Quantum Entanglement (гет)

Было уже поздно, когда Гермиона вернулась в Хогвартс, и её мутило от усталости. Часы пробили три часа ночи. Возможно, Лорд Волдеморт мог и не спать, но он не учёл потребностей своих последователей, у которых были школа и работа.

Северус сидел, ожидая её, сердце Гермионы подпрыгнуло, когда она увидела его, но выражение его лица было нейтральным. Он кивнул ей.

— Ты вернулась.

— Да. — Гермиона опустилась на кровать, слишком уставшая, чтобы злиться или найти в себе силы пошутить. Неуклюжими пальцами она расстегнула мантию и повесила её обратно в шкаф. Когда она натянула пару простых одеяний, Северус пошевелился.

— Куда ты собралась?

— Мне нужно доложить Дамблдору, — сказала Гермиона. — Очень важно, чтобы он узнал об этом как можно скорее.

— Похоже, ты не сможешь дойти до его кабинета, — сказал Северус.

У неё не было сил спорить, но намерения Гермионы были ясны, и она повернулась к двери.

— О, ради бога, не твори глупостей, — сказал Северус. — Я сам пойду. Очевидно. Итак, что я должен ему сказать?

Облегчение было так велико, что Гермиона чуть не расплакалась. Прерывистыми фразами она объяснила план Лорда Волдеморта. Как они должны были — должны были при любых обстоятельствах — получить крестражи.

— Если к тому времени у нас не будет крестражей, нет смысла с ним драться, — сказала Гермиона. — Даже если мы убьём его, он снова станет призраком и найдёт другой способ вернуться. Это будет намного сложнее — это может затянуться ещё на десять лет, как в прошлый раз.

— Да, да, ты уже говорила об этом, — сказал Северус, делая пометки на куске пергамента. Он пробормотал заклинание и спрятал бумагу во внутренний карман своей мантии.

— Хорошо, я понял. А теперь, ради всего святого, поспи немного, ребёнок нуждается в этом.

Северус вышел из комнаты, не сказав больше ни слова, а Гермиона опустилась на кровать, настолько измученная, что не могла ни открыть глаза, ни снять мантию. Это было типично для Северуса — держать свои чувства к ребёнку отдельно и разделять гнев и внимание между ними. Типичный Северус, но эмоциональное напряжение может убить её.

Гермиона чувствовала себя выжатой. Забравшись под одеяло и закрыв глаза, она почувствовала облегчение от усталости. Она не будет лежать без сна несколько часов. Всё, чего она жаждала, — это блаженства сна, и вскоре оно пришло к ней.

* * *

На следующий день, после встречи Гермионы с Дамблдором, она встретилась с Северусом, Алекто, Рабастаном и Регулусом.

— Вы должны это узнать, — сказала она им и не стала дожидаться возражений.

Гермиона вывела их наружу. Она не могла вынести ещё одной неловкой встречи в их тренировочном зале для дуэлей, когда Северус избегал её взгляда, а остальные переминались с ноги на ногу и старались не поднимать эту тему. Отсутствие Арабель в такой ситуации было бы открытой раной. Вместо этого она повела их к заснеженному Запретному лесу.

— Что же нам теперь делать? — спросила Алекто, когда Гермиона сказала им, что они должны найти крестражи до финала дуэли.

— У профессора Дамблдора над этим работают все его лучшие люди, — сказала Гермиона. — Он часами копается в воспоминаниях Тёмного Лорда. Он посылает авроров, чтобы дважды и трижды проверить все места, о которых я ему говорила, но так как там ничего не было в первый раз, я не знаю…

Она пнула ногой пень, не в силах сдержать растущее чувство разочарования от окружающих их тайн. Никто не произнёс ни слова, и Рабастан сказал:

— Я могу заглянуть в семейную библиотеку. Там есть несколько тёмных, действительно тёмных книг. Держу пари, что в них есть что-то о крестражах.

— Спасибо, Рабастан, — сказала Гермиона. Он кивнул.

