись в нежную и приветливую:

— Поднимитесь, барон. Я ждала вас. И рада, что вы вспомнили обо мне.

Жерар, когда узнал, где находится, точнее, куда буквально приполз после нападения, приготовился к самому холодному приему. Он был готов на коленях вымаливать прощение за долгое безвестное отсутствие. Но оказалось его ждали и, возможно, даже еще любили. Он поднялся на ноги и порывисто привлек женщину к себе:

— Прости, прости меня…

— Мне очень не хватало тебя, Жерар.

Юлия приказала принести горячего вина. Она не хотела допытываться, что случилось, надеясь, что Манфреди сам со временем все расскажет. А потому постаралась пока окружить его заботой и теплом, чувствуя, что мужчину терзает не только физическая боль. Жерар с благодарностью посмотрел на нее:

— Ты, — голос его прервался, — великая женщина!

Юлия вдруг легко и звонко рассмеялась:

— Твой камзол в совершенно ужасном состоянии! Лучше сними его.

— У тебя замечательные слуги. Они сделали все, что могли, — ответил Манфреди, но все же воспользовался предложением и снял изрядно потрепанную одежду. Юлия сама помогла ему в этом, а после предложила:

— Нам приготовят ужин, а пока пойдем ближе к камину. И я расскажу тебе о своих великих планах.

При упоминании «великих планов» по лицу барона прошла тень тревоги, но он справился с собой:

— Я с удовольствием буду слушать тебя.

Они расположились на мягкой софе, обитой цветным шелком, которую слуги придвинули к огню. В свое время этот экзотический предмет мебели графине подарил Пьер, увидевший и купивший его у какого-то османского купца. Юлия оценила удобство дивана для дневного отдыха, иногда его даже выносили на патио, чтобы хозяйка вздремнула под шелест листвы и пение птиц. Сидеть на софе вдвоем, прижимаясь к крепкому плечу мужчины, оказалось тоже приятно.

— Так что же за планы у тебя? — спросил Жерар после долго молчания, наполненного теплом красного вина и уютом.

— Я хочу устроить бал! С музыкантами, танцами, цветными огнями.

Жерар откровенно любовался золотыми отсветами веселья, которым зажглись глаза Юлии.

— И по какому же случаю торжество? — усмехнулся он.

— Не знаю. Да, вот хотя бы — по случаю твоего возвращения! Возвращения ко мне.

Барон стал серьезен, аккуратно отстранил женщину от себя, весь как-то выпрямился, напрягся. Юлия догадалась, что наступил момент для неприятного, но нужного им обоим разговора. И Жерар не обманул ее ожидания:

— Кардинал, — без долгих вступлений рубанул он. — Как же Перетти? Ведь ты тогда уехала за ним.

Юлия отвела взгляд, закусила губу, потом вздохнула, будто собралась нырнуть в воду:

— Мы расстались.

И графиня без утайки рассказала Манфреди о своей попытке объясниться с монсеньором, о том, как была почти убита новой порцией унижения и оскорблений со стороны Перетти. Во время рассказа она заново переживала обстоятельства того злополучного вечера в палаццо Оттавиани. Юлия очнулась от резкого хруста и злого шипения барона: бокал из муранского стекла треснул в руке Манфреди.

— О, Боже! Ты не поранился?

Графиня осторожно разжала сведенные гневом пальцы, собрала осколки, положила их на столик и отошла к окну:

— Я прошу тебя больше не говорить со мной об этом человеке. Запомни, если бы я хотела обмануть тебя, я ничего бы не рассказала. Нет! Не так… Если бы я думала, что меня еще что-то связывает с кардиналом, меня не было бы рядом с тобой сейчас.

В голосе Юлии звучали нотки усталости и обиды, пальцы сжались на подоконнике так, что побелели костяшки. Жерар подошел к ней, не пораненной осколками рукой взял и поднес ее пальчики к губам, согрел их дыханием:

— Боюсь, не думать об этом человеке, если это вообще человек, у меня не получится. Я никто, я безземельник, нищий. Меня не было рядом, потому что я пытался решить это. Когда ты уехала, — увидев, что Юлия после этих слов хочет что-то сказать, Жерар остановил ее жестом.

— Я ни в коем случае не упрекаю тебя. Я не имею на это права! Так вот… Я узнал, что Виктория вернулась в Рим без детей. С сыном было бы сложнее, поэтому я решил разыскать дочь, чтобы выменять ее на свои закладные. Тогда у меня еще была надежда… Теперь у меня нет ни дочери Климента, ни надежды. Виктория отдала векселя кардиналу Перетти.

— А девочку вчера, по слухам, в дом Морно привел кардинал Менголли, — тихо закончила за барона Юлия.

— Странно, что Перетти сам не предстал перед ней в облике героя! — с ожесточением выплюнул слова Манфреди.

— Да, странно… — задумчиво проговорила Юлия. — А твой долг? Он так велик?

— Тогда мне нужны были деньги, и я не спорил о процентах. Лишь позднее узнал, что ростовщик связан с Викторией де Бюсси. Это была хорошо спланированная ловушка.

— И все же, какова сумма?

— Почти пятьдесят тысяч флоринов на сегодня. До срока две недели, — он вернулся на ложе, с которого подскочил во время рассказа графини.

— Две недели? О, это много! — у Юлии в голове мелькнула идея. Она подошла, оперлась на спинку дивана и обняла Жерара со спины:

— Тебе нужно отдохнуть. Ты совсем замучил себя. Я запрещаю тебе говорить о делах сегодня.

