Неживая, Немертвый (гет)

Нази ожидала, что граф, после заключения между ними своеобразного договора, немедленно пожелает выслушать объяснения, касательно богатой истории ее взаимоотношений с немертвыми, однако Кролок в очередной раз Дарэм удивил, заявив, что дает ей время подумать над своим рассказом до следующей ночи — что, в целом, было довольно любезно и очень предусмотрительно с его стороны. Нази слабо представляла, с чего именно ей стоит начать, к тому же существовала серьезная опасность, что она попросту заснет на середине фразы.

— Я намерен навестить юную фройляйн Шагал, дабы слегка разнообразить ее уединение, — сообщил Кролок и, не успела Нази задуматься, зачем, по мнению вампира, ей стоило об этом знать, добавил: — В трактире остались вещи, которые ты хотела бы получить?

— На полке в комнате лежат мои амулеты, — немного подумав, вспомнила Дарэм. — Если, конечно, вы сумеете взять их в руки, в чем лично я не уверена. Однако, если все-таки сможете захватить их на обратном пути, буду вам очень благодарна. А еще обувь. Все ваши прошлые жертвы, похоже, были либо пехотинцами, либо Золушками, — мысль о том, что граф фон Кролок своей вежливостью загнал себя в некий нравственный тупик и теперь вынужден приносить ей туфли, показалась Нази забавной и жуткой одновременно. — Знаете сказку про Золушку, Ваше Сиятельство?

— Лучше, чем тебе кажется. История про несчастную работящую девушку, которая всем сердцем верила в добро и отправилась на бал в богатый замок, в поисках лучшей доли… — по лицу графа скользнула едва заметная улыбка. — Здесь, под крышей нашего дома мы с успехом ставим этот спектакль ежегодно. И, хотя порой Золушек в нашей постановке играют мужчины, суть истории от этого нисколько не меняется.

— И что же, финал вы тоже воспроизводите в оригинальном виде? — Нази сильно сомневалась, что Золушкам обоих полов, приходящим в замок графа, столь сказочно везет.

— А вот финал у нас альтернативный, любезная фрау Дарэм, — не обманул ее ожиданий фон Кролок.

— Дайте угадаю, — женщина вздохнула. — В конце Золушка достается прекрасному принцу на ужин?

— Именно, — нисколько не смутившись, подтвердил граф. — И не только принцу. Впрочем, не будем вдаваться в детали. У тебя еще будет редкая возможность увидеть это действо собственными глазами. Разумеется, если сама захочешь. Осталось менее недели.

— И что случится через неделю? — уточнила Нази.

— Советую все же отдохнуть, — вместо ответа сказал Кролок и, поймав взгляд женщины, пояснил: — У нас еще будет время поговорить об этом, не сомневайся, а сон в твоем состоянии не менее целителен, нежели лекарства. Будешь голодна — обратись к Куколю, хотя за качество его стряпни поручиться, разумеется, не могу. Однако, полагаю, что если он способен есть то, что приготовил, тебе вреда от его кухни тоже не будет. До встречи, фрау Дарэм, желаю вам приятного дня.

— До… — начала было Нази, однако Кролок уже исчез или, как он сам называл этот процесс, «шагнул в тень», оставив женщину наедине с собственными невеселыми мыслями.

Положение свое Дарэм оценивала как «почти безнадежное», хотя и была в нем какая-то мрачная ирония. Нази толком не могла понять, гостья она в этом замке или все же пленница. С одной стороны, обращались с ней именно как с гостем, волей случая забредшим на огонек к вежливым хозяевам. Ей отвели комнату, дали новую одежду, в конце концов, граф лично отнес ее на осмотр к врачу, что смело можно было считать знаком высшего расположения. Нази почти сожалела, что в тот момент находилась в забытьи, поскольку была уверена: смертных, которым довелось «шагнуть» через пространство вместе с вампиром и при этом ухитрившихся оставаться в живых достаточно долго, чтобы кому-нибудь об этом рассказать, можно было пересчитать по пальцам одной руки даже в ее мире. Однако, к величайшему сожалению Дарэм, жизнь была устроена таким образом, что у всех положений, у которых имелась одна сторона, непременно была и другая. И любезность фон Кролока пугала Нази гораздо сильнее, чем любое свойственное нежити равнодушие к смертным — за исключением тех случаев, разумеется, когда смертный мешался под ногами или был предназначен в пищу. Учтиво-благодушное отношение графа для Дарэм было ясным свидетельством того, что живой ее никто отсюда не выпустит, и что она, вероятно, доживает свои последние дни в качестве бесплатного развлечения для скучающего вампира. Сколько у нее осталось этих дней, было неизвестно, но, очевидно, конец всему наступит в тот момент, когда фон Кролоку надоест. Или, как выразился он сам, как только общество Нази перестанет его занимать. В безмятежно-спокойных глазах графа Дарэм отчетливо видела отражение своего будущего, и от будущего этого веяло могильным тленом.

