Гарри Поттер и Козни Пожирателей Смерти (джен)

ПРОШЛОЕ

19 ноября 1975 года

Бейн осторожно осмотрел прогалину, но никаких угроз не увидел.

Стояла холодная ноябрьская ночь, и первый снег уже успел укрыть земли Хогвартса. Однако в этой части Запретного леса деревья росли так густо, что земля под ними была пока свободной от снега и свет звёзд и полной луны с трудом мог пробиться сквозь сплетение ветвей. Молодому кентавру сегодня поручили патрулировать эту часть Запретного леса, и, хотя он был так же умел с луком и знающ, как и все его сородичи, скука и любопытство повели его прочь от территории кентавров, которую он должен был охранять. Или, возможно, охрана нужна была больше тем, кто посмеет зайти на их территории — в их стаде мнения о том, кто был главным бенефициаром этого соглашения, разнились.

Подлесок внезапно затрясся, и на прогалину выскочило какое-то дикое животное, которое Бейн поначалу не узнал. Но спустя пару секунд осознание, кто перед ним, пришло. Оборотень! Кентавр мгновенно наложил стрелу на тетиву, пусть это действие и было, как он знал, практически бесполезным. Оборотень не только был невероятно быстр и мог просто уклониться от стрелы, но также едва ли одна стрела могла остановить зверя. Только идеальный выстрел через глаз в мозг животного мог убить или хотя бы замедлить чудовище, имеющее такие регенеративные способности. Бейн отпустил тетиву. Оборотень зарычал на кентавра и, легко уклонившись, бросился вперёд. Бейн быстро достал вторую стрелу, но уже понимал, что не успевает — монстр был уже совсем рядом.

Но прежде, чем клыки оборотня смогли сомкнуться на глотке Бейна, раздался новый звук, и зверя что-то сбило с ног. Потеряв самообладание, Бейн задохнулся во второй раз. К оборотню присоединился Грим! Сердце кентавра упало при виде предзнаменования скорой смерти, чьё присутствие точно означало, что его рок близок. Как странно, что он ничего не увидел, когда сегодня ночью смотрел на звёзды.

Но дальше всё стало ещё страннее. Рычащий черный мастиф встал между кентавром и оборотнем, словно защищая первого. Что ещё страннее, на прогалину вдруг вышел величественный олень, самый большой из всех, каких Бейн видел в лесу, и занял место рядом с гримом. Оборотень начал переводить взгляд между собакой, оленем и кентавром, который стоял с открытым ртом. А затем… голодное рычание сменилось жалобным скулежом, словно монстр начал канючить, как ребенок, которому не дали конфету.

И только тогда Бейн заметил финальную часть. На голове оленя, вцепившись в его рога изо всех сил, сидела крыса. И даже несмотря на то, что она всеми четырьмя лапками и хвостом держалась за рога, всё её внимание было приковано к оборотню. Она не выказывала никакого страха. Напротив, крыса яростно верещала и повизгивала на оборотня, словно гневно упрекая его за грубость и желание сожрать кентавра. Оборотень покорно опустил голову, после чего развернулся и скрылся в чаще леса. Пёс, олень и крыса — все трое повернулись к Бейну и посмотрели на него абсолютно осознанным взглядом, после чего направились вслед за оборотнем.

Бейн медленно выдохнул и повернул назад к лагерю кентавров. Стадо должно знать, что он видел. Но прежде, чем он успел сделать хотя бы шаг, он увидел ещё одного зрителя этой сцены. В воздухе над ним на метле был человек в чёрной мантии. Палочка в его руках ясно говорила, что он волшебник. Бейн зарычал и потянулся к колчану. Но он снова опоздал.

— ОБЛИВИЭЙТ!

Бейн осторожно осмотрел прогалину, но никаких угроз не увидел. Качнув головой, он вернулся к патрулированию.

* * *

Пару часов спустя…

Трое анимагов осторожно проводили своего друга оборотня обратно к Гремучей иве. Сказывался эффект последней версии волчелычного зелья мастера Белби — Ремус был гораздо более послушным, чем обычный оборотень. Достаточно, чтобы олень, собака и крыса могли удержать его от нападения на любого, с кем они могли повстречаться. На удивление, именно Питер в своей анимагической форме был тем, кто мог «достучаться» до обращённого Ремуса. Они не могли коммуницировать в том виде, в котором это делали люди, но все они владели рудиментарным «звериным языком», который позволял им общаться друг с другом и (если верить их инструктору из невыразимцев) с другими квази-разумными животными. Питер же, по неизвестной причине, мог общаться с оборотнем лучше остальных, передавая ему сложные инструкции и даже приказы, когда был в форме крысы. На само это общение было довольно интересным концептом. Джеймс как-то пошутил, что на Рождество проверит, сможет ли он разговаривать с ручным книзлом своей матери. Судя по выражению на лице их учителя, идея была так себе, поэтому Поттер выкинул эту идею из головы.

На самом деле, Джеймс иногда даже немного завидовал тому, как легко Питер адаптровался к анимагии, несмотря на то, что поначалу он стыдился своей маленькой и, казалось, слабой анимагической формы. Джеймсу потребовалось гораздо больше времени, чем Питеру и Сириусу, чтобы овладеть трансформацией, несмотря на то, что он был гением трансфигурации. Но даже после того, как превращения стали обыденностью, его влияние на обращенного Ремуса оставалось минимальным. Оборотень считал чёрного пса своим другом-хищником, членом стаи, а к крысе (непонятно почему) проявлял явное почтение. И пусть он и не нападал на оленя, несмотря на то, что тот мог стать его добычей, уважения, которое ожидал Джеймс, учитывая место оленя в дворянской геральдике (и его собственного статуса неофициального лидера их квартета) он так и не получил. Было странно некомфортно чувствовать, что он оказался на самом низу иерархии, а не, как обычно, на вершине.

Пока олень и пёс занимали беспокойного оборотня, крыса метнулась к дереву и нажала на узел на стволе. Дерево тут же затихло, а у корней открылся проход. Несколько минут спустя троица завела оборотня в Визжащую хижину. Их уже ждали. Участники проекта «Ромулус» сгрудились в углу за своими сильнейшими щитами, плюс в комнате было несколько Патронусов, чтобы, в случае чего, помочь троим анимагам завести их друга в рунический круг, где его уже дожидалась свежая туша свиньи. Ремус с голодным рычанием набросился на угощение, а один из невыразимцев выкрикнул слово активации, закрывая за оборотнем круг. Только тогда волшебники опустили свои щиты, а трое парней вернулись в свои человеческие обличия.

Пока несколько невыразимцев творили диагностические заклинания на Ремусе (который полностью их игнорировал, занятый отрыванием кусков от свиньи), другие проводили Джеймса, Сириуса и Питера в отдельную комнату для их обычного опроса невыразимцем Руквудом — их бывшим профессором по ЗОТИ. Когда они ответили на все вопросы, их оставили в покое, чтобы они могли немного подкрепиться.

— Чёрт, — пробормотал Сириус, — сколько лет он у нас уже не ведёт, но всё такой же жуткий.

— Да ладно, не так уж он и плох, — пробормотал Питер, надкусывая булочку.

— Пит, не говори с набитым ртом, — пожурил его Джеймс, — это некрасиво.

Сириус рассмеялся.

— Сказал человек, который постоянно жуёт язык в своей анимагической форме.

Поттер усмехнулся.

— Не начинай, Сириус Блэк. Мы все видели, где ты лижешь себя, когда думаешь, что никто не видит.

Трое парней весело рассмеялись, и Джеймс сменил тему.

— Слушайте, я тут думал... Рождество уже близко, и я думал, может вы двое и Ремус захотите ко мне приехать. Моя семья каждый год устраивает пышный новогодний бал, но приходят, в основном, уже пожилые гости, а я бы хотел, чтобы со мной были мои друзья.

Сириус на секунду задумался.

— Я с удовольствием, но мои родители никогда мне этого не позволят, — тут он усмехнулся, — поэтому я, видимо, им просто об этом не скажу.

— Отлично! — воскликнул Джеймс. — А ты, Пит?

Питер с сомнением посмотрел на Джеймса.

— Не знаю, что мама скажет. Она… она очень больна. Кроме того, у меня нет парадной мантии.

— А, это не проблема, — легко сказал Джеймс. — Я тебе закажу. Мне это ничего не стоит.

— … я не хочу… чтобы ты покупал мне одежду, Джеймс, — смущëнно сказал Питер.

— Дарëному гиппогрифу в зубы не смотрят, Хвост, — вмешался Сириус. — Если тебе дарят подарок, просто прими его и скажи спасибо. Прямо как я. Кстати говоря, мне тоже нужна мантия, Сохатый.

Питер в недоумении посмотрел на Сириуса.

— Хвост? Сохатый?

Джеймс поморщился.

— Ах да. Сириус решил, что нам нужны прозвища. Видимо, я Сохатый, он — Бродяга, Ремус — Лунатик, а ты — Хвост.

— Очаровательно. А меня не забыли спросить? И вообще, думаете, нормально давать Ремусу прозвище в честь Луны?

— Ну а почему бы и нет, — весело ответил Сириус. — После четырёх лет исчезновений в каждое полнолуние единственная, кто заподозрил, что Ремус — оборотень, это Адский Цветочек. И то, лишь из-за маггловских суеверий, которые мы быстро развеяли. Поэтому, думаю, тайна Лунатика в безопасности. Как его ни назови.

— Угу, — с сомнением протянул свеженаречëнный Хвост. — И я так понимаю, что Адский Цветочек — это новое прозвище Лили Эванс?

Сириус ухмыльнулся.

— Вообще-то это Джеймс придумал его.

Поттер на это слегка покраснел.

— Да ладно тебе, Сир… эм Бродяга. Я был зол, когда это сказал. Она не так плоха.

— Она прокляла твои трусы, чтобы они ощущались, как бадья с согревающей мазью, — усмехнувшись, парировал Сириус.

— Справедливости ради, это случилось только после того, как Джеймс покрасил волосы Снейпу в оранжевый, — добавил Питер.

— Ты хотел сказать, что это случилось после того, как Сохатый покрасил волосы Нюниуса, — поправил его Сириус.

— Ты теперь не отвяжешься с этими прозвищами, верно? — кисло спросил Питер.

— Нет, Хвост. Не. Отвяжусь.

— В этом случае… для тебя — мистер Хвост!

Троица на это весело рассмеялась. И если смех Хвоста и был несколько наигранным, никто этого не заметил.

— Тогда договорились, — сказал Джеймс, возвращаясь к теме. — В следующий выход в Хогсмид мы зайдëм к портному, и я куплю парадную мантию для Хвоста. И для Рема, в смысле, Лунатика, если она ему нужна.

Питер выглядел так, словно хотел продолжить возражать, но, увидев решительное выражение на лице Джеймса, склонил голову, выражая благодарность. Тут дверь открылась, и вошёл мастер Белби.

— Так, парни, пришла пора возвращаться в замок. Вам нужно поспать хотя бы пару часов до рассвета.

Он протянул каждому по стеклянному флакону. Уже зная, что это, парни послушно проглотили зелье, которое делало невозможным обнаружение того, что они подверглись чарам изменения памяти. Вероятно, это была стандартная процедура для невыразимцев, но для парней это было необходимо на случай, если Джеймс, как и многие Наследники, возьмётся за напоминалку. У Сириуса напоминалки не было, но невыразимцы знали его семью слишком хорошо, поэтому решили перестраховаться на случай, если дома его подвергнут легилименции.

По указке Белби, трое Мародёров вернулись в главную комнату. К этому моменту «Лунатик» уже заснул внутри защитного круга. Единственным напоминанием о свинье, которая также была в круге, когда парни уходили, были кровавые разводы на морде оборотня. Собравшись у двери, ведущей в туннель, Питер первым шагнул к Руквуду, чтобы тот мог изменить его воспоминания. Когда работа будет закончена, Питер (и другие двое) будут помнить, что провели ночь, гуляя с Ремусом по Запретному лесу и оберегая его от всяческих неприятностей. Но никаких воспоминаний о невыразимцах или о том, что на самом деле происходило в Визжащей хижине, у них не останется.

Пока Руквуд проводил свои манипуляции, внимание Сириуса привлёк ближайший стол. На нём лежал кусок старого пергамента, на котором не было ничего, за исключением четырёх точек, каждая из которых была помечена именем одного из Мародёров.

— Что это? — с интересом спросил он у ближайшего исследователя.

Он (или она — определить пол любого из невыразимцев, за исключением Руквуда, было невозможно) кинул взгляд на пергамент.

