Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

22 января 2000 года — суббота

Марш за супружеские права, часть 2

Драко в ужасе. Не в первый раз, но легче от этого не становится. Только теперь, в отличие от прошлой войны, рядом с ним стоят Невилл Долгопупс и Тео Нотт, и он уверен, что поступает правильно.

К сожалению, ничто из этого не помогло сделать исчезновение Гермионы через камин вместе с Поттером и Вислым более терпимым. И пускай Драко на дух не переносит двух её друзей-болванов, даже ему видно, что они — слаженная команда. Если он и может доверить кому-то безопасность своей жены, то разве что им.

Прямо сейчас он пробирается на самые глубокие уровни министерства. Золотое Трио отправилось в кабинет Бруствера в надежде встретить по пути хоть кого-нибудь важного, а команде Драко поручили нижние этажи. Хоксворт должен находиться либо с Бруствером наверху, либо в зале заседаний Визенгамота.

Пока что здесь подозрительно тихо. Единственные люди, с которыми они столкнулись, оказались гражданскими, просто выполняющими свою работу. Их оглушили и аккуратно облокотили о стену в коридоре; Драко не собирается причинять вред никому, кто не непосредственно ответственен за ВМН.

— У меня это вот где уже сидит, — вздыхает Тео. — Хоть кого-нибудь мы тут встретим?

— Не знаю, — Драко морщится, — и мне это нравится не больше, чем тебе.

Внезапно Невилл шипит, запускает руку в карман мантии и достаёт галлеон. Несколько секунд он смотрит на монету, и выражение его лица мрачнеет — у Драко сводит живот.

— На Косой началась битва, — тихо объявляет Невилл. — Джордж передаёт, что действовать надо немедленно.

Они бегут, напрочь позабыв о секретности, — если на Косой аллее разгорелась битва, то времени осталось в обрез. Ничего лучше в их распоряжении всё равно не имеется.

Из-за угла появляется ведьма, невыразимец, и она даже не успевает вынуть палочку, как Невилл её оглушает. Впервые они не заботятся о том, чтобы убрать кого-то с дороги. Просто пробегают мимо её распростёртого тела. Драко отгоняет воспоминания о другой битве, где лежащие на земле люди были не просто оглушены или без сознания.

Они врываются в зал заседаний Визенгамота, и у Драко в животе гнездится ужас, потому что он уже видел эту сцену.

Над землёй висит чёрная клетка из кованого железа, грозная и отяжелевшая от заклинаний. Однажды Драко бывал в этой клетке, и он никогда не забудет чувство унижения и беспомощности, охватившее его тогда.

Внутри сидит Гавейн Робардс. С диким взглядом и связанными руками, но живой. Он замечает их и бросается к прутьям. Невилл поднимает руку с палочкой, намереваясь освободить его, но Драко и Тео почти одновременно сбивают её.

— Она заперта, — с придыханием говорит Тео. — Мы оба там были.

На лице Невилла отражается ужас, и Драко на мгновение замирает от чувства вины — как он мучил человека перед ним, когда тот был ещё мальчишкой! А теперь Невилл Долгопупс — человек, которому Драко доверяет; более того, человек, который искренне нравится Драко.

— Как нам его вытащить? — спрашивает Невилл не терпящим возражений тоном.

Тео пожимает плечами, но Драко знает ответ на этот вопрос.

— Никак — тут нужен либо член Визенгамота, который назовёт его невиновным в совершении преступления, в котором его обвиняют, либо очень, очень талантливый разрушитель проклятий, чтобы обезвредить клетку.

— Но не можем же мы оставить его в таком состоянии! — горячо возражает Невилл. Драко кривится: вот она, извечная слабость всех гриффиндорцев и пуффендуйцев. Их эмоции. С первого шага родители приучали Драко, что разум должен управлять страстями. Таков путь Слизерина — и Когтеврана, хотя они постоянно отнекиваются.

— У нас нет выбора, Долгопупс, — сурово говорит Драко. Однако поднимает палочку, потому что есть кое-что,что ему по силам. Он накладывает контрпроклятие на заклинание связывания языка, которое без сомнения лежит на Робардсе, и волшебник облегчённо падает на колени.

— Спасибо, — хрипит он.

— Мне жаль, что мы не можем помочь вам, — говорит Драко. — Нам нужно найти Хоксворта.

— Ничего, — кивает Гавейн. — Хоксворт где-то на верхних уровнях — в отделе магического правопорядка. Авроры на его стороне; те немногие, кто верен мне, успели скрыться.

— Это сделал Кингсли? — с чувством восклицает Невилл.

Гавейн напрягается.

— Кингсли Бруствер мёртв. Его убили пару недель назад, когда он стал чересчур заметно сопротивляться Империусу. Хоксворт думает, что держит всё под контролем —собирался стать следующим министром, когда о смерти Бруствера объявят официально. Но теперь Алекто и Амикус дергают за ниточки. Хоксворт — всего лишь пешка.

— Проклятье, — цедит Драко. — Кэрроу сбежали из Азкабана?

— Как и Долохов.

— Долохов мёртв, — зло бросает Тео, Драко слабо кивает. Он не сомневался в этом прежде и отчаянно хочет не сомневаться и впредь.

Однако Робардс медленно качает головой.

