Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

14 января 2000 года — пятница

C самого первого года обучения в Хогвартсе, с той минуты, как столкнулась с пещерным троллем, Гермиона знала о себе одну неизменную истину. Она станет кем угодно, сделает что угодно ради тех, кого любит. Прямо сейчас она подумывает использовать весь свой немалый ум и силу и спалить министерство магии вместе с Кингсли Бруствером впридачу до тла Адским пламенем, без оглядки на совместное прошлое.

Однако для этого придется покинуть палату больницы Святого Мунго, в которой лежит Драко, ещё не пришедший в сознание, а к этому она пока не готова.

Голова покоится на краю кровати, рука — возле его ладони, но не касается. На Драко наложено множество диагностических заклинаний: с некоторыми Гермиона уже знакома по палате Ханны, а некоторые видит впервые. Драко бледный, осунувшийся, и его лицо напоминает ей о шестом курсе, самом напряжённом и беспросветном времени за всю учёбу.

Они находятся в палате всего час, но целительница, которая встретила их сразу после экстренного поступления, казалась оптимистично настроенной. Гермиона достаточно быстро нашла безоар, так что ни о каких серьёзных долговременных последствях речи не шло, и скоро Драко должен очнуться. Однако яд, который он принял, идентифицировать так и не удалось.

Хотя Гермиона уважает бескорыстную помощь Снейпа, который никогда ничего не просил взамен и погиб, не получив признания, ей всё ещё горько от его обращения с учениками, особенно с Гарри. Несмотря на это, она без зазрения совести обняла бы этого человека, находись он здесь сейчас (не то чтобы он ей позволил), потому что прекрасно понимает, насколько блестящим специалистом он был. На фоне Снейпа Слизнорт выглядит незнайкой-первокурсником.

И всё же даже мастеру зельеварения было бы трудно обнаружить происхождение яда; бокал с шампанским разбился, а все следы жидкости испарились.

Стук в дверь вынуждает Гермиону поднять голову, однако она не выпускает палочку из крепко сжатой руки. Это всего лишь Гарри.

— Привет, — негромко говорит он. Выглядит он просто пугающе.

— Привет, — отвечает Гермиона.

Гарри придвигает стул к противоположной стороне кровати Драко.

— Рон заходил узнать, как там Ханна, но по-прежнему без изменений. Если ты не против, то мы сейчас отправляемся к Тео.

Гермиона переводит взгляд на Драко. Ей физически больно оставлять его здесь одного, но другого выхода нет. Она должна пойти к Тео — все уже ждут, к тому же скоро появится Розмерта, если всё-таки решится активировать портключ, да и с ребёнком нужно что-то решить.

— Гарри, — дрожащим голосом произносит Гермиона, — как много влияния ты имеешь в Мунго?

— Примерно столько же, сколько и ты, я полагаю, — усмехается Гарри. — Но могу приставить к двери аврора, проверенного, если хочешь.

Гермиона вздыхает.

— Позови Долиша. Я ему доверяю. И, Гарри, скажи ему, что я установила защитные чары по всей комнате. Если кто-то войдёт, я буду знать наверняка, кто это и что он задумал, и отреагирую соответствующим образом.

Гарри испускает слабый смешок.

— Я бы удивился, если бы ты этого не сделала. Хотя Долиш на нашей стороне. Пойдём, Гермиона. Чем быстрее уйдём, тем быстрее окажемся дома.

На глаза наворачиваются слёзы — он уже говорил так однажды, во время охоты за крестражами. Тогда это больше походило на ложь во спасение, но Гермиона до сих пор хранит его слова внутри, там, где прятала большую часть своих надежд в те ужасные месяцы.

Гарри покидает палату первым, давая ей возможность попрощаться с Драко. Гермиона наклоняется к мужу и прижимается к его щеке нежнейшим поцелуем.

— Драко Малфой, когда я вернусь, лучше бы тебе очнуться, — угрожающе шепчет она.

Ответом ей служит тишина, и молчание Драко ранит сильнее, чем все обидные слова, которые он когда-либо обращал в её адрес.

* * *

Дом Ноттов, по представлениям Гермионы, не бывал таким полным и шумным уже много лет. Вместе с Гарри и Роном они трансгрессируют к парадной двери, держа палочки наготове. Она чувствует себя как в старые добрые времена — только в плохом смысле, вздрагивая от каждого шороха и пребывая в боевой готовности. Постоянная бдительность.

Дверь открывается быстро, и в проёме появляется Полумна. Одета она проще не бывает — простые магловские джинсы и светло-розовая толстовка. Длинные светлые волосы завязаны в сложную косу, в руке зажата палочка и выставлена вперёд, указывая на гостей.

— Какого цвета мантию я надела на свадьбу Билла? — требовательно спрашивает она без тени улыбки.

— Жёлтую, — быстро отвечает Гарри. Гермиона смотрит на друга, удивлённая его памятью.

Полумна расслабленно улыбается:

— О, благослови тебя Кандида. Мы вас ждали, но я должна была удостовериться, понимаешь?

— Полумна, — усмехается Гарри, — однажды ты узнала меня под Оборотным по одному только выражению лица.

Она пожимает плечами и кладёт свободную руку на чуть выпуклый живот.

