Нас запомнят войной, но пусть назовут прощением (гет)

22 октября 1999 года — пятница

Знакомое имя

Гермиону охватывает волна удовлетворения, и приходится приложить усилия, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица. Она впитывает в себя радость Гарри и старается храбриться. Большего ей и не нужно, думает она, главное, чтобы он был счастлив. Она с достоинством примет любое имя, которое ей назначат.

Гермиона просовывает палец под крышку конверта и разрывает его, привлекая всеобщее внимание. Достав маленький лист пергамента, она только теперь замечает, что чернила на нём цвета слоновой кости — она никогда раньше не видела ничего подобного.

«Гермиона Джин Грейнджер

Для вас было найдено благоприятное соответсвие с

Драко Луциусом Малфоем.

Поздравляем».

Гермиону распирает от смеха — она не может поверить в такое совпадение. Потому что, конечно же, вселенная решила воспользоваться возможностью, чтобы отомстить ей за вмешательство. Но всё-таки она испытывает ощутимое облегчение, потому что, кем бы ни был Драко Малфой, он не Пожиратель смерти. Больше нет. Об этом свидетельствует предупреждение, которое она накрепко заперла у себя в груди.

— У меня Драко Малфой, — шепчет она.

Её слова вызывают настоящий переполох — Рон ревёт и вытаскивает палочку, как будто может проклясть его издалека. Напротив поднимается напрягшийся Джордж, и даже миссис Уизли выглядит так, будто готова биться.

Но Гарри… к своему удивлению, она обнаруживает, Гарри взбешён. Ей казалось, он встанет на сторону Малфоя, после того как красноречиво защищал его на суде.

— Я пойду к Кингсли, — зло бросает он, — сделаю что угодно, но никто не посмеет снова запереть тебя в этом поместье.

Гермиона чувствует головокружение, когда до неё доходит смысл его слов. Она вспоминает сковывающий ужас, как лежала под хрустальной люстрой, а нож вырезал на предплечье её худший страх. Она вспоминает безумный смех и собственные хриплые крики; жар Круциатуса, несущийся по венам.

Страх, который не пришёл вслед за именем Драко Малфоя на чёрном пергаменте, разгорелся теперь. Гарри прав — она умрёт, но ни за что не вернётся в поместье Малфоев.

Гермиона заставляет себя дышать медленнее: видеть, как Гарри с Роном не справляются с нахлынувшими эмоциями, всегда помогало ей успокоиться.

— Гарри, — её голос звучит так, будто доносится из-под воды, — Гарри, всё хорошо. Всё хорошо. Я не обязана жить в поместье — нет закона, согласно которому я должна переехать к мужу.

— Да, зато есть закон, согласно которому ты всего-то должна выйти замуж за мерзавца, — презрительно усмехается Рон. — Ты правда думаешь, что он согласится жить в твоём доме?

Гермиона чувствует, как в коленях усиливается дрожь, — одно из последствий длительных пыток Круциатусом. После войны она так и не смогла от этого избавиться, как, впрочем, и многие другие. Стресс всегда ухудшает тремор, но Гермиона напрягает ноги и сжимает в ладонях, чтобы удержать на месте.

— Я не знаю, — резко отвечает Гермиона, — давайте пока не паниковать. Могло быть и хуже.

— Куда? — резко, пронзительно спрашивает Джордж. — Куда уже хуже?

— Да, Миона, этот человек годами называл тебя грязнокровкой…

— Рональд Уизли! — Молли перебивает Рона с ужасом в голосе. Рон закрывает рот, но не отказывается от своих слов. Он не ошибается, и всем это известно.

— Гермиона, дорогая, — начинает Артур, — мы не будем делать поспешных выводов. Почему бы тебе не написать мистеру Малфою, и, если он… не… подходящая пара, тогда мы можем передать твоё дело в Визенгамот? Ты сможешь попросить об одолжении Кингсли — он нам поможет. Он в долгу перед тобой.

Гермиона чувствует, как в горле поднимается истерический смех, когда Артур повторяет ей её собственные слова, брошенные Кингсли. Она уже попросила Кингсли об одолжении — больше он ей ничего не должен. Она даже угрожала министерству расправой. Никто не сможет ей помочь.

Поэтому она задвигает панику подальше и лжёт:

— Я так и поступлю, мистер Уизли.

Молли, кажется, хочет сказать что-то ещё, но её отвлекает треск камина. Из углей проступает лицо Чарли — зелёное волшебное пламя и обыкновенный красный огонь обрамляют его голову.

Он здоровается. Молли бросается к камину и опускается на колени рядом с пылающим лицом своего второго сына.

— Чарли, — говорит она, — дорогой, как ты?

Чарли улыбается, но кажется усталым даже сквозь тлеющие угли.

— Нормально, мам. У меня всего несколько минут, но я подумал, что ты должна узнать, кто станет твоей новой невесткой.

Глаза Молли наполняются слезами, Артур подходит к ней и нежно обнимает за плечи. Гермиона думает, что всё это в высшей степени несправедливо — Уизли сражались в двухвойнах, чтобы их дети были свободны и в безопасности, а теперь вынуждены бездействовать и смотреть, как министерство отбирает эту с трудом завоёванную свободу. Все их дети вынуждены вступить в брак без любви, за исключением Билла, который женился на Флёр, ещё когда ВМН не было и в помине.

Гермиона выпрямляет спину — пускай Джинни выйдет замуж из-за Закона, но по любви, за Гарри. Гермиона выторговала их счастье. Любые жертвы стоят того, чтобы увидеть, как расцветёт их брак; Гермиона даже переедет жить в поместье Малфоев, но не станет стоять и смотреть, как рушится жизнь Гарри Поттера.

— Это Астория Гринграсс, — монотонно произносит Чарли.

На этот раз Джордж не может удержаться от колкости.

— Мерлин, да мы утонем в слизеринцах и сёстрах Гринграсс.

Чарли хмурится, глядя на брата.

— Простите?

— Мне досталась Дафна Гринграсс, — вздыхает Перси. — Обе сёстры наши.

— Это вообще законно? — Рон в ужасе.

Джордж закатывает глаза:

— Эй, приятель, да что за глупость. Конечно, законно. Они же не женятся друг на друге.

— Я никогда её не встречал, — устало говорит Чарли. — Но планирую написать ей, сразу как договорю с вами. Она… намного моложе меня.