— Просто инструмент, чтобы мы знали, где вы находитесь, пока гуляете. Весь лес поделен на зоны с помощью чар. Ну, знаешь, чтобы аггрессивные твари не уходили за пределы своего ареала. Бумага зачарована так, чтобы взаимодействовать с такими чарами и использовать их, как ориентир, чтобы мы могли отследить вашу магическую сигнатуру.

Сириус кивнул.

— И сложно такую сделать?

Исследователь рассмеялся.

— Не для нас, парень. Но мы, всë-таки, невыразимцы.

Тут его\еë позвали коллеги. Сириус быстро оглянулся. Увидев, что Руквуд всё ещё колдует над воспоминаниями Питера, а внимание всех остальных ещё приковано к Ремусу, он хитро улыбнулся, быстро стащил пергамент и запихал его в карман.

Тридцатью минутами позже уставшее трио осторожно вернулось в башню под прикрытием мантии-невидимки Джеймса. Уже раздеваясь, Сириус с удивлением нашёл у себя в кармане сложенный пергамент, которого никогда раньше не видел. Открыв его, он вытаращил глаза.

— Парни, зацените это.

Питер и Джеймс подошли поближе и взглянули на находку.

Пергамент был чист, за исключением слов «АНАЛИЗ СТРУКТУРЫ ЗАЩИТНЫХ ЧАР», написанных готическим шрифтом, которые скоро пропали, сменившись одним единственным словом: ОТОБРАЖЕНИЕ.

Это слово тоже вскоре пропало, но вместо него появились три крохотных точки, рядом с которыми были написаны их имена.

— Круто! — сказал Джеймс, — Как ты заставил еë это сделать?

Сириус улыбнулся.

— Я понятия не имею! Но уже хочу выяснить!

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

Кабинет завхоза

10:30

Полный уверенности в себе, коей он никогда не испытывал, когда подходил к кабинету завхоза, будучи студентом, Питер Петтигрю резко постучал в дверь.

— Войдите! — раздался из-за двери хриплый голос.

Питер толкнул дверь и впервые посмотрел на нового завхоза Хогвартса. Он был гораздо моложе даже того Филча, которого Питер впервые увидел в свой первый день в Хогвартсе. Но одежда его была поношенной и старой, а его тëмно-рыжие волосы и борода были всклокочены. Если бы Джеймс несколько месяцев назад не рассказал ему, что завхоз был волшебником, да к тому же в совершенстве владеющим какой-то таинственной защитной магией (и если бы Джим не рассказал ему, что именно завхоз учит его анимагии), Питер бы точно подумал, что сидящий перед ним мужчина — сквиб, как и его предшественник.

Увидев вошедшего, завхоз удивлëнно замер, после чего оскалился в такой манере, что Питер тут же почувствовал фальшь.

— Могу я вам помочь?

Питер шагнул к столу.

— Я надеюсь. Меня зовут Питер Петтигрю. Я крëстный отец Джима Поттера, а также сенешаль и адвокат его семьи. Мистер Стерджен, я полагаю?

Стерджен оскалился ещё сильнее.

— Все верно, мистер Петтигрю. Что привело вас ко мне? Сопляк слишком сильно жаловался на мои отработки? Вы убедитесь, что я строг, но справедлив. Я даже не использую цепи и розги.

Петтигрю выгнул бровь.

— Я бы удивился, если бы узнал, что вы используете такие вещи на сыне Древнего и Благородного дома, — коротко сказал он. — Особенно учитывая уголовное наказание для кого-то, кто посмеет использовать телесные наказания без какого-либо разрешения от ответственных лиц.

Петтигрю сел в кресло напротив.

— Нет, сэр, я здесь потому, что Джим рассказал мне, что именно вы обучаете его анимагии. Мне известно, что анимагия — крайне сложная и опасная ветвь трансфигурации. Я пока не сообщил о сложившейся ситуации отцу мальчика, который также является главным аврором, потому что Джим сообщил мне это под честное слово. Но у меня определённо есть вопросы о том, как завхоз может быть достаточно компетентным, чтобы учить анимагии, когда сам он не является зарегистрированным анимагом. Вы — анимаг, сэр?

Стерджен улыбнулся.

— Нет, сэр, если уж на то пошло, то нет. Но я могу заверить вас, что я… близко знаком с процессом, — он слегка наклонил голову так, что Питеру этот жест показался знакомым. — А вы анимаг, мистер Петтигрю?

Питер напрягся.

— Не я здесь считаю себя экспертом в этой теме. Я хочу знать вашу квалификацию, сэр. И если она меня не удовлетворит, я немедленно сообщу всю доступную мне информацию вашему нанимателю, профессору Дамблдору. А также поставлю в известность ДМП!

Стерджен несколько секунд смотрел на Петтигрю, после чего слабо улыбнулся.

— Ух ты. Довольно угрожающе с твоей стороны. В тебе мало, что осталось от того застенчивого мальчишки, которого я встретил тогда в поезде.

Питер нахмурился.

— Мы вместе учились? — удивлëнно спросил он.

Вместо ответа завхоз открыл ящик своего стола и вытащил оттуда сложенный лист пергамента.

— Моя квалификация, мистер Петтигрю. Уверен, вы будете удовлетворены.

Петтигрю развернул листок и прочитал содержимое. Когда до него дошёл смысл написанного, его брови рванулись вверх, и он снова посмотрел на сидящего напротив него человека, который теперь широко ему улыбался.

— …. Лунатик?! — в шоке воскликнул он.

Ремус рассмеялся.

— Привет, дружище.

* * *

ПРОШЛОЕ

5 ноября 1976 года

Башня Гриффиндора

Спальня мальчиков шестого курса

Сразу после заката

— Что это ещё за новости, что ты завязал с пранками?! — в ярости спросил Питер. — Ты читал «Пророк»? Ты видел, что эти ублюдки сделали с родителями Марлин? Сириус даже говорить с нами не может, так ему тяжело. Сидит где-то один весь день!

— Это никак не связано с тем, что мы просто проклянëм несколько слизеринцев в отместку, — спокойно ответил Джеймс. — То, что случилось с МакКиннонами — ужасно, но мы даже не знаем, кто из Пожирателей за это ответственен, не говоря уже о том, есть ли у них дети в Хогвартсе. И даже если бы знали, было бы неправильно нападать на детей за то, что, возможно, сделали их родители.

Питер тупо уставился на друга.

— Кто ты и что ты сделал с Джеймсом Поттером?

Джеймс вздохнул.

— Хвост, это я, ладно? Я просто… решил, что, может, нам настала пора… ну не знаю… повзрослеть немного?

— Это из-за того, что нам сказал Фрэнк Лонгботтом в прошлом июне? — спросил Питер, но тут же прищурил глаза. — Или это потому, что ты всё ещё пытаешься заполучить ветреное сердечко Лили Эванс?

Глаза Джеймса вспыхнули.

— Не говори о ней так, Хвост. И, в любом случае, всё не так. Просто… она сказала мне, что пойдёт со мной в Хогсмид на следующей неделе, если я смогу продержаться это время без всяких пранков, понимаешь? Мне осталась всего неделя, поэтому я не хочу всё испортить, сделав что-нибудь глупое. И не важно, насколько скользкие «змеи» этого заслуживают.

Питер вытаращил глаза.

— Ух ты. Я, если честно, никогда не думал, что на этой планете найдётся кто-то, кого ты поставишь выше Сириуса Блэка.

— Я никого не ставлю выше… я просто… — Джеймс осëкся, не зная, как выразить свои чувства. — Я хочу быть с ней, понимаешь? Больше, чем с кем бы то ни было ещё. Я не могу это объяснить, но… Лили для меня всё. И если цена этому — отказаться от мальчишеских пранков, то быть посему.

Питер ничего не сказал. Но выражение на его лице ясно говорило, что понять то, о чём говорит Поттер, у него не получается.

Джеймс глубоко вздохнул.

— Слушай, давай посмотрим, как всё пройдёт в Хогсмиде. Если у нас ничего не получится, может, мы как-нибудь отыграемся на «змеях» на следующей неделе. Уверен, Сириус скоро оправится — скоро десять, и нам уже надо отправляться в Визжащую Хижину. Обсудим всё по пути.

И в этот момент в комнату влетел сам Сириус Блэк с выражением абсолютного ужаса на лице. А в руке у него была зажата Карта Мародёров.

— Сохатый! Нам нужно идти за Нюниусом! Он уже пошёл к дереву!

— Тихо, тихо, тихо, Бродяга, — попытался успокоить своего лучшего друга Джеймс. — Чего ты там мямлишь?

Борясь с одышкой и, возможно, со слезами, Сириус заговорил.

— Прости меня! Я просто… я был так зол! Я знаю, мне не следовало так поступать! Но я просто не мог подумать, что Нюниус будет так глуп!

— СИРИУС! — взревел Джеймс. — СОБЕРИСЬ! О чём, ЧËРТ ТЕБЯ ДЕРИ, ты говоришь?!

Сириус сделал глубокий вдох.

— Я… я рассказал Нюниусу, как пройти Гремучую иву. Я думаю, он отправился туда, чтобы разузнать о Лунатике!

Глаза Джеймса округлились от ужаса, и он, выхватив из рук Сириуса Карту Мародёров, помчался прочь из комнаты. Сириус уже хотел было последовать за ним, когда его плечо пронзила острая боль — в него только что впилось пять острых когтей. Это был Хвост, хотя в этот момент Сириус с трудом мог узнать четвёртого Мародëра. В его глазах плескалась дикая ярость, а зубы… разве у него всегда были такие острые и зазубренные зубы?

— УБЛЮДОК!

Питер врезал Сириусу в челюсть так сильно, как только мог, выбив, по меньшей мере, один зуб, который вылетел у него изо рта. Сириус упал, а секунду спустя Питер уже навалился на него сверху, продолжая избивать его и кричать оскорбления. К тому моменту, как в комнату вбежали другие гриффиндорцы и смогли оттащить Петтигрю прочь, Сириус уже был без сознания.

* * *

Сириус лежал на кровати в Больничном крыле, пытаясь справиться с головной болью и неприятными ощущениями в челюсти от отрастающих зубов, когда в больничное крыло вошёл директор. За ним плыло тело Северуса Снейпа. На какую-то ужасную секунду Сириус подумал, что слизеринец мёртв, но тут Снейп резко дëрнулся, и Сириус понял, что Снейп переживает какой-то припадок. На нём не было никаких ран, не было крови, поэтому Сириус немного успокоился. За директором вошёл Джеймс Поттер, который молча смотрел, как директор кладёт Снейпа на кровать, а мадам Помфри начинает осмотр.

На Сириуса Джеймс даже не посмотрел.

— Джеймс… — начал Сириус, но директор резко махнул палочкой, даже не повернув голову в его сторону (очевидно, Дамблдор был не слишком им доволен). В ответ на его заклинание, Сириус тут же оказался не только обезмолвлен, но и оцепенел. Он видел, что Дамблдор быстро о чём-то переговорил с Джеймсом, а через пару секунд Джеймс кивнул директору и направился к двери. Но прежде чем уйти, молодой человек, которого Сириус считал своим единственным настоящим братом, наконец, повернулся к нему и наградил его таким взглядом, какого Сириус никогда у него не видел. Он не думал, что когда-нибудь увидит во взгляде друга столько ярости. Особенно, когда тот смотрел на него. И вот эта последняя капля заставила Сириуса почувствовать стыд, что он так подвёл Мародёров.

Поговорив несколько минут с мадам Помфри, Дамблдор подошёл к нему и развеял своё заклинание. Сейчас его глаза не сверкали. Прежде чем начать говорить, директор несколько ужасных секунд хранил молчание, словно пытаясь подобрать приличные слова.

— Я не знаю, чего вы хотели добиться, мистер Блэк. Я могу только предположить, а потом сказать вам то, что вам нужно услышать и понять. Северус Снейп, действуя по вашей указке, миновал Гремучую Иву и вошёл в тоннель, ведущей к Визжащей Хижине, где столкнулся с Ремусом Люпином, который в этот момент был в своей волчьей форме. Я не знаю, хотели ли вы, чтобы мистер Снейп был убит или просто укушен. Но если бы хоть одно из ваших полностью оправданных ожиданий оправдалось, завтра в это же время у мистер Люпина было бы свидание с палачом, а вы бы предстали перед судом Визенгамота, который с большой долей вероятности приговорил бы вас к длительному сроку в Азкабане. То, что вы избежите такой участи, которую, если судить по вашим действиям, вы полностью заслуживаете — заслуга мистера Поттера, которого вы, по крайней мере, предупредили, и он успел вовремя, чтобы спасти жизнь мистера Снейпа.

