Власть женщины сильней (гет)

Широким неспешным шагом Перетти направился в студиоло, куда велено было проводить гостью. По пути Феличе продумал встречу. Конечно, многое будет зависеть от цели приезда Марии Сантаре, но попытаться, по его мнению, следовало. А потому, прежде чем предстать перед синьорой Портиччи, он заглянул в свою спальню. Пара капель духов на виски, небольшой кусочек корицы в рот, пристальный взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что в глазах присутствует соответствующий блеск. Вот теперь Феличе Перетти был готов выйти к Марии.

В студиоло хозяина ожидала стройная, может быть даже излишне худая, невысокая женщина в черном бархатном платье с богато вышитой накидкой на плечах. Под мантильей угадывались роскошные светлые волосы. Окружал гостью уже знакомый свежий прохладный и вместе с тем терпкий аромат.

— Простите, что заставил ждать, синьора Портиччи, — кардинал вошел и остановился на пороге, откуда ему удобно было осмотреть посетительницу.

Она словно поняла назначение его взгляда — склонила голову в приветственном поклоне, но тут же выпрямилась, откинула мантилью, открывая лицо. На изучающий взгляд кардинала Мария ответила своим — коротким, восхищенным — и сразу опустила, чуть прикрыла глаза тенью пушистых ресниц.

— Добрый день, монсеньор. Это я прошу у вас прощения за дерзкое письмо и еще более дерзкий визит.

Перетти улыбнулся:

— Вы дали понять, что связаны с Роберто Беллармино. Это может оправдать любую дерзость.

Мария смутилась:

— Монсеньор Беллармино мой дядя и опекун. Я многим ему обязана. Впрочем, вся моя семья многим обязана дяде Роберто.

— Присядем, синьора. Вы недавно в Риме?

— Несколько недель. Мы даже встречались. Но вы меня не замечали, — Мария посмотрела на кардинала и несмело улыбнулась, но взгляд ее вовсе не был робким.

— И, поверьте, очень сожалею сейчас об этом. Но почему вы не пришли раньше? Почему именно сегодня?

«Уж не сам ли друг Роберто решил сделать мне подарок… напоследок?» — скользнула по краю сознания мыль.

— Я случайно видела, как вы выходили из кареты на Латеранской площади. Вы были расстроены и печальны… Простите, — Мария встала, — я отнимаю у вас время.

— Я был в базилике Сан-Джованни*. Через день там состоится торжественная месса, а еще не все готово. Это меня… опечалило, — Феличе поднялся следом за синьорой. Прошелся по комнате, остановился возле гостьи.

Марии пришлось поднять голову, чтобы смотреть ему в лицо. Она затаила дыхание, рассматривая каждую черточку — изгиб бровей, тонкие лучики вокруг глаз, твердую линию губ, мужественный, чуть грубоватый подбородок. Завороженная близостью предмета своих мечтаний, Мария тихо проговорила:

— Может быть это немного развеет вашу печаль?

Только теперь он заметил, что в ее руках что-то блестит. Мария протянула кардиналу раскрытую ладонь, а на ней — золотой крест украшенный россыпью мелких драгоценных камней и эмалью, в сердцевину креста был вправлен рубин с вырезанной на нем литерой «F». Феличе, не отпуская взгляда женщины, взял не подношение, но подносящую его руку в свою. Ладонь Марии дрогнула. Перетти заметил, как расширились зрачки в глазах женщины, участилось дыхание.

— Это прекрасный подарок, — низким глубоким голосом проговорил он. — Как и рука, на которой он лежит.

Наклонившись, якобы для того, чтобы поближе рассмотреть произведение искусства, Перетти поднес ладонь Марии к губам и поцеловал тонкое, с голубыми прожилками запястье. Волосы на макушке шевельнулись от взволнованного выдоха женщины.

— Дядя предупреждал меня, что вы любите говорить комплименты.

— Ваш дядя прав, я люблю говорить женщинам, что они восхитительны, если они того заслуживают. Вы же достойны этих слов сверх меры. У нас похожий аромат духов. Это случайность?

— Мне хотелось бы, чтобы это было знаком.

— Знаком чего? — он переложил крест с ее ладони на стол, но руки не выпустил. А она и не пыталась отнять.

— Залогом, — уточнила Мария, мягко улыбнувшись, — того, что между нами будет еще что-то общее.