— Тео едва ли не хуже Грозного Глаза, он такой параноик. — Она ласково смеётся, полузакатывая глаза. — Постоянная бдительность вполне может стать новым девизом Ноттов.

— Лучше, чем «постоянная чистота», или как там у Малфоев, — ворчит Рон. Только поймав себя на мысли, что у неё нет сил его поправить, Гермиона понимает, насколько вымоталась.

Полумна отходит в сторону и приглашает их в фойе. В ярко освещённой комнате Гермиона вдруг явно ощущает давление защитных чар — сильнее обычного. Панси с Невиллом устроились у дальней стены, Чжоу сидит скрестив ноги в кресле у окна.

В мгновение ока Тео оказывается рядом, с полным отчаяния выражением на лице.

— С Драко всё в порядке?

Гермиона слабо кивает.

— Да. Он в Мунго под надёжной охраной. Ещё без сознания, но целительница заверила меня, что он полностью поправится.

На секунду Тео расслабляется всем телом, но сразу же подбирается, пылая от злости.

— Я прикончу Кингсли.

— Занимай очередь, — бурчит Гермиона. — Но это был Хокворт.

Удивлённый взгляд Гарри тут же обращается на неё.

— Откуда знаешь?

— Во-первых, Хокворт ненавидит меня сильнее остальных. Он пришёл в ярость из-за того, что Драко выпил из моего бокала, а я его спасла, — объясняет Гермиона. — Кроме того, заклинание, которое наполнило наши бокалы именно теми напитками, которые нам хотелось, было очень, очень любопытным.

— Так и знал, что ты заинтересуешься, — удовлетворённо произносит Гарри. — Что это было?

Гермиона понимающе хмыкает.

— Видишь ли, все бокалы, кроме моего, были зачарованы магией домовиков. Ничто другое не могло бы сделать выбор напитков настолько уникальным. Но в моём бокале было шампанское.

— И что? — бросает Панси, прислонившаяся к стене.

— Всё просто… я не хотела шампанского, — отвечает Гермиона. — Каждый человек в зале получил желаемое, кроме меня. Мне ужасно хотелось тыквенного сока, я даже Драко пожаловалась, что хочу его. Поэтому-то он и выпил мой бокал, чтобы подразнить. — Голос Гермионы внезапно сбивается, и она не успевает закончить мысль.

Как любопытно думать, что всего полгода назад она бежала бы от Драко Малфоя как от чумы, а теперь ей невыносимо представить себе даже минуту без него.

— Ты поняла, что он так подобраны, после того как спросила, что у нас в бокалах, да? — спрашивает Рон.

Она жалобно кивает.

— Да. Я подозревала, что что-то не так. Мой бокал появился через несколько секунд после бокала Драко, но тогда я об этом не подумала. Это моя вина.

— Это не твоя вина, — серьёзно говорит Тео. — Ты спасла ему жизнь, Гермиона.

Гермиона моргает, сдерживая слёзы.

— Это был мой бокал, Тео.

— О, смирись уже, Грейнджер, — огрызается Панси. — Драко Малфой до отвращения влюблен в тебя. И как только он проснётся, уверяю, он первым делом сообщит, что хоть каждый день будет пить отравленное шампанское, лишь бы ты не пострадала.

Гермиона фыркает от резкости Панси, но всё равно становится легче.

— К тому же только ты знала о безоарах, — добавляет Невилл, гораздо мягче, чем его жена. — Если бы тебя отравили, никто из нас не смог бы тебя спасти.

Логика. С логикой у неё всё в порядке. Невилл прав. Гермиона стряхивает с себя чувство вины, которое носила как вторую кожу, и сосредотачивается на насущных проблемах.

— Хорошо, — соглашается Гермиона. — Что ж, как я поняла, миссия прошла успешно?

— Дочь мадам Розмерты сейчас спит в гостевой комнате Тео, — улыбаясь говорит Невилл, — защищённая до зубов, Блейз на страже. Её зовут Луиза, девочка перепугалась, конечно, но в целом здорова.

— А охранники? — спрашивает Гарри.

Тео ухмыляется.

— Чары Гермионы превзошли все ожидания, оглушающие убрали половину охранников ещё до того, как мы их заметили. Мы поймали всех, кто остался на ногах, и связали. Даже не пришлось использовать артефакт.

Тео достает небольшой медный куб, покрытый древними рунами. Он бережно передает артефакт Гермионе, и она аккуратно опускает его в сумку. Чтобы выкрасть его из сектора по борьбе с неправомерным использованием магических предметов, пришлось к плащу-невидимке Гарри присовокупить мощный Конфудус, направленный на охранника. Последний раз такой дерзкий поступок Гермиона совершала ещё на войне.

— Где они сейчас? — спрашивает Рон.

— Единственный плюс общения со всем известным родственником Пожирателя смерти в том, что тебе доступно множество подземелий, — скалит зубы в улыбке Панси. — Мы заперли всех охранников в подвале Малфой-мэнора под заклинанием глубокого сна. Я решила, что Драко не станет возражать, а сбежать из подземелья Малфоев примерно так же легко, как из Азкабана.

— Как ты прошла через защитные чары? — уточняет Гермиона.

