Время цветущих яблонь (гет)

Легкий ветерок гонит длинные пологие волны по поверхности Индийского океана. Совсем легкий, но тысячи миль свободной воды и достаточно времени позволили вырастить мощь, которая сейчас с рокотом накатывается на песчаный пляж. Интересно, сколько времени окажется у нас? Прошел первый курс и вот уже шестеро, если не друзей, то союзников, задумывается о совместных действиях. Еще бы два-три года спокойной жизни, но будут ли они? Похоже, не только у меня в голове бродят подобные мысли...

— Мадам Поу, могли бы вы подсказать, что делать, если нас постоянно пытаются напоить приворотными зельями? Мы, конечно, еду стараемся проверять, но рано или поздно это может получиться.

— О! Маленькая Эрмиона задумалась о будущем супруге.

— Нет. Я скорее как раз о свободе. И я не маленькая!

— А раз не маленькая, то должна понимать, что это одно и то же. Твоя свобода — это или полная бесполезность для всех, чтобы тебя не пытались поймать в сети, или тот, с кем ты будешь чувствовать себя свободной. А что до твоего вопроса... Когда идет такая охота, у нас предпочитают выбрать заранее и заключить помолвку.

— Помолвку? Не свадьбу? Но разве она что-то решает?

— Магическое обручение, Эрми, — вмешивается в разговор Луна. — У нас в старых семьях поступают так же, но есть проблема — опекун Эрми никогда не даст согласия.

— В метрополии не помнят о прямых путях. — Поу с сожалением качает кудрявой головой.

— Что вы имеете в виду? — разговор становится интересным, и я тоже навострил уши.

— В разных местах эти школы называют по разному. Не важно. Суть — можно ходить по правилам, а можно напрямую, без всяких правил. Опасно, но иногда оно того стоит.

— У школ прямого пути есть аналог обручения, не требующий участия опекунов или родителей?

— Есть. Называют ритуалом "темной связи". Но учти, отменить его будет нельзя.

— То есть потом обязательно выходить замуж за этого человека? А почему "темной"? — Гермиона просто не может удержаться и не полезть уточнять детали. Но сейчас это к лучшему, пусть лучше она сама задает вопросы, а то я, кажется, догадываюсь, о чем речь.

— Темная потому, что в свидетелях Тьма. Вдобавок используются зелья на крови. Похожи на приворотные, да. Но если амортенция разжигает страсть, то эти больше ориентированы на понимание друг друга.

— Но если просто понимание, то это же всегда хорошо? Зачем обязательно замуж потом?

— Не обязательно, маленькая Гермиона, не обязательно. Но обычно случается именно так. Да и понимание там не слишком "простое", но об этом я рассказать не смогу. Важно, что если тебе подольют ту же амортенцию, то за помощью ты побежишь к своему жениху, а не к тому, на кого составил зелье твой враг. Да, и еще одно... Первый ребенок может быть потом только от жениха. С одной стороны, это одна из причин, почему от помолвки темной связи прямая дорожка к свадьбе, а с другой, если кто-то попытается использовать насилие...

— Я согласна! Все что угодно, только бы этот Уизли мне в кошмарах не являлся!

— О чем ты говоришь? — Поу искренне недоумевает, а Луна выглядит обеспокоенной.

— Эрми, а он тебе снится, что ли? Рассказывай.

— Не хочу. — Гермиона опускает взгляд в землю и в голосе звучат слезы. — Ну... Иногда снятся кошмары, что меня привязали в каком-то подвале, и туда заходит Рон. А я ничего не могу сделать. Потом просыпаюсь. В общем, я согласна привораживаться к Гарри по этой вашей темной связи.

— Да-а-а? Вообще-то неплохо, чтобы и Гарри был согласен. Или ты так не считаешь? — Поу явно дразнит Гермиону, пытаясь вытащить из того настроения, в которое она скатилась. Мне отчетливо захотелось придушить одного-двух представителей "светлых сил" в Хогвартсе. Все-таки что-то ей успели сделать. Вряд ли зелье, скорее, попытка легилименции во время сна от столкновения с защитой артефактов превратилась в кошмар.

