Шифры (джен)

На моей памяти Федотыча ничем нельзя было удивить. То, что я плавал в уголовном праве — не проблема. Это скорее от волнения, чем от незнания. Хотя на самом деле — наоборот. Но этого лучше Федотычу не знать. Постоянные Санины хохмочки над всеми подряд, принимаем как должное, привыкли. Все равно так, как Федотыч совместно с бухгалтерией над зарплатой, никто в отделе пошутить не сумеет. Любимая игра оперов — нарды? А что в этом вообще такого? Они же не подпольное казино организовали…

Так что удивить Федотыча было трудно. Да никто и не пытался. У нас в отделе и без удивления Федотыча хватало странностей. Да таких, что любая серьезная проверка наверняка задумалась бы о психологических тестах для всего отдела. Серьезных тестах. Сами посудите, заместитель начальника играет в куклы, отдел криминалистики занимается танцами и балуется перцовкой…

Как, вы не знаете про перцовку? Естественно, вы не знаете. Сейчас расскажу.

Некоторое время назад, примерно две недели уже прошло, за Наташей повадилась ходить стая собак. Я всегда ей говорил, что не надо их подкармливать, ведь распоясаются, но кто бы меня слушал… Так вот, представьте картину: идет Наташа на работу, а за ней буквально по пятам — несколько собак. Не лают, не кусают, просто молча бегут за ней.… И вот так продолжалось несколько дней. Постепенно у обоих сторон этого странного каждодневного шествия начало иссякать терпение. Наташке было страшновато иметь позади себя такой эскорт, ведь колбаса потихоньку заканчивалась и не было точной уверенности, что с колбаски собачки не перейдут на Наташку. Собакам же мало было колбасы. Если в первые дни за Наташей ходило две-три собаки, то через неделю их было больше десятка. Колбасы не хватало на всех. Они дрались за нее, пугая все вокруг рычанием, лаем, лязгом зубов и непредсказуемостью поведения.

На исходе второй недели преследования собаками Наташа не вытерпела и попросила Федотыча выдать ей баллончик с перцовым газом. Такие имелись в отделе и Федотыч выдал Наташе сразу пару штук. Только вот ни он, ни Наташа не предполагали, как Наташа им воспользуется.

Я уже говорил, что наши опера, по моему мнению, случайно перепутали место работы. Настоящие клоуны. Когда-то я думал, что такого быть не может, но, как оказалось — может, да еще как.

Так вот, один из наших оперов умудрился заметить, что Наташа — вполне себе симпатичная девушка и вознамерился пригласить ее на свидание. Дело, в принципе, хорошее, но то, как он это сделал, вызвали вопросы о его умственном развитии у всего нашего отдела.

Так случилось, что в то утро стая неожиданно решила не сопровождать Наташу от дома до работа. Видно, надежда пропала на то, что им перепадет еще колбаски. Так что Наташа шла совершенно одна. Не считая опера, что все-таки решился позвать ее на свидание. Как я уже говорил, сделал он это образцово неправильно.

Он догнал и вместо того, чтобы поздоровавшись, пойти рядом, залаял ей в спину. Наташа отреагировала мгновенно — у нее уже были нервы на пределе — и струя из баллончика щедро оросила вытянувшееся от удивления лицо опера. Как он орал! На его крики сбежались не только жители окрестных домов и все, кто не был занят в отделе, но отозвалась горилла из местного зоопарка. Мы тогда с Саней еще поспорили, а не самец ли там в зоопарке и не принял ли он он крик нашего опера-ловеласа за призыв самки.

Вот так, в летопись нашего отдела вошла история с баллончиком перцовки. И хоть Наташа его после того случая не носит с собой, но народ помнит и часто спрашивает, не балуется ли больше Наташа перцовкой.

Как вы думаете, удивила ли эта история Федотыча? Да нисколько, вот в чем дело. Он даже не попытался изобразить что-то, просто спросил, насколько выбыл опер-идиот. Слишком давно он работает в системе, говорят, и сам чудил в свое время похлеще нашего.

