Мир тебе, Воин (джен)

Тарий брёл по затихающему под лучами вечернего солнца Гелиадору. Он смотрел на свои руки и снова спрашивал, почему ему не хватило силы подчинить Войда. Не поскупился ли Гадар, наполняя его энергией? Или он дырявый сосуд, который, сколько в него ни наливай, останется пустым? Нет, всему виной чёртов мальчишка! Надо же было Сорнэю появиться так не вовремя! Жаль Гадар не проткнул его тогда, на Акелдаме.

Чёрная мантия подметала пыль и листья. Тень, длинная и густая, стелилась впереди идущего, и казалось, что это он сам высок и статен. Вот правда, в которую нужно верить! Ведь это такое счастье — не бояться косых взглядов и переулков, не бояться ни карманников, ни тех, у кого за поясом припрятан нож. Свобода и сила! И он — король Гелиадора! Может, когда всё закончится, Гадар отдаст город ему. От этой мысли на губах архивариуса мелькнула довольная улыбка. С Войдом он разберётся потом, сейчас время навестить его друга.

Этот дом был похож на тот, куда перебираются пережившие наводнение. Многоэтажка из грязно-жёлтых панелей. Пришёл ли Майт Тойли в Храм, чтобы искупить содеянное? Или просто хотел сбежать от этих стен?

Он позвонил в металлическую зелёную дверь. Послышались шаркающие шаги, и на пороге появился хозяин этой жалкой квартиры.

— Тарий? Где вы пропадали?

— Все меня ищут? Я уже слышал это сегодня от Войда.

— Вы ходили к нему? Зачем?

— За тем же, зачем пришёл к тебе.

— Я не понимаю.

— Можно войти? Я много ходил и устал.

— Пожалуйста, — растерянно пробормотал Экейн.

— А почему ты сам не в Храме?

— Я…

— Чувствуешь себя неуютно в обществе восставших героев? Решил ненадолго сбежать от всеобщей божественности? А зря. Войд, наверняка, уже раструбил всем. И тебя бы предупредили, что мне нельзя открывать дверь. А в этой лачуге и телефона нет? Оно и верно, кто будет тебе звонить?

— Что вы говорите, Тарий?

— Я пришёл сказать, что Гадар делает тебе честь и предлагает присоединиться к его армии.

— Что?

— Не будь тугодумом, Тойли, посмотри на меня. Разве я тот словоохотливый добряк, что возился с пергаментами?

Экейн подался вперёд.

— Я помог Гадару вернуться, и он наградил меня своей силой! Я и тебе могу дать. Немного, но хватит на твою мелкую душу.

— Нет!

— Ты ведь всегда умел делать правильный выбор. Даже если для этого нужно было отдать на растерзание лучшего друга. Даже если нужно было самому терзать его.

— Вы знали? — потрясённо прошептал Экейн.

— Я много раз видел, что вы делали с ним. Какое после этого может быть искупление?

— Я не хотел, — он закрыл лицо руками. — Я не хотел!

— Слабое оправдание для того, кто несколько месяцев творил такое. Но Гадар всё простит, всё отпустит.

— Нет, они стараются спасти город! Я не могу…

— Предать снова? Можешь. И тебе ничего не останется, как предать. Когда начнётся война и ты получишь меч, хватит ли тебе смелости сражаться? Там ведь будет не безоружный мальчишка. Тысячи шеатов выползут из своих нор в горах. Что смогут твои слабые руки против их клыков? Думаешь, эти бледные тени богов защитят тебя? Эти высокомерные дети, думающие лишь о своих иконах? Кто тебя спасёт? Твой друг, до сих пор носящий те шрамы? Кто?

— Он согласился? — прошептал Экейн. — Вы сказали, что до меня были у него. Он согласился пойти с вами?

— Он отказался, — медленно ответил Тарий. — Дурак, ему всё равно не скрыться. В следующий раз Сорнэя не окажется рядом.

— Сорнэй?

— Надо было тебе подружиться с мальчишкой, глядишь, он и тебя бы принялся защищать. А теперь не надейся на помощь — он знает, что ты сделал с Войдом. Тебе остаётся только пойти со мной.

— Нет! Альраи верит мне!

— И сколько продлится его вера? Пока ты не бросишь меч и не побежишь, пытаясь спастись от Гадара? Ты не понимаешь, конец один. Ты всё равно предашь, но, оставшись с Альраи, тебе придётся умереть. А с Гадаром ты можешь выжить. Ты ведь всегда умел делать правильный выбор, Тойли. Ты всегда выбирал себя.

