3000 дней невиновности (гет)

— Если все доказательства уже были представлены, — объявил Кингсли, просматривая бумаги, — тогда Визенгамот готов к вынесению вердикта.

Джинни сцепила руки в замок на своих коленях. Её сердце стучало в груди так сильно, словно готово было вот-вот вырваться оттуда, и она чувствовала, как капельки пота стекают вниз по позвоночнику. Драко, сидящий всего в какой-то паре ярдов, тяжело дышал, пытаясь сморгнуть слёзы. Вот он и настал — момент истины. Момент, который в корне изменит их жизни.

— Все те, кто считает Драко Малфоя виновным в перечисленных преступлениях, прошу поднять руку, — провозгласил Кингсли.

И они не сомневались ни секунды. Все как один волшебники и ведьмы Визенгамота подняли руки.

— Нет! — воскликнула Джинни, вскакивая на ноги так стремительно, что стул упал. Ярость затопила смертоносной волной. — Вы не можете так поступить!

— Уже поступили, мисс Уизли, — возразил Кингсли. — Наше решение принято, и оно окончательное. Драко Малфой, вы приговариваетесь к пожизненному заключению в Азкабане с возможностью апелляции по истечении восьмидесяти лет. Да смилостивится Бог над вашей душой.

— Вы не можете! — снова закричала Джинни, бросившись к Драко. Она не знала почему — возможно потому, что мысль похитить его, спрятать от всего произошедшего и начать всё с начала уже посещала её. Он потянулся к ней, сопротивляясь кандалам, но двое безликих охранников пресекли его слабую попытку вырваться. Они собирались забрать его у неё.

— Джинни! — закричал он, на его лице застыл страх. — Не дай им забрать меня!

— Драко! Драко!

Джинни начала просыпаться от звуков собственного голоса, простыни оказались влажными от пота и опутали всё тело. Она была в своей тёмной квартире, одна. Джинни облегчённо выдохнула и откинулась обратно на подушку, пытаясь унять дрожь. Взглянув на часы, обнаружила, что времени едва четыре утра. Она проспала не больше часа и сомневалась, что удастся уснуть ещё хоть на часок. Особенно, если придётся снова окунуться в кошмар, подобный тому, от которого только что проснулась.

Всё ещё дрожа, Джинни слезла с кровати и, схватив со стула халат, направилась на кухню. Обычно, когда она была не в духе, мама заваривала чашку крепкого чая, идея казалась удачной и сейчас.

Заняв руки приготовлением чая, Джинни надеялась успокоиться и вернуть себе способность к планированию действий следующего дня в суде.

Вчера в момент, когда в зале суда возникло изображение смерти Колина, Джинни на несколько секунд всерьёз поверила, что Драко попадёт в Азкабан, чтобы она ни сказала и ни сделала. Доказательство его виновности в прямом смысле слова оказалось перед носом, неоспоримое и неопровержимое. Помогли советы, которыми накачала её Гермиона, Джинни удалось побороть панику и начать размышлять здраво.

— Это доказывает лишь то, что волшебная палочка Нарциссы Малфой — орудие убийства, — воскликнула она. — Как ранее отметила мадам Сандерсон, данная проверка не может однозначно указать на убийцу Колина Криви.

Харпер, конечно же, не преминул воспользоваться ситуацией и протолкнуть теорию, которую и ожидала услышать Джинни — он настаивал, что вероятность того, что палочка Нарциссы сменила несколько рук в разгар столь жаркого сражения, слишком мала.

— К тому же, — заявил он, — миссис Малфой вернулась домой после битвы вместе с палочкой, так каким же образом она получила её обратно? Вполне разумное объяснение — Нарциссе вернул палочку её собственный сын, после того как использовал её для хладнокровного убийства студента Хогвартса.

Остальная часть заседания прошла менее напряжённо. Джинни предоставила записи о покупках из магазина «Горбин и Бэркес», подтверждающие, что лично Драко не покупал там ни «Руку славы», ни проклятое ожерелье, которое использовал на шестом курсе. Вместо этого записи подтверждали, что вышеупомянутые артефакты с невыясненной целью приобрел именно Люциус Малфой. Люциус скривился, слушая это, но промолчал. Доказательство того, что Драко не владел проклятыми объектами, кроме всего прочего, значило ещё, что с правовой точки зрения он не может отвечать за владение ими, а значит, он просто имел к ним доступа. Заметив, что её слова произвели на Кингсли впечатление, Джинни расценила это как подтверждение того, что данное обвинение будет снято.

