Мир тебе, Воин (джен)

Защитная грамота, выданная доктором, ещё на неделю освобождала Кайта от власти уроков и звонков. Но он решил наведаться в школу и взять домашнее задание, чтобы не появиться в классе белой страницей. Пришёл он с пустыми руками, а вышел с толстой папкой: будет, чем занять время.

— Здравствуй, Бог на час! — по ступеням спускался Стинэй Биджой, которому звонок подарил свободу.

— Привет, Стинэй.

— Недолго ты наслаждался своим величием!

— Не уверен, что я вообще когда-нибудь этим наслаждался, — вздохнул Кайт.

— А я тебя предупреждал! Нечего было соваться на Акелдаму. До Мелкона тебе — как до звёзд!

— Ты оказался прав.

— Но кто я такой, чтобы слушать меня, да? Ты всё сделал по-своему! Вот только, выбирая этот путь, ты распорядился не только своей жизнью, но и моей! Откажись ты — и мы оба остались бы обычными участниками фестиваля. Но ты пошёл, и теперь ты — развенчанный Бог, а я…

— Прости, я не хотел причинить тебе боль.

— А я хочу, хочу причинить тебе боль! — Стинэй выбил папку из его рук.

Кайт опустился на колени, собирая выпавшие листы.

Стинэй смотрел на него и на свой занесённый кулак. Чёрная змея разматывала кольца. На мгновение его не стало — он весь превратился в высохшую кожу для огромного чудовища.

— Остановитесь, Биджой! — раздался тяжёлый голос Норвена Войда.

Стинэй покачнулся, повинуясь инерции удара, тихо выругался и пошёл назад в школу, волоча за собой невидимую чешую.

— Вы снова спасли меня, профессор, — улыбнулся Кайт, поднимаясь. — Спасибо.

А Норвен стоял, вспоминая время, когда это лицо было последним, которое он хотел спасать.

— Что вы делаете в нашей школе? — спросил Кайт.

— Олимпиада, — коротко объяснил Войд. — Кому-то показалось забавным иметь в жюри профессора, учившего участников фестиваля Небесных Кораблей.

— Директор говорил, что следующей весной городскую олимпиаду будут проводить в нашей школе, — кивнул Кайт.

— Что-то мне подсказывает, что вас я среди участников не увижу, — усмехнулся профессор.

— Мне бы справиться с обычной программой, чтобы поступить в университет.

— У вас слишком большие пробелы. А без знания прошлого материала мало надежды на верное понимание будущего.

— Я буду стараться. Ничего не остаётся, как стараться.

— Если сейчас начать усиленно заниматься, то, возможно, небольшой шанс есть. Всё-таки вы смогли сдать летние тесты, — не слушая утопические речи о стараниях, проговорил профессор.

— Сейчас я не могу пойти на подготовительные курсы. Мама только-только начала вставать на ноги, не хочу нагружать её расходами из-за своей глупости. Подожду, когда сам буду оплачивать учёбу.

— Возможно, я смог бы уделить вам немного времени.

— Правда? — поразился Кайт. — Но вы говорили, что вам не нравится преподавать.

— Говорил. И да, мне это не нравится. Но думаю, я в состоянии с этим справиться. И я больше никогда не повторю своё предложение, если вы заикнётесь о деньгах, — добавил он, видя, как тени размышлений бегут по лицу мальчика.

— Спасибо большое, профессор! — произнёс Кайт, прижимая к груди папку.

— И не надо меня благодарить, — поморщился Войд.

Они вместе вышли из школы.

— Вы домой? — спросил профессор.

— Нет, — замялся Кайт. — Мне нужно навестить друга.

Сегодня он поднялся в старший класс, но место Чайка по-прежнему пустовало. Вспоминая скептический взгляд профессора, Кайт и сам понимал, что эта встреча вряд ли имеет смысл. И всё же, избегая её, он чувствовал себя беглецом. «Я только загляну и спрошу, как дела», — обещал он себе. Но перед ажурной калиткой замер, долго не решаясь, нажать кнопку звонка.

— Вы что-то хотите? — между кустов появилась женщина в форменном платье.

Кайт подался вперёд:

— А Чайк дома? Можно с ним поговорить?

— Молодому господину запрещены встречи, — плечи женщины поникли.

— Я Кайтос Сорнэй. Пожалуйста, разрешите мне увидеться с ним!