Он улыбался, наблюдая, как гаснет стоящий перед ним человек. Тень Экейна чернела на полу, заваленном обёртками от шоколадных конфет и пустыми упаковками из-под чипсов. «Столько лет, а всё как ребёнок», — подумал Тарий. Потом спросил вслух:

— Ты согласен? Мне нужно добровольное согласие. Иначе заклинание не подействует.

Экейн заплакал.

— Ты согласен?

Он кивнул, дрожа от рыданий.

— Я не слышу.

— Да…

— Послушный мальчик, — улыбнулся Тарий. Он прошептал слова, и его тень, ожив, прикоснулась к тени Экейна. Та вспенилась жидкой чёрнотой и медленно поползла в дрожащее тело. Через несколько минут всё закончилось. Перед ним стоял человек, закутанный в чёрное, только плечи всё ещё сотрясались от слёз. — Всё будет хорошо, — он похлопал его по плечу. На руке остался влажный чёрный след. Тарий брезгливо вытер ладонь о мантию. — Здесь больше не твой дом. Пойдём, я представлю тебя господину.

Они вышли и узкими переулками, перетекая из тени в тень, понеслись в сторону Акелдамы.

В конце улицы показался невысокий, худенький мальчик. В небе над ним парило низкое облако. Но когда они вошли в дом, то нашли комнату пустой. Мальчик и волк опоздали.

* * *

Норвен бросился назад в гостиную.

— Кайтос! — он хотел поднять его, но испуганно уставился на залитую кровью футболку. — Я позову доктора! — он метнулся было к телефону, но Кайт схватил его за руку.

— Не надо… Не зовите никого, — слабо прошептал он. — Это просто немного крови, скоро пройдёт.

— Тогда Наала!

— Наал уже сделал всё, что мог. Да и Найджел прав, нужно поберечь его силы. Не волнуйтесь, у меня обычная усталость. Отдохну немного — и всё будет хорошо.

Норвен помог ему добраться до дивана.

— Напрасно вы не хотите воспользоваться помощью.

— Но вы же мне помогаете, — на бледных губах мелькнула улыбка и погасла, словно он истратил на неё все силы.

Норвен покачал головой, потом пошёл на кухню за аптечкой.

— Я перевяжу рану.

Он снял окровавленную футболку, вытер кровь и опустил полотенце в воду. Та мгновенно стала алой.

— А говорите, просто немного крови, — с горечью произнёс Норвен.

Пока он обрабатывал рану, Кайт лежал, не вздрагивая ни от прикосновений, ни от едкого антисептика, словно уже не чувствовал боли. Только едва вздымавшаяся грудь говорила, что в этом теле ещё бьётся сердце. Но когда профессор закончил, он открыл глаза и сказал тихо:

— Спасибо. Тогда, на Акелдаме, вы так же спасли меня.

— Я не заслуживаю благодарности, — опустив голову, прошептал Норвен. — Вы ведь слышали, что сказал Тарий. Это я сломал вторую печать. Я готов был отдать Гадару весь Гелиадор, лишь бы он отдал мне тех восьмерых.

— Профессор…

— Тогда это казалось справедливым. Но если бы я знал, чем всё обернётся! Когда Кианан сказал, что Гадар пробудился и вы согласились идти на Акелдаму, я пытался его убедить, что это невозможно. Всю нашу дорогу я думал, что на вершине никого не может быть, ведь никто не ответил мне в ту ночь. И одновременно каждый шаг боялся, что увижу там его, — Норвен вернул аптечку на место и принёс плед и чистую футболку. — Отдыхайте, — проговорил он, укрывая его.

— Профессор, можно мне сегодня остаться у вас? Не хочу беспокоить маму.

— Оставайтесь сколько нужно. Мне позвонить ей?

— Я сам позвоню потом. Её, наверное, ещё нет дома.

— Хорошо. Я поговорю с Киананом, надо ему рассказать. Вы отдыхайте.

Кайт кивнул и, натянув одеяло до подбородка, закрыл глаза. Из кухни донёсся тихий голос профессора. Он пытался уснуть, но, видимо, дошёл до того предела усталости, когда не получается погрузиться в сон. Странно, почему он так устал? Как тогда, с Твидом. Ведь он ничего не делал.

Он попытался повернуться, в груди шевельнулась тупая, ноющая боль. Придётся лежать смирно. Как говорил куратор, начиная зарядку: «Руки вдоль тела, ноги на ширине плеч!»

Кайт поднялся и заковылял на кухню.

— Вы что делаете? — воскликнул Норвен, увидев его.

— Скажите Альраи, пусть найдёт господина Экейна и объяснит всё. Я боюсь, Тарий теперь отправится к нему.