— Да... конечно... Гарри... — Смотрит на меня мокрыми глазами. — Ты же не против?

— Куда же я от тебя денусь? — Вздыхаю, стараясь, чтоб это не было заметно. Всю жизнь, и свою и не свою, я считал свадьбу и себя какими-то параллельными явлениями. Но мы действительно в ответе за прирученных котят. — Скажите, мадам Поу, я правильно понимаю, что ритуал изменяет личности участников, и именно на этом основано его действие?

— Конечно. Он же не зря считается ритуалом обручения. Что еще нужно для совместной жизни?

Наблюдаю внезапно высохшие и ставшие вдруг огромными глаза Гермионы. Не ожидала? То-то же.

— Но как? Зачем? Это же... — Редкий случай, Гермиона не находит слов. Хотя вообще-то с момента нашего знакомства она стала более эмоциональной, так что случай явно не последний.

— А в чем дело? — Теперь уже в недоумении Поу, но на выручку приходит Падма:

— На Западе верят, особенно среди маглов, что людей-половинок Бог отлил в готовом виде. И надо только найти свою, а меняться не нужно.

— Ну и как? Находят? — Поу веселится, дескать, вон какую смешную глупость придумали люди.

— Сперва говорят, что нашли. Потом говорят, что ошиблись. — Парвати тоже не остается в стороне, и они веселятся уже втроем.

— Гермиона, надеюсь, ты не веришь в эту чушь?

— Ну, э-э-э... Не знаю. А это неправда?

— П-ф-ф. Разумеется. Это могло бы быть правдой, будь человек неизменным, раз и навсегда отлитым из бронзы. Болт с гайкой могут просто подходить или не подходить друг другу. А человек больше похож на пламя свечи — оно только выглядит одинаковым, а реально каждую секунду не имеет ни одной общей частицы с собой прошлым. То есть требуется не то, чтобы двое "подошли" друг другу в какой-то момент, а чтобы танец жизни был общим. Особенно сильно приходится меняться вначале, за тем и ритуал "темной связи".

— А на западе, в чистокровных семьях, просто подливают амортенции. И опа! — Парвати не утерпела вставить свою реплику.

— Но амортенция же только сводит? Как они потом? — По лицу Поу ясно читалось: "что за чушь ты говоришь?"

— Ну да, поэтому подливают в раннем возрасте, пока человек еще легко меняется. Вон Гермионе уже пробовали подлить и не смотрят, что вредно для мозгов. Папа говорил, считается "меньший риск", чем если после свадьбы не поживется вместе.

— Логика присутствует, хоть и вывернутая. — С этой стороны на ситуацию я не догадался посмотреть и сейчас срочно перестраивал в голове картину событий. — Если все равно брак связывают нерасторжимым магическим ритуалом, то есть смысл заставить будущих супругов измениться друг под друга. Все равно им будет некуда деваться. И легче меняться в раннем возрасте. Особенно если влепить такой магической кувалдой по голове, как амортенция. Тут хоть у кого крыша поедет.

— Мерзость. — Настроение Поу этот разговор испортил. — Но... Зато никакой "темной магии", ага. И все такие светлые-светлые.

— Но ведь тот ритуал, который ты предложила, тоже будет нас менять. Так в чем разница? — Гермиона говорит тихо, почти шепотом, бросив рисовать на песке палочкой какие-то узоры.

— Тем, что изменения будете выбирать вы сами. Быть вместе значит всегда меняться. Просто можно заранее подумать, cколь сильно придется меняться именно с этим человеком. В какую сторону, и согласна ли ты на такое. Вот, например, с Гарри?