— Кайтос Сорнэй? — женщина нахмурилась, что-то вспоминая. — Это вы! — она всплеснула руками, отпирая калитку. — Господин Танай не разрешает пускать посетителей, но от его светлости Мелкона худа не будет. Пойдёмте, я провожу вас наверх.

Она поманила его внутрь, с опаской оглядываясь по сторонам. Видимо, глава семейства не обладал столь же непогрешимой верой в Мелкона.

Поднявшись на второй этаж, женщина подошла к одной из дверей и, осторожно постучав, заглянула внутрь:

— Молодой господин, пришёл ваш друг, Кайтос Сорнэй.

Юноша подбежал к двери и широко распахнул её.

— Кайт, это действительно ты?

— Привет, — пробормотал тот.

— Как тебе удалось провести его мимо кордонов отца? — удивился Чайк.

— Господина и госпожи нет дома.

— Ты моя верная хитрюга, — рассмеялся Чайк, обнимая женщину. — Заходи, Кайт.

Он вошёл внутрь и остановился, поражённый. Комната была больше их квартиры. Высокие окна заливали солнечным светом мягкий ковёр и широкую кровать с пологом.

— Только не спрашивай, как, имея всё это, я могу быть тем, что я есть сейчас, — раздался за спиной тихий голос Чайка.

Кайт обернулся и посмотрел на друга. Что он ожидал увидеть, идя сюда? Ничего, потому что боялся выжженной тени, тянущей голодные пальцы в поисках того, что ещё способно гореть. Но стоявший перед ним юноша отличался от апрельского Чайка лишь длинными рукавами рубашки — странными в такой тёплый день.

— Я несколько месяцев носил имя и одежды, о которых мечтали почти все, кто поднялся тогда на сцену, но так и не научился сам о них мечтать, — проговорил он.

Чайк улыбнулся и протянул руку.

— Вот ты, наконец, у меня в гостях.

Кайт ответил на рукопожатие.

— Чудо, что тебе удалось прокрасться. Отец держит меня на осадном положении, боится, что кто-то из старых знакомых пронесёт сюда немного волшебных снов. Присаживайся, — он указал на диван. — Но жаловаться грех. Тюрьма просторная и красивая. К тому же это моя собственная комната, так что, в конечном счёте, почти ничего не изменилось… А тебе, значит, не подошли одежды Мелкона?

— Не подошли, — вздохнул Кайт. — И, возможно, другим из-за этого будет плохо.

— Тогда почему бы им самим их не примерить? — легко проговорил Чайк.

— Ты вернёшься в школу?

— Чтобы вернуться в школу, мне нужно сначала вернуться к себе. А это чуть дальше, чем пара остановок на метро, — с улыбкой ответил юноша.

Кайт вдруг понял, что Чайк, этот новый Чайк, постоянно улыбается. Он обвёл взглядом наполненную солнцем комнату и снова посмотрел на друга, озарённого золотистым сиянием. Нет, изменилась не только длина рукавов. Глаза — единственное, куда не проникал свет, и где притаилась выжженная голодная тень.

Чайк вздрогнул, заслоняясь ладонью.

Послышался стук каблуков, и дверь распахнулась:

— Машина господина Таная подъехала! Вам надо уходить, — торопливо произнесла женщина. — Я провожу вас к чёрному ходу.

Кайт растерянно посмотрел на Чайка.

— Спасибо, что заглянул, — произнёс тот.

— Я ещё зайду, — пробормотал Кайт, сам не зная, сколько правды в этом обещании.

Пройдя через коридоры, узкие лестницы, тропинки, заросшие кустарником, он выбрался на улицу, где в стены одних особняков смотрели ворота других. А женщина, затворив крошечную калитку, побежала на властный зов своего господина, желающего защитить сына, но запирающего его наедине со своей тенью.

«Как же помочь Чайку?» — с тоской спросил себя Кайт и вдруг увидел выход.

Наверное, так он спешил в Храм, только пойманный дождём. Рыжий кот нежился на тёплом камне.

— Сепий, Найджел здесь?

«Не люблю играть в проводников для самоубийц», — он махнул хвостом, отгоняя надоедливую муху.

— Это не для меня.

«А речь не о тебе».

— Хорошо, я сам найду.

Он пошёл по дорожке, заглядывая в окна зданий. За деревьями послышались мерные удары мечей. Кайт вышел на поле и увидел мастера Лестера, тренирующего Найджела.

— Сорнэй! — воскликнул Лестер, опуская клинок. — Пришли позаниматься?

— Боюсь, я для этого ещё не слишком здоров, — поклонился мальчик. — Найджел, можно с тобой поговорить?