Нази поплотнее закуталась в одеяло и, подтянув колени к груди, закрыла глаза. Учитывая обе стороны положения, в котором она оказалась, ей в любом случае стоило выспаться, дабы днем не свалиться с ног от усталости.

* * *

В обществе юной Сары графу приходилось действительно нелегко: ее сладковато-пряный, насыщенный запах перебивал даже вездесущий аромат чеснока, заполняя собой тесную ванную комнату вместе с клубами поднимающегося к потолку пара. Только многовековой опыт воздержания и серьезное напряжение воли не давали фон Кролоку сорваться и вонзить клыки в тонкую, изящную шею фройляйн Шагал.

Когда он питался в последний раз? Прошло так много времени с момента, как он ощущал на губах солоноватый вкус крови, и сейчас, когда лишь жалкая пара шагов отделяла Кролока от добычи, жажда была почти нестерпима.

Люди, пожалуй, никогда не смогли бы понять настоящую цену бессмертия: Кролоку доводилось встречать немало тех, кто согласен был отдать все за возможность жить вечно, и этот сорт смертных он презирал особенно остро, в свое время сделав лишь несколько исключений для таких «искателей», из которых существование свое продолжил один только Герберт. У них было то, что самому графу приходилось отбирать силой, оставляя за собой тянущийся через века шлейф из трупов. И они добровольно готовы были расстаться с самой большой ценностью для любого из немертвых.

К чему на самом деле стремятся бессмертные, наделенные безграничной силой и возможностями вампиры?

Фон Кролок давно уже нашел ответ на этот вопрос. Все вампиры отчаянно хотят одного — жить. Именно жизнь была единственным, чего они, в отличие от людей, были лишены, обреченные вечно гнаться за недостижимым. И всегда терпеть неудачу.

— Ты и сама знаешь, что все это — не для тебя, — мягко проговорил граф, пристально глядя в доверчиво распахнутые синие глаза фройляйн Шагал. — Что ждет тебя здесь? Какое будущее сулит тебе этот трактир? Тесную, холодную клетку, запертую на крепкий засов? — он пренебрежительно усмехнулся, проводя кончиками пальцев по наглухо заколоченной двери, отделявшей комнаты Сары от ванной. — Решайся, дитя, поверь, такой шанс выпадает лишь избранным, и лишь один раз. Доверься мне, и я открою тебе мир, где ты будешь свободна и обретешь вечное счастье. Я предназначен тебе судьбой, как предназначена мне судьбой ты сама, так отбрось же все сомнения и страхи.

Он бережно коснулся кончиками пальцев раскрасневшейся щеки Сары, и та прерывисто вздохнула. Зов графа окутывал ее сознание полностью, так что фройляйн Шагал не испытывала беспокойства, ни от того, что в ее ванной находится взявшийся буквально из ниоткуда посторонний мужчина, ни от того, что руки этого мужчины холодны, а намерения в своей сомнительности не выдерживают ни малейшей критики. Все, что сейчас чувствовала девушка — радость от его визита и желание безоговорочно верить каждому его слову. Кролок сулил ей исполнение всех ее самых сокровенных желаний, и остальное фройляйн Шагал нынче нисколько не волновало.

— Этот бал станет часом нашего единения, часом нашего триумфа, — пообещал граф, протягивая девушке руку, за которую та несмело ухватилась тонкой ладошкой. Кролок поймал себя на том, что пальцы его слегка подрагивают. С точки зрения Сары — от страсти, с его точки зрения — от тяжести внутренней борьбы с собственным голодом. — Так что же? Ты согласна освободиться от своих оков и пойти со мной?

Он слегка потянул Сару на себя, и она покорно поднялась из ванной, с восхищением и восторгом глядя ему в лицо, ничуть не стесняясь собственной наготы. Впрочем, стесняться юной фройляйн Шагал было определенно нечего: прекрасное, стройное тело способно было бы ввести во искушение кого угодно.

— Да… — коротко выдохнула она, доверчиво потянувшись фон Кролоку навстречу, так, что он, инстинктивно склонившись к ней, явственно различил, как часто и беспокойно бьется ее сердце, разгоняя по венам молодую, обжигающе горячую кровь. Перед глазами у графа поплыло, и он понял — именно сейчас риск того, что вся тщательная подготовка к балу может пойти прахом, велик как никогда.