— Мне очень жаль, но это правда. Несколько месяцев назад, до вступления в силу ВМН, четыре человека сбежали из Азкабана. Кэрроу, Макнейр и Руквуд. Я сам выследил их и выяснил, что это дело рук Долохова. Хоксворт с Визенгамотом надавили на Кингсли и потребовали не сообщать новости публично.

Невилл спрашивает что-то ещё, но Драко больше ничего не слышит — он летит в пропасть. Гермиона где-то в министерстве, и она понятия не имеет, с чем они столкнулись.

— Мы должны идти. Прямо сейчас!

— Поторопитесь, — говорит Робардс, — я тут справлюсь сам.

Без лишних слов Драко поворачивается, и они бросаются прочь из зала заседаний. Драко бросает оглушающие во всё, что движется, и не он один. До самого лифта за ними тянется след из бессознательных тел министерских работников.

— Ну же, скорее! — кричит Драко, колотя по кнопке этажа отдела магического правопорядка. Невилла трясёт, но его лицо исполнено решимости.

— Эй, соберись, дружище, — предостерегает его Тео. — Побереги запал для настоящей битвы.

Драко глубоко вдыхает, потому что Тео прав. Самое настоящее зло вырвалось на свободу и теперь руководит министерством из тени — во время войны даже Кэрроу казались несмышлёными котятами на фоне Долохова.

Лифт с грохотом останавливается, и освещение гаснет. Пока дверь не распахнётся, Драко видит лишь солнечный свет, проникающий из атриума и освещающий золотую статую в центре зала, которую переделали после войны, — ведьма и двое волшебников держатся за руки. Они подозрительно похожи на Золотое трио, хотя напрямую никто об этом не заявлял. Гермиона ненавидит её.

— Юный Драко Малфой, не желаешь ли снова присоединиться к нам? — произносит хрипловатый голос, и по коже Драко бегут мурашки.

Из тени выходит Руквуд, солнечные лучи подсвечивают выражение абсолютного безумия и ненависти. Половина его лица исполосована шрамами, а при ходьбе он западает на одну ногу. Драко не настолько глуп, чтобы поверить, будто раны, полученные на войне или во время пребывания в Азкабане, делают его менее опасным.

— Август, — говорит Драко, шагая к нему. Он гордится, что голос не дрожит, и напоминает себе, что Гермиона нуждается в нём. Он сильный волшебник — у него есть все шансы против Руквуда, но две фигуры выскальзывают из-за его спины, и Драко заставляет себя оставаться безучастным перед лицом близнецов Кэрроу.

— Последний из Малфоев, — слащаво произносит Алекто. — Если не считать твоей грязнокровой жены.

Амикус гримасничает.

— Как только найдем её, — его лицо принимает притворно сочувствующее выражение, — то избавим тебя от неё, Драко. Люциус был бы нам благодарен.

В груди Драко расцветает облегчение — они не знают, где она. От радости хочется рассмеяться.

— Вот только… нам очень любопытно, — задумчиво добавляет Руквуд, не меняя позы. — Как так вышло, что Люциус Малфой скончалася всего-то в сорок шесть, даже не покинув своей камеры?

— Точно, — поддакивает Амикус. — Ты можешь объяснить нам, Драко?

Драко расправляет плечи, напоминая себе, что за его спиной стоят два друга.

— Могу.

Руквуд дёргает рукой, в которой зажата палочка, и краем глаза Драко замечает, как встрепенулся Тео. Им обоим неповезло испытать на себе силу её Круциатуса.

— Убить его было легко, — неожиданно признаётся Драко. — Ты мог бы гордиться, Август. Ты всё время твердил, что я ни на что не годен, и всё же я не моргнул и глазом, когда выпустил покончившую с ним Аваду.

Гнев окрашивает лица Кэрроу, они вскидывают палочки, готовясь проклясть Драко на месте. Руквуд поднимает ладонь, и они замирают. Драко знает наверняка, кто здесь главный.

— Может, это и к лучшему, — внезапно говорит Август Руквуд, Драко недоумённо моргает. — Твоя мать была сокровищем, а Люциус понятия не имел, как им распорядиться.

При этих словах внутри Драко вспыхивает ярость. Его мать не вещь — но не так уж трудно вспомнить, как многие Пожиратели пялились на неё, словно все её мантии, достоинство и честь были не более чем тонкой вуалью, которую легко сорвать. Единственный достойный поступок Люциуса заключался в том, что он оградил Нарциссу от этих чудовищ в человеческом обличие.

— Моя мать мертва, — выдавливает Драко. — И я не хочу слышать о ней ни слова.

Руквуд мрачно усмехается.

— Какой нежный маленький Малфой. А как насчет той грязнокровки, которую ты называешь женой? Мы, честно признаться, думали, что ты её быстро прикончишь.

— Да, — кривит губы Алекто. — Видишь ли, это был твой шанс искупить вину. Убей ты эту суку, и мы бы с распростёртыми объятиями приняли тебя обратно.

После этого события принимают стремительный оборот. Драко бросает в Руквуда самое быстрое в своей жизни оглушающее, и в тот же миг перед ним возникает мощное Протего Тео. Уголком глаза Драко видит, как Невилл лезет в карман мантии и достаёт зачарованный галлеон. Он судорожно стучит по нему палочкой, а затем прицеливается в Амикуса Кэрроу.

