Мир тебе, Воин (джен)

Стинэй Биджой шёл за Марком и молился, чтобы Гадар скрывался в мерцающем замке. «Пусть он окажется там! Пусть окажется там, и мы все скоро пойдём домой!» А лес насмехался над его молитвами.

Большая чёрная бабочка медленно взмахнула крыльями, пытаясь найти нектар. «Глупая! Здесь же всё в этих белых цветах!» — подумал Стинэй. Но бабочка, не прельстившись снежными звёздами, опустилась на землю и, вздрогнув, замерла парой пожухлых листьев.

Стинэй вдруг понял, что не видит впереди Марка. Он обернулся — Акус Лестер тоже исчез.

— Марк! Мастер Лестер! Профессор! — с каждым произносимым именем голос дрожал всё сильнее.

— Они же только что были здесь, — от страха он начал говорить с собой вслух. — Они не могли уйти далеко. Почему же никто не отвечает? Марк! Мастер Лестер! Профессор… Это всё проклятье Сорнэя. Тот свалился в реку, так и не добравшись до Акелдамы, я заблудился, едва ступив на гору. Следующий Саймон. Саймон! Да где же вы все, чёрт вас возьми! Что теперь делать? Припасов хватит на пару дней. Может, чуть дольше, если экономить. Остаться здесь и подождать, когда меня найдут? Дурак, никто не станет тебя искать. Надо идти к замку. Профессор говорил, тропа проходит рядом с ним.

Стинэй огляделся вокруг, но мерцающих огней не было видно.

— Попробую забраться на дерево и осмотреться.

Гладкий ствол, который он облюбовал себе, вдруг сник и на глазах обратился в труху.

— Гадость какая! Вот эта сосна выглядит надёжнее.

Но тёплый шершавый ствол ощетинился острой, как иглы смолой, под его рукой.

Стинэй вскрикнул, затравленно оглядываясь. Вокруг был только лес, но казалось, каждое дерево смотрит на него тысячей глаз.

— Пойду вперёд, просто пройду вперёд, — сдавленно пробормотал Стинэй. — Замок должен быть рядом.

Он ступал по земле, и серая листва рассыпалась в пепел у него под ногами.

— Если замок будет пуст и окажется, что они ушли к вершине? Догонять их?.. А может, так и лучше… — ответил он себе шёпотом, словно боялся, что лес его услышит. — Я не фанатик, как Найджел с Вирджи, и не дурак, как Тирс с Магги. Мне нечего делать на этой горе. Фестиваль закончился, и я больше не хочу лезть в герои. Я найду замок и спрячусь неподалёку. Тропа только одна. Я подожду, пока они вернутся.

«Если кто-то вернётся», — но эти слова он не смог заставить себя произнести вслух.

— Надо взять чуть выше, чтобы не попасть в дьявольский лес. Сколько уже прошло времени? — он посмотрел на часы, но циферблат покрывали трещины.

Когда невидимое за серыми облаками солнце должно было остановиться в зените, мальчик устроил привал, позволив себе съесть сэндвич и сделать несколько глотков из фляги.

— Дальше надо экономить, — посетовал он на свою расточительность, но ему просто необходимо было что-то для поднятия настроения — хотя бы и сэндвич бабушки Сарии.

Обед придал сил, он зашагал бодрее, стараясь выбирать ровную дорогу. Вдруг небо над головой стало темнеть.

— Что такое? Недавно же был полдень!

А лес наливался тьмой, и в этой тьме из-за деревьев выходили шеаты.

Стиней метнулся за высокий валун и, затаившись, наблюдал, как шевелящаяся чёрная масса ползёт вверх.

«Гадара в замке нет! Они отправились к вершине. И шеаты идут за ними». Он почти не дышал, пытаясь врасти в мшистый камень.

«Разве я для того сюда пришёл?» — собственный голос в мыслях был полон укоризны. — «А что ещё делать? Их тут сотни, я один. Они проглотят меня и не заметят. Ну, прикончу я пару, может десяток, это же капля в море! Это их не остановит! Бессмысленная смерть, глупое геройство, о котором никто никогда не узнает!»

«Так ты представляешь себе битву? Тысячи зрителей, бесконечные аплодисменты? Но если надо пойти во тьму и умереть безымянным?» — слова всплыли в памяти, только теперь он будто сам говорил их себе.