Сириус нервно облизал губы.

— Вы также должны благодарить свою удачу за тот факт, что я ограничен в том, насколько жёстко я могу наказать вас, не привлекая при этом внимания Совета попечителей. Ибо они могут заинтересоваться слишком жёстким наказанием, а это, в свою очередь, приведёт к тому, что мистера Люпина могут раскрыть. Вы получите один месяц отработок с мистером Филчем. И позвольте уверить вас, мистер Блэк, что мне невероятно жаль, что я не могу наказать вас сильнее за преднамеренную попытку убийства!

Директор сделал шаг вперёд, и Сириус поëжился от того, каким колючим стал взгляд победителя Гриндевальда.

— Мистер Снейп… принёс клятву. Он не станет раскрывать правду о том, что случилось сегодня, а также о состоянии мистера Люпина. И вы, Сириус Блэк, более не станете ничего предпринимать против него… никогда. Ваше время в качестве «веселого пранкера» подошло к концу. Любое заклинание, будь то атакующее или просто шуточное, которое будет направлено против Северуса Снейпа или любого другого студента, будет караться настолько строго, насколько это позволяют школьные правила. Включая исключение. Вам понятно?

Сириус тупо кивнул. Дамблдор повернулся и направился к двери. Но прежде, чем он успел уйти, Сириус окликнул его.

— Сэр, но если он даже не пострадал… если Ремус даже не коснулся его… почему Нюн… почему Снейп без сознания? И почему он так дрожит?

Дамблдор повернулся и посмотрел на бессознательного слизеринца снова. Прошло несколько секунд, прежде чем он ответил.

— Волчий страх, — наконец, сказал он, — мистер Снейп… Мистер Снейп подвергся воздействию вольчего страха. И я боюсь, он никогда не избавится от него.

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

Больничное крыло

14 февраля 1994 года

11:30

Директор был в своём кабинете, просматривая счета Визенгамота в попытках отвлечься от тревоги за своего преподавателя зелий, когда на его столе возник серебряный соловей — патронус мадам Помфри.

— Директор, — сказал соловей, — Северус очнулся.

Дамблдор торжественно кивнул и направился в больничное крыло. Едва увидев его взгляд, колдоведьма тут же направилась в свой кабинет. В крыле больше никого не было, но Дамблдор всё равно укрыл кровать Снейпа и кресло, которое он сотворил рядом с ней, сильнейшими чарами приватности, что он знал. Снейп был в сознании. О том, что случилось говорила бледность его лица. А ещё пламя в его глазах, которое вот-вот норовило вырваться наружу. Он ничего не сказал, но то, что он был в ярости, было очевидно. Наконец, заговорил Дамблдор.

— Из слов мистера Поттера — твоего мистера Поттера, очевидно — я понял, что ты… восстановил некоторые забытые детали об инциденте в Визжащей Хижине.

Снейп усмехнулся.

— Детали? Только самую важную деталь, Дамблдор! Что инцидент, который преследовал меня почти четырнадцать лет, является фальшивкой, — он злобно посмотрел на директора прежде, чем продолжить.

— Я делал всë, что вы меня просили. Я рисковал своей жизнью, чтобы стать шпионом во внутреннем круге Тёмного Лорда. Я терпел унижения, обучая тупоголовых неблагодарных детей больше десяти лет. Я поклялся, рискуя собственной жизнью, защищать отпрыска человека, которого ненавижу больше всего на свете, из-за полностью вымышленного долга жизни!

Снейп сделал глубокий вдох.

— Поэтому вот, что сейчас будет, Альбус Дамблдор. Вы расскажете мне правду! Вы расскажите мне всë о том, что на самом деле случилось в Визжащей хижине в семьдесят шестом! Или, я клянусь, я покину замок сегодня же и буду считать вас своим врагом!

Когда Снейп договорил, Дамблдор продолжил хранить молчание.

— Ну?! — резко сказал Снейп. — Вам есть, что сказать?!

Директор сделал глубокий вдох.

— Семнадцать еловых веток… — начал он медленно.

Лицо Снейпа дëрнулось.

— … что?

— … ехали робко… — продолжил Дамблдор.

— У вас инсульт или что?

— … украшать сад.

Снейп открыл было рот, чтобы наорать на старика за то, что тот несёт бред, но тут же осëкся и начал часто моргать.

— А, — наконец, сказал он, — понял.

* * *

ПРОШЛОЕ

5 ноября 1976 года

Юный Северус Снейп в ступоре смотрел на происходящее перед ним.

«Ремус Люпин — оборотень? — в шоке подумал он. — И над ним проводят странные эксперименты люди под руководством директора? Что вообще тут творится?»

Но долго ему простоять не дали. Джеймс Поттер ворвался через всё ещё открытую дверь и почти сбил его с ног.

— СНЕЙП! Твою мать, ты хочешь, чтобы… тебя… убили?! — голос Поттера сорвался, когда он увидел, кто находится в комнате. На его лице появилось такое же замешательство, как у Снейпа.

— Директор? Что тут…

— Деревянные жёлуди ели йогурт медленно, смакуя, — резко прервал его Руквуд.

— … творится… ой, — Поттер замолк, как только его воспоминания о проекте «Ромулус» вернулись к нему. — Прошу прощения, я пытался не пустить сюда Нюниуса, но он оказался слишком быстр.

— Это не важно, Поттер, — сказал Белби. — Как этот молодой человек вообще смог пройти Гремучую иву?

— Сириус.

— Блэк.

Поттер и Снейп сказал это в один голос, и тут же злобно посмотрели друг на друга.

Но тут раздался третий голос. Точнее, рык, от которого двое парней и несколько из взрослых испуганно подпрыгнули.

Оборотень начал смеяться.

Через несколько секунд двоих парней вывели в соседнюю комнату, куда также набилась половина взрослых. Дамблдор, Кроакер, Белби и Руквуд были среди них. По приказу Дамблдора Снейп и Поттер быстро рассказали, что произошло, и Джеймс побледнел, увидев выражение лица директора.

— Профессор Дамблдор, — начал Поттер, — я знаю, вы злы на Сириуса. Как и я, если честно. Но… никто ведь не пострадал.

— Дело не в этом, мистер Поттер. Из-за эффекта ложных воспоминаний, который наложен на мистера Блэка, он верил, что посылает мистера Снепйпа на встречу с настоящим оборотнем, — лицо Дамблдора ожесточилось, — и, возможно, он надеялся на летальный результат.

Поттер покачал головой.

— Нет, нет. Он в панике прибежал ко мне. Он не думал, что Нюн… я имею в виду, что Снейп на самом деле сюда пойдет, пока не увидел его на…

Голос Поттера осëкся.

— На чëм, мистер Поттер?

Джеймс замялся, но всё-таки нехотя вытащил из кармана Карту Мародёров. У него не было времени, чтобы деактивировать её полностью, поэтому, когда он развернул её, на Карте всё ещё был Хогвартс, по которому ходили точки с именами.

— Что за черт? — пробормортал Кроакер. — Где вы это взяли? — спросил он.

— Сами сделали, — гордо сказал Джеймс. — Ну, в смысле, это… думаю, изначальный пергамент Сириус стянул отсюда в одну из ночей. Мы обнаружили его, только когда вернулись в спальню. Поначалу он показывал только нас, но спустя пару месяцев исследований мы поняли, как модифицировать чары, чтобы они могли показывать весь Хогвартс и тех, кто там есть.

Он гордо улыбнулся.

— Мы даже поняли, как с помощью чар гомункула поместить в карту наши копии. Верно, парни?

Последний вопрос Джеймс адресовал Карте. Часть Замка немедленно исчезла, и по пергаменту побежали строчки.

Мистер Сохатый в шоке, что Джеймс Поттер раскрыл секрет Карты кому бы то ни было. Там Нюниус рядом, что ли? Мистеру Сохатому кажется, что чем-то пованивает!

Сидевший рядом с ним Снейп злобно зарычал, а пергамент решил не останавливаться и очень скоро оказался весь исписан разнообразными оскорблениями от всех четырёх Мародёров, касающимися его привычек, политических взглядов, приверженности гигиене и размеру носа. Не особенно помогло делу и то, что некоторые из невыразимцев были весьма впечатлены, как четверо гриффиндорцев смогли расширить малоизвестные, но, в целом, простые чары, которые невыразимцы изначально поместили на пергамент, до вполне законченного магического артефакта. Поттер надулся от гордости, а Снейпу оставалось только скрежетать зубами от злости.

Дамблдора же это вовсе не позабавило.

— Выключите ее, мистер Поттер. Я полагаю, у неё есть для этого механизм.

— Да, эм, в смысле… да, сэр! — Поттер коснулся пергамента палочкой.

— Шалость удалась.

И карта тут же исчезла, оставив после себя только пустой пергамент. Но радость Поттера длилась недолго — Дамблдор забрал пергамент и, сложив его, убрал к себе в карман.

— Но профессор…!

— Мистер Поттер, — твёрдо начал Дамблдор, — хоть я и аплодирую вашей изобретательности и тому, что вы с друзьями смогли так зачаровать этот предмет, он, без всякого сомнения, является грубым вторжением в приватность других студентов. Я не могу вам его оставить.

Гриффиндорец в ужасе опустил голову, а Снейп безуспешно пытался убрать с лица злорадное выражение.

Дамблдор повернулся к Руквуду.

— Августус, когда мистер Поттер будет сегодня уходить, измени его воспоминания так, чтобы он думал, что его поймали с этой картой и конфисковали её.

Руквуд кивнул.

— А с этим что? — кивком указал он на Снейпа.

— Ну, — начал Кроакер, — в отличие от трёх гриффиндорцев, которые проскользнули через нашу, очевидно, недостаточную защиту, этот мелкий идиот знает о наших делах меньше получаса. Альбус, уверен, ты не будешь возражать против обливиации в этом случае. В конце концов, нам нужно только подправить его воспоминания о том, что он здесь видел. Всё остальное мы оставим на месте, а вместо чувствительных воспоминаний мы вставим кусок, где его спасает Поттер и вытаскивает его из Визжащей Хижины.

Снейп оскалился, услышав, как его назвали «мелким идиотом», но его ухмылка быстро переросла в гримасу ужаса, когда он услышал о перспективе обливиации.

— Директор, пожалуйста! Вы не можете…

— Успокойтесь, мистер Снейп, — твёрдо сказал Дамблдор и прожëг Кроакера взглядом. — Я не дам согласия на обливиацию студента, Сол. Как ты помнишь, у тебя получилось продавить меня, когда дело касалось добровольной обливиации, на которую согласились Поттер, Блэк и Петтигрю. Этот же молодой человек ни на что подобное не соглашался.

Всё это время Руквуд заинтересованно изучал Снейпа.

— Кроме того, Сол, — наконец, заговорил он, — здесь есть ещё одна закавыка. У нашего молодого мистера Снейпа есть, по крайней мере, рудиментарные окклюменционные щиты. Скорее всего он врождённый окклюмент. Я подозревал это ещё в то время, когда учил его. Если я попытаюсь наложить обливиацию, а он будет сопротивляться, это может вызвать затруднения.

— А скажи-ка мне, Августус, как именно ты узнал, что у студента есть окклюменционные щиты? — холодно спросил Альбус. — Или давай я перефразирую. Скольких моих студентов ты подверг незаконной легилименции за тот год, что преподавал в моей школе?

Руквуд на это только ослепительно улыбнулся, давая своим видом понять, что не понимает, о чём тут толкует директор. Белби шагнул вперед.

— Ну что ж, раз мы не можем просто стереть мальцу память, а я так понимаю, что Альбус не даст этого сделать, нам нужно предложить ему сделку, чтобы он согласился на чары ложной памяти, как остальные. Что думаете? Может он хочет стать анимагом, как остальные… ну или что-нибудь из этой серии.

На лице Поттера появилось выражение, будто его смертельно обидели. Перспектива того, что Северус Снейп станет частью их группы, была так себе. Но тут Снейп ахнул и вытаращил глаза.

— Вы… вы Дамоклус Белби! — воскликнул он.

Зельевар поднял бровь.

— Действительно, это я. Вы знаете меня, молодой человек?

Снейп фыркнул.

— Знаю вас?! Вы самый выдающийся мастер зелий в Западной Европе! Я помню вашу фотографию в «Пророке», когда вас награждали вашим третьим серебряным котлом!

Руквуд усмехнулся.

— Да у нас тут твой фанат, Белби!

Дамоклус уже внимательнее посмотрел на парня.