— Я передам, — темнея лицом, проговорил Норвен. — Возвращайтесь в постель.

Кайт послушно побрёл назад. Закончивший разговор профессор нашёл его спящим тем крепким сном, что почти неотличим от смерти.

— Как я мог быть так слеп? — прошептал Норвен, глядя на бледное измождённое лицо, казавшееся до боли знакомым. Он не помнил, на кого похож этот мальчик, но абсолютно точно в спящем не было ни единой черты Ауриго Борелиаса.

Ему вдруг отчётливо вспомнился тот день. Он пришёл в Храм, заранее ненавидя эту первую субботу и все последующие, ненавидя человека, который должен был оказаться за первой партой. Но, войдя в класс, не увидел там никого. Биджой и Тирс сказали, что Бог Войны редко приходит вовремя. И он, конечно, поверил. И столько всего нарисовал в той пустоте за первой партой, что, когда реальный Кайтос Сорнэй вошёл в класс, у него не осталось ни единого шанса быть увиденным.

Он поправил одеяло, потом вернулся в кресло и потянулся за учебником. Рукав свитера зацепился за подлокотник, обнажив тонкую, всю в шрамах руку. Линии сегодня горели ярче, чем обычно. «Почему нет крови?» — только сейчас подумал Норвен. — «На Акелдаме от заклинаний Гадара у меня открылись все раны. Почему сейчас ничего нет? Тарий так слаб? Хороший же из него выйдет предводитель армии!»

Он раскрыл учебник, невидящим взглядом уставился в пустоту над книжными полками и сидел так, пока старые часы в глубине дома не пробили шесть. Кайт открыл глаза и растерянно посмотрел по сторонам, вспоминая.

— Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — подумав, ответил он.

Профессор скривился:

— Ваше «хорошо» ничего не стоит.

— Нет, правда, мне намного лучше. Смотрите, и крови больше нет, — он показал на чистую повязку. — Можно я возьму футболку?

Норвен кивнул.

Кайт надел его футболку. Рукава повисли — будто у Пьеро. Он закатал их.

— Я приготовлю поесть, — профессор поднялся.

— Спасибо, а я пока позвоню маме.

Норвен помог ему дойти до кухни и усадил на стул. Кайт набрал номер и звонким, бодрым голосом рассказал Беате, как сражается с формулами и уравнениями, но битва затягивается, поэтому он вернётся домой завтра.

— И когда это вы научились так врать? — нахмурившись, спросил Норвен.

Кайт задумался, а потом ответил тихо:

— Когда умер отец. Маме было очень плохо, я не мог причинить ей ещё больше боли.

Норвен вдруг увидел перед собой просто очень одинокого мальчика. Всплеск узнавания снова мелькнул и погас.

— Простите, — улыбнулся Кайт. — Вы спросили меня в шутку, и мне тоже нужно было ответить шуткой.

Норвен стоял у плиты, наблюдая, как вода вскипает, повинуясь огню. И всё сильнее становилось чувство несовпадения. Пазлы реальности не подходили друг к другу. Тарий долго пытал его, почему же он чувствует лишь лёгкую боль в голове и жжение в шрамах? А мальчик, не проведший рядом с архивариусом и получаса, почти лежит на столе? «Я старше. Чем не подходящее объяснение?»

— Ешьте, — он поставил тарелку слишком резко, суп расплескался. — Извините.

— Всё в порядке. Спасибо. Альраи нашёл господина Экейна?

— «Господин Экейн» не ребёнок, он в состоянии сам о себе позаботиться, — раздражённо проговорил Войд. — Тарию нужно добровольное согласие. Шрамами Тойли не награждён, так что у Гадара нет против него оружия.

Кайт помешал суп, взгляд рассеянно скользил по столу.

— Его сегодня нет в Храме, но Кианан отправил к нему домой Саймона и Ияри, — хмурясь, добавил Войд.

Кайт кивнул. Доев суп, он сказал:

— Спасибо, было очень вкусно.

— После того, как вы признались в искусном владении приёмами лжи, я вам вряд ли поверю.

— Я говорю честно, — улыбнулся Кайт. Поднявшись, он прошаркал с тарелкой к раковине.

— Положите и ступайте в постель. Вы обещали матери вернуться завтра, значит, завтра вам понадобится нечто большее, чем бодрый голос.

— Хорошо, — он пошёл в комнату, но на пороге его остановил тяжёлый голос профессора.

— Кайт, скажите мне правду.

Он обернулся.

— Когда тот мальчик, Твид Садатони, оступился на вершине лестницы, о чём вы подумали?