Девочка смотрит на меня и медленно кивает головой. Я тоже молча подтверждаю свое согласие. Вообще-то я сейчас подставляю Гермиону под удар чуть более чем полностью. Примерно неделю назад я внимательно рассмотрел свою магию и связь с этим телом. Оказалось, несмотря на полное воплощение, моя личность по-прежнему записана в огненных завитках, и не может меняться так, как менялась бы личность обычного мага этого мира. Так что, если ритуал связывает пару вместе, то все изменения достанутся на долю Гермионы. Впрочем, мне так даже удобнее.

* * *

Для ритуала пришлось покинуть пляжи побережья и перебраться в узкую горную долину с маленьким храмом внутри скалы, на уступе ущелья. Зелье мы с Гермионой варили сами, хотя, конечно, под внимательным наблюдением Поу. И вот темно-коричневая, почти черная жидкость с острым и свежим запахом разлита из котла в две каменные чаши, черную и белую, а Поу подает нам обсидиановый нож:

— Пригоршню крови. Эрмиона — в белую, Гарри — в черную.

Надрезаю ладонь и, как только последняя капля стекает в зелье, рана затягивается, а зелье меняет цвет. Сейчас в белой чаше плещется что-то похожее на молоко, а в черной цвет исчезает вовсе и можно было бы подумать, будто это просто вода, если бы не опаловые переливы в ней. Повинуясь жесту Поу, забираем чаши с подставок, причем мне велено взять белую с молочной жидкостью, а Гермионе черную с серебристой.

— Это ваше питье и еда на ближайшие двое суток. А теперь идите за мной.

Две комнатки, вырубленные в камне, напоминают тюремные камеры в пещерах под Янтарным замком. Узкие пролазы вместо дверей, туалет, рукомойник, уходящая куда-то вверх вентиляция, и никаких окон. Но воздух свежий, теплый, пахнет цветами и травами. Вместо тюремных нар или вонючей соломы — удобные плетеные кресла с подушками на них. В стене между камерами проделана дыра, через которую можно говорить, или просунуть руку, но не более.

— Заходите каждый в свою комнату, раздевайтесь. Все амулеты тоже снимайте, только родовой перстень, Гарри, можешь оставить — он участвует. Зелье забирайте с собой.

Гермиона смотрела на Поу снова ставшими очень большими почерневшими глазами, но спорить не стала, и ушла к себе. Собрав наши вещи, Поу ушла, задвинув за нами узкие входы каменными дверьми. Магические светильники погасли, на нас опустились темнота и тишина.

— Гарри? Мне страшно здесь. Кажется, будто это тот подвал... и я тоже голая, как там.

— Эрми? Ты ведь знаешь, что это не так. Ты же умная девушка.

— Знаю, но все равно, — шорох в отверстии, разделяющем камеры. — Гарри, ты можешь нащупать мою руку?

Как только наши руки соприкасаются, Гермиона сжимает мою ладонь, а потом, немного успокоившись, переплетает пальцы.

— Ты здесь. Извини... Сейчас понимаю, что глупые страхи.

— Если они сейчас глупые, может расскажешь, что тебе тогда приснилось?

— Тогда! Если бы только тогда... я уже несколько месяцев не могу спокойно спать. — Оп-па! А я все пропустил, думая, что это просто усталость к концу учебного года. — Снится все время одно и то же. Как будто я открываю глаза в своей кровати в Хогвартсе, но как бы не просыпаюсь. Все вижу, но пошевелиться не могу. Слышу, как открывается дверь спальни, потом отдергивается полог кровати и там Дамблдор. Он делает какой-то жест палочкой, я взлетаю из-под одеяла. Совсем голая, хотя я помню, что надевала пижаму перед сном. Во сне помню. Потом он идет по коридорам, а я плыву перед ним, так, без ничего, и не могу пошевелиться или издать хоть звук. Спускаемся в подземелья и входим в какой-то зал с большим каменным алтарем в центре. Дамблдор опускает меня на алтарь и уходит. Через некоторое время появляется Рон, и смотрит на меня с такой мерзкой ухмылкой, а я чувствую, что ничего не могу сделать, и просыпаюсь. У себя в спальне наверху, под одеялом, в пижаме, как и ложилась. Только вся мокрая от пота. И так каждый день. Я уже даже начинала подозревать, что это не сон, но завязала на пуговицы пижамы хитрую нитку. Она утром оставалась на месте. Ну а потом, когда дома и здесь снилось то же самое, сразу ясно, что сон.