Гермиона вспоминает, что Астория Гринграсс училась на курс младше, ей всего девятнадцать, она едва подходит под требования ВМН. Чарли почти двадцать восемь. Гермиона думает, как страшно, должно быть, Астории. Раньше она никогда не задумывалась о сёстрах Гринграсс, но теперь представляет, что чувствовала бы, если бы в её письме стояло имя кого-то старше. Ведь это мог оказаться кто угодно — она мельком вспоминает имена, которые Малфой писал ей в письмах. Отец Маркуса Флинта, к примеру, до сих пор проходит по возрасту, ему тридцать девять, и хотя Азкабана он избежал, всем известно, что он поддерживал Волдеморта.

— Тогда я тоже напишу Дафне сегодня вечером, — говорит Перси, вырывая Гермиону из раздумий. — Таким образом, мы не оставим ни одну из сестёр в неведении.

Чарли кивает.

— По крайней мере, я знаю, что мне понравится мой шурин.

Смех миссис Уизли срывается на рыдание, и Чарли морщится:

— Прости, мам. Наверное, мне следовало послушаться тебя и остепениться много лет назад.

Молли делает глубокий вдох и берёт себя в руки:

— Послушайте меня, дети, — она обводит взглядом комнату, и все внимательно ждут, — это не ваша вина. Это вина Визенгамота и министерства, которые слишком узколобы, чтобы позволить нам исцелиться и жить в мире. Закон может привязать вас к супругу, которого вам не дали выбрать, но эта семья навсегда останется вашей собственной.

Глаза Гермионы наполняются слезами — слова Молли звучат так искренне. Она тоскует по матери, далёкой, навсегда потерянной.

Чарли кивает:

— Это утешает. Свяжемся позже.

Его голова исчезает, оставляя на месте себя небольшой потрескивающий костерок.

Повисшая тишина побуждает Гермиону подняться.

— Думаю, я тоже пойду домой, — тихо говорит она, — надо… Надо написать письмо.

Рон встаёт.

— Я провожу.

Она обнимает Гарри на прощание, благодарит Уизли за поддержку и обещает держать их в курсе. Рон молча следует за ней к входной двери. Его гневное, плохо скрываемое возбуждение действует успокаивающе — после всего, что они пережили, Гермиона знает Рона как свои пять пальцев. Она понимает его. Её утешает его ярость — такая же надёжная, как восход солнца. Они пережили и не такое.

— Гермиона, — выдыхает Рон, когда они выходят наружу, — я хотел извиниться перед тобой.

— За что, Рон?

Рон хмурится:

— Я знаю, что у нас с тобой не сложилось в романтическом плане. Но ты моя лучшая подруга, Миона. И я сделаю для тебя всё, что угодно. Просто… мне так жаль, что этот закон загнал тебя в ловушку. Если бы мы знали заранее, я бы… я бы…

Гермиона мягко перебивает его:

— Рон, не надо. Я знаю, ты бы женился на мне, ты уже говорил об этом. И я знаю, ты бы сбежал со мной хоть сейчас, лишь бы мне не пришлось выходить за Малфоя. Я ценю это, правда. Но я хочу, чтобы ты попробовал с Ханной. Может, ты сможешь быть счастлив?

Рон бледнеет.

— Ханна замечательная, но она возненавидит меня. Из-за меня она теряет Невилла, понимаешь?

Гермиона кивает:

— Да, понимаю. Но это не твоя вина, Рон. Ты оказался в той же дурацкой ситуации, что и все мы. Будь добр к ней, стань ей другом. Обращайся с ней так же, как со мной. Напиши ей письмо — скажи, что тебе жаль, что всё так вышло. Предложи встретиться, как друзья, чтобы попробовать разобраться вместе.

— Ты права, — соглашается Рон, и его полуулыбка оставляет ямочку на щеке. Гермиона не может не улыбнуться в ответ. — По крайней мере, мы друзья. Но, Миона… а как же ты?

Гермиона некоторое время смотрит на него молча, потом вздыхает.

— Рон, я хочу, чтобы ты ни с кем не делился тем, что я собираюсь тебе рассказать, даже с Гарри.

Глаза Рона расширяются, но Гермиона не может его винить. Обычно она не скрывает ничего и всегда рассказывает Гарри всё.

— В чём дело? — спрашивает Рон.

Гермиона хмурится и опускает взгляд на редкий цветник, который Молли высадила давным-давно. Осень подкралась незаметно, и всё вокруг увядает. Это как будто символично.

— Драко Малфой написал мне, — наконец решается Гермиона, — три месяца назад. Чтобы извиниться.

Рон теряет дар речи от удивления и не может вымолвить ни слова. Гермиона продолжает, не давая ему возможности сказать хоть что-нибудь.

— Я не утверждаю сейчас, что он святой, и даже не говорю, что он хороший парень, но послушай — могло быть и хуже. Он в долгу передо мной за то, что я защищала его на суде, и он помнит об этом.

— Извинения — это одно, — твёрдо говорит Рон, — а брак — совсем другое.

Гермиона медленно кивает:

— Ты прав, Рон. Но я не вижу, чтобы у меня был большой выбор. Конечно, я могла бы сбежать, но не хочу терять единственную семью, которая у меня осталась.

Рон опускает глаза — это он в силах понять. Рон сам женился бы на Малфое, чтобы только не жертвовать своей семьей.

— Гермиона, — Рон берёт её за руку и крепко сжимает, — ты самая умная ведьма, которую я когда-либо встречал. Ты можешь избавиться от этого дурацкого Закона — можешь всё исправить. Тебе не придётся оставаться замужем. Я уверен в этом.

Не то чтобы она не думала об этом. Она умная — самая умная ведьма своего поколения — и не сомневается, что сможет найти лазейку, чтобы отменить Закон о восстановлении магической нации. Она готова бороться, но даже она не настолько оптимистична, чтобы верить, будто сможет решить проблему в течение следующих тридцати дней, до истечения отведённого министерством срока.

Она выйдет замуж за Малфоя, а потом найдёт способ выбраться из этой ситуации.

— Рон, я попытаюсь, — обещает Гермиона, — попытаюсь исправить всё, и вы с Ханной сможете остаться друзьями, а Джордж — жениться на ком-то, кого он любит, клянусь тебе, я всё исправлю.

Рон притягивает её к себе и крепко обнимает.