Ещё одно обвинение, которое Джинни постаралась опровергнуть — в сговоре, которое, как выяснилось в ходе подготовки к суду, было просто смехотворным. Драко никогда не принимал участия в планировании каких-либо операций — а именно этот факт должен быть доказан в подобных случаях — даже совсем наоборот, действовал исключительно под невероятным давлением. Похоже, “невероятное давление” было фразой дня, но Гермиона заверила её, что это лучшая линия защиты против подобных обвинений. На самом деле он не хотел делать того, что предположительно совершил, и Джинни неустанно напоминала об этом Визенгамоту. Этим же оправдывались и другие обвинения, такие как подвергание опасности несовершеннолетних, когда он впустил Пожирателей смерти в Хогвартс, и применение Империуса к мадам Розмерте, чтобы та передала ожерелье Кэти Белл.

Джинни поставила чашку с чаем на маленький столик и стала греть ладони о её бока, вдыхая успокаивающий аромат мяты. Через несколько часов настанет очередь Харпера представлять доказательства Визенгамоту, и она сильно переживала, чем это может закончиться. Список свидетелей, который он предоставил ей и суду, включал Падму Патил, Денниса Криви, Кэти Белл и Гарри в качестве ключевых свидетелей, а также воспоминания Яксли о смерти Колина. Воспоминание Лестрейнджа было исключено из дела, его отправили назад в Азкабан, признав слишком нестабильным для того, чтобы свидетельствовать в суде.

Однако было ещё одно исключение из списка, которое удивило Джинни. Имя Рона, даже несмотря на то, что одно из обвинений касалось его отравления, не встречалось нигде в документах, которые она получила от представителей обвинения или Визенгамота. Она терялась в догадках, с чем это могло быть связано, но случая лично спросить об этом у Рона пока не представилось.

Даже после того, как она допила чай, руки по-прежнему слегка дрожали из-за сильного выброса адреналина, спровоцированного кошмаром. Джинни переполняла беспокойная злая энергия, бурлящая под кожей. Руки и ноги, казалось, были налиты свинцом, и сидение за столом в бездействии лишь усугубляло ситуацию. Джинни перевела взгляд на часы на стене. Полпятого. За окном по-прежнему было темно, но на востоке уже виднелись первые отблески восходящего солнца. Джинни знала точно, как можно убить время до начала слушания, назначенного на позднее утро.

В самом конце Косого переулка — для тех, кто хоть раз доходил до конца — был общественный парк, где Джинни любила иногда полетать на метле, наматывая круги и выделывая трюки, чтобы проветрить голову и подышать свежим воздухом. Преимущественное большинство волшебного сообщества Великобритании предпочитало проводить время в парке за Хогсмидом, из-за чего небольшой клочок природы в самом центре Лондона чаще всего пустовал в любое время дня. Именно это делало его идеальным, особенно в моменты, когда хотелось побыть в одиночестве.

Но полчаса спустя, когда она в тёплом удобном костюме и со своим «Чистомётом Одиннадцать» на плече дошла до пустоши Синклэр, то обнаружила, что не одна. Небольшая фигура, выделяясь на фоне тёмного неба, лениво закладывала пируэты над головой. Летун, вероятно, заметил Джинни, потому что пошёл на снижение, двигаясь в её сторону. Джинни сделала несколько шагов вперёд, всматриваясь в небо в попытке понять, кто перед ней.

Она наконец поняла, что это Гарри, когда заметила блики на его круглых очках. Он грациозно приземлился, соскочил с метлы и направился к ней.

— Тоже не смог уснуть, — сказал он вместо приветствия, пытаясь дыханием согреть окоченевшие пальцы.

— Ты? — удивилась Джинни, выгнув бровь. — Думала, возвышенные идеалы и святость героя — залог хорошего сна. Если не учитывать, конечно, незначительного отвлекающего фактора в лице Ромильды Вэйн.

Гарри одарил её мрачным взглядом и взъерошил свои и так растрёпанные волосы — жест, который сводил Джинни с ума, когда ей было двенадцать.

— Веришь или нет, но у меня тоже есть сердце, — проворчал он. — Знаю, я вёл себя немного грубо последние пару недель…

Джинни фыркнула.