— Ревнуешь, Грейнджер? — ухмыляется Панси, на что Гермиона лишь закатывает глаза. — Не волнуйся. Я навещала Нарциссу во время войны, когда Драко отсутствовал. Мне дали практически неограниченный доступ, и Драко так и не обеспокоился его отменой.

Гермиона собирается возразить, но её опережает хлопок трансгрессии. Тео направляется ко входной двери с палочкой в руке, а Гермиона незаметно тянется вниз, поглаживая пальцами древко своей.

На пороге стоят Джордж и Парвати, которые успели сменить торжественные наряды на повседневные. Нахмурившись, Тео спрашивает:

— Что случилось в самую первую нашу встречу, Джордж?

Джордж делано возмущается, но отвечает:

— Пивз облил тебя водой, а мы с Фредом его прогнали. А ты, засранец, даже спасибо не сказал, если ты вдруг забыл.

— Спасибо. — Тео облегчённо вздыхает. — Проходите, мы ждём Розмерту.

Джордж заходит, прижимая к себе Парвати, и обводит взглядом собравшихся. Гермиона наблюдает, как его глаза скользят, выискивая отсутствующее лицо.

— Драко ещё лежит в Мунго, — мягко говорит она. — Целительница заверила меня, что он полностью оправится, но пока не очнулся.

Джордж медленно кивает.

— Как же хорошо, что у тебя были безоары, Гермиона. Я совсем растерялся.

Вдруг раздаётся оглушительный звук сирены, и на глазах Гермионы все вскакивают, за считанные секунды вынимают палочки и принимают боевую стойку. На мгновение её окатывает волной скорби — всю жизнь они готовились к войне, и даже теперь им нет покоя.

— Это защитные чары, — объясняет Тео. — Кто-то появился в подвале.

Гермиона следует за Тео, рядом с ней Гарри, а остальные остаются ждать в фойе. Тео отворяет тяжёлую дубовую дверь, открывая широкие, ведущие вниз ступени и тускло освещённую комнату. Здесь не то чтобы уютно, но, признаёт Гермиона, всё равно приятнее, чем в подвалах Малфоев, учитывая подробности, которыми поделилась Полумна после своего спасения.

Посреди комнаты стоит Розмерта, вытащив палочку и дрожа, до побеления пальцев сжимая заколку для волос, которую ей дал Джордж. Они не успевают заговорить: Розмерта бросает взгляд на Гарри и разражается слезами.

— Она у вас? — требовательно спрашивает она, опуская палочку.

Гарри застывает.

— Мы должны убедиться, что вы это вы, прежде чем разрешить…

— Я здесь по своей воле! — кричит Розмерта. — Гарри Поттер — я помню тебя ещё застенчивым мальчишкой, — так что колдуй, что должен, проверяй, что должен, можешь даже сломать мою палочку, если потребуется, но, пожалуйста, прошу тебя, — Луиза здесь?

В конце концов именно Теодор Нотт не выдерживает её страданий.

— Луиза здесь, Розмерта. Она в безопасности и хорошо охраняется. Мы вытащили её.

Розмерта опускается на колени, словно силы покинули её тело. Палочка со стуком падает на пол, женщина подносит ладони к глазам и рыдает — у Гермионы волосы на руках встают дыбом от ужаса, она никогда не видела настолько сильного горя.

Тео осторожно подходит к ней, забирает палочку и убирает в карман. Стараясь не делать резких движений, он взмахивает своей палочкой и произносит: «Фините Инкантатем». Ничего не происходит, никаких признаков оборотных чар или иной магии, и тогда Тео приседает, оказываясь вровень с Розмертой.

— Мадам Розмерта, — полушёпотом говорит он. — Если вы позволите мне подержать вашу палочку и наложить на вас антитрансгрессионные чары на время, мы сможем отвести вас к дочери.

Она рвано выдыхает и поднимает глаза на Тео, встречаясь с ним взглядом.

— Что вам от меня нужно?

Гермиона больше не может молчать:

— Ничего — мы уже давно выяснили, что вы снабжали министерство информацией о нас и наших семьях. Мы знаем, что вы помогали подбирать пары, заботясь о том, чтобы свести вместе влиятельных людей или потенциальных деловых партнеров. Я провела расследование и нашла ваш дом. — Гермиона сглатывает при воспоминании о крови. — Я знала, что вы помогаете, потому что у вас забрали ребенка.

Розмерта жалко кивает и произносит между всхлипами:

— Они убили моего мужа. Он был маглом — у него не было ни единого шанса — это всё я виновата.

Тео берёт её за руку и бережно поднимает на ноги. Удостоверившись, что она не упадёт снова, он достает палочку и накладывает несколько защитных и следящих чар, включая запрет на трансгрессию.

— Вы ни в чём не виноваты, — говорит он, после того как заканчивает.

Мадам Розмерта находит лицо Гарри.

— Я расскажу тебе всё, что захочешь, Поттер. Всё, что я знаю! Но, прошу, умоляю, отведи меня к Луизе.

Гарри кивает и поворачивается обратно к лестнице. Розмерта послушно шагает за ним, Гермиона — сбоку, Тео — сзади. Она выходит в фойе, щурясь от яркого света и количества знакомых лиц.

— Вы… вы все помогали? — шепчет она, взяв себя в руки, переводя взгляд с одного на другого и особенно внимательно рассматривая слизеринцев.

Невилл смущённо пожимает плечами.

