Для того, кто умел верить... (гет)

А в то время, как госпожа Эльжбета будила и кормила завтраком Эмили и Джорджиану, мисс Корнер уже давно была в Англии. Кутаясь в широкий плащ и придерживая капюшон, чтобы его не сорвало ветром, она шла вдоль морского берега. Там, вдалеке, брезжил рассвет, и граница между морем и небом исчезала в бледных и нежных красках нового утра. Повинуясь наложенному заклинанию, песок сам собою разглаживался за ней, стирая следы торопливо ступающих по нему ног.

Ещё немного, и она перейдёт невидимую границу, и Билл Уизли будет знать, что новый член Ордена Феникса вернулся в штаб. На мгновение мисс Корнер остановилась, переводя дыхание: ей хотелось собраться с мыслями, прежде чем она встретится со своим новым окружением.

Она не скрывала от мистера Артура Уизли и Минервы Макгонагал — этих двух людей, взявших на себя бразды правления организацией, — что не вернулась бы в Англию, считая своим долгом остаться рядом с осиротевшими ученицами, если бы более настоятельный долг не заставлял её возвратиться. В исполнении этого долга нет ничего бесчестного или противоречащего задачам Ордена, даже наоборот. Она должна была найти ребёнка, маленького волшебника, который считался магглорождённым, чтобы рассказать ему правду о его происхождении и дать возможность воспользоваться всеми его преимуществами; вскоре этот ребёнок должен был поступить в Хогвартс. Больше она ничего рассказать не могла.

— В таком случае, — отвечала ей тогда профессор Макгонагал, — нет ничего проще, чем найти этого таинственного мальчишку: он будет в списках будущих учеников, а там и информация о нём — адрес и так далее.

Мисс Корнер отрицательно покачала головой.

— Адрес мне известен. Но я собиралась сначала отправить в безопасное место девочек, а уже потом выполнять это… задание. Впрочем, этот ребёнок был из списков исключён.

— Этого не может быть! Ведь списки формируются в Хогвартсе. Если только не…

— Да, профессор Макгонагал! Они проходят и через руки министра магии.

— Стало быть… — Минерва понимающе кивнула, — ясно. Вы не можете сказать, почему, и я не буду подвергать вашу жизнь напрасному риску.

Милисента не стала возражать ей и опровергать намёк насчёт Нерушимого обета. На самом деле Руфус Скримджер не потребовал от неё принесения клятвы, совершенно неудобной и даже неприемлемой в этом случае. Её язык удерживала только совесть.

…Скримджер вызвал её для конфиденциального разговора незадолго до своей смерти. Не зная за собой никакого проступка, мисс Корнер вполне резонно предполагала, что с ней хотят поговорить об усилении охраны её учениц, возможно, о переселении в более безопасное убежище. «Давно пора» — думала Милисента, толкая тяжёлую дверь кабинета хозяина дома. Прежде она была здесь только однажды — во время собеседования при приёме на работу. Тогда эта мрачная комната, отделанная тёмными дубовыми панелями, словно съедавшими свет, произвела на неё гнетущее впечатление. Теперь, когда она вошла сюда во второй раз, это ощущение только усилилось.

Войдя в кабинет и остановившись у края ковра, Милисента вперила удивлённый взор в кожаную спинку пустого кресла, стоявшего за большим столом посреди комнаты. В прошлый раз Скримджер сидел здесь, прямой и сосредоточенный, точно судья. Под его взглядом она сразу почувствовала себя как на скамье подсудимых, и долго не могла отделаться от этого ощущения, пусть Скримджер и старался быть вежливым изо всех сил и подавить свои аврорские замашки.

Куда же он теперь-то делся?

— Сэр?

Оглядевшись, она заметила какое-то движение у окна. Скримджер стоял, тяжело опираясь на свою трость, и смотрел, как струи дождя сбегают по стеклу, словно прикованный каким-то странным колдовством к этому простому зрелищу. Заслышав её голос, он дёрнулся, но не обернулся.

— Сэр, вы звали меня?

Скримджер медленно перевёл свои жёлтые глаза с окна на посетительницу и кивнул.

— Да. Я вас звал.

— Я слушаю вас, сэр, — произнесла Милисента, между тем как в её душе нарастала тревога. Ей казалось, что, переступив порог кабинета, она шагнула в какое-то иное измерение, где властвовало отчаяние и мрак. Отчаяние! Воздух был пропитан этим чувством, он был отравлен им.