— Профессор! Профессор, он здесь!

Истошный вопль из-за двери подействовал на Кролока, словно хорошая пощечина. Резко отпрянув от шеи обнаженной Сары, граф развернулся на каблуках, прямо из ванной шагнув в комнату, еще недавно принадлежавшую фрау Дарэм. Ему даже не требовалось напрягать слух, чтобы через два этажа прекрасно различать доносящиеся снизу крики и топот. Фальцетом вопил Йони Шагал, визжала его дочь, басом голосила жена, что-то громко орал спугнувший графа юноша, голосу которого вторил дребезжащий, надтреснутый старческий тенорок. И в целом Кролок мог описать результаты их с Сарой приватной беседы как полнейшую вакханалию.

— Не укусил, слава Богу! — воскликнул юноша.

— Соблазнить хочет, вот мерзавец! — откликнулся старик, заставив графа негромко хмыкнуть.

Кем бы ни был молодой человек там, внизу, он только что, сам того не подозревая, оказал Кролоку неоценимую услугу, но граф на сей раз был откровенно недоволен собой. Последняя трапеза его состоялась в июле, и по мере приближения бала сдерживаться в присутствии смертных Кролоку становилось все сложнее, однако оправданием подобное служить не могло. Он был лишь в шаге от того, чтобы сорваться, позволив жажде взять верх над всеми его планами и расчетами, а это совершенно никуда не годилось. К тому же его присутствие заметили остальные обитатели трактира, подняв тревогу раньше срока. Впрочем, их осведомленность на исход дела повлиять уже не могла — сила зова достигла своего пика, и теперь Сару не удержат ни крики, ни угрозы, ни замки на дверях ее спальни.

Отбросив досаду на самого себя, фон Кролок, наконец, осмотрелся внимательней — жилище фрау Дарэм выглядело ровно так же, как в его последний визит. Разве что окно было плотно закрыто, а постель застелена темным покрывалом. Разумеется, искать женщину никому и в голову не пришло: местные слишком хорошо понимали, что означает пропажа человека из запертой изнутри комнаты. Зная обычай графа, жители поселка после пропажи Нази наверняка устроили шумную и радостную попойку, посчитав, что ежегодная жертва благополучно выбрана. Однако только что Кролоку пришлось их всерьез разочаровать.

Вещей было на удивление мало. Настолько мало, что это бросалось в глаза: кровать, стул, грубо сколоченная тумбочка, полка, прибитая к стене. На спинке стула висело платье, такое же серое, как то, что Нази выбрала из вороха куда более интересных с виду нарядов. Черные остроносые ботинки на шнуровке сиротливо стояли возле кровати, на тумбочке валялся простенький деревянный гребень… и все. Прочие вещи, которых всегда много было у женщин, очевидно, разобрали обитатели трактира, уверенные, что хозяйка за ними не вернется. Впрочем, шагнув к полке, на которой должны были лежать некие, дорогие сердцу фрау Дарэм амулеты, Кролок обнаружил, что ошибся — еще одна вещь в комнате все же была.

Граф замер, вглядываясь в спокойное, умиротворенное лицо Богородицы, смотревшей на него с висящей в углу иконы. Лак потемнел от времени, краска местами осыпалась, обнажая полированное дерево, но взгляд Пресвятой Девы оставался все таким же ясным, мягким и полным светлой, смиренной печали.

— Нечасто же, как видно, здесь приходили к тебе за утешением, — тихо сказал граф. Он действительно почти не ощущал исходящую от иконы силу. Изображение было старо и, очевидно, повидало немало грязи, творящейся под крышей этого трактира. Пыльная, никому не нужная, икона истощала себя год за годом, угасая в дальнем углу.

Фон Кролок сделал один шаг, другой, не отводя взгляда и чувствуя, как растекается по телу болезненное жжение. Сделать третий он не осмелился. Богородица смотрела ему в глаза, а казалось, будто в самую душу, коей у него давно уже не было. И этот понимающий, спокойный, всевидящий взгляд заставил графа потупиться и отступить. Пускай забытая всеми, пускай изъеденная временем, она все еще оставалась той, к кому он обращал свои молитвы при жизни. И той, в милости которой ему было отказано после смерти. Решительно отвернувшись, граф по широкой дуге обогнул запретный для него угол и подошел к полке с другой стороны.

