Гарри Поттер и Козни Пожирателей Смерти (джен)

⁽¹⁾

НАСТОЯЩЕЕ

Больничное крыло

13 февраля 1994 года

21:55

С выражением глубокой тревоги на лице Альбус Дамблдор стремительно вошёл в больничное крыло и быстро окинул взглядом происходящее. Профессор зельеварения лежал на больничной койке без сознания, а на лице у него была засохшая кровь, тянущаяся от носа к щекам. Над ним склонилась мадам Помфри, быстро творящая диагностические чары. В нескольких шагах от кровати стоял Гарри Поттер с выражением искренней тревоги на лице. И это несмотря на то, что мальчик уже был умелым окклюментом и мог легко овладеть своими эмоциями.

— Что здесь произошло? — спросил директор.

— Я всё ещё провожу диагностику, директор, — сказала целительница, не поднимая глаз, — спросите мистера Поттера.

Дамблдор в ожидании посмотрел на Гарри, который тут же шагнул вперёд и вполголоса начал свой рассказ.

— Сэр, я… занимался вопросом завхоза, который вы поручили мне исследовать, и я узнал об инциденте с профессором Снейпом в Визжащей хижине, когда тот был студентом.

Глаза директора расширились от удивления.

— Я убедил профессора Снейпа дать мне посмотреть его воспоминание об этом инциденте, но… сэр, это воспоминание оказалось ложным! Я всё ещё не знаю, что произошло в Визжащей хижине, но я не думаю, что мой отец вообще спасал профессора от оборотня! В любом случае, я рассказал о своем открытии профессору, но он велел мне покинуть воспоминание. Я ушёл… А затем, примерно спустя пятнадцать секунд, профессор Снейп закричал от боли, у него из носа пошла кровь, и он потерял сознание. Я связался с мадам Помфри через камин в его кабинете и помог ей принести его сюда. Это было несколько минут назад.

— Он… он сказал что-нибудь, Гарри? — спросил Дамблдор.

Мальчик покачал головой.

Тут заговорила ведьма.

— Вероятно, это ментальное повреждение, скорее всего, нанесённое самому себе. Очень похоже на те увечья, от которых пострадал мистер Поттер в прошлом семестре. Хотя, к счастью, повреждения профессора Снейпа не такие серьезные. Полагаю, всё обойдется, но, скорее всего, он пробудет в коме какое-то время. День или два, по меньшей мере.

Директор мрачно кивнул.

— Спасибо, Поппи. Мистер Поттер, вот-вот прозвучит отбой. Вам лучше идти к себе. Я сообщу о состоянии профессора Снейпа вашему факультету утром через префектов.

Гарри уважительно кивнул и покинул больничное крыло. Дамблдор подождал, пока мальчик уйдёт, после чего обратился к мадам Помфри.

— Поппи, если в его состоянии будут любые изменения, немедленно зови меня. Время не важно.

— Как скажете, директор.

Альбус посмотрел на Снейпа и отметил про себя, что его лицо выглядит гораздо более спокойным, когда тот спит, чем когда тот бодрствует. Почувствовав вдруг всю тяжесть своих лет, старый волшебник направился обратно в свой кабинет. Там он отправил патронуса с сообщением, а затем подошëл к укромной нише, где стоял омут памяти. Выбрав несколько воспоминаний, он поместил их в чашу и склонился над ней. Пришло время взглянуть в лицо всей правде и осознать свою вину в том, как Северус стал тем, кто он есть.

Ради общего блага.

* * *

ПРОШЛОЕ

10 марта 1971 года

Подвал дома Люпинов

С тихим стоном мальчик проснулся в своей клетке и сел. Стряхнув остатки сна, он резко вдохнул и, быстро осмотревшись, облегчëнно выдохнул. Он был голый, голодный, весь покрыт порезами и заперт в одиночестве в тяжёлой, укрепленной магией металлической клетке в тёмном и сыром подвале. Всë было в порядке.

Отдышавшись, он осторожно протянул руку сквозь прутья и схватился за цепочку от колокольчика, свисающую с потолка. Сделав это, он поморщился от боли в порезах — знаке недовольства монстра. Буквально единственное, что маленький Ремус Люпин помнил о своём пребывании в другом обличье, было осознание того, как монстр ненавидит его за то, что тот не сдаётся. Как сильно монстр хочет, чтобы Ремус перестал любить своих маму и папу. Как сильно монстр хочет, чтобы Ремус разорвал и съел своих маму и папу.

Но, по какой-то причине, монстр не мог заставить маленького Ремуса отдаться на волю голода и ненависти, поэтому тот вымещал свою злобу на их общем теле. Каждое обращение сопровождалось ночью в клетке, где некого было преследовать, убивать и есть (необязательно в этом порядке), и в какой-то момент монстр неизбежно понимал, что в этом месяце он снова проиграл. Тогда он от злобы начинал грызть и царапать свои собственные руки и грудь. Раны заживали быстро — это был один из даров монстра. Мало что могло причинить ему вред надолго, и собственные когти в этот список не входили. Но пока раны заживали — было больно. Некоторые раны были такими глубокими, что не успевали затянуться даже до обратного превращения. Когда такое случалось, оставались шрамы. Их было немного, но вполне достаточно для маленького тела Ремуса.

Ремус позвонил в колокольчик: три быстрых звонка, потом три медленных, а затем снова три быстрых. Интеллект не был в числе особенностей монстра, поэтому он не знал, как отправить маме и папе сообщение, что всё позади. Но даже если он сможет обмануть их и заставить прийти в подвал до обратного превращения, он всё равно, скорее всего, не сможет до них добраться из клетки. Но осторожность была превыше всего. Ремус знал, что его родители пожертвовали всем, чтобы дать ему хотя бы подобие детства, и он скорее был готов умереть, чем передать им своё проклятие.

Спустя несколько мгновений он услышал шаги спускающегося по лестнице человека, и дверь тут же распахнулась. Это был Лайал Люпин, отец мальчика. Он посмотрел на сына, голого и уставшего, и изо всех сил постарался не выдать лицом своих эмоций. Ему никогда не удавалось — Ремус был слишком проницателен, но мальчик всегда ценил его попытки. Лайал быстро подошёл и, открыв клетку заклинанием, дал Ремусу медленно выползти наружу и встать, поморщившись от боли. Отец быстро призвал банный халат и накинул его сыну на плечи.

— Доброе утро, Ремус, — сказал он с фальшивой улыбкой, — и с днём рождения! Жаль, что он совпал с полнолунием, но… — его голос осёкся. — Как ты себя чувствуешь?

— Нормально, — соврал мальчик, и отец кивнул, понимая, что это ложь, но готовый продолжать притворяться ради них всех.

— Хорошо, хорошо. Пойдём наверх. Обработаем царапины настойкой бадьяна, и затем примешь ванну, пока мама готовит завтрак.

Ремус кивнул.

— После этого я хочу, чтобы ты немного подремал, чтобы быть отдохнувшим.

Лайал радостно улыбнулся, вот только глаза остались грустными. Как всегда.

Его отец сделал паузу, а затем продолжил с лёгким надломом в голосе.

— После обеда к нам придут гости, Ремус. Я хочу, чтобы ты вёл себя сегодня особенно хорошо с ними.