В то, что произошло дальше, Перетти не сразу поверил. Глаза женщины на поднятом к нему лице укрылись за тенью ресниц, губы, напротив, чуть приоткрылись — приглашая и обещая. Это, конечно, была не первая женщина, которая предлагала ему себя так откровенно, да и гостьи вечеринок у Оттавиани не отличались скромностью. Но Мария Сантаре сделала это так целомудренно и безыскусно! Феличе склонился к ее губам и сперва легко коснулся их поцелуем, словно еще давал возможность отступить. Но ответное движение поднявшейся на носочки Марии не оставило места никаким сомнениям. Тогда его поцелуй стал откровенным, ласкающим. Остановившись, он всмотрелся в лицо синьоры Портиччи, проверяя правильный ли подобрал ключик к чувствам женщины. Мария была полностью во власти Перетти. Синьора Портиччи быстро шептала:

— Я обманула вас, монсеньор. Я пришла лишь сказать, что хотела бы всю жизнь быть с вами. Что вы — мое счастье. Что я люблю вас, — она вдруг распахнула глаза и дальше говорила, не отводя глаз от Перетти. — И что у вас прекрасное имя. Феличе, Феличе… И что я готова умолять вас о милости, умолять вас принять меня.

Щеки молодой женщины алели румянцем. Но Перетти видел, что это краска не похоти и страсти, а преодоленного стыда, побежденного смущения. «Да она же влюблена», — гулким ударом колокола раскатилось в голове у кардинала. Он дотянулся до особого шнура возле окна. Сильным движением опустил тяжелую штору, одновременно в двери щелкнул замок:

— А это, если вы захотите покинуть меня, — проговорил он, вкладывая в руку Марии небольшой ключ, снятый с крючка у того же шнура.

Мария не глядя взяла ключ и положила его на стол. После ее руки легли на плечи мужчины:

— Мне этого не захочется.

Он снял с ее головы мантилью, убеждаясь, что волосы у Марии действительно светлые, с соломенным отливом. После настала очередь плаща. Движением, выдававшим опытного человека, распустил прическу женщины. И откровенно залюбовался. «Юлия уехала… Жаль, был бы прекрасный повод…»

— Я так долго мечтала об этом. Даже дядя Роберто не знал. Он думает, что я только сейчас вас узнала. Много лет назад вы, тогда еще Папа, поздно ночью приехали к нему. А я готовилась выйти замуж за маркиза Портиччи. В ту ночь вы похвалили мое сорбетто. Весь следующий день я надоедала этим дяде.

«Прости. Я не откажу этой девочке в исполнении ее мечты…»

— Довольно. Не нужно оправдываться, Мария. Твое чувство чисто. А я за свой грех отвечу перед Господом.

— Не надо так, прошу, — а юркие нежные пальчики уже скользят по застежкам сутаны, и сбивчивое дыхание теснится в груди.

Помочь ему раздеться — вот все, что она позволила себе. Дальше лишь подчинялась каждому движению Феличе, принимала всякую ласку как проявление высшей воли и дар. Ей казалось, что это прекрасный сон, и боялась она только одного — того, что вот сейчас, через мгновение проснется, а ничего нет. Нет его губ, горячих и безумно желанных, нет его рук, сильных, жарких, угадывающих, нет его глаз, усталых, но подернутых дымкой страсти. «Пусть сон, — едва не вслух проговорила Мария, — но это сладкий и ласковый сон».

Шоколад был давно выпит. Юлия сидела в кресле, задумавшись. Когда она очнулась от своих мыслей, солнце за окном уже явно склонилось к закату. Синьора Бельфор встала, потянулась, расправляя спину, и вышла из комнаты. Прошла по переходу, открывая двери в поисках хозяина дома. Лишь одна была заперта. Юлия почувствовала недоброе. За дверью слышались голоса… Так не говорят о делах. Так говорят страсть и наслаждение. Юлия оперлась спиной на стену. В голове зашумело, а щекам стало горячо. Ей хотелось смеяться — над собой, над своей наивностью. Она смогла поверить ему. А он… У нее не было слов. Осталась только усталость. Виктория, девочки Оттавиани, теперь какая-то Мария.

Решительно оттолкнувшись от стены, графиня, словно в тумане, вышла из палаццо, спустилась по лестнице и, не глядя вокруг, не замечая ничего, села в карету и приказала: «Домой».

У себя синьора де Бельфор захлопнула дверь перед носом встревоженной Женевьевы, по пути в свою спальню приказав Пьеру никого, абсолютно никого, в дом не пускать. Сама переоделась, дрожащими руками справляясь с деталями туалета. После села у зеркала и принялась расчесывать волосы. Обычно это занятие ее успокаивало. Но в этот раз и щетка, и гребень нещадно путались в локонах. Через несколько минут безрезультатной борьбы, женщина сдалась и… залилась слезами.

Феличе оправил сорочку на груди Марии, еще раз коснулся губами ее губ и поднялся с дивана, где они дарили себя друг другу.

— Останься на ужин, — предложил он, одеваясь.

Глаза! Феличе догадывался, что его взгляд полон тоски: «Перетти, ты чувствующий труп», и озлился на себя.

— Конечно, — Мария затянула шнуровку платья и шагнула к нему, заглянула в лицо. — Тебе…

Феличе не дал ей договорить:

— Даже не думай! Ты была великолепна. Я благодарен тебе.

