«Ла-Сойра» (джен)

Утро началось с гомона за окном и стука в дверь. В форте, выстроенном ещё имперцами, были хорошие двери, но когда-то Мо сам показал Шайле, в какое окно можно влезть, чтобы побыстрее попасть к нему.

— Вставай! Вставай, Мо Арейно! Сегодня великий день!

Мо придерживался совершенно другого мнения: ему всё ещё совсем не нравился отцовский план. Вчера Мо пытался переубедить отца, долго показывал ему свои вычисления, как можно более аккуратно перенесённые на бумагу, — бесполезно.

Колдун, которого можно было бы привлечь в союзники, куда-то подевался, и Мо неоткуда было искать помощи. К нему самому отец оставался глух.

— Я занят, Тадамон! — наконец рявкнул он. — Чем дурачиться, лучше бы помог!

До заката они переносили в форт личные вещи. Матросы оставались на своих местах — все должны были перейти Грогу вместе с «Ла-Сойрой», а вот капитан свою каюту покидал. Покидал за четыре девятьсот золотом вместо возможных одиннадцати, если Мо правильно всё посчитал.

И вот — утро. Сходка. Народ стекался к форту Левой клешни, команда снимала с корабля ростру, наёмники Грога с грохотом и лязгом катили по Раку огромные весы.

Для безмерно скучной жизни архипелага это была грандиозная встряска, почти праздник. Старый Зонни снова травил байки, сидя на бочке у входа в форт. Рисса, сама блестящая, как золото, заранее подсчитывала прибыль. Лолика и её девочки пока бесцельно слонялись по берегу — их время начиналось ближе к вечеру. Впрочем, одну из них уже осаждал Рам, чья плешь была по случаю прикрыта ярко-красным платком в полосочку.

Шайла бойко протолкалась сквозь толпу, и Мо последовал за ней. Они устроились в первом стоячем ряду, позади рассевшихся на земле матросов. Мо уставился на весы с тяжёлыми чашами на цепях. У их основания сейчас расставляли тяжёлые сундуки.

Отец придирчиво проверял, чтобы в каждом лежало именно золото. Грог стоял рядом, то и дело демонстративно закатывая глаза. Толпа раздражающе галдела, кто-то принимал ставки от желающих угадать, сколько же весит ростра.

— Тысячу золотом на то, что она оживёт! — раздался над толпой голос Зонни.

Мо заметил, как отца перекосило. Грог оскалился и достал револьвер. Воздух разорвал выстрел.

— Тихо!!! — рявкнул Грог, и толпа послушно смолкла.

Отец выпрямился рядом с ним и заговорил:

— Как вам уже известно, сегодня я, Петгерс Арейно, продаю «Ла-Сойру» Нолдосу Грогу. Цену мы определим по весу ростры. — Он замер, давая толпе возможность ещё раз оглядеть деревянную фигуру, и произнёс: — Итак!

Шесть матросов торжественно подняли ростру и, будто почившую богиню, возложили на одну чашу весов. Та медленно и важно опустилась.

— Первая тысяча золотых! — провозгласил Грог.

Двое из его людей опрокинули в другую чашу первый сундук. Ростра немного приподнялась. Толпа отчего-то разразилась гомоном и свистом. Шайла рядом пялилась на весы, как будто даже не моргая.

— Вторая тысяча золотых! — крикнул Грог.

Под гомон собравшихся в чашу отправилось содержимое ещё одного сундука.

— Третья тысяча золотых!

И вновь монеты зазвенели, высыпаясь в кучу. Грог, несмотря на потерю такой суммы, выглядел довольным. Наверняка он тоже примерно подсчитал, во сколько ему обойдётся «Ла-Сойра», и был готов потратиться.

— Четвёртая тысяча золотых!

Под сверкающий перезвон чаши торжественно двигались навстречу друг другу.

— Пятая тысяча золотых! — возвестил Грог.

Последний сундук перевернулся, и чаши замерли вровень. Покупатель довольно кивнул: расчёт оказался верным.

— Сделка! — крикнул он.

— Сделка! — признал отец.