— С… ними? — осторожно переспросил Ремус.

Лайал вздрогнул и кивнул.

«Они» — так Ремус называл волшебников, которые время от времени приходили на следующий день после обращения. Про себя он также называл их «Безликие дяди», даже несмотря на то, что он был уверен, что кто-то из них был женщиной. А безликими они были, потому что ни он, ни его родители никогда не могли вспомнить их лиц после того, как те уходили. Ремус не любил произносить это название вслух. Оно было страшным, и ему не нравилось думать о том, как он боялся «Их». К счастью, безликие приходили не каждый месяц, а тесты, которые они проводили на Ремусе, были быстрыми и почти всегда безболезненными — хотя почти всегда можно было с тем же успехом заменить на иногда. Но из-за всех этих проверок мальчику всегда было не по себе. Эти люди смотрели на него так, словно он всё ещё был зверем. И не важно, что обратное превращение давно закончилось.

Они впервые пришли, когда Ремусу было семь. Его укусили, когда ему было четыре, но хотя его родители потом рассказали ему, что Безликие наблюдали за ним с самого момента его укуса, до своего седьмого дня рождения он их ни разу не видел. В тот день они пришли в уединённую хижину, которая служила Люпинам домом, и предложили сделку.

Оказалось, что Безликие считали, что Ремус Люпин особенный. Сам он особенным себя не чувствовал, особенно из-за того, что он просто не хотел разорвать своих родителей или кого-либо ещё на части, а затем сожрать их плоть и высосать из костей мозг. Его чуть не стошнило, когда один из них спросил его о таких желаниях на первой встрече. Но, похоже, для того, кто был оборотнем почти три года, такие желания были нормой, и то, что Ремус не испытывал к таким вещам никаких позывов, действительно было особенным.

Сделка была проста.

Люпины переезжают в прекрасный дом на краю небольшой деревушки в Уэльсе, где все будут думать, что они добропорядочные магглы. (Хоуп была магглой, и хотя Лайал происходил из древней французской чистокровной семьи, он был прекрасно знаком с миром магглов, благодаря своей прошлой позиции в Министерстве). Лайал будет работать одним из библиотекарей в городе, а мать мальчика будет подрабатывать учительницей. Они смогут пользоваться магией внутри дома, который будет укрыт от посторонних глаз чарами отвода глаз, но, в остальном, вся семья будет жить, как магглы. Ремус будет посещать местную школу с другими детьми и никому ничего не будет рассказывать о волшебном мире. А ночь полной луны Ремус будет проводить в специально созданной и усиленной клетке, находящейся в усиленном подвале, зачарованном так, чтобы сдержать его и заглушить все ужасные звуки, которые будет издавать монстр.

И три-четыре раза в год Безликие будут приходить на следующий день после обращения и проводить свои тесты.

Эта сделка означала, что, несмотря на своё состояние, Ремус Люпин получит довольно неплохое детство, подпорченное неприятными и иногда болезненными тестами и полной уверенностью, что его родители несчастны и это полностью его вина. Хоуп и Лайал притворялись изо всех сил, но провести Ремуса не могли. Пусть Ремус и не стал монстром, но он всё равно был оборотнем. А волка не проведëшь.

И хотя все эти приготовления не были идеальными, на удивление наибольшей проблемой стала вовсе не ликантропия Ремуса, а то, что он был волшебником. Как у всех детей волшебников, у Ремуса случались выбросы спонтанной магии, когда он был расстроен. Но в отличие от других детей-волшебников, Ремус жил среди магглов, которые никак не могли понять, почему рядом с этим мальчиком постоянно случаются всякие странности. И почему он постоянно болеет примерно в одно и тоже время каждый месяц. Понять, в чëм дело, они не могли, но вот то, что эпицентром этих странностей был он, они понимали. И по округе начинали курсировать слухи и их начинали обходить стороной. Люпины уже четыре раза переезжали на новое место, а прежних соседей подвергали заклятию забвения.

После сна Ремус и его родители пообедали, а затем отведали чудесного именинного торта, который Хоуп красиво украсила. Ремус задул свечи и загадал желание. Оно было тем же, что он загадывал каждый год с тех пор, как ему исполнилось четыре — чтобы он мог быть нормальным ребенком. И пускай его исполнение и было маловероятным, он был маленьким мальчиком, который знал о существовании волшебства и чью маму звали Хоуп⁽²⁾.

Около двух часов дня в дверь постучали. Лайал открыл дверь и впустил внутрь четырёх человек. На трех из них были уже знакомые мальчику непримечательные мантии, в которых всегда приходили они, и, как обычно, его взгляд словно соскальзывал с их лиц, не позволяя их запомнить. Но, к его удивлению, четвёртый человек, пришедший на его день рождения, был крайне заметным. Это был самый старый человек, которого когда-либо видел Ремус. У него были серебряные седые волосы, а длинная борода спадала до пояса. На нем была ярко-фиолетовая мантия, украшенная вышивкой цвета индиго, а на голове был колпак с кисточками в цвет мантии. Но больше всего Ремуса удивила реакция родителей на этого человека. Лайал и Хоуп всегда нервничали в присутствии анонимных волшебников (или ведьм? Ремус никогда не мог сказать наверняка), но к пришедшему старику они относились с огромным почтением.

Поздоровавшись с Лайалом и Хоуп, старый волшебник шагнул вперёд и уважительно поклонился Ремусу.

— А ты, должно быть, сегодняшний именинник! — сказал старик, поблескивая глазами.— Позволь представиться: Альбус Дамблдор. Директор школы чародейства и волшебства Хогвартс. И, если твои родители согласятся на моё предложение, я буду счастлив подарить тебе особенный подарок — предоставить тебе место в Хогвартсе, начиная со следующего учебного года.

И вот так желание, загаданное Ремусом Люпином, сбылось… в какой-то мере.

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

Коридор Хогвартса

Завхоз шёл через коридоры Хогвартса, тихо мурлыкая себе под нос, а Криволап семенил за ним. Сегодня была тяжёлая ночь. Он уже поймал на горяченьком четыре парочки и разогнал одну межфакультетскую ночь покера (вероятно, один из младших слизеринцев познакомил своих друзей с маггловской игрой, и она прижилась). Уже не в первый раз Люпин подумал, что было бы славно найти старую карту, которую он и его друзья сделали много лет назад. Или, может, ему стоило воссоздать её одному, без помощи остальных. Пусть это и будет неким нарушением приватности студентов, она здорово сэкономит ему время на поиски в замке перевозбудившихся подростков.

«Зачем в школе так много кладовок для мëтел? — между делом подумал он про себя. — Всю уборку делают домовые эльфы, и им не нужны мëтлы. Основатели что, натыкали везде этих кладовок, чтобы детишкам было где порезвиться?!»

Разумеется, Ремус разыскивал Карту Мародёров по гораздо более важным причинам, чем просто поимка студентов, нарушающих правила. Но столько месяцев спустя он был твёрдо уверен, что Карта и секреты, которые та хранила, утеряны навсегда. Но все эти мысли вылетели у него из головы, когда перед ним появился серебряный феникс.