— Я стою здесь, мисс Корнер, и думаю о том, скольким людям я доверяю, — наконец произнёс Скримджер странно скрипучим голосом.

Милисента вздрогнула, едва сдержав удивлённый возглас. «Это не Скримджер, — мелькнула у неё испуганная мысль, — это всё оборотное зелье! Доверие! Да он ни за что не заговорил бы о таких сантиментах! Со мной, во всяком случае… Что ж, умнее притвориться дурочкой и узнать, что у него на уме. Может, он ещё отпустит меня с миром, тогда можно будет и поднять тревогу»

Тот, в свою очередь, повернулся и захромал к столу, отодвинул кресло и тяжело опустился в него. Потом, словно очнувшись, встряхнул нечёсаной гривой и остановил взгляд на лице своей подчинённой.

— Вы не верите, что я могу думать о таких вещах, — с кривой усмешкой, больше похожей на оскал, проговорил мужчина, — разумеется. Какова судьба! Если доверяю я, то не доверяют мне.

— Сэр, я вовсе не…

— Молчите, мисс Корнер! Я раскусывал самых хитрых лис, а ваши глаза не умеют лгать. Не нужно даже применять легиллеменцию. Не обижайтесь… это хорошо.

Скримджер сунул руку в нагрудный карман своего пиджака, вытащил крошечный флакон и протянул Милисенте.

— Взгляните. Это веритасерум, сваренный лучшими зельеварами Министерства, — и махнул рукой, указывая на антикварный графин с водой и хрустальный стакан, стоящие у него на столе, — отмерьте сами, мисс Корнер. Пожалуйста.

Девушка взяла у него флакон и потянулась было к графину, попутно отметив, что Скримджера дрожат руки, как хозяин уже остановил её.

— Нет. Возьмите на столике, у камина, кофе.

Милисента, поняв его мысль, добавила три капли зелья в чашку остывшего на маленьком столике чёрного кофе. Смешиваясь с кофеином, веритасерум зашипел, и светлые капли разошлись по тёмному напитку медленно, складываясь в сложные узоры. Зелье правды незаметно в воде, соке или даже чае, но в кофе, не теряя свойств, шипит и обнаруживает свою природу. Скримджер выпил залпом получившуюся смесь, закашлялся, так что Милисента едва удержалась от того, чтобы не похлопать его по спине, и посмотрел на неё слегка расфокусированным взглядом.

— Сядьте, — проговорил он, указывая на стоявший у стола стул. Мисс Корнер повиновалась.

— Теперь вы поверите моим словам, — вздохнул он, — ведь так?

Милисента кивнула не без колебания. Он же мог принять антидот, прежде чем она вошла в комнату…

— Ну так спросите же, кто я такой!

— Сэр, кто вы? Как вас зовут? — чувствуя, что от абсурдности ситуации кружится голова, спросила Милисента.

— Меня зовут Руфус Скримджер, я — министр магии. Я нанял вас три года назад в качестве домашней учительницы первой ступени для своих дочерей… — он снова закашлялся, — Вот так. Всё как в Аврорате. Даже здесь. «Заслужите уважение…», значит… М-мальчишка!..

— Какой мальчишка?.. — забывая о действии зелья, воскликнула Милисента. «Если это и действительно Скримджер — то Скримджер, сошедший с ума!»

— Поттер, — машинально отозвался её собеседник, — неважно. Я действительно думал о том, кому я доверяю. Кто никогда не обманывал и не предавал меня. Но я окружён врагами и предателями, и я не доверяю почти никому. Вы работаете здесь три года, и у меня не было ни единого повода быть недовольным вашей работой или поведением. Вы честны, скромны и добросовестны. И вам я доверяю. Вы хотите знать, почему это важно? Это всё родовая магия, будь она неладна. В древние времена люди придумывали невозможные ритуалы, завязывая заклятия на чувствах и ощущениях, загоняя потомков в тупик… — Скримджер замолчал, заметно было, что он отчаянно борется с действием зелья, чтобы не впасть в чрезмерную болтливость, — чёрт, я не могу… я не должен их ненавидеть! Простите, мисс Корнер.