Руквуд без видимых усилий парирует оглушающее Драко, но тот этого и ожидал, поэтому быстро бросает связывающий ноги сглаз; однако ему не хватает времени на второй удар, и следующее заклинание Руквуда поражает его в грудь. Однако это всего лишь чары немоты, и, хотя Драко с трудом может дышать, он подавляет панику, концентрируется и отправляет в противника невербальное заклинание окаменения. Оно попадает в плечо едва держащегося на ногах Руквуда, и мужчина валится на землю, вылетая из собственных ботинок.

Тео сражается с Алекто, Невилл — с Амикусом, но оба сдают позиции, и лишь вопрос времени, когда Пожиратели прорвут их защиту. Драко чередует Протего с атакующими заклинаниями, молясь, чтобы они сработали. Кэрроу, может, и приспешники, а не лидеры, но они без сомнений опытные дуэлянты.

В коридоре вспыхивает зелёное пламя, и Драко на мгновение отводит взгляд. Из каминов с палочками наготове и сосредоточенными лицами вырываются авроры и незнакомые волшебники.

В животе нарастает паника — это не союзники. Их всего трое против десятков, и число противников продолжает расти. Драко хлопает Тео по плечу.

— Протего, все вместе! — кричит он, и Невилл с Тео мгновенно следуют его указанию. Перед ними материализуется сияющая стена защитных чар. Драко видел Протего Максима лишь однажды, в Хогварстве, когда учителя объединили усилия.

Их чары сильны, но Драко не сомневается, что долго они не продержатся. Даже сейчас проклятия врезаются в стену и понемногу разъедают её, хотя пока она успевает восстановиться.

— Надо выбираться отсюда, — хрипит Тео, стирая пот со лба.

— Выхода нет, — шипит Драко, вливая в палочку ещё больше магии.

Невилл хмыкает:

— Они придут. Вот увидите. Просто подождите.

Драко оборачивается на гриффиндорца, и его охватывает ужас, когда он понимает, что произошло — монета.

— Ты сказал ей прийти сюда? — спрашивает Драко. — Её убьют.

Невилл фыркает. Драко всегда знал, что гриффиндорцы — храбрецы, но Долгопупс, похоже, это получает от происходящего удовольствие.

— Немного веры, Малфой.

У него не осталось веры. У него есть только отчаяние, поселившееся в костях. Он сказал Гермионе, что последует за ней куда угодно, вот только он не хочет, чтобы она погибла. Он тоже хочет жить. Хочет, чтобы они оба жили, сделали пристройку к дому, завели собаку, или ребёнка, или даже ещё одну библиотеку. Всё, что её душе угодно.

— Ступефай! — раздаётся чей-то крик, и Драко замечает в толпе рыжие волосы. Джордж Уизли, весь в крови, несётся, как сумасшедший. Вместе с ним Панси и Блейз, и на каждое оглушающее, посланное Джорджем, они выпускают тёмные проклятия.

Волшебники падают: один хватается за грудь, кашляет, и воздух орошает кровь. По залу проносится эхо трескающихся костей, Невилл вздрагивает.

Появляется ещё несколько знакомых лиц: Молли Уизли неподражаема, она словно танцует вокруг пары ведьм вдвое моложе её. Драко смотрит, как она накладывает бытовые чары, предназначенные для сбора посуды, и две ведьмы летят друг на друга и сталкиваются лбами.

— Инкарцеро, — кричит Драко, забыв про защитные чары. Заклинание связывает ведьм, и Молли бросает на него благодарный взгляд.

— Круцио!

Звук проклятия врывается в уши, и одновременно с ним тело пронзает боль. Драко падает на мраморный пол, корчась в судорогах. Кровь вскипает, кажется, будто все вены разом увеличиваются в размерах, а кожа усыхает и сжимается. Кости трещат и срастаются заново, он чувствует, как бьётся лицом об пол, просто чтобы почувствовать что-то ещё.

Это не первая его пытка — но она так же ужасна, как и всегда.

В перерывах между беззвучными криками и рыданиями Драко видит вспышки палочки Тео — она стреляет зелёным, а не красным.

Время словно остановилось, и Драко спрашивает себя, не пришло ли время умирать.

Весь атриум сотрясается, даже Драко чувствует его дрожь сквозь застилающую сознание пелену. Вдруг боль прекращается, но он ещё дёргается некоторое время на холодном полу.

Драко поднимает глаза, и перед ним предстаёт самое прекрасное зрелище, которое он видел за всю жизнь. Волосы Гермионы больше, чем сама жизнь, с одной стороны живота запеклась кровь. Однако её рука вытянута вперёд, и палочка не дрожит. В другой её ладони лежит необычный медный куб с раздвинутыми гранями и сияющими на них древними руинами.

В атриуме воцаряется тишина.

Гермиона наклоняется и ставит куб на пол, морщась при каждом движении. Драко пытается заставить себя встать, чтобы помочь ей, но ничего не выходит. Она поворачивается и смотрит на Драко, в обезумевших глазах стоят слёзы. Гермиона падает, ударяясь коленями об пол, и прижимает ледяные, дрожащие ладони к его щекам.

— Ты живой, — шепчет она.

Он кивает — или, по крайней мере, пытается.