Амулеты — горсть каких-то металлических подвесок на тонких кожаных шнурках — казались абсолютно безобидными украшениями, но стоило Кролоку попытаться прикоснуться к ним, как пальцы свело судорогой, и рука до самого локтя будто онемела. Недовольно поморщившись, граф обернул ладонь полой плаща и стряхнул в темную ткань все безделушки разом. Короткий рывок сквозь ночь — и вот он уже стоит посреди собственной комнаты, тускло освещенной лишь мерцанием догорающего в камине пламени.

Нынешняя обитательница графских покоев крепко спала, свернувшись под одеялом в тугой клубок, словно пыталась защититься — не то от холода, не то от кошмаров, не то непосредственно от обитателей замка.

— Грозная убийца вампиров, — едва слышно констатировал граф и, бросив негромко зазвеневшие амулеты на стол, а туфли — на ковер возле кровати, бесшумно вышел, торопясь вниз. Рассвет уже начинал зарождаться где-то за горизонтом, а это значило, что Кролоку пора было спускаться туда, где в абсолютной темноте склепа, лежа на обитых шелком подушках, он мог закрыть глаза и попытаться убедить себя, что его медленно умирающее тело всего лишь погружается в глубокий, спокойный сон.

* * *

Утро для чувствующей себя значительно бодрее, чем накануне, Нази Дарэм началось с приема лекарств, чудовищно выглядевшей овсяной каши, и не менее подозрительных кусочков поджаренного хлеба, приготовленных Куколем. Которого женщина, тем не менее, исправно поблагодарила, тем самым явно подняв горбуну настроение. Нази даже не могла припомнить, когда именно ела в последний раз, так что выбирать, чем именно питаться, ей не приходилось, однако на поверку все оказалось отнюдь не так страшно — овсянка была вполне съедобной, горячей и, разве что, излишне сдобренной сахаром, а хлеб — свежим и, быть может, чуточку подгоревшим. В целом женщина сделала вывод, что стряпня Куколя, очевидно, во всем повторяла своего автора — кошмарная с виду, при ближайшем рассмотрении она оказывалась вполне безобидной.

Обнаружив в комнате амулеты, равно как и свои ботинки, Нази мысленно выругалась. Во-первых, потому, что ее теория о том, что заряженные на отпугивание нежити артефакты не дадутся в руки высшему вампиру, с треском провалилась. И во-вторых, потому, что она явно растеряла последние остатки профессиональных навыков. Кролок был здесь, пока Нази спала, а она даже не проснулась, хотя обычно сон ее был весьма чуток. Она лежала в кровати, абсолютно беззащитная, уязвимая, и он, если бы захотел, вполне мог напасть.

«Как будто, если бы ты бодрствовала, ты могла бы усложнить ему задачу!» — морщась, язвительно подумала Дарэм, обращаясь к себе самой. Заниматься самообманом было совершенно бессмысленно — если Кролоку придет охота ее убить, ей не останется ничего, кроме как принять свою судьбу. Разве что, для чистоты совести, в процессе поедания слегка попортив высшему вампиру его мгновенно регенерирующую шкуру.

С облегчением натянув на ноги родные, пошитые из тонкой, мягкой кожи ботинки и прихватив с собой зажженную свечу, Нази осторожно выглянула в коридор, прислушиваясь. Тишина. Мертвая, как спящие где-то в своем убежище хозяева замка. Куколя тоже слышно не было, так что Дарэм сочла обстановку благоприятной для небольшого путешествия.

Побродив некоторое время по пыльным, неухоженным галереям, Нази, наконец, нашла то, что искала — развешанное по стенам оружие. Тусклое от времени, но, похоже, боевое. В последние годы в мире Нази началась повальная мода на выставочное оружие, которое, благодаря богатой отделке и инкрустации драгоценными камнями, прекрасно смотрелось на стенах, но обладало убийственной силой полена, поскольку блестящих стальных граней щегольских клинков никогда не касался ни точильный круг, ни оселок.

Сразу же отмахнувшись от монументальных двуручников и секир, которые она могла бы разве что, обливаясь потом, героически волочить за собой по полу, Нази, встав на цыпочки, осторожно потрогала пальцем режущую кромку небольшого боевого топорика, который оказался не таким острым, как ей хотелось бы — но все-таки был гораздо лучше, чем вообще ничего. Теперь, получив в свое распоряжение оружие, которым, при определенной настойчивости и отсутствии брезгливости можно было отрубить голову, Нази ощущала себя вполне готовой отправиться на поиски дневной лежки вампиров. Исходя из логики и требований к условиям захоронения, Дарэм пришла к выводу, что, скорее всего, розыски ей следовало начинать с нижних этажей, а точнее, с подвала. И только если там она ничего не обнаружит — стоило заняться изучением остальных помещений.