Графиня осторожно, чтобы не задеть повязку, перебирала темно-каштановые кудри мужчины. Манфреди позволил себе наслаждаться окутавшим его приятным покоем и не заметил, как провалился в сон. Юлия уложила его удобнее на софе, а сама приказала принести кресло и шитье. Она втыкала иглу, выводя золотую строчку вышивки, но мысли ее были заняты другим. Графиня сравнивала двух мужчин. Оба сильные или страстно желающие казаться такими, оба гордые и независимые, они разительно отличались друг от друга. И она поняла, что любит их обоих. Но одна любовь — недостижимая, обжигающая, порой опасная, похожая на огонь, который пожирает все, к чему прикоснется. Другая — теплая и светлая, как пламя свечи, надежная, близкая, согревающая. И они нужны обе. А может быть это все ей нашептывал бес противоречия, желание доказать Феличе, что может прожить без него, может найти счастье с другим.

Когда барон проснулся, в столовую подали ужин. Утолив голод, синьор Манфреди, не глядя на графиню заговорил:

— Я должен уехать.

— Как?! Куда?

— Туда, где меня никто не будет знать. Может быть, подамся в испанский флот.

— Ты окончательно это решил? Или у меня есть возможность отговорить тебя?

— Что мне еще остается?

Графиня отложила полотенце, которым вытирала омытые после еды руки, и серьезно посмотрела на Жерара. Дождавшись, когда он поднимет на нее взгляд, заговорила:

— Прошу, выслушай меня, не перебивай. Я достаточно богата. Мы сможем собрать довольно большую сумму, она покроет проценты и часть долга. И мы сможем отсрочить полную выплату.

— Как славно звучит — мы… Ты хочешь от меня слишком много, Юлия.

— Всего лишь, чтобы ты поступился своей гордыней и принял мою помощь, мою любовь! И дал мне свою!

— Перетти никогда не пойдет на уступку. Я знаю, кардинал не будет меня даже слушать. Если кто и услышит, то граф де Невре. И то, только если это будет вызов.

Они замолчали. Синьор Манфреди поднялся из-за стола, отвернулся. Вдруг за спиной Жерар услышал тихий голос Юлии, обернулся:

— Я так хотела быть вместе, — на ресницах графини повисли слезы.

Он не выдержал, шагнул к ней, взглядом приласкал каждую черточку любимого лица, губами собрал влагу с глаз:

— Но что я могу дать тебе кроме своей души, тела и шпаги?

— Свою любовь, тепло, нежность, верность. Они дороже всего.

— Юлия, я люблю тебя.

Она потянулась к нему всем телом, всем своим существом. И Жерар послал к черту все, что на самом деле не имело никакого значения сейчас, когда он прижимал к себе горячую, податливую, истосковавшуюся по ласке, желанную женщину.

Много позже, лежа на разоренной постели, уютно уложив голову на плечо мужчины, Юлия проворковала:

— А о помолвке объявим на моем празднике. Вот будет сюрприз! Но кто возьмет на себя эту роль? Если мы сами, это сочтут нескромным. О, придумала! Я позову свою сестру и попрошу ее объявить о том, что мы скоро обвенчаемся. М? Ну, что ты молчишь?!

— Ты, я, Виктория… Перетти сочтет это заговором.

— Во-первых, я не собираюсь его приглашать. Во-вторых, это мое дело. Я имею право на счастье!

— Как никто другой, — согласился Жерар и вновь потянулся к ее губам, чтобы за поцелуем спрятать терзающую его тревогу.

* * *

В один из дней Пьер Шане доложил синьоре де Бельфор о прибытии неожиданного гостя. Придирчиво осмотрев свое отражение в зеркале и расправив складки серого с голубым отливом расшитого серебром шелкового платья, Юлия вышла в гостиную, где ее ожидал монсеньор Оттавиани. Графиня была рада принять давнего знакомого, почти друга, хотя ее смущала встреча с человеком, знавшим о неудаче с Перетти. Монсеньор шутливо прикрыл глаза рукой:

— О, вы ослепительны, синьора!

— Благодарю, ваше высокопреосвященство. Для меня честь принимать такого гостя. Прошу, садитесь, — за приятной и любезной улыбкой хозяйки скрывался вопрос.

— Счастлив был получить приглашение от вас. Решил лично заехать поблагодарить.

— С вашей стороны это большая любезность, — с этого момента Юлии стала понятна цель высокого визита. Легкая досада смешалась с чувством острого торжества. Монсеньору предложили фруктовый сок с водой из ледника и легкого вина.

Воздав должное хозяйке и напиткам, кардинал начал разговор.

— Кто же составит нам компанию на вашем празднике?

— О, это весьма небольшой круг людей, хорошо знакомых друг с другом, и приятных мне, — она чуть прикусила губу и лукаво улыбнулась. — Я надеюсь на дружескую встречу, а не пышный бал.

— Да проститься мне моя настойчивость, но в последнее время в римском обществе закипают нешуточные страсти. А я стараюсь следить за своим общением, — монсеньор премило улыбнулся.

— Вы не доверяете моему умению выбирать знакомых?

— Вы можете быть не в курсе некоторых, скажем, деталей закулисья. А я не любитель сюрпризов.

— Вы очень настойчивы, монсеньор, — Юлия прикрыла раздражение вздохом и коротким смехом. — Хорошо.

И синьора Бельфор перечислила три десятка имен из самых верхов римской аристократии, как светских, так и духовных.

— У вас намечается праздник высшего света Рима! Однако кое-кого все-таки не хватает в этом списке.

— Кого же?! — изобразила недоумение графиня.

— Наших предводителей — кардиналов Беллармино и Перетти, — прелат пристально всмотрелся в лицо собеседницы своими светлыми серо-голубыми глазами.