— Погодите минуту… Снейп… Снейп… Северус Снейп? Кажется, Гораций Слизнорт упоминал вас в письме. Один из его самых многообещающих студентов.

Белби повернулся к Альбусу.

— Каждый год Гораций пишет мне о своих студентах, которые проходят курс ЖАБА и которые, по его мнению, могут стать хорошими подмастерьями. Обычно он пишет мне только об одном студенте каждые три или четыре года. Но прошлым летом он написал, что у него есть аж целых два студента шестого курса, которым мне стоит отправить приглашение. Северус Снейп и какая-то магглорожденная по имени Лили Эванс.

Зельевар воззрился на Снейпа.

— Я так полагаю, это вы тот самый гений-зельевар, о котором писал Гораций?

— Я Северус Снейп, сэр. И я студент шестого курса зелий вместе с Лили Эванс.

Белби уже с большим интересом посмотрел на Снейпа и чуть прищурил глаза.

— Скажите мне, мистер Снейп, что я получу, если смешаю корень асфоделя с настойкой полыни?

Снейп фыркнул над простотой вопроса.

— Первая стадия приготовления напитка живой смерти, разумеется.

— А далее?

— Помешать два раза по часовой стрелке. Затем добавить один мозг ленивца, после чего сок дремоносных бобов.

— Сколько бобов? — прервал его Белби.

Снейп помедлил.

— Либациус Бораго говорит о двенадцати бобах в Продвинутом курсе зельеварения, но… я полагаю, что процесс пойдёт быстрее и стабильнее, если использовать тринадцать.

— Да что вы говорите? — саркастически спросил Белби, словно его позабавила заносчивость парня. — Может, у вас есть другие улучшения к формуле, которая существует уже шесть столетий?

Снейп слегка покраснел от завуалированного подкола, но быстро овладел собой и продолжил уже увереннее.

— Да, я узнал, что дремоносные бобы лучше дают сок, если их раздавить серебряным кинжалом, а не резать. Также, во время последней стадии лучше, если после каждых семи помешиваний против часовой стрелки делать одно по часовой. После можно приступать к разливу.

— … вы узнали? — медленно повторил Белби. — Вы успешно сварили Напиток Живой Смерти? Причём не просто сварили, но и усовершенствовали формулу? Студент шестого курса?

Снейп высокомерно поднял подбородок.

— Студент третьего курса, мастер Белби, — тут он помедлил и слегка поморщился. — Если быть до конца честным, я должен добавить, что Лили Эванс и я работали над этим зельем вместе. И мы оба смогли успешно сварить его в тот раз.

Поттер прожëг Снейпа взглядом, когда тот заговорил о Лили Эванс, словно в напоминание ему, что Снейп общался с ней гораздо ближе, чем он когда-либо. Белби же, в свою очередь, просто смотрел на Снейпа. В комнате только Дамблдор был достаточно знающим, чтобы быть впечатлëнным тем, что только что рассказал Снейп. Наконец, Белби достал палочку и призвал из соседней комнаты свой блокнот. Перелистнув несколько страниц, он протянул блокнот Снейпу.

— Как вы думаете, что делает эта формула, мистер Снейп?

Северус прочитал список ингредиентов и поëжился.

— Ой, не хотел бы я быть тем, кто это выпьет. Здесь несколько смертельных ядов, и нет никаких контрреагентов для них. Если только вы не хотите убить кучу народу, я не вижу здесь… никакого…

Тут его голос сорвался, и он ещё раз прочитал формулу. Его глаза слегка расширились, и он посмотрел на стену, которая отделяла их от большой комнаты, где сейчас был обращённый оборотень.

— Вы… это зелье нужно, чтобы лечить ликантропию, не так ли?

Все взрослые удивлëнно переглянулись, услышав его слова.

— Как, дьявол меня задери, ты понял это просто по списку ингредиентов?! — воскликнул Кроакер.

— Ну, для начала, в соседней комнате довольно разумный оборотень, который обратился ко мне, когда я вошёл, — задиристо сказал Снейп. Его обычная ершистость возвращалась к нему по мере уменьшения страха. — К тому же, пусть главный ингредиент аконит, это зелье также содержит селен, ртуть и измельчëнные семена луносемянника. Парацельс предполагал, что эти четыре субстанции, скорее всего, являются базой для возможного лечения ликантропии. Это было в его труде от 1539 года. Но он умер до того, как смог начать эксперименты.

На этих словах строгое лицо Белби расплылось улыбкой.

— Десять очков Слизерину, сказал бы я, если бы был профессором. Ладненько. Вот моё предложение, мистер Снейп. Вы выпуститесь в июне семьдесят восьмого. Я собирался выбрать моего следующего подмастерья летом семьдесят седьмого. Сама программа занимает три года. Но я придумаю причину отложить этот выбор на год. Поэтому я открою отбор для выпускников семьдесят седьмого и семьдесят восьмого года. Я гарантирую вам, что вы получите приглашение если выполните три условия: первое — вы выпуститесь в хорошими оценками в целом и без дисциплинарных замечаний. Второе — вы получите «П» на ваших ЖАБА по зельям и по меньшей мере «ВО» по Чарам, Трансфигурации и Травологии.

Белби сделал глубокий вдох.

— И третье — вы добровольно согласитесь на блокировку памяти, чтобы у вас не осталось воспоминаний о том, что вы здесь сегодня увидели.

Снейп вытаращил глаза, и его лицо потемнело.

— У меня нет желания становиться подмастерьем, пусть даже это подмастерье самого мастера Белби, из-за какой-то взятки! Если я стану вашим учеником… или чьим угодно учеником, я сделаю это своими силами!

Белби рассмеялся.

— О, здесь не стоит переживать, мистер Снейп. Я не предлагаю вам ученичество! Я только гарантирую, что смогу показать вам дверь. Отбор длится три месяца, и, чтобы стать моим учеником, вам предстоит превзойти лучших студентов-зельеваров из Дурмстранга, Шармбатона, Ильверморни, Кастельбрухо и Колдовстворца за целых два года, а не за один. Вот, что я предлагаю вам, мистер Снейп. Просто дверь.

Снейп ничего не сказал, но на его лице всё было написано. Жажда получить эту возможность и полная уверенность, что он сможет превзойти всех своих соперников, даже если учеником Белби захочет стать сам Мерлин. Но тут он закрыл глаза, и в его голову пришла новая мысль. Спустя несколько секунд он открыл глаза и посмотрел на Белби.

— У меня есть условие, — наконец, сказал он.

Руквуд оскалился.

— Ну надо же, условие у него есть. Мальчик ещё более заносчив, чем он был, когда я его учил!

— Тихо, Гус, — сказал Кроакер. — Что у вас за условие, молодой человек?

Снейп проигнорировал их обоих и сфокусировал всё своё внимание на Белби.

— Если я соглашусь, вы отправите приглашение не только мне… но и Лили Эванс, при условии, что она также выполнит первые два условия.

Поттер в шоке уставился на своего давнего врага.

— Зачем тебе нужно, чтобы Лили была против тебя?! Ты что, хочешь утвердиться, обойдя грязнокровку, с которой соревновался с самого первого курса?!

— Мистер Поттер! — гневно воскликнул Альбус.

— Тебе я не стану объяснять свои мотивы, Поттер! — злобно ответил ему Снейп.

— Возможно, — сказал Белби, — но вы объясните их мне, мистер Снейп. Зачем вы просите тех же условий для мисс Эванс?

Снейп молча смотрел на своего кумира несколько секунд, прежде чем ответить.

— Потому что… она так же хороша, как и я. Я не могу сказать, что она лучший зельевар, чем я. Но она так же хороша, как и я. И я не хочу получить это место, которое с тем же успехом может занять она, просто из-за того, что я видел что-то, что не должен был видеть.

Джеймс в шоке смотрел на своего врага, почти лишившись дара речи от того, как Снейп относился к Лили, даже после того, что между ними произошло. Это было практически по-гриффиндорски! На секунду он даже подумал, что стоит засунуть свою гордость подальше и поговорить с Лили, попытаться убедить её помириться со Снейпом. Но тут он вспомнил, что все его воспоминания будут заблокированы через несколько минут. И ничего подобного он сделать не сможет.

Переговоры продлились ещё несколько минут, пока невыразимцы утрясали все условия со Снейпом. Конкретно те, как именно будут изменяться его воспоминания, которые также будут добавлены Джеймсу, когда они будут уходить. Руквуд начал спорить, что нельзя менять воспоминания, что Джеймс поймал Снейпа до того, как они вошли в хижину. Мол, есть риск, что Снейп не поверит, что Люпин — оборотень, и может вернуться.

Вместо этого невыразимец сделает так, что в ложном воспоминании Снейп увидит оборотня, а затем появится Джеймс Поттер и защитит его. Подсознательное чувство благодарности, которое он будет чувствовать к Поттеру, плюс предположение, что он обязан Поттеру жизнью, отвадит Снейпа от того, чтобы когда-нибудь выдать, что Люпин — оборотень.

— Не хочу я быть должным Джеймсу Поттеру долг жизни! — злобно сказал Снейп. — Он ничего не сделал, чтобы спасти меня. Да и спасать меня было не нужно!

— Мы все и так знаем, что тут произошло, мистер Снейп, — резко сказал Руквуд, — но проект «Ромулус» — исследование невероятной важности, и секретность должна быть восстановлена. Поэтому вы примете изменëнные воспоминания, как Джеймс Поттер спасает вашу жизнь, и не станете никому рассказывать о том, что вы тут видели. Это ради высшего блага, молодой человек.

Снейп кивнул, но было ясно, как ему не нравится эта идея.

— Хорошо, — продолжил Руквуд, — теперь важный вопрос. Насколько сильна ваша окклюменция?

Молодой слизеринец задумался.

— Я… не знаю. У меня есть врождённое сопротивление к чтению разума, но оно инстинктивно. Я узнал об окклюменции и моих способностях всего пару лет назад. Я бы оценил себя на третий уровень или близко к этому.

— Почему это так важно, Гус? — спросил Сол Кроакер. — Мальчик согласился на модификацию памяти, какое тебе дело до его окклюменции.

— Это важно, потому что если мальчик будет помнить о встрече с оборотнем, но не будет помнить о волчьем страхе, то воспоминание для него будет подозрительным. Не говоря уже о том, если кто-то залезет к нему в голову в будущем. Тем не менее, если он действительно окклюмент третьего уровня, я могу использовать легилименцию, чтобы вживить ему контролируемое воспоминание о волчьем страхе через матрицу ложных воспоминаний без того, чтобы повредить его разум. Он просто будет думать, что он встретил оборотня, а его ментальная защита уберегла его.

Руквуд презрительно посмотрел на Снейпа.

— Думаю, от этого он станет ещё более заносчивым.

— Мистер Снейп… — начал Дамблдор.

— Всё в порядке, директор. Профессор Руквуд прав. Я достаточно знаю об оборотнях из моих занятий по ЗОТИ, чтобы сомневаться в подлинности воспоминаний о встрече с оборотнем, при которой мне не было бы страшно. Но для своего возраста я неплохой окклюмент. Полагаю, я смогу противостоять волчьему страху в том виде, который предложил профессор.

С сильнейшей неохотой Дамблдор кивнул. Порядком устав от всего случившегося, он вышел из комнаты вместе с Белби и другими невыразимцами, оставив внутри только Руквуда, его ассистента и Поттера со Снейпом. Но несмотря на соглашение, пожилому волшебнику не нравились все эти обманы, поэтому он не хотел при них присутствовать. Вместо этого он направился к Ремусу Люпину и присел у границы защитного круга.

— Как ты себя чувствуешь, Ремус? — осторожно спросил Дамблдор.

— Устал... Голова… болеть… разум… туман… — прорычал оборотень. Принюхавшись, он продолжил. — Чувствую… Нюниус… Голоден…

Альбус сглотнул.

— Он скоро уйдёт, — директор помедлил, подбирая слова. — Когда он вошёл… ты рассмеялся. Почему? Ты… хотел что-то сделать с ним… напасть на него?

Оборотень быстро потряс головой.

— Нет… не нападать на Нюн…иуса. Прос… забавно. Нюниус… и Сохатый… говорили одновременно. Как будто они похожи…

Дамблдор улыбнулся. Все последние пять лет его величайшим страхом было то, что оборотень вырвется на свободу и нападёт на студента или другого невинного. Его вторым величайшим страхом было то, что из-за какого нибудь просчëта в зелье или заклинании, которые испытывали на оборотне, Ремус потеряет это своё качество, которое не давало юному оборотню сдаться проклятью Эмерика Беласко.