— В Средние века люди гораздо более открыто проявляли свои чувства. Они не стыдились бурных проявлений горя или радости, а самые личные, частные аспекты жизни были открыты — на виду у всех. Для них магия, замешанная на сильных чувствах, была более естественной и… приемлемой, что ли, чем для нас. Они иначе смотрели на мир, — постаралась объяснить Милисента… и осеклась, едва закончив мысль — так нелепо и странно прозвучал этот отрывок из лекции по психологии истории в мрачном кабинете её хозяина. Но тот, очевидно, не обиделся, а воспользовался передышкой, чтобы немного взять себя в руки.

— Я доверяю вам, мисс Корнер. Настолько, что в начале нашего разговора забыл предупредить вас, что обо всём, что здесь будет сказано, вам следует хранить молчание.

— Разумеется, сэр. Но… о чём вы хотите сказать?

— Я собирался просить вас, — проговорил он, умеющий только приказывать, — об одной… услуге. Взгляните, — с этими словами Скримджер протянул руку и извлёк из глубин беспорядка на своём столе старинный фолиант в кожаной обложке с металлическими украшениями и уголками. Древние руны на металле, окружённые сложным узором, напоминали о шотландском клане, от которого вело отсчёт своей родословной семейство Скримджеров.

— Это…

— Это один из тех артефактов, что символизируют силу и величие древнего рода. У кого-то это — меч, как было у Гриффиндора, — он поморщился, — у кого-то гобелен, как у Блэков… Возьмите, мисс Корнер, и откройте. Это родословная книга.

Внутренне возмущаясь той небрежностью, с какой Скримджер обращался с древним фолиантом, Милисента взяла книгу и осторожно попыталась её раскрыть. Но — тщетно! Обложка точно приклеилась к страницам.

— В ваших жилах не течёт нашей крови, — прокомментировал Скримджер, — вы её не откроете. Откроет тот, кто непосредственно принадлежит к роду.

Лицо Скримджера посерело. Он замолчал, глядя прямо перед собой, словно в его душе шла какая-то мучительная борьба. Именно так оно и было: затуманившее мозг зелье требовало высказаться, раскрыть всю правду, а остатки аврорской осторожности и дисциплины удерживали язык, заставляя обдумывать слова, а не покоряться магическому воздействию веритасерума. А откуда-то из давно заколоченных и забытых глубин души вставало то обжигающе-тяжёлое чувство, которое люди называют стыдом или угрызениями совести.

— Сэр, с вами… с вами всё в порядке?

Ясно, что нет, подумала Милисента, прикусив язык.

— За мной следят, за каждым моим шагом, — продолжал Руфус, не обращая внимания на её вопрос, — я связан по рукам и ногам. Я прошу вас, мисс Корнер… ведь в выходные дни вы иногда покидаете дом, даже трансгрессируете на большие расстояния?

— Да, сэр, — кивнула мисс Корнер, начиная догадываться о сути его просьбы. Действительно, в свои выходные дни она посещала то Диагон-аллею, то маггловский Лондон, то кого-то из английских историков по просьбе госпожи Коменской. Маршрут каждый раз был разным, цели — предельно ясными и прозрачными.

— Я прошу вас найти причину посетить Уэст-Йоркшир, Хейнворт. Там… — он назвал точный адрес, улицу и номер дома, — там живёт пожилая супружеская пара по фамилии Черрингтон. Они магглы, воспитывают внука. Его мать была ведьмой. Она умерла. Ребёнку восемь лет, и он маг, которого все считают магглорождённым. Он… откроет эту книгу. Я прошу вас выполнить мою просьбу. Только человек, которому я действительно доверяю, может вынести родословную книгу из этого дома и отдать её… наследнику рода, — Скримджер поднялся со своего кресла и бесцельно захромал по комнате, — Ноэль Черрингтон — мой сын.

Мисс Корнер молча кивнула, не отрывая взгляда от книги. Что она могла сказать на такое признание?

— Я... не сразу узнал об этом. Восемь лет назад… М-мисс Черрингтон умерла при родах в маггловской больнице. Я не думал, что она ушла из Министерства из-за этого… что так хотела скрыться… Мерлин, когда… когда я узнал о рождении Ноэля, я надеялся, что он родился сквибом и никогда не появится на моём пути. Но когда ему было пять лет, Министерство засекло сильное проявление стихийной магии в доме его деда. Я… я уничтожил данные об этом в статистическом отделе. Но с тех пор я навещал сына несколько раз. Пока политическая ситуация не обострилась настолько, что мне стало опасно приближаться к нему. Указывать на него… Для Министерства его не существует, я собирался отправить его в Дурмстранг или Ильвермони вместо Хогвартса, чтобы…

«Он собирался! А дед и бабушка, которые воспитывали этого бедного мальчика двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, их мнения вы спросили?.. Может, они не хотят отправлять ребёнка так далеко! Может, они его любят — вообще-то так тоже бывает! И ещё говорит так гордо — «сын»! О Мерлин, ведь Руфус Скримджер, бравый аврор, храбрый министр — просто трус, жалкий и малодушный!»