— Я твоя должница. Мне никогда еще не было так хорошо. Знаешь, — она помолчала, — я могу помочь…

— В чем?!

Кардинал открыл дверь и позвал прислугу, чтобы отдать распоряжения о столе.

— Ты знаешь. Но если не хочешь говорить об этом…

— В письме ты писала, что мне угрожает опасность. Не знаю, что тебя убедило в этом.

Мария ощутила, как от тона, взятого монсеньором, повеяло холодом. Она замолчала.

— Идем в столовую. Я ужасно голоден, — и Перетти улыбнулся, наконец, справившись с собой.

Уже за столом синьора Сантаре заговорила вновь:

— Я открою тебе мою самую большую тайну.

Перетти удивленно вскинул брови.

— Когда я жила в Портиччи с мужем, я страшно скучала. Только раз в год на несколько недель туда приезжал неаполитанский двор. А все остальное время… Во дворце отличная библиотека. Много книг по медицине, всяким лекарствам, ядам.

— Ты так хорошо знаешь латынь?!

— Выучила. В монастыре, куда меня пристроил дядя. Мне было просто интересно.

Перетти коротко рассмеялся.

— Напрасно ты так, — Мария притворно обиделась. — Между прочим, местный аптекарь сказал, что у меня хорошо получается.

Перетти примирительно поднял руки:

— Прости. Я не хотел тебя обидеть. Допускаю, что женщина способна думать не только о булавках и тканях для платья.

Мария вздохнула и, собравшись духом сказала:

— Ты можешь умереть, а потом воскреснуть. Я могу так устроить…

— Не богохульствуй, женщина!

Мария испугалась, но потом разглядела в глазах кардинала смех. И сама лукаво улыбнулась:

— На земле многое возможно…

Но тут уж он чуть вспылил:

— Хватит об этом!

— Прости. Как ты хочешь.

Мария смиренно, доверчиво и нежно посмотрела на мужчину.

После ужина кардинал проводил синьору Сантаре и вернулся в студиоло. Взял со стола подаренный крест с рубиновой литерой «F». Только сейчас он понял, что его тревожило. Перетти вновь позвал слугу:

— Когда из палаццо ушла синьора де Бельфор?

— М-м, перед тем как вы приказали накрывать ужин, монсеньор.

— Ступай.

Вот почему у двери студиоло пеленой висел аромат духов Юлии! Что ж, так лучше. Кардинал прошел в кабинет. Перебрал бумаги. Некоторые сжег тут же, на медном подносе. Другие — в основном свои стихи — сложил аккуратно в ящик. В другой ящик, скрытый за потайной панелью, положил солидный пакет с документами по испанскому делу. Все наиболее ценные вещи, деньги были уже перевезены в палаццо Монтальто. Но и на поживу черни в случае своей смерти кардинал кое-что оставил. Конечно, осведомители говорили в один голос, что ни кардинал Боргезе, ни Сципион Каффарелли не имели никаких подозрительных встреч. Но ощущение сгустившейся угрозы по-прежнему мешало вздохнуть свободно. Если бы только точно знать куда направить упреждающий удар и каким он должен быть… Роберто Беллармин — единственный, кто в последнее время смел смотреть ему прямо в глаза. Даже Марк избегал встреч один на один. И брат Иосиф до сих пор не прислал никаких известий с виллы. Что там с Климентом? Хотя еще рано, монах не успел бы…

Перетти приказал приготовить камзол, сапоги, шпагу и седлать коня. С заходом солнца граф де Невре отправился к палаццо Бельфор. Дворец был окутан глубокими сумерками. Позднему визитеру не открыли. Слуга из-за дверей сообщил, что ее светлость уже легла и приказала никого не принимать. Феличе вернулся в седло и направился вокруг квартала. Но, доехав до стены, ограждающей сад Бельфор, резко развернул коня: «Старый дурак!»

* * *

Проведя большую часть ночи без сна, день кардинал-епископ Перетти постарался заполнить делами. Благо, подготовка к грядущей церемонии позволяла найти десятки вопросов и проблем, для решения которых требовалось его присутствие и участие. Он даже думал, не съездить ли ему в свою епархию, в Альбано. Но отказался от этой идеи, чтобы не давать повода заподозрить себя в бегстве. Беседа с министрантами, встреча со Стефаном Брунеггом, командиром швейцарских гвардейцев, прием членов римского магистрата, визит в базилику. И еще, и еще… Чтобы только не думать, не ждать, не встречаться. Не думать о завтрашнем дне, не ждать конца, не встречаться с Юлией.

_____________________________________________

* Базилика Сан-Джованни — одна из древнейших христианских церквей и самая первая в Риме. Является личной базиликой римских пап, местом возведения в сан.