— Подойди, пожалуйста, в мой кабинет, когда закончишь обход. У нас тут… кое-что произошло.

Завхоз нахмурился. Держа в голове, что кое-что произошло, скорее всего, является эвфемизмом к «настоящая катастрофа», он быстро закончил обход и как можно быстрее пошёл в кабинет директора. Пройдя горгулью и поднявшись по лестнице, он уже собирался постучать, но директор позвал его прежде, чем Ремус успел поднять руку.

— Заходи.

Люпин вошёл внутрь. К этому моменту Альбус уже закончил просматривать свои старые воспоминания и теперь сидел в своём кресле. Фоукс сидел на спинке кресла за спиной директора и тихо пел. Увидев лицо директора, Ремус вздрогнул.

— Кто-то… кто-то умер?

— Нет, — ответил Альбус с легкой улыбкой. — Ну, пока нет, в любом случае. Хотя не исключаю, что скоро с чьей-нибудь стороны последует вспышка насилия, — он тяжело вздохнул. — Северус узнал, что его воспоминания о Визжащей хижине были изменены.

Ремус вытаращил глаза, а директор продолжил.

— Именно поэтому я и позвал тебя, Ремус. Нам нужно решить, что делать дальше.

* * *

ПРОШЛОЕ

1 сентября 1971 года

Платформа 9 ¾

Прошлой ночью было новолуние, что означало, что зверь был настолько тих, насколько это было возможно. Но чувства Ремуса всё ещё были обострены. Всё его детство прошло в уединëнных деревушках Уэльса, поэтому он не привык к какофонии, запахам и толпам большого города. А сейчас на платформе 9 ¾ была толпа. Лайал успокаивающе похлопал его по плечу, а Хоуп крепко обняла.

— Всë будет хорошо, Ремус, — сказала она. — Ты умный и хороший мальчик. Это невероятная возможность для тебя. Мы и мечтать не могли, что ты сможешь пойти в школу. Поэтому доверяй Дамблдору и что бы ни случилось, — тут её голос надломился, — будь храбрым.

— Буду, мам, обещаю.

Он снова обнял родителей и направился к поезду. Пока он шёл, его обострëнный слух выхватывал из окружающего пространства обрывки разговоров.

— Я надеюсь, мне не нужно напоминать тебе о том, как важно, чтобы тебя распределили в Слизерин, мальчик, — сказал тощий мужчина с жестоким лицом мальчику возраста Ремуса с длинными вьющимися волосами. — Иначе ты меня просто разочаруешь. А вот твоя мать может…

— Давай, Сев! — приговаривала девочка с ярко-рыжими волосами, магглорожденная, судя по её одежде. — Я хочу заполучить хорошие места!

— Это поезд, Лили, — закатил глаза бледный мальчик, которого та тащила за руку. — Все места абсолютно одинаковые.

— Ну па-а-а-ап! — ныл мальчик с всклокоченными волосами, круглыми очками в проволочной оправе и в очень дорогой на вид мантии. — Держу пари, все другие первокурсники будут с мëтлами! Никто не станет следовать такому глупому правилу!

— Слушай внимательно, Питер! — сказала бледная ведьма, сидящая в инвалидном кресле, пухлому мальчику с крайне неудачной стрижкой. — Я хочу, чтобы ты старался так сильно, как только можешь. Но мы оба знаем, что твоя магия слаба, и если ты не сможешь справиться с объëмом работы, ну, нет ничего зазорного в том, чтобы быть сквибом. Если тебе будет тяжело, или тебя будут обижать другие дети, или если ты просто соскучишься по дому и мамочке, отправь мне сову, и я сразу же заберу тебя домой. Ты понял?

— Да, мама, — плоским голосом сказал мальчик, — я понял.

Ведьма внезапно закашлялась и прикрыла рот кружевным платком.

— И, разумеется, если мой недуг разовьëтся ещё сильнее, тебе придётся в любом случае вернуться домой. Пусть только и на похороны.

Пухлый мальчик закрыл глаза.

— Пожалуйста, не говори так.

— Да, да. Как грубо с моей стороны портить своим состоянием твой особенный день. Не бери в голову. А теперь иди и поцелуй мамочку на прощание.

Через несколько минут Ремус уже сидел один в купе ближе к хвосту поезда. Он едва успел устроиться, когда в дверь постучали. Это был тот самый мальчик, чья мать была больна.

— Привет, ты не против? — спросил он. — Все места уже заняты.

— Конечно, нет, — ответил Ремус.

Мальчик сел напротив Ремуса.

— Я Питер, кстати. Питер Петтигрю.

— А я Ремус. Ремус Люпин.

Питер тепло улыбнулся.

— Правда? Какое интересное имя. Намного лучше моего.

— Что не так с именем Питер Петтигрю?

— Слишком аллитеративное⁽³⁾. И Петтигрю звучит, как бренд женского нижнего белья.

Ремус рассмеялся этой шутке и немного покраснел.

— Откуда ты, Питер?

— Из Верхней Эпплби, — заметив, что его собеседник не узнал название, Питер поспешил пояснить. — Это волшебная деревня, спрятанная внутри маггловского городка в Линкольншире. А ты?

— Из последнего — Эглвисур⁽⁴⁾. Это в Пемброкшире, Уэльс.

Питер пару раз моргнул.

— Эгг-лус-ви-ур?

— Ну почти. На самом деле, я родился в Англии. Мы переехали в Уэльс намного позже.

Мальчики ещё несколько минут весело болтали о родителях и детстве (с некоторыми поправками). Ремус рассказал, что его родители — чистокровный волшебник и маггла. И что его отец решил принять маггловский образ жизни несколько лет назад. Это повергло Питера в шок. Как и Ремус, Питер был единственным ребенком, но его воспитывала одна мама. Его отец, покойный Мартин Петтигрю, чья семья эмигрировала в Британию из Норвегии, спасаясь от развязанной Гриндевальдом войны, умер, когда Питеру было два года. Его мать, Эдвина Петтигрю, в девичестве Гамп, была дочерью древнего и благородного дома, который сейчас переживал тяжëлые времена. У Эдвины было достаточно денег от своего приданого, чтобы покрывать свои и Питера нужды, а также платить за Хогвартс. Но денег всегда не хватало. Ремус мог только посочувствовать.

— Я… видел её на платформе, — осторожно сказал Ремус. — Она очень больна?

Питер отвëл глаза.

— Давай… давай не будем об этом, если ты не против.

Ремус кивнул и сменил тему. Они продолжили обсуждать факультеты, на которые их могли бы распределить (Ремус надеялся на Когтевран, а Питер на Пуффендуй), но тут дверь резко отъехала в сторону, и в купе практически ввалились двое других мальчиков, которые громко болтали друг с другом.

— Нет, ну ты можешь в это поверить?! — выкрикнул тот, что был в очках и чьи волосы торчали в разные стороны. — Нет, ну серьёзно, ты слышал, что эта грязная носатая чернь сказала мне прямо в лицо?

Другой мальчик ухмыльнулся.

— Я всё делаю серьёзно!

Первый мальчик осёкся и непонимающе на него посмотрел.

— Чего?

— Ну… меня зовут Сириус, поэтому я всё делаю серьёзно⁽⁵⁾. Понял теперь?