— Мы как раз собирались сделать перерыв, — кивнул учитель. — Разговаривайте, а я пойду проведаю Вирджелию.

— Чего ты хотел? — Найджел положил меч на траву, вытер лоб полотенцем и взял пластиковую бутылку с водой.

— Помнишь, Стинэй рассказывал о мальчике из нашей школы, который хотел стать помощником Небесных Пастухов?

— Помню.

— Я был сегодня у него. Ему нужна помощь. Ты не мог бы попросить Наала…

— Нет, — коротко и твёрдо ответил Найджел.

— Знаю, ты меня не любишь…

— Дело не в любви. Ты не понял, что я говорил тогда, в больнице? Мы с Вирджи каждый день тренируемся здесь, чтобы противостоять чудовищу, которое вот-вот спустится с гор. И я не позволю тратить силы Наала и мои силы на человека, самого на себе поставившего крест.

— Найджел…

— Иди в самом себе ищи Мелкона и проси его спасать твоего друга!

Кайт побрёл через поле — весь поникшая трава, чуть повыше других трав. Он почти прошёл мимо деревянной беседки, когда заметил золотое свечение.

— Господин Наал?

— Я никому не господин. Предпочитаю быть просто Наалом.

— Простите, — Кайт низко поклонился. — Но как… Я думал, вы можете появляться только рядом с Найджелом.

— Нашёл несколько забавных слов в праязыке, покрутил их — и получилось заклинание. Радиус действия ничтожный, да и хватает ненадолго, но иногда очень полезно. Найджел часто тренируется с мастером Лестером, а у меня от звона мечей раскалывается голова. Но прошу тебя сохранить моё маленькое открытие в секрете. Я ещё не оповестил о нём Табит. Со своей энергией она перевернёт вверх дном город. Они очень подходят друг другу: Табит и твоя подруга Вирджелия.

— Она рассердилась бы, если бы услышала, как вы её называете, — улыбнулся Кайт.

— Не все способны выдержать звучание своего имени. Ты должен об этом знать.

Кайт опустил голову.

— Важно помнить, как тебя зовут, иначе рискуешь поверить в прозвища, данные другими, — прошелестел призрак. — Я слышал, о чём ты просил Найджела.

Во взгляде Кайта зажглась надежда.

— И вынужден ответить тебе то же, что и он.

— Вы не поможете? — обречённо прошептал Кайт.

— Я не могу помочь. Я лишь фокусник, способный жонглировать древними словами, надеясь, что мне повезёт и шары упадут в верной последовательности. Но ни мне, ни этим шарам не перевести человека через грань. Даже тебе это не под силу.

— У меня нет никаких сил, — горько воскликнул Кайт, — но вы исцелили меня.

Наал покачал головой:

— Эту рану нельзя исцелить, я лишь запечатал её, но она всегда будет в тебе, рядом с сердцем. Я могу заговорить солнце, и тень, обвившая ноги твоего друга, исчезнет. Но ты ведь знаешь, в темноте нас ждут другие тени.

— У него были такие глаза — пепел, изголодавшийся по времени, когда был огнём. Кажется, ещё мгновение — и к небу потянутся серые языки пламени. И я всё время спрашиваю себя, а может, такой взгляд был у него уже тогда, когда мы шли к реке? Может, уже тогда он начинал гореть, а я не заметил?

— Способность видеть дорого стоит, — глухо проговорил Наал. — Иногда чтобы прозреть, приходится ослепнуть. Чем ты готов заплатить?

Порыв ветра растревожил золотую тень, будто нити тумана.

— Вот и моему фокусу конец, — печально прошептал призрак.

Кайт протянул руку, но сияние растворилось, и воздух снова стал прозрачным. Он подождал ещё немного, потом пошёл к главным воротам. Там, разложив на камнях коробку с пастелью, сидел Твид.

— Что-то случилось? — встревожено спросил он.

— Нет, просто заходил повидать Найджела. Красивый рисунок, — он посмотрел на город в разомкнутой арке древних ворот.

Твид лишь покачал головой.

— До встречи, — помахал рукой Кайт.

— До встречи, — прошептал Твид, когда тот уже стал спускаться по мраморным ступеням. Потом взял кусочек пастели и нарисовал выходящую из Храма фигурку.

* * *

Все дни Кайт занимался, почти не покидая крошечной квартиры в тени эстакады. Может, не хотел, чтобы шум наполненной жизнью реки отвлекал его от слов и чисел, а может, пытался зачем-то уравнять себя в правах с узником из особняка.