Думы Дамблдора прервали крики мальчика из соседней комнаты. Дамблдор практически вбежал в комнату, где двое невыразимцев держали Снейпа прижатым к полу, а Руквуд пытался заставить его открыть глаза. Когда стало понятно, что им не удаётся, Кроакер достал палочку и оглушил Снейпа. Джеймс Поттер, чьи воспоминания уже были подправлены, сидел на стуле в углу в трансе, не замечая того, что происходит вокруг.

— Что, дьявол меня задери, тут произошло, Гус? — злобно спросил Кроакер.

Руквуд горько покачал головой, а весь его вид говорил о сожалении.

— Простите, Сол, Альбус. Я сделал всё, что мог, чтобы всё исправить, но… боюсь, щиты мистера Снейпа и близко не были так хороши, как он говорил. Я добавил ложное воспоминание, но когда я попытался добавить слой волчьего страха, он запаниковал и начал бороться. Матрица волчьего страха вырвалась из-под контроля и засела глубоко в его мозгу. Теперь она для Снейпа так же реальна, как если бы на него на самом деле напал оборотень.

Альбус оттолкнул Руквуда в сторону и наклонился над оглушëнным Снейпом. Аккуратно открыв ему глаза, он заглянул в них. Кроакер покачал головой.

— Вот дерьмо, — огорчëнно сказал он. — Ничего, Гус, уверен, ты сделал всё, что мог, — он повернулся к директору. — Как он, Альбус? Он восстановится?

Дамблдор моргнул и выпрямился.

— Пока рано судить, — ни на кого не глядя, сказал он. — Нам нужно доставить его к мадам Помфри.

Дамоклус Белби был в ужасе от того, что такой многообещающий студент получил практически неизлечимое ментальное заболевание.

По указке Кроакера несколько невыразимцев отлевитировали Снейпа из комнаты. За ними же направился всё ещё полусонный Джеймс Поттер. Когда Ремус увидел тело Снейпа, он испустил встревоженный стон, а Белби начал наседать на Руквуда, желая получить всю информацию.

Но никто не заметил, как Дамблдор достал палочку.

— Ну же, Гус, — жалобно сказал Белби. — Должно же быть что-то, что поможет при волчьем страхе.

— Прости, Дамоклус, — умиротворяюще сказал Руквуд. — Правда. Но пока не существует никаких техник для облегчения симптомов волчьего страха. С другой стороны, с тех пор, как этот проект начался, у нас теперь есть тот, на ком мы можем продолжить исследование этих техник. Если нам повезёт, возможно, Северус Снейп поможет нам в…

— ДЕПУЛЬСО!

Отбрасывающее заклятие Дамблдора ударило Руквуда точно в спину с такой силой, что он впечатался в дальнюю стену. За первым заклятием последовали Экспеллиармус и Инкарцеро, прежде чем кто-либо из невыразимцев успел среагировать.

— Я знаю об узах, которые связывают между собой всех невыразимцев, — с обаманчивой мягкостью сказал Дамблдор, — но я советую вам воздержаться от того, чтобы поднимать на меня палочку. Или я могу забыться и избавить вас от неё… А там — мало ли, что может произойти.

Его голос остался ровным и мягким, но теперь в нём слышалась сталь, а по комнате расходились волны сырой магической силы, напоминая всем, что перед ними победитель Гриндевальда. В рунном круге оборотень сжался и испуганно заскулил, а его уши прижались к голове, демонстрируя подчинение.

Связанный Руквуд едва смог повернуть голову, пытаясь понять, что спровоцировало такую реакцию.

— Альбус! Ты… ты свихнулся?! — выдохнул он.

— Твои ментальные силы феноменальны, Августус Руквуд, — сказал Дамблдор, проигнорировав вопрос мужчины, — но в своём стремлении навредить мистеру Снейпу ты был неосторожен. Ты сфокусировал всю свою волю на легиллименции, но в процессе позволил своим собственным щитам ослабнуть. И пока ты смотрел в глаза Снейпа, он смотрел в твои! И когда я смотрел воспоминание о твоей атаке, я видел, какие секреты прячутся в твоих глазах!

— Что за секреты, Альбус? — в страхе спросил Белби.

Дамблдор не посмотрел на зельевара, он продолжал зло смотреть на связанного Руквуда.

— Например, то, что произошедшее с мистером Снейпом было не случайностью или ошибкой. Невыразимец Руквуд намеренно прорвался через щиты мальчика и намеренно заразил его сильнейшим и хроническим волчьим страхом!

По комнате пробежал шепоток. Даже Кроакер был в шоке.

— Гус!... Руквуд! Это… это правда?!

Руквуд высокомерно посмотрел в ответ.

— Всё, как я и сказал. У нас теперь есть объект для исследований. Люпин учится на шестом курсе, и время, которое нам было дано на исследование ликантропии, истекает. А мы ещё ничего не узнали о волчьем страхе, одном из самых важных аспектов обращения! Поэтому да! Когда передо мной появился непопулярный в школе полукровка, который, как я знаю, недавно осиротел, я использовал возможность. Нам нужен человек для исследования. Это может помочь нам спасти сотни других волшебников, которые страдают от волчьего страха. Всё ради высшего блага!

На этих словах мягкий Альбус Дамблдор зарычал от ярости.

— Не произноси при мне этих слов, Августус Руквуд. Никто не смеет говорить мне о Высшем Благе! Никто из вас, кроме меня, не видел, какие ужасы скрываются за словами, вырезанными НА ВОРОТАХ НУРМЕНГАРДА!

Смотрящие на Дамблдора в страхе люди вздрогнули от упоминания чудовищной крепости-тюрьмы, в которой (как говорят) Тёмный Лорд Гриндевальд был единственным заключённым.

— Как я и сказал, Августус Руквуд, я видел твои секреты. Ты заразил Снейпа волчьим страхом не для того, чтобы найти лекарство. Ты заразил его, потому что ты хочешь сделать из волчьего страха оружие! Ты хотел исследовать, как лучше имплантировать воспоминания о волчьем страхе людям, которые никогда не были рядом с оборотнем. Ты хочешь сделать из волчьего страха ещё одну стрелу для своего личного колчана!

На этих словах Кроакер повернулся к своему коллеге-невыразимцу с выражением ужаса и презрения на лице.

— Довольно, Альбус, — спокойно и твёрдо сказал он. — Мы доставим Августуса Руквуда в Министерство магии. У нас есть способы, как докопаться до правды. И не важно, насколько сильна его окклюменция.

— Забирайте его, — холодно отозвался Дамблдор, — но он никак более не будет участвовать в этом проекте, при условии, что я вообще решу, что этот проект стоит продолжения.

— Оставь это нам, мой друг, — сказал Кроакер, — если твои обвинения подтвердятся, Руквуд не будет участвовать более во многих проектах Отдела тайн… он даже и помнить о них не будет.

На этих словах глаза Руквуда расшились от ужаса.

— НЕТ! Чёрт тебя дери, Кроакер! НЕТ! Мои клятвы нерушимы. Ты не смеешь заблокировать мои воспоминания из-за этого вонючего полукровки! Ты не посмеешь! Ты не….!

— ОСТОЛБЕНЕЙ! — зло воскликнул Белби, и Руквуд замолк.

Битва закончилась, не успев начаться. Альбус вновь повернулся к дрожащему Северусу Снейпу. Мальчик был без сознания, но его всё ещё били судороги, ясно давая понять, что кошмар всё ещё мучил его. Альбус закрыл глаза.

— Больше никогда, — тихо сказал он себе под нос.

* * *

НАСТОЯЩЕЕ

Больничное крыло

— Вот так, как говорится, всё и было, — закончил Альбус, — По крайней мере, в том, что касалось проекта «Ромулус». Большая часть проекта была закрыта, но Дамоклус продолжил работать над зельем до самого выпуска Ремуса. Сам Люпин быстро стал шпионом Ордена Феникса в стае оборотней в Скандинавии, поэтому работать с Белби больше не мог. Особенно после того, как ты стал его учеником.

— Остальная часть команды была переназначена на другие проекты, — продолжил Дамблдор. — Руквуда взяли в оборот, а затем понизили его допуск до самого низшего в Отделе тайн, заблокировав его знания о десятилетних исследованиях тайной магии и другой чувствительной информации. Эта блокировка была одним из факторов, почему он, в итоге, стал предателем. Вероятно, лорд Волдеморт пообещал ему восстановить эти знания после завоевания Британии, и, соответственно, Отдела тайн. Вот так из-за «безобидного пранка» Сириуса Блэка опасный человек и могущественный волшебник стал Пожирателем смерти.

— И не он один, — пробормотал Снейп.

— Северус, ты заслужил искупление за свою тёмную метку много лет назад. Мы бы сейчас не разговаривали, если бы это было не так.

Снейп злобно на него посмотрел.

— Я знаю! — резко сказал он. — Я понимаю твои мотивы, Альбус, и ты не так виноват, как я вначале думал. Но всё равно. Ты был директором! Ты должен был защищать своих учеников. Даже слизеринцев!

Снейп закрыл глаза и успокоился, прежде чем продолжить:

— Пойми. С моей перспективы, продиктованной ложными воспоминаниями, Сириус Блэк пытался убить меня, послав к Люпину. Поттер спас меня, но я считал, что он это сделал, только чтобы спасти Люпина, Блэка и себя. Поэтому я никогда не верил, что у меня перед ним есть какой-то долг жизни. Я просто не чувствовал себя ему обязанным. Но я слишком боялся последствий своего отказа. Но что ещё хуже, ты наказал Блэка всего лишь отработками! Теперь я понимаю, почему, но тогда я думал, что ты, как гриффиндорец, просто не захотел наказывать другого гриффиндорца за то, что он сделал со скользким слизеринцем. Я ненавидел тебя за это. И когда несколько лет спустя я услышал пророчество…

На лице Альбуса отразилось страдание.

— Ты пошел к Волдеморту… из-за того, что ненавидел… меня?

— Нет, Альбус. Я пошел к Волдеморту, потому что боялся тебя.

Старик лишился дара речи, а Снейп закатил глаза.

— Мои ошибки на моей совести, Альбус. Пожалуйста, не доводи себя до припадка самобичеваниями. Но да. Мое изначальное решение присоединиться к Пожирателям смерти было продиктовано страхом того, что ты сотрëшь мне память или сделаешь ещё чего похуже, чтобы уберечь секрет пророчества. И я служил ему до тех пока, пока Тёмный Лорд не объявил, что он считает, что пророчество относится к нерождëнному ребенку, а конкретно — к нерождëнному ребенку Лили Поттер. Только тогда я смог преодолеть свой страх и предложить тебе свою службу.

Альбус ничего не ответил. Он хорошо помнил эту ночь. И, к своему стыду, он помнил, как он тогда разговаривал со Снейпом. «Вы мне отвратительны!» — сказал он тогда в гневе. Это было задолго до того, как он в полной мере осознал, как рисковал тот молодой человек и как будет рисковать на пути к искуплению.

— Что случилось с Волчьелычным Зельем? — спросил Снейп, меняя тему. — Очевидно, мастер Белби так и не нашёл лекарство, и я не помню, чтобы он исследовал что-то похожее, когда я работал под его началом.

— Дамоклус продолжил работу до самого завершения проекта «Ромулус». Проект закрылся, как только Ремус выпустился. После этого Отдел тайн присвоил зелью гриф высшей секретности. Но ни одна из версий этого зелья не защищала от ментальной деградации, которой подвержены все оборотни, кроме Ремуса. Оно могло только сохранять человеческий разум, когда оборотень обращался. Поэтому риск того, что зелье может попасть в руки кого-то, вроде Фенрира Сивого, был слишком велик, чтобы продолжать исследования вне контролируемых условий, которые были у нас здесь в Хогвартсе. После этого Дамоклус вернулся к себе и следил уже за твоими успехами.

Директор сделал паузу.

— Я хочу, чтобы ты знал. Когда Дамоклус прислал мне формулу волчьелычного зелья за пару месяцев до своей смерти, он также прислал мне письмо, которое мне нужно было отдать тебе на случай, если твои воспоминания когда-либо восстановятся. Оно лежит в сейфе в моём кабинете. Я не знаю его содержимого, но пара догадок у меня имеется. Как он тогда мне сказал, события в Визжащей Хижине действительно показали тебе дверь, но отбор в его ученики ты прошёл сам. По иронии, единственным кандидатом, который мог бы тебя обойти, была Лили, но она снялась с отбора, когда Джеймс сделал ей предложение.

Альбус наклонился вперёд.