Так вот, когда Пирогова вошла к Федотычу, этот день для нашего отдела можно было назвать знаменательным только по одной причине: Федотыч удивился. Нет, это даже слишком мягко сказано. Федотыч охренел. Не потому что он не привык к такому — все-таки он был начальник и без стука к нему заходили только совсем отмороженные. В отделе, насколько знаю, таких не было. Хотя все-таки порой мы пренебрегали правилами профессиональной этики. Особенно часто этим занимался Щукин, по крайней мере — в последний месяц. То ли он жаловался на меня, то ли еще что, но я несколько раз видел, как он заходил к Федотычу без стука. Были и другие, но у них на то были важные причины, схлопотать выговор за такую малость, никому все-таки не хотелось.

Пирогова про все вот это, наверняка знала, но она ворвалась к Федотычу так, словно правила писались не для нее. То ли бесконечные очереди в поликлиниках тому виной, то ли вечно битком набитые маршрутки, где никто и никогда не уступает места пенсионерам, но об элементарной вежливости со стороны Пироговой не было и речи.

— Ну что, начальничек, облажались твои следаки! — воскликнула Пирогова, едва переступив порог кабинета Федотыча.

Я икнул. Но все же последовал за изощренной самоубийцей и садомазохисткой в лице Индиры Анатольевны Пироговой. Все равно путь отхода был только один — через дверь. И не скажу, что удивлюсь, если меня вынесут от Федотыча ногами вперед.

— Чего молчишь? Нечего сказать? — продолжила громогласно высказываться Пирогова. Федотыч внимал. Молча. Но судя по его виду… Молчание это скоро закончится. И начнется такое, что вопли Пироговой покажутся тявканьем Моськи перед слоном.

— А я тебе расскажу! — продолжала Пирогова. — Ты чем смотришь, старый, что твои сотруднички творят? Ведро, обычное ведро три месяца найти не могут! А еще смеют пенсионерку, ветерана труда гонять туда-сюда! Молоко на губах не обсохло, а туда же… Обмануть меня посмели, ведро подсунули не мое, а сами заточку мне под горло, да бумаги свои под подпись сунули. Чуешь, чем пахнет, гражданин начальник? А я тебе подскажу! Прокуратурой все это закончится! Сегодня же пойду писать на вас жалобу!

Федотыч вздохнул, с грустью взглянул на Пирогову и заговорил:

— Здравствуйте, Индира Анатольевна. Прошу, присаживайтесь, — он жестом указал на стул, а я удивленно посмотрел на него: не ожидал от него такого спокойствия. Пирогова тоже была поражена и подавившись очередной гневной тирадой, аккуратно присела на краешек указанного ей Федотычем стула.

— Паша, — взглянул на меня Федотыч. — Дело принес? — я покачал головой. — Нет? Тогда чего встал? Неси и быстро!

Едва не перекрестившись, я вылетел из кабинета Федотыча и на всех парах помчался к себе.

— Ты чего? — воскликнул Саня, когда я вбежал в кабинет. — Пирогова еще не пришла.

— Она уже у начальника, — ответил я, схватив папку с делом Пироговой со стола и разворачиваясь к выходу.

— Епт! Нет, такого пропустить я точно не могу! — подскочил со своего места Саня и направился следом за мной.

— Никто не может, — усмехнулся я. — Но я, к примеру, почему-то не жажду.

Я вернулся к Федотычу спустя каких-то пару минут, после того как покинул его кабинет. Но за эти пару минут за мной топало практически половина отдела. Некоторые из них даже не знали, что случилось, но стадное чувство вело их за мной.

Войдя к Федотычу и закрыв перед любопытствующими дверь, я передал начальнику папку с делом Пироговой и присел за стол.

Что меня удивило, так это царящая тут тишина. Не думал, что Пирогова так быстро успокоится. Да и Федотыч вел себя немного странновато. Сидел и читал. Даниэлу Стил. Любовный роман. Увидев обложку и автора, я издал нервный смешок, но сразу же им подавился, когда Федотыч поднял на меня взгляд, оторвавшись от книги.

— Молодец, шустро обернулся, — похвалил меня Федотыч, откладывая книгу и взяв в руки папку, которую я положил на стол перед ним.