— Конечно. Они поступили с вами несправедливо. Со всеми нами.

— Я схожу за Блейзом, — вызывается Панси, — и приведу девчонку.

Гарри провожает Розмерту к креслу, и она опускается, утопая в подушках. На ней всё ещё вечернее платье и туфли на шпильках.

— Тельма, — зовёт Тео.

Эльфийка тут же появляется и кланяется гостье.

— Да, хозяин Нотт?

— Не могла бы ты принести нам каких-нибудь закусок и напитков? — доброжелательно спрашивает Тео. — Я знаю, уже поздновато, но всё-таки.

Тельма лучится улыбкой.

— Для перекуса с друзьями никогда не поздно.

Через несколько минут на кофейном столике появляются подносы с печеньем и сэндвичами, но почти сразу же забываются, стоит войти Блейзу с сонной девочкой на руках.

— Мама! — вскрикивает Луиза при виде Розмерты и тянется вперёд, едва не падая. Никто не двигается с места, когда женщина вскакивает и полубегом преодолевает расстояние между ними. Мать и дочь стискивают друг друга в объятиях, Луиза сжимает пальчиками волосы Розмерты и обвивает ногами её талию. Розмерта снова падает на колени и, продолжая рыдать, покрывает поцелуями каждый сантиметр дочериной кожи, до которого может дотянуться.

Гермиона проигрывает битву со слезами и оглядывается на друзей, которые с гордостью смотрят на эмоциональное воссоединение. Гермиона чувствует, как что-то внутри неё наполняется, как происходит всегда, когда она делает правильный выбор.

— Спасибо, спасибо, спасибо, — еле слышно шепчет Розмерта в растрёпанные волосы Луизы, но её чувства всё равно достигают каждого.

Блейз протягивает руку и аккуратно помогает ей подняться на ноги, поддерживая за локоть. Гермиону переполняют мысли о том, что сегодня ночью именно слизеринцы спасли этого ребёнка, и Розмерта пожинает плоды их доброты. Потребуются годы, чтобы изменить репутацию факультета Слизерин, но Гермиона вдруг осознаёт, что всё возможно — этим людям, её друзьям, такое под силу.

— Вам не нужно нас благодарить, — говорит Панси Паркинсон самым приветливым тоном, который Гермиона когда-либо слышала от неё. — Но у меня встречное предложение: как насчёт помочь нам свергнуть правительство?

— Панси! — предупреждающе выдавливает Тео, но Розмерта громко смеётся. Она возвращается в кресло, не выпуская дочь из крепких объятий. Они сидят как одно целое, и она снова и снова поглаживает Луизу по спине.

— Разумеется, — соглашается Розмерта. — Расскажите, чего именно вы хотите добиться?

Гермиона берёт инициативу объясниться на себя, потому что даже после долгих недель поисков она так и не смогла разгадать последнюю загадку — почему так, а не иначе.

— Скажите, в чём логика некоторых пар? Я понимаю бизнес, власть, что угодно. Но Джордж и Парвати — почему именно они? Почему Рон и Ханна?

Розмерта вздыхает.

— Когда ВМН только задумывалась, меня уже шантажировали. На самом деле я не знаю достоверно, меня просто использовали как источник информации. Но несомненно, что Абботты — одна из Священных двадцати восьми семей, а Уизли — чистокровные, хотят они это признавать или нет.

Гермиона незаметно вздрагивает, и её голос волочится словно лезвие по стеклу:

— Значит, дело в крови. После всего — дело всё ещё в крови?!

— Не совсем, — говорит Розмерта, — в основном речь шла о потенциале. Джордж и Парвати — оба близнецы, а они в магическом мире невероятно сильны. Вероятность того, что у них родятся близнецы, выше, поэтому их объединили в пару.

— А Малфой и Гермиона? — встревает Рон с красным от злости лицом. — Потому что это явно не связано с кровью.

Мадам Розмерта вопросительно вскидывает брови и переводит взгляд на Гермиону, которая съёживается под её взглядом.

— Мне им сказать, или ты сама хочешь, дорогая?

— Прошу прощения? — отвечает Гермиона.

Розмерта пожимает плечами, но плавно замирает, когда Луиза начинает ворочаться.

— Гермиона Грейнджер изначально была в паре с Гарри Поттером.

Тишина становится удушающей — Гермиона отшатывается от этих слов. Всё сходится: Гарри, вероятно, самый могущественный волшебник в Великобритании, и, по её собственным словам, сказанным Драко целую вечность назад, она третья по силе ведьма в стране.

Они были равны — равны в силе, во влиянии, во всём — и Гермиона пришла к Кингсли и угрожала ему, чтобы Гарри получил Джинни.

Лицо Гарри темнеет.

— А с кем изначально была Джинни Уизли?

— С самим Кингсли, очевидно. — Розмерта закатывает глаза.

Гермиона с трудом переводит дыхание.

— Но… вы?

— Ты ещё не поняла, дорогая? — вздыхает Розмерта. — Мне предназначалось быть с Драко Малфоем. Полагаю, они думали, что либо он убьёт меня, либо я покончу с собой. Получилось не совсем так, но не обольщайся — меня должны были казнить через несколько дней. Сегодня вы спасли не одну жизнь. Я у вас в долгу.