Они протянули друг другу руки для пожатия, и вдруг весы скрипнули. По толпе прокатился шепоток, и во вмиг повисшей тишине чаша ростры медленно поползла вниз.

Фигура неумолимо тяжелела. В душном предгрозовом мареве плечи весов перекашивались.

Мо сцепил пальцы: он знал, что сейчас случится. Он… ждал. Ждал и почему-то боялся. Губы пересохли.

Чаши отодвигались друг от друга. Скрип за скрипом. Пять сундуков теряли ценность. Грог краснел. У отца, наоборот, кровь отхлынула от лица.

Наконец, чаши замерли. Ростра оказалась примерно на середине расстояния между золотом и основанием весов.

— Надурить вздумал?! — взъярился Грог.

Отец дёрнул головой и криво усмехнулся.

— Нет. Мне и пяти тысяч хватит, забирай корабль.

Цепь на чаше скрипнула. По толпе пронёсся вздох удивления. Ростра схватилась за цепь рукой и тяжело поднималась, рассыпая мелкие щепки.

Её лицо, ещё минуту назад красивое, теперь напоминало голову глубоководной рыбы. Склизкая бирюзовая кожа, иссохшиеся ошмётки водорослей в волосах… Когда она выпрямилась, из чаши выпростались тяжёлые чёрные щупальца.

— Твою мать! — крикнул Грог, отскакивая. — Так это, правда, Сойра?!

Она обернулась и сразу нашла взглядом отца.

— Ты… запер меня…

Сирена как будто становилась больше — вот она уже возвышалась над людьми, вот её щупальца уцепились за борт корабля.

Толпа начала редеть. Мо стоял спиной к ним, но чувствовал: люди бежали. Тихо, крадучись, по одному или по двое, они покидали берег.

— Не трожь корабль! — рявкнул Грог. — Мало мне твоих прошлых выкрутасов?

А Грог-то её знает… Вот только стрелять зачем кинулся?

Пуля прошила одно из щупалец. Сирена зашипела и разъярённо воздела шесть из них к небу.

— Обор-рона!!! — заорал где-то позади Старый Зонни. — Свистать всех наверх! Рам, тащи Лысую Лину! Лолика, девки, сети несите!

Пара щупалец разбила борт «Ла-Сойры». Отец и Грог отступили на край причала. Сирена отрезала их от берега.

— Мо! Беги, болван! Она тебя утопит!

— Живо, пацан! — прошипел невесть откуда возникший Ториан, и Мо вдруг оказался в форте.

Он бросился к окну. Там, внизу, Рам и Рисса готовились пальнуть по сирене из Лысой Лины. Зонни размахивал невесть откуда взявшейся саблей. Здесь, в отцовской комнате, Ториан потрошил сундук, накануне принесённый с «Ла-Сойры».

— Почему отец сказал, что она меня утопит?

Мечта вроде бы сбылась, но Мо почему-то не мог назвать Сойру иначе как сиреной. Мать? Ну да, страшная рыбина с щупальцами, которая хочет отомстить отцу… Заслуженно, но… Мо снова выглянул в окно, посмотрел на сирену и закрыл глаза, сдаваясь: отец дороже.

На берегу грохнуло. Сирена свистяще вскрикнула. Послышался чей-то вопль и треск ломаемого дерева.

— Позор, — сказал Ториан, не прекращая своего занятия. — Это как меня бабка чуть не отравила за то, что колдун. Твоя мать тебя убьёт, потому что ты — не девушка, то есть не сможешь стать сиреной.

Он навис над сундуком, жадно рассматривая что-то на самом дне, и вдруг произнёс, будто повторяя давно прочитанное:

— Так заведено. Сиреньи дочери властвуют над морями, сиреньи сыновья в первый свой рассвет становятся пищей их слуг, придонных рыб.

— Мне шестнадцать, — зачем-то сообщил Мо и запоздало поинтересовался: — Что ты там ищешь?

— Дар. То, что она дала твоему отцу при первой встрече.

Дар Сойры… Пираты бы знали — они всё знали. Но нет, болтали только про… О!

— Подзорная труба считается? Она отцова, но тогда упала в море.