Он расхохотался над своей шуткой, а его друг покачал головой.

Ремус громко кашлянул, и двое новоприбывших удивлëнно обернулись, только сейчас заметив, что купе уже занято.

— О, простите. Я вас не видел. Джеймс Поттер, наследник древнего и благородного дома Поттеров. А вы?

— Ремус Люпин.

— Питер Петтигрю.

Джеймс на мгновение задумался.

— Кажется, я не знаю таких домов.

— А это проблема? — осторожно спросил Ремус.

— Конечно, нет! — воскликнул Сириус и упал на сиденье. — Каким же скучным был бы мир, если бы тебе пришлось говорить только с теми, кого ты уже знаешь. Или ещё хуже, с теми, с кем ты в родстве! Кстати, я Сириус Блэк. Из Дряхлого и Отстойного дома Блэков. Рад с вами познакомиться!

Он повернулся к своему другу.

— Скажи-ка, ты же не собираешься стать одним из тех чистокровных павлинов, как только мы доберëмся до Хогвартса? Прошу вас, ответьте, наследник Поттеров.

Джеймс усмехнулся и повернулся к Ремусу и Питеру.

— Простите, простите. Постараюсь не быть таким напыщенным. Но это трудно, потому что я идеален, с какой стороны не посмотри. Но я сделаю всё, что в моих силах.

Он важно поднял нос, а затем рассмеялся.

А через пару секунд остальные трое к нему присоединились.

В дверь снова постучали.

— Хотите чего-нибудь, деточки?

Джеймс посмотрел на лица трёх своих компаньонов и решил, что у него настроение всех угостить.

— Мы возьмём всё!

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

Кабинет Дамблдора

— Ну так, — осторожно сказал Ремус, — что ты хочешь ему рассказать?

— О том, что произошло в семьдесят шестом? — уточнил Альбус. — Правду. Правду, которую я должен был ему раскрыть много лет назад. И сделал бы это, если бы не боялся своего стыда.

Ремус покачал головой.

— Тебе нечего стыдиться, Альбус. В том не было твоей вины.

— Я был директором тогда. И сейчас, — ответил Дамблдор. — Я… пренебрëг своими обязанностями.

Оборотень на это ничего не ответил и решил сменить тему на более животрепещущую.

— Ну так… что ты хочешь ему рассказать… о недавнем прошлом?

— Ты имеешь ввиду тот факт, что ты в замке? О том, что ты прячешься под личиной Малахи Стерджена?

— И что ещё важнее — о том зелье, что он делает с сентября, и том, кто это зелье пьёт.

— А, — кивнул Дамблдор, — я полагаю, ты бы хотел пока сохранить это в секрете?

Ремус задумчиво поëрзал в кресле.

— Признаюсь… те годы, что я прожил в Шамбале, я медитировал, приспосабливался и изучал свои трансформации… Это позволило смириться и более-менее спокойно переживать полнолуние. И всё же, даже после стольких лет медитаций и исследований мне и близко не удалось приблизиться к эффекту, который даёт зелье Белби.

— Дамокл Белби умер, Ремус. Тебе стоит благодарить Северуса Снейпа за эту свободу.

Ремус подавил желание усмехнуться.

— Сложно испытывать благодарность к кому-то, кто помогает тебе, не зная, кому идёт эта помощь. К тому, кто почти наверняка не стал бы помогать, если бы знал, что бенефициар его трудов — я.

— Я не верю, что Северус продолжит на тебя злиться, когда узнает правду, Ремус, — уверенно сказал Дамблдор.

— Возможно, Альбус. Но это моя жизнь изменится, если он продолжит. И, что ещё хуже, весь волшебный мир окажется в опасности, если ты ошибаешься. Прости меня, но я не так уверен в бывшем Пожирателе смерти, как ты.

Двое мужчин просидели почти всю ночь, обсуждая и взвешивая все варианты дальнейших действий. А с верхней полки шкафа за ними пристально наблюдала Распределяющая Шляпа. Наблюдала, но хранила молчание.

* * *

ПРОШЛОЕ

Церемония распределения

1971

Несмотря на несколько затянутое начало, распределение шло быстро. Дольше всех под шляпой просидел Блэк. Все уже решили, что Шляпа так и не сможет решить, куда его распределить, когда та во весь голос проревела:

— ГРИФФИНДОР!

Этому удивились буквально все в Большом зале. Черноволосый мальчишка с ленивой ухмылкой направился к столу Гриффиндора и в два счёта подружился с Фабианом и Гидеоном Прюэттами. К нему вскоре присоединилась Лили Эванс. Она старалась не показывать виду, но, кажется, была слегка разочарована. Судя по всему, она и её лучший друг — «Сев» — мечтали попасть в Когтевран. Когда она увидела его у дверей, то неловко ему помахала, но Снейп лишь в отчаянии посмотрел на неё и не ответил. Спустя несколько минут Люпин и Питер Петтигрю уже сидели в нескольких местах от Лили и Сириуса. Оба выглядели задумчивыми. Люпин прежде никогда не оказывался в окружении стольких шумных и восторженных детей и чувствовал себя явно не в своей тарелке. Петтигрю же не мог избавиться от мыслей о словах Шляпы.

— Ты можешь стать великим, мистер Петтигрю, — сказала она. — Знаю, твоя мать забила тебе голову глупостями о твоей слабости. Но ты можешь быть великим.

Затем наступила пауза.

— Но, пожалуйста... не забудь, что нужно быть ещё и порядочным, — добавила она уже почти шёпотом — и тут же выкрикнула:

— ГРИФФИНДОР!

А вот с Джеймсом Поттером всё произошло так стремительно, что профессор МакГонагалл не успела как следует надвинуть Шляпу на его голову, как та уже объявила факультет:

— ГРИФФИНДОР!

* * *

Первое полнолуние наступило через две недели. За ужином Ремусу сообщили, что с его матерью случилось несчастье. Это была заранее оговорëнная ложь, разумеется. Просто повод, чтобы оборотень мог «съездить домой на денёк». Пройдёт немало времени, прежде чем его друзья поймут, что Ремус заболевает или отправляется домой точно по лунному циклу.

Мадам Помфри проводила мальчика окольными путями к недавно высаженной, но ускоренно выращенной с помощью магии Гремучей Иве. Направив палочку на один из узлов на стволе, она послала в него жалящее проклятие. Опасное дерево тут же замерло, а рядом с корнями появился небольшой лаз. Ведьма быстро нагнулась и зашла внутрь, ведя мальчика за собой. За лазом оказался длинный коридор, который заканчивался тяжёлой дверью. Быстро пройдя коридор, медведьма толкнула дверь, даже не удосужившись постучать. Ремус поморщился от такой спешки. Ведьма всегда была добра к нему и всегда старалась подбодрить, но сейчас он чувствовал, как ей было страшно от того, что он рядом с ней.

«Нет, — подумал он про себя, — не «страшно». Она в ужасе».