Гермиона закрывает свои карие глаза и замирает. Драко хочет попросить её открыть их, поговорить с ним — что угодно, но всё, что ему удается, это дотянуться рукой до её бедра.

Наконец Гермиона открывает глаза, решительные и гневные.

Она снова встаёт, и Драко заставляет себя проследить за ней взглядом. Она переступает через тела, но он даже не уверен, живы они или уже нет.

Драко догадывается, что она собирается делать, когда она останавливается точно в центре сражения. И поднимает палочку.

— Гермиона, нет, — слышит он голос Рона Уизли как будто издалека.

— Да, Рон, — говорит Гермиона. — Пора покончить с этим. Хватит с нас.

И Драко Малфой смотрит, как Гермиона Грейнджер, маглорождённая ведьма, накладывает три смертельных проклятия подряд без единой заминки или колебания; это подвиг, который даже сам Лорд Волдеморт не смог бы совершить так быстро.

Закончив, Гермиона смотрит на своих друзей, стоящих среди поверженных врагов. Драко поднимается на колени — хоть он и сомневается, что его ноги выдержат, он не собирается лежать, пока вершится будущее.

На расстоянии вытянутой руки от Гермионы стоит Гарри Поттер и глядит на неё измученным, покорным взглядом.

— Нужно помочь связать всех, кто без сознания. Их ждёт суд и справедливый приговор, — громко объявляет Гарри. — Гермиона, как долго продлится сон от этой шкатулки?

Гермиона слабо пожимает плечами.

— Без понятия. Её ещё не закончили тестировать, когда я её позаимствовала. Думаю, неделю, но, может, и меньше.

— Робардс в зале заседаний, — раздаётся голос слева от Драко, и он поворачивается — Тео придерживает покалеченную руку, но в остальном выглядит невредимым. — Нам нужен разрушитель проклятий или член Визенгамота.

Вперёд в одиночестве выступает Джордж Уизли.

— И собрать мёртвых. На Косой есть трупы.

— А мне нужно в Мунго, — добавляет Тео. — Все, кому требуется медицинская помощь, отправляются со мной. Каминная сеть снова работает.

Небольшая группа людей движется к Теодору Нотту: среди них и бывшие одноклассники, и взрослые ведьмы и волшебники, которых Драко едва узнаёт. Чарли Уизли тащит за собой обмякшего Захарию Смита. Из раны над левым глазом льётся кровь, но он этого словно не замечает. У Драко закрадывается истеричная мысль, что теперь он будет выглядеть почти таким же суровым, как Билл.

Перед ним встаёт Панси Паркинсон, Драко вглядывается в её лицо. На шее образовались синяки, подозрительно похожие на отпечатки ладоней, но она не даёт их рассмотреть и, просунув руки ему под локти, тянет вверх, не поинтересовавшись, готов ли он. Сперва Драко шатает, но вскоре колени перестают дрожать — оказывается, он сильнее, чем думал. Он повисает на Панси, но она не сгибается, и через мгновение Драко замечает, что Невилл Долгопупс стоит в полушаге от него, не сводя глаз со своей жены.

— Ты в порядке, Панс? — тихо спрашивает Невилл.

Панси непринуждённо кивает.

— Да. Но надо как можно скорее доставить Драко в Мунго.

— Нет, — возражает тот. — Отведи меня к Гермионе.

Он потерял её из виду, когда толпа пришла в движение. Связанные бессознательные тела складывают у дальней стены под чутким присмотром Молли Уизли. Тео исчезает в зелёном пламени, за ним к камину уже выстроилась очередь нуждающихся в лечении. Джордж Уизли перетаскивает четыре тела Пожирателей Смерти на площадку перед золотой статуей и накрывает простынёй. Драко не знает, поступает ли он так из чувства вины за их смерть или просто потому, что предпочитает на них не смотреть.

— Где она? — спрашивает Невилл, Драко переводит взгляд на гриффиндорца. Значит, он не единственный, кто не видит её.

Он пытается расслабить судорожно сжимающиеся мышцы и опирается на ноги.

— Мы должны найти её. Хоксворт и Долохов всё ещё на свободе.

— Куда она могла пойти? — спрашивает Панси, хмуро оглядывая комнату. Она отходит от него, и Драко не падает благодаря одной только силе воли.

Невилл вздыхает.

— Рона с Гарри тоже нет. Полагаю, они отправились либо в кабинет Бруствера, либо в отдел правопорядка.

Драко открывает было рот, как вдруг его накрывает необъяснимое чувство — однажды он уже испытывал такое, — и с каждым мгновением оно становится всё сильнее, невыносимее, как в прошлый раз. Тогда он ответил на его зов и нашёл Гермиону сжавшейся на полу Малфой-мэнора, на том же месте, где её когда-то пытала его тётя. В руке у неё был подаренный им браслет.

Драко мгновенно трансгрессирует, не задумываясь, куда направляется.

Он грузно приземляется на каменный пол, но всё-таки удерживается на ногах. Дико озирается по сторонам, направляя палочку из стороны в сторону. Вокруг него на полках стоят светящиеся шары, но никого из людей не видно — не видно и Гермионы.