На мгновение взгляд Юлии стал холодным и отстраненным. Она опустила ресницы, а когда снова взглянула на монсеньора, ее взгляд был полон насмешливого укора:

— Но кардинал… Вы знаете о нас с монсеньором Перетти. К чему же этот вопрос?! А монсеньора Беллармино я просто не посмела тревожить.

— Вы собираете такое общество, и упустить этих двоих было бы непростительно. Ваши гости могут счесть себя людьми второго сорта.

— Или неприглашенные могут обидеться?

— Это обоюдоострое оружие, — кивнул монсеньор. — Тем более, среди приглашенных племянник Святого Отца, монсеньор Боргезе, Сципион Кафарелли — извечный соперник Феличе в охоте за древностями.

— У меня всегда были опасные игрушки, кардинал, — Юлия заносчиво, с вызовом вскинула подбородок.

Оттавиани улыбнулся пастырской улыбкой:

— И вы ранили ими прежде всего себя.

Юлия отвернулась, чтобы скрыть внезапную боль от слов прелата. Марк смягчился, в голосе послышались ноты увещевания:

— Не проще разве было бы отдать дань значимости этих двух лиц и пригласить на… дружескую встречу?

Юлия печально усмехнулась, вспомнив свой план огласить на балу помолвку с бароном Манфреди.

— Ваше высокопреосвященство, я прошу вас передать приглашение монсеньору Беллармино. Впрочем, лучше устройте мне встречу с ним, чтобы я имела честь передать приглашение лично синьору Роберто. А кардинал Перетти... Не видеть его у себя — мой каприз. А я привыкла потакать своим капризам!

— Что ж, — Оттавиани поднялся, — жаль, что мы не нашли полного взаимопонимания. Не буду отвлекать вас от приятных предпраздничных хлопот.

— Мне тоже жаль, кардинал. Вы расстроили меня, синьор Марк, — графиня поднялась следом за гостем.

— Будем надеяться, что все сложится к удовольствию всех сторон. До встречи, прекрасная синьора.

Графиня де Бельфор сдержала свое слово: в тот же день она лично передала приглашение монсеньору Беллармино, объяснив, что задержка вызвана лишь ее желанием самой предстать перед князем церкви. Кроме того, графиня добавила, что видеть его у себя сочтет большой честью. А вечером синьоре де Ла Платьер передали корзину цветов с запиской: «Благодарю. Буду непременно», с подписью графа де Невре. Сначала Юлия была ошеломлена, потом взбешена, но, взглянув на прекрасный букет и вспомнив привычки синьора Феличе, она расхохоталась. Праздник обещал быть весьма интригующим.

* * *

Палаццо графини де Бельфор встречал гостей. По обеим сторонам от главного входа стояли курильницы, источавшие аромат апельсина и сандала. Переступив порог дворца, гость оказывался далек от неприятных запахов улицы и реки. Множество свечей и масляных светильников, на которые не поскупилась синьора Ла Платьер, позволяли насладиться видом роскошной росписи стен и кессонных потолков. Хозяйка, в платье из шелка глубокого синего цвета, расшитом золотом и жемчугом, каждого прибывающего приветствовала сияющей улыбкой, добрыми словами и мягкими переливами дымчато-молочного солнца вырезанного на арабском сардониксе в тяжелых серьгах. Озадачивало приходящих только одно — стоя за левым плечом хозяйки, наравне с ней посетителей встречал синьор Жерар барон Манфреди. Однако вскоре он затерялся в обществе гостей, найдя среди них своих знакомых. Когда же у него пытались выведать причину того, что он вел себя едва ли не как хозяин бала, Жерар лишь хитро прищуривался и усмехался.

Вскоре общество, те, кто не танцевал, распалось на кружки, в которых сплетничали о политике и любви. Пир Юлия устраивать не стала. Вместо этого в двух залах — для танцев и для общения — были расставлены столики с закусками и сладостями. Возле каждого стоял слуга с полотенцем и чашей воды для омовения рук. Слуги обносили синьоров, монсеньоров и дам вином и мороженым.

— Все чудесно, — тихо прошептал Жерар, подойдя к Юлии.

Женщина улыбнулась в ответ, но барон заметил тень тревоги в ее глазах — она ждала сестру, сына и, дьявол его забери, Перетти.

— Бенвенуто, добрый вечер, — приветствовала кардинала Менголли графиня.

Тот, улыбнувшись в ответ, поднес руку матери к губам:

— Добрый, — согласился он и тут заметил синьора Манфреди. Улыбка поблекла, но монсеньор сделал над собой усилие и чуть двинул головой, кивая барону. Жерар, памятуя о будущем, ответил вежливым поклоном. Отходя от Юлии, монсеньор Менголли столкнулся с Сципионом Каффарелли, племянником кардинала Боргезе. Молодые люди обменяли учтивыми приветствиями, но их взгляды говорили о совсем иных чувствах. Когда Бенвенуто и Сципион мирно разошлись, Юлия облегченно вздохнула и поверила, что вечер может окончиться хорошо.

— Ее светлость синьора Виктория де Бюсси графиня де Морно герцогиня Кастильо, — объявил распорядитель.

— Здравствуй, сестра, — встретила хозяйка высокую гостью.

— Здравствуй. У тебя очень мило.

— Спасибо, Виктория. Я очень рада видеть тебя. Как здоровье твое и Дианы?

— Диана растет. А мое здоровье… Ты же знаешь, мне пришлось отменить бал. Врачи рекомендуют воздух побережья.

— Твоя болезнь так серьезна? — Юлия искренне встревожилась.