— Тебе стоит взглянуть на ситуацию с моей стороны, — настаивал Гарри. — Драко Малфой — паршивая овца. Он был таким в тот день, когда я впервые встретил его, пятнадцать лет назад, и оставался таким же, когда я видел его в ночь битвы за Хогвартс.

— С тех пор прошло восемь лет, — напомнила Джинни. — Люди меняются, Гарри.

— Есть некоторые вещи, которые можно простить, но есть и такие, что невозможно забыть. С Малфоем связано столько негативных воспоминаний, что нельзя просто взять и вычеркнуть их из памяти. Уж кто-кто, но ты должна знать об этом больше, чем кто бы то ни было.

— Это были не его решения, это всё влияние Люциуса, — прошипела Джинни, возмущённо ощетинившись. — И ты… Ты свидетельствовал в защиту Люциуса и Нарциссы восемь лет назад, так почему же ты изменил своё мнение об их семье сейчас?

— Тогда я сделал это ради Нарциссы, — спокойно ответил Гарри. — Она спасла меня, соврав Тому Риддлу. И теперь она мертва.

Джинни закатила глаза, но Гарри продолжил:

— Ты ведь знаешь, как это выглядит со стороны, не так ли? Ты — уважаемый опытный аврор — отказываешься от карьеры и семейных убеждений, бросаешь всё, за что боролась, чтобы стать на защиту человека, обвинённого в убийстве. Человека, которого ненавидит весь волшебный мир. Он просто заморочил тебе голову.

Джинни горько засмеялась.

— Глупенькая маленькая девочка, которую снова одурачил коварный слизеринец, да? — скривилась она. — Малышка Джинни, за которой надо приглядывать.

Гарри приблизился к ней, разводя руки в стороны.

— Просто отпусти его, Джинни, Рыжик, — нежно произнёс он. Гарри не называл её так уже много лет. Сейчас это прозвище вызвало у неё только отвращение. — И ты сможешь вернуться на работу в Аврорат, я полностью восстановлю тебя в должности. Всё вернётся на круги своя.

Робкой стеснительной Джинни — Джинни, которой она была слишком долго, — польстило бы предложение. Крайне польстило бы. Она была хороша в своём деле, зачем же бросать его? Оплата казалась приличной, а в следующем году вполне можно было рассчитывать на прибавку. Коллеги всегда отличались дружелюбием и совершенно не доставляли проблем. Раньше бесил Гарри, но теперь, когда у него появилась пара… Ромильда явно была в состоянии отвлечь всё его внимание на себя.

Но вдруг, словно кто-то включил маггловскую запись, Джинни услышала собственные слова, которые сказала когда-то Драко в больничной палате: «Ты мой, и я никому не позволю забрать тебя!»

Вся любовь к нему и желание защитить заполнили душу, подавляя протест прошлой Джинни. Пойти по безопасному пути — значит сделать шаг назад, разрушить тот небольшой прогресс, которого она уже достигла в изменении собственной жизни и судьбы. И нужна ли ей та жизнь, если её не с кем будет разделить? Гарри мог бы предложить ей все сокровища мира, но что они значат без Драко?!

Джинни покачала головой, уверенно заглядывая Гарри в глаза.

— Именно в этом и заключается наше с тобой главное отличие. Я вижу, как люди меняются, и готова принять эти перемены. Я могу простить человеку даже самые ужасные прегрешения, если он действительно раскаивается в содеянном и хочет измениться к лучшему. А ты не способен дать человеку второй шанс.

На лице Гарри появилась странная полуулыбка.

— Ты всегда была упрямой, как я мог забыть об этом.

— Если это всё, что ты хотел сказать, тебе лучше уйти. Мы по разные стороны судебного процесса, и нам не следует говорить друг с другом.

Гарри кивнул.

— Удачи, — бросил он на прощание и, вскочив на метлу, скрылся в предрассветной мгле.

Джинни вздохнула, прежде чем и самой взмыть в воздух. Большинство людей меняется — но не Гарри, и вряд ли он будет способен на это хоть когда-нибудь. Но теперь это была чужая проблема. Не её. Так что Джинни наклонилась вперёд, прижимаясь грудью к метле и набирая скорость, и выбросила все мысли о Гарри из головы.

Несколько часов спустя Джинни, одетая в лучшую мантию и с папкой в руках, заняла своё место за столом защиты в зале суда. Харпер, выглядящий крайне уверенным в себе, уже сидел за столом обвинения, наслаждаясь чашкой чая. Джинни хмуро взглянула на него и отвернулась, раскладывая на столе бумаги для перекрёстного допроса.