Мисс Корнер гневно поджала губы, продолжая смотреть в одну точку. Счастье, что Скримджер не предложил и ей принять веритасерум, иначе он узнал бы много нового и интересного о себе! А быть может, и напрасно… Сильные мира сего потому и теряют совесть, что никто не осмеливается сказать им в лицо правду. Недаром в старину всесильные короли держали при себе шутов!..

«Впрочем, если его дальнейшие просьбы будут содержать нечто несправедливое по отношению к Черрингтонам, я вправе отказаться. И видит Бог — я воспользуюсь этим правом»

Между тем Руфус остановился, едва не выронив свою трость. За всё время своей тирады он впервые посмотрел в сторону своей собеседницы и увидел на её лице то выражение отвращения и презрения, с которым так боялся встретиться. Ему вдруг стало страшно при мысли, что сказал бы тот пылкий мальчик, которого все считали Избранным, в ответ на его исповедь. Всю свою жизнь Руфус Скримджер был непогрешим как аворор и работник Министерства — идеальные отчёты, прекрасные рекомендации, ни одной осечки. Он проявил храбрость и находчивость в боях с Упивающимися, и сам Грозный Глаз Грюм признал его заслуги перед Авроратом. И Руфус привык смотреть на окружающих с высоты своей превосходной репутации, снисходительно прощая им нетипичные взгляды, сомнительное происхождение или тёмное прошлое. Его отношения с Тэсс Черрингтон были и оставались тайной для всех. Она любила его странной, покорной любовью, безропотно принимала свою незавидную участь — роль тени, которой никогда не суждено было выйти на свет, — знала, что он не хотел никакого ребёнка, и потому постаралась скрыть его рождение. Но в их планы вмешались смерть и рок, и теперь Скримджеру приходилось расплачиваться за опрометчивую тайную страсть этой унизительной исповедью. Сегодня дважды Руфус чувствовал себя так отвратительно, под взглядом подлинно чистой души осознавая, что он вовсе не стал достойным человеком — он просто научился достойно заметать следы. А это совсем не одно и то же.

— Вы меня презираете.

Мисс Корнер подняла на него глаза и медленно кивнула. В её взгляде мелькнуло нечто похожее на жалость — сейчас он был действительно жалок, и если и напоминал льва, то только циркового, потёртого и укрощённого, с выломанными зубами и когтями.

— Будто это имеет значение для вас, сэр.

Дерзость, произнесённая тем же негромким, спокойным голосом, что и прежде, прозвучала особенно резко.

— Действительно, имеет значение только то, как к вам отношусь я. Вы можете презирать меня, главное, что я вам доверяю больше, чем кому бы то ни было, — Скримджер понял её фразу по-своему, — Когда родословная книга будет у Ноэля, будет принадлежать ему, когда он откроет её, — никто уже не усомнится в его принадлежности к чистокровному роду волшебников. Мы на краю пропасти, и всем, кто связан с магглами… грозит опасность. Я не мог рисковать своей репутацией, — он хрустнул пальцами, — не могу и сейчас. Никто не будет знать — никто не должен знать, кроме вас, мисс Корнер. Я не могу указать пальцем на Ноэля — но я не могу не обезопасить его на случай, если…

Если что?

В тот час мисс Корнер, держа на коленях тяжёлый фолиант и слушая откровения его хозяина, поняла нечто гораздо более важное и страшное, чем то, что рассказал ей Скримджер. В этот час, в собственном кабинете, ещё являясь Министром магии и главой правительства магической Британии, он был побеждён. Отчаяние властвовало над ним, и он ни минуты не верил в победу. Кругом были враги — явные и тайные последователи Волдеморта, агенты Ордена Феникса, сотрудничать с которым не желала власть, и, наконец, между ними — слой самых страшных, самых опасных людей — тех, кому всё равно, кто будет распоряжаться, лишь бы не тронули их собственные шкуры. Трусы, карьеристы, посредственности — все те, кто составлял большую часть кадров Министерства…

— Уэст-Йоркшир, Хейнворт, — негромко повторила мисс Корнер, — кажется, это где-то недалеко от Хауорта. Вот и причина для того, чтобы я явилась в эти края… Я полагаю, что вы передадите какое-то обращение к чете Черрингтон. Ведь их следует поставить в известность о той ситуации, что сложилась в магическом мире?.. Их жизнь, как опекунов ребёнка-мага, в опасности. На их месте я бы бежала из страны.

