Hurricane. "Let it all burn" (гет)

Гарри вошел в кухню и успел заметить, как тает в воздухе серебристый фантом. Флер выглядела взволнованной.

— Чей это? — спросил он и неожиданно увидел в глазах девушки небольшой испуг.

— Гермиона не выспалась после вчерашних наших разговоров и решила не спускаться на завтрак, — ответила она, но интонации ее выдали. Гарри, вторую ночь подряд почти не смыкавший глаз из-за невольно подслушанного откровения Гермионы, сразу понял причину ее недосыпа. Смятение кольнуло его сердце, но тут же было загнано в дальний угол. «Твоя вина, твоя!» — упрямо кричал разум.

— Наверное, не стоит беспокоиться, — нервно сказала Флер, и Гарри вдруг не выдержал.

— Хватит. — голос его был тверд, хотя внутри все бушевало от нарастающей бури. — Ты прекрасно знаешь, что беспокоиться есть из-за чего.

— Ты слышал... — пораженно прошептала француженка, прикрывая рот рукой в мыле. — Гарри, прости, я не подумала, что... Гермиона просила не говорить тебе, чтобы ты не волновался, я просто хотела...

— Хватит, Флер, — устало повторил он. — И это я тоже слышал. Она слишком много берет на себя, всегда так было.

Гарри на мгновение вспомнил те дни, когда над ним не висело это пророчество — вернее, они не знали о его существовании — когда он все еще оставался просто Гарри, а она просто Гермионой, и все, что их волновало — вовремя сданные домашние работы и школьные дела. Тогда можно было не прятать чувства за семью замками даже от себя самого, не думать о других и жить так, как хотелось только тебе. Потом он вспомнил, что такое с ним было только до середины первого курса, и застарелые раны дали о себе знать. Гарри никогда не был обычным человеком, ему очень быстро это объяснили. Волдеморт, директор, Снейп, однокурсники, дразнившие его за дружбу с маглорожденной ведьмой со Слизерина, — жизнь в конце концов! И Гермиона — она тоже никогда не была обычной. Но, что бы про нее ни говорили — ее родной факультет змей, гаррин — она всегда готова была прийти на помощь. Любому.

— Я отнесу ей зелья, — сказал Гарри, и Флер тут же подала ему склянки.

— Я раньше не замечала между вами этой связи, — задумчиво проговорила француженка. — На Турнире ты пригласил Гермиону на бал, и она была твоим трофеем во втором испытании, я помню. Но тогда вы не были так привязаны друг к другу... — она испытующе вглядывалась в изумленные такими рассуждениями глаза Поттера. — Скажи, ты уже тогда ее любил?

Гарри разочарованно вздохнул. Он думал, что Флер со своими вейловскими способностями скажет ему нечто особенное, но ошибся. Она так же, как и Рон, не понимала его.

Еще год назад Гарри и сам бы принял это чувство за то, что все вокруг называют любовью, но теперь знал, что это слово слишком плоское и пространственное, чтобы называть им то, что он действительно чувствовал. Любить Гермиону было бы слишком мало, слишком поверхностно. Любовь — это не весь человек, и подарить кому-то любовь — это отдать только часть себя. Как мог он просто любить ее, если Гермиона уже вручила ему самое ценное — свою жизнь? Как мог Гарри ответить ей на такое всего лишь своим сердцем? Этого недостаточно, это далеко не все, что он способен был ей отдать.

— Лучше бы я любил ее, Флер, — произнес Гарри, пряча вымученную улыбку. Она нахмурилась, на лбу пробежала легкая складка. Не понимает — конечно же.

Если бы он всего лишь любил Гермиону, то сейчас не топтался бы здесь, не зная, что может для нее сделать. Сердце бы подсказало — по крайней мере, так говорят люди. Если бы он любил ее, то горел бы слепой ненавистью к пожирателям и рвался бы на их поиски. Если бы он просто ее любил, то смог бы отпустить.

Но Гарри стоял посреди маленькой кухни с двумя колбами в руках и понимал, что не в состоянии сделать это.

Лучше бы и она просто его любила. Тогда Гарри мог бы сослаться на то, что Волдеморт будет использовать ее как слабое место юноши, и заставить Гермиону остаться в стороне от войны. Спрятать ее подальше, где-нибудь в Шотландии, или отправить к родителям — может, даже изменить ей память, используя ее же метод. Если бы она просто его любила.

Но все было гораздо сложнее. Гермиона решила отдать ему свою жизнь. Не любовь, сердце, руку... — жизнь, самое ценное, что есть у человека. И отступить не могла, уходить не хотела.

Однажды — Гарри помнил как сейчас — Гермиона сказала ему: «Я восхищаюсь твоей отвагой. Но иногда ты бываешь настоящим дураком.»

Тогда он не хотел брать ее и Рона с собой в Министерство, но Гермиона заявила, что они пойдут вместе, ведь иначе он не справится. «Иногда ты бываешь настоящим дураком». Гарри мог делать ошибки в контрольной по Трансфигурации, но что касается чувств других людей — тут он дураком никогда не был. Он знал не понаслышке, что такое самопожертвование и самоотверженность, и совершенно не хотел, чтобы близкие ему люди имели эти качества. Никто не должен был умирать за него.

Гермиона всегда сокрушала любой его барьер. Вот и теперь — она одной фразой подписалась под самой огромной платой за его победу. Гарри оставалось только беспомощно наблюдать, как она исполняет свой долг.

Он бы хотел, чтобы она просто любили друг друга. Но их отношения, как и они сами, никогда не были обычными. Всегда неотделимо присутствовала нота обреченности и мрачной решимости, граничащей с отчаянием. Иначе они и не могли: если отдать что-то, то не часть, а всего себя.

Гарри знал, что Флер не поймет его. Ведь она, как и все люди, придавала слишком большое значение любви, но не жизни. Потеряй Флер Билла, она бы прошла через Ад, но выжила бы ради его памяти. В отличие от нее и всех других, Гарри знал: потеряй он Гермиону, и мир умрет.

— Я отдам ей свою жизнь, Флер, а это гораздо больше любви, — сказал он тихо и развернулся, чтобы подняться в комнату Гермионы и повторить ей эти слова. Она поймет его лучше, чем кто-либо другой.

* * *

Когда Гарри спустился в гостиную второй раз, там был только Рон. Маг надеялся найти Гермиону, бесследно испарившуюся, пока он спал, обернув свои руки вокруг ее талии. Возможно, ему только показалось, но то, что они разделили между собой дневной сон, могло что-то изменить в их отношениях. Правда, пока он не понимал, чем это может быть вызвано и, черт побери, что вообще было способно повлиять на них, кроме того, что уже было. Гарри только абсолютно точно знал, что сегодня, вылечив и успокоив Гермиону, он преодолел огромную пропасть между ними.

— Привет, Рон, — поздоровался он, садясь на диван рядом с другом. Тот испуганно дернулся, потянувшись за своей палочкой в задний карман джинсов. Гарри не винил его в чрезмерной бдительности — война заставила всех их стать такими, как трагически погибший Хмури.

— А, это ты, Гарри, — облегченно вздохнул Рон. — Привет. Я не видел тебя за завтраком. Что-то случилось?

— Гермиона плохо себя чувствовала. Флер сказала, что ей нужны зелья, и я отнес их наверх. А потом неожиданно уснул.

— Уснул? — не то спрашивая, не то констатируя факт, произнес рыжий друг. — В комнате Гермионы. Она спустилась полчаса назад и сказала мне, где ты, потому что я тебя искал, — добавил он, видя немного растерянное выражение лица Гарри.

— Ну да, — просто ответил он, понимая, как это может звучать. Тем не менее, доказывать еще и Рону глубину своих чувств и объяснять разницу между любовью и тем, что он испытывал, не было сил. Пусть думает, как ему будет легче. Гарри только надеялся, что однажды друг поймет его. — Гермиона отказалась принять зелье сна без сновидений, так что я решил посидеть с ней просто так, пока она не уснет. И не заметил, как сам заснул.

Рон кивнул, словно соглашаясь. Наверное, он думает, что они действительно были вместе или еще что-нибудь, но Гарри не видел в этом ничего предосудительного. В конце концов, они даже не целовались, и ни он, ни Гермиона не выказывали желания это сделать.

— Ты, наверное, думаешь, что я, как малолетняя девчонка, уже гадаю, когда вы поженитесь, — внезапно сказал Рон, заставив Гарри широко распахнуть глаза. — Брось, да вы оба считаете, что вас никто и никогда не поймет! А я, если ты еще не забыл, остаюсь твоим лучшим другом на протяжении вот уже семи лет. Права была Гермиона — ты иногда настоящий идиот.

Гарри все еще не понимал его внезапного порыва, и Рон, видя это, вздохнул, начиная объяснять, как маленькому.

— Если ты думаешь, мистер Герой, что я подозреваю тебя и ее в чем-то... особенном, то ошибаешься. Война не только тебя изменила, дружище.

Тут в комнату вошла плавной легкой походкой, которую не испортили месяцы заточения, Луна Лавгуд и, заметив юношей, присела на край дивана, почти трогательно кивая головой в знак приветствия. Гарри машинально сморгнул, отрывая взгляд от светлых волнистых локонов, прыгнувших на плечах девушки, и повернулся к Рону, чтобы ответить на его выпад. А потом заметил взгляд друга и осознал, что Рон как раз-таки понимает его.

Тот смотрел на хрупкую Луну так, словно в любой момент на нее могли напасть и причинить вред. Война всех изменила.

— Почему бы вам, мальчики, не подняться к мистеру Крюкохвату и не поговорить с ним, пока он бодрствует? — вдруг спросила Луна, и Гарри вздрогнул. — Вы ведь хотели о чем-то с ним посоветоваться, верно?

Она была права. В тот самый день, когда в Ракушку поселились новые постояльцы, Гарри понял, что медлить нельзя. Гермиона сказала, что Белла пыталась выяснить у нее, проникали ли они в ее сейф в Гринготсе, из чего Гарри заключил, что еще один крестраж хранится там. На его счету уже был медальон, который он уничтожил мечом Грифиндора, найденном в озере как раз перед тем днем, когда попался егерям. Оставалось еще четыре крестража, и сейчас было самое время найти еще один. А для этого нужно было проникнуть в самое безопасное место в магической Англии — кроме, быть может, Хогвартса, как говаривал Хагрид.

Гарри встал, поманил за собой Рона — тот перед уходом мягко сжал ладошку Луны, и она улыбнулась — и пошел вместе с ним наверх, в комнату гоблина. Гермионы не было видно, но Гарри рассудил, что это даже к лучшему — он не хотел брать ее в Гринготс главным образом из-за ее состояния здоровья, но знал, что она будет сопротивляться. Самым лучшим было бы вообще не сообщать ей о предстоящей затее.

Разговор с гоблином, который перед первый курсом проводил Гарри до его сейфа — тот, как оказалось, помнил этот день — прошел не так, как Поттер планировал. Ему пришлось обменять меч Грифиндора на помощь Крюкохвата в проникновении в банк. Рон сделал круглые глаза, когда он согласился на этот шаг, ведь уже знал от самого Гарри, что меч — единственное, что убивает крестражи.

— И что ты будешь делать после того, как проникнешь в сейф? — шепотом, но яростно спросил рыжий друг, когда они поговорили с гоблином и вышли, оставшись на лестнице. — Нам меч отдавать нельзя! А сделки с гоблинами плохи, если их нарушаешь, Гарри: вспомни Людо Бэгмана после Тремудрого Турнира — его ведь так и не нашли!

— Я знаю, Рон. Я что-нибудь придумаю, — ответил Гарри, чувствуя, как шестеренки быстро-быстро крутятся в его мозгу.

— Придумаешь что? — на ступенях стояла решительно настроенная все выяснить Гермиона: ее глаза с вызовом смотрели на Поттера, и он этот ее взгляд просто ненавидел в моменты, когда нужно было утаить от нее что-то. Например то, что он собрался в сейф Беллатрисы, обменяв свой проход на меч Годрика.

— Герм, а мы тут... — начал Гарри, судорожно подбирая слова. Как всегда в подобных ситуациях смекалка его подводила. Рон, что-то буркнув себе под нос, трусливо ретировался вниз, на кухню, откуда уже доносился восхитительный аромат домашней выпечки Флер.

— Вы тут строите наполеоновские планы по спасению мира, совершенно исключив меня из них, — жестко закончила за него Гермиона, уперев руки в бока. — Рассказывай, Гарри Джеймс Поттер.

Он вздохнул.

— Мы думали, стоит ли отправлять Луну обратно в школу.

— Лжешь.

— Не лгу, спроси Рона, он скажет тебе, что там сейчас полная неразбериха и хаос, Снейп на посту директора, близнецы Кэрроу терроризируют первоклашек и заставляют учить Непростительные...

— Лжешь.

— ...Невилл с ребятами не справляются, даже учителя помочь им не могут...

— Хватит, Поттер! — заорала Гермиона в голос. Гарри устало выдохнул и посмотрел на ее перекошенное от злости лицо. Даже сейчас она казалась измученной и слабой. — Вы с Роном задумали что-то безумное, и ты пудришь мне мозги пресловутыми нарглами! Говори сейчас же, несносный мальчишка, куда вы собрались!

Она не называла его так с пятого курса, и Гарри вдруг подумал, что ее манера злиться на него никогда не меняется.

— Я не скажу тебе, потому что ты запросишься с нами, — упрямо заявил он, но Гермиона вспыхнула еще больше — даже ее волосы встали дыбом.

— Запрошусь с вами?! Это не увеселительная поездка, Гарри! Я вижу по твоим глазам, что вы хотите снова броситься в самое пекло и, Моргана побери, я иду с вами, согласен ты с этим или нет!

Спорить с ней было так же бесполезно, как доказывать Снейпу, что Гарри — прекрасный зельевар. Даже если у него и были способности к этому предмету, доставшиеся от матери, ненавистный учитель никогда бы этого не признал и привел бы весьма веские аргументы в свою пользу. В глубине души Гарри даже понимал, что Снейп прав.

— Я хочу проникнуть в сейф Беллатрисы и вытащить оттуда крестраж, который она там прячет.

Гермиона застыла каменным изваянием на целую минуту, и Гарри терпеливо ждал, когда она осознает все безумство его затеи. Конечно же, это невозможно. У них никогда не получится, если гоблин не придет им на помощь. Поэтому Гарри отдаст ему меч. Ну, или пусть тот будет так думать, пока юноша не придумает, как обойти договор между ними.

— Тогда нам нужно оборотное зелье, — наконец, сказала Гермиона. — Если у тебя остались заготовки, мы должны использовать их. А у меня появились новые волосы Беллы.

— И? — настороженно поинтересовался Гарри, чувствуя, что догадка бьется в стенки его черепной коробки, но тщательно прогоняя ее, как назойливых нарглов, ранее упомянутых Гермионой. — Ты же не хочешь сказать, что...

— Пойду с вами под обличьем Беллатрисы? — Гермиона фыркнула, скрестив руки на груди. — Именно это и хочу сказать, да.

Гарри возмущенно втянул носом воздух, прежде чем начать длинную гневную тираду на тему безопасности, ее чертовой самоотверженности и невозможности данного развития событий, но был прерван самым наглым образом — девушка просто протянула руку, закрыв ему рот.

— И не надо таких разъяренных взглядов, Поттер. Черта с два ты отправишься в Гринготс, оставив меня тут — и не мечтай. — она выглядела серьезной как никогда — впрочем, другой Гермиона и не была с тех самых пор, как вытащила его из Малфой-мэнора, даже ее улыбка выходила натянутой и притворной. — Мы пойдем вместе или не пойдем туда вовсе, не твои ли слова? Давай, побудь на моем месте и успокойся, чертов Герой-спаситель.

На взгляд Гарри, Гермиона сейчас чересчур много ругалась, даже несмотря на то, что эту привычку он заметил у нее еще на шестом курсе. Может, так она хотела показать серьезность своих намерений — но, если это действительно было так, Гарри этого не оценил. Как только она убрала свою руку от его рта, он разразился потоком таких слов, что ругательства Гермионы показались ей самой детским лепетом.

— Ты... да ты понимаешь вообще, во что ввязываешься?! — орал Гарри, совершенно позабыв, что они в доме не одни и где-то за стенкой спят больные Крюкохват и Олливандер, на которого, кстати, он был зол за попытку утаить важную информацию о старшей палочке. — Тебя случай со спасением Рона ничему не научил? Ты же опять подставляешься под удар, глупая ты девчонка, а я стой в стороне и наблюдай в сотый раз, как тебя пытают или еще что похуже! Думаешь, это так здорово, страдать вместо меня, да, Гермиона? Наверное, чувствуешь себя моей спасительницей, хотя на самом деле сводишь с ума своими выходками! Ты не поможешь мне, потому что я снова буду переживать, что с тобой может сделать кто-либо из этих ненормальных, буду представлять, как тебя терзают, вместо того, чтобы сосредоточиться на своей цели! Думаешь, это так приятно, смотреть на твое тело в лужах крови и ничего не делать?! Да я каждую ночь просыпаюсь от кошмаров, в которых вижу тебя и Беллатрису — это, знаешь ли, совершенно не здорово! В который раз повторяю: ты — не — пойдешь! Останешься здесь подальше от пожирателей, Беллатрисы и Его, чтобы никто не смог к тебе прикоснуться!

Гермиона яростно дышала, грудь ее вздымалась от огромных порций воздуха, которые она в себя вкачивала. Лицо налилось кровью, видно было, что она готова взорваться и еле сдерживает себя, чтобы не закричать на него в ответ. Ее глаза опасно сузились, пока она пыталась придумать что-то колючее.

— Да что они могут сделать мне такого, чего еще не делали? — грубо сказала Гермиона, будто сплюнула. Гарри вмерз в деревянный пол, тяжело и рвано дыша. Голос Гермионы эхом отражался в голове, отчего в ушах стоял страшный гомон.

— То есть, вот так, Гермиона? — спросил он едва слышным шепотом, так что ей, наверное, пришлось напрячь слух. В этот момент он сам себя не узнавал, но ярость на нее затмила собой все остальные ощущения, и сейчас Гарри хотел только испепелить ее взглядом за греховное легкомыслие.

— Что, съел? — вырвалось у Гермионы, и она, вдруг осознав, что сказала, зажала рот руками. Гарри резко выдохнул, будто его пнули ногой в живот. — Я... Прости, я не хотела! — она широко распахнула растерянные глаза, губы дрожали. — Извини, Гарри, я не подумала, я не имела в виду, что...

— Я понял, Гермиона, — сухо ответил он и сглотнул ком в горле. Дыхание все еще было неспокойным, хотя Гарри вдруг поймал себя на мысли, что он внезапно умиротворен, что было неправдой. — Отлично. Мы выяснили, что хотели.

Он довольно грубо отодвинул ее, все еще застывшую в оцепенении, и сошел вниз по ступеням, присоединяясь на кухне к молчаливым слушателям их скандала. Флер стояла у раковины, так и не домыв тарелку, Рон не донес до рта вилку, а Билл совершенно утратил интерес к статье в газете, что держал в руках. Казалось, только Луна вела себя естественно. Возле губы у нее алел здоровый синяк, но она всегда улыбалась, поэтому Гарри, как и остальные, не обращали на него внимания.

Он сел, отпихнув стул от стола и, посмотрев на Рона в нелепой позе, закрыл ему рот рукой. Мозг превратился в кашу и не способен был строить логические цепочки и вообще что-либо делать сегодня. Гарри плюнул на неблагодарное дело — сосредоточиться на основной проблеме с крестражем не получалось. Думать об этом совершенно не хотелось. Чертова Гермиона с ее манией спасения его жизни!

Ох! — оказалось, она задела его больше, чем он мог представить: даже ее имя в мыслях сейчас вызывало только отчаянное желание пойти и убить кого-нибудь, желательно посильнее, чтобы и Гарри от этого кого-то тоже досталось немало. Сейчас бы хорошая встряска совсем не помешала, даже наоборот — он был бы рад потом упасть лицом вниз в траву и вырубиться, чтобы очнуться и ничего не помнить.

За его спиной открылась и закрылась дверь — слишком тихо и осторожно, так что Гарри не составило труда понять, что в кухню вошла Гермиона. Он обреченно выдохнул и поднялся на ноги, освобождая ей место, а сам, ни на кого не глядя, отправился в свою комнату. Находиться сейчас рядом с ней и видеть ее было равносильно самоубийству.

Рон присоединился к его молчанию спустя пять минут и просто сел на соседнюю кровать — комнату они, как и в прежние времена, делили на двоих. Друг молчал, и Гарри был ему искренне благодарен. Он бы не выдержал сейчас ни расспросов, ни сочувствия, ни обвинений. Да и не было тут его вины, Рон и все остальные прекрасно их слышали! Гермиона ведет себя слишком... слишком... Гарри не смог подобрать слова ее поведению, поэтому обида на себя возросла еще на несколько пунктов — он уткнулся лицом в подушку и застонал. Рон, кажется, вздрогнул.

— Гарри, друг... — начал он, тщательно подбирая слова. — Ты поспи, может, наутро станет легче.

— Угу, — ответил он, слова приглушались подушкой. — Вот убью кого-нибудь, и станет, обязательно. Можно даже и не пожирателя. Можно и себя.

— Вот уж нет! — испугался Рон. — Становись в очередь, на тебя охота ведется с рождения, так что, знаешь, остальные могут возмутиться такой наглости!

Эта нелепая попытка разрядить обстановку неожиданно помогла — Гарри разразился хохотом, который позже перерос в истерику. Смех перемежался со слезами, а остановиться он не мог, да и Рон не слишком-то пытался ему помочь — только похлопывал по плечу и сам утирал слезы, то ли от смеха, то ли от отчаяния.

Полностью опустошенные, они уснули только тогда, когда не осталось сил ни смеяться, ни плакать. Гарри впал в состояние глубокого и неспокойного сна, метался в кровати и тщетно пытался нашарить рукой палочку. В какой-то момент глаза сами по себе распахнулись, а ладонь сомкнулась на чьих-то пальцах.

— Гарри, мне жаль... — раздался над головой тихий шепот Гермионы, и он разжал руку, отшатнулся и отполз повыше к изголовью.

— Ты что тут делаешь? — вопрос прозвучал не так яростно, как ему хотелось — подвел хриплый от пережитой истерики голос.

— Сижу, — просто ответила Гермиона. Гарри нашарил очки, одел их и стал различать ее смутный силуэт в полумраке комнаты. Рон посапывал рядом, но его дыхание был не в пример слабее тяжелого гермиониного.

— Иди спать, Гермиона, завтра поговорим, — устало произнес Гарри и хотел отвернуться, но она мягко взяла его за плечо и потянула обратно на спину.

— Не могу, — сказала она. В темноте ее глаза странно светились. — Я все думаю о своих словах. Мерлин, это была случайность, Гарри. Я совсем не хотела так говорить, я не подумала...

— Вот именно, — обида на нее снова всколыхнулась с глубин его сознания. — Не подумала. Видимо, давно носила это в себе.

— Ох, нет, поверь мне. Не могу понять, почему это вырвалось, я же совершенно так не думаю, Гарри. Я знаю, как ты беспокоишься обо всех и обо мне, и мои слова — просто пустой звук. Ты должен понять меня, Гарри, я не хотела. Ты же знаешь, что твои страдания — последнее, что мне хочется видеть.

— Правда? Уверена? — раздражение спадало, но боль от ее слов не проходила, и оттого Гарри продолжал злиться. Гермиона кивнула, губы ее дрожали как и в тот момент, когда она ляпнула случайную фразу, и он заметил, что в ее глазах плещется немая мольба.

— Прости меня.

Гарри хотел отвернуться от ее лица, но не смог. В конце концов, Гермиона всегда находила путь к его сердцу.

— Тебе придется долго извиняться, глупая девчонка...

Она с радостью закивала, прижимая его ладонь к своему лицу.

— Все, что угодно.

— ...и не пойдешь с нами в Гринготс.

— Все, что угодно, кроме этого, — глаза Гермионы блеснули во мраке комнаты — гораздо ближе, чем раньше, отметил про себя Гарри. — Я уже сказала, что отдам за тебя жизнь, так что в любое место, куда бы ты ни отправился, я пойду с тобой.

Он простонал — сейчас, под покровом ночи, спорить ему совершенно не хотелось, ведь сон манил, а разум требовал отдыха — и притянул ее к себе, несильно сжимая руки. Гермиона удивленно выдохнула ему в шею — дыхание опалило кожу, оставляя теплый след — и легла рядом, укладываясь поудобнее. Говорить не хотелось — Гарри переплел свои пальцы и ее и, тихо вздохнув, закрыл глаза.

— Спи, — просто сказал он, и Гермиона послушно свернулась под боком.

— Я буду рядом, — повторила она его слова, и Гарри сквозь наплывающий на сознание сон улыбнулся. Может, не отпускать ее от себя даже в опасности было не такой уж плохой идеей.