Кайт собирался ответить неизменное «я не помню» и вдруг понял, что помнит.

— Я подумал, что хочу упасть вместо него, — сам удивляясь своим словам, ответил он и побрёл к дивану.

В пустоте кухни резко засвистел чайник. Норвен машинально выключил газ и посмотрел на свои руки. «Упасть вместо него…» А он, наверное, и сам знал ответ. И эта кровь, которую он сегодня стирал с пронзённой груди, — вместо его кровоточащих ран. Он в отчаянии ударил кулаком по стене. Потом открыл кран и долго стоял, просто смотря на воду.

Когда Норвен вернулся в комнату, Кайт ещё ворочался на диване.

— Не спите?

— Мне тревожно. Не знаю почему.

— Ложитесь наверху, а я посплю здесь.

— Но, профессор…

— Что «но»? — закричал он.

Кайт испуганно уставился на учителя.

«Как же можно быть таким идиотом?! Отдавать себя другим и не осознавать этого!»

— Вы будете спать наверху, я — здесь, — хрипло произнёс Войд.

— Хорошо, как скажете.

Тут раздался телефонный звонок. Профессор говорил коротко и недолго. Вернувшись в комнату, он сказал:

— Саймон и Ияри опоздали. Когда они пришли, дома никого не было. Только чёрные пятна на полу.

Кайт опустил глаза.

Профессор подставил ему плечо и повёл по узкой лестнице в спальню. Пока он расстилал постель, Кайт сидел, замерев, на стуле.

— Готово. Надеюсь, здесь вам будет удобнее. Можете, если хотите, включить ночник.

— Я не боюсь темноты, — машинально ответил мальчик. — Спасибо.

Профессор кивнул и пошёл вниз.

Кайт лёг в кровать, с головой накрывшись одеялом. Хотелось бы, чтобы это спасло от образа худого, нескладного куратора, бредущего через Туманный лес и слов Тария: «Среди них был и его лучший друг…» Но такие трюки никогда не срабатывали.

Веки Кайта налились свинцовой тяжестью. Полчаса назад тщетно пытающийся уснуть, он теперь бежал от сна. Но глаза закрылись, а когда открылись — в окна уже светило яркое солнце. Кайт поднялся с постели и, стараясь не разбудить спящего на диване профессора, отправился в Храм. Он помнил, что должен там кого-то найти. Но кого — позабыл. Было рано, храмовый парк ещё не наполнился людьми. Только из лавки, где в праздничные дни продавались амулеты, доносились звонкие девичьи голоса. Служки в ярких одеждах обсуждали что-то, явно не относившееся ни к работе, ни к вере.

«Посмотрю, что там за амулеты. Может, подарю кому-нибудь».

— Простите, — обратился он к девочке, раскладывающей коробки.

Она выбралась из-под прилавка, и Кайт увидел на её глазах белую повязку.

— Я тебя знаю! — воскликнул он. — Ты статуя из «Страны детства».

— Здравствуй! — улыбнулась девочка. — Я ждала тебя.

Её голос, глубокий и мелодичный, всколыхнул в нём воспоминания. И имя, было имя, печальное, словно отблеск свечи.

— Пойдём, — сказала она и, выйдя из лавки, протянула в пустоту руки.

— Куда? — спросил Кайт, касаясь её пальцев.

— Ты знаешь.

Она увлекла его в глубь парка.

— Ты ведёшь меня к восточным воротам?

Девочка кивнула.

— Что ждёт меня там?

— Твоя память.

Он опустил руку. Девочка стояла рядом, потерянно держась за воздух.

- Можете, если хотите, включить ночник.

— Я не боюсь темноты.

— А чего ты боишься?

Кайт медленно вернул свою ладонь её пальцам.

— Если я пойду…

— Ты станешь собой.

«Чтобы остаться собой, нужно сначала собой стать».

— Но я больше не буду Кайтом?

— Кто такой Кайт?

— Я боюсь вспомнить.

Девочка порхнула к нему и прижалась к груди. Он осторожно коснулся мягких волос.

— Я пойду, — тихо сказал он. — Ты знаешь дорогу?

— Ты знаешь дорогу, — эхом откликнулась девочка.

Они прошли под разомкнутой аркой, едва угадывающейся под оплетающим её плющом, и ступили в узкий каменный проход.

— Куда же мы идём? Здесь только скалы, — с тревогой произнёс Кайт.

Проход сомкнулся над головой, превращаясь в тоннель. Впереди забрезжил свет, и спёртый воздух наполнился запахом соли.

— В этих горах не может быть моря, — беспомощно прошептал он, невольно замедляя шаг.