— Ты так стараешься, — сказала Беата, увидев и субботним утром в его руках книгу.

— Я много пропустил в походе и потом ещё в больнице. Да и в предыдущие годы, честно говоря, был не слишком прилежен в учёбе. Надо когда-то начинать.

— Поблагодари от моего имени профессора Войда.

— Обязательно.

Беата собиралась вернуться к вышивке, но снова отложила иглу.

— Кайт, мне надо с тобой поговорить, — произнесла она, комкая ткань.

— А мы разве не разговариваем? — удивился мальчик.

— Мне… Мне нужно сказать тебе кое-что. Возможно, сейчас не самое подходящее время. Надо было раньше обсудить с тобой это, но я не знала, как ты воспримешь. А дальше скрывать не хочу…

— Что случилось?

— Помнишь, я рассказывал тебе о другом твоём преподавателе, Рэе Барни?

— Ты мне о нём не рассказывала, — улыбнулся Кайт. — Это я тебе рассказал. Про волейбол и кручёную подачу.

Беата смущённо улыбнулась, но улыбка померкла, и она снова принялась мучить ткань, которую должна была вышивать.

— Дело в том, что… Мы случайно увиделись с ним на фестивале. И… Я знаю, как ты уважаешь память об отце. Я тоже! Но… Мы с ним встречаемся.

— О… — только и смог вымолвить Кайт.

— Ты против? — быстро спросила Беата.

— Наверное, нет… То есть… Это твоя жизнь, и ты можешь распоряжаться ею, как пожелаешь.

— Спасибо! — она порывисто обняла сына.

Беате хотелось говорить и говорить, чтобы как-то объяснить ему, а главное — себе самой, произошедшее. Объяснить и примириться. Но слова казались непосильной ношей для подростка, чья грудь едва зажила. И, кроме того, она боялась, что в ответ на её слова сын начнёт произносить свои. Поэтому Беата не сказала больше ничего, а Кайт ушёл латать себя, прикладывая к ране пластыри химических формул и тригонометрических уравнений.

Он не мог объяснить, чем так взволновало его признание матери. Кайт мало был знаком с ревностью, она и сейчас почти не коснулась его сердца. Не ощущал он и горечи за отца. Возможно, он предпочёл бы, чтобы той любви маме хватило на всю жизнь, но его предпочтения не могли определять дороги других людей. И всё же странная тревога сжимала грудь — от неё он попробовал спрятаться в быстроте поездов. Серебристые вагоны несли его, и тревога растворилась в отражении на стекле. А он, выйдя на маленькой станции, нашёл скамью и раскрыл учебник, предоставив ветру свободно листать страницы.

Таким старичком, сгорбившимся над книгой, увидел его Норвен Войд.

Чем ближе становилась суббота, тем сильнее он жалел о своей несдержанности. Они закончили карту и могли идти дальше каждый своей дорогой.

— Давно тут сидите? — спросил профессор, подходя.

— Решил выйти пораньше, дома у меня не получалось сосредоточиться.

— А здесь вы просто образец сосредоточенности, — усмехнулся Войд, наблюдая, как ветер перелистнул ещё пару страниц. — Ладно, пойдёмте.

Он зашагал знакомой дорогой, наблюдая, как горы постепенно становятся дальше, а их место занимают длинные, без единого окна, складские помещения и заводы. Одни машины привозили сюда песок, другие — увозили цемент. Над всем стоял острый запах краски — за серой стеной мешали химические зелья. Дальше тянулись ряды бараков, десятилетия назад поставленных рабочими, начинавшими строить заводы. Некоторые окна уже поросли травой и паутиной, но за многими кипела жизнь — пузырящаяся отрава в котле колдуньи. И всё же самым удивительным были не флаги из дырявых штанов, реющие на бельевых верёвках, а аккуратные цветы в горшках, расставленные перед входом. Кто-то, как и его отец, искренне верил или пытался верить, что эта помойка может быть благоухающим садом.

Идея купить здесь землю сама по себе могла показаться сумасшествием, а уж возводить на том клочке, что они могли себе позволить, двухэтажный дом не стал бы никто. Вокруг уродливого строения, чудом втиснувшегося между серой стеной и складом, не было ни пятнышка зелени. Почти разорившийся отец не собирался терять даже сантиметра. В итоге — дом выступал вперёд, словно ученик, вызванный на торжественной линейке для получения награды. Отец гордился своей крепостью, считал себя местным князем и не понимал, что князья не возводят замки на свалке. Стремясь продемонстрировать остатки былого богатства, он лишь подчёркивал собственную нищету.