На этот раз на трибунах было ещё больше людей. Перси, как и обещал, пришёл вместе с папой, а ещё в зале присутствовал Рон. Молли и Джордж сидели рядом с ним, так же как и Билл с Виктуар. Через несколько рядов от них расположилась явно нервничающая Кэти Белл, которую успокаивающе обнимал за плечи Оливер Вуд, что-то нашёптывающий ей на ухо, хотя Джинни не могла представить что именно. Падма и Парвати Патил сидели вместе в другом конце зала, они выглядели сосредоточенными и собранными. Поймав взгляд Джинни, Парвати задрала подбородок повыше и демонстративно отвернулась. Деннис Криви, казавшийся теперь совсем взрослым, сидел рядом с отцом и матерью, лицо которой покраснело от слёз. Джинни была благодарна, что миссис Криви не было на слушании вчера, когда палочка Нарциссы показала последние моменты жизни Колина. Джинни нашла взглядом Люциуса и Джона. Саймона не было, вероятно, ему не удалось вырваться с работы. Или он просто не хотел снова встречаться с отцом — за это трудно было его винить.

Прямо перед ложей Визенгамота установили странный прибор — прожектор, соединённый с омутом памяти, чтобы транслировать суду воспоминания Яксли той фатальной ночи.

Как только было объявлено начало слушания, суматоха и шум в зале моментально сошли на нет, и Джинни вздохнула с облегчением. Пока Кингсли призывал Визенгамот к порядку и зачитывал расписание на день, в зал суда привели Драко. Джинни слушала вполуха, пока Кинсли не замолчал на несколько секунд, хмуро уставившись на свиток пергамента перед собой.

— Доношу до сведения Визенгамота, — начал он медленно, — что одно из обвинений против мистера Малфоя было снято.

Джинни и Драко как по команде подняли на него глаза. Это ещё что за?..

— Следующее обвинение вычеркнуто из дела, — объявил Кингсли. — Пусть будет известно, что Драко Малфою больше не вменяется покушение на жизнь Рональда Уизли. Предполагаемая жертва отказалась от обвинений и не заинтересована в продолжении разбирательства по этому вопросу.

Джинни в открытую уставилась на Рона, сидящего на трибунах. Из-за повышенного к нему внимания его лицо приобрело яркий пурпурный оттенок, и он сконфужено заёрзал на месте. Молли, сидящая рядом, громко ойкнула и повернулась к сыну, а тот тут же склонился к её уху, шепча объяснения. Джинни умирала от любопытства, желая узнать, что же он сказал матери.

Это было невероятно. Более чем невероятно. Осталось всего восемь обвинений.

И пока Джинни пыталась унять волнение, Харпер поднялся со своего места и вызвал Падму Патил для дачи показаний.

Парвати сжала её ладонь в знак поддержки, прежде чем Падма медленно спустилась вниз. В полной тишине она заняла кресло, где днём ранее свидетельствовали Люциус и Саймон.

— Мисс Патил, — мягко начал Харпер. — Пожалуйста, опишите суду, что произошло в ночь финальной битвы за Хогвартс?

Падма набрала побольше воздуха, словно в попытке унять волнение, и Джинни тут же нахмурилась. Это только она одна заметила или представители Визенгамота тоже? Похоже было, что кто-то написал для выступления Падмы сценарий, и она собиралась устроить представление.

— В ту ночь столько всего произошло, в Хогвартсе царил полнейший хаос. Мы с сестрой пытались держаться вместе, но потеряли друг друга, когда Пожиратели смерти взорвали стену возле нас. Я пыталась отыскать Парвати, когда… Когда столкнулась с Драко Малфоем.

— И что же тогда произошло, мисс Патил? — поинтересовался Харпер, подходя ближе.

Падма отвела взгляд, будто в попытке сдержать слёзы.

— Узнав меня, он направил на меня палочку, — произнесла она. — Я не знала, что делать. Поговаривали, он причастен к делам Пожирателей смерти и, возможно, являлся одним из них. Я была так напугана, что просто застыла, глядя на него.

Движение сбоку привлекло внимание Джинни, она повернулась, чтобы взглянуть на Драко. Тот весь побелел и отвернулся, словно в попытке спрятаться от Падмы и испытывающих взглядов судей Визенгамота.