— Прошу, не будем об этом. Я уже несколько дней не подпускаю к себе ни одного врача и не пью их снадобий. И, прости, но я ненадолго.

— Я понимаю. У меня есть к тебе просьба. Ты единственный человек, к которому я могу с ней обратиться.

Виктория заметила, что к ним направляется монсеньор Менголли, и почувствовала себя неуютно:

— О, кажется, я оставила свой веер на столике у входа, — стала она искать повод избежать встречи.

Юлия знаком поторопила сына и, едва он приблизился, произнесла:

— Бенвенуто, графиня забыла свой веер на столике у дверей. Окажите любезность, принесите его. А еще мороженого мне и синьоре Виктории.

— Буду счастлив угодить, — сухо проговорил он, безуспешно поискал взгляд синьоры Морно и ушел.

Юлия продолжила, обращаясь к сестре:

— Ты не ответила…

— Но я не могу согласиться, не зная, о чем идет речь, — Виктория перевела взгляд со спины удаляющегося монсеньора Монтальто на хозяйку дома.

Брови Юлии дрогнули.

— Хорошо. Я прошу тебя объявить о моей помолвке с бароном Манфреди.

— Вот как?! — Виктория замолчала, но подавила изумление и после короткого размышления продолжила. — Юлия, прости, но я хочу прожить данное мне Господом время. А его итак не много.

— Ты тоже боишься Перетти, — это было сказано тихо и грустно.

— Я его ненавижу, — холодно и спокойно, без вызова, ответила Виктория. — Но, если ты хочешь, это может сделать синьора Альбани. Она не откажет нам.

— Она уже приехала?

— Да, мы прибыли вместе.

Юлия задумалась, после покачала головой:

— Не стоит беспокоить синьору Антонию. Я сама объявлю об этом.

Виктория, не скрывая сомнения, посмотрела на сестру:

— Я… Можешь не верить мне, но я рада за тебя. И все же будь осторожна.

Ответить Юлия не успела. В этот момент распорядитель объявил о прибытии кардинала Беллармино и… графа де Невре. Монсеньор Оттавиани, уже имевший возможность выразить хозяйке бала свое восхищение, воспрял духом — оказавшись почти в одиночестве против партии соперников, иезуит не успевал отбиваться от шуток и колкостей противников. Виктория, услышав имена новых гостей, отошла в дальний конец зала, решив сразу после объявления о помолвке покинуть собрание.

В отличие от монсеньора Беллармино, Феличе Перетти прибыл на бал в светском камзоле. Новомодный темно-зеленый цвет бархата скрадывал бледность лица. В последние дни кардинала сильнее мучили боли в груди, но он старался скрыть это, чтобы не радовать лишний раз врагов. Следом за прибывшими шел слуга с корзиной цветов — алые и пурпурные розы были собраны в роскошный букет. Папский советник воздал должное графине и сделал знак слуге с цветами, словно это было подношение от его имени. Но Юлия хорошо разглядела среди крупных бутонов несколько эдельвейсов. Помимо воли, ее щеки загорелись румянцем, но после короткого и прохладного приветствия со стороны графа, синьоре де Бельфор удалось взять себя в руки и ответить гостям ровно и приветливо.

Дальше вечер пошел своим чередом. Музыканты настроили инструменты, и зал наполнился музыкой. Пары выстроились в первый контрданс.

— Собираетесь развлечь общество танцем, брат? — услышал за спиной Феличе. Формулировка вопроса и обращение вызвали на губах Перетти кривую усмешку, а подошедшего Марка Оттавиани заставили напряженно вглядеться в насмешника.

Синьор Невре степенно и нарочито медленно обернулся:

— Осуждаете решение последнего собора, монсеньор Боргезе? — вопреки этикету вопросом на вопрос ответил он.*

Викарий Рима ничуть не смутился, хотя и глянул в сторону инквизитора Беллармино:

— В части борьбы с еретиками и врагами церкви — всецело поддерживаю.

— Танец помогает поддерживать гармонию тела и духа, — в тон проговорил Перетти. — Попробуйте как-нибудь… Но только там, где никто не увидит.

Посчитав, что для первого раунда вполне достаточно, прелаты подчеркнуто вежливо раскланялись и разошлись.

Смолкла живая мелодия гальярды Лучио Романо, и тут внимание публики привлекла сама хозяйка дома. Роберто и Марк помрачнели, заметив какой ненавистью зажглись глаза Перетти, когда он увидел рядом с Юлией Жерара Манфреди. А графиня тем временем обратилась к собравшимся:

— Синьоры, прошу внимания! — ее красивый глубокий голос раскатился по залу. — Я благодарю вас всех за то, что приняли мое приглашение. Это большая честь для меня. И большая радость — видеть тех, кого я могу считать моими друзьями. Но у меня есть еще один повод для радости и счастья. И подарил мне этот повод синьор Манфреди. Подойдите ближе, друг мой! Барон просил моей руки, и я дала согласие. Надеюсь всех здесь присутствующих увидеть на нашей свадьбе через месяц.

Молодежь разразилась радостным улюлюканьем, гости постарше — приветственными аплодисментами. С высоты своего роста Перетти прекрасно видел, как барон сначала поцеловал своей избраннице руку, а после под веселый смех гостей и вовсе привлек ее к себе. Оттавиани крепко ухватил Феличе за плечо, но тот резко сбросил его руку. А когда Беллармино открыл рот, чтобы что-то сказать, он яростным взглядом прожег одного и второго:

— Этой свадьбы не будет. Оставьте меня, — процедил Перетти, борясь с шумом ударившей в голову крови.

Роберто и Марк отступили, а граф развернулся на каблуках и направился к выходу на балкон.