— А почему мне не рассказала?

— Так просто сон же. Наверно, переутомилась...

— Нет, Эрми. Сон, но не "просто". Похоже, Дамблдор владеет магией снов. По счастью, плохо.

— Хочешь сказать, что он на меня специально эти кошмары насылал?

— Специально. А вот на счет кошмаров — не уверен. Сюжет мог быть задуман несколько другим, но твоя защита превратила его в то, что ты видела. И похоже, он недостаточно опытен в этой магии и не мог узнать, что получилось. Иначе бы не транслировал одно и то же.

— А ты ей владеешь?

— Нет. Знаю только самые азы.

— Жаль, а я думала, ты подскажешь, как защититься.

— Что-нибудь придумаем. И почему бы тебе не поспать прямо сейчас? Я рядом...

— Не усну.

— У нас тут зелье стоит. Судя по составу, должно быть вполне снотворным.

— А, это я не сообразила. Сейчас, только не уходи, я хочу, чтобы ты меня за руку держал, когда засыпать буду.

Да уж, буду держать. Я полный профан в магии снов, но и то помню, что кровь, прикосновение, как и козырный контакт, может дать возможность присутствовать во сне. Потому тоже пью из своей чаши и как бы сразу не треть содержимого.

Опять сплетаем пальцы. Гермиона молчит, а я медленно глажу ее ладонь, выписывая большим пальцем круги и восьмерки. Глаза закрываются сами собой.

Мы стоим посреди спальни девочек в Гриффиндорской башне. Пологи над четырьмя кроватями задернуты, оттуда раздается посапывание, а одна, около нас, пуста. Отсутствие одежды на нас позволяет сразу заметить — Гермиона выглядит года на три старше, а я — вообще как Мерлин, или призрак Образа. В своем взрослом теле, иначе говоря.

— А ты большой. И на себя не похож. — Гермиона рассматривает меня с любопытством, без страха или стеснения. И похоже, не сомневается, что это именно я.

— Ты тоже выглядишь старше.

— Я всегда во сне выгляжу старше. Мне непонятно, почему я тебя не стесняюсь?

— Это же твой сон.

— Но директора и Уизли я стеснялась...

Пожимаю плечами. На самом деле я знаю ответ, даже здесь, во сне. И он прост — моя кровь в напитке. Но говорить ей об этом не стану.

— Давай заберемся в кровать, а то еще кто-нибудь нас увидит. А утром я тебе твою одежду принесу.

Гермиона, похоже, все-таки запуталась в снах и думает, что мы сейчас в Хогвартсе. Я устраиваюсь на краешке и накрываюсь одеялом. Гермиона задергивает полог и ложится рядом, сразу проваливаясь в сон внутри сна. А мне снилось, как будто я никак не могу уснуть и слышу, как открывается дверь спальни, отдергивается полог, и из-за него заглядывает бородатая рожа, которая тут же исчезает, обнаружив мою руку с направленной ему прямо в глаз палочкой. Тихие шаги и звук закрывающейся двери. А я кладу карандаш на прикроватную тумбочку. Ночью все кошки серы, а палочки — волшебные. И почти сразу меня тоже уносит в сон во сне, где нет ни спальни в башне, ни кровати, только мерцающая пустота, в которой Гермиона прижимается ко мне спиной, а тонкие и светящиеся нити наматываются на нас, стягивая в плотный кокон.

Проснулись мы одновременно от движения наших рук в дыре между камерами. Ладонь Гермионы явно затекла от неудобно повернутой руки. Девушка шипит и пытается шевелить пальцами, которые я тихонько массирую.