В комнате царит мрачная тишина, если не считать непрекращающихся нежных поглаживаний Розмерты по спине Луизы. Полумна тянется к Тео и прижимается к нему, и Гермиона задаётся вопросом, думает ли она о том же — что в один миг, одним-единственным решением Гермиона изменила всё. Как легко она могла бы никогда не сойтись с Драко и не узнать, чего ей не хватает.

— Последний вопрос, а потом мы дадим вам отдохнуть, — наконец говорит Гарри. Однако он обращается не к Розмерте, а смотрит в лицо Гермионе. — Как именно изменилась моя пара?

Розмерта фыркает, Гермиона бросает на неё взгляд исподлобья, но не успевает ответить, как слышит тяжёлый вздох Рона.

— Не знаю, почему ты удивляешься, дружище, — говорит он, проводя рукой по волосам. — Как только ты вскрыл своё письмо и прочитал имя Джинни, я уже знал, что дело нечисто, а Гермиона приложила к этому руку.

— Что?! — выдыхает Гермиона. — Как ты догадался?

Рон пожимает плечами.

— Да ладно тебе, Миона. Я знаю тебя с тех пор, как нам было по одиннадцать. В тот момент, когда объявили о ВМН, я, можно сказать, невооружённым ухом слышал, как ты думаешь, пытаясь всё исправить. Видела бы ты своё лицо, когда Гарри открыл письмо. Ты выглядела точно так же, как когда пришли результаты СОВ.

— Что? — Гермиона морщится. — Как я выглядела?

— Самодовольной, — неожиданно отвечает Джордж. — Я тоже помню, раз уж ты об этом заговорил, Рон. Но тогда я решил, что это не имеет значения.

— Да, ладно, сдаюсь, — вздыхает Гермиона. — Я отправилась к Кингсли сразу после объявления о законе и пригрозила сжечь министерство к чертям, если ты не получишь Джинни. В своё оправдание добавлю, что шалость удалась.

Раздражение Гарри сменяется на отчаяние. Гермиона сконфуженно ждёт, что он её отчитает, но вместо этого Гарри пересекает комнату и заключает её в крепкие объятия. Это неожиданно — Гарри всегда нравился физический контакт, но он редко бывал его инициатором.

— Спасибо тебе, — шепчет он. — Наверное, это самый смелый поступок в твоей жизни, а я уже видел, как ты каталась на драконе.

Гермиона снова смаргивает слёзы, потому что ей кажется, что наконец хоть что-то пошло правильно.

15 января 2000 года — суббота

Гермиона просыпается ещё более измотанной, чем когда ложилась. Она ушла от Тео Нотта глубокой ночью, после того как они устроили Розмерту с Луизой в свободной спальне и заперли на ключ. Джордж предложил посторожить, пока они не разберутся, можно ли доверять Розмерте, и Тео с благодарностью согласился, валясь с ног от усталости после миссии по спасению. Парвати, Блейз, Панси и Невилл вернулись домой, а Гермиона вместе с Роном отправились в Мунго.

Вместе с Роном, который сейчас легонько трясёт её за плечо и смотрит с надеждой. Гермиона бросает взгляд на Драко — он выглядит умиротворенным, но всё ещё находится без сознания.

— Привет, Рон, — тихо говорит она.

— Я подумал, что мы могли бы прогуляться до кафетерия, позавтракать, выпить кофе, — сипло предлагает Рон. — Мне бы не помешала настоящая еда.

Гермиона кивает и заставляет себя подняться. Она натягивает одеяло Драко до подбородка и достаёт палочку, чтобы проверить чары. Сегодня утром Долиша заменил другой аврор, хотя Гарри прислал записку, в которой заверил, что и этот заслуживает доверия.

Они бесшумно покидают палату, и Гермиона, затворив дверь, остаётся прислонившись к ней какое-то время. Присутствие Рона действует на неё отрезвляюще, и ей вдруг приходит в голову, что он уже несколько недель днюет и ночует в больнице.

— Как ты? — спрашивает она, поворачивая голову, чтобы рассмотреть его получше.

— Я в порядке, Миона, — с усмешкой отвечает он. — Честное слово.

— Я так вымоталась, — признаётся она.

Рон кивает.

— Да. Но раньше мы были более уставшими, чем сейчас, и всё равно смогли. Мы со всем справимся, Гермиона. Я уверен.

Она протягивает руку и крепко сжимает его ладонь.

— Знаешь ли ты, что ты единственный человек на всём свете, который может заставить меня чувствовать себя лучше, когда я разваливаюсь на части?

Он притягивает её ближе и обнимает — Гермиона заставляет себя дышать, потому что ей кажется, что в любой момент она может разразиться истерикой, которой конца не видно. Рон — столп уверенности и стабильности, он пахнет «Норой», воспоминаниями, счастьем и комфортом. Гермиона кладет голову ему на ключицу и слушает, как гулко стучит сердце.

— Спасибо, — шепчет она. Рон отпускает её и улыбается, поворачиваясь сторону кафетерия. Гермиона следует за ним в уютном молчании.

— Знаешь, о чём я иногда думаю? — спрашивает Рон.

— О чём?

Он жестом показывает на коридор.

— Обо всех этих дверях. Людях за ними. У них ведь есть дети, супруги и друзья, приходящие их навестить. Они, может быть, и думать не думают про ВМН — их волнует только, чтобы любимый человек поправился.