Когда дверь открылась, Ремус увидел огромную комнату, полную странных вещей. В центре комнаты на полу располагался круг, внутри которого были горящие руны. Над ним летало несколько латунных шариков со стеклянными глазками. Это, как потом узнал Ремус, были записывающие устройства. Записи для потомков. На приличном расстоянии от круга стояли несколько столов, превращëнных в исследовательские станции. Один был завален склянками, трубками и котлами. Другой сразу привлёк внимание мальчика — на нём был укреплён здоровенный арбалет, больше похожий на осадную баллисту. И этот арбалет был заряжен. На тетиве лежал огромный болт с наконечником, судя по всему, сделанным из серебра. Насколько Ремус знал, серебро никак не действовало на оборотней. Это всё были сказки. Но, видимо, не для невыразимцев. Вероятно, они хотели испытать на нём всё, что только могли.

Мальчик оглянулся, но мадам Помфри уже захлопнула за собой дверь, даже не кинув на него прощальный взгляд.

— А я думал, дверь запрут и повесят огромный засов, — ни к кому конкретно не обращаясь, пробормотал себе под нос Ремус.

— Вопрос безопасности, мой мальчик, — сказал Альбус Дамблдор, заходя в комнату из боковой двери. За ним вошли ещё трое мужчин. — Если круг, который мы тут начертили, не справится, и ты вырвешься на свободу в своей волчьей форме, нам нужно будет срочно эвакуировать Визжащую хижину. Мы будем держать дверь незапертой, на всякий случай. Чтобы кто-нибудь из нас успел до неё добежать.

— Визжащую… хижину? — неуверенно повторил Ремус.

— Здание, в котором вы сейчас находитесь, молодой человек, — сказал один из компаньонов директора. — Полагаю, нам следует познакомиться. Меня зовут Дамоклус Белби, мастер зельеварения. Этот молодой человек рядом со мной — Сол Кроакер, свеженазначенный голос невыразимцев. А этот чудак позади него — Августус Руквуд, который решил использовать своё настоящее имя, пока работает над этим проектом. Остальные невыразимцы продолжат прятаться за своей обычной анонимностью.

Оба невыразимца закатили глаза на слова Белби, а зельевар продолжил:

— Но, возвращаясь к твоему вопросу, Визжащая хижина — заброшенный дом на окраине Хогсмида. С помощью очень интригующей меня магии, которой Руквуд отказался со мной делиться, здание защищено снаружи от любопытных неким магическим полем, которое заставляет всех, кто смотрит на здание, мгновенно думать: «Это Визжащая хижина, самое зловещее здание в Британии по части привидений. И заходить туда слишком опасно». Но что ещё важнее, — Белби поднял палец, — эта иллюзия работает задним числом, создавая впечатление, что хижина была здесь ещё до рождения нынешних жителей деревни. Мы надеемся, что такая легенда укроет нас от чужих глаз. Тоже касается и Гремучей ивы, которая охраняет вход в тоннель, по которому ты прошёл. Студенты будут думать, что это дерево было здесь всегда, а не то, что оно было посажено месяц назад, как только мы доделали тоннель.

Он повернулся к Руквуду и Кроакеру.

— Ты ведь понимаешь, что я не остановлюсь, пока не узнаю, что это за заклинание такое?

— Любопытной варваре, Белби... — холодно сказал Руквуд.

— Ах, Гус. Ты так говоришь, как будто сам умеешь умерять свое любопытство. Оно сведёт тебя в могилу, ты же знаешь.

— Джентльмены, — прервал их полемику Дамблдор, — мы ушли от темы и тратим время. Ради нашего же блага, нам стоит объяснить всё мистеру Люпину, чтобы он оказался внутри круга до того, как трансформация начнётся.

Дамблдор посмотрел на Ремуса.

— Мистер Люпин, вы понимаете, что будет происходить дальше, верно? — мягко спросил директор.

Ремус сглотнул и кивнул. Как только он зайдёт внутрь круга, ему придётся снять всю свою одежду и ждать трансформации. Как только монстр возьмёт над ним верх, исследователи будут проводить эксперименты. Как лучше сдержать оборотня. Как лучше распознать оборотня. Как лучше бороться с оборотнем. И, надеялся Ремус, как когда-нибудь лучше исцелить оборотня.

Мальчик прикусил губу и повернулся к кругу. Ему было страшно, но Шляпа распределила его в Гриффиндор. Пришла пора показать всем, почему.

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

14 февраля 1994 года

Фойе рядом с Большим залом

Джим как раз направлялся на завтрае, но тут встал как вкопанный, а лицо его осветилось восторгом. Стряхнув с себя секундное оцепенение, он бросился вперёд — прямо в объятия одного из самых дорогих ему людей: Питера Петтигрю.

— Ты приехал! — радостно воскликнул он. — Я ведь так и не получил от тебя совы!

Питер рассмеялся и тепло обнял крестника.

— Бедняге пришлось лететь куда дальше, чем ты думал. Я был в командировке в восточной Европе. Но как только я получил письмо, я тут же бросился искать портал. И вот я здесь.

— Действительно, мистер Петтигрю, — сказал знакомый голос.

Это была Минерва МакГонагалл, которая также удивилась визиту адвоката. Хоть она и питала слабость к Мародëрам в их школьные деньки, несмотря на постоянные неприятности, которые они чинили, она запомнила Петтигрю как, к сожалению, наименее выдающегося из квартета. Поэтому его нынешний успех, пусть и с покровительством лорда Поттера, её всегда удивлял.

— Чем обязаны визитом сенешаля дома Поттеров? — спросила она. — Обычно мы даже родителям не позволяем приходить без предварительного согласования.

Питер слегка покраснел под взглядом бывшего декана.

— Я как раз собирался зайти к директору перед встречей с Джимом, но раз уж вы здесь…

— Не продолжайте, мистер Петтигрю. Если мистер Поттер успеет позавтракать и побеседовать с вами до уроков — прекрасно. Кстати, мистер Поттер, первым уроком у вас ведь зельеварение, верно?

Джим скривился и кивнул.

— Что ж, тогда время у вас будет. На завтраке объявят, но профессор Снейп… приболел. Его занятия отменены.

Глаза Джима радостно загорелись при мысли об утре без зелий. После извинений перед Снейпом в начале года он изо всех сил старался исправиться, но тонкости зельеварения всё так же ему не давались.

С разрешения МакГонагалл Питер последовал за Джимом в Большой зал. Час был ранний, и народу почти не было. На пороге Питер замер, вдохнув аромат свежего завтрака, приправленный ностальгией. Не сдержавшись, он улыбнулся воспоминаниям.

Его возвращение в Хогвартс именно в этот день было странным вывертом провидения. Ведь ровно двадцать лет назад, в такой же февральский день, Мародëры перестали быть просто квартетом беспечных шутников.

Тот день изменил всë.

* * *

ПРОШЛОЕ

14 февраля 1994 года

К третьему курсу Ремус и его друзья (Мародëры, как окрестил их Сириус) стали неразлучны. Хотя… неразлучны, но не в равной степени. Джеймс и Сириус были словно братья, а Ремус и Питер нередко посмеивались между собой, что они третье и четвёртое колесо их телеги. Впрочем, им было комфортно вместе — особенно в библиотеке, где они проводили большую часть времени.