— Северус, Дамоклус Белби считал тебя лучшим из всех, кого ему доводилось обучать. И единственным его учеником, кто, как он думал, однажды сможет его превзойти.

Снейп медленно кивнул.

— И поэтому, я полагаю, именно мне вы поручили варить секретное Волчьелычное зелье. Для Ремуса Люпина, я полагаю. Видимо, вдоволь насладившись видами Дальнего Востока в таинственной Шамбалле, он вернулся в Британию. Без сомнения, чтобы защищать Мальчика-который-выжил. Он где-то недалеко?

Альбус медленно кивнул.

— О да. Ты… хочешь встретиться с ним? — почти с надеждой спросил он.

— Нет! — резко сказал Снейп. — Я… я не вижу ничего хорошего, что может произойти от этой встречи. Я продолжу варить Волчьелычное зелье. И, если смогу, я улучшу его. Но не для Ремуса Люпина. И не для тебя. Моим настоящим наставником был Дамоклус Белби. Именно он дал мне шанс, когда я думал, что ничего не могу предложить этому миру. В его честь я продолжу работу, и, если это возможно, однажды, я найду лечение от ликантропии.

Альбус улыбнулся, а его глаза бешено засверкали. Слизеринец заметил это и оскалился.

— Если только, разумеется, ты не собираешься сентиментальничать по поводу того, что я только что сказал. В таком случае, я, скорее всего, забудусь и отравлю Люпина во время следующего же полнолуния!

* * *

Тем временем в кабинете завхоза

С момента раскрытия секрета, что Ремус Люпин и Малахи Стерджен, новый завхоз Хогвартса, это один и тот же человек, прошло больше часа. Ремус рассказал своему другу о времени, проведëнном в Шамбалле, и как он вернулся в Хогвартс под Фиделиусом, чтобы защитить Джима от Сириуса Блэка и продолжить занятия с ним. Потом занятия по боевым искусствам переросли в занятия по анимагии, и Ремус с гордостью сообщил другу, что Джим примет зелье анимага во время следующей же грозы. Питер несказанно образовался этой новости и был в шоке от того, как быстро всё вышло у Джима, в то время как Мародëрам понадобилось на это несколько лет. Услышав это, Ремус внезапно погрустнел.

— Питер, — начал он. — Наше время в школе. Что ты… помнишь о нём?

— Что ты имеешь в виду? — осторожно спросил Питер.

— Когда ты и Джеймс… и Сириус… изучали анимагиию… воспоминания о тех днях… они не кажутся тебе странными?

Лицо Питера посерьëзнело.

— Ты имеешь в виду… знаю ли я, что мои воспоминания были изменены?

Ремус вытаращил глаза, а Петтигрю невозмутимо продолжил.

— Когда я защищал мастерство в юриспруденции, мне пришлось заниматься окклюменцией. Нельзя быть хорошим адвокатом, если не можешь хранить тайны клиента. Поэтому я сложил два плюс два. Поэтому я могу представить, что было. Кто-то, скорее всего невыразимцы, ставили на тебе эксперименты. Мы в это как-то влезли, и нас научили анимагии, чтобы мы могли контролировать Лунатика и держать его подальше от неприятностей в полнолуния.

Разумеется, это была ложь. Но сообщил Петтигрю всё это с честным лицом. Гус не мог сообщить ему пароль, чтобы восстановить воспоминания Питера о проекте «Ромулус», потому что и его самого подвергли обливиации. Но невыразимец-предатель знал достаточно, чтобы сообщить Питеру общие детали, когда молодой человек был завербован в ячейку мистера Немо. Питер вдоволь посмеялся, когда понял, что Сириус и Джеймс, которые были так горды тем, что стали «незарегистрированными анимагами» в таком юном возрасте, на самом деле обучались анимагии у лучших учителей, которыми могли похвастаться британские острова. Даже Карта Мародёров, скорее всего, была создана невыразимцами.

— Это… короткая версия, — медленно сказал Ремус. — Я не думаю, что могу раскрыть много, да и рассказывать там особо нечего. Если тебе станет легче, вы все добровольно согласились на изменение памяти. И я также знаю истинную историю, которая привела к Пранку... или, по крайней мере, то, что мне рассказали на утро. Снейп теперь тоже знает правду — он недавно восстановил истинные воспоминания.

Питер безжалостно рассмеялся.

— Другими словами, всё это время он ненавидел тебя, хотя ты был наименее вовлечëнным во всю ту историю человеком, — он на секунду задумался и снова расхохотался. — И, видимо, я выбил Бродяге пару зубов просто так!

— Не просто так, Питер. Он заслужил это. И я никогда не забуду, как ты заступился за меня. Если бы мы все послушали тебя тогда, думаю, всё было бы по-другому. Когда этот ублюдок послал ко мне Снейпа, он ожидал, что монстр убьет его. Его воспоминания были заблокированы, поэтому он не мог знать, что я полностью контролировал себя всё время.

Питер вытаращил глаза.

— … контролировал?

Его дыхание участилось, и он начал задавать вопросы.

— Ремус, дружище, ты хочешь сказать, что… что что бы там с тобой ни делали, у них… получилось вылечить ликантропию?!

Ремус улыбнулся.

— Увы, но нет. Всё, чего они смогли добиться, это зелье — невероятно сложное и дорогое в изготовлении. Оно позволяет мне сохранять человеческий разум во время превращений. Но оно не в силах излечить безумие, которое поражает всех остальных оборотней и которое, почему-то, обошло меня стороной. Поэтому… исследователи спрятали это зелье и его рецепт навсегда. Ну… типа навсегда.

Ремус хитро улыбнулся.

— Хорошо иметь друзей в высоких кабинетах.

— Дамблдор, — тихо сказал Питер. — Он притащил тебя в Хогвартс, чтобы приглядывать за Джимом, и даёт тебе это чудесное зелье.

Ремус кивнул.

— Первым делом я связался с ним. Ещё удивился, что у него есть доступ к рецепту волчьелычного зелья. Но он пообещал снабжать меня им, пока я здесь.

— Волчьелычное зелье?! Ну и название, хотя, наверное, оно подходит. И кто тебе его варит, если оно такое сложное?

Оборотень ухмыльнулся.

— Угадай!

Питер в недоумении смотрел на него секунду, но тут его глаза округлились.

— Да ладно! Не… Нюниус?!

Ремус кивнул.

— Наверное, надо попросить тебя не называть его так, учитывая, как я завишу от его талантов. Но опять же, из того, что мне рассказали, я полагаю, что его план в день пранка был раскрыть меня, как оборотня, чтобы меня выперли из Хогвартса… Или хуже, — тут его лицо потемнело. — И… Мэри Макдональд была моим другом.

Лицо Питера также потемнело. Пусть они и служили одному хозяину, Петтигрю ни разу не пожалел о том анонимном доносе из-за которого Мальсибер попал в Азкабан. К счастью, эта свинья всё ещё была там — никто не стал вытаскивать его вместе с Сириусом Блэком и остальными.

— Он знает, что помогает тебе? — из любопытства спросил Питер. — Твой трюк с Фиделиусом сработал на мне на ура.

— Не знал до сегодняшнего дня, — слегка взволнованно сказал Ремус. — Прошлой ночью он пережил что-то типа ментальной травмы и, благодаря ей, смог восстановить свои подлинные воспоминания о Пранке. Альбус… не был уверен, что ему рассказать о том, что было.

— Клянусь, Ремус, если этот… Пожиратель откажет тебе в твоём зелье просто из…!

Ремус пожал плечами.

— Увидим, что будет. На самом деле, он вёл себя… профессионально с Малахи Стердженом. Хотя хорошим отношением это назвать сложно. Понятия не имею, что будет, когда он узнает, что под личиной завхоза скрываюсь я.

Питер подавил свой гнев. Все, кто вставал на пути у него и его настоящих друзей, получат своё. Но это было делом будущего. Сейчас у него были другие заботы.

— Так, а кто вообще знает о тебе? — спросил он.

— Альбус, разумеется. Он хранитель тайны. Джим и Лили знают. Гарри знает моё настоящее имя, но не знает о, — Ремус презрительно хмыкнул, — моей мохнатой проблеме, как Джеймс её называл.

— А сам Сохатый не знает? — удивлëнно спросил Питер.

Оскал Ремуса довольно явно говорил, что оборотень так и не простил Джеймса за то, что случилось в восемьдесят первом.

— Ну ладно, — сказал Питер, меняя тему. — Когда там следующее полнолуние? Кто-нибудь будет с тобой в это время?

— На следующей неделе. Альбус будет, он всегда остаётся со мной в эту ночь. Но вот следующая полная луна выпадает на двадцать седьмое марта, и он будет в Париже на встрече международной конфедерации магов, — оборотень посмотрел в глаза другу и мгновенно понял, что анимаг имел в виду.

— Поэтому, не соизволит ли мистер Хвост прийти в Визжащую хижину в следующем месяце и составить мистеру Лунатику компанию? — спросил Люпин.

— Мистер Лунатик! — широко улыбнувшись, ответил Хвост. — Я ни за что это не пропущу!

Выходя из кабинета завхоза, Питер Петтигрю поймал себя на мысли, что давно не чувствовал себя таким счастливым. Почти безумно счастливым.

А в другой части замка Гарри Поттер внимательно смотрел на Карту Мародёров, следя, как точка с именем Петтигрю удаляется от кабинета Люпина.

* * *

ПРОШЛОЕ

Отдельная кабинка в «Дырявом Котле»

17 января 1980 года

16:00

Пока Альбус Дамблдор удивлëнно глазел на то, как, очевидно, пьяная Сибилла Трелони впадала в транс и произносила Истинное Пророчество, которое перевернëт с ног на голову всю магическую Британию, за дверью подслушивал будущий Пожиратель смерти.

Но это всё было в «Кабаньей Голове» в Хогсмиде. И события в том баре не имели прямого отношения к двум молодым людям, которые в этот самый момент сидели в «Дырявом котле». И один из них был очень расстроен.

— Ну же, Пит, — успокаивающе сказал Джеймс Поттер, подливая Питеру огневиски. Хоть он всё ещё и считал Питера близким другом, он всё равно думал, что тот никогда не был особенно храбрым, как другие Мародëры. Они не общались со свадьбы Джеймса и Лили из-за обучения Поттера в Академии авроров, поэтому он не понимал, почему Питер так расстроен. Да он практически плакал.

— Моя мама… — всхлипнул он, опрокидывая ещё один шот. — Она… она заболела свинодуем… ⁽¹⁾

Джеймс подавил желание расхохотаться. Свинодуй был детским заболеванием, хотя иногда и взрослые им болели. И хотя оно редко вызывало проблемы с дыханием и сердцем у взрослых пациентов, обычно оно проходило само где-то за неделю. Самым неприятным симптомом заболевания было периодическое выкрикивание своих собственных секретов и неспособность лгать, словно пациент принял сильно разбавленную дозу веритасерума (который, кстати, был создан несколько веков назад именно вследствие исследования этого заболевания).

— Питер, свинодуй — это пустяк. Она поправится через неделю или две. А если нет, просто отвези её в Мунго. Уверен, это пустяки в сравнении с тем, чем она болеет столько лет…

И тут, к шоку Джеймса, Питер резко ударил кулаком по столу.

— Моя мать никогда не болела! — прорычал он. — Сегодня у нее был эпизод, когда она выкрикнула правду! Все эти годы… она не болела! Она просто… — он запнулся и спрятал лицо в ладонях. — Она просто хотела внимания.

Джеймс в шоке уставился на Питера. Храбрый или нет, Питер всегда заботился о своей матери, и большая часть его детства прошла в постоянных тревогах о её здоровье. Он много раз приглашал Питера в поместье Поттеров, но тот никогда не оставался дольше, чем на несколько часов, потому что «ты же знаешь, мама очень больна, и ей может потребоваться помощь».

— Её родители умерли, когда она была на седьмом курсе, — продолжил Питер. — Потом мой отец умер, когда мне было три, оставив её бедствующей вдовой с ребёнком на руках. Никаких других родственников у отца не было, а те Гампы, что уцелели, не хотели иметь с ней дело. Поэтому она… она решила, что если она будет притворяться больной, то сможет давить на чувство вины, чтобы я как можно больше был рядом, — тут его лицо потемнело, — нет, чтобы я всегда был рядом! — в ярости закончил он.

— Питер… я… я не знаю, что сказать!

— Есть кое-что ещё, — сказал молодой человек, которому едва исполнилось двадцать. — У… у меня есть сейф. Все эти годы в бедности, выживания на те гроши, что у нас оставались и…

Он пронзил Джеймса отчаянным взглядом.