— Мы поможем тебе, Миона. Ты только скажи, что нужно, и мы всё сделаем.

Гермиона позволяет себе насладиться моментом безопасности в объятиях Рона. Они всегда были втроём — она, Гарри и Рон. Она знает, что они помогут, всегда помогут. Куда бы ни пошла, они всегда с ней.

— Спасибо, Рон. — говорит Гермиона, отстраняясь и украдкой вытирая глаза. — До скорого.

Рон отпускает её и смотрит, как она идёт к точке трансгрессии. До границы защитных чар остаётся всего несколько шагов, но вдруг Рон обращается к ней:

— Гермиона, — его голос тяжёл от тёмной ярости, — если он хоть пальцем тебя тронет, мы его убьём.

Она ни на секунду не сомневается в этом, глядя в глаза Рону. Он говорит и от имени Гарри, но, само собой, Гарри согласится. Они все видели смерть и сами учились убивать, и Гермиона уже давно стала тем, кем никогда не думала стать.

— Рон, — тихо отвечает она, вкладывая в каждое слово всю свою душу, — если он хоть пальцем меня тронет, я убью его сама.

Рон медленно улыбается, одобряя её слова, но в нём чувствуется угроза, и образ этой улыбки, выжженный в памяти, остаётся с Гермионой, когда она исчезает.

14 ноября 1999 года — воскресенье

Свадьба Малфоев

Церковь Святой Екатерины выглядит точно так же, как на свадебных фотографиях её родителей. Гермиона чувствует себя крошечной, прячась за каменным сводом дверного проёма. Она представляет, что чувствовала тогда её мать — стоя на этом самом месте, готовясь выйти и обвенчаться с её отцом. Волновалась ли она? Радовалась ли?

Гермиона тоскует по ним так остро, что это почти физическая боль — незажившая рана, на которую давит каждый момент их отсутствия. Однако здесь, в церкви, она почти ощущает их рядом. И ей хочется верить, что они бы ею гордились.

Музыка едва пробивается сквозь грохот сердцебиения, и на мгновение Гермиона жалеет, что никто не ведёт её под руку к алтарю. Но иначе было бы неправильно — место рядом предназначается отцу, и занять его он уже не сможет. Она предполагает, что Драко чувствует то же самое, ведь отсутствие матери для него, должно быть, такая же открытая рана.

Гермиона коротко выдыхает и решает, что больше тянуть не имеет смысла. Всего три шага, и, повернув за угол, она видит его.

Драко смотрит на неё магнетическими серебристыми глазами с непостижимым выражением лица. По телу пробегает волна страха — не того, что она узнала во время войны, но всё же настоящего.

В последний раз, когда она с ним виделать, он еёпоцеловал.

Гермиона осторожно вытирает влажные ладони о юбку платья. Это придаёт ей уверенности: изумрудная лента под пальцами гладкая и прохладная. Когда она снова поднимает взгляд, Драко едва заметно прикусывает губу, сдерживая улыбку.

Она робко улыбается в ответ.

Он протягивает к ней руку, когда Гермиона подходит достаточно близко, и она с облегчением опускает пальцы в его ладонь. Он инстинктивно сжимает её руку, удерживая на месте.

— Дорогие гости, мы собрались здесь сегодня, чтобы связать мистера Драко Люциуса Малфоя брачными узами с мисс Гермионой Джин Грейнджер, — говорит священник ровным, бесстрастным голосом. — Благодаря Закону о восстановлении магической нации, который объединил их, мы увидели взаимное уважение, благополучие и упрочение не только их отношений, но и окружающего сообщества. Министерство благословляет ваш брак и надеется, что глубокая связь между вами будет крепнуть и впредь.

Слушая эти слова, Гермиона испытывает отвращение, но замечает знакомую усмешку, медленно появляющуюся на лице будущего мужа. Она сжимает его руку, и Драко переводит на неё взгляд, будто вдруг вспомнил, что она здесь.

Гермиона закатывает глаза, и напряжение в его плечах постепенно растворяется.

— Мистер Малфой? — спрашивает священник.

Драко резко поворачивается к нему, и Гермионе приходится подавить смешок от его рассеянности.

— Да, — отвечает он без колебаний. У Гермионы вспыхивают щёки — она знала, что он женится на ней, но услышанные слова придают всему пугающую окончательность.

— Мисс Грейнджер, согласны ли вы взять в мужья мистера Малфоя и признать его своим законным супругом?

— Согласна, — тихо произносит Гермиона.

— Властью, данной мне Министерством магии, я объявляю вас мужем и женой. Можете поцеловать друг друга.

Гермиона встречается с ним взглядом всего на секунду — однажды они уже целовались. А теперь женаты. Страх снова поднимается внутри, но, кажется, Драко не разделяет её тревоги, потому что наклоняется к ней. Его губы мягкие, осторожные, ищущие, но не требующие, и Гермиона отвечает на поцелуй без сомнений.

Когда он отстраняется, Гермиона видит, как он открывает глаза, серебряные, ясные, и от этого по телу пробегает жар. Ей вдруг хочется, чтобы он целовал её дольше, крепче — чтобы доказал, что действительно хочет её.

Однако его рука лишь мягко касается её локтя, когда он поворачивается к священнику. Под лёгкий взмах палочки на документе появляется его подпись, и Гермиона повторяет его движение.

На пергаменте написано: «Драко Люциус Малфой» и «Гермиона Джин Малфой».

Гермиона сглатывает, осознав всю важность момента. Они женаты!

Драко аккуратно ведёт её по проходу, и Гермиона встречается взглядом с друзьями. Гарри улыбается, глядя прямо на неё, а у Джинни в глазах блестят слёзы, но на лице сияет радость. Несмотря на обстоятельства, в которых ей пришлось выйти замуж, Гермиона чувствует тепло и поддержку — они окутывают её, обволакивают, дают дышать.

Когда двери за ними закрываются, Гермиона поворачивается к Драко. Он выглядит подавленным — почти как на пятом курсе.

— Ты в порядке? — спрашивает Гермиона, прикусывая губу. Её пугает мысль, что он вдруг вспомнил, кто она такая — маглорождённая, — или, что хуже, вспомнил все причины, по которым когда-то её ненавидел.

Драко поворачивается к ней и тяжело выдыхает, будто отгоняя лишние мысли.