— Ты говорила, что хранилище Лестрейндж было одним из тех мест, не так ли? Там кто-нибудь был? Я не могу себе представить, что они могли бы заставить гоблинов впустить их.

— Я не уверена, — нахмурилась Гермиона. — В прошлый раз мы просто вломились туда. Я не знаю, как Дамблдор проверил. Возможно, он велел кому-то взглянуть на опись хранилища.

Она помолчала. Рабастан смотрел на Гермиону так, словно у неё выросла лишняя голова.

— Ты вломилась в моё хранилище?

— Не твоё, — поправила она. — Фамильное хранилище Лестрейнджей.

Рабастан вытаращил глаза, а Регулус разинул рот.

— Какого хрена, — сказал Рабастан.

Северус в замешательстве почесал в затылке. Рабастан, уловив это, объяснил:

— Наше хранилище — одно из самых старых и ценных в Гринготтсе. Защита на нём должна убить любого, кто приблизится. Если кто-то попытается, они должны быть раздавлены, сожжены заживо и заперты внутри хранилища. Кроме того, там есть дракон, для охраны.

— О да, — пробормотала Гермиона. Это стало приятным воспоминанием. — Мы освободили его.

— Я… — пробормотал Рабастан, не находя слов, и Регулус рассмеялся.

— Ты освободила дракона? Что с тобой, Гермиона?

— Было жестоко держать его там, внизу! — запротестовала Гермиона.

Разговор явно не был закончен, но Северус кашлянул, и все обернулись.

— Я думаю, может быть, мы могли бы отложить этот разговор. Когда всё закончится, некоторым из нас будет где побывать, но сейчас не о том речь.

— О да, — сказала Гермиона. Она вздохнула. Впервые за несколько недель кто-то из её друзей заговорил с ней так, словно ничего не случилось. Но Северус был прав — ей нужно было задать соответствующий вопрос.

— Кто-нибудь слышал об Арабель?

Рабастан покачал головой, Алекто тоже, Регулус пожал плечами. Он покраснел.

— Э-э, не совсем. Как бы. Я знаю, что с ней всё в порядке.

— Каким образом? — спросила Гермиона. — Дамблдор сказал, что мы не сможем с ней связаться. Он сказал, что это слишком опасно.

Регулус шаркнул ботинком по сугробу.

— У нас двоих есть кусок зачарованного пергамента, так что мы можем поддерживать связь, — сказал он, не отрывая глаз от снега и его щёки пылали.

На мгновение все уставились на него.

— Это… Блестяще, — сказала Гермиона. — И она взяла его, когда уходила? Слава богу! Ты не знаешь, где она? Она в опасности? Кто был тем аврором, который помог ей сбежать?

Регулус пожал плечами.

— Даже не знаю. Она не сказала мне, где находится, сказала, что говорить об этом слишком опасно.

— Это справедливо, — сказала Гермиона. — Но если мы сможем связаться с ней, мы сможем использовать её! Можешь ли ты спросить её, может ли она провести какое-нибудь расследование оттуда, где она находится? Нам нужно выяснить, как Гриндевальд оказался мёртв. Я уверена, что это как-то связано со всем этим.

Воцарилось неловкое молчание, и Рабастан заинтересовался кустом, выглядывающим из-за дерева. Регулус кашлянул.

— Что? — спросила Гермиона.

— Нет смысла тратить время Арабель на то, выясняя как умер Гриндевальд, — отрезал Северус.

Гермионе потребовалась секунда, чтобы понять, и её щёки вспыхнули.

— Право, вы все думаете, что я убила его, — сказала она напряжённо.

— Гермиона… — извиняющимся тоном произнесла Алекто, но Гермиона в ярости развернулась и зашагала прочь, твёрдо решив, что больше не будет иметь к этому никакого отношения. Пробираться сквозь снег было тяжело, но она, кипя от злости, продолжала идти к замку.

* * *

Следующие месяцы казались самыми длинными в Хогвартсе. Январь превратился в февраль, а февраль — в март. Семикурсники готовились к своим экзаменам, и предвкушение дуэльного финала росло, но Гермиона думала совсем о другом.