Ступая по возможности тихо и бесшумно, Дарэм беспрепятственно добралась до первого этажа и остановилась посреди холла. Кажется, именно сюда ее принес фон Кролок… а потом велел Герберту отправляться в склеп, и Нази успела различить стук шагов, когда виконт сбегал по лестнице. Осталось только понять — по какой из трех, уходящих из просторного холла куда-то вниз, под землю. Впрочем, времени у Нази было достаточно, чтобы проверить их все, и главным было, чтобы за этим неблаговидным занятием ее не застукал Куколь.

Крайняя от входа лестница оказалась неглубокой и привела Дарэм в винный погреб. Покрытые многолетней пылью бутылки мирно покоились в гнездах деревянных стеллажей, и Нази не сомневалась, что местные обитатели не часто совершали набеги на эти запасы. Сделав себе зарубку на будущее, Дарэм отправилась дальше и почти сразу поняла, что второй путь приведет ее к цели.

Склеп у графа оказался величественным, просторным и уходил под землю на несколько ярусов. Пройдя по верхней галерее, женщина спустилась ниже, заглядывая в его темные глубины — свеча прогорела почти наполовину, и ее света не хватало, чтобы рассмотреть, что находилось внизу, а посему Нази продолжила спуск, пока не очутилась на краю невысокой резной колоннады. У ее подножия стояли каменные, богато украшенные гробы, обладавшие такими размерами, что в каждом из них можно было бы похоронить человек пять, а то и больше. Вот только лестницы нигде видно не было, сколько бы Дарэм ни всматривалась.

Горячий воск капнул ей на руку, и женщина, зашипев от боли, перехватила свечу поудобнее, отметив, что времени у нее остается все меньше: скоро ее источник света погаснет, и она останется здесь в полной темноте, в которой, учитывая размеры склепа, запросто сможет бродить до самых сумерек. Точнее, до того момента, как проснувшиеся вампиры учтиво поинтересуются целями ее визита.

Решившись, Нази бросила вниз гулко зазвеневший топор и, подобрав подол платья, перекинула ногу через ограждение колоннады. Осторожно спускаясь вниз, женщина невольно задавалась вопросом, действительно ли граф и его сын тоже совершают перед сном такие акробатические этюды, или здесь все же был нормальный, человеческий путь. Представив себе степенного фон Кролока, карабкающегося по колоннам, Дарэм улыбнулась — она не сомневалась, что даже такое нелепое действие Их Сиятельство способен был проделывать все с той же странной для существа его роста грацией, сохраняя на лице выражение, исполненное невозмутимого достоинства.

Лишь чудом не сорвавшись вниз, Нази, наконец, спрыгнула на пол, пристроила свечу на ближайший выступ и, обойдя выбранный ею наугад левый саркофаг кругом, что есть сил налегла на тяжелую каменную крышку. Разумеется, у самих вампиров с их нечеловеческой силой никаких проблем с открыванием гробов не было, а вот Нази пришлось изрядно попотеть, прежде чем ей удалось, пыхтя, хоть немного сдвинуть резную плиту с места, образовав щель в пару ладоней шириной. На большее ее возможностей попросту не хватило, так что женщина, отдуваясь, на мгновение прижалась вспотевшим лбом к холодному камню. Похоже, ей предстояло подняться наверх и, в дополнение к топору, отыскать что-то, что она могла бы использовать в качестве рычага — в противном случае на всех ее планах смело можно было ставить крест.

Свет свечи выхватил из темноты сначала шелк обивки, а когда Дарэм склонилась ниже — бледное лицо старшего фон Кролока.

Если бы Нази точно не знала, что граф сейчас мертв еще больше обычного, она бы могла сказать, что он просто спит — настолько умиротворенным и безмятежным выглядело его лицо: длинные черные волосы разметались по алым подушкам, тонкие губы плотно сомкнуты… не хватало только звука дыхания. Облокотившись о край гроба, Нази Дарэм с какой-то бессильной тоской смотрела на существо, которое, вероятно, вскоре намеревалось ее убить и которое, согласно всем правилам Ордена и ради общего блага, следовало убить ей самой. Существо, которое по непонятной своей прихоти спасло ей жизнь. Существо, которое этой ночью могло расправиться с ней, пока она спала, но вместо этого лишь оставило на столе единственные личные вещи, которые у нее были.

«Либо я его, либо он меня, — напомнила себе Нази. — Третьего не дано».

Она представила, как, прихватив искомый "рычаг", снова спустится сюда минут через сорок.

— Да чтоб тебя! — с болью в голосе простонала Дарэм и, обойдя гроб с другой стороны, всем своим весом навалилась на неподъемную крышку, возвращая ее на место.