— Завтра в девять утра у меня встреча в Гринготтсе. Они подтвердили существование хранилища, и что я могу зайти внутрь. Но… — он в отчаянии покачал головой. — Я не знаю, что там, Джеймс! Я не знаю, смогу ли…

Питер снова всхлипнул.

— Джеймс, я знаю, что с момента окончания мы мало времени проводили вместе. И, может быть, это моя вина, — он знал, что это не так, но решил опустить это. — Я знаю, что ты очень занят в Академии, в разборе наследства родителей, свадьбой и, ну, дуэлями с Сам-Знаешь-Кем на квиддичном стадионе. Но… Джеймс, прошу тебя, сходи со мной завтра в Гринготтс. Я бы попросил Ремуса, но он отправился на континент с заданием от Дамблдора… и… и мне нужно, чтобы завтра со мной рядом был друг.

Джеймс открыл рот, отчаянно пытаясь придумать отговорку. Он хотел помочь Питеру, но у него действительно было много дел. Но, увидев отчаяние в глазах друга, он решил, что дела подождут.

— Хорошо, — наконец, сказал он. — Я приду. И захвачу с собой Сириуса. А после того, как ты посмотришь, что там лежит в хранилище, мы пообедаем вместе.

Увидев выражение на лице Питера, он немного осëкся.

— Ты… ты ведь не против Сириуса, верно?

— Нет, — улыбнувшись, солгал Питер. — Конечно нет.

* * *

На следующее утро…

Питер нисколько не удивился тому, что Сириус даже не пытался скрыть своё раздражение, что ему пришлось встать так рано ради него. «Рано» в его понимании означало, что Джеймс и Сириус опоздали на полтора часа по причине того, что они вчера что-то отмечали. И если Джеймс, по крайней мере, был в чистой одежде и полностью трезв (скорее всего, работа Лили), то Сириус, судя по виду, просто вылез из кровати, надел чёрные очки, и как был в мятой одежде, так и аппарировал в банк. Причём тёмные очки он не снял, даже когда они оказались в тёмных тоннелях под банком. А когда они ехали на тележке к хранилищу, он ещё и проблевался пару раз. Гоблин, который их вёз, только нос морщил.

Ситуация стала ещё напряжённые, когда гоблин объявил, что по правилам в хранилище может зайти только Питер. Он мог брать оттуда всё, что ему захочется, но ни Джеймс, ни Сириус войти в хранилище не могли.

— Так какого чёрта ты не сказал нам об этом до того, как мы залезли в эту чертову тележку?! — заорал на гоблина Сириус, сморщившись от головной боли.

— Потому что никто из волшебников не спрашивал, — прямо сказал гоблин.

Джеймс поднял руки, чтобы остановить крики.

— Ладно! Всё хорошо. Питер, прости, но, кажется, тебе придётся войти туда одному. Но я обещаю, мы с Сириусом подождём тебя здесь. И наш очаровательный гоблин тоже, я полагаю.

Злобное существо оскалилось.

— Пойди посмотри, что там, и сделай, что нужно. А если тебе нужен будет перерыв, то выйдешь и расскажешь, что нашёл. А когда закончишь, мы пойдём пообедаем и всё обсудим.

Питер тупо кивнул и зашёл внутрь хранилища. Джеймс не мог видеть, что скрывается за дверью — для него это была просто стена мрака. «Обычные приватные чары Гринготтса», — подумал он.

— Я не буду торчать здесь весь день, Джеймс, — твёрдо сказал Сириус.

Джеймс ничего не ответил на это. Вместо этого он сменил тему и втянул друга в пространный разговор о текущем положении дел в высшей лиге квиддича. Это позволило им скоротать почти сорок пять минут, прежде чем скука Сириуса снова взяла верх.

— Хвост! Шевели хвостом! Я хочу слинять отсюдова!

— Сириус! — шикнул на него Джеймс. — Успокойся. Ты же знаешь, что у него за ситуация.

— Да знаю, — отрезал Блэк. — И я не впечатлëн. Его мамка когда-нибудь накладывала на него Круцио? Нет? Тогда извини. Не впечатляет.

— Бродяга…

— Джеймс, перестань. Я знаю, он был твоим проектом в школе, но с учётом того, что сейчас происходит в мире, у нас нет времени на слабаков, на которых мы не можем положиться в трудный момент. И неважно, насколько это тешит твоë эго, когда кто-нибудь типа него ходит за тобой, поддакивает тебе и нехотя (но не слишком) принимает от тебя дорогие подарки.

— Все не так, Сириус, — начал Джеймс, но Блэк его перебил.

— Все именно так, Сохатый. После выпуска друзья отдаляются друг от друга. Так просто случается. Но иногда вместо этого… ты перерастаешь своих друзей. Ты — лорд Визангамота. Мы собираемся стать аврорами. Что у нас общего с Питером Петтигрю, кроме того, что ты из жалости носишься с ним?

Джеймс молча отвёл глаза.

Они оба полностью игнорировали гоблина, которого абсолютно не интересовал не только их разговор, но и они сами.

— Если честно, — наконец, сказал Джеймс, — я начинаю думать, что ты всё ещё обижаешься на него за тот раз, когда он тебе зубы выбил.

Сириус усмехнулся.

— Я тебя умоляю. Ему повезло. Если он снова захочет попытаться, я легко надеру его мягонькое, как тесто, седалище.

Джеймс не смог сдержать смех, Сириус тоже. И за своим смехом они не услышали звука шагов крошечных лапок, которые направились внутрь хранилища. Если гоблин и заметил этот звук, виду он не подал.

А меньше, чем через минуту из хранилища вышел Питер.

— Ну наконец-то! — воскликнул Сириус. — Мы закончили здесь?

— Вы двое, по крайней мере, — широко улыбнувшись, ответил Питер. — Там полно вещей. Особо ничего ценного нет. Может, пара сотен галеонов, что лучше, чем ничего. Но никакого состояния или артефактов. Тем не менее, там есть некоторые личные вещи, которые передавались в семье отца из поколения в поколение. Дневники и всё такое. Что означает, что я, наконец-то, смогу хоть что-то узнать о семье Петтигрю.

— Звучит захватывающе, — протянул Сириус.

Джеймс ткнул его локтем в бок. Но, на удивление, Питер на это только улыбнулся.

— Слушайте, я благодарен, очень благодарен за то, что вы двое пришли сюда сегодня. Но вам двоим оставаться дольше здесь бессмысленно. Я ещё побуду здесь и начну разбирать этот хлам. Но вы — занятые люди, к тому же войти в хранилище, чтобы помочь мне, вы не можете. Поэтому идите обедайте! Джеймс, я позвоню тебе по камину на следующей неделе, ладно?

— Ну… ладно, — неуверенно начал Джеймс. — Если ты уверен…

— Он уверен! — заорал Сириус, направляясь к тележке. — Пошли, Сохатый! Снюхаемся позже, Хвост!

С преувеличенной галантностью Сириус пропустил вперёд Джеймса.

— Сириус! — внезапно воскликнул Питер.

Блэк повернулся к нему.

— Спасибо тебе, — искренне сказал Питер.

Сириус непонимающе моргнул.

— За что? — спросил он.

Питер посмотрел на двоих Мародёров, словно запечатляя этот момент в своей памяти.

— За твою дружбу, — наконец, сказал он.

Сириус поднял бровь, но тут же пожал плечами и полез в тележку. Джеймс же, тем временем, улыбнулся Петтигрю и прокричал ему, чтобы тот позвонил ему потом.

Когда тележка поехала, Джеймс помахал Питеру. Тот же просто поднял руку и пошевелил пальцами, всё ещё с безумной улыбкой на лице. Когда тележка скрылась из виду, улыбка мгновенно сползла с его лица, и он снова направился в хранилище.

Оказавшись внутри, он махнул палочкой, и дверь за ним закрылась. Он медленно направился вглубь хранилища, которое он только начал изучать. По одной стене стояло несколько огромных сундуков, набитых галеонами. Скорее всего, недостаточно, чтобы впечатлить Поттера или Блэка, но вполне достаточно, чтобы они приняли Питера в свой круг, если бы у Петтигрю был доступ до этих денег. Рядом стояло несколько книжных шкафов с древними книгами. Он не слишком заострял на них своё внимание — у нескольких были кожаные переплеты, которые могли быть сделаны из человеческой кожи, и он переживал, что на них может быть проклятие против воров. Он скоро с ними разберётся.

Дальше стоял стол, на котором были древние (но всё ещё рабочие) инструменты для зельеварения, включая серебряный котёл, который, как помнил Питер, нужен был только для самых сложных и опасных зелий. Рядом стоял ещё один шкаф, который был забит книгами по зельеварению, в основном, на языках, которых Питер не знал. Рядом на небольшом столике стоял деревянный сундучок. Питер узнал Амарантовый сундук, невероятно дорогой магический артефакт, который мог хранить зелья и другие скоропортящиеся вещи (включая магические предметы с действием ограниченного времени) в стазисе практически бесконечно. Он открыл сундучок и увидел, что внутри он заполнен аккуратно подписанными флаконами с зельями. Разобрав его, он увидел, что в одном из флаконов содержится чистое, как слеза, зелье. Прочитав ярлык, он сунул флакон в карман своего пальто. Но самое интересное было в дальнем конце хранилища. Снова махнув палочкой и пробормотав заклинание, он сотворил кресло. Усевшись в него, он одновременно почувствовал невероятную усталость и жгучее желание действия. Питер поднял голову.

Высоко на стене хранилища висел древний фамильный герб, потрëпанный веками, но всё ещё невредимый. Питер подозревал, что, учитывая его родословную и всё, через что этот герб прошёл, он вполне мог быть неразрушимым. Особенно учитывая то, что тот сохранился спустя столько лет. На щите был изображён белый волк, вставший на дыбы, на багровом фоне. По диагонали его пересекала золотая полоса, а на ней — чёрная волшебная палочка. Необычная палочка. Не прямая и гладкая, как у Питера, а с выпуклостями, равномерно расположенными по всей длине. Крупные — у основания, а к кончику они становились всё меньше. Над волком был выгравирован простой латинский девиз: Solum Potentia⁽²⁾.

А ниже герба висел огромный магический портрет пожилого человека с белыми волосами и аккуратно подстриженной бородой. В его глазах плескалась сила, и они странно блестели, когда он с интересом изучал Питера. Друзья Петтигрю, возможно, назвали бы этот блеск «крысиным» — ведь они не раз видели подобный блеск в глазах самого Питера. Не часто. Но всё чаще с сегодняшнего дня.

Позади пожилого человека было изображение того же самого древнего герба, который сейчас висел над ним, словно демонстрируя связь между ними. На мужчине была угольно-чëрная униформа с серебряными пуговицами, скроенная на маггловский манер. На его воротнике были молнии, а на пуговицах — черепа. Большинство людей назвали бы эту форму зловещей. Питер же считал, что она потрясающая. На груди мужчины были медали, говорящие о том, что он высший офицер значительной важности. А на руке у него была красная повязка, на которой был чёрно-белый символ: белый круг, внутри которого был треугольник с вписанным кругом, разделённый на две части вертикальной линией.

Дары Смерти.

— Они ушли, дедушка, — сказал Питер портрету. — Больше нас никто не потревожит.

Он выжидающе посмотрел на портрет отца своего отца. Густава Кляйнвухса. Мясника Силезии. Волка Смерти. Левой руки Гриндевальда.

Или Джорджа Петтигрю, как гласили фальшивые документы, которые тот выправил для себя и своего единственного уцелевшего сына, когда они бежали в Британию в сорок шестом.

— Расскажи ещё, — жадно сказал Питер, — Расскажи мне… всë.

* * *

Тем же вечером в доме Петтигрю…

Было уже темно, когда Питер вернулся домой в Верхнюю Эпплби, где они жили с матерью, Эдвиной Петтигрю, почти всю его жизнь. Как только он вошёл в дом, он сразу же услышал, как женщина зовёт его.

— Питер! Питер! Это ты? Уж надеюсь! Подумать только, оставить старую умирающую женщину одну на весь день! Ты что, совсем меня не любишь?!

Питер вздохнул и закрыл глаза. «Старой умирающей женщине» только-только исполнилось сорок девять. Ей было двадцать девять, когда она вышла замуж за Мартина Петтигрю. Да, старше, чем обычная невеста в Волшебной Британии, но уж точно не «старая дева». А вот что до умирающей…

Он направился в её спальню и аккуратно постучал в дверь, прежде чем войти.