— Ты прекрасно выглядишь, — тихо говорит он. Пальцы скользят по изумрудной ленте на её платье. — Не могу поверить, что ты надела зелёный с серебром ради меня.

Слова приносят облегчение, но Гермиона закатывает глаза, пряча невольную улыбку.

— Ну, мне сказали, что такова традиция.

— Позволь спросить, где ты достала это платье? — спрашивает Драко, улыбаясь.

— Это подарок от Молли Уизли, — признаётся Гермиона. — Со свадьбы Гарри. Я немного изменила его, но не стала сильно уходить от оригинала.

Пустота от отсутствия родителей — зияющая, болезненная, и Гермиона почти готова к тому, что Драко наконец спросит о них. Они оба теперь сироты.

Но двери за их спинами вдруг распахиваются, разрушая напряжение, и Гермиона оборачивается — сияющая Джинни Поттер бросается к ней и заключает в объятия. За ней следуют Гарри и Рон.

Их объятия — крепкие, тёплые, и Гермионе приходится сдерживать слёзы благодарности, когда они наконец отпускают её. Обернувшись, она замечает, как Полумна Лавгуд обнимает Драко — его лицо выражает одновременно ужас и полное недоумение, и Гермиона не сдерживает улыбку.

— Ты потрясающе выглядишь, Гермиона, — говорит Гарри, отвлекая её.

— Не то слово, — добавляет Рон. — И сама церемония была ничего.

Гермиона не может поверить, сколько усилий они прикладывают, чтобы всё выглядело как нормальная свадьба, и от этого ей становится по-настоящему тепло. Молли Уизли всё ещё стоит рядом, её рука лежит у Гермионы на плече, взгляд светится любовью.

— Абсолютно восхитительно, дорогая, — говорит она. — Ты была прекрасной невестой.

— И жених, между прочим, тоже неплох, — поддевает Джинни.

— Эй! — возмущается Гарри. — Джинни!

Она заливается смехом, и раздражение Гарри мгновенно сменяется обожанием. Гермиона осознаёт, что не может стереть улыбку со своего лица.

— Пойду поздравлю хорька, — бурчит Рон, и Гермиона почти отговаривает его, но Джинни снова лезет обниматься, и момент утерян.

— Не могу поверить, что мама всё это время держала платье у себя! — говорит Джинни, уткнувшись в её плечо. — Оно просто чудесное.

— О, нет! Джинни, прости! — осознаёт Гермиона с ужасом. — Это ведь ты должна была его надеть!

Джинни отмахивается, шлёпнув её по плечу.

— Не глупи! Своё платье я выбрала ещё в девять лет, как только впервые увидела Гарри. Мама в курсе. И я счастлива, что она отдала его тебе.

Гермиона смеётся, вспоминая тот детский, нелепый восторг Джинни, и её тревога постепенно растворяется в тихом покое.

— Я тоже счастлива, что она так поступила, — признаётся она. — Я ужасно боялась выбирать платье. Оно и правда прекрасное.

Джинни кивает — ей не нужно объяснять очевидное. Гермиона не смогла бы представить поход по магазинам без матери. И без отца, который должен был вести её к алтарю, заразительно улыбаясь и подбадривая.

Джинни снова прижимает её к себе, и Гермиона позволяет себе растаять в этих объятиях.

— Я горжусь тобой, — не отпуская, тихо говорит Джинни.

Гермиона лишь кивает, не в силах ответить вслух.

Когда Джинни наконец отстраняется, на её лице появляется загадочная улыбка. Рядом с ней стоит Полумна, а чуть поодаль — Рон и Молли. Полумна протягивает руку и сжимает ладонь Гермионы.

— Нам пора, дорогая, — говорит Молли Уизли. — Было очень радостно побыть здесь. Спасибо, что пригласили.

Гермиона благодарит её и обнимает как ни в чём не бывало, хотя где-то внутри поднимается волна разочарования от их скорого ухода. Она не планировала никакого празднования — сама мысль отмечать брак, в который их принудили вступить, кажется странной, — но теперь ей становится жаль.

— Гермиона, нам тоже пора идти, — добавляет Гарри, — но ты прекрасно выглядишь. Надо будет обязательно куда-нибудь сходить всем вместе, идёт?

Гермиона сдерживает раздражённый вздох и лишь кивает.

— Мы тоже пойдём, Гермиона, — ласково говорит Полумна, — но свадьба прошла чудесно. И я не заметила ни одного наргла.

Улыбка сама всплывает на лице Гермионы, и вместе с ней исчезает почти вся грусть от прощания.

— Полумна, Тео, спасибо, что пришли, — говорит она.

Она смотрит им вслед и медленно поворачивается обратно к Драко.

Своему мужу.

— Все так быстро разошлись, я даже удивлена, — тихо произносит Гермиона. Ей интересно, слышит ли он печаль в голосе.

— Устала? — вдруг спрашивает он.

Она качает головой:

— О, нет. Всё нормально. Если честно, я думала, что мы проведём вместе побольше времени.

— Мы всегда можем навестить их в другой раз, — небрежно говорит Драко. — Ну что, пойдём домой? Я перенесу нас.

Гермиона моргает, подметив, как легко у него вылетает это слово — дом. Щёки вспыхивают, но она всё же решается сказать, что думает.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь, — тихо говорит она. И это чистая правда: в парадной мантии, с выбившейся из укладки белокурой прядью он выглядит ослепительно. Джинни, выходит, была права — её муж действительно чертовски привлекателен.

Драко улыбается.

— Ну, разве я мог допустить, чтобы ты была в церкви самой красивой, нужно же как-то поддерживать репутацию.

Из груди Гермионы вырывается смех.

— Твое эго, Малфой, больше, чем эта церковь. Тогда, полагаю, я должна быть польщена, что стала второй?

Он сглатывает и берёт её за руку. Смена тона вызывает в Гермионе недоумение, но она переплетает с ним пальцы.

— Не думаю, что хоть когда-то ты была в чём-то второй, Грейнджер. Кто угодно, но только не ты.

Смех замирает на губах, и Гермиона сталкивается с его взглядом. Серебряные глаза не моргают, и Гермиона вдруг думает, сколько ему стоило произнести эти слова. Она делает шаг ближе и слегка прижимается к его боку, глядя, как в его взгляде распускается тихое облегчение.

— Пойдём домой, — ворчит она, — ты, мистер-флиртун.

Драко смеётся, и в следующий миг их тела растворяются в воздухе.