— Я просила его оставить меня в покое, — продолжала Падма. — Умоляла позволить мне отправиться на поиски сестры. Он несколько секунд просто смотрел на меня, а потом… проклял.

Брови Джинни поползли вверх, а сердце наполнилось надеждой. Неужели всё обвинение было построено вокруг одного жалкого проклятия? Мерлин, да в таком случае всех её братьев, включая Перси, надо было отправить в Азкабан сто лет назад, если дело лишь в этом.

Харпер сочувственно склонил голову:

— Это проклятие нанесло вам непоправимый вред?

Падма кивнула:

— Мне всё ещё снятся кошмары о том, как он направляет на меня палочку. Это стоило мне многих лет терапии и зелья Сна без сновидений.

Харпер задал ей ещё несколько уточняющих вопросов перед тем, как настал черёд Джинни продолжать допрос. Прежде чем заговорить, Джинни улыбнулась Падме. Ей никогда не нравились сёстры Патил, их бесконечные сплетни и слепая одержимость исключительно макияжем и мальчиками сводили с ума в школьные годы. Кто бы мог подумать, что Лаванда Браун сможет в итоге вырасти из этого, а её лучшие подруги — нет.

Джинни задала вопрос в лоб:

— Какое именно проклятие мистер Малфой использовал против вас?

Падма запнулась, а затем пожала плечами:

— Я не знаю, никогда не слышала его прежде.

— Можете ли вы описать свои ощущения от его действия?

— Я почувствовала словно… словно маленькие иголки впились в мою кожу по всему телу.

Падма театрально вздрогнула.

— Похоже на проклятие осиных укусов, — спокойно продолжила Джинни. — И как долго длился эффект?

— Достаточно долго, — отозвалась Падма, её лицо скривилось.

— Для записи, как долго?

— Я не могу сказать.

— Верховный чародей, свидетель отка…

— Это продолжалось несколько секунд. Несколько секунд!

— Бывали ли вы раньше прокляты прохожими чарами до той фатальной ночи?

— Да.

— При каких обстоятельствах?

— На уроке защиты от тёмных искусств.

— И случалось, что вы оставались под действием проклятия достаточно долго, чтобы ощутить его влияние до того, как отразить его?

— Да.

— Назовите пример похожего проклятия, от которого вы пострадали на уроке.

— Жалящее заклинание.

— Жалящее? — Джинни мысленно вернулась к страницам своих исследований. — Однако согласно шкале Бартона, жалящее проклятие куда более болезненно, чем проклятие осиных укусов. А тот маг, что атаковал вас жалящим заклинанием… Вы выдвинули обвинения и против него?

— Нет, — мрачно ответила Падма.

Джинни повернулась и посмотрела на Кингсли.

— Верховный чародей, это бесполезная трата времени Визенгамота, — заявила она. — Свидетель, очевидно, был проинструктирован обвинителем отвечать на вопросы определённым образом, тем самым раздувая…

— Поверьте, мисс Уизли, я совершенно с вами согласен, — прервал её на полуслове Кингсли, раздражённо отбросив протокол. — Мисс Патил, что, по-вашему, вы делаете?

Падма умолкла на миг, прежде чем вскочить на ноги, сердито указывая на Драко.

— Он плохой человек! И совершенно несправедливо, что ему удалось выйти сухим из воды после той ночи! Даже если он не причинил мне серьёзного вреда… И я не пострадала так же сильно, как Кэти Белл или Колин Криви… Я всё ещё помню о случившемся, как и о том, на чьей стороне он дрался! — она умолкла, тяжело дыша, и Джинни подумала, что слёзы, блеснувшие в её глазах, уже больше похожи на настоящие. — Меня всё ещё мучают кошмары о случившемся, — прошептала Падма. — Эта часть — чистая правда.

Кингсли немного смягчился, что, впрочем, не помешало ему стукнуть молотком.

— Обвинитель Харпер, ваш свидетель признаётся ненадёжным, а обвинение в нападении отклоняется. Мисс Патил, вы можете вернуться на своё место.

Падма одарила Джинни свирепым взглядом и двинулась к трибунам. Драко смотрел ей вслед со странным выражением на лице, больше всего похожим на жалость. Или сочувствие. Несмотря на потерю памяти, мучили ли его кошмары о той ночи?