Питер, благодаря вмешательству их преподавателя Защиты от Темных Искусств, стал куда усерднее в учёбе. Ремус же, к своему удивлению, заслужил себе звание мозга их квартета. Хотя сам он в заслуженности такого титула сильно сомневался. Да, он был самым прилежным — но это лишь потому, что само поступление в Хогвартс было сродни чуду. И оправдать подобное доверие он мог только безупречными оценками. Сириус и Джеймс оба были невероятно талантливыми по части работы с палочками, и будь у них хоть капля его усидчивости, они бы с лёгкостью могли делить первое место в рейтинге их курса (ну или второе — после неостановимой машины по имени Лили Эванс). Но если на заклинаниях и трансфигурации они показывали настоящие чудеса, то скучные, по их мнению предметы, они попросту игнорировали.

Но несмотря на все его академические и личные успехи, Ремусу всё равно приходилось каждый месяц врать своим лучшим друзьям о причинах своего отсутствия. Отговорка о «семейных обстоятельствах» перестала работать к концу самого первого семестра в Хогвартсе, поэтому мадам Помфри придумала альтернативу, которая, к тому же, была очень близка к правде. Ремус рассказал друзьям «правду»: что когда он был ребёнком, у него случилась встреча с оборотнем. Его не укусили, но он подхватил «волчий страх», который теперь стал хроническим. Мадам Помфри объяснила мальчикам, что «волчий страх» Ремуса связан с лунным циклом, и в ночь полной луны вызывает у него ужасные кошмары. Именно поэтому он проводит эти ночи в Больничном крыле под наблюдением. А иначе он своими криками перебудит не только соседей по комнате, но и всю гриффиндорскую башню. Также мадам Помфри была наготове на случай, если кошмар будет особенно сильным, и Ремус поранится, когда будет метаться в кровати, пытаясь во сне скрыться от преследующего его оборотня. Джеймс, Сириус и Питер приняли это объяснение… Джеймс и Сириус подоставали его еще пару недель, пытаясь вызнать, каким был тогда Фенрир Сивый, но Ремус быстро осадил их, сказав, что ему тяжело снова переживать эти воспоминания. Питер ничего не сказал, но начал странно на него поглядывать время от времени.

И всё же эта ложь отвадила его друзей от его тайн… до середины третьего курса.

Оглядываясь назад, Ремус должен был догадаться, что они что-то задумали, потому что трое его друзей вдруг стали вести себя странно, как только они вернулись с Рождественских каникул. Тем не менее, он проигнорировал свои инстинкты и тут же за это поплатился. Перед закатом мадам Помфри быстро отвела мальчика в Визжащую хижину, после чего поспешила обратно, потому что в больничном крыле было несколько студентов, которые должны были остаться на ночь. Ни она, ни кто либо другой не заметили, что дверь за ней закрылась не сразу.

Оказавшись в комнате, Ремус быстро разделся и ступил в рунический круг. Пока директор и профессор Руквуд просматривали работы младших исследователей, к нему подошёл мастер Белби с кубком, в котором бурлило свежесваренное зелье.

— На-ка, парень, — сказал зельевар, — я добавил немного мяты и валерианы. Должно быть не таким противным на вкус, а также это уменьшает тошноту немного. Ну или должно уменьшать.

— Спасибо, сэр, — тихо сказал Ремус и, взяв кубок, быстро проглотил микстуру, стараясь не поперхнуться от ужасного вкуса. Вернув кубок Белби, он вытер рот, но тут его обострëнный слух уловил неожиданный звук — два голоса, шепчущих что-то друг другу рядом с дверью. И голоса эти были ему знакомы.

— Что это за место…?

— Ш-ш-ш! Они услышат…!

Ремус прищурил глаза.

— Джеймс? Сириус? Это в-Ы-Ы-ЫРК?!

Договорить вопрос он не успел. Его челюсть внезапно сломалась, а затем, вытянувшись, превратилась в волчью пасть. Он упал на землю и завыл в агонии — обращение началось. А в ответ на его вой трое парней под мантией-невидимкой заголосили от ужаса.

Дамблдор, которого отвлекло начало трансформации, удивлëнно посмотрел на дверь, ведущую в тоннель. Та была приоткрыта. Он взмахнул палочкой, и она захлопнулась с глухим стуком. Сосредоточившись, он расширил своё восприятие и сосредоточил внимание на комнате. Много времени ему не потребовалось. Секунду спустя он решительно шагнул к стене и протянул руку. Его пальцы сомкнулись на шелковистой ткани, которую он резко потянул на себя. А под ней оказались донельзя перепуганные Сириус Блэк, Джеймс Поттер и Питер Петтигрю.

Сложно было сказать, что пугало их сильнее: полуобращëнный оборотень, в агонии катающийся по полу, или разозлённый директор, который возвышался над ними, словно скала.

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

ХОГВАРТС

Завтрак в Большом зале только усилил ностальгию Питера, и он, чтобы развлечь себя и Джима, рассказал несколько историй о своих днях в школе. Фред Уизли был поражён, узнав, что отец Джима — тот самый таинственный Сохатый. А Питер — это мистер Хвост. Хотя он так и не ответил на вопрос, откуда ему известны прозвища Мародёров (Питер подозревал, что это Джим проболтался), но было очевидно, что он сам большой любитель пранков и молится на Мародёров, даже не зная, кто они на самом деле. Пока Питер развлекал гриффиндорцев из компании Джима баснями о своих школьных деньках, он также подмечал факты, которые могли больше рассказать ему об окружении крестника. Например, тот факт, что Фред Уизли не разговаривал со своим братом-близнецом. Или, что ещё интереснее, что девчонка Грейнджер и наследник Лонгботтомов не могли скрыть своего беспокойства из-за его присутствия.

Грейнджер и Лонгботтом сидели от Джима довольно далеко и пусть и не участвовали в разговоре, но явно ловили каждое слово. Питер уже знал, что они оба ближе к Гарри Поттеру, чем к Мальчику-который-выжил, несмотря на то, что были с ним на одном факультете, поэтому он решил, что Гарри как-то настроил их против него. Этот факт его больше забавлял, чем тревожил. Он кинул взгляд на стол Слизерина и подметил, что Гарри и его друзья полностью игнорировали его присутствие. Но если в школе он бы не придал этому значения, то сейчас он сразу же понял, что их безразличие скрывает за собой жгучий интерес к его присутствию.

После завтрака Питер и Джим пошли в небольшую комнату рядом с лестницей в подземелья — ту же самую, где он встречался с Джимом на втором курсе, когда все узнали о проклятой книге по окклюменции. Как и тогда, портретов в комнате не было, и Питер быстро установил чары защиты от подслушивания.

— Ладно, парень, — наконец, сказал он. — Ты просил меня приехать, и вот я здесь. Из письма я понял, что случилось что-то ужасное. Выкладывай.

И Джим рассказал ему, что в какой-то момент в прошлом, скорее всего, во время новогоднего бала у Поттеров, кто-то поместил его под заклятие Империус. При этом какие-то из его последних воспоминаний были стёрты или изменены, и теперь заклятие заставляет его чувствовать тревогу рядом с братом. Питер не мог скрыть своего шока. И даже больше. Узнав, что с разумом его крестника сыграли такую шутку, он здорово разозлился. Немного успокоившись, он крепко обнял Джима.