— Весь бок отлежала. Но выспалась, сейчас Дамблдор не приходил.

— Приходил, просто ты спала.

— И что?

— Он меня встретил, и убрался. Похоже, он действительно знает что-то из магии снов, только отрывочно. Иначе бы понимал, что на дорогах снов нельзя поворачивать назад. Такое уж у них свойство.

— И что теперь?

— Теперь? Любая его попытка прийти в твой сон, с этим сюжетом, или с другим, приведет ко встрече со мной. Он не прошел мимо меня, повернул назад, и теперь, пока не пройдет, дороги снов его дальше к тебе не пустят.

— Это хорошо или плохо?

— Хорошо. Мимо меня ему не пройти. Директор, конечно, силен, но здесь важна не сила, а навыки, которых нет. Теперь можешь спать спокойно.

— Только я, кажется, выспалась. Знаешь, я в школе даже как-то не знала, что такое не высыпаться. Мама наклеила на большие стенные часы цветные бумажки. Школа, уроки, общение с родителями, сон...

Гермиона рассказывала про школу, родителей, несостоявшихся подружек. Похоже, просто чтобы что-то говорить. А я слушал. В основном молча, но внимательно и это была первая странность, раньше меня бы такие истории утомили очень быстро. Даже прошлое симпатичных мне девушек никогда меня особо не интересовало, разве что те его элементы, которые могут сказаться на настоящем. А тут вот слушаю час за часом. Мелочи, игры, случаи, про спасенного из колодца кота или скворечник на яблоне. Чуть отстраненное состояние покоя.

А потом мы опять пили зелье, чтобы заглушить появившийся голод и опять провалились в сон. Та же пустота и тьма без времени и направления, и опять вокруг нас наматывается кокон из светящихся нитей. Но теперь он не сжимает плотно, а создает шар-гнездо, внутри которого мы. И я замечаю новые странности с собой. Во-первых, что-то происходит со мной, но оно не вызывает опасений. Во-вторых, я странно реагирую на Гермиону, отмечая, что ее повзрослевшее нагое тело красиво, но это воспринимается просто как факт. Страсть спит, в отличие от нежности и заботы. Я устраиваю свернувшуюся клубочком девушку на коленях, и мы вместе засыпаем во сне.

Я опять оказываюсь в хогвартской спальне и, судя по стопке книг на тумбочке, это кровать Гермионы, но сейчас я тут один. Вновь шорох открывающейся двери. Поднимаю руку взять карандаш, и вижу когти своей демонической формы. Провожу языком по клыкам во рту и широкой дружелюбной улыбкой встречаю появление бородатой физиономии. На память приходит фраза из сказки: "Бабушка, для чего тебе такие большие зубы?" Дамблдор отшатывается; сон сразу рассыпается, вместе с гриффиндорской спальней. На сей раз наведенный сценарий прервался в самом начале, но это единственное, что сможет узнать директор. Не уверен даже, что ему удастся заметить мое присутствие в сюжете.

Вокруг просторная комната, которая кажется домом, угли в камине, все еще греющие живым теплом, и спящая Гермиона у меня на руках. Меня наполняет чувство завершения, итога и покоя.

* * *

Выпустили нас, когда было допито все зелье и уже не хотелось ни спать, ни говорить. Медленно разгорелся бледный огонек магического светильника, самую малость, чтобы не слепить глаза. Поу принесла наши вещи и отправила по комнатам, поскольку снаружи оказалась середина ночи. Но мы, не сговариваясь, свернули в одну комнату, мою, кажется, и улеглись рядышком, как в тех снах. Наверное, действие зелья еще не полностью прошло.

А потом было утро, дорога к морю, взгляды Невилла и Луны, которым было ужасно любопытно, но они изо всех сил сдерживались . Беззаботные улыбки сестричек Патил и шорох прибоя о песок.