Скримджер нахмурился, помотал головой, словно пытаясь вникнуть в смысл её слов. Он хотел отдать мальчику родословную книгу, а о магглах как-то не подумал. Руфус и прежде о них не беспокоился: его встречи с сыном были тайными, он подходил к нему во время прогулок или по дороге к школе. Ноэль смотрел на него, как на небожителя, свято верил, что злые колдуны мешают отцу видеться с ним чаще, но что придёт день — и он заберёт его с собой, в чудесный волшебный мир. А пока поклянись, что не будешь говорить ничего бабушке с дедушкой — им нельзя знать о том, что я жив. Иначе их жизням будет угрожать опасность…

— Сэр?

— Ноэлю исполнится одиннадцать лет только через три года, а пока… пока его не тронут, если только не будут знать, чей он сын. Для Министерства его не существует. Я хочу, чтобы он владел родословной книгой, как подтверждением его принадлежности к роду волшебников. Настанет время, тогда… он узнает больше.

Мисс Корнер нахмурилась и отрицательно покачала головой.

— Но, сэр, я ещё ничего не услышала о мистере и миссис Черрингтон.

— Им незачем об этом знать.

— Но… — Милисента едва не задохнулась от возмущения, — вы предлагаете мне прийти к ребёнку и втайне от его родственников отдать ему вещь, которая имеет такое огромное значение… для всей его жизни? И их жизни? По всем моральным и юридическим законам за Ноэля отвечают опекуны, и они должны знать всё, что его касается. Им принимать решение и отвечать за него. Им, а не маленькому ребёнку.

В жёлтых глазах Скримджера мелькнуло удивление… а затем и гнев.

— Вы ещё смеете ставить мне условия!? Какое вы имеете право!? Да что вы знаете об этой жизни с высоты своей… своей…

Он хотел сказать «своей добродетели», но вовремя прикусил язык. Веритасерум заставлял его открывать свои истинные мнения и чувства, а со стороны это выглядело совсем не красиво.

— Да, я! — воскликнула мисс Корнер, тоже теряя терпение и вскакивая со своего стула, — Может, я знаю «о жизни» и поменьше, чем вы, зато… вы же и утверждаете, что якобы доверяете мне! Вы обратились ко мне с просьбой. Вы тоже были честны и справедливы по отношению ко мне. Я помню это. Помню и вашу помощь с доступом к министерскому архиву, когда мадам Коменской были необходимы документы оттуда. И я хочу помочь вам. Но не в том, что… что противно моей совести.

Её рука, сжимавшая спинку стула, слегка дрожала. Скримджер смотрел на девушку, как на безумную. Да, кажется, никто ещё не отказывался повиноваться ему на том основании, что приказ идёт вразрез с совестью или принципами. Кроме этого дерзкого мальчишки. «Пора бы вам заслужить уважение!». Кажется, уже поздно…

— И вы не выполните моей просьбы, если я… не изменю её?

— Нет, сэр. Не выполню, — ответила девушка, смело встречая его взгляд. Скримджер заглянул ей в глаза и понял — да, и впрямь не выполнит, и никакие угрозы не помогут.

— Что ж. В таком случае, вы выполните мою просьбу, если я попрошу вас передать Ноэлю родословную книгу в присутствии Черрингтонов и объяснить им, что… что это всё значит?.. И взять с них клятву хранить всё в тайне? В таком случае ваша совесть не будет протестовать?

— Да, сэр, не будет. Иного я не могла и представить себе, — спокойно ответила мисс Корнер, игнорируя издевательскую нотку в его тоне.

— Довольно обременительно иметь столь чувствительную совесть, мисс Корнер.

— О нет, сэр. Это уберегает от многих проблем.