«Мне удастся задержать их лишь на секунду… Но если этой секунды хватит, чтобы Наал и Табит смогли нанести удар?.. Я сумею уничтожить лишь пару шеатов. Но если это окажутся именно те, чьи клыки должны сомкнуться на шее Найджела, Вирджи или Тирса?»

— Даже моё тело не найдут под этими тушами, — пробормотал он, поднимаясь из-за камня. Потом снял с пояса светящуюся склянку, достал из ножен клинок и, взмахнув ими, закричал. — Эй, ребята, вы не меня ищите!

Чёрная лавина, набегающая на гору, на мгновение замерла, по ней пошла рябь. Потом часть шеатов отделилась от общей массы и бросилась к мальчику.

— Поиграем в догонялки? Предупреждаю, у меня лучший результат в школе, — он чиркнул в воздухе свечой и рванул.

Шеаты то настигали его, и тяжёлыми грязными лужами падали от взмахов меча. То он снова оказывался быстрее. Стинэй не знал, сколько длился этот бег, он весь уже был покрыт чёрной липкой жидкостью, пожалуй, его самого трудно было отличить от шеатов. И вдруг впереди мелькнули разноцветные огни.

«Замок!» — он инстинктивно бросился под защиту стен, но резко остановился. — «А если Гадар всё-таки там?»

Новая волна шеатов наступала.

«Ладно, сейчас Гадар не так страшен, как эти твари!» — решил Стинэй и побежал к замку.

Проскользнув в распахнутые двери, он побежал по широкому коридору, укрытому мягким алым ковром. Коридор закончился — он влетел в огромный зал и споткнулся о лежащее на ковре тело. Стинэй вскрикнул, но потом поражённо уставился под ноги. В растерзанном человеке он узнал главного архивариуса Тария.

* * *

Норвен взмахнул мечом, и пара шеатов излилась на листья факельных деревьев, уже чёрные от покрывавшей их слизи. Эти шеаты казались другими: свет зажжённых Кайтом свечей почти не проникал им в глаза, они не получали ран, а растекались липкой болотной тиной. Он снова взмахнул мечом. «Вы же были Правой Рукой Мелкона», — сказал ему Барни. Любопытно, есть ли среди этих тварей Левая Рука Мелкона?

Норвен вздрогнул от собственных мыслей.

— Что будет, если ты прикончишь дядю Кайтоса? Милого дурашливого братца Беаты Сорнэй? Она вряд ли скажет тебе спасибо, а уж как разозлится старина Маршалл, узнав, что ты убил его единственного сына! — шеаты отступили, оттеснённые нитями серого тумана, скручивающимися в высокую тень.

— Я ждал, когда ты появишься, — пробормотал Норвен, опуская меч.

— Всему своё время, — улыбнулась тень.

— Не старайся. Кайта здесь нет, я не брошусь душить его, повинуясь твоей ненависти.

— Своей ненависти, — поправила тень. — Хочешь оставить прошлое в прошлом? Что ж, тогда поговорим о будущем. Барни ведь неплохой парень?

— При чём здесь он?

— Глуповатый, неотёсанный, но ты не можешь отрицать, что он начинает тебе нравиться. И Кайт к нему привыкнет, научится видеть в нём если не отца, то доброго отчима. Скоро родится ещё один ребёнок — дружная полная семья, где тебе нет места.

— Что ты несёшь? Какое мне дело…

— А дело есть. Ты ведь привязался к мальчику. Даже Кианан, которому ты верил больше, чем родному отцу, предал тебя. Только с ним твоя душа обретает покой.

— В прошлый раз ты говорил, что он предаст меня так же, как Кианан и Майт, — хмуро проговорил Норвен.

— Такое тоже возможно. Перед каждым из нас каждую секунду открывается тысяча дорог, каждую секунду мы делаем выбор, — тень говорила и медленно шла вперёд, заставляя Норвена отступать дальше в туман. — Какой выбор сделает он, когда Грэм Маршалл предложит ему нового учителя? Элитные курсы, университет, место в совете директоров своей компании. Совещания, командировки, приёмы, банкеты, первая, вторая, сотая любовь… Останется ли среди всего этого место для человека, несущего шрамы, вырезанные на душе, откуда их не вырвать даже его рукам? Переступит ли он когда-нибудь порог дома, зажатого между удушливыми складами с краской и стеной старой фабрики? Ты хотел оставить прошлое в прошлом. Но прошлое — это ты. В его будущем нет места для тебя.