Пирогова напряглась. Это было ясно видно. Но она сама наверное не понимала, почему вдруг занервничала. А вот я ее понимал. Я нервничал так, что у меня руки дрожали и глаз задергался. Но мое преждевременное бегство из кабинета Федотыча прервал вздох Федотыча и его слегка насмешливый взгляд.

— Индира Анатольевна, я прошу вас взглянуть на пару документов, — произнес Федотыч, доставая из папки заявление и протягивая его Пироговой — Скажите, — продолжил говорить он, — это ваше заявление?

— Да, мое, — подтвердила Пирогова, едва взглянув на бумагу.

— Хорошо. Это ваш допрос, — протянул ей еще один листок бумаги Федотыч. — А это отказ моего сотрудника, который здесь не присутствует, вам в возбуждении уголовного дела в связи с незначительностью ущерба…

— Но!

— Я понимаю ваше возмущение, Индира Анатольевна, но вы могли обратиться за разъяснением к нам. И я бы даже лично вам все подробно объяснил, как и почему мы вам отказали в поисках вашей любимой вещи. Но это было тогда, а сейчас… — он сделал короткую паузу. — Я попрошу уже вас разъяснить мне, что это такое, — с этими словами он достал из папки второе заявление и положил его перед Пироговой.

— Мое заявление, — в смелости Пироговой было не отказать. Но вот в скудоумие она бы любому точно сто очков вперед форы дала. Потому что не понять что что-то происходит… Это надо вообще непонятно кем быть.

— Я это вижу, — нет, все-таки спокойствию Федотыча надо памятник ставить. Я бы уже орал, брызгал слюной и матерился, а он… Скала человек.

— Я хотел бы уточнить у вас, — продолжил говорить Федотыч, — почему в вашем втором заявлении появились другие вещи, которых не было в первом. Неужели произошла еще одна кража?

— Нет, только раз у меня украли… — начала было говорить Пирогова, но осеклась. Видимо, сообразила, что не то ляпнула.

— Тогда, значит, вы просто не написали вот это все ранее? Не посчитали нужным?

— Нет. У меня украли ведро…

— А как же лопаты, грабли?

— Нет, у меня только ведро украли! — заорала вдруг Пирогова, вскочив на ноги.

— А ну-ка сядьте! — спокойно произнес Федотыч, стукнув ладонью по столу. Пирогова мгновенно села, захлопав глазами, как нашкодившая школьница перед директором школы.

— Я еще раз повторяю свой вопрос. Почему вы не написали в своем первом заявлении, что у вас украли имущества на сумму, большую чем пять тысяч рублей?

— Потому что у меня украли только ведро, — тихо ответила Пирогова. — А вы мне отказали в его поиске.

— Так. В отказе, которой я вам передал пару минут назад имеется разъяснение, что есть такое — незначительность ущерба?

— Да, есть. — кивнула Пирогова. Мне уже было откровенно жаль ее. Какой боевой она явилась в этот кабинет и какой сломленной и жалкой выглядела сейчас...

— Видимо, вы не поняли… Индира Анатольевна, дело в том, что полиция — это не сборище добрых дяденек везде и всюду готовых прийти любому на помощь. Нет, такое есть. Но полиция — это еще и бюрократическая система, в большинстве своем запертая со всех сторон законами. Так получается, что есть закон и он всегда, я повторяю, всегда, сильнее и важнее нашего желания помочь человеку в беду. Вы написали заявление. Вам отказали, объяснив это тем, что ущерб слишком незначителен. Понимаю, это могло быть ваше самое любимое ведро из всех и вы тяжело переживаете эту потерю. Но есть закон. И мы не в силах ему противоречить. Мы не можем из-за ведра мобилизовать все силы нашего отдела и бросить на поиски вашей пропажи. Но! Но вы могли после официального отказа, подойти к вашему участковому и попросить его помочь вам найти ваше ведерко. И он бы помог вам. Вне рабочего времени. Просто по человечески. С той же просьбой вы могли обратиться к любому из нас и мы бы придумали, чем вам помочь. Но вы пошли другим путем. Я не знаю, кто вам подсказал…

— Никто, сама придумала, — вздохнула Пирогова.

