Свобода (гет)

— Что ты делаешь?!

Черноволосый мальчишка, уже переодевшийся в школьную мантию, как и девочка, обернулся к ней. На его лице, еще чуть по-детски округлом, отражался какой-то безграничный восторг и восхищение. Он выглядел… одухотворенным, что ли?

— Я спрашиваю, зачем ты высунулся из окна? — Гарри на это изумленно выгнул бровь, но выражение его лица было все еще чуть ли не блаженным.

— Кто-то запрещает это делать? Покажи мне этого человека, — он улыбнулся. Новый порыв ветра взъерошил и без того растрепанные волосы и открыл прекрасный вид на необычный шрам в виде молнии.

— Ты Гарри Поттер?! Я читала о тебе в «Величайших Волшебниках нашего века»! Ты знаешь, сколько о тебе написано книг? — воскликнула девочка, а мальчик нахмурился, хоть его взгляд все еще и возвращался к открытому окну в тамбуре Хогвартс-экспресса.

— Меня не интересуют чьи-то выдумки. О своей жизни я и так знаю достаточно и, совершенно точно, правду.

— Как ты можешь так говорить?! Авторы этой книги — эксперты своего дела!

— Извини, но нам не о чем разговаривать с тобой. Оставь меня одного, пожалуйста, — он снова высунулся в окно, будто не услышав слов Гермионы Грейнджер.

— Ты что, сумасшедший?! — мальчик гортанно зарычал и, не ответив, прошел к ближайшему купе, где уже лежали его вещи. Гермиона возмущенно смотрела ему вслед.

* * *

— Тут не занято?

— Нет.

Девочка входит медленно, двигаясь грациозно и будто неприступно, но Гарри не обращает на нее ни капли внимания до того времени, как она вдруг не заявляет:

— Ты Гарри Поттер, — мальчик подавляет готовый сорваться с языка резкий ответ и отвечает:

— Невероятно, но я знаю это.

— Да, — Гарри на ее реплику неохотно поднимает голову, отвлекаясь от учебника, который его очень сильно привлек. Не то чтобы он очень любил знания, но… Это было так прекрасно: понимать, что он может одним взмахом обычной — ладно, не очень обычной — деревяшки поднять в воздух хоть эту самую девочку. Мальчика удивил ее тон. Не равнодушный, но спокойный, с этакой вежливой заинтересованностью. Он не был холодным, просто было понятно, что эта девочка всегда так разговаривает.

— Я слышала, как ты разговаривал с Гермионой Грейнджер. Ты ее обидел. Она хорошая, — сказала девочка, чуть склонив голову, будто пыталась убедить его. Говоря все это, она не отводила от него странного взгляда, не моргала и не двигалась, что заставляло Гарри нервничать. А такое с ним никто не проделывал уже несколько лет. — Кстати, я Луна, Луна Лавгуд. Мне еще не исполнилось одиннадцать, но папа уезжает, и, чтобы не оставлять меня одну, он отправил меня в школу. Но я уже училась магии, и у меня получалось. Моя мама учила меня.

— Это вроде запрещено.

— Да.

Было что-то странное в этом разговоре: ни одному из них не требовалось задавать вопросов, они вообще очень редко что-то спрашивали. Оба. Никто не был достаточно заинтересован в собеседнике, чтобы что-то спрашивать. Луна вытащила из небольшого солнечно-желтого рюкзачка журнал. Ее сова — хоть и назвать этот маленький комок перьев совой было как-то неправильно, особенно по сравнению с Буклей — что-то ей ухнула. Луна сию же секунду отложила журнал и, будто поняв, что от нее хотела птица, вытащила из рюкзачка совиное печенье. Букля обиженно ухнула. Ей совиного печенья не доставалось никогда — Хагрид постарался. Кто дарит сову безо всяких для нее удобств? Хорошо, хоть клетку подарил… Мог бы тогда дать Гарри время купить все необходимое, но нет же.

— Твоя сова хочет печенье.

— У меня его нет.

— Я могу дать его тебе, — Гарри замер и впервые встретился с девочкой взглядом. В глубоких бледно-голубых глазах застыло одно выражение: легкая заинтересованность. Но прямо сейчас Гарри был уверен, что это начало их дружбы.

— Я был бы тебе благодарен. Я не смог купить его.

— Пожалуйста, — Луна протянула ему пакетик.