«Например, будь у вас хоть какая-нибудь совесть, вы бы даже не оказались в столь идиотском и опасном положении, как сейчас, — подумала Милисента, — а мисс Черрингтон, возможно, была бы жива. Ведь ей не пришлось бы втайне от всех рожать сына, боясь, что кто-то узнает об этом. Мерлин, как же это унизительно! Да от одной только мысли о таком можно умереть». Произносить эту фразу вслух уже не требовалось — она носилась в воздухе.

Родословная книга была уменьшена до размеров миниатюрного томика вроде тех, что украшали полки кукольного домика в детской, выше этажом. Милисента вложила артефакт в свой медальон, рядом с колдографиями родителей. Это была её единственная память о них — больше ничего не осталось.

— У вас будут ещё какие-то распоряжения, сэр? Относительно мисс Эмили и мисс Джорджианы?

— А? Нет, нет, — Скримджер захромал к окну, набивая трубку, — я не знаю, смогу ли когда-нибудь отблагодарить вас, мисс Корнер.

Девушка отрицательно покачала головой. О существовании дочерей Руфус Скримджер даже не вспомнил…

Милисента должна была отправиться в Хейнворт в конце недели, в воскресенье. Но уже в пятницу — на следующий день после их разговора, — Скримджер был убит, Министерство пало, а в особняк, где жила семья главы правительства магической Британии, ворвались Упивающиеся Смертью. Мисс Корнер не решилась являться на порог Черрингтонов с однозначно преследуемыми дочерями министра. Теперь Эмили и Джорджиана были в безопасности в Богемии, и ей оставалось лишь выполнить последнюю просьбу Руфуса Скримджера. Черрингтонам после открытия правды необходимо будет скрыться тоже; Орден Феникса позаботится об этом так же, как заботится о безопасности других лиц.

…Трубы коттеджа «Ракушка» высились над холмами. Чья-то худощавая фигура показалась на склоне — кто-то вышел навстречу мисс Корнер.

— Доброе утро, сэр! Мистер Люпин? — Милисента неуверенно улыбнулась, надеясь, что правильно вспомнила имя этого человека.

— Доброе утро, мисс Корнер.

Обменявшись паролями, они двинулись к дому.

— Скажите, мистер Люпин, — решилась Милисента, — почему Министерство не хотело сотрудничать с Орденом? Я никогда не могла понять этого. Мне кажется, если бы Скримджер объединился с вами, то…

Люпин замедлил шаг, и взгляд его добрых, грустных глаз внезапно стал стальным и жёстким.

— Потому что Дамблдор принимал в Орден самых ненадёжных личностей. Чистокровок вроде Сириуса Блэка — он вовсе не был убийцей, как все считали, — или Джеймса Поттера. «Предателей крови», как Уизли. Полугоблинов, как Флитвика. Даже оборотней.

— Оборотней? — ахнула мисс Корнер.

— Да, — лицо Ремуса исказилось, словно от боли, — например, меня.

И он стал быстро подниматься вверх по тропинке, так что Милисента едва догнала его.

— Простите меня! — крикнула она ему в спину, — я не хотела вас обидеть! Вы…

Ремус обернулся, остановившись на вершине холма.

— В конце концов, они все были не так уж не правы, не доверяя суждениям Дамблдора о людях. Потому что он же принял в Орден и Упивающегося Смертью Северуса Снейпа. И заставил нас ему верить.

Мисс Корнер поравнялась с Люпином и проследила его взгляд, который вновь смягчился: он смотрел на дом, на пороге которого стояла белокурая девушка в светлом платье. Жена Билла, Флёр Уизли. Она помахала им рукой, подзывая к себе, и Милисента помахала ей в ответ: мол, мы уже идём. И стала спускаться вниз по тропинке к дому, где их ждала Флёр; Люпин, вздохнув, двинулся следом.

— Доброе утро! Всё прошло хорошо, Милисента? — спросила юная миссис Уизли, помогая гостье избавиться от плаща, — идёмте завтракать, а потом вы отправитесь по своим таинственным делам!

— Да-да, Флёр. Всё хорошо, — она прошла следом за хозяйкой, которая направилась на кухню, крича куда-то вверх, что завтрак на столе, ждёт всех проголодавшихся. Всё это было так… необыкновенно: война за окном, за порогом защитного круга, и такая мирная, обыденная жизнь здесь, в коттедже «Ракушка». Милисента давно знала эту странность, этот сводящий с ума диссонанс повседневности военного времени, но только теперь познала его на собственной шкуре, осознала во всей полноте.