Отвергая смерть. История Тома Риддла (джен)

Когда вражда с сокурсниками осталась в прошлом, Том смог внимательнее присмотреться к тем людям, от которых действительно зависело его будущее, — к педагогам.

Профессоров в Хогвартсе было немного, поэтому к середине первого года Том составил себе примерное представление о каждом из них. Самой важной фигурой в школе был директор — профессор Диппет, серьезный пожилой человек со строгим лицом и короткой седой бородой. Он появлялся в Большом зале только на ужине, ел мало, зато внимательно разглядывал всех обитателей школы, словно ища своим хищным взглядом какого-нибудь нарушителя общественного спокойствия и незыблемых порядков. Изредка его можно было встретить в коридорах, отчитывающим какого-нибудь старшекурсника за слишком развязные манеры или старшекурсницу за слишком завитые локоны. От студентов он требовал скромности, аккуратности и пристойности. Главным его антагонистом (но, вот загадка, в то же время и главным помощником) был профессор Дамблдор. Ему могло быть от пятидесяти до восьмидесяти лет, он носил длинную бороду и одевался в мантии самых невозможных расцветок. Никто и никогда не слышал от него приказов или окриков. Он говорил со всеми с ласковой улыбкой, при этом умудряясь поддерживать железную дисциплину на своем предмете — трансфигурации. Точно сказать было нельзя, но Тому казалось, что Дамблдор его не любит. И почти наверняка Том знал, что тот не забыл историю с его «трофеями», взятыми у других детей в приюте. Профессор улыбался ему так же, как и всем, хваля за успехи, но нередко Том ловил на себе слишком уж пристальный взгляд колючих голубых глаз, и от этого взгляда становилось не по себе. Казалось, будто он выжидает, когда же проявятся дурные наклонности Тома. В его искренность и старательность он, похоже, не верил.

Зато остальные преподаватели Тома обожали — талантливый, умный, вежливый и красивый мальчик очаровывал, редкие промахи ему прощали с улыбкой, а достижения превозносили. Профессор чар Марчбэнкс, миниатюрная ведьма с железной волей, которую побаивался даже директор, умильно улыбалась, когда Том первым на курсе осваивал очередное заклинание. Профессор Защиты от Темных сил Вилкост, женщина нудная и дотошная, оживлялась, когда Том задавал вопросы. Но больше всего его хвалил и превозносил декан факультета — профессор Слизнорт, преподававший зелья. С первого взгляда он Тому не понравился — рыхлый толстый мужчина с манерами дамочки из благотворительного комитета вызывал омерзение, — но позднее он узнал, что Слизнорт крайне влиятелен.

— Видишь ли, — рассказал ему как-то Абраксас, — наш декан — настоящий слизеринец. В наше время самое важное в человеке — связи, а у Слизнорта их множество. Самые талантливые ученики со старших курсов состоят в его «Клубе Слизней», где получают возможность познакомиться с самыми важными людьми в стране. С редактором «Пророка» или капитаном какой-нибудь квиддичной команды, с чиновниками, учеными… Даже мой отец иногда заходит на вечеринку к Слизнорту.

Абраксас не договорил, но Том знал, что отец его друга — правая рука Министра Магии.

Обдумав эту информацию, Том решил не просто понравиться декану, а стать его любимым, лучшим учеником. Задача была непростой: сироту без интересных связей тот не замечал, — но Том умел добиваться своего.

Для начала он обратился к профессору за советом: он не совсем разобрался в разнице между серебряным и металлическим ножом при подготовке ингредиентов и хотел бы знать, в какой книге об этом можно прочесть.

— Риддл, — удивился профессор, — с чего вас вдруг заинтересовала эта тема? Это программа конца второго курса!

Том чуть опустил глаза вниз, будто бы засмущавшись, и негромко сказал:

— Извините, сэр.

— Ну что вы! И не думал вас ругать, напротив, ваше любопытство похвально! — расплылся в улыбке тот. — Советую прочитать справочник «Способы подготовки ингредиентов для зелий». Он не входит в программу, но есть в библиотеке.

— Спасибо, профессор! — искренне поблагодарил его Том и ретировался.

Это был первый ход.

На втором Том вовремя предупредил Эйвери не класть сушеный корень валерианы в зелье от икоты, чем спас его и всех его соседей от взрыва.

Профессор это заметил и наградил Тома десятью баллами «за внимательность».