Жизнь превратилась в кошмар наяву. Делить комнату с Северусом было самой жестокой пыткой, какую только можно придумать. Каждое утро, просыпаясь, она видела его под одеялом, его волосы разметались по подушке, а лицо было спокойным. Она думала, что время притупит его гнев, но этого не произошло. Это сделало его ещё более отстранённым.

Гермиона была уверена, что Северус сопротивляется. Он вздрогнул, когда она поймала его пристальный взгляд, и вернулся в их комнату поздно вечером. Она попыталась заговорить с ним, надеясь вывести его из оцепенения, в которое он погрузился, но ничего не вышло. Однажды поздним февральским вечером, когда в коридорах свистел неистовый ветер и за стенами замка падал снег, она засиделась допоздна.

Северус запыхавшись зашёл в комнату, на его волосах был снег. Его раскрасневшиеся щёки побледнели, когда он увидел, что она сидит в постели, всё ещё бодрствуя.

— Северус, — сказала она. — Можно с тобой поговорить?

— С ребёнком всё в порядке? — спросил он сразу же, невольно сделав полшага в её сторону.

— С ребёнком всё в порядке, — сказала она. — Я просто хотела поговорить… Пожалуйста. Прошло уже два месяца. Разве мы не можем поговорить об этом как взрослые люди? Я знаю, что совершила ошибку, но жить так — это убивает нас.

Это был плохой выбор слов. Глаза Северуса закрылись при слове «убивает».

— Да ладно тебе, — сказала она с нарастающим раздражением. — Ты даже разговаривать со мной не хочешь! Он всё равно был ублюдком, ты не можешь этого отрицать.

Ничего такого она раньше не говорила, но на этот раз Северус не клюнул на приманку и не рассердился. Теперь он был просто опечален. Тихий и замкнутый. Спокойный.

— Это не тот, кем он был, — устало сказал он. — Дело в том, что ты вообще это сделала.

— Но…

Северус поднял руку.

— Остановись. Пожалуйста, Гермиона, ты должна остановиться. Тебе не кажется, что мне тоже больно? — и это действительно причинило ему боль. Боль была на его морщинистом лбу и на складках в уголках рта.

— Я просто нуждаюсь в тебе, — сказала она, и это было так просто и правдиво, что от этих слов ей стало не по себе.

Он судорожно сглотнул.

— Мне это нужно… Я не могу этого сделать. Я никогда не мог контролировать свою собственную жизнь. Всегда был кто-то — мой отец, Дамблдор, Волдеморт — кто-то, кто имел последнее слово. Я не могу позволить делать это кому-то ещё.

— Но… — прошептала Гермиона. — Разве ты не любишь меня?

Северус в отчаянии покачал головой.

— Это не… Господи, Гермиона, неужели ты не понимаешь? Я люблю тебя больше, чем кого-либо в своей жизни. Разве ты не видишь, но это так тяжело.

— Прости, — сказала она, снова плача, глубоко всхлипывая. — Северус, мне очень жаль. Я тебя так люблю. Я сделаю всё, чтобы вернуться назад во времени и всё исправить.

Он опустился на колени, глядя на неё с такой тоской, что у неё защемило сердце. Она протянула к нему дрожащие руки, но, когда дотронулась до его лица, он отшатнулся, как от удара током. Он приблизился к её прикосновению, закрыв глаза, когда она погладила его по лицу.

— Нет… — Это был наполовину стон, наполовину всхлип.

Он взял её лицо в свои ладони и прижал к себе, целуя так сильно, что это вряд ли можно было назвать поцелуем вообще. Они отчаянно вцепились друг в друга, нуждаясь в утешении. Они оба плакали, когда приблизились друг к другу, и Гермиона в отчаянии ударяла кулаками по его спине.

— Будь ты проклят, Северус, — прошептала она.

Когда они закончили, Северус поднялся с кровати и оделся, его лицо исказилось от боли.