— Его жизнь — его право выбирать, — сказал Норвен.

— Вот так просто?

— Ты ещё не понял? Ты тоже прошлое. И я сделал выбор. Я выбрал будущее без тебя.

— Думаешь, от меня так легко избавиться? — тень оскалилась. — Я скажу тебе кое-что на прощание. Ты винишь Кианана за то, что он вписал имя Кайтоса в тот список. За то, что заставил плыть на Небесных Кораблях. Заставил подняться на Акелдаму и получить тот удар. Но знаешь, зачем Кайтос вернулся сюда?

— Его мать родом из Гелиадора, она решила…

— Не в Гелиадор, глупец! В эту жизнь! Он не проходит последний круг по Великой спирали. Он уже прошёл её всю! И ступил на Звёздный Мост, ведущий к Вратам Предела. Он стоял там, перед распахнутыми вратами, когда услышал твой крик!

— Ты лжёшь!

— Смотри! — приказала тень, и глаза Норвена пронзил свет далёких звёзд, сплетающихся в высокий мост, на краю которого белой каплей стоял юноша. А на противоположном конце вселенной другой мальчик извивался под мечом, медленно выводящим узоры на его коже. Корчился от боли и молил кого-то о спасении.

— Покажи, покажи мне его лицо! — дрожащим голосом произнёс Норвен.

— Нет, — хлестнула словом тень. — Ты так и будешь жить, не помня его. Но знай, он уже шёл за тобой, и его грудь уже была разорвана. Чтобы спасти тебя, он принял новое рождение и новую рану!

Норвен упал на колени, свеча выпала из рук. Тень наступила на неё сапогом.

— Не существует звёзд, которые нельзя погасить. Нужно только сильнее сжать руки на шее, ударить в самое сердце.

Огонёк вспыхнул под сапогом — и погас.

— И последнее, — улыбнулась тень. — Ты ошибаешься. Он здесь.

* * *

Вирджи с Найджелом карабкались по тропе. На выступе скалы под ними отбивались от внезапно выскочившего шеата Магги и Тирс. Столкнув тяжёлую тушу со скалы, Магги помог товарищу забраться на отвесный валун.

— Здесь ровный участок! — крикнул Найджел.

Они поднялись наверх, тяжело дыша, и оглянулись на факельную равнину. Между деревьями, качающими чёрной листвой, мелькали две крошечные свечи. Вдруг одна свеча погасла, потом погасла и другая.

— Дальше нам придётся надеяться только на себя, — сказал Найджел, отворачиваясь.

— Скоро они все сюда полезут, — хмуро заметил Магги.

— Надо идти, пока наши фонари ещё горят.

Из-за уступа выскочили два шеата. Тирс бросился им наперерез. Цепкие когти ухватились за лезвие и вонзили в себя. Грудь разошлась, будто по шву, из неё полилась вязкая жидкость. Шеат обвис, но когти продолжали держать лезвие. Ещё одна тварь бросилась на Тирса, он повернулся — и меч выскользнул из пальцев, падая в пропасть вместе с мёртвым шеатом. Клинок Магги разрезал нависшую над ним шкуру, окатив потоком чёрного ила.

— Ты чего творишь? — отплёвываясь, воскликнул Марк.

— Прости, надо было позволить ему раскроить тебя. Был бы мёртвым, но чистым.

Сверху раздался крик. Найджел отбивался от шеатов, на камнях, раненая, лежала Вирджи. Магги рванулся вперёд с мечом. Марк поднял какой-то булыжник и бросил в чёрное тело. Раздался хлюпающий звук — и шеат осел, из разорванной шкуры потекла чёрная жидкость.

— Что не так с этими тварями? — пробормотал Марк, вытирая лицо. — Они всегда были какими-то мокрыми, но теперь — просто мешки с тиной. Вирджи, ты как?

— Нормально, — морщась от боли, ответила она.

— Когти шеата разорвали ногу, — осмотрев рану, сказал Найджел. — Посвети.

Магги поднял фонарь.