И внезапно он слышит их. По комнате, сопровождающийся пронзительным криком боли, разносится зловещим эхом голос Долохова. Однако крик принадлежит не Гермионе, и Драко чувствует секундное облегчение. Крик перекрыл хлопок трансгрессии, и Драко направляет палочку на свой висок. Дезиллюминационные чары скрывают его в непроглядной темноте комнаты, остаётся надеяться, что преимущества неожиданности будет достаточно. Драко тихо подкрадывается на звук и замирает, подобравшись достаточно близко, чтобы разглядеть источник крика. Неконтролируемый, невиданной силы гнев пронзает его насквозь, и ему приходится заставлять себя не двигаться.

Гермиона скорчилась на полу. Её бок в крови, нога вывернута под неестественным углом. Она дергаётся, и Драко ни секунды не сомневается, что её недавно пытали Круциатусом. Наверное, она вжала руку в браслет в качестве последнего средства.

Хоксворту повезло меньше — он всё ещё в сознании и кричит так громко, что слышно, как рвутся его голосовые связки. Из ушей и глаз течёт кровь, и в последний раз Драко видел такой мощный Круциатус, когда Беллатриса оказалась в одной комнате с маглом.

Магл не выжил.

Драко трудно сочувствовать хрипящему перед ним полутрупу. Хоксворт играл с огнём, который не мог контролировать, и погубил столько жизней. Стоило бы подумать, прежде чем затевать подобное, но он возжелал власти, и она погубила его, как в своё время Волдеморта. Как и родного отца Драко.

— Прошу, пожалуйста, — умоляет Хоксворт, когда Долохов делает перерыв между Круциатусами. Его голос звучит так, словно в горле застряли осколки битого стекла. Драко не уверен, умоляет ли он сохранить ему жизнь или чтобы Долохов прекратил мучения.

Ресницы Гермионы вздрагивают, и Драко замирает — вокруг нет никаких признаков Поттера или Уизли, но в любой момент Хоксворт отключится, и внимание Долохова вернётся к Гермионе. Драко не может позволить себе ждать.

Вспотевшими руками он покрепче сжимает палочку. Медленно поднимает её, чтобы Долохов не заметил колебаний воздуха за стеллажом, где он прячется, и размышляет, хватит ли у него сил совершить задуманное. Антонин Долохов всегда был исключительно одарен как в работе с заклинаниями, так и в проявлении жестокости. У Драко только один шанс.

И вдруг — Гермиона стонет. Слабо, едва слышно, но все приготовления Драко идут прахом при виде того, как ей больно.

Долохов взмахивает палочкой, Хоксворт скользит по полу и врезается в стеллаж. Больше он не двигается.

— Проснись-проснись, маленькая грязнокровка, — наигранно ласково протягивает Долохов. — В последний раз, когда мы с тобой здесь встретились, я чуть не убил тебя. В этот раз я закончу начатое.

Он взмахивает рукой с палочкой, и Гермиона взлетает в воздух. Она охает, когда нога волочится по полу, и сдерживает крик. Драко подаётся вперёд, но на мгновение Гермиона бросает взгляд в его сторону, и он замирает. Она не видит его, конечно жене видит, но он вдруг чувствует полную уверенность, что она знает о его присутствии. Драко надеется, что знает — потому что, как бы все ни сложилось, он не намерен смотреть, как Гермиону снова пытают, и не вмешаться.

Оказавшись неподвижной, зависнув в футе над землёй, Гермиона фокусирует взгляд и обращает его на Долохова. Злость окрашивает её лицо, затмевая пот, кровь и боль.

Храбрая гриффиндорка.

— Пошёл ты, — огрызается она.

— Поганый рот у поганой суки, — с отвращением произносит Пожиратель.

Гермиона сплёвывает — в основном кровь, — и несколько капель попадает на подол мантии Долохова. Его лицо багровеет от ярости, он снова взмахивает палочкой. Гермиона падает, и от крика, который она издаёт, когда её нога ударяется об пол, у Драко волосы встают дыбом.

Долохов снова вскидывает руку, всем своим видом он предвкушает пытки и смерть, и Драко не может больше ждать.

— Экспеллиармус, — ревёт он, заклинание попадает Долохову в спину. Палочка вылетает из его руки, и Драко ловит её, будто это живая змея.

Долохов оборачивается, на его лице ясно читается удивление. Однако стоит ему узнать в нападавшем Драко, оно сменяется удовлетворением.

— Юный господин Малфой, — приветствует Долохов. — Пришёл поиграть с грязнокровкой?

Драко подбирается и не даёт палочке опуститься ни на дюйм.

— Руки прочь от моей жены, Антонин.

— Предатель крови, — невесело усмехается Долохов, — но я должен был догадаться. Ты всегда был таким же слабым, как твоя мать.

— Депримо, — шипит Драко. Это не тёмное заклинание, оно предназначено, чтобы разбивать двери и стекло или взрывать землю, однако когда направлено на человека, то проделывает в его теле огромную дыру. Драко надеется, что полка позади Долохова окрасится его кровью.

Заклинание рассеивается за мгновение до попадания в цель — Долохов опустил руку в карман и наложил на себя щит. Его мясистый кулак вытаскивает из кармана новую палочку и нацеливает на Драко; он вздрагивает и бросает самое быстрое Протего, на которое только способен. Этого хватает, чтобы блокировать проклятие Долохова, к счастью, слишком слабое — запасная палочка, должно быть, принадлежит Хоксворту и не очень хорошо слушается.