Через секунду они появляются снова — но не перед своим коттеджем, а на лужайке возле «Норы». Гермиона замирает от неожиданности, и на миг её пронзает паника.

Однако рука Драко крепче обвивает талию, и она понимает, кто перед ней: её любимые люди.

— Сюрприз, — спокойно говорит Молли Уизли, подходя к ним уже без слёз в глазах. — Я знаю, ты не хотела большого приёма, Гермиона, но я никак не могу допустить, чтобы ты вернулась домой голодной, и решила, что небольшого застолья только для близких будет более чем достаточно. Спасибо, что привели её сюда, мистер Малфой.

— Можете называть меня Драко, миссис Уизли, — отвечает он, и Гермиона вскидывает на него ошеломлённый взгляд.

— Ты знал? — выдыхает она.

Смех прокатывается по лужайке, и Гермиона расслабленно выдыхает. Этот вечер — самый настоящий подарок. Пусть задумала его Молли, но сделал возможным именно Драко. Она остаётся в его объятиях, даже когда приветствует гостей.

— Спасибо, что привёл её, — говорит Гарри, подходя ближе. Драко кивает, и Гермиона буквально светится.

— Гарри, — улыбается она, — никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты будешь заодно с Драко Малфоем.

Гарри пожимает плечами.

— Никогда не думал, что доживу до того дня, когда ты выйдешь за него замуж.

Драко хмурится, но Гермиона смеётся и сжимает его руку, не давая ему ответить. Собственная реплика застревает у неё в горле, потому что к ним подходят Рон и Ханна Абботт.

— Привет, Гермиона, — здоровается Ханна, потом неловко кивает. — Малфой.

— Пойдёмте за стол, — зовёт Рон. — Мама приготовила все твои любимые блюда. И даже Джордж пришёл! Вместе с Парвати.

Гермиона чувствует, как от счастья распирает грудь, и тянет Драко за собой к столу с угощениями. Он не сопротивляется, а она не отпускает его руки.

Она хватает тарелку и накладывает всего понемногу, пока Драко не отходит от неё ни на шаг. Вокруг гулко звучат голоса, кто-то смеётся, чокается бокалами. Гермиона ловит себя на мысли, что давно не чувствовала себя так безмятежно.

Повернувшись, она замечает, что Драко стоит в стороне с напряжённым лицом, будто не знает, куда себя деть. И к ней приходит осознание: сомнений больше нет — он не злодей, не тот мальчишка из прошлого. Находиться здесь, среди людей, которых он всю жизнь учился презирать, для него, наверное, всё равно что стоять под проливным дождём без водоотталкивающих чар. И всё же он здесь — ради неё. Ради жены, которую не выбирал.

Она толкает его бедром.

— Что-то не так?

Он качает головой.

— Ничего. — И, встретившись с её взглядом, немного расслабляется. Потом выхватывает пельмень, зажатый у неё между пальцев, и закидывает себе в рот.

Гермиона хочет возмутиться, но вместо этого ощущает, как щёки предательски нагреваются от одной мысли, что Драко Малфой только что съел еду из её рук.

— Эй! Он вообще-то мой, — бормочет она, не особенно убедительно.

Драко ухмыляется:

— Всё твоё теперь моё, жена.

Сердце на мгновение замирает от этого слова, и Гермиона притворно закатывает глаза. Она снова толкает его бедром, и вдруг чувствует, как его тёплая, осторожная ладонь ложится ей на спину.

Это не просто жест. Между ними появляется лёгкость, понимание, тихое согласие. Они становятся друзьями, и Гермиона впервые ловит себя на том, что хочет большего.

Её отвлекает Молли Уизли, зовущая из-за стола. Гермиона оборачивается — Драко не идёт за ней, но рядом уже Полумна и Тео, и она уверена, что с ним всё будет в порядке.

Молли обнимает её за плечи и с гордостью представляет Перси и Дафне, которых не было на свадьбе. Гермиона краснеет от комплимента Перси, а Дафна даже поддерживает незамысловатый разговор.

— Миона, — подходит Рон, — рад, что ты пришла.

— А я рада, что вы всё это придумали, — улыбается Гермиона. — Честно говоря, я расстроилась, когда вы так быстро ушли из церкви.

— Мы знали, что ты откажешься от вечеринки, — закатывает глаза Рон. — Так что решили, что небольшая компания будет в самый раз.

— Лучше и не придумаешь, честное слово, — отвечает Гермиона.

— Пройдёмся? — предлагает Рон, и Гермиона извиняется перед Молли. Она берёт его под руку, и они отходят к другому столу с закусками.

Лицо Рона серьёзно.

— Я волнуюсь за тебя, Гермиона.

— Не нужно, — отвечает она спокойно. — Драко ведёт себя исключительно благородно.

Рон кивает, но нахмуренные брови никуда не деваются. Гермиона резко останавливается, заставляя замереть и его. Она высвобождает руку и смотрит на Рона строго, по-профессорски.

— Это ведь не из-за него, да?

— Нет. Из-за ВМН, — морщится Рон.

— А что с ним такое? — спрашивает Гермиона, доставая из потайного кармана палочку и шепча Муффлиато.

Рон пожимает плечами.

— Мы оба понимаем, чего они добиваются, Гермиона. Беременности.

Гермиона вздрагивает, и лицо её мгновенно темнеет.

— Я прекрасно это знаю, Рональд. Всё под контролем.

— Я не сомневаюсь, но, может…

— Нет, — резко обрывает она. — С тобой я это обсуждать не буду

Рон хмурится.

— Ладно, хорошо. Не хочешь со мной, пожалуйста, но тебе придётся это сделать с кем-то другим, потому что в одиночку с таким не справится, и…

— Хватит, — резко шипит она. — Прекрати.

Кожа словно вспыхивает изнутри от воспоминания о проклятии Долохова. Та же жгучая боль, как тогда, когда целители из Мунго произнесли: «Маловероятно». Та же тягучая неловкость, когда Рон пытался поддержать её, но Гермиона буквально чувствовала, как из него льётся разочарование.

Как она любила его — отчаянно, без остатка. И как ей пришлось его отпустить.

Потому что он заслуживал семью, о которой мечтал. Потому что Гермиона всегда умела только одно — жертвовать собой ради друзей.

Она больше не влюблена в него, и знает, что у них бы всё равно не вышло, но сама тема разрывает её изнутри, снова и снова напоминая о том, что она сломана.