Третий ход был проще некуда и был сделан совершенно неожиданно. Где-то в начале марта Том увидел, как профессор оступился на скользкой дорожке, и вовремя помог ему не упасть, применив легкие чары левитации. Восстановив равновесие, Слизнорт воскликнул:

— Поразительно! У вас замечательные способности к магии, юноша! И сила вам дана немалая! Вас же зовут Том, верно?

Дальше — проще. Превратившись из «Риддла» в «Тома», он вскоре стал любимым первокурсником профессора. Тот даже как-то обмолвился, что Тому самое место в «Клубе Слизней».

— Вот будете постарше, Том, и место в моем клубе будет вам обеспечено. Вы далеко пойдете, говорю вам. Я в своих учениках еще никогда не ошибался!

Том слушал подобные речи с улыбкой, отвечая на них потоком детской восторженности по отношению к любимому декану.

Он был уверен, что в будущем Слизнорт будет ему полезен.

Помимо этого, Том потратил немало времени на то, чтобы наладить сносные отношения с завхозом Пинчем. Старик, однажды выпоровший его, был отвратителен до зубовного скрежета, но крайне полезен. Он заведовал всем замком и территорией, ловил нарушителей дисциплины, осуществлял наказания — быть его врагом было бы крайне опасно, и Том, подавив в себе все негативные чувства, стал изредка захаживать к Пинчу поболтать. Изначально тот отнесся к прилипчивому ребенку недоверчиво, но быстро оттаял и даже изредка угощал печеньем.

Тем временем постепенно наступила весна, и даже обычно серьезные слизеринцы, во всем копировавшие поведение своих высокопоставленных родителей, не могли усидеть в замке и рвались на свежий воздух, где Крэбб и Эйвери устраивали шуточные потасовки, валяя друг друга в траве под заливистый смех Милли. Нередко к ним присоединялся крепыш Гойл, похожий на Крэбба как брат-близнец, и тогда их забавы напоминали драки молоденьких бычков, по меткому выражению Эвана.

Том шумных забав не одобрял, но и он не мог устоять перед искушением выйти из подземелий на солнечный свет. Он часто усаживался с учебниками или книгами для дополнительного чтения под молоденьким дубом на берегу озера. Абраксас по обыкновению занимал место рядом с ним и изредка делился мнением о том, что происходит вокруг, о погоде или о каком-нибудь отрывке из книги. Рядом всегда крутился Эван, с которым Том смирился как с неизбежным злом: тот хотел быть как можно ближе к змееусту.

Удивительно, но почти всегда недалеко от Тома оказывались двое-трое Блэков: старший Орион, средняя Вальбурга и младший Альфард. На Тома старшие посматривали с любопытством, а младший — с искренней симпатией, понять которую Том был не в состоянии. Учась на одном курсе, они почти не общались, но Том помнил, что Альфард не участвовал в его травле в начале года.

Загадок Том не любил, вернее, любил только те, которые имели разгадку, поэтому в один из весенних дней, воспользовавшись тем, что возле Альфарда не наблюдалось старших родственников, дружелюбно поздоровался с ним.

Тот сверкнул ясными голубыми глазами и радостно улыбнулся белозубой улыбкой:

— Привет, Том! Как дела?

Том ответил не очень подробно, но весьма миролюбиво, а Альфард заметил:

— Удивительно застать тебя одного, без твоей вечной свиты.

При этом слове Том засмеялся:

— Свита? Вот уж не думал, что я похож на короля.

— Скорее уж на принца нашего курса. Честно говоря, это потрясающе: то, как ты сумел укротить этих Малфоев с Розье.

Том пожал плечами, как бы говоря, что в этом не было ничего сложного. А Альфард заметил:

— Я знаю, что ты просто спец в трансфигурации и чарах. Зато я неплохо понимаю зелья. Как думаешь, мы могли бы заниматься вместе?

Том на мгновение задумался. Зачем он нужен Блэку? Интерес остальных, кроме совершенно непостижимого Абраксаса, был ему понятен, но Блэк ничего не знает о его способностях. И он из древней чистокровной семьи. Так зачем ему какой-то Риддл? Но отказываться от такого предложения просто глупо. Блэк в приятелях ему точно не повредит.

— Думаю, это было бы здорово. Мы с Абраксасом часто занимаемся в библиотеке после окончания уроков. Приходи к нам. Завтра в три, например.

При имени Малфоя Блэк скривился, но пообещал прийти.

С тех они часто готовились к урокам втроем. Хотя и Альфард, и Абраксас были крайне способными и сообразительными, они почти всегда отставали от Тома. У того был огромный талант к магии, который сочетался с усидчивостью и глубиной мысли. Заклинания давались ему легко, он колдовал как дышал, а его письменные работы вызывали восторг преподавателей: он мыслил нестандартно и живо, при этом отлично работал с учебниками и дополнительной литературой.