— Я не представляю, что ты ты сейчас чувствуешь… Ведь кто-то сделал с тобой что-то настолько омерзительное, — абсолютно искренне сказал он. — Но я обещаю тебе. Кто бы это ни сделал, он заплатит за это!

Джим улыбнулся словам Питера, но не поднял глаз на лицо крёстного — и поэтому не заметил ледяного, безжалостного выражения, застывшего на нём. Питер знал, он сможет использовать эту информацию. Использовать так, чтобы она сыграла на руку его планам и планам его хозяина. Но он также позаботится о том, чтобы виновный (а это мог быть только один человек) действительно заплатил сполна.

«Джеймс Карлус Поттер, — подумал про себя Питер. — Ах ты глупый, самоуверенный кретин. Ты так и не повзрослел ни на йоту. Использовать Империус на своём собственном сыне! И конечно — ради высшего блага. Истинный гриффиндорец. Видимо, пора задействовать наш запасной план G».

Питер подавил свою злость на Джеймса и решил обдумать позже пока ещё сырой план о том, как избавиться от него и его жены, чтобы официально стать опекуном Джима. Всему своё время. Вместо этого он продолжил беседу с крестником, расспрашивая о его переживаниях и стараясь утешить его и поддержать. Спустя пятнадцать минут таких увещеваний, он, наконец, решил сменить тему.

— Слушай, раз я всё равно в Хогвартсе, — добродушно начал он, — расскажи-ка мне о своём учителе анимагии.

* * *

ПРОШЛОЕ

Визжащая хижина

Спустя несколько секунд после обнаружения проникновения…

Троих мальчиков быстро вытолкали в небольшую боковую комнату и грубо велели сесть вокруг стола. Над ними в разной степени гнева возвышались Дамблдор, Руквуд Белби и Кроакер (хотя двух последних ребята не знали). Прежде, чем кто-либо успел заговорить, профессор Руквуд быстро подошёл к ним и, взяв каждого за подбородок, несколько секунд пристально смотрел им в глаза.

— Никаких следов волчьего страха, — доложил он Дамблдору, закончив осмотр. — Защитное заклинание сработало идеально, — тут он фыркнул. — А жаль, знаешь. Волчий страх — интересный аспект ликантропии, который мы так и не смогли изучить в рамках этого проекта. Было бы весьма удобно, если бы эти хулиганы добровольно предоставили себя для исследований.

Дамблдор бросил на невыразимца злой взгляд, а затем сосредоточился на предполагаемом зачинщике всего переполоха.

— Полагаю, нам требуются объяснения, мистер Поттер, — строго сказал Дамблдор. — Как вы здесь оказались?

Джеймс сглотнул.

— Ну… мы хотели узнать, куда Ремус исчезает каждый месяц. Мы догадались, что в полнолуние он на самом деле вовсе не лежит в больничном крыле… и… ну… нам захотелось узнать правду.

— И как именно вы «догадались»? — спросил Кроакер. — И, что ещё важнее, как давно?

Джеймс нервно посмотрел на Сириуса, и тот скривился.

— С октября, — пробормотал Блэк. — Мне… э-э… нужны были конспекты Ремуса для зельеварения, а я забыл взять их до того, как тот ушёл из башни. Я пробрался в лазарет и увидел, что мадам Помфри куда-то его уводит. Я немного последил за ними, но час был поздний и я побоялся, что меня поймает Филч. Поэтому я вернулся в башню и рассказал всё Джеймсу.

Он широко раскрытыми глазами посмотрел на Дамблдора.

— Сэр? Как Ремус может быть оборотнем? Мы… мы живём в одной комнате два с половиной года, и он ни разу не попытался нас сожрать!

— Здесь мы задаем вопросы, мистер Блэк, — холодно сказал Руквуд. Тут он прищурил глаза. — Вы часто обсуждали это… открытие? Может быть, с кем-нибудь ещё?

— Мы никому больше не говорили, — тихо сказал Питер. — Мы несколько недель обсуждали это. Джеймс сказал, что во время Рождественских каникул уговорит отца одолжить ему мантию-невидимку, чтобы мы могли проследить за Ремусом и узнать, куда он ходит.

— Мантии-невидимки запрещены школьными правилами, как вы прекрасно знаете, мистер Поттер, — сказал Дамблдор.

— Папа сказал, что наша фамильная мантия — исключение из этого правила, — гордо сказал Поттер, но тут вспомнил, с кем он говорит, и нервно сглотнул. — Это рулыквия, — неуверенно закончил он.

— Реликвия, деревенщина, — раздражëнно прошипел Сириус.

— Вне зависимости от происхождения мантии, мистер Поттер, — продолжил Дамблдор, — я её сейчас конфискую и первым делом утром свяжусь с вашим отцом.

— Так, погоди-ка, Альбус, — вмешался невыразимец Кроакер. — У нас тут уже трое нахальных сопляков, которые прознали о крайне секретном проекте Отдела тайн. Последнее, что нам сейчас нужно, это то, чтобы о нём ещё и лорд древнего и благородного дома узнал. Я считаю, что нам нужно просто стереть поганцам память и отправить их по кроватям. А дальше — возвращаться к работе и забыть о том, что что-то вообще произошло.

— ИСКЛЮЧЕНО! — нахмурившись, ответил директор. — Хоть мистер Люпин и участвует в проекте Ромулус добровольно, мне тяжело видеть ту боль, которую мы ему причиняем. Я успокаиваю себя тем, что все его страдания послужат высшему благу!

Словно в качестве иллюстрации к словам Дамблдора, из соседней комнаты раздался жуткий вой, полный боли. Трое мальчишек испуганно вздрогнули, а большинство взрослых поморщились.

— Полагаю, нам стоит убрать мяту из формулы совсем, — пробормотал себе под нос Белби.

— Но, — продолжил Дамблдор уже спокойнее, — эти трое мальчиков ни на что подобное не соглашались, поэтому и я не дам согласия на их обливиацию. И не позволю на них никак влиять.

Каким бы спокойным ни был голос директора, в нём явственно читалась угроза. Руквуд же, тем временем, задумчиво рассматривал мальчиков.

— Послушай, Альбус, — начал было Кроакер, но Руквуд его прервал.

— Сол, Альбус прав. Если отбросить этические соображения, — и по его тону было ясно, что «этические соображения» волнуют профессора Руквуда весьма слабо, — то очевидно, что наши юные нарушители подозревали о подопытном уже несколько месяцев. Полное удаление таких воспоминаний потребует довольно инвазивного ментального вмешательства и займёт несколько дней.

Он глянул на Дамблдора и холодно улыбнулся.

— И это при условии, что мне дадут работать, а наш дорогой Альбус не станет пытаться отправить меня к праотцам из-за внезапного приступа щепетильности. Предлагаю альтернативный подход.

Дамблдор ничего не ответил, но также холодно посмотрел на невыразимца. Белби же, тем временем, раздражëнно ущипнул себя за бровь.

— Что за альтернативный подход, Августус?