Большего Драко и не надо. У Антонина за плечами десятилетия опыта, но Драко — Малфой. Он принадлежит к роду сильных, способных волшебников, а Долохов держит в руках строптивую палочку.

Драко стреляет в Пожирателя Смерти всем, что только приходит в голову, без промедления. Долохову приходится уворачиваться, потому что защитные чары едва справляются даже с простейшими заклинаниями.

Только когда он валится с ног после особенно неприятного сглаза, Драко решается приблизиться. Даже стоящий на коленях у его ног, задыхающийся, Антонин Долохов внушает ужас. Драко чувствует, как скопившаяся ненависть отравляет его изнутри: во время войны он купался в ней. Драко погружается в воспоминания, которых обычно старается избегать, и вспоминает тётю Беллу — её неповторимые уроки.

Драко вдыхает и представляет ненависть, которую испытывает, как осязаемую вещь, вызывает любые воспоминания о злости и боли. Это как Патронус, который когда-то описывала Гермиона, только наоборот.

Долохов содрогается в ожидании того, что его ждёт, — в конце концов, он тоже тренировался под началом Беллатрисы. Драко сокрушит любые защитные чары, которые Долохов попытается применить, и они оба это понимают.

Однако Долохов не создаёт себе щит. Вместо этого он вскидывает руку в сторону Гермионы, которая всё ещё лежит на полу, но смотрит на него широко раскрытыми глазами.

— Круцио!

— Авада Кед…

Долохов захлёбывается словами, воздух разрывает его истошный крик. Драко не отступает, он молча смотрит, как Антонин Долохов корчится под силой его гнева, — и ему мало. И едва ли когда-то это изменится. Подобная сила вызывает привыкание, а он ненавидит Антонина настолько, что готов зайти так же далеко, как сумела бы Беллатриса.

— Драко, — зовёт Гермиона.

Антонин замолкает — его крики не слышны, но продолжают звучть в голове Драко. Ему не нужно представлять себе всех, с кем Долохов поступал так же: он видел это воочию, слишком часто. Это самый сильный Круциатус, который Драко когда-либо создавал, — первый, за которым стоит искренняя ненависть.

— Драко, — умоляет Гермиона. — Пожалуйста.

Её зов громче всего на свете. Драко никогда раньше не слышал её мольбы. Никогда она не звучала так беспомощно, даже на полу Малфой-мэнора.

Драко прерывает заклинание и поворачивается к ней. Всё лицо в слезах, но она жива. Жива, она жива как никогда прежде, и у него перехватывает дыхание.

— Хватит, Драко, — говорит ему Гермиона. — Больше не надо.

Драко моргает.

На полу хватает ртом воздух Долохов, глаза вращаются в глазницах, осматривая комнату, как будто он уже не понимает, где находится.

Однако Драко так легко не провести. Он бросает в него Инкарцеро и с удовлетворением смотрит, как толстые путы обматываются вокруг конечностей Пожирателя. На нетвёрдых ногах Драко подходит к Гермионе и валится на пол возле неё.

— Эпискей, — шепчет он, невесомо проводя палочкой по порезу на её рёбрах. Ничего не происходит, он повторяет заклинание, чувствуя приступ растущей паники.

Гермиона поднимает ладонь и нежно накрывает его руку, прерывая бесплотные попытки её залечить. Драко растерянно глядит на неё: мир кажется потерявшим цвета и оттенки и в то же время ослепительным. Он осознаёт, что находится в шоке, только когда встречает её бесконечно ласковое выражение лица.

— Здесь без бадьяна не обойтись, — мягко объясняет Гермиона. — Я оставила свою сумку у Рона. Придётся сходить за ней.

Драко кивает — все известные ему слова покинули разум.

— Драко, — нежно говорит Гермиона. — Драко — мы оба в порядке. Всё закончилось. Ты в безопасности.

Её пальцы подрагивают, и Драко избегает смотреть на её ногу, но как только Гермиона протягивает к нему руки, он тут же бросается в её объятия. Она стискивает рёбра так крепко, что становится трудно дышать, но теперь что угодно, только бы не отпускать её.

Гермиона трясётся, и Драко чувствует, как мантия на плечах намокла. Интересно, думает он, а он сам тоже плачет?

— Грейнджер, — хрипло шепчет он. — Где мы, во имя Мерлина, находимся?

Она смеётся одновременно со всхлипом.

— Отдел тайн. Зал пророчеств. Именно здесь — на пятом курсе… здесь Долохов проклял меня.

Драко вдруг возмущает тот факт, что Долохов дышит, даже если кажется, что дыхание вырывается из его груди рваными всхрипами.

— Надо было сразу его прикончить.

— Нет. Нет. — Гермиона качает головой, прижимаясь к его ключице. — Я убила остальных. Нам необходимо его признание. Нужно, чтобы все узнали правду.

— Это последнее, о чём тебе сейчас стоит переживать, — говорит Драко. Ему вдруг кажется, что он возвращается в своё тело, и Гермиона — центр его притяжения, источник гравитации. — А где Поттер с Уизли?

— Они… они в Комнате смерти. Долохов застал нас врасплох. Он сильно ранил Гарри, прежде чем мы с Роном смогли отбиться. Я оставила сумку Рону и отправилась за Долоховым сюда. А тут на полу лежал обездвиженный Хоксворт — не успела я к нему подойти, как Долохов подкрался сзади. Тогда я схватила браслет.