После Падмы настала очередь Денниса Криви свидетельствовать. Он говорил о своём брате и о том, как его смерть повлияла на их семью. Деннис, в отличие от Падмы, если и получил какие-то наставления, как себя вести в суде, воплощал их не столь очевидно. Даже Джинни, прямой обязанностью которой было найти любой способ использовать его слова в свою пользу, обнаружила, что чувствует сострадание. Колин был одним из её лучших друзей. И ей бы стоило землю рыть, лишь бы найти виновного в его смерти, а не защищать человека, который, по мнению общественности, и совершил его убийство. Однако в ходе допроса Джинни выяснила, что Деннис не видел смерти брата, а узнал о случившемся лишь когда Оливер Вуд принёс тело Колина в Большой зал. Он не мог выступить как свидетель ни по одному из выдвинутых обвинений, поэтому Джинни успешно — по её мнению — перенесла его в разряд безобидных свидетелей.

В то время как показания Кэти Белл совершенно её ошарашили. Когда Кингсли объявил её как следующего свидетеля, Джинни почувствовала, как от волнения внутри похолодело. Если Падма была проклята посредственным заклинанием, то Кэти пострадала от проклятого объекта класса А, из-за чего пропустила полгода школы. Ходили слухи, что именно из-за проклятия Кэти не стала профессионально играть в квиддич после окончания Хогвартса.

Вопросы Харпера были в точности такими, как и ожидала Джинни: он спросил, как всё произошло, и Кэти спокойно описала, как пошла в туалет в «Трёх мётлах» и встретила мадам Розмерту. На трибунах Джинни заметила Гарри, лицо которого выражало болезненное сострадание, она вспомнила, что именно Гарри видел всё своими глазами — как тело Кэти взлетело и выгнулось в воздухе, когда она коснулась ожерелья. В противовес Падме и Деннису, Кэти была беспристрастна и прямолинейна в своих показаниях. Насколько Джинни помнила по Хогвартсу, Кэти всегда руководствовалась логикой и не была склонна к излишнему драматизму или преувеличениям, которые обычно свойственны подросткам.

Харпер выглядел почти раздражённым, дойдя до последнего в списке своих вопросов. Джинни надеялась, что это оттого, что его наставления не оказали совершенно никакого влияния хотя бы на одного из свидетелей.

Когда он закончил, они прошлись уже по всей цепочке событий, начиная с того момента, как Кэти оказалась в клинике Святого Мунго, до дня, когда она открыла глаза и началась её реабилитация и выздоровление, и вплоть до момента её выписки и возвращения в школу. Влияние ожерелья нанесло и некоторый неизгладимый ущерб, как и предполагала Джинни, проклятие притупило физические рефлексы Кэти, и хотя та прошла пробы, но оказалась в недостаточной форме, чтобы попасть в профессиональный спорт.

Гермиона предупреждала Джинни на её счёт.

— К сожалению, в её случае факты можно легко поделить на черное и белое, — сказала она тогда в библиотеке. — Драко действительно передал ей ожерелье через Розмерту, и он действительно подверг её жизнь смертельной опасности, отчего Кэти едва не умерла.

Джинни вернулась к своим прежним заявлениям о том, что на момент описанных событий Драко было всего шестнадцать, он был под невероятным давлением одного из самых опасных волшебников и не пытался навредить конкретно Кэти. Конечно, она понимала, что её аргументы звучат слабо, особенно когда произносила их вновь. Представители Визенгамота выглядели откровенно скучающими. Одна ведьма даже открыто зевнула и принялась разглядывать свой маникюр, пока она говорила, из-за чего волнение Джинни достигло апогея.

Они ведь обязаны её выслушать! Она должна убедить их, что Драко не «плохой человек», как заявила Падма. Он хороший, добрый и дружелюбный, и его многие любят. Джинни подавила собственный зевок. Казалось, она не спала уже лет сто и чуть ли не валилась с ног от усталости. Больше всего ей сейчас хотелось проснуться в своей постели в объятиях Драко от лучей восходящего солнца.

Но после того как Кэти вернулась на своё место, и Оливер Вуд заботливо прижал её к себе, Харпер объявил следующего свидетеля:

— Обвинение вызывает Гарри Поттера.

Джинни несколько раз моргнула и тряхнула волосами, отгоняя сонливость, в то время как Гарри уже направлялся к креслу свидетеля. Не время раскисать! Её ждёт работа, которую она обязана выполнить!