Глаза предательски щиплет, руки дрожат, и Гермиона сжимает кулаки, чтобы не дать себе расплакаться.

— Малфой имеет право знать, Гермиона, — говорит Рон. Голос у него тихий, ровный, мягкий, и от этого ей становится только хуже.

Она готова взорваться, но замечает, как к ним стремительно направляется Драко. Наверное, паника ясно написана у неё на лице, потому что Рон чуть двигает рукой у бедра и Муффлиато вовремя исчезает.

— Драко, — Гермиона натягивает улыбку. — Ты перекусил?

Драко хмурится. Гермиона знает, что его не провести. Он заметил, как они спорили, и просто так это не оставит. Гермиона выпрямляется, готовясь к расспросам и чувствуя, как подступает головокружительная усталость от одной мысли, что придётся рассказать, что сделал с ней Долохов.

Однако вопросов не следует. Лицо Драко смягчается, он обнимает её за талию, притягивая ближе, и Гермиона благодарно опирается на его плечо.

— Да, — подтверждает он. — Молли Уизли — великолепная хозяйка. Не хочешь чего-нибудь выпить?

— Конечно, — кивает она, всё ещё не веря, как быстро он сменил тон.

— Гермиона, — предостерегающе начинает Рон, но она мгновенно бросает на него убийственный взгляд.

— Прекрати, Рональд, — шипит Гермиона. — Хватит. С меня довольно.

Рон опускает плечи и уходит, не оборачиваясь.

Драко глубоко вдыхает.

— Могу я спросить…

— Нет, — вырывается у неё. Слишком резко, и она тут же жалеет об этом. Драко ведь терпелив, он не заслужил. Гермиона делает усилие, сглатывает и говорит мягче: — Прости. Я имела в виду… не… сейчас. Пожалуйста.

Драко хмурится, но кивает, принимая её просьбу без лишних слов. Гермиона едва не морщится от чувства вины — за его старание, за собственные тайны.

— Пойдём, — говорит он. — Там есть свободный столик, за которым можно посидеть.

— Я могу стоять, — тут же возражает она, чуть отстраняясь.

Драко смотрит спокойно, чуть холодно.

— Я и не говорил, что не можешь, Грейнджер.

Гермиона встречает его взгляд — серебристый, бесконечный, ледяной. Как же ей хочется вернуть тот момент, когда он смотрел на неё иначе, с тёплой улыбкой.

Вернуть — и не думать, каким станет его взгляд, когда Драко узнает правду: что она не сможет подарить ему детей, которых он, конечно же, захочет. Драко Малфой гордый до кончиков пальцев. Она лишит его не только чистокровных наследников — из-за неё у него не будет наследника вовсе.

— Прости, — шепчет Гермиона. — Прости, пожалуйста.

Она не просит прощения за своё происхождение, до такого она не опустится никогда. Она не станет жалеть, что её родители те, кем являются, что её жизнь принадлежит ей. Однако ей известно наверняка, чем всё закончится. Гермиона победит ВМН, а потом Драко уйдёт. И пусть она не любит его, мысль о возможности, которая никогда не станет реальностью, всё равно больно ранит.

— Тебе не нужно извиняться передо мной, — тихо отвечает Драко с мягкостью, что заставляет её дрогнуть. Он подталкивает её вперёд, разрывая зрительный контакт, и Гермиона заставляет себя собраться. Они подходят к столу, где сидят Молли, Артур и Гарри Поттер. Гермиона выбирает место справа от Артура.

— Гермиона, ты сегодня такая красавица, — тут же говорит Молли. — Я так счастлива, что ты надела моё платье, и особенно рада, что убрала те кошмарные рукава, дорогая. Честно говоря, я понятия не имею, чем мы думали, когда это было модно.

Гермиона усмехается, с благодарностью цепляясь за смену темы.

— В те времена это было популярно и в магловском мире.

Глаза Артура тут же загораются.

— Правда? А как часто мы подражаем магловским тенденциям в одежде?

Гермиона смеётся, обрадованная возможностью выбросить из памяти недавний разговор. Рассказывать Артуру Уизли о магловских модных тенденциях бесконечно забавно: он увлечённо слушает, делает пометки прямо на салфетке и хихикает всякий раз, когда что-то удивляет его особенно сильно.

Постепенно напряжение уходит. Кажется, и Драко решил не возвращаться к прежней теме — он спокойно сидит рядом, словно тоже благодарен за эту передышку.

Звон стекла отвлекает Гермиону: она поворачивается и видит, как Гарри постукивает ножом по бокалу шампанского.

— Я хотел бы предложить тост, — говорит он: — За Гермиону — сестру, которой у меня никогда не было, и самую умную женщину, которую я когда-либо знал. Ты спасала мою жизнь столько раз, что я не смогу сосчитать, и нет ничего, чего бы я для тебя не сделал. Я желаю тебе счастья. — Гарри моргает, и в его зелёных глазах блестит влага. Он прочищает горло и добавляет с привычной неловкостью: — И за Малфоя — желаю тебе всего наилучшего. Ты уже заполучил Гермиону, так что не облажайся, ладно?

Гермиона смахивает слёзы, которые успели скатиться по щекам, и улыбается Гарри так широко, что сердце почти щемит. Краем глаза она замечает, как Драко поднимает стакан в ответ, и, призвав себе бокал шампанского, делает то же самое.

— За нас, — тихо говорит она, чуть повернувшись к Драко. Тонко звенит стекло, она касается своим бокалом его стакана с огневиски.

Драко Малфой смотрит прямо на неё своим умопомрачительным внимательным взглядом серебристых глаз и не отводит их даже тогда, когда делает глоток.

7 января 2000 года — пятница

Развод

Готовить Гермиона не очень-то и умеет. В бесконечных походах, когда приходится добывать пропитание и довольствоваться ограниченными запасами еды, она справляется на отлично, но вот теперь, стоя дома у плиты и пытаясь приготовить простенький завтрак для мужа, чувствует себя неуверенно, почти растерянно.

Сама мысль о муже поднимает внутри лёгкое, щекочущее счастье. Драко сидит за столом, притворяясь, что читает книгу, но Гермиона видит, как он каждые пару секунд украдкой поднимает глаза и бросает на неё короткие взгляды, думая, что она не замечает.