— Рон, мне от этого не легче… — предупреждает Гермиона.

— Нет, конечно, я не о том, — стыдливо признаётся Рон. — Я просто думаю, что иногда важно оглянуться вокруг и понять, за что мы боремся. Это больше, чем мы, понимаешь? Я не очень понимал это с Волдемортом. Но теперь ясно вижу.

— Больше, чем мы, — соглашается Гермиона.

Некоторое время Рон молчит.

— Ханна хотела стать целительницей.

— Я не знала.

Рон пожимает плечами.

— Да. Я хочу, чтобы у неё получилось. Чтобы она очнулась и нашла, что сделает её счастливой.

Гермиона останавливается и оглядывается на своего лучшего друга.

— Конечно, ты хочешь, Рон. Ханна это знает. Не думаю, что она хоть раз сомневалась, что ты хочешь для неё счастья. Прости, что не была с тобой рядом чаще, я понимаю, как это тяжело, но ты не виноват.

— Я скучаю по ней, — говорит Рон. — Мне так хочется, чтобы она очнулась. Я нашёл заявки на работу в больницу Святого Жужа в Нью-Йорке и заполнил вместо неё. Я подумал… ну, может, она захочет начать с чистого листа, когда всё закончится. Стать целительницей и помогать людям. Сбежать от всего… этого?

Нет таких книг или слов, которые Гермиона могла бы прочитать и выучить в достаточной степени, чтобы объяснить Рональда Уизли: его доброта бальзамом ложится на сердце, он, как это бывает, снова удивлил её. Не зря она никогда не умела на него злиться, даже если он заслуживал. Никто в мире не любит так, как Рон. Это записано в его ДНК, он взял всё самое лучшее от каждого из Уизли, и Гермиона надеется, что Ханна не согласится уехать в Америку, оставив при этом Рона позади.

Она была бы самой настоящей дурой, если бы бросила его.

— Ханна придёт в себя, Рон, — уверяет его Гермиона. — И когда она очнётся, ты покажешь ей эти заявки и поможешь исполнить её мечту. Но прежде… дай ей шанс объясниться, вдруг она захочет остаться здесь. Есть вещи, ради которых стоит остаться в Британии, знаешь ли.

— Да, да. — Рон легонько подталкивает её. — Спасибо, Миона.

Она ухмыляется.

— Обращайся. Давай, угощу тебя завтраком.

* * *

Гермиона читает один из гримуаров семейства Малфой, который Драко по её просьбе забрал из поместья домой. Пугающая тёмная магия, но Гермиона читает его только чтобы отвлечься и не вслушиваться ежесекундно в писк чар, контролирующих сердечный ритм.

— Хотела избавиться от меня, Грейнджер? — хрипло спрашивает Драко.

Двухсотлетняя книга с трексом летит на пол, и Гермиона чуть не слетает со стула, подбегая к мужу и хватая его за руки. Он находит её лицо взглядом, и она не знает, как поступить: то ли разрыдаться от облегчения, то ли задушить Драко в объятиях.

— Ты только что бросила на пол единственный экземпляр древней фамильной книги, наполненной тёмной магией? — обиженно уточняет он.

Гермиона останавливается на втором варианте, нежно прижимаясь к Драко и обхватывая его за шею. Драко обвивает рукой её плечо и утыкается в макушку, запуская пальцы в волосы.

— Малфой, я тебя убью, если ты ещё хоть раз так со мной поступишь, — на одном дыхании произносит она.

Драко хрипло смеётся.

— Скучала по мне, Грейнджер?

Не в настроении отвечать на его поддразнивания, Гермиона поднимает голову, заглядывая ему в глаза.

— Малфой, я чуть… — Голос срывается, и выражение лица Драко сразу же меняется с нежного на испуганное.

— Не плачь! — говорит он, — я живой! Прошу…

— Заткнись, — шипит Гермиона и прижимается ближе, сидя в полоборота, боясь причинить ему боль. Драко успокаивающе проводит ладонью по её спине и покрывает поцелуями волосы. Гермионе вспоминается Розмерта, накануне вечером так же крепко прижимавшая к себе Луизу. Любовь — разрушает и исцеляет одновременно.

— Ты выпил моё шампанское, — на выдохе произносит она. — Оно предназначалось мне, и оно было отравлено.

— Взгляни на меня, Гермиона, — приказывает Драко, и Гермиона поднимает голову, впиваясь в него глазами. — Ты не виновата, что шампанское отравили. И я до ужаса рад, что выпил его.

— Нет, — жалобно стонет она, снова утыкаясь лицом в его больничную мантию.

— Я виноват, — повторяет он. — Я. Но, судя по тому, что я скорее жив, чем мёртв, тебе каким-то образом удалось меня спасти?

Гермиона всхлипывает и отодвигается, прикладывая голову на его подушку. Она могла бы расширить кровать простым заклинанием, но даже миллиметры кажутся ей милями.

— Да. Я всегда ношу с собой безоары.

Знакомая и любимая ухмылка украшает его черты.

— Моя девочка.

Она слабо смеётся.

— Постоянная бдительность.