— Это я, мама. Питер. Разумеется, я люблю тебя. У меня просто были дела. К тому же, тебе нужен отдых, а не чтобы я беспокоил тебя.

Эдвина неодобрительно цокнула языком.

— Оставить меня одну! Я могла умереть с голоду, и никому бы не было до меня дела!

Питер подавил желание закатить глаза. Его мать всегда была толстой, сколько он себя помнил, а грязные тарелки и пустые картонные коробки из-под еды навынос из ближайшего паба ясно говорили, что она не голодала, пока его не было.

— Не хочешь ли чаю? — осторожно спросил он.

— Хорошо, — проворчала она. — Но будь осторожен! Смотри не урони чайник и не разбей его, как в тот раз!

— Это было в семьдесят втором, мама. И всего один раз.

Ведьма поморщила нос.

— И будет ещё раз. Ты ведь такой неуклюжий.

Питер ничего не это не ответил. Вместо этого он тихо вышел из комнаты и направился на кухню, где поставил чайник. Десять минут спустя он вернулся в комнату матери с чайным подносом и двумя чашками. Эдвина взяла свой чай с молоком и двумя кусочками сахара. Питер взял свою чашку с обычным чаем. В этот раз.

Они молча наслаждались напитком несколько минут. Ведьма — в своей кровати, укутанная в ночную сорочку, шаль и ночной колпак, который бы больше подошёл ведьме на сорок лет её старше, а Питер — в кресле рядом.

— Ты выглядишь получше, мама. Твой жар спал?

Эдвина немного поморщилась, прихлëбывая чай.

— Возможно. Но я чувствую себя хуже, чем когда-либо, — она сделала еще глоток. — Что за дела заняли у тебя весь день?

— Гринготтс, — сказал Питер, не сводя глаз с женщины. — Ходил проверить папино хранилище.

Женщина ахнула и чуть не уронила чашку.

— Осторожно, мама. Не пролей чай.

Что-то в голосе Питера заставило Эдвину почти со страхом взглянуть на сына.

— К-к-как ты узнал о нëм?

Прежде чем ответить, Питер сделал глоток.

— Ты мне о нём рассказала! Вчера из-за твоей ужасной болезни ты выкрикнула, что у отца было хранилище.

— Правда? — встревоженно спросил женщина. — Я не помню. И что ты там нашёл? Мне не позволили зайти туда, когда Мартин умер. Видимо, это только для мужчин Петтигрю.

«Неверно, — подумал про себя Питер, — дочь Мартина Петтигрю также смогла бы войти. Только тем, кто стал семьёй посредством брака, запрещено. Как тебе».

— Особо ничего, — сказал он вслух. — Но там был портрет дедушки. Мы с ним славно поговорили.

На этой последней фразе тревога Эдвины переросла в ужас. Она сделала ещё глоток чая, но её руки так тряслись, что часть чая пролилась в блюдце, когда она ставила чашку.

— Мама, у меня был очень тяжелый день, — тут он слегка улыбнулся. — Если подумать, у меня была очень тяжелая… жизнь. Поэтому, я буду тебе очень благодарен, если ты ответишь на несколько простых вопросов.

Она молча кивнула.

— Хорошо, поехали. Ты убила отца?

— Д-д-д-да, — выдавила она, словно в шоке от своего ответа.

Питер тепло улыбнулся.

— Хорошо. Видишь, как просто. Следующий вопрос. Почему ты убила отца?

Эдвина тяжело сглотнула.

— Потому что он бы убил меня. Твой дед умер, когда тебе было два, но он болел много лет до этого. Он говорил, что это боевые раны с войны, — она хохотнула. — Только он никогда не говорил, на чьей стороне он был!

Питер ничего не сказал. Просто выжидающе смотрел на мать.

— Мартин думал, что я отправилась за покупками, но я вернулась домой пораньше. Он был в комнате твоего деда. Они говорили, — её глаза засверкали. — Я слышала всë! Твой отец никогда не любил меня. Он женился на мне только потому, что думал, что моя семья богата. Это и ещё потому, что думал, что я так больна, что скоро умру. Умру и оставлю ему все мои деньги и тебя.

Она наклонилась к Питеру с гримасой на лице.

— Они оба думали, что я умру, рожая тебя! Как тебе это, Питер, знать, что твой отец зачал тебя, только как оружие против твоей же матери?!

Питер безэмоционально посмотрел на неё.

— Не знаю, мама. Я подумаю об этом позже. То есть, папа и дедушка знали, что ты из семьи Гампов, и думали, что смогут снова занять место в Визенгамоте, пока оно не отошло другим?

— Они так думали, — с презрением сказала она. — Но Мартин не понял, как работает хартия Гампов. Не важно, мужчина ты или женщина — любой может занять место главы семьи. У тебя могла быть даже другая фамилия. Но твои родители должны были быть волшебниками, и их родители тоже должны были быть волшебниками. Минимальный стандарт чистокровности.

Питер слегка нахмурился.

— Но… мои бабушки и дедушки были волшебниками.

Эдвина расхохоталась.

— А это смешная часть. Ты знаешь, кем на самом деле был твой дед, не так ли?

Питер медленно кивнул.

— Родители твоего отца оба были чистокровными. Но когда Густав привёз сына в Британию под вымышленным именем, фальшивые бумаги, которые они смогли достать, говорили, что он всего лишь полукровка, и что мать Мартина была магглой! И из-за этого обмана Густав не мог доказать чистокровность Мартина и, как следствие, твою! Подумать только, один из самых приближённых к Гриндевальду людей живёт в Британии в качестве предателя крови с сыном полукровкой!

Она снова расхохоталась и затрясла головой, как припадочная. Но прежде чем она смогла продолжить, Питер снова заговорил.

— То есть, подытожив, отец женился на тебе, потому что думал, что ты богатая болезненная наследница, хотя на самом деле всё было наоборот?

Эдвина злобно посмотрела на сына.

— Я слышала их разговор. О тебе. Обо мне. Даже когда твой дед был на смертном одре, он всё равно продолжал планировать. Мартин должен был проследить, чтобы тебя воспитали «в традициях семьи». И проследить, чтобы ты женился на чистокровной. Тогда твой ребёнок сможет стать лордом или леди Гамп, и наследник Мясника Силезии будет сидеть в Визенгамоте!

Она презрительно усмехнулась.

— Разумеется, меня нужно было убрать с пути в первую очередь, чтобы я не мешала их планам! Но я им показала! Показала обоим!

Питер удивлëнно поднял брови. Обоим?!

— Пожалуйста, продолжай, матушка. Расскажи мне всё.

— Твой дед уже умирал, но я немного ускорила процесс. Может, у меня и не было «П» по зельям, но я сдала их. Он всегда держал рядом с кроватью стакан с водой, если ночью захочется пить. Пара капель настойки наперстянки — и к утру он был уже мёртв. Но я не могла отравить Мартина. Он не был стариком, умирающим от старых ран, а яд можно отследить!

Питер на это только кивнул.

— Мартин работал над своим мастерством в зельях в то время, и, по совместительству, он заведовал аптекой в Литл-Эпплби. Поскольку он не мог заседать в Визенгамоте, он планировал стать целителем. Как-то раз я зашла к нему с тобой. И я знала, что делать.

Она протянула руку, но Питер остался недвижим.

— Я должна была убить его. Или он бы убил меня! Но что ещё важнее, я должна была убить его, чтобы он не вырастил тебя таким же монстром, как он или его отец! Всё это было для тебя, Питер! Ты должен поверить мне!

— Я верю тебе, матушка, — с полной искренностью солгал он. — Я знаю, как сильно ты любишь меня. И что было дальше?

— Мы поговорили с ним о том, что он сейчас делает. А затем я пошла домой и узнала об этом всё. Спустя пару дней мы с тобой снова зашли к нему. И пока он возился с тобой, показывая своему маленькому сыну, как у него тут всё устроено, я… я испортила его зелье, чтобы оно взорвалось на последнем шаге. Той же ночью к нам пришли авроры и сообщили, что произошёл несчастный случай, и Мартин погиб. Я плакала, как плакала бы любая хорошая жена. Но внутри мне хотелось хохотать. Но прежде всего я, наконец, расслабилась. Массовый убийца и его сынок отправились в геенну огненную, где уже никому не могли навредить.

Питер сидел молча, обдумывая услышанное.

— А затем ты начала растить меня. Ну, знаешь… в своём стиле.

Она покачала головой и начала хныкать.

— Я знаю, ты думаешь, что я ужасная мать, Питер, но это было всё для твоего блага. Я не могла позволить тебе вырасти таким, каким тебя хотел видеть Мартин. Вырасти злым! Сила лишь развращает. Я должна была вырастить тебя слабым, чтобы ты был добрым!

— Нет добра, матушка, — спокойно сказал Питер. — И нет зла. Есть только Сила.

Она непонимающе на него посмотрела, словно не в силах понять его слова. Тут её глаза расширились, когда она поняла не столько, что он только что сказал, а что она ему рассказала. Испустив рыдание, она отбросила от себя чашку.

— Что было в чае?! — закричала она.

— Только чай, матушка, — спокойно поправил её Питер. — Я же пил его вместе с тобой. Я ничего не добавлял в чай.

Эдвина закрыла глаза и облегчëнно вздохнула. Питер допил свой чай и отставил чашку в сторонку.

— В молоке же, с другой стороны, было чуть-чуть веритасерума. Даже не капля. Но с твоим свинодуем — достаточно, чтобы ты ответила на мои вопросы. А, и ещё половина дозы успокоительной настойки. Ты выглядела такой встревоженной. Я хотел, чтобы ты отдохнула.

Глаза ведьмы распахнулись, и она посмотрела на сына, словно он её предал.

— Питер, как ты мог?! В моём состоянии Веритасерум мог убить меня! Ты настолько неблагодарен, что собрался отравить собственную мать?!

Он наклонился и взял её руку в свои, начав её поглаживать, чтобы успокоить.

— Ну конечно нет, матушка. Как я и сказал, там даже капли не было. Я бы не стал вредить тебе таким образом. Никогда. Ты моя мама. И хотя я… расстроен тем, что ты сделала с папой и дедушкой, я понимаю, что ты сделала всё это из любви ко мне. Ты убила их обоих, потому что любишь меня. И после всего, что ты для меня сделала, после того, как ты вырастила меня одна, борясь с бедностью и твоим… состоянием, я бы никогда не стал травить тебя. Прошу тебя, поверь мне.

Эдвина накрыла своей рукой руки Питера, крепко сжав их.

— О, Питер. Я люблю тебя. И я горда тем, каким хорошим, любящим сыном ты вырос.

Больше они не говорили. Они просто держались за руки, пока, наконец, успокоительная настойка не начала действовать, и Эдвина Петтигрю не заснула. Питер аккуратно поправил ей волосы, прежде чем нагнуться и поцеловать спящую женщину в лоб.

А затем он схватил одну из подушек, выдернул её из под головы женщины и прижал её к лицу матери. Та мгновенно проснулась и начала пытаться освободиться, но безрезультатно.

— Я бы не стал травить тебя, матушка, — спокойно сказал он. — Яд можно отследить.

Сопротивление женщины становилось всё слабее и слабее, пока не прекратилось совсем. Петтигрю ещё немного подержал подушку, чтобы удостовериться, прежде чем отложить её. Эдвина Петтигрю была мертва, но глаза, которые теперь словно с осуждением смотрели на Питера, остались открыты.

Он протянул руку и аккуратно закрыл их. Больше они не смогут пробуждать в нём чувство вины. Краем глаза он заметил какое-то движение и резко повернулся в ту сторону. Его напугало его собственное отражение в зеркале, которое было частью туалетного столика его матери. Он всмотрелся в себя и поразился своему новому облику.

Его глаза горели страшным крысиным блеском, а на лице застыла улыбка безумного ликования. Того самого, которое появляется, когда ты ощущаешь истинную свободу.

Питер Петтигрю никогда не чувствовал себя таким живым.

---

1) Mumblemumps — вымышленная болезнь из вселенной Гарри Поттера. Я посмотрел, что ей болела Кэти Белл, причем только в видеоигре по второй части. Если у кого есть идеи, как это перевести получше, подскажите. Перевёл так, потому что mumps — это свинка (болезнь такая, другое название — эпидемический паротит), а mumble — бормотание. Но «свинобормотание» — это тот ещё бред. Когда мы говорим, через наши связки проходит воздух. Т.е. когда мы говорим, мы дуем. Пусть будет свинодуй.

Вернуться к тексту

2) Solum Potentia (лат.) — Только сила.

Вернуться к тексту