— Я почувствовал, — заверяет её Драко. — И сразу же пришёл.

Гермиона немного ослабляет хватку, заглядывая ему в лицо. В её влажных глазах читается боль и облегчение.

— Я не знала, получится ли у тебя трансгрессировать сюда, — шепчет она, снова испугавшись. — Но знала, что ты придёшь, если сможешь.

— Конечно, приду, — так же тихо отвечает Драко. — Я отправлюсь за тобой куда угодно. Даже в это невероятно жуткое место.

Драко наклоняется и целует её — едва коснувшись, но кажется, будто после этого всё встаёт на свои места. Отстранившись, он аккуратно помогает уложить Гермиону на пол.

— Мне придется обездвижить тебя, — предупреждает Драко. — Ничего страшного?

— Да, — кивает она. — У меня же нога. Ты сможешь меня отлевитировать? Ты ведь тоже сильно устал.

Она права, но Драко ни за что в этом не признается.

— Всё нормально. Где находится эта Комната смерти? Кстати, это ужасное название для комнаты, и да будет тебе известно, что я не горю желанием даже мимо неё проходить.

Гермиона слабо смеётся и указывает вниз, на чернильно-чёрный коридор, окружённый светящимися шарами.

— Там. Только… только не подходи к Арке, хорошо, Драко? Пожалуйста.

— Не буду, — обещает он, доставая палочку. — Иммобилус.

Гермиона застывает, и Драко направляет её рядом с собой. Несмотря на усталость, он движется в сторону, куда она указала, с трудом переставляя ноги, но не позволяя Гермионе упасть.

Дверь в Комнату смерти покрыта древними рунами, Драко старается не смотреть на них, открывая тяжёлый железный замок. Он входит внутрь — там пусто, если не считать кургана в центре, на котором воздвигнута большая арка, и туманной дымки вокруг. Драко мгновенно хочется приблизится, однако он отводит взгляд.

Рон Уизли направляет на него палочку, на его лице написано удивление.

— Малфой? Как, соплохвост тебя задери, ты сюда попал?

Драко, хромая, подходит ближе, Гермиона плывёт вслед за ним. Нога вывернута, тело обездвижено. Рон бледнеет.

— Я… я знаю, как переместиться к ней. Через любые барьеры, — объясняет Драко и, пошатнувшись, останавливается возле Уизли. У подножия кургана лежит Поттер, бледный, весь в крови, но его зелёные глаза немигающе распахнуты от осознания происходящего.

Драко опускает Гермиону на землю рядом с собой и пытается собраться с силами, чтобы произнести ещё одно заклинание. Рон, должно быть, замечает изнеможение на его лице, поэтому направляет палочку на Гермиону и произносит:

— Ренервейт.

Гермиона моргает при виде них и тут же принимается плакать.

— Вы живы!

— Конечно, живы, Миона! — уверяет её Рон. — Ты сомневалась в нас?

Гермиона фыркает.

— Я сомневалась, что ты отыщешь у меня в сумке бадьян.

— Ты права. — Рон смеётся. — Это оказалось сложнее всего — не сражаться против тёмных волшебников, нет, ты что, а найти маленькую бутылочку, которую ты доставала на моих глазах примерно миллион раз.

Драко улыбается при виде смеющейся над словами Рона Гермионы. Уизли передаёт флакон, и Драко задирает её рубашку, открывая взгляду глубокую, обильно кровоточащуюу рваную рану.

— Всё хорошо, — говорит Гермиона, заметив выражение его лица. — Просто капни чуть-чуть. Всё хорошо.

Драко выливает на рану гораздо больше бадьяна, чем требуется, игнорируя любые протесты жены. Неважно, насколько это дорогое лекарство, если оно поможет, Драко готов покупать его галлонами.

Кожа срастается прямо на глазах, и Драко чувствует почти осязаемое облегчение Гермионы.

— Я слышу его, — внезапно говорит Поттер.

Драко в недоумении оборачивается — Рон с Гермионой смотрят на друга со смесью печали и жалости.

— Прошу прощения… о ком мы говорим? — спрашивает Драко.

Гарри Поттер встречает его взгляд.

— О твоём дяде. Сириусе Блэке. Он был моим крёстным отцом и умер здесь. Его я слышу.

Драко замирает.

— Поттер, после стольких лет в школе, когда все тебя считали сумасшедшим, ты так и не понял, что, возможно, не стоит рассказывать направо и налево, что ты можешь слышать мёртвых?

Гарри смеётся, и темнота в комнате немного рассасывается.

— Он бы гордился, — добавляет Гермиона. — Я про Сириуса. Думаю, он бы гордился нами.

Рон Уизли кивает, а затем смотрит на Драко.

— Я думаю, он бы гордился и тобой, приятель. Спасибо, что пришёл на помощь.

Драко резко осознаёт, что горло словно забилось от похвалы — похвалы Рона Уизли. Он прочищает горло и отводит взгляд.

— Давайте уже убираться отсюда, — говорит Гермиона. — Мне нужно в Мунго, и Гарри тоже. К тому же, надо сдать кому-то Хоксворта с Долоховым, пускай их судят по закону и отправят в Азкабан.