— Это была… Ошибка, — сказал он срывающимся голосом.

— Как это может быть ошибкой? Пожалуйста!

— Я не могу, — сказал Северус, его голос был таким хриплым, что она едва не задохнулась. — Пожалуйста, Гермиона, если ты любишь меня, то должна уйти.

— Но я не могу…

— Ты слишком много знаешь! — его слова прозвучали как вой. — Ты знаешь обо мне всё! Все мои тайны, весь мой стыд и боль, всё! Как я могу это вынести? Что будет дальше? Я удивлён, что ты не убила Джеймса Поттера, когда прибыла сюда, учитывая, что ты знала всё, что он когда-либо делал со мной!

Гермиона закусила губу. Ответить было невозможно, и она пока не могла сказать Северусу правду о Джеймсе.

— Я знала о твоём отце, потому что ты мне рассказал, — сказала она.

— И ты не знала об этом до того, как я рассказал тебе?

Гермиона колебалась, и Северус кивнул.

— Именно. Так что, пожалуйста, просто отпусти меня.

И он ушёл. С той ночи Гермиона не сказала ему ни слова. Она никому не сказала ни слова. Арабель — единственный человек, который мог понять её, — была в безопасном месте. По крайней мере, Дамблдор поклялся, что оно безопасно.

Семья Арабель была в ярости из-за её исчезновения. Волдеморт тоже пришёл в ярость, но принял объяснение Гермионы, что Дамблдор похитил её. Сам Дамблдор никому не говорил, где находится Арабель, утверждая, что это опасно. Письма Гермионы возвращались нераспечатанными, и она предположила, что совы просто не могут отыскать Арабель. Но её отсутствие создало пустоту. Гермиона скучала по её остроумию, блеску, хитрости и энергии. Никто не мог сравниться с Арабель.

Как могла такая искра жизни исчезнуть из истории?

Арабель никогда не существовала во времена Гермионы. Никто не упоминал Арабель Селвин, она не участвовала ни в одном мероприятии Пожирателей Смерти и не принимала участия ни в чём, что когда-либо привлекало внимание к её имени. Гермиону поразило, что никаких записей о ней не существует. Даже о самом заурядном члене Хогвартса она, по крайней мере, имела смутное представление. В мире не так уж много ведьм и волшебников.

Тайна за тайной. Кто убил Гриндевальда и с какой целью? Почему кто-то пытался подставить её? Где же крестражи? Как Арабель умудрилась исчезнуть из истории?

Гермиона ворочалась по ночам с вопросами, которые не оставляли её в покое. Весь день она посвятила лихорадочным поискам истины. Она почему-то была уверена, что Гриндевальд замешан в этом деле, поэтому начала с него.

* * *

Мадам Пинс подозрительно сжала зубы, когда Гермиона попросила книги по истории Восточноевропейского волшебства. Нахмурившись и что-то бормоча, библиотекарь направила её в маленький уголок, где три книжных шкафа обрамляли нишу со столом.

— На какой полке? — спросила Гермиона.

— На всех.

— Неужели их так много? — удивлённо переспросила Гермиона. Она была уверена, что в библиотеке Хогвартса её времени была только одна полка о Гриндевальде. Мог ли Дамблдор убрать их?

— Это было главное событие в истории волшебства, — отрезала мадам Пинс. — Библиотека Хогвартса может похвастаться самой лучшей коллекцией текстов в Европе.

Гермиона пробормотала торопливые извинения за то, что всегда сомневалась в полноте библиотеки Хогвартса. Глядя на полки, она почувствовала, как в груди у неё растёт маленький пузырь возбуждения. Это было то, что она могла сделать. Она осматривала полки, водя пальцем по корешкам книг и вдыхая затхлый запах пергамента. Она не проводила много времени в библиотеке в этой временной шкале — она была слишком занята людьми. Но теперь люди исчезли из поля зрения…

Был тихий мартовский день. Большинство студентов были на улице, наслаждаясь редким солнечным днём. Несколько японских студентов сгрудились над книгами в соседнем ряду, но не удостоили её даже взглядом. Гермиона вздохнула с облегчением, сняла с полки первую попавшуюся книгу и положила её на стол. Она открыла сумочку и положила рядом с фолиантом аккуратную стопку чистого пергамента и два пера. Всё было прекрасно. Открыв книгу, она начала читать.