Юлия принимала поздравления, краем глаза наблюдая за Перетти, и в душе испытывала горькое удовлетворение — новость его задела.

— Кажется, его высокопреосвященство неважно себя чувствует, — тихо, чтобы слышала только она, проговорил Жерар, продолжая обнимать Юлию за плечи.

— Не надо о нем! Кстати, я не вижу Бенвенуто?

— Он разговаривает с твоей сестрой. Они направлялись в сад. Извини его, он тоже вряд ли ожидал этого от нас. Синьор Менголли еще поздравит тебя.

— Хотелось бы верить, — вздохнула графиня.

Виктория Морно, как и планировала, направлялась к выходу, когда ее окликнул Бенвенуто Менголли:

— Я не обнаружил ваш веер, а мороженое вы, я знаю, не любите. Поэтому, не обессудьте, я с пустыми руками. Но не с пустым сердцем, Виктория.

Молодой человек предложил ей руку:

— Обопритесь, моя синьора, и выйдем в сад.

Виктория, не поднимая головы, последовала за кардиналом. Сумерки на аллеях разгоняли факельные светильники. Здесь, вдали от толпы, синьора Морно осмелела, крепче сжала руку Бенвенуто. Он не замедлил ответить:

— Я очень рад видеть тебя, — пользуясь тенью раскидистого куста олеандра, Бенвенуто потянул Викторию к себе и соединился с ней в поцелуе. Губы женщины были мягкими, податливыми и горячими, но не от страсти, а от обметавшей их лихорадки. Через несколько мгновений Виктория отстранилась от Менголли.

— Монсеньор, мне надо кое-что вам сказать…

— Надеюсь, что это кое-что приятное?

— Не знаю. Мне очень жаль, что бал в моем доме не состоялся. Но мой врач, — она осеклась, словно и вправду сказала что-то, чего не хотела произносить.

— Не надо, Виктория. Я вижу, что ты не здорова. И это убивает меня.

— Это так. И он не обещает мне ничего хорошего, если только я не исправлюсь.

— Что же нужно для твоего выздоровления, моя синьора?

— Во-первых, допустить к себе врача, — она неожиданно легко рассмеялась.

— Не понимаю?! Что мешает тебе сделать это?

— Лекарь у меня великолепный, но слишком строгий. К тому же, на этом свете меня держат только Диана, Серж и,— Виктория замолчала, про себя добавив: «И месть».

Но Бенвенуто по-своему истолковал эту заминку, приняв ее на свой счет, и в ответ его губы пробежали легкими прикосновениями по женским пальчикам и замерли на ее ладони.

Тут их внимание привлек громкий крик:

— Карету синьора графа де Невре! В дом к мастеру Лейзеру! Быстро!

Менголли встревожился:

— Там что-то случилось.

— Идите, монсеньор. И помните, я буду всегда рада видеть вас.

— Сначала я провожу вас.

Он дождался пока Виктория сядет в свой портшез. Глядя, как удаляются носильщики синьоры графини, Бенвенуто осознал, что смотрит на это без какого-либо трепета и сожаления, а сухие горячечные губы женщины не доставили и толики ожидаемого удовольствия. Кардинал Монтальто резко развернулся и поспешил в дом.

Кардинал Перетти сожалел в данную минуту только о том, что рядом нет брата Иосифа. Тому удавалось парой хорошо отточенных фраз вернуть монсеньору самообладание. Демарш Ла Платьер стал настоящим ударом — неожиданным и оттого еще более болезненным. Ударом по планам, по самолюбию, но самое опасное — по авторитету и безусловной непогрешимости блестящего политика, влиятельного и богатого прелата, успешного и удачливого мужчины. Понимала ли это Юлия? Перетти очень хотелось верить, что нет. Что это просто каприз обиженной женщины. Проблему нужно было решать быстро и беспощадно. Вот и Камилло Боргезе уже поспешил подложить свою связку дров:

— Поздравляю, синьор Перетти. Блестящая партия для обоих ваших протеже. И церемонию бракосочетания сами проведете?

— Зачем? Могу предоставить эту возможность вам. Попросите молодых, я уверен, они не откажут такому достойному священнику. Но прошу простить, мне нужно поздравить хозяйку дома.

Развернувшись спиной к собеседнику, Феличе направился на поиски Юлии. Он нашел их, синьору де Бельфор и барона Манфреди, вместе. Лицо графини не выражало ничего кроме учтивого и приветливого внимания, вот только пальцы, сжимавшие веер, побелели от напряжения. На Манфреди кардинал-граф даже не взглянул.

— Поздравляю вас, сударыня. После стольких сомнений и проб вы сделали весьма оригинальный выбор.

— Благодарю, синьор Невре. Я рада видеть вас здесь. Вы давно не были у меня.

— Обстоятельства не благоприятствовали, — Перетти изобразил на лице сожаление.

— Юлия, сейчас будет твой любимый танец. Я хотел бы танцевать с тобой, — чуть склонившись к невесте, но не в силах отвести тяжелого взгляда от Перетти, проговорил Жерар.

Кардинал не дал графине ответить:

— Вы обязательно сегодня станцуете со своим женихом. Но сейчас я займу его у вас на некоторое время.

Не говоря более ни слова, уверенный, что барон следует за ним, Перетти направился на террасу.

Вернулся Манфреди довольно быстро, любимая Юлией мелодия еще не успела закончиться. Румянец и нагловатую усмешку сменили бледность и затравленное выражение глаз. Но, приблизившись к графине, Жерар попытался улыбнуться:

— Я не слишком долго? Потом велю музыкантам повторить этот танец.

У Юлии при одном взгляде на Манфреди перехватило дыхание.