— Наверно… Эта? — Ториан поднял с пола поцарапанную трубу из сероватого металла.

— Эта.

— Сколько до полудня?

Мо подошёл к окну. «Ла-Сойра» заваливалась набок. Пушка больше не стреляла. Рисса и Рам валялись рядом с ней, Зонни не было видно. Отец и Грог висели в захвате чёрных щупалец.

— Сколько до полудня, Тадамон Арейно?

Полдень… Тени почти исчезли.

— Минут семь.

— Бери трубу и беги на ту сторону.

— Зачем?

— Утопишь дар — спасёшь отца.

— Пока я буду бежать…

— …положись на меня.

Мо выскочил из форта так быстро, как только мог. В тень рощи, сквозь сухие кусты. Быстро. И не думать о том, как потом расплачиваться.

— Остановись, Мо, — звал его чарующий голос. — Не беги, Мо. Я всё равно найду тебя.

Когда он выбежал на противоположный берег, сирена появилась далеко справа. Она обогнула остров. Отец и Грог всё ещё болтались с ней.

Рыбацкие мостки. Мо споткнулся на самом краю и слетел в воду. Труба… Он держал её в руке.

Глубина начинается совсем рядом, можно и доплыть. Но хватит ли времени?

Вода перед Сойрой почернела, стала вязкой. По крайней мере, Мо так думал, потому что сирена слишком уж замедлилась.

Вперёд! Раз-два, раз-два! Плавал Мо всегда хорошо. Казалось, с рождения. Только надо было хотя бы сапоги снять сначала.

Раз-два, раз-два!

Вот и холодное течение. Бр-р!

— Иди ко мне, Мо. Иди ко мне.

У неё такой голос, как будто Мо — не сын ей, а какой-то заблудший моряк.

Вот здесь! Мо поднял подзорную трубу над водой и демонстративно кинул её как можно дальше.

Сойра заскрипела как старая мачта и выбросила своих пленников в воду. Отчего было не утопить сразу? Нет, Мо был только рад, но…

Может, хотела обоих забрать? Так бы, пока она за Мо гонялась, утопленников и рыбы подъесть могли. Или нет — кто знает, что в голове у сирены?

Без единого всплеска Сойра ушла под воду. Там, где она была, забурлил водоворот, угрожавший утянуть следом отца и Грога.

Оба вынырнули. Грог оказался рядом быстрее.

— Молодец, Тадамон! — ухмыльнулся он, хлопнув Мо по плечу. — Не чета папаше!

Капитан храбрился, но Мо-то почувствовал, как у него дрожит рука.

Отец добрался до берега последним, когда чёрное пятно на воде исчезло, а Мо уже подумывал вернуться за ним.

— Золото беру назад, — сообщил им Грог и, отряхнувшись, двинулся прочь.

Из-под сени листвы выступил Ториан.

— Почему вы не выбросили её дар сами? — негромко спросил он.

— Ты предлагал мне утопить сына…

Мо вытаращился на них. Правда?

— Труба, — буркнул Ториан. — Тадамон, как видите, на месте.

Отец закрыл лицо рукой и забормотал:

— Труба, труба… Что ж, Тадамон Арейно, твой папаша — не только трус, но и дурак. Мало Сойры, мало того, что тебя чуть не потерял, ещё и остался без корабля, без денег… И колдуну за спасение должен. Это же ты Мо про трубу сказал?

— Он сам, — подмигнув, усмехнулся Ториан. Почти не соврал. — А мне, не беспокойтесь, империя заплатит. Перепись колдунов гласит, что Диамея чёрные чары использует. А я её нашёл.

— Колдун ведь обязан потребовать плату. У вас какой-то закон есть, — напомнила вездесущая Шайла, вылезшая откуда-то из рощи.

— Ну, когда-нибудь, может, и потребую, — задумчиво протянул Ториан. — Но не сегодня. Прощайте, что ли?

Он снова достал свою лодку, запрыгнул в неё и исчез.

Мо повернулся к отцу и спросил:

— Ты всё ещё хочешь оставить всё и уйти на покой?

— Теперь, сын, я хочу этого как никогда раньше.