Он снова вздохнул. Всю его фразу вполне можно было заменить одним «спасибо». Ее ответ в этом случае был хотя бы объясним.

Букля счастливо захрустела дареным печеньем, и Гарри чуть погладил ее по перьям, на что та невнятно ухнула.

— Твоя сова очень привязана к тебе.

— Ее зовут Букля, Луна.

— Да, Гарри.

Они снова помолчали, и Гарри решил уже продолжить чтение, как Луна тихо произнесла странным тоном, с намеком на чувство:

— Ты будешь моим другом.

— Я знаю, — чуть улыбнулся Гарри.

* * *

— Хогвартс становится вторым, а иногда первым домом каждого волшебника. Нет еще ни одного мага, которого Замок оставил равнодушным.

Тихий мягкий голос Луны его не раздражал, в отличие от громких воплей Гермионы, снова отчитывающей кого-то за то, что тот, пошутив, обрызгал ее ледяной водой Черного озера.

Гарри, не отрываясь, смотрел на Хогвартс. Ему вдруг показалось, что он попал в самую настоящую сказку, сказку, которую ему рассказывала мама перед сном. Только вот мама давно умерла, а сказка осталась. И то, что сказка теперь с привкусом светлой печали, ни капли ее не портило. Луна чувствовала его настроение — она тихо рассказывала самое интересное, что прочитала или и так знала о Хогвартсе. Это ее «и так знала» было тем, что Гарри не мог понять. Она чувствовала это каким-то шестым чувством, что ли… В отличие от Гермионы, Луна не пересказывала дословно «Историю Хогвартса», она рассказывала все своими словами, наполняя простые звуки магией, придавая им цвета, будто кто-то, а Гарри знал кто, раскрасил каждую строчку ее рассказа новой краской, идеально подходящей.

Все вокруг считали Луну странной, а Гарри казалось, что странные они, а не Луна. Она его понимала. И что в этом такого? Так давно, слишком давно никто не пытался понять его. Люди привыкли мерить все привычными рамками, разделять все на черное и белое, не признавая других цветов.

Луна была «черной», потому что не попадала в привычные рамки. И неважно, что она хороший человек.

— Папа говорит, что Хогвартс — последнее место обитания пушистых мягкохвостов. Конечно, есть еще несколько поселений жесткохвостов по всей Англии, а несколько есть и в Румынии — они очень любят драконов — но это не то…

— Почему? — тихо спросил стеснительный круглолицый мальчик, представившийся Невиллом.

— У них же жесткие хвосты, — спокойно сказала Луна, будто это было чем-то само собой разумеющимся. Впрочем, для Гарри так оно и было.

— Я никогда не слышал о таких животных, — удивленно произнес Гарри.

— Потому что они очень редки, — ответила Луна.

— Потому что их не существует, — послышался раздраженный голос Гермионы с соседней лодки.

— Если ты о них не знаешь, это не значит, что их нет, — спокойно ответил Гарри.

— Но их просто не существует!

— Они существуют! — воскликнула Луна, явно обиженная презрением, появившимся вдруг в голосе Гермионы.

— Тогда где доказательства? — спросила Гермиона почти с самодовольством, уверенная в непробиваемости своего довода в споре.

— А где доказательства, что их нет? — так же самодовольно откликнулась Луна. Гермиона задохнулась от возмущения.

— Утихните, — полуприказал-полупопросил Гарри.

Луна смиренно успокоилась, но Гермиона пылала праведным гневом, видя такое пренебрежение к своим знаниям.

Гарри очень хотелось спать. Больше, чем спать, ему хотелось только перекусить чем-нибудь, но этого «чего-нибудь» как-то не наблюдалось.

Желтая луна, еще не полная, но уже почти полностью круглая, похожая на круглый сыр «Камамбер», увиденный Гарри когда-то давно в рекламе, от которого откусили кусочек. Видимо, сыр был не очень вкусным, раз кусочек был таким маленьким… Она чертила по глади озера лунные дорожки, будто дразня попробовать пройтись по ним — а вдруг пройдешь? — и совсем не страшная, освещала их путь лучше фонаря Хагрида.

Гарри вытащил из кармана волшебную палочку и взмахнул ей. Та отозвалась приятным теплом, будто радостно приветствуя своего хозяина. Конечно, она живая. А как же иначе? У нее есть душа, как и говорил Олливандер.