Гермиона разбивает последнее яйцо в сковороду и едва не подпрыгивает, когда прямо перед столом появляется Джуни. Огромные глаза домового эльфа сужены в сердитом презрении, и она швыряет на стол свёрнутый лист пергамента.

— Для вас, хозяин Малфой, — бросает Джуни, разворачивается и исчезает с громким хлопком.

Ошеломлённая Гермиона кладёт лопатку на край сковороды. Это, пожалуй, самый дерзкий поступок эльфийки, какой она когда-либо видела. Если бы Джуни не испарилась так быстро, Гермиона даже похвалила бы её.

Драко поднимает взгляд — в его глазах то же изумление. Гермиона чувствует, как пальцы предательски дрожат, когда она замечает герб Министерства магии на конверте. Ни одного хорошего письма с этим символом ей ещё не приходило.

Драко встаёт, подходит ближе и разворачивает письмо, расправляя лист так, чтобы они могли читать вместе. Гермионе хочется взять его за руку, но парализующий страх уже распустился внутри, как туман.

«Министерство Магии в высшей степени удовлетворено прогрессом Закона о Восстановлении Магической Нации и с радостью сообщает, что в настоящее время наблюдается значительный рост экономики, международных отношений между волшебниками, числа беременностей и деторождений. Вместе с вами мы движемся к процветающему будущему магического мира.

В связи с успехом Министерство Магии радо предложить поправку для ВМН — ''Акт о совместимости''. Этот акт специально разработан для тех пар, которые считают свой нынешний брак нежизнеспособным. Чтобы получить акт о разводе, паре необходимо подать прошение в Министерство Магии по форме Т-978. К заполненной форме обязательно прикрепить свои магические подписи, приложив палочки к соответствующему разделу.

Чтобы подать прошение в Министерство Магии, обратитесь в отдел магических браков.

С уважением,

Кингсли Бруствер, Министр МагииЭрнест Хоксворт, Верховный Чародей Визенгамота».

Её страх сменяется почти истерической радостью. Они сделали это. Начали рушить систему изнутри. Гермиона смеётся вслух, не в силах сдержаться:

— Мы сделали это! Мы добились возможности развода!

Однако Драко не разделяет её восторга. Гермиона видит, как он вытаскивает из конверта ещё один лист. Его пальцы белеют, пока он разворачивает пергамент.

— Грейнджер, — произносит он глухо. — Это что ещё такое?

Гермиона замирает, снова пододвигается, чтобы прочесть, что так потрясло его. Слова проникают в её сознание, как гной в рану, и разум затапливает неконтролируемый страх.

«Драко Малфой и Гермиона Малфой,

Ваш запрос на магический развод одобрен. К письму прилагается форма Т-978, предварительно подписанная. Для завершения процедуры прикоснитесь палочками к отмеченному разделу.

Подпись,

Отдел магических браков».

Гермиона поднимает глаза. Серебряный взгляд Драко горит смесью ярости и растерянности, а сама она даже не понимает, что чувствует. У Гермионы подкашиваются ноги; она обхватывает себя руками, будто пытаясь удержать внутри нарастающий шторм.

И тут становится ясно, почему Джуни так разозлилась.

— Нет, — резко произносит Драко.

— Что? — еле слышно шепчет Гермиона.

Он поворачивается к ней — лицо напряжено, голос почти срывается:

— Нет. К драклу всё, Грейнджер. Я не хочу разводиться и знаю, что ты тоже не хочешь. Ты моя, ты сама это сказала.

Гермиона моргает. Она и правда не хочет развода, но ведь должна рассматривать все варианты, верно? Она знает наверняка, от чего отказался Драко, женившись на ней. Знает, что он любит её, но всё ещё сомневается, хватит ли этой любви, когда правда всплывёт.

— Но я…

— Даже не начинай, — перебивает он резко, — не вздумай говорить, что я чем-то жертвую, или что ты маглорождённая.

— Твоя семейная магия зависит…

— Ты и есть моя семья! — взрывается Драко.

Гермиона замирает — Драко никогда раньше не повышал на неё голос. Даже в Хогвартсе, когда они обменивались самыми ядовитыми колкостями, он не кричал. И всё же в гробовой тишине его слова звучат особенно громко. Его семья.

Драко делает судорожный вдох и тянет к ней руки. Когда его ладони ложатся ей на плечи, он снова спокоен, мягок и осторожен. Гермиона не сопротивляется, просто тонет в этом прикосновении, чувствуя, как с каждым его выдохом уходит страх.

На этот раз голос его тихий, но твёрдый:

— В этом мире осталось всего два Малфоя, Гермиона. Только ты и я. Если ты против — я подпишу бумаги прямо сейчас, потому что не стану держать тебя силой. Но не смей говорить, будто мне будет лучше без тебя. Не будет.

Гермиона не выдерживает — слёзы текут по лицу, и она не пытается их остановить. Она не хочет развода. Она хочет остаться с ним, любить его, спорить о книгах и ругаться из-за мелочей — жить рядом.

— Хорошо, — шепчет она. — Если ты уверен, хорошо.

Он обнимает её, и Гермиона почти падает в его руки, прижимаясь к тёплому телу. Её семья.

— Ты уверена, Грейнджер? — тихо спрашивает он. — Я хочу, чтобы ты тоже этого хотела.

Она вспоминает ту мучительную ночь перед Рождеством, когда он исчез. Вспоминает, как заболело всё внутри от мысли, что он считает себя похожим на отца — человеком, который заставил её подчиниться. Она больше никогда не хочет, чтобы он чувствовал хоть каплю этой вины.

Она отстраняется ровно настолько, чтобы встретиться с ним взглядом, и вкладывает в него всю нежность, на какую способна.

— Ещё как хочу. Ничего не изменилось, просто… мне важно, чтобы ты рассмотрел и другие варианты.

— Ты мой единственный вариант, — возражает Драко, и в голосе у него странное, обжигающее спокойствие.

Гермиона улыбается, потому что не может иначе. Он вынимает палочку и уже заносит её, чтобы сжечь письмо, превратить этот документ в пепел, и Гермиону вдруг накрывает чувство такой силы, что перехватывает дыхание. Он любит её. Это очевидно, ощутимо, весомо. И ради этой любви она готова на всё. На всё.

— Подожди, — выдыхает она, вырываясь из его объятий. Лицо Драко мгновенно меняется — удивление, тревога, страх. Ей хочется провалиться сквозь землю.