Достав из аптечки мазь Накайна, Найджел обработал рану.

— Не хочу никого пугать, — заметил Тирс, — но наши склизкие друзья приближаются. А свой клинок я оставил в когтях шеата.

— Возьми мой, — прохрипела Вирджи.

Он кивнул и, подняв священный меч, подошёл к выступу, за которым тускло светились чёрные глаза.

— Ну, давайте, ребята! Только по одному. Нечестно наваливаться такой кучей.

Найджел перевязал рану, но покачал головой, когда Вирджи попыталась встать.

— Ты не сможешь идти.

На глазах девочки выступили слёзы.

— Табит! — закричала она.

Рассеивая тьму, рядом появилась золотистая женщина.

— Слишком далеко, — сказала она и снова исчезла.

Вирджи бессильно ударила кулаком по камням.

— Я тебя понесу, — сказал Найджел. Он снял рюкзак, переложил аптечку в карман штанов, и помог ей забраться на спину.

— Магги, иди первым, мы за тобой. Марк будет прикрывать нас.

— Без проблем! — махнул рукой Тирс.

— Если почувствуешь сзади шеатов, отпускай руки, — сказал Найджел тихо.

— Сделаю мостик и ударю их здоровой ногой между глаз, — рассмеялась Вирджи.

— Я серьёзно. На мне ни царапины, а ты ранена. Мы не можем лишиться Табит.

— Поняла, поняла. Отпущу.

Они продолжили подъём. Иногда позади слышался свист меча, и качался фонарь, озаряя тьму. Подъём сменился отлогим перевалом, и тропа снова повела вверх. В ночной тиши слышался только шорох камней под их ногами.

— Кажется, шеаты отстали, — сказала ему в ухо Вирджи.

— Да, — глухо ответил Найджел. Свеча Тирса погасла, когда они проходили перевал.

Шеат, обогнув скалы, выскочил прямо на них и нанизал себя на меч Магги. Сзади повеяло илом и тиной. Вирджи крепче сплела руки на его шее, и застонала, когда когти шеата впились ей в спину.

Найджел бросился к скале, пытаясь укрыть её. Вместе с Магги они отбили атаку.

— Дура! Я же говорил, чтобы ты отпустила руки! — крикнул он, вставая перед ней на колени.

— Это просто царапина, — проговорила она бледнеющими губами.

Он потянулся к аптечке.

— Нет времени, — покачала головой Вирджи. — Пошли, я дотяну.

Он поднял её и пошёл. Магги, держа перед собой свечу и меч, отправился за ними.

Преодолев несколько валунов, напоминающих лестницу, они оказались на пологом склоне, поросшем мхом и папоротником. Кроны высоких сосен встречались в небе с облаками.

В воздухе замерцало золотистое сияние. Табит произнесла всего одно слово:

— Достаточно.

И исчезла.

Найджел положил Вирджи под деревом и достал аптечку. Она остановила его руку, глядя на него взглядом полным тоски.

— Им понадобятся все силы, чтобы победить Гадара, — прошептал он. — Тебе понадобятся все силы, чтобы выжить.

Она улыбнулась мягко, словно снимая все свои доспехи.

Магги смотрел на них, сжимая в руках меч. Один удар, всего один удар — и Найджел умрёт. А вместе с ним исчезнет и Наал. В одиночку Табит не одолеть Гадара. Она откажется от своего плана. Раны Вирджи можно перевязать, она поправится — и останется с ним, навсегда.

Он поднял меч — и разрубил бросившегося к Найджелу шеата. Найджел схватился за клинок, но Магги отрицательно покачал головой. Он вышел вперёд — и чёрное море поглотило его. Волны бурлили и пенились, а потом выбросили на камни пустую помятую склянку.

Силы внезапно покинули Найджела. На шатающихся ногах он добрался до дерева, под которым лежала Вирджи, и рухнул рядом. Она нашла его руку и сплела пальцы.

Новая чёрная волна поднялась — и замерла. В воздухе проступали светящиеся текучие знаки и сплетались в высокую завесу.

— Мы дошли, мы смогли, — прошептала Вирджи, глядя в чёрное небо, расписанное серебристыми соцветиями.

Он понимал, каких слов она ждёт. Но ему нужно было произнести другие.

— Я всё не могу забыть взгляд Твида, когда он перерезал верёвку.