— Что он сказал тебе?

— Завтра я должен принести деньги, иначе он засадит меня в тюрьму.

— Как в тюрьму?!

— Я уже получил три отсрочки.

Юлия закусила губы, поискала взглядом в зале, но Перетти не увидела. Тогда графиня приказала слуге найти Пьера. Со своим управляющим Юлия встретилась в небольшой уединенной комнате.

— Пьер, я хочу видеть у себя самого богатого ювелира и скупщика!

Синьор Шане с тревогой всмотрелся в лицо госпожи, но графиня не стала ничего более объяснять.

— Хорошо, Ваша светлость, — склонил голову управляющий и направился исполнять приказ.

А Юлия вернулась в зал и продолжила мило улыбаться шуткам поклонников, обмениваться новостями и наблюдениями с подругами. Ей наконец-то удалось потанцевать с Жераром. Прикосновениями рук и взглядами в танце они поддерживали друг друга. После окончания танца барон вывел синьору Бельфор из круга.

— Ты чудесный танцор, синьор Жерар.

— Рядом с тобой, синьора Юлия, мне хочется быть таким во всем!

Она заметила, что из его глаз исчезли тоска и безысходность, они сияли, отражая ее улыбку, блеск драгоценностей и свет свечей. Так решила для себя графиня, старательно отгоняя мысль, что Жерар больше похож на человека, принявшего нелегкое, но окончательное решение.

Барон оставил невесту на попечении подруг. Но после, увидев, что возле выхода на террасу она разговаривает с графом де Невре, пожалел об этом. Однако вмешиваться в беседу Жерар не спешил.

— Кардинал, — Юлия тревожно теребила манжеты.

— Сейчас — граф, — перебил ее Феличе.

— Да, конечно. Граф, — она никак не могла начать.

— Смелее, синьора, — милостиво подбодрил ее де Невре, а сам словно невзначай оперся на балюстраду, ограждавшую балкон.

— Я прошу вас об одной услуге… или одолжении.

— О чем же?! — он чуть шагнул, отступая глубже в тень от света, бьющего из дверей. Щеки заливало огнем, но теперь уже не от ярости, а от нехватки воздуха в болящей груди.

— Я прошу отсрочить выплату долга моим женихом, — сказала она очень просто, без вызова, баз ноток приказа или мольбы.

Выражение на лице Перетти осталось бесстрастным:

— Я уже говорил на эту тему с самим должником и не желаю говорить об этом с вами, синьора.

— Почему? Вы отлично знаете, что я единственная, кто может сейчас помочь барону. И что я должна это сделать, — в глазах Юлии затеплились злость и отчаяние.

— Попытайтесь. Это ваше право, — очередной вдох предательски оттянул в сип.

— Хотя бы несколько дней. Я умоляю вас, монсеньор!

— И готовы умолять меня об этом стоя на коленях?

Безразличие и холодность слетели с него в одно мгновение, и следующие слова он буквально прошипел ей в лицо:

— Какого черта ты борешься со мной?

Голос барона Манфреди, заслонившего собой дверной проем, избавил Юлию от необходимости отвечать:

— Что вам нужно от моей невесты, синьор Невре?

Графиня отчетливо услышала, как между тяжелыми свистящими вдохами раздался скрип зубов Перетти. И она испугалась. Но кардинал, почувствовав, что камень пола уходит из-под ног, на удивление быстро справился с собой. Он отошел от Юлии на несколько шагов и выговорил:

— Завтра жду вас у себя, в Ватикане.

Двигаясь в зал с балкона, Перетти натолкнулся на предусмотрительно выставленное плечо Манфреди. Мутные от боли, удушья и гнева глаза нашли причину помехи. Перехватив взгляд противника, Жерар скривился в презрительной гримасе:

— Задержитесь в этом доме еще на четверть часа, Перетти.

— Зачем?

— Затем, чтобы после уже никогда в нем не появиться.

— Неужели?! — догадка на несколько мгновений даже заслонила собой дурноту и слабость. — Ну, наконец-то.

Графиня, готовая вмешаться, приблизилась к мужчинам:

— Синьоры!

— Все в порядке. Идем в зал, — и Жерар твердой рукой подхватил женщину под локоток и увлек за собой.

Оставшись в одиночестве, Перетти вернулся на террасу, рванул ворот камзола, пытаясь перехватить больше воздуха, и оперся на ограждение. Так его и нашел Марк Оттавиани.

— Пойдем, я провожу тебя до кареты.

Перетти сдался, только хрипло выговорил:

— К Давиду…

С террасы можно было попасть в сад, но так пришлось бы дольше обходить дворец. Поэтому иезуит повел товарища через зал. Перед тем как шагнуть на свет граф собрал последние силы, отнял руку, за которую его поддерживал Оттавиани, выпрямился и твердым шагом направился к выходу. В дверях он все же на мгновение потерял ориентацию, но вновь справился с собой и вышел.

Графиня проводила кардиналов взглядом и присоединилась к одному из кружков дам. Но вскоре ее отвлек Пьер Шане, сообщив, что прибыл ювелир.

— Скажи ему, я скоро подойду.

По дороге синьоре Бельфор пришлось задержаться.

— Бенвенуто? — Юлия старалась не смотреть сыну в глаза.

— Что здесь произошло?

Она в недоумении посмотрела на него.

— Монсеньор Перетти. Отец. Его вывел кардинал Оттавиани и приказал гнать карету к Давиду Лейзеру.

— Я ничего не знаю. Может быть тебе лучше последовать за ним?

— Я так и сделаю. А ты? — Менголли попытался поймать ее взгляд.