— Вы понимаете, что вы, написав второе заявление, совершили преступление?

— Что?

— Да, именно так. Преступление. Статья триста шестая Уголовного кодекса Российской Федерации. Заведомо ложный донос. Вы понимаете, что вы натворили? Вы оболгали неизвестного человека, которого мы обвинили в краже у вас имущества. Хотя, вероятней всего, он просто взял у вас ведро без спроса и просто не успел вернуть до того, как вы обнаружили пропажу… Вот так просто дело ваше было. Конечно, это лишь мое предположение, а вот то, что вы нарушили закон — это факт! Томин, сколько у нас дают за триста шестую?

— Наказывается штрафом в размере до ста двадцати тысяч рублей или в размере заработной платы или иного дохода осужденного за период до одного года, либо обязательными работами на срок до четырехсот восьмидесяти часов, либо исправительными работами на срок до двух лет, либо принудительными работами на срок до двух лет, либо арестом на срок до шести месяцев, либо лишением свободы на срок до двух лет, — бодро отрапортовал я.

— Два года, понимаете, Индира Анатольевна? Или сто двадцать тысяч рублей. За какое-то ведро…

— Я же не думала…

— Незнание закона не спасает от ответственности, — не знаю, что на меня нашло, но я почему-то заговорил каким-то клише.

— А мой сотрудник, кстати, прав. Ну так что, Индира Анатольевна, будем писать явку с повинной?

— Что?! — мне показалось, но еще пара минут такого диалога и Пирогову удар хватит.

— Или замнем? — усмехнулся Федотыч. — Насколько знаю, ведро вам уже вернули…

— Но… оно же не мое…

— Хорошо, вы выбираете два года в тюрьме. Но это уже суд решит…

— Нет, нет, вернули мне ведро! Вернули!

Федотыч усмехнулся и поднялся на ноги:

— Ну тогда… Вон! И чтобы духу вашего тут не было! Узнаю, что решили написать в прокуратуру, я вас быстро привлеку за лжедонос! Вы все поняли? Вон!

Пирогову как ветром сдуло. Федотыч вздохнул и повернулся ко мне:

— А ты чего сидишь? У тебя работы мало? И, кстати, слухачам скажи, что потом им запись покажу. Вася должен был записать.

— Я, тогда, пожалуй, пойду? — немного не поняв про “слухачей”, робко спросил я.

— Иди уже. Жду отчет о закрытии дела вечером.

Я уже поднялся из стола и пошел к выходу, когда Федотыч меня остановил:

— Кстати, Паша, поздравляю с первым закрытым делом! Не забудь проставиться!

Легко сказать, закрыл дело. Да только это было не совсем так. Мало ли что начальник говорит. Тут еще надо хотя бы из кабинета Федотыча живым выйти. А еще догнать Пирогову. Без нее дело было не закрыть. А закрыть — надо было.

Выйти от Федотыча я вышел. На своих двоих, а не на щите, как предполагал до того, как туда вошел. Короче, вышел. И меня встретил гром аплодисментов. Сказать, что я обалдел — ничего не сказать. Под дверями в кабинет Федотыча наверное собралась половина нашего отдела. Клянусь, я столько народа не видел за все время, пока работал здесь. Даже Щукин промелькнул где-то на фоне. Только вот это все мне в данный момент сильно мешало. Все похлопывания по плечу, крики, хлопки ладоней друг об друга сбивало с толку, дезориентировало. А мне срочно нужна была Пирогова. Которая наверняка уже скрылась в неизвестном направлении на второй космической скорости, убегая как можно дальше от своего позора.

Только вот мне это было не нужно. Мне Пирогова нужна была в моем кабинете. Поэтому я не нашел ничего лучше, чем прекратить какофонию вокруг меня.

— Народ, хорош! — рявкнул я, пытаясь переорать шум. Честно признаюсь, удалось мне это с трудом. Я раза три крикнул, чтобы они угомонились, пока все услышали. — Дело еще не закрыто. Так что радоваться нечему… — с этими словами я рванул по направлению к выходу из отдела. Перехватить Пирогову в отделе я уже не планировал, но надеялся, что ее возраст даст свое и я смогу нагнать ее на улице.