Одиннадцать дюймов, Остролист, перо Феникса.

Он уже любил ее, несмотря на ее необыкновенность. А она любила его, Гарри четко это ощущал в ее тепле, таком приятном и нежном, какого ему уже многие годы не дарил ни один человек.

* * *

— Лавгуд, Луна, — всего несколько секунд и «диагноз»:

— Равенкло!

Она изящно спрыгнула с высокой табуретки и отдала шляпу МакГонагалл так, будто этот кусок ткани, напоенный магией, был величайшим сокровищем.

Постепенно ряды тех, кто стоял в ожидании распределения, редели, Грейнджер попала в Гриффиндор, и Гарри тут же решил выбрать какой-нибудь другой факультет. Не то чтобы он испытывал к ней ненависть или что-нибудь вроде этого, но… Ему просто не хотелось день за днем выслушивать описание смерти его родителей.

Мальчик-Который-Выжил. Само это имя было покрыто, залито и испачкано кровью его родителей, тех, кто погиб, защищая его и, не желая того, создавая ему это имя. Он ненавидел это имя. Оно напоминало ему о том, что он — сирота, и это то, что уже никогда не изменится. Ах да, судя по тому, с каким трепетом они произносят его, то, что его родители погибли, им даже нравится. Ведь так он не был бы «Мальчиком-Который-Выжил». Что такое счастье троих людей против счастья сотен волшебников? Ничего.

— Поттер, Гарри.

Любопытная, если не зловещая тишина, и внимание всех без исключения находящихся в зале — кроме, наверное, жабы Невилла и кошки Филча.

Ну, спасибо Вам, добрые люди.

— Так-так, мой милый. Я вижу огромный потенциал в тебе.

— А Вы разговариваете?— воскликнул он — Слава Мерлину — про себя.

— Хаффлпафф?

— Э-э?

— Точно, Хаффлпафф.

— Вообще-то, мадемуазель Шляпа, я имел в виду, почему именно Хаффлпафф? Не могли бы Вы перечислить те мои личностные качества, которые заставили Вас отправить меня на сей достопочтимый факультет?

— Равенкло или Слизерин?

— Равенкло, — не задумываясь, выпалил Гарри.

— Равенкло! — вторила ему Шляпа на весь Большой Зал.

Ответом ей стали бурные аплодисменты со стола Луны и яркая неожиданная улыбка на лице самой Луны.

* * *

— Ты еще не спишь, — Луна тихо шагает по каменным ступеням лестницы из спален девочек. Ее волосы распущены, они чуть спутаны и невозможно белы, так что кажется, будто они светятся в темноте. Луна одета в смешную пижамку со странными животными, словно нарисованными на ней фломастером. — Это был тяжелый день.

— Я всего несколько раз уезжал из дома Дурслей надолго, и всегда со мной были мои родственники. Я не привык спать вдали от дома, — Гарри чуть склоняет голову. Он свернулся калачиком в кресле, тоже одетый в пижаму. Букля, как-то успокаивающе ухая, трется клювом о руку мальчика. Сова удобно устроилась на спинке, и ей пришлось перелететь на подлокотник, чтобы дотянуться до своего хозяина. Гарри благодарно гладит ее по перьям.

— Я тебя понимаю, — она устраивается в кресле напротив. — У меня есть мой Рабби, я могу дать его тебе, — Луна, как и Гарри, заворожено следит за игрой пламени в камине, будто ее не интересует ответ мальчика.

— Рабби… Это кролик.*

— Это игрушечный кролик.

— Я догадался, — чуть ядовито.

— Тебе не идет язвительность.

— Прости, я не хотел тебя обидеть.

— Конечно, нет.

Гарри тяжело вздыхает. Оказывается, его манера общаться может быть очень раздражающей. По крайней мере, в исполнении Луны. Так вот почему его так не любит Дадли…

— Это же твоя игрушка, ты ее любишь, я не могу забрать ее у тебя.

— Тебя я тоже люблю. Ты же мой друг.

Гарри на мгновение замирает и снова вздыхает.

— Но свою игрушку ты любишь все же больше. С ней ты знакома уже давно, а со мной только день.