— Ты спасла меня, — мягко повторяет Драко. — Если бы ты выпила то шампанское, я бы в отместку убил всех в том зале, но всё равно не смог бы вернуть тебя к жизни. Ты, Гермиона, ты спасла мне жизнь, и теперь я могу быть здесь, с тобой.

— Я люблю тебя, — шепчет она, пододвигаясь к нему так близко, что забывает, что они находятся в больнице и в мире существует кто-то ещё. — Если бы не эти дурацкие безоары, я бы тоже убила там всех. Я уже придумала двенадцать разных вариантов мучительной смерти Хокворта. Записала их в наши блокноты. Я решила, что они тебя развеселят, когда ты очнёшься.

Драко смеётся, и это прекрасно. В уголках его глаз появляются мелкие морщины, как случается всегда, когда он чувствует себя комфортно и находит что-то по-настоящему уморительное. Это самый сладкий на свете звук для ушей Гермионы. Она задерживает дыхание, когда слышит его снова.

— Как мне посчастливилось жениться на ведьме, которая празднует мое выздоровление планированием убийств и восстания? Признайся, Грейнджер, на самом деле ты слизеринка?

Гермиона усмехается:

— Я ещё даже не рассказала тебе самое интересное…

Драко останавливает её поцелуем, медленным, уверенным и чарующим, разжигая огонь в теле. Гермиона может сосредоточиться только на его губах и овладевающем ей чувстве невесомости.

Может, она и угрожала Кингсли из-за подбора пары для Гарри, но если бы она знала, если бы понимала, что существует такая любовь, как эта, она бы просила за себя.

Гермиона отстраняется и находит взгляд Драко:

— Я должна тебе кое-что сообщить.

— Самое интересное? — шутливо уточняет Драко, затаивая дыхание.

Она кивает.

— Ты говорил, что на самом деле я слизеринка — но, когда я пригрозила Кингсли, чтобы Гарри отдали Джинни, ты назвал меня гриффиндоркой.

— Продолжай?

— А если бы я этого не сделала, — ухмыляется Гермиона, — меня бы сосватали с Гарри, а тебя — с мадам Розмертой.

— Ты шутишь? — Драко неверяще выпучивает глаза.

— Ни капли, — смеётся Гермиона. — Слова Розмерты. Так что в итоге я была вознаграждена за то, что поступила по-гриффиндорски.

Она рассказывает о Розмерте и Луизе, как Невилл и слизеринцы спасли её; посреди рассказа она несколько раз всхлипывает от любви к своим невероятным друзьям. Ради них она готова пойти куда и на что угодно.

— Да ты же самая настоящая пуффендуйка, — наконец объявляет Драко, и слёзы Гермионы превращаются в смех. Он с улыбкой глядит на неё, и она с облегчением осознаёт, что впервые за два дня дышит полной грудью.

— Может, пора отправляться домой? — спрашивает Гермиона.

— Я думал, ты никогда не спросишь, Грейнджер, — с ликованием отвечает Драко. — Мне нужна ванна, и что-то мне подсказывает, что ты охотно ко мне присоединишься.

Гермиона фыркает, но никак не опровергает его утверждение, потому что ей и самой не терпится оказаться в ванной (и в его руках). Она через силу поднимается с больничной койки и добровольно-принудительно советует Драко оставаться на месте, пока она не найдёт целителя, который разрешит ему уйти.

Выйдя из палаты, Гермиона кивает аврору, стоящему на страже возле двери. Едва завернув за угол, она чуть не врезается в Молли Уизли.

— Миссис Уизли?

Глаза Молли загораются, и она заключает Гермиону в неожиданные, но очень желанные объятия.

— О, Гермиона, дорогая. Я так рада, что с тобой всё в порядке. Как дела у Драко?

— Вообще-то он только что проснулся, — говорит Гермиона. — Я пошла искать его целителя, чтобы узнать, можно ли нам отправиться домой.

Миссис Уизли выглядит измученной, но обрадованной новостью. Она нежно прижимает кончики пальцев к щеке Гермионы.

— Какое облегчение, дорогая. Хочешь, я пойду посижу с ним? Я как раз собиралась проведать бедняжку Ханну, но я никуда не тороплюсь.

— Вам правда не сложно? — Гермиона заметно расслабляется. — Мне было бы гораздо спокойнее, если кто-то присмотрит за ним.

— Какие уж тут сложности, Гермиона, — заверяет её миссис Уизли. — Рон всё равно ждёт меня только через час.

Поддавшись порыву, Гермиона снова обнимает женщину, запах «Норы» окутывает её тело и проникает под кожу.

— Спасибо, — шепчет она.

Молли отстраняется и нежно улыбается.

— Иди, дорогая. Со мной он в безопасности.

Гермиона верит ей — в конце концов, это она сказала Драко, что миссис Уизли — самая могущественная ведьма в стране.

* * *

Проходит чуть больше часа, когда Гермиона наконец возвращается в комнату Драко и обнаруживает Молли и мужа увлечёнными шахматами. Драко выглядит озадаченно, на что Гермиона ухмыляется. Она никогда не видела, как миссис Уизли играет, но Рон как-то признался, что, хотя дома он играл в основном с Артуром, именно мама научила его выигрывать.

А Рон Уизли, между прочим, лучше всех на свете играет в волшебные шахматы.