Так и случилось. Едва выбежав из отдела, я увидел Пирогову. Она сидела на скамеечке неподалеку от отдела. Там наши года два назад своими силами пытались сделать маленькое место отдыха, но не очень у них это получилось. Дело, полное энтузиазма, но лишенное финансирования, закончилось, едва начавшись. Теперь пару скамеек и клумбу между ними, что успели поставить, чаще всего использовали как летнюю курилку.

— Индира Анатольевна, что же вы так спешно покинули нас? — спросил я, подходя к ней.

— Чего тебе, неслух? Уже опозорил старушку, еще поглумиться хочешь? — ответила она мне скорбным голосом.

— Ну почему же… Только мы ведь, Индира Анатольевна, еще не закончили.

— Ну я так и сказала. Еще поиздеваться надо мной пришел…

— Нет, как бы этого мне не хотелось, — усмехнулся я. — Несмотря на то, что вы порядком потрепали мне нервы и видеть вас у меня нет никакого желания, но все-таки мне придется вас попросить вернуть в отдел, в мой кабинет.

— Зачем? — усталым тоном спросила Пирогова.

— Повторно проведем ваш допрос, — увидев, что Пирогова с возмущением вздохнула, я быстро продолжил: — Ну, вы же хотите, чтобы все закончилось? Дамоклов меч все еще над вами, но я знаю, как его убрать.

— Какой еще Дамоклов меч?

— Лжедонос, Индира Анатольевна. Его никто не отменял. Но сейчас мы с вами пойдем в мой кабинет и там проведем ваш допрос, где вы подтвердите, что вписали все, кроме ведра, будучи уверены, что их у вас действительно украли. Но после нашли их в своем сарае. О чем и пришли сообщить. Таким вот способом мы с вас снимем подозрения о лжедоносе. Понимаете?

— Теперь понимаю. Ладно, пойдемте, — Пирогова поднялась со скамейки и пошла обратно к отделу.

Допрос потерпевшей Пироговой прошел тихо. Она спокойно подтвердила — устно и письменно — что я попросил и потом подписалась там, где я сказал.

Вообще, это немного напрягало. За месяц, что я был знаком с Индирой Анатольевной я настолько привык, что эта женщина не просто полна энергией через край, но одновременно может сеять смуту, хаос и безумие вокруг себя воистину в промышленных масштабах, что ее покорность пугала. Словно затишье перед бурей. Даже то, что она вписала многострадальное ведро в список того, что якобы было украдено у нее, но потом ей же и найдено на ее участке… Вот было у меня чувство, что скоро нам эта история с ведром аукнется. Только как, я пока не знал и буду честен, не хотел этого знать. Потому что, если Пирогова еще раз появится на пороге нашего отдела, я уволюсь в тот же час.

Наконец Пирогова ушла, также тихо и покорно, как она вела себя у меня в кабинет. Я ожидал фанфар, криков “Ура!”, раздающихся из коридора, но ничего такого не случилось. В полной тишине, неожиданно воцарившейся в нашем отделе — что само по себе великая неожиданность и аномалия, доложу я вам — я выписал постановление об отказе в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием события преступления.

Если кто не понимает, почему так, то могу объяснить. Все очень просто. Смотрите сами. Потерпевшая, точнее Пирогова Индира Анатольевна заявляет о краже у нее драгоценного ведра, но после находит его вместе с другим садовым инвентарем у себя на участке. То есть, попросту говоря, она сама забыла, куда ведро положила, о чем после решила прийти сообщить. Таким образом, как такового, кражи ведра не было. То есть нет события преступления. О чем я, как следователь пишу постановление и позже его передаю и заявителю, то есть Пироговой, и прокурору. И все, дело закрыто. Конечно, решение от отказе могут обжаловать, но не думаю, что Пирогова это захочет сделать. Хотя, как знать, как знать. От Пироговой всего можно было ожидать.

Конечно, я понимаю, что то, что я рассказал об отказе в возбуждении уголовного дела из-за отсутствия события преступления, применительно к делу о ведре Пироговой шито белыми нитками. Но есть бумага, что подтверждает то