Свет в океане (гет)

20 апреля

— Блестящее выступление! — прочитала Гермиона и отложила газету.

Скитер не скупилась на похвалу. Вероятно, пыталась загладить осенний инцидент с помолвкой. Зря старалась. Гермиона не испытывала и одной десятой радости, на которую рассчитывала. Да, её проект получил высокую поддержку. Да, главы отделов и лично Кингсли Шеклболт приняли её речь благосклонно. Да, всё прошло гладко. Гарри даже умудрился проникнуть на собрание: закончив выступление, Гермиона увидела в воздухе его взявшуюся из ниоткуда руку с поднятым большим пальцем. Что бы она делала без друга? Но чего-то не хватало — причём настолько, что Гермиона не могла найти себе места. В душе было пусто, и эту пустоту ничем не удавалось заполнить.

— Нельзя! — прикрикнула она, когда Живоглот ударил лапой по свисающему из вазы розовому бокаловидному бутону. Букет шикарных роз «Pink Floyd» в первые же минуты после окончания совета ей вручил Рональд. Это много значило. Они мало общались после его дня рождения, и Гермиона всерьёз переживала, как бы в их многолетней дружбе не произошёл раскол. Обошлось. Рон выглядел довольным жизнью и собой. Он занимался семейным магазином, что его целиком и полностью устраивало.

В соседней вазе попроще стоял подарок Монтроуза — пять «длинноногих» гербер. Живоглот не мог дотянуться до лепестков, не свалив всю композицию, поэтому даже не рисковал. На подоконнике в кувшине аккуратно сидели белые тюльпаны. Открытка, пришедшая с ними, была больше самого букета. Гарри был весьма красноречив и восклицательных знаков, как всегда, не пожалел. Тео оказался не столь многословен, но три великолепных пурпурных орхидеи искупали скупость сопроводительного письма. Часть подарков Гермиона оставила в рабочем кабинете. Она не понимала, почему её так поздравляли, словно она открыла новый материк, где сплошь текли кисельные реки, а по облакам скакали пони в балетных пачках.

— Нобби Лич — первый и пока единственный магглорождённый министр магии, — объяснил ей Монтроуз, — однако его политику считают провальной. Абраксас Малфой так постарался, что Лич покинул пост раньше срока. С тех пор ни одному магглорождённому не удавалось вызвать к себе народную любовь в стенах этого учреждения, мисс Грейнджер. Вы — исключение. Старая гвардия чистокровок больше не помеха. Вы будете среди смельчаков-энтузиастов, которым предстоит построить новый мир на ненужных обломках того, что достался нам после Волдеморта. Так многие считают, не переживайте.

Она не переживала.

На обломках, говорили ей они: магглорождённые коллеги, полукровки из вновь набранных отделов, старые друзья из Ордена Феникса.

Они торжественно поручали ей построить для них новый мир на обломках старого, всё равно что возвести колонны, стены и крышу дома на месте расчищенного пустыря.

Ненужные обломки. Кому решать, что нужно, а что нет? Кто ведёт перечень?

Обломки. Странное слово. Причудливое. Что-то было, а потом оно сломалось. Или его сломали. Но оно не исчезло в никуда, не растворилось без остатка. Оно ещё здесь. Как части кораблей после кораблекрушения. Они ещё держатся на воде какое-то время и лишь спустя часы, дни, а иногда и недели уходят на глубину чуждых им океанов. И даже там они остаются самими собой, пока время и подводные жители не обратят их в прах.

Обломки тоже кому-то дороги, как стрелки часов с именами братьев миссис Уизли, спрятанные на чердаке «Норы», как кольцо Ориона Блэка, которое Кричер вытащил из мусорки, как осколки Воскрешающего камня, которые Гарри носил с собой.

— Живоглот, я не шучу! — воскликнула Гермиона, пресекая новую попытку кота добраться до цветов. — Я тебе всыплю.

Кажется, подействовало. Кот унёсся на кухню и спрятался за холодильник. Слава Мерлину, тот работал без сбоев, иначе бы торт-мороженое, который Гермиона купила, превратился бы в холодную кляксу. Но всё под контролем. Гермиона сдерживала себя и не колдовала в квартире, оберегая как собственные нервные клетки, так и остальных жильцов дома.