— Бенвенуто, прошу тебя! Не надо, — она не смотрела на него.

— Ты знаешь, что он был ранен?

— Догадываюсь, — Юлия усмехнулась.

— Чему ты смеешься?!

— Последнее время мне остается только смеяться, чтобы не плакать. Я ничего не знаю о том, что на самом деле случилось с твоим отцом. Бенвенуто, я не хочу больше говорить о нем!

Она с трудом произнесла последние слова.

— В последние дни, я не знаю с чем это связано, но они — отец, Беллармино и Оттавиани — часто упоминали тебя.

Кардинал Менголли замолчал, заметив, что к ним подошел барон. Бенвенуто, не глядя на него, поклонился матери и ушел. Жерар с досадой посмотрел ему вслед. Потом перевел взгляд на Юлию. Она, с трудом скрывая слезы, улыбнулась ему.

— Любовь моя, мы обязательно будем счастливы, — он поцеловал ее ладонь.

— Обязательно. Прости, но меня ждут. Я все объясню после.

— Хорошо, — отпустил невесту Жерар.

Графиня вошла в кабинет, где ожидал ювелир. Туда же служанка принесла все ее драгоценности. Юлия оставила только золотую цепочку, унизанную семью прекрасными жемчужинами, которую ей когда-то подарил Феличе. Все остальное она попросила оценить. Ювелир удивился, но сделал предварительную оценку, оговорив, что точнее сможет сказать лишь на следующий день. Озвученная сумма покрывала чуть больше половины долга. Графиня договорилась, что вечером следующего дня он выплатит ей золотом всю сумму, а украшения со временем заменит подделками.

Попрощавшись с ювелиром, синьора Бельфор вернулась в зал. Подходило время окончания праздника. Проводив наиболее значимых гостей, графиня поднялась к себе. Совершенно обессиленная опустилась в широкое кресло, ожидая барона. Жерар, проследив за тем, как слуги погрузили в карету последнего гостя, прошел в ее покои.

— Все уехали?

— Да. Слуги займутся домом ближе к утру. Зачем ты говорила с Перетти?

— Надеялась договориться.

Он наполнил бокал водой, добавил вина и протянул напиток Юлии. Вновь вернулся к столику, что бы налить себе.

— Ты должна знать… Я передал ему вызов.

Юлия прикрыла глаза:

— Сумасшедший… Перетти — лучший фехтовальщик Рима, и ты это прекрасно знаешь. Тебе надоело жить?

— У меня не большой выбор: либо деньги, либо тюрьма, либо дуэль, — Жерар едва не раздавил бокал в руке, вспомнив разговор с кардиналом на балу. — А так у меня будет шанс.

«Он старше, он болен и слаб», — Манфреди отвернулся, пряча холодные расчетливые огоньки в глазах.

— Мне очень не хочется стать вдовой до свадьбы. Помни об этом, пожалуйста.

— Непременно. Тебе незачем ехать завтра в Ватикан. Я сам поеду к нему за ответом.

Юлия закрыла лицо руками. Она знала, что если у нее и была надежда получить отсрочку платежа, то предотвратить дуэль… Если только Перетти снова откажется от поединка с «безземельником», снова сошлется на сан. Почему-то именно сейчас Юлия была уверена в обратном. Может быть потому, что почувствовала, какой страстью полыхнуло от вопроса Феличе: «Какого черта ты борешься со мной»? Она тихо застонала — от отчаяния, от бессилия.

— Ты подписал себе смертный приговор… и испортил все мои планы.

— Черта с два! Я тоже неплохо владею оружием.

И Жерар вновь прибег к проверенному способу забыть на время обо всех невзгодах и врагах. Дернув колокольчик, он вызвал служанку. Та помогла госпоже переодеться ко сну. Барон справился со своей одеждой сам. Перед тем как окончательно лечь графиня еще раз наполнила бокал Манфреди вином. Жерар не заметил, что она всыпала в напиток порошок из маленькой склянки с туалетного столика. Вскоре он крепко спал, обнимая любимую женщину. Она тоже быстро заснула, слушая, как бьется его сердце, не утерев влажных от слез глаз.

* * *

В дом мастера Лейзера кардинала Перетти пришлось уже заносить на руках. Вскоре туда же подъехал монсеньор Монтальто. Ожидая, пока врач выйдет из особой комнаты, где он принимал пациентов, Бенвенуто забавлялся с огоньком свечи. Выполняя инструкции Валлетто, он то делал пламя ярче, то почти гасил его, то заставлял отклоняться в сторону от фитиля. Всякий раз, когда эти, как называл их сам Менголли, фокусы удавались, молодой кардинал испытывал удовлетворение и радость. С того дня, как он присоединился к общине Крылатого дракона, и Валлетто начал свои занятия, Бенвенуто понял, что однажды его Тайна станет источником его Власти. Ведь помогли же они ему с возвращением Дианы матери.

Наконец, послышались тяжелые шаги, и к кардиналу вышел мастер Давид. Еврей склонил голову в приветствии.

— Я сделал все необходимое. Монсеньор уснул. Вот здесь настой, который нужно будет дать ему, когда он проснется. Лучше, если его высокопреосвященство будет у себя дома и будет спать до завтрашнего вечера.

— Я заберу монсеньора.

Менголли взял со стола склянку с лекарством. Взамен лег, звякнув металлом, увесистый кошель. Лейзер вновь склонил седую голову, теперь уже принимая и благодаря за плату.

— Прошу вас, монсеньор Менголли, воспользуйтесь моим портшезом.

Получив молчаливое согласие, мастер отдал распоряжение двум своим помощникам о перевозке пациента. Пока шла подготовка, врач пристально смотрел на Менголли. Тот в ответ не отводил взгляда от еврея.