— Вообще-то, — Рон морщится, — мне бы тоже не помешало в больницу. Не так срочно, как вам двоим, но, по-моему, у меня ребро сломано.

Драко поднимается на ноги, на этот раз обездвиживает и левитирует Гермиону Рон. Драко позволяет Поттеру облокотиться на себя, и вместе их разношёрстная компания неуверенно покидает Отдел тайн.

Далеко идти не приходится: они сталкиваются с Невиллом прямо у входа в зал заседаний. При виде них он поражённо распахивает глаза и бросается вперёд, чтобы поддержать Гарри.

— Что с вами со всеми случилось?! — восклицает он. — Я спокойно стоял рядом с Драко и бум, в следующую секунду он трансгрессирует внутри министерства!

— Это долгая история, — устало говорит Гарри. — Но Драко оставил Хоксворта и Долохова внизу, в Отделе тайн. Возьми несколько человек и сходите за ними — их нужно запереть.

— Они могут… вероятно, находиться не в своём уме, — предупреждает Драко. Вид глубоко закатившихся глаз Долохова кажется воспоминанием из прошлой жизни, но Драко спрашивает себя, не слишком ли далеко он зашёл с Круциатусом. Он ни о чём не жалеет, но Гермиона была права. Им нужно, чтобы Долохов признался в преступлении.

Невилл кричит в коридор, пока не появляется Панси с Молли Уизли. Молли бросается к ним и нежно обнимает каждого по очереди. Драко даже не вздрагивает от её объятий.

— Посади её, Рональд, — приказывает женщина, жестом указывая на обездвиженную Гермиону.

Рон послушно опускает её, и Драко облегчённо вздыхает при виде того, как медленно и осторожно он обращается с его женой. Молли Уизли деликатно отстраняет их и пару раз прикасается к Гермионе палочкой — она быстро моргает от внезапной свободы.

— Долор Торпет, — произносит Молли, и Гермиону, мгновенно расслабившуюся, окутывает розовое сияние. — Тебе станет легче, дорогая. Онемение действует только несколько минут, так что придётся поторопиться.

Гермиона открывает рот, и Драко уже слышит тысячи вопросов, которые хочет задать его ведьма, но Молли проводит палочкой по ноге, и над коленом появляются мерцающие диагностические чары. Драко видел их только у настоящих колдомедиков, поэтому искренне удивляется, что Молли Уизли знает хотя бы одни.

— Где вы научились этому заклинанию? — спрашивает Драко.

Молли хмыкает:

— Драко, прости, пожалуйста, но у меня семеро детей. Я научилась накладывать простые диагностические и несколько лечебных чар после того, как мы с Биллом отправились в Мунго в тринадцатый раз.

— Ну почему же я не спросила вас, — стонет Гермиона. — Я прочитала так много книг по целительству, пока мы были в бегах. Мне и в голову не пришло спросить!

— Не волнуйся, дорогая. Я обязательно научу тебя позже, — заверяет миссис Уизли. — А сейчас приготовься. Бреккиум Эмендо!

С болезненным хрустом нога Гермионы снова выпрямляется, и Драко смотрит, как лицо жены приобретает зеленоватый оттенок, а затем она падает в обморок, ударяясь головой об пол.

— Мерлин, — бормочет Молли. — Надо было сперва наложить амортизирующие чары. С ней всё в порядке, мальчики, ей всё ещё нужно в больницу, но перелом я вправила, теперь дело за малым.

— Вы потрясающая, миссис Уизли. — Гарри вздыхает, на его лице написано облегчение.

Молли встаёт, вытирает руки о перед мантии и разворачивается к ним.

— А теперь отправляйтесь прямо в больницу, слышите? Мы с Артуром позаботимся об остальном.

— Всё точно в порядке? — нетерпеливо спрашивает Рон. — Я успел заметить Джорджа… и много крови.

Молли поджимает губы, на её лице мелькает страдание, и у Драко опускается сердце.

— С твоими братьями всё в порядке, Рональд. Давайте, отправляйтесь в Мунго. Мы тут со всем разберёмся.

Она поворачивается и уходит, прежде чем они успевают спросить что-то ещё, а Гарри впечатывается в стену, неспособный дольше держать равновесие. Глядя на его бледный, осунувшийся вид, Драко задаётся вопросом, было ли ему так же плохо на войне. В те месяцы сам Драко, застрявший в роли невольного Пожирателя Смерти, ужасно завидовал Избранному, но, возможно, и для него это было своего рода пыткой.

— Мы потеряли столько людей, — подавленно говорит Гарри.

Рон кивает и накладывает на Гермиону новые обездвиживающие и левитирующие чары. Он помогает Гарри подняться на ноги и хлопает Драко по плечу.

— Да, — соглашается Рон. — И из-за них, ради них, мы должны начать всё сначала.

Драко усмехается, но медленно движется вперёд, поддерживая Гарри Поттера, и оба они, прихрамывая, идут к лифтам.

— И каким же образом мы этого добьёмся, по-твоему? — ворчливо произносит Драко — у него болит всё с головы до пят, он совершенно измотан и подавлен.

— Вместе, конечно же, — отвечает Гарри Поттер, глядя на своих друзей, окровавленный, побитый и полный решимости. — Только так и можно начать что-то стоящее.