Вирджи крепче сжала его остывающие пальцы.

— Но если бы он не сделал этого, я бы перерезал её сам, — прошептал Найджел. — Вирджи, я бы отпустил руки, если бы ты несла раненного меня.

— Знаю…

Стало холодать. С неба пошёл снег. Он больше не таял, крупные хлопья за несколько минут накрыли белой шалью склон.

— Кайту бы здесь понравилось. Похоже на его Кленверт, — прошептала Вирджи. Из-под неё растекалась кровь — будто алые крылья.

— Как там Наал и Табит?.. Надеюсь, у них получится… уничтожить Гадара.

Вирджи, ловя замирающими глазами снег, прошептала:

— Это не Гадар…

* * *

Табит не знала, зачем поведала девочке свою тайну. Может, хотела облегчить душу перед тем, как от неё не останется даже прозрачной золотистой оболочки. А может, потому что знала — скоро эта тайна умрёт вместе с той, кому была доверена.

Когда Мелкон решился идти на Акелдаму, она на коленях умоляла взять её с собой. Он гладил её лицо и говорил что-то о защите Гелиадора, тысячах жизней, но она видела, на самом дне его глаз, так глубоко, что он сам, возможно, ещё не понимал этого, — он хотел оказаться на вершине один.

Когда стало известно, что Тёмный Бог, называвший себя Гадаром, спустился с горы и идёт к Гелиадору, они с Наалом вышли к нему навстречу. Легенды описали его ужасным чудовищем. Но таким он казался только тем, кто сгорал от страха. Да, он ужасал, но был прекрасен. Весь будто вырезанный из блестящего чёрного алмаза. В трещинах от полученных ран. Он поднял на них меч Мелкона, и алмаз стал плавиться. Меч причинял ему боль, но он продолжал сжимать его, высоко подняв над головой.

И чужими были богатые одежды, мерцающие в лунном свете, чужим было это новое алмазное тело, чужими были руки, плавящиеся под тяжестью меча, но глаза — на самом дне их, там, где он сам уже себя не искал, ей почудился Мелкон.

Она решила, что сходит с ума от горя, что это жестокая иллюзия, рождённая её глупым сердцем, но уже не могла не верить этому обману.

Сражаясь с ним, она промахивалась, нанося раны, которые не могут убить. Когда они с Наалом, наконец, отняли у него священный меч и объединили силы, чтобы нанести последний удар, она не дала клинку всю свою энергию. Они могли покончить с Алмазным Богом ещё тогда, но она предала Наала и весь город. Наал решил, что даже священный меч не может нанести Алмазному Богу смертельную рану. Он сплёл для него оковы, а она сложила из скал темницу. Наал искал слова, чтобы отправить его в бездну, из которой нет возврата. А она проклинала себя, но молилась, чтобы он не нашёл этих слов.

Однажды вечером к ней пришёл мужчина в белых одеждах. На улицах Гелиадора чёрная кровь шеатов мешалась с алой кровью людей, а на его плаще не было ни пятнышка. Он напомнил ей отца, потому она впустила его и позволила обратиться к ней с той безумной речью.

Он видел, какая тревога мучает её сердце. И сказал, что знает слова, которые свяжут пленника, сильнее заклятий Наала, которые запрут его в тюрьме, более надёжной, чем её скалы, но откуда он однажды сможет вернуться. Нужно только прочесть их вместе с Наалом — и Гелиадор будет спасён, и пленник избежит невозвратной бездны.

Тогда она отправилась в тюрьму, которую сама построила для него. Пленённый, раненый, он был неизмеримо силён. Скалы уже начали крошиться, а на цепях Наала стирались звенья. Она пришла одна, чтобы ещё раз посмотреть в его глаза, чтобы удостовериться, что он ей только почудился. Что нужно смять пергамент, который дал ей тот человек, и снова поднять священный меч или позволить Наалу искать ключ от бездны.

Но алмазному пленнику не было дела до её сомнений. Все силы он тратил, чтобы разрушить стены созданной ею темницы. В чёрных глазах, когда они смотрели на неё, метались лишь проклятия. Она так бы и ушла и порвала бы пергамент, но тут к ней подбежал волчонок — один из стаи Ияри. Она обернулась, чтобы запечатать врата тюрьмы, и случайно увидела лицо пленника. Всего на мгновение — в нём промелькнула такая боль!