— Как ваши головные боли, монсеньор? Не беспокоят?

Лейзер чуть усмехнулся, заметив, что молодой человек сдержал гневный порыв.

— Благодарю, мастер Давид. С моей головой все в порядке, — напряженно проговорил Бенвенуто.

Когда доложили, что носилки с кардиналом Перетти готовы отправиться в путь, синьор Менголли с облегчением попрощался с врачом. С дороги Менголли отправил вперед слугу, чтобы в доме Перетти были готовы. В пути он обдумывал фразу мастера Давида, которой тот проводил сына своего пациента:

— Ваш отец слишком неистов, чтобы позволить ране затянуться по-настоящему.

Бенвенуто сидел у постели кардинала, прислушиваясь к его неровному, поверхностному дыханию. В соседней комнате дремала немолодая служанка Сеттима — Менголли решил, что при необходимости женщина сможет лучше помочь. Когда звезды за окном уже начали гаснуть, Феличе глубоко вздохнул и застонал, рука его метнулась к груди. Бенвенуто разбудил служанку, велел приготовить лейзерово снадобье и напоить им кардинала. Вскоре Перетти вновь погрузился в глубокий сон. Оставшись с отцом наедине, Менголли подошел к постели, поправил подушку, одеяло. И тут его словно что-то толкнуло под руку — он взял со столика свечу и распахнул ворот сорочки Перетти. Бенвенуто склонился, рассматривая при свете огонька грудь Феличе. Шрам от удара Климента затянулся, но рубец был явно воспален. Повинуясь внутреннему позыву, Менголли протянул руку и накрыл ладонью след клинка. Где-то в затылке застучала кровь, а в памяти всплыли слова Валлетто: «Огонь уничтожает заражение и смерть. Огонь — средоточие жизни». Глаза сами собой закрылись. И Бенвенуто увидел, что под тонкой коркой шрама вглубь, как туннель, уходит разверстая рана, края которой почернели. Взгляд уходил все глубже в этот провал. Руку, в которой он держал свечу, заливал расплавленный воск, а Бенвенуто все не раскрывал глаза. Наконец взгляд уперся в тупик — там остановилось острие стилета. Тогда Менголли начал выбираться обратно. Выходя, он словно бы выжигал за собой черную гниль и скреплял, сплавляя, стенки туннеля.

Из транса молодого кардинала вывели крики. Женский, голосивший: «Господи-Боже! Убивают». И мужской — крик нестерпимой боли. Менголли отшатнулся от постели отца. На груди у того явственно проступал след ожога в форме ладони. «Служанка…» — молнией скользнула мысль, и так же резко к женщине подскочил Бенвенуто, перехватил худощавую шею и с яростью выговорил:

— Замолчи. Расскажешь кому-нибудь — умрешь! Страшно и мучительно. Поняла?

Сеттима, глядя на него широко распахнутыми глазами, медленно кивнула.

— Пойди, принеси лед и масло. Быстро!

Убедившись, что его поняли и поспешили выполнять приказ, Бенвенуто осторожно приблизился к Перетти. Старший кардинал затих, как только исчез источник палящего жара. Сейчас казалось, что его сон вообще ничем не нарушался. Менголли посмотрел на свои руки, отбросил уже потухший огарок свечи. Пальцы мелко подрагивали.

— Что я… Что я? — тихо шептал он, стискивая кулаки, чтобы унять дрожь.

Вернулась Сеттима и занялась ожогом на груди господина. Молодой кардинал отошел к окну, пытаясь осознать произошедшее. Когда женщина закончила со льдом и маслом, он выставил ее за дверь. Монсеньор Перетти спокойно спал, дыхание его было как у здорового спящего человека — ровным и глубоким. Красный след от ожога странно быстро потерял интенсивность цвета. «Все закончилось», — пришло вдруг в голову. И синьор Менголли решил, что пора уходить.

На выходе кардинал встретил служанку. Она боязливо отступила в сторону, за колонну, а когда Менголли вышел за двери, осенила себя крестным знамением. Еще по пути к себе Бенвенуто почувствовал, как на него наваливается страшная усталость. Дома, у порога, его встретил Валлетто. Он-то и подхватил обмякшее тело молодого дракона, на руках донес его до опочивальни и уложил в постель.

Монсеньор Перетти проснулся только под вечер следующего после бала дня. Его навестил Давид Лейзер. Врача потрясло отсутствие явных последствий сильнейшего приступа. Слабость не в счет. Разве только легкое покраснение вокруг шрама на груди. Но это могло быть результатом обезболивающих притираний. Мастер рекомендовал его высокопреосвященству не вставать с постели еще два дня. Но, посмотрев на мрачное лицо пациента, понял, что зря сотряс воздух своим советом. Кардиналу к тому времени уже доложили, что встречи с ним желали два посетителя.

Синьора Бельфор поспешила воспользоваться тем, что Жерар, сраженный снотворным, проснется только к обеду. Она, как и было велено, явилась на встречу к монсеньору Перетти в Ватикан. Но дежурный секретарь сказал, что его высокопреосвященство отсутствует. Тогда Юлия направилась к нему во дворец. Однако и там ее ждала неудача — слуга доложил, что господин никого не принимает. На вопросы о причинах этого он сумел ответить так, что графине осталось лишь тешить себя догадками. Тот же путь, но много позднее невесты, проделал и барон Манфреди. Результат оказался таким же.

____________________________

* Тридентский собор (1545 — 1563 гг.) признал танцы терпимым родом развлечений. После объявления этого решения состоялся бал, где святые отцы танцевали со знатными дамами.