Единственное, что выходило у него плохо, это полеты на метле. Он не боялся высоты, но управиться с проклятым поленом просто не мог. Оно не слушалось его, брыкалось, как недовольная лошадь, и норовило скинуть. И ничего поделать с этим Том не мог, нередко завистливо скрипя зубами, глядя на пируэты Альфарда и Абраксаса. Те летали отлично и мечтали в следующем году попасть в команду.

В остальном же учеба Тома проходила прекрасно, и только одно портило ему настроение: мысль о предстоящем возвращении в приют.

После годовых экзаменов, которые он сдал на все «Превосходно» (по полетам, к счастью, ставили только «удовлетворительно/неудовлетворительно», а минимальные требования он сумел выполнить), Том набрался решимости и подошел к профессору Слизнорту для важного разговора.

— Том, мой мальчик, поздравляю, отличный результат, — разулыбался тот, увидев Тома. — Все «Превосходно» — это именно то, чего я ожидал от вас. Так держать, юноша, — и вы на СОВ повторите достижение Дамблдора!

Том вежливо улыбнулся и заверил, что постарается оправдать надежды декана.

— Впрочем, вы вряд ли пришли, чтобы послушать эту болтовню. Что у вас случилось, выкладывайте!

— Видите ли, профессор, — начал Том, — я не совсем уверен, имею ли я право вообще обращаться к вам с таким вопросом.

Слизнорт явно заинтересовался, потому что с добродушной улыбкой напомнил, что он вообще-то декан, поэтому к нему можно обратиться с любым вопросом.

— Сэр, возможно, вы знаете, что у меня нет родителей. На каникулах я вынужден буду вернуться в маггловский приют. Я не смогу там заниматься, готовить домашнее задание: вокруг будет очень много магглов, и мои учебники…

— Секретность, разумеется, — кивнул Слизнорт.

— Да. Я хотел узнать, мог бы я остаться в школе на каникулы? Я не доставил бы никому никаких хлопот.

Высказав свою просьбу, Том поднял на профессора грустный взгляд. Тот забарабанил пальцем по столу.

— Том, ваша просьба меня озадачила. Но мне бы не хотелось, чтобы ваша успеваемость упала из-за таких обстоятельств. На каникулах я буду в школе и, вероятно, мог бы присматривать за вами. Я поговорю с директором Диппетом, хорошо?

Том заверил, что искренне благодарен за заботу и не смел о большем и мечтать. Он был почти уверен, что директор согласится. С чего бы ему противится, если декан согласен взять на себя беспокойство о нем?

Беседа с директором состоялась буквально на следующий день. Том был вызван в его кабинет, располагавшийся за огромной каменной горгульей. Это место впечатлило его. Круглая комната была уставлена шкафами с книгами на разных языках, причем было видно, что это не просто антураж: книги часто брали, переставляли, читали. На стенах дремали портреты волшебников и волшебниц в дорогих мантиях. Сам директор сидел за массивным дубовым столом, на котором царил идеальный порядок. Перед ним лежало несколько свитков пергамента и толстая книга с несколькими закладками.

— Мистер Риддл? — произнес директор сухим, как листы его книги, голосом. Впрочем, недоброжелательности в нем не было — Том чувствовал такие вещи. — Профессор Слизнорт передал мне вашу просьбу. Вы хотите остаться в школе на каникулы. Я был бы рад пойти вам навстречу, тем более, что, судя по всему, вы делаете большие успехи в учебе и не имеете дисциплинарных нарушений. Однако сейчас я не могу этого сделать: слишком опасно оставлять ребенка практически одного в огромном пустом замке. Возможно, в следующем году, если ваша дисциплина и успеваемость не ухудшатся, мы сможем вернуться к этому разговору.

Том вышел из кабинета директора практически уничтоженный. Он уже почти поверил, что не увидит ненавистного приюта! Его надежды были разрушены.

В поезде он был мрачен и неразговорчив, и даже попытки Альфарда и Абраксаса отвлечь его ни к чему не приводили. Он отвечал немногословно, но все-таки пообещал отвечать на письма и пожелал им хороших каникул. Видя, как на платформе дети обнимаются с родителями, Том ощутил укол какого-то раздражения и с мыслью: «Сентиментальная чушь!» — преодолел барьер между своим миром и миром ненавистных ему магглов.