Небо здесь по-прежнему было серым и дождливым. Чайки касались крылами волн и устремлялись к тяжёлым от влаги облакам.

— Я уже был здесь.

Девочка кивнула и побежала по набережной, держась рукой за ржавые перила.

Кайт вздохнул и побрёл навстречу куполу. С каждым шагом серая громада становилась всё больше. Вернулся безотчётный давящий страх. И ветер бил в лицо, заставляя повернуть назад. Но девочка стояла уже у самого края набережной. Высокие грязные волны поднимались и били в берег, осыпая асфальт солёными брызгами.

«Почему там нет перил?» — испуганно подумал Кайт и побежал вперёд. Он успел как раз вовремя, чтобы схватить её за руку и удержать от падения.

- Когда тот мальчик оступился, о чём вы подумали?

— Я подумал, что хочу упасть вместо него.

Девочка проговорила тихо и печально:

— Спасибо.

— Мы должны попасть в этот купол? Но там нет моста. Я уже много раз искал.

— Пойдём.

Они повернули назад, к зданию музея. На низких стенах, через которые можно было попасть во внутренний двор, вилась колючая проволока.

— Нам сюда?

— Нам сюда, — отозвалась девочка-эхо.

Он подсадил её и помог перебраться через проволоку. Потом перелез сам. Толкнув незапертые двери, они прошли мимо пустующих касс и турникетов к длинному тоннелю. Когда-то освещённый каскадом ламп, он теперь был наполнен тьмой. Дети взялись за руки и вошли внутрь.

— Над нами океан? — прошептал Кайт.

— Вокруг нас океан, — ответила девочка.

Впереди забрезжил слабый свет. Ещё немного — и они оказались в самом куполе, под сводами которого качался подвешенный на тросах скелет кита.

Кайт посмотрел на девочку. Из-под белой повязки текли слёзы.

— Сколько я тебя оплакивала, и сколько оплачу ещё. Но если так надо, пусть будет так, — прошептала она, глядя ввысь.

Кайт увидел за пересечениями реек и лестниц неприметную серую дверь.

— Нам туда, — сказал он своей проводнице.

Она молча кивнула. Кайт помог ей пробраться между нагромождениями старых стендов и остановился у низкой двери.

— Дальше мне нельзя, — сказала девочка. — Я буду ждать тебя здесь.

Кайт коснулся круглой ручки, потом толкнул дверь. Ему казалось, он выйдет прямо в океан, но за дверью оказались не волны, а безбрежная пустота, в которой проносились кометы и астероиды, кружились планеты, сталкивались галактики, взрывались сверхновые и голодно дышали чёрные дыры. «Я упаду и задохнусь!» — мелькнуло у него в сознании. Но то подумал какой-то другой Кайт, а этот шагнул вперёд. И снова, как и вечность назад, он стоял на звёздном мосту, которым заканчивалась Великая спираль, и перед ним мелькали кадры прежней жизни. Одинокий мальчик, оставленный даже теми, кто его создал. Одинокий учитель, несущий за плечами груз своих грехов и ран. Девочка, заплатившая зрением за прозрение. Множество лиц. Длинная спираль ошибок, расплат, нестерпимой боли и неизъяснимой нежности. А потом пронзившая грудь смерть. И он, стоящий на краю звёздного моста у врат Предела, где исчезают и смерть, и боль, и нежность. Где стираются лица. Можно навсегда покинуть неровную поверхность спирали, сделав один последний шаг. И на другом конце вселенной — крик мальчика, распинаемого под золотым шпилем Храма. И он оставляет разомкнутую арку Предела и бредёт назад, чтобы принять новое рождение и новую жизнь.

Врата и сейчас возвышались над ним сияющими столпами. Кайт повернулся и пошёл назад к неприметной низкой двери, за которой ждала девочка с именем, печальным, словно отблеск свечи.

Кайт толкнул дверь и оказался в стеклянном куполе. Он подошёл к ней и обнял. Потом осторожно снял повязку и поцеловал слепые глаза.

— Мне пора, — прошептал он.

Она кивнула.

Кайт продолжал стоять, обнимая её, потом пошёл к тоннелю. А она осталась у подножия распятого на тросах кита.

Он шёл один сквозь темноту тоннеля и не заметил, в какой момент начал плакать. Он не знал уже вперёд идёт или назад, может просто блуждает во тьме. Вдруг чьи-то руки вырвали его из этой тьмы, взволнованный голос кричал:

— Кайт, Кайт, очнитесь!

Рыдая, он уцепился за эти руки.

— Профессор!

— Всё хорошо. Это просто сон, просто сон…