День шёл, но Гермиона ничего не замечала. Текст поглощал её, затягивал, тишина нарушалась лишь царапаньем пера по пергаменту. Она читала о времени, проведённом Геллертом Гриндевальдом в Дурмстранге, и его тёмных искусствах, которые привели к его изгнанию. Одна книга содержала сильно сжатую историю пребывания Геллерта в Англии и Альбус Дамблдор не упоминался. Эта история не попадёт в поле зрения общественности ещё лет двадцать — а может, и вовсе не попадёт, если события повернутся иначе.

Короткая заметка в одной книге была об отношениях Гриндевальда с Эргой Саламандер, а ещё более короткий абзац упоминал о ребёнке. Эрга Саламандер столкнулась с позором за свою связь с Гриндевальдом. Ни Эрга, ни ребенок больше не появлялись в книге, хотя Гермиона продолжала искать.

Час становился поздним, и наконец Гермиона с треском закрыла «Взлёт и падение Гриндевальда». В животе у неё урчало, и она больше не могла сосредоточиться. По столу были разбросаны исписанные листки пергамента, но ни один из них не показался ей полезным. Тем не менее, оставалось ещё много книг, и Гермиона была уверена, что найдёт ответ где-нибудь на этих полках.

* * *

После того первого дня библиотека стала для Гермионы убежищем, так хорошо знакомым ей с первого дня пребывания в Хогвартс. Но на этот раз она внимательно изучала ситуацию, пытаясь найти ответ, который мог бы спасти их жизни. Если кто-то убил Ивана Гриндевальда, был ли этот кто-то её другом? Или врагом?

Однако шли недели, и поиски не приносили никаких результатов. Даже в последних книгах, в которых подробно описывались дела Гриндевальда и Эрги Саламандер, говорилось только об их ребёнке, Рубене Саламандер, и никогда не упоминалось о более поздних потомках. К концу семестра Гермиона забеспокоилась, что никогда не найдёт ответа. Будет ли лучше потратить время на изучение крестражей? И всё же она не могла думать о том, чтобы оставить книги.

В последний день семестра Гермиона испытала неприятное потрясение, когда вернулась в комнату, которую делила с Северусом, и обнаружила, что он собирает вещи.

— Ты уходишь, — сказала она, поражённая их обычным молчанием по отношению друг к другу.

Северус сжал губы.

— Конечно, я ухожу. Моей маме нужен кто-то, чтобы помочь ей по дому и убедиться, что с ней всё в порядке. Её выписали из больницы Святого Мунго, но в последнее время она чувствует себя неважно.

Гермиона сглотнула. Она не попалась на эту удочку. Они уже слишком много раз говорили об этом, и она должна была предвидеть, что последует дальше. Отец Северуса был единственным, что мешало ему возвращаться домой на каникулы. Но это было больно. Ещё более мучительным было облегчение от того, что ей не придётся видеться с ним в течение двух недель. Её желудок скрутило, и она подумала, не первый ли это шаг к признанию, что всё кончено.

Прошло уже три месяца. Если бы Северус собирался пережить это, то это, вероятно, уже произошло бы.

— Отлично, — сказала она, отводя взгляд. — Желаю приятно провести время.

Северус не ответил, но, по крайней мере, не усмехнулся. Когда Гермиона проснулась в первый день пасхальных каникул, он уже ушёл, и комната была пуста.

Гермиона сварила кофе в пустой комнате. Она была свободна, но это была пустая свобода. Никто не смотрел на неё и не выходил из комнаты в тот момент, когда она входила. Она могла бы приготовить чашку кофе и без ухода Северуса. Но она была одна. Совершенно одна.