Потому что да. Она действительно готова на всё ради него.

— Я должна… — Гермиона сглатывает. — Я должна тебе кое-что сказать, пока ты не уничтожил форму.

Драко опускает палочку. На миг ей хочется, чтобы он проигнорировал её слова, просто сжёг этот проклятый лист и избавил её от необходимости вытаскивать наружу то, что режет душу. Но момент уже настал — Драко ждёт. А Гермиона всегда была храброй.

— Помнишь, на пятом курсе твой отец провалил задание в Отделе тайн? — спрашивает она.

Драко вздрагивает, ладонь машинально ложится на грудь. Гермионе известно, что Волдеморт не прощал ошибок, и Драко скорее всего поплатился за провал Люциуса.

— Я была там, — глухо говорит Гермиона. — Вместе с другими ребятами. У нас есть зачарованные монеты, оставшиеся со времён отряда Дамблдора — помнишь, Амбридж заставила вас притащить нас к себе в кабинет? Так вот, монета позволяет нам общаться. В ту ночь мы вызвали подкрепление, потому что думали, что кое-кому в министерстве угрожает опасность. Тогда нам пришлось сражаться с несколькими Пожирателями смерти. Долохов был одним из них.

Произносить это имя — всё равно что глотать кислоту. И она видит, что Драко замечает, как её передёргивает. Даже упоминание Беллатрисы не вызывает у неё такой боли.

— Что он сделал? — хрипло спрашивает Драко.

— Он ударил меня довольно неприятным проклятием, как я уже говорила, — отвечает Гермиона, и голос её ломается. Она делает вдох, заставляя себя продолжать: — Мадам Помфри не умела обращаться с такими, поэтому отправила меня к специалистам в Мунго. Как видишь, я выжила.

— Но? — его голос дрожит от нетерпения, и Гермионе хочется, чтобы он не спрашивал.

Она выпрямляется, будто подставляет грудь под удар.

— Я не смогу подарить тебе детей, Драко.

Лицо его замирает, пустеет, превращается в маску. Гермиона ждёт. Секунды тянутся вечностью; кажется, она стареет на годы, пока он молчит.

— Мне так жаль, — наконец произносит он.

Гермиона осознаёт, что всё это время смотрела в пол, и поднимает взгляд.

— Мне жаль, что Долохов так поступил с тобой, — говорит он. — Мне жаль, что он отнял у тебя выбор.

Вот оно. Приговор.

— Драко… — шепчет она, просто чтобы услышать его имя.

Но он не останавливается.

— Ничего не изменится, Грейнджер. Я не стану врать и говорить, что мне не грустно — из тебя вышла бы отличная мама, а у меня никогда не было большой семьи. Но между нами ничего не меняется. Я хочу тебя.

Тело Гермионы двигается раньше, чем разум успевает осознать — она бросается к Драко, обхватывает его, и из груди вырывается судорожный всхлип.

— Рон так хотел семью, — шепчет она. — А я не могу… не могу…

— Давай не будем сейчас говорить о глупости Рональда Уизли, любимая, — тихо произносит Драко, и Гермиона чувствует, как его ладонь медленно скользит по её спине. Его сердце бьётся у неё под ухом, и она думает, что способна убить за такое.

— Он единственный, кто знает, — признаётся Гермиона. — И он хотел, чтобы я рассказала тебе, но я… я слишком боялась. Он вовсе не жестокий, Драко. Он просто ненавидит ложь. Он хотел, чтобы ты знал до того, как всё зайдёт слишком далеко. На случай если… если ты передумаешь.

Руки Драко сжимаются вокруг неё сильнее, почти до боли, но Гермиона не возражает.

— Я хочу тебя, Грейнджер, — повторяет он глухо, и слова отдаются в её груди, как в резонаторе. — И знаешь что? Миссис Уизли ведь не раз называла тебя своей дочерью.

Гермиона всхлипывает, выдыхая:

— Ну да.

Драко целует её в макушку, и она знает, как нелепо должно выглядеть это со стороны — волосы кое-как собраны в пучок, выбившиеся пряди щекочут ему щёку. Но он всё равно здесь. Всё ещё держит её.

— Тогда откуда у тебя вообще возникла мысль, что кровь так важна? Молли и Артур Уизли любят тебя так же сильно, как и остальных своих детей. Если ты хочешь детей, Грейнджер, значит, они у нас будут. В твоём распоряжении все наши деньги — можешь обратиться за помощью, найти специалистов, суррогатную мать, пойти в приют, что захочешь. Послушай, я знаю тебя — ты способна полюбить кого угодно и что угодно — напоминаю, ты любишь Поттера, а это из разряда невозможного; так что если ты хочешь детей, только скажи, и они у нас будут.

Слёзы снова скатываются по её щекам, впитываясь в его рубашку. Гермиона не шевелится, глотая эту странную смесь горя, любви и тихого, горячего желания. Лишь когда кажется, что дыхание наконец выровнялось, она поднимает руку, стирает влажные следы с лица и заставляет себя взглянуть мужу в глаза.

— Гарри хороший, — говорит она, просто потому что всё остальное невозможно выразить словами.

Драко закатывает глаза.

— Как скажешь.

Гермиона улыбается. Оказывается, слова всё-таки находятся.

— Я до ужаса люблю тебя, Драко Малфой.

— Ну что, теперь я могу сжечь эту мерзкую бумажонку? — быстро спрашивает он.

Гермиона щёлкает пальцами в сторону почти забытого пергамента и шепчет:

— Инсендио.

Пергамент вспыхивает и осыпается пеплом на столешницу. Драко смотрит на неё с округлившимися глазами, в которых читается смесь изумления и гордости.

— Как часто ты практиковалась в беспалочковой магии, Гермиона? Да ты опасная штучка, — бормочет он.

— Теперь уже поздно со мной разводиться, — парирует она, и не успевает моргнуть, как Драко оказывается прямо перед ней. Его руки прижимают её к столешнице, и он целует её — глубоко, жадно, будто всё, что они только что пережили, растворяется в этом движении.

Гермиона отвечает так же отчаянно, чувствуя, как время разворачивается перед ними — не линия, а целый поток, годы и десятилетия, и жизни, сотканные из этого поцелуя. Она никогда не верила в прорицания, но сейчас готова поклясться: она видит своё будущее — и всё оно в нём.