Норвену вдруг захотелось пройти мимо этого нависающего над ним монстра, открыть перед мальчиком какую-то другую дверь, но у него были ключи только от этой.

Он молча отпер замок и кивнул, приказывая войти.

Кайт втиснулся в узкую прихожую, переходящую в такой же узкий коридор. На крючках, напоминая о прошедшей зиме или грядущей осени, висела куртка и длинное мешковатое пальто.

— Проходите в гостиную.

Кайт осторожно, стараясь не задеть стопки книг и не распакованные коробки, проскользнул в арку, за которой располагалась непропорционально длинная, как и весь дом, комната. В первый момент мальчику показалось, что он попал в кладовую музея. Здесь стояли стулья с дорогой, хотя и старой, обивкой. На бесполезных окнах, каждый день показывающих забор и складскую стену, висели плотные шторы с золотыми кистями. Все стены занимали полки с книгами в старинных переплётах, а там, где не было полок, красовались картины, изображающие строгих людей в богатых одеждах и сцены битв. Здесь был даже камин, непонятно зачем нужный в стране без зим. Люстра с крошечными лампочками, декорированными под свечи, роняла на ковёр тусклый круг света, оставляя тёмными углы.

Норвен в очередной раз удивился, почему до сих пор не переехал отсюда. Но для переезда нужно надеяться на что-то, а у него давно уже не осталось никаких иллюзий.

Он подошёл к столу и включил лампу.

— Давайте я проверю ваше домашнее задание, — сказал Войд, пододвигая ещё один стул.

— Домашнее задание? — рассеянно переспросил Кайт.

— У вас была целая папка.

— Да, я сделал, — он достал из рюкзака тетрадь, раскрыл и с удивлением уставился в знаки, которые сам же написал.

Норвену был знаком этот взгляд. Он был почти уверен, что за взглядом последует рассказ о падшем друге. Но мальчик сказал, перевернув страницу:

— Профессор, вы знаете Рэя Барни?

— Что?

— Он занимался нашей физической подготовкой. Вы видели его в Храме?

— Да.

— Он ведь хороший человек?

— Откуда я знаю? Я видел его мельком пару раз. И вообще, какое это имеет отношение…

— Мама сегодня сказала, что встречается с ним, — листая уже пустые страницы, пробормотал Кайт.

С тех пор как Норвен вернулся с Акелдамы, смыл кровь и обнаружил, что часть шрамов исчезла, он пытался убедить себя, что Кайт — обычный подросток. И вот эти его слова сейчас сильнее всего убеждали, что это так. Просто мальчик, оказавшийся в чужом для него месте, где даже времена года другие. Не хватающий с неба звёзд в учёбе, рано узнавший, что люди умирают, а деньги заканчиваются. И теперь ещё мать со своими причудами… История, каких сотни. Но именно эта обыденность делала память об исцелённых шрамах ещё тяжелее. Именно поэтому нужно было, чтобы мальчик никогда не узнал о своей силе.

— Я могу проконсультировать вас только в области точных наук, — проговорил Войд, забирая у него тетрадь.

— Да, конечно. Простите.

Пока профессор проверял его работу, Кайт украдкой осматривал диковинное убранство дома. Войда этот взгляд раздражал, поэтому, найдя неизбежную ошибку, он рассердился сильнее обычного.

— Мы же с вами это изучали на первом уроке! Посмотрите сюда. Как изменится…

Но Кайт, замерев, смотрел перед собой. Он вдруг понял причину тоски, появившейся после утреннего разговора. Незаметно для него мама изменилась. Собрала все свои страхи, неудачи, потери и шагнула в новую жизнь, принимая неизбежную возможность новых страхов, неудач и потерь. А значит, и ему нужно было меняться.

* * *

Твид ошибся с цветом здания у самого горизонта и сколько ни пытался стереть, желтовато-алое пятно становилось только больше. Пришлось нарисовать садящееся солнце, которое в реальности скрывали облака. От солнца на домах, машинах, ступенях и арке ворот появились блики и ярче стали тени. Одинокая фигура, выходящая из Храма, вся была заключена в сияющий шар.

Он взял жёлтую пастель из коробки, лежащей на выступе волчьего камня, сделал несколько штрихов — и коробка вдруг упала на землю, разноцветные мелки покатились по мраморным ступеням.

Разминая затёкшее тело, оживал каменный страж.