Пергамент остался нетронутым. Но она понимала, Наал не примет этой полумеры. Он верил в магию древних знаков, верил в себя и искал бы их, пока не нашёл. И тогда она снова предала того, кто любил её нежнее и преданнее Мелкона. Она принесла ему записанное странным гостем заклинание и сказала, что оно ключ к бездне.

Поверил ли ей Наал? Она не знала, какой ответ хуже. Может, понял по глазам, что ей необходимо, чтобы произнесены были именно эти слова. А может, ей действительно удалось его обмануть. За целую вечность она так и не спросила его.

Они вместе пришли к скалам и прочли слова на пергаменте. Вихрь чёрного огня поднялся меж камней и унёс пленника в звёздное небо. Больше о судьбе Тёмного Божества не говорили, считалось, что он нашёл в небесах свою бездну.

Но сомнения не отпускали её. В праве ли она была рисковать жизнями людей, которые должны были родиться? Что будет, когда Мелкон вернётся? Раскается ли он? Или века заточения лишь сильнее разъярят Алмазного Бога?

Любовь её не потускнела, она так и не заставила себя даже из чувства вины ответить на молчаливый взгляд Наала. Но она видела разрушенные спустившимся с Акелдамы божеством и его шеатами дома, видела растерзанные тела людей. Даже после низвержения Тёмного Бога шеаты не исчезли сразу. Мохнатые твари появлялись то там, то здесь. А иногда звериные черты пробуждались в примерных горожанах. Обычно после казни помешанных на телах находили следы укусов. И она, и Наал догадывались, что эти чудовища — люди, чья природа была извращена тёмной силой Алмазного Бога. Но легче принять, что твоих близких убило чудовище, чем тот, кто сидел с тобой за одним столом.

Она представляла, что этот кошмар повторится снова, когда Мелкон вернётся, и проклинала свою горькую любовь и своё милосердие, за которое будущему, возможно, придётся заплатить страшную цену.

Тогда в её дом снова постучал гость в белых одеждах и сказал, что её желание исполнено. Со всем неистовством своей огненной души она бросилась к нему, требуя другой пергамент, способный всё исправить. Но он лишь улыбнулся, сказав, что случившегося не изменить. Назвавший себя Алмазным Богом Гадаром вернётся и возможно намного раньше. Цепи его крепки, но на цепях есть замки, ключи от которых разбросаны по земле.

И она воздвигла в горах Даглар святилище, говоря, что хочет сохранить память о великой жертве Мелкона, павшего на Акелдаме, о кровавой битве, о людях, ставших жертвами Тёмного Бога. Она сделала первым Альраи своего верного сателлита и, как священную тайну, повелела хранить очередную ложь — о Гадаре, стремящемся вырваться из бездны. О необходимости каждый год выбирать юношей и девушек, способных силой своих душ возродить павших героев.

Она упросила Наала написать знаки и сплести заклинания, чтобы связать их души с теми, кто будет избран. Чтобы в чёрный день, если какая-нибудь новая тьма обрушится на Гелиадор, они смогли вернуться и снова защищать город. Наал выполнил просьбу. Хотя она обрекала и его душу на заточение в небесах до тех пор, пока новая тьма не натянет якорь. Он ничего не сказал, ни о чём не спросил, даже когда, пробудившись, понял, что у тьмы знакомое имя.

И теперь они стояли на вершине, покрытой камнями, округлыми, словно их веками омывал океан. Из камней, выжимая их до капли, вытекала блестящая тёмная жидкость и собиралась в некогда высокую фигуру, теперь сгорбившуюся на одном из валунов. Священный меч лежал рядом.

Наал прошептал слова — и меч серебряной змеёй скользнул в их обретшие плотность плоти руки.

— Обернись, — глухо проговорил Наал. — Даже тебя я не ударю в спину.

Освобождённый пленник медленно повернул к ним маску из потрескавшейся лавы.

Наал и Табит, вложив в клинок всю силу, на которую были способны, нанесли удар. Чёрные одежды пали и пугливыми змеями спрятались под камнями. Маска раскололась. И существо в белом плаще произнесло, глядя в глаза Табит:

— Ты ожидала увидеть другое лицо?