— Она жульничает, Грейнджер, — жалуется Драко, как только замечает её взгляд, — я в этом уверен.

— Драко, — смеётся Гермиона, — стоило дважды подумать, прежде чем бросать вызов Уизли в шахматах.

Молли тут же улыбается при виде неё.

— О, Гермиона, как хорошо, что ты вернулась. Мне пора идти. Драко, родной, давай закончим в следующий раз, когда вы заглянете на ужин?

— Вы сейчас к Ханне, миссис Уизли? — уточняет Гермиона.

— О, нет, — она хмурится, — я вдруг вспомнила, что кое-что забыла сделать дома — видишь ли, Астория осталась совсем одна. Бедному Чарли пришлось вернуться в Румынию на этой неделе, чтобы успеть к маршу.

— А с чем Астории нужна помощь? — интересуется Гермиона.

— Грейнджер, — перебивает Драко, — любопытство сгубило кошку. Как насчёт всё-таки пойти домой?

Гермиона закатывает глаза, но в груди расцветает тепло от улыбки мужа.

— Конечно, Малфой. Ты теперь полностью свободен.

Драко тут же садится, и Гермиона бросается помочь ему встать.

— Превосходно. Молли, жаль, что мы так и не доиграли — вы сильный соперник, но я до смерти хочу принять ванну.

Гермиона чувствует, как краснеет, и бросает многозначительный взгляд в сторону Драко. К счастью, Молли так увлечена пальто и шахматной доской, что едва обращает на них внимание. Она спешно бросает слова прощания и направляется к выходу из палаты.

— Молли как будто выглядела чем-то обеспокоенной, тебе не показалось? — спрашивает Гермиона, когда Драко наконец справляется с мантией.

Драко вздыхает.

— Грейнджер, у неё четыреста детей, и все они Уизли… Если бы она не выглядела обеспокоенной, то беспокоился бы уже я.

Гермиона замахивается, чтобы шлёпнуть его по руке, но Драко перехватывает её пальцы и притягивает к себе. Приобняв её за талию, он прижимается губами к её волосам, прямо над ухом. Гермиона чувствует биение его сердца напротив — ровное, уверенное и живое.

— Моя мать однажды сказала мне кое-что, — мягко говорит Драко. — И заставила пообещать, что я ни одна живая душа об этом не услышит. Но тебе я все же расскажу.

— Вовсе не обязательно. — Гермиона сглатывает.

— Думаю, она бы хотела, чтобы ты знала, — поясняет Драко. Долгое время стоит тишина, а когда он наконец продолжает, то его дыхание возле уха затихает и по позвоночнику мчатся мурашки. — Мама однажды повстречала провидицу, давным-давно. Незнакомая женщина, они просто столкнулись в переулке, когда мама была ещё девочкой — она догадалась, что та провидица, только много лет спустя.

— Что… что сказала провидица? — спрашивает Гермиона.

— «Ты — предательница. Ты последуешь за любовью, не похожей ни на что, столкнёшься с небывалой ненавистью и выйдешь львом», — тихо произносит Драко.

Гермиона сглатывает — теперь, спустя годы, разгадать слова провидицы не так уж и сложно.

— Можешь представить, как она испугалась? — шепчет Драко. — Когда ей на голову надели Распределяющую шляпу? Когда Беллатриса с Андромедой наблюдали за ней со слизеринского стола, а мама уже тогда знала, что провидица провозгласила её львицей?

Гермиона кивает, потому что, хотя она и считает систему распределения в Хогвартсе несовершенной и противоречивой, мало что так ужасает в детстве, как разочарование семьи.

— Маму отправили в Слизерин, а через несколько лет она влюбилась в моего отца, — объясняет Драко. — И надолго забыла о том пророчестве. Однако её чувства к Люциусу Малфою были далеки от не похожей ни на что любви.

— Вот почему она рассказала тебе. — Гермиона понимающе вздыхает. — Потому что это был ты, Драко. Тебя она любила больше всего на свете. За тобой она пошла бы куда угодно. Она предала Волдеморта ради тебя.

— Я знаю.

Гермиона ждёт большего, но он не отвечает. Драко держит её в напряжении, но она никогда не отличалась особым терпением. В конце концов она сдаётся:

— Драко, почему ты мне это рассказал?

Драко отодвигается и прижимается лбом к её лбу, правда ему приходится сгорбиться ради этого.

— Потому что. Я последую за тобой куда угодно, Гермиона. Пройду через что угодно. И я решил, что ты должна это знать.

Гермиона сглатывает, потому что единственного известного ей ответа недостаточно — в английском языке столько слов, на нём написано так много книг, и всё равно никто не придумал ничего лучше, чем «я люблю тебя». Впрочем, это неважно, потому что Гермиона нашла в Драко Малфое человека, который раскрыл в ней неизвестные прежде стороны и узнал её так, как никто прежде не знал. И вместо слов, которые она с удовольствием повторяла бы ему каждую минуту каждого дня, вместо песен, стихов или любви, о которой она кричала бы до самых звезд, Гермиона целует его.

Оторвавшись от его губ, она видит его бесконечно нежное выражение лица и не может удержаться от подколки:

— Драко Малфой, признайся, на самом деле ты тайный гриффиндорец?

Он снова смеётся, громко и глубоко — и Гермиона ничего не боится.