— Раскрытие информации, конечно же, — Руквуд повернулся к мальчикам. — Вы спрашивали о Ремусе Люпине, мистер Блэк? Да, он оборотень. Но не простой. Он самый уникальный и самый важный оборотень в мире. Видите ли, по причинам, которые всё ещё нам неизвестны, у мистера Люпина отсутствует какая-либо ментальная деградация, свойственная ликантропии. Несмотря на своё ужасное проклятие, он остаётся таким же разумным и… человечным, как и любой из вас. Он носит в себе это проклятие с четырёх лет, и с этого возраста переживает мучительные трансформации и ограничения каждую ночь полной луны. Из-за этого он и его семья постоянно переезжали. Из-за этого он так и не смог завести настоящих друзей. Так скажите, джентльмены: вы друзья Ремуса Люпина?

— Да! — мгновенно ответил Питер. Остальные двое присоединились почти без колебаний.

— Хорошо, — продолжил невыразимец бархатным голосом. — Отрадно слышать, что у него такие надёжные товарищи. Тогда следующий вопрос: кто-нибудь из вас знает, кто такие анимаги?

Трое мальчиков в замешательстве уставились на него, но в их взглядах читался интерес. Дамблдор же, тем временем, резко повернулся к Руквуду.

— Августус! Что ты задумал?

— Просто ищу дополнительные пути для изучения, — ответил Руквуд, не сводя с мальчиков глаз. — Мы знаем, что все анимаги имеют врождённый иммунитет к ликантропии и могут до какой-то степени контролировать оборотня, когда находятся в своей животной форме. Но мы ничего не знаем о механизмах, лежащих в основе этих эффектов. Я предлагаю следующее: эти мальчики хотят помочь своему другу. Так давайте направим их. Обучим их анимагическому превращению, а сами посмотрим, как Люпин будет на них реагировать на каждой из стадий процесса.

— Что?! — шокированно воскликнул Дамблдор.

Белби тоже был удивлëн.

— Я признаю, что направление интересное, Гус, но ты же не думаешь, что трое тринадцатилетних мальчиков — хорошие кандидаты в анимаги? Минерве понадобилось пять лет, чтобы овладеть трансформацией, а она уже к тому времени была мастером трансфигурации.

— Это не проблема, Дамоклус, — сказал Кроакер. — У невыразимцев есть доступ к продвинутым техникам. Наш рекорд — четыре месяца, хотя она — особый случай. Я знаю, что Гус сам никогда не пробовал овладеть этим искусством — слишком боится, что это негативно отразится на его высокоуровневой окклюменции. Но в нашем штате есть несколько анимагов, и я не сомневаюсь, что они смогут научить этих мальчиков превращению за год или два. И, соглашусь, связь между ликантропами и анимагами — это то, чему мы не уделили достаточно внимания. Всё-таки Эмерик создал проклятие на основе своего собственного опыта — он же был врождённым анимагом. Возможно, это действительно ключ к созданию лекарства.

Он потëр подбородок, словно обдумывая предложение ещё раз.

— Но всё равно, риск слишком велик. Мне не нравится идея доверить проект «Ромулус» троице гриффиндорских балагуров.

— Верно, — кивнул Руквуд. — Но у нас есть свои способы защитить наши секреты. Альбус, ты же не станешь возражать против небольших изменений памяти, которые будут осуществляться по обоюдному согласию, верно?

— … продолжай, — тихо сказал директор, не сводя с Руквуда глаз.

— Я предлагаю следующее. Если парни согласны, я накладываю на них чары блокировки памяти. Они будут помнить, что они узнали, что Ремус Люпин — оборотень. Но в отличие от других оборотней, он страдает только от ежемесячных трансформаций. Других же симптомов ликантропии у него нет. Они продолжат дружить с мальчиком и «самостоятельно» решат стать анимагами. В ночь полной луны они будут следовать за Люпином под прикрытием мантии-невидимки Поттера. Пока мы будем следить за Люпином, мальчиков будут учить анимагии. Когда придёт время уходить, я буду блокировать их воспоминания, и они будут считать, что всё это время они провели в пустом классе в замке, практикуя техники, о которых, как они будут думать, они узнали самостоятельно. Как только они овладеют анимагическим превращением, мы сможем посмотреть, как Люпин на них отреагирует. Все абсолютно безопасно и под контролем.

— Ты правда думаешь, что это сработает, Августус?! — воскликнул Белби.

— О, я не сомневаюсь, что Гус сможет всё это провернуть, — задумчиво сказал Кроакер. — Он наш главный эксперт по ментальным искусствам.

— Это верно, — напряжëнно сказал Альбус. — Хотя я должен признать, что то, что предлагает Августус, звучит вовсе не как чары блокировки памяти, а как Конфундус, если ты действительно хочешь влиять на сознание мальчиков до такой степени. Конфундус… или что похуже.

Руквуд рассмеялся.

— Ты боишься, что я наложу Империус на твоих «золотых мальчиков», Альбус? Я буду счастлив, если ты сам будешь наблюдать за моей работой, если ты настолько щепетилен.

Глаза Дамблдора гневно блеснули.

— Будь добр, не путай этику и щепетильность, Руквуд. Твоя неспособность отличить одну от другой сильно беспокоила меня ещё когда ты был студентом.

Руквуд усмехнулся.

— Да, это и мой круг общения, как я помню.

— Вернёмся к теме, — прервал их Белби, — другой вопрос, стоит ли нам ломать жизнь парням, обрекая их на запись в призывной лист в таком возрасте?

— Не проблема, — качнул головой Кроакер. — У невыразимцев своя, засекреченная версия призывного листа. Никто в Министерстве о них не узнает, — он осëкся и прожëг ребят взглядом, — ну, по крайней мере, пока они сами не попадутся. Если о них узнают после того, как они закончат Хогвартс, их могут отправить на службу в Министерство, в зависимости от их формы, но никаких уголовных последствий не будет.

Дамблдор всё ещё сомневался, но тут вмешался Поттер.

— Сэр… я хочу сделать это. Питер прав. Ремус наш друг, и если, став анимагами, у нас появится шанс помочь ему, то я хочу попробовать. Я — Поттер, и отец всегда говорил мне, что нужно делать то, что правильно, а не то, что просто. И всегда стремиться к высшему благу.

Питер и Сириус согласно кивнули, а Дамблдор ещё немного помедлил, прежде чем, скрепя сердце, согласиться.

Но с каждым разом, он ненавидел выражение «Ради высшего блага» всё больше.

1) What’s past is prologue — Уильям Шекспир. «Буря», акт 2, сцена 1. — Цитата из «Бури» Шекспира. Её произносит Антонио. В современном использовании фраза воплощает идею, что прошлое лишь подводит нас к настоящему. Из интересного — эта цитата выгравирована на пьедестале скульптуры «Настоящее» за авторством Роберта Эйткена, который находится перед входом в здание Национального Архива США, расположенного в Вашингтоне.

Вернуться к тексту

2) Хоуп (Hope) — Надежда.

Вернуться к тексту

3) Аллитеративное имя — явление, когда имя и фамилия начинаются с одной буквы и содержат много повторяющихся либо сходных согласных.

Вернуться к тексту

4) Здесь нужно пояснение, что на английском это название звучит как Eglwyswrw — деревня в Уэльсе.

Вернуться к тексту

5) Ну вы поняли.

Вернуться к тексту