Она считала, что ведение быта по-маггловски её дисциплинировало. Гарри был в корне не согласен. Он говорил, что ей дисциплинировать себя уже некуда. Сам он умудрялся изолировать от магии одну комнату в своём коттедже в Годриковой Впадине и мог всю ночь смотреть в ней обожаемые боевики. Впрочем, в той деревушке всё было не как у людей. Магглы и маги жили там вместе так долго, что, казалось, сама магия пошла на некоторые уступки. Забавно.

Гермиона услышала, как в комнате что-то щёлкнуло и, удостоверившись, что Живоглот не собирается в скором времени показать нос из-за холодильника, пошла посмотреть, что там происходит.

Афина — почтовая сипуха Блэков, научившаяся отодвигать оконную щеколду лапой — оторвала клювом письмо, притороченное к лапе, и собиралась дать дёру.

— Стоять! — воскликнула Гермиона.

Сипуха испуганно вжала голову в пернатые плечи.

— Ни с места, — выдохнула Гермиона. Она сама не ожидала от себя такой прыти — подскочила к окну и захлопнула его прямо перед совиным клювом. — В этот раз ты дождёшься ответа.

Афина смиренно прошлась по подоконнику и уселась неподалёку от тюльпанов Гарри. На Гермиону птица упорно не смотрела. Обиделась. Гермионе тоже было на что обижаться. Последний раз в конце марта, когда Афина проделала тот же трюк и смылась так же тихо, как собиралась провернуть и сегодня, письмо от Регулуса было просто возмутительным.

«Поздравляю! — написал он. — Искренне рад за тебя и твоих родителей. Я не сомневался, что всё получится. От всей души желаю вам счастья». И подпись не забыл. Куда без неё? «Р.А.Б.»

Разве не возмутительно? Разве не возмутительно коротко? Нет, дело вовсе не в жажде поздравлений. Её заслуги в том, что произошло в лесу Дин, было мало. Основной путь, приведший её и родителей к утиному озеру в хвойной рощице, проложили Теодор, его мама Агнесс и Арнольд Миргурд. Гермиона сама была ведомой. Чего она ждала от Блэка? Чуточку участия? Так вот она, чуточка.

Гермиона нетерпеливо задёргала ленточки, оставшиеся на новом письме. Когда конверт оказался у неё в руках, Гермиона обернулась к Афине, так и норовившей выскользнуть на улицу.

— Извини меня. Я прочту и напишу твоему хозяину ответ.

Сипуха, немного оттаяв, покровительственно ухнула.

Гермиона улыбнулась и вскрыла конверт. Внутри была открытка. Маггловская. С видом на море. На обратной стороне — несколько затасканных вежливых фраз. Гермиона прочла их несколько раз: сначала про себя, потом вслух коту, затем зачем-то крылатой вестнице. Дурацкие острые буквы. Как по линейке. Вензеля. Ещё одно сухое, как чешуйки саламандры, поздравление. На этот раз с успешным выступлением перед чародеями.

Гермиона неосознанно заскребла по подписи пальцами, как будто хотела снять с неё тонкую змеиную кожицу — или с того, кто прятался за ней. Она несколько раз медленно вдохнула и выдохнула. Подошла к шкафу, сняла с полки «Историю Хогвартса», открыла. Между страницами который год хранилось приглашение в Хогвартс и два письма от Блэка. «Очень жаль» — всего одна строчка в первом, и ещё то, что пришло после того, как к её родителям вернулась память.

Регулус Блэк был неизменно содержателен.

О да, она напишет ответ. Она ему напишет! Такое горячее письмо, что Регулус обожжёт об него свои холёные пальцы. Сколько она не видела его высокомерной физиономии? Месяц? Почти два? Он не приглашал её в Бери, как и миссис Тонкс.

Гермиона поставила учебник в шкаф — свой первоклассный шкаф, который она была готова спалить дотла, даже если магическая волна выбьет пробки по всему дому! Однако планам не дали осуществиться. В дверь постучали.

Теодор обещал зайти. Он попросил Гермиону провести для него ликбез по нынешнему составу Министерства магии и взять его в качестве спутника на вечер «Клуба Слизней», куда профессор зельеварения в честь юбилея созывал звёздных выпускников.

Гермиона открыла дверь и столкнулась со злющей как мантикора миссис Поппинс. Она без объяснений вручила вибрирующую и пищащую коробку.

— Сами расхлёбывайте последствия того, что сотворило ваше чудовище! — звенящим криком разразилась домовладелица. — Эти животные невменяемые. Это не кошки, а саблезубые тигры в миниатюре.