— Но ты же живой, и ты мой друг. А Рабби — всего лишь игрушка. Но я действительно его люблю, — ее глаза заволокло мечтательной дымкой. — Мне кажется, когда-то Рабби был настоящим кроликом, но однажды злой волшебник поймал его в диком лесу для своих опытов. Рабби был храбрым кроликом, он сумел убежать, и когда уже прыгал к двери, маг из ярости и злости превратил его в игрушку, чтобы Рабби никогда больше не мог бегать.

Воображение Гарри тут же сотворило очень реалистичную картинку: маленький белый кролик в ужасе жался к стене, понимая всю безнадежность своего положения, забившийся в угол и несчастный. Рядом с ним зло скалился какой-то «монстрообразный» старик в длинной темной мантии и угрожающе размахивал волшебной палочкой.

Картинка получилась слишком реалистичной, так что Гарри неожиданно охрипшим голосом ответил на несколько мгновений позже, чем нужно было.

— Это… кхм… это очень грустная история.

— Да, мне тоже так кажется.

Они помолчали еще немножко.

— Малфой на тебя обиделся, — неожиданно сменила тему Луна.

— Я не сказал ему ничего плохого.

— Ты вообще ему ничего не сказал. Не обратил на него ни капли внимания. Он счел это оскорблением.

— Мне жаль, — произнес Гарри, явно не испытывая раскаяния.

— Ты говоришь неправду.

— Хорошо, я исправлюсь. Мне должно быть жаль, но нет.

— Вот теперь ты говоришь правду.

— Я догадываюсь, знаешь ли, — ответил он почти раздраженно.

— Знаю.

Гарри глубоко вздохнул. Это же Луна! Как на нее можно злиться?

— Прости. Я не хотел тебя обидеть.

— Ты не обидел.

Яркие искры пламени в камине придавали какую-то еле заметную нереальность происходящему — огонь был единственным источником света в гостиной Равенкло. Статуя Ровены, одной из четырех Основателей, казалась призраком в этом освещении, а два ребенка у камина — лишь тенями. Мальчик чуть сжался, будто ему холодно, и вгляделся в лицо Луны. Она казалась такой безмятежной, такой мечтательной… Умная, добрая, немного странная — он не понимал, почему ее не любили остальные ученики. Как можно сторониться чего-то столь прекрасного? Как можно испытывать к ней неприязнь? Она казалась Гарри ангелом, белокурым ангелом со странными привычками и рассказами, с ее невообразимо интересными и еще более нереальными выдумками, со всей той сказкой, что создавала она, не задумываясь, просто играя. Невозможная, сказочная, волшебная.

Она несла в себе магию. Не то подобие, что знал каждый уважающий себя волшебник — их волшебство казалось Гарри просто фокусами, по сравнению с Луной. Она несла в себе чистую магию, ту, в которую верят дети, те маленькие чудеса, о которых мечтает каждый ребенок, сказку. Она была маленьким чудом, и потому не могла оставить Гарри равнодушным. Такая мягкая, счастливая…

— Надо идти спать, Гарри. Завтра рано вставать.

— Я привык рано вставать.

— А я — нет. И я не уйду отсюда, пока ты не ляжешь спать, — на ее детском личике появилась странная для нее решимость — Гарри не видел ее такой раньше. Еще одна сторона ее характера — она упрямая. Нет, не так. Упорная, не упрямая. Упрямство — недостаток, а упорство — достоинство.

— Ладно, Луна. Я уже ложусь спать.

Луна чуть нахмурилась, будто то, что Гарри так быстро сдался, ее удивило. Но причина была несколько в другом.

— Ты знаешь, что Букля должна жить в совятне, — это не было вопросом. Луна знала ответ.

— Она мой фамилиар, и я очень люблю ее.

— Понятно. Спокойной ночи, Гарри.

— Спокойной ночи, Луна.

Тихий ветер шевелит листья за окном. В Башне не слышно шума. Тихий дождь стучит по окнам Замка, будто стараясь не разбудить его обитателей, он стучит редко и невнятно, не давая никому понять тайну, что он несет в своем негромком шорохе, не давая разгадать то, что он хочет сказать всем детям и взрослым в Хогвартсе.

— Спокойной ночи.

* * *

— Рабби — от англ. «rabbit». Простите автору такое имя для кролика. У меня никогда не было любимых мягких игрушек-кроликов, были одни коты. Всех котов звали Гарфилдами, а единственный любимый медведь так и получил имя «любимый медведь». =)