Гермиона наконец заглянула в коробку и увидела там нескольких котят.

— Делайте с ними что хотите! — объявила миссис Поппинс. — И вообще, мисс Грейнджер, мне кажется, что вам стоит съехать, — добавила она и была такова.

Гермиона закрыла дверь и поставила коробку посреди комнаты. Живоглот, отец семейства, в порыве любопытства заглянул внутрь. Афина язвительно ухнула и всё-таки выскочила в окно, которое успела снова открыть.

* * *

28 апреля

Теодор держался молодцом. Пожалуй, ни один человек в зале, за исключением Гермионы, не представлял, сколько усилий он вкладывал в то, чтобы льстиво улыбаться присутствующим. Он был безупречен, но его откровенно не жаловали. Она не могла понять, в чём дело.

Гермиона вообще ощущала себя не в своей тарелке. Её, наоборот, приветствовали очень дружелюбно. Некоторые гости Слизнорта недоумённо провожали взглядом её кавалера, словно гадали, что могло связывать Грейнджер и Нотта, но она не заостряла внимание на глупостях.

Профессор был в центре внимания: вот он принял поздравления от редактора «Пророка», вот Гвеног Джонс подарила ему квоффл со своим автографом, вот заместитель Кингсли разразился пламенной речью в честь юбиляра.

— Гарри! — воскликнул Гораций, стоило Поттеру перешагнуть порог зала. — Я уж испугался, что вы забыли своего учителя, мой дорогой! Принц зелий не должен забывать о своих наставниках.

Раздались щелчки затворов колдокамер, без которых появление Гарри на торжествах не обходилось. В эти минуты он отчаянно завидовал Невиллу, мирно переписывающему меню на грифельной доске в скромном зале «Дырявого котла». Впрочем, друзья не сомневались, что Лонгботтом начнёт новый учебный год в качестве профессора травологии в школе чародейства и волшебства.

— Привет! — сказал Гарри, выбравшись из толпы и присоединившись к стоявшим у окна Тео и Гермионе. — Ну и денёк сегодня. Джинни, к сожалению, не придёт. Пришлось извиниться перед стариной Слизнортом. Сегодня ему не удастся блеснуть обеими звёздами «Холихедских Гарпий».

— С ней всё в порядке?

— У неё съёмки для обложки «Ежедневника ловца», — с гордостью произнёс Гарри. С тех пор, как он признался Джинни в чувствах, выйдя на громкую связь на стадионе, эти двое стали любимой парочкой таблоидов. Поттеру было плевать. Он добился своего. Джинни пребывала на седьмом небе от счастья. Стоило ли говорить об Артуре и Молли?

— Что это на тебе надето, Поттер? — осведомился Теодор, приподняв брови. — Сейчас стажёры так одеваются?

— Нет, это куртка моего крёстного, а что? — тоном бритта, готового в одиночку ринуться в бой с римским легионом, спросил Гарри.

— По-моему, тебе очень идёт, — ввернула Гермиона, пока Нотт что-нибудь не ляпнул.

Тео снял стакан огневиски с пролетающего мимо подноса и, сделав глоток, повернулся к ней.

— Я отстал от моды. Кстати, я говорил, что тебе идёт красное?

Гермиона удивлённо посмотрела на него.

— Нет.

— Так вот, тебе идёт красное, — сказал Тео и, немного помолчав, добавил: — И синее.

— Спасибо.

— Но ты сегодня в жёлтом.

— Да ты сама деликатность. Между прочим, это платье мне посоветовали в «Твилфитт и Таттинг». И это цвет золота!

— По-моему, очень хорошее платье, — пришёл на выручку Гарри, но после её комплимента его ответный реверанс не казался ей искренним на все сто.

— Да, — согласился Теодор. — Кормак Маклагген считает, что в нём твои ягодицы смотрятся просто замечательно.

— Ты прочёл его грязные мысли? — ахнула Гермиона, пока Гарри выискивал свирепым взглядом Кормака.

— Нет, он сам мне сказал своим грязным языком.

— Я ему шею сверну, — прошипел Гарри. — Где он?

— Во-он там, — подсказал Теодор, — рядом с пузатым «бочонком» с жидкой бородёнкой.

Гермиона схватила обоих парней под локти.

— Не кипятитесь. Мало ли что несёт Кормак... А тебе, Теодор, я настоятельно рекомендую подружиться с этим «бочонком». Это дядя Кормака — Тиберий. У него важная должность в Визенгамоте.

— Правда? Какой интересный джентльмен.

— Хорошо, хорошо, — высвободив руку, проворчал Гарри. — Я не собираюсь превращать Кормака в соплохвоста у всех на глазах — просто поделюсь информацией с кем-то ещё.

— Потрясающая мысль! — одобрил Теодор, перехватив с подноса теперь уже бокал эльфийского вина. Очень даже зря, по мнению Грейнджер. С него хватит.

Гермиона вытянула бокал из пальцев Нотта и отхлебнула сама.

— Я пью только по особым случаям, — раскусил её трюк Тео, — но так уж вышло, что последние недели были сплошь особенными. Да ещё мсье Делакур прислал мне на пробу дюжину бутылок вина. Это проверка на прочность, я уверен. Если бы не Блейз, я бы не справился.

Гарри рассмеялся.

— Ой, смотрите! Рон!

— Я не знала, что он тоже приглашён, — удивилась Гермиона, но даже на каблуках не могла высмотреть в толпе гостей знакомую рыжую макушку.

— Уизли занимаются огненным шоу, которое ждёт нас по окончанию вечера. Рон сказал, это будет нечто.

Сомневаться в умении Уизли что-то эффектно взрывать и поджигать не приходилось.

— Но я вам ничего не говорил, — подмигнул Гарри. — Эта информация под грифом «секретно».

— А кто это с ним? — изумлённо пробормотал Теодор. — Браун?!

Ну что за проклятье! Сколько бы Гермиона ни старалась, не могла разглядеть ни Рона, ни его спутницу.

— Это очень смело, — сказал стоящий поблизости колдун, услышав реплику Нотта. — Брауны долгое время не показывались на публике. Ходят слухи, что укус Фенрира не прошёл бесследно для их дочери.

— Неужели? — ледяным тоном произнесла Гермиона. — Даже будь Лаванда оборотнем, это не повод ставить на ней крест!

Колдун нервно кашлянул и удалился.

— Пойду перехвачу Рона после того, как он поздравит Слизнорта, — сказал Гарри. — Я скоро, — и он скрылся среди приглашённых.

— На самом деле, — медленно проговорил Теодор, неоднозначно посмотрев на всё ещё пышущую от возмущения Гермиону, — в словах того человека есть доля правды. Требуется своего рода мужество, чтобы прийти на подобное мероприятие с кем-то, отличающимся от всех, персоной нон грата.

— Лаванда — крепкий орешек, — сказала Гермиона, отмахнувшись. — Сплетни её не сломят, скорее уж она сама переговорит всех сплетников.

— Речь не только о ней, — вздохнул Теодор.

Она уставилась на него, поражённая его уставшим голосом.

— Ты правда не замечаешь? Вижу, что да. И не понимаешь. О, Гермиона, какая ты счастливица.

— Что ты имеешь в виду? — сведя брови к переносице, спросила Грейнджер.

— Забудь, не хочу портить занудством ваш вечер, — сказал Теодор и улыбнулся, покрутив на пальце массивное кольцо.

Она всё хотела узнать, откуда оно, но всё время что-то мешало. Так и сейчас: Уилки Двукрест узнал в ней свою лучшую ученицу и вытянул в центр зала, где Гермиону тут же обступили со всех сторон, поздравляя с недавним триумфом. Если бы ненависть не разъела сердце Урсулы, то Лафкин стояла бы здесь, и это была бы их общая победа.

Шум, веселье, вспышки камер, вино... У Гермионы кружилась голова. Ей нужно на воздух, и как удачно, что двери в сад отворились, а Рон пригласил всех собравшихся на вечеринке выйти наружу.

Профессор Слизнорт не отличался скромностью и ради торжества не пожалел галлеонов. В саду было невероятно красиво! Пахло тоже замечательно. Небольшое озерцо неподалёку переливалось в свете луны. Ночью оно казалось непроглядно чёрным.

Гермиона вновь нашла Теодора и встала рядом с ним. В тот же миг небо над ними взорвалось ослепительным фейерверком. Гермиона заворожённо наблюдала за сверкающими искрами, золотым дождём разрезающими ночную прохладу. Она обернулась к Теодору, чтобы спросить, какой вид салюта нравится ему больше всего, но он задумчиво следил за чем-то в другой стороне.

— Ты не смотришь? — спросила она, немного расстроенная его отрешённостью.

— Почему же? Смотрю. Только не наверху, а внизу. Взгляни на воду.

Она вновь перевела взор на озеро. Небесный огонь отражался в нём, как в чистейшем зеркале. Казалось, он вырывался из смоляных глубин неудержимым гейзером и взлетал ввысь.

— Волшебно, — восхищённо прошептала Гермиона.

— Это всего лишь крохотное озеро, а в Сиднее мы с родителями ездили на новогодний фейерверк. Тысячи огней отражались в океане. При свете дня такого не увидишь, но ночью, когда вода чернее неба, от этого зрелища глаз не оторвать. Ты чего дрожишь?

— Дурацкое платье, — раздражённо сказала Гермиона. — Слишком тонкое, и ты прав, цвет мне не подходит. Ты научишь меня легилименции, Тео? Хочу знать, когда наряд мне действительно идёт, а когда из меня хотят вытрясти деньги в магазине.

Теодор тихонько рассмеялся.

— Прости, но нет. Женщин я учить легилименции не буду.

Гермиона вспыхнула.

— Что за дискриминация?

— Твой будущий муж мне спасибо не скажет.

Она скрестила руки на груди. Муж. Это слишком далёкие перспективы даже для Гермионы Грейнджер, учитывая, что единственный человек, который её интересовал, и не пытался с ней встретиться. Она-то думала, что Регулус найдёт её после выписки, что он так соскучится, что нарушит глупую игру в «тайных друзей». Друзья так не поступают — не присылают банальные отписки из вежливости. И это притом, что невесты у него, оказывается, уже не было. Почему он так вёл себя? Блэк заставлял сердце ныть, а её саму безумно-безумно злиться! Неужели неприятная статья о Блэках и Малфоях, вышедшая в «Пророке» после дела Лафкин, его подкосила? Чушь! Он переживал и не такое, выходил из неприятностей с блеском.

— Ты опять дрожишь. Неужели так сильно замёрзла? — обеспокоился Теодор.

— Немного, — солгала Гермиона. — Но согревающие чары не нужны, лучше я вернусь в дом, — и, не дожидаясь ответа, зашагала к дверям веранды.

В зале остались редкие гости, которых угощение на столах интересовало больше развлечений, но Гермиона проигнорировала закуски. Она подошла к заветным «полочкам» Слизнорта, содержимое которых он выставил напоказ. Десятки волшебников и чародеек улыбались с колдоснимков. Знаменитости и гордость профессора: Цицерон Харкисс, Элдред Уорпл, Гвеног Джонс, Лили Эванс, Гарри... Были и групповые снимки, например, старая обрамлённая фотография облачённых в квиддичную форму ребят. На груди каждого игрока изображена змея: слизеринцы. В середине первого ряда сидел Регулус. Гермиона сняла фото с полки.

— Сборная семьдесят седьмого года.

У неё сердце ушло в пятки из-за подкравшегося сзади Слизнорта. Он благодушно рассмеялся.

— Ах, извините! Я вас напугал, Гермиона?

— Нет-нет! Я любовалась вашей коллекцией, профессор.

— О, какое чудесное слово вы подобрали — коллекция! Вы тоже её часть. К слову, не сомневаюсь, что указ по вашему проекту вступит в силу до конца мая. Вы уже готовы удивить нас всех чем-то ещё?

Из вежливости она чуть приподняла уголки губ в намёке на улыбку. Профессор уронил взгляд на снимок в её руках и опечалился.

— О-о... Это было давно. Хорошее время. Жаль, что оно быстро ушло, как и люди на глянцевой бумаге. Розье, Мальсибер, Эйвери, Блэк... Простите сентиментальность старику. Мне прекрасно известно, кем стали эти мальчики потом, но я по-прежнему вижу в них ребят, взрывающих хлопушки в школьных коридорах.

— Регулус Блэк мог бы прийти сегодня, — с укором глядя на черноволосого мальчишку на снимке, сказала Гермиона.

Слизнорт сконфузился и покрутил пуговицу на жилете, натянувшемся на животе.

— Не знаю, что вам сказать. Я долго мучился, буквально изводил себя, решая, кому стоит высылать приглашения, а кого благоразумнее оставить в стороне. Регулус был способным учеником из очень древней и богатой семьи, но сегодня...

— Сегодня? — нетерпеливо повторила Гермиона.

— Мисс Грейнджер, — перешёл на официоз профессор, — возможно, я проявил слабость, но присутствие некоторых моих бывших учеников могло бы негативно сказаться на атмосфере вечера. С одной стороны, мне хотелось оградить себя, с другой — уберечь их от осуждающих взглядов большинства гостей. Мистер Блэк прислал мне замечательный подарок. Я был тронут. Надеюсь, он не затаил обиду из-за того, что я не пригласил его. Раз всё равно прислал подарок, то нет. Как я и говорил, Регулус всегда был сообразительным молодым человеком, — Слизнорт будто сдулся, ему было неудобно рассказывать обо всём этом, может, даже стыдно. Он кряхтел и охал больше обычного.

Его не заставляли делиться переживаниями, но он почему-то считал важным оправдаться. Толкала слизеринская солидарность?

Гораций вздохнул и продолжил ещё тише:

— Блэки, Забини, Фоули, Нотты... Я могу перечислить пару десятков представителей чистокровных фамилий, преимущественно выпускников Слизерина, тесное общение с которыми не сулит ничего хорошего в нынешних условиях. Во всяком случае, открытое общение. Вы понимаете? Может, через пару-тройку лет всё уляжется. Вот было бы кстати. Регулус выбрал правильную тактику. Благотворительность — это хорошо. Вы слышали, какую баснословную сумму мистер Блэк перевёл в Мунго? Не подумайте дурно. Это красивый жест, но ведь и правильный. Вы же понимаете?

Ну конечно же, она понимала. Теперь да. Всё понимала. Всё.

Гермиона вернула снимок на полочку.

Придирчивая к деталям, она теряла из вида главное. Она была слепа как крот. Тео... он пытался ей сказать, донести до неё нехитрую истину, о которой её гриффиндорская душа не могла помыслить. Сэмвелл Нотт отбрасывал такую грязную тень, что и после его смерти внук никак не мог отмыться. Забини когда-то сидел с Гермионой и Гарри за одним столом в «Клубе Слизней», но сегодня почему-то этот любитель вечеринок не пришёл, как и близняшки Кэрроу, как и очаровательная Мелинда Боббин, чей отец, владелец сети аптек, поставлял медикаменты для охотников за головами. Как и Регулус...

Пусть Гермиона и не поверила ему, но в глубине души признавала: его слова, сказанные в библиотеке, нашли мишень. По какой-то причине он отказывался от чувств к ней. Он сказал: «Ты мне не подходишь». Почему? Что с ней не так? Кровь? Происхождение? Чушь! Регулус не такой, он изменился. Тогда что? Почему он разорвал помолвку с Делакур и даже не попытался назначить встречу с ней — с Гермионой? Почему она недостаточно хороша для него? С упрямством гиппогрифа она кинулась доказывать обратное, доказывать, что способна очаровать всех чародеев, заседающих в совете, добиться невиданных для магглорождённой ведьмы успехов, тем самым невольно отдаляясь от Регулуса всё больше и больше с каждым днём. Злодей, он обернул её оружие против неё — сыграл на самых дурных качествах, на уязвлённом самолюбии, на гордыне, на толстокожести. Это не он был слишком хорош для неё, это она... всегда она.

Ни единой встречи за месяц. Скупые письма. Регулус не подпускал её ни на шаг. Он любил её. Он оберегал её даже от самого себя.

Что же делать? Что же ей с этим делать?

Гермиона подошла к стеклянным дверям веранды, не разбирая обращённых к ней слов от возвращающихся под крышу дома волшебников. Профессор Слизнорт решил, что ей нехорошо, и последовал за ней. Он почти не ошибся. Ей было плохо.

Огненное шоу Уизли закончилось. Небо так затянуло дымкой, что силуэты садовых деревьев едва различались. Гермиона увидела отражение в стекле: изысканно одетую девушку в дорогом золотисто-жёлтом платье, красивые туфли, идеально уложенные каштановые волосы... Кто эта одинокая несчастная незнакомка?

Гермиона закрыла лицо ладонями и всхлипнула.

— Вы очень бледны, дорогая. Идёмте на воздух, — сердобольно произнёс Гораций, похлопав её по плечу. — Чувствуете аромат? Это подарок от Андромеды Тонкс, ещё одной моей бывшей ученицы. Сейчас не очень хорошо видно, но запах не утаить. У всех сады ещё голые, ни цветов, ни листьев, а у меня такая красота.

Гермиона убрала руки от лица и посмотрела, что же так нахваливает Слизнорт. В саду в вернувшемся лунном свете, несмотря на календарь, холодную весну и апрельские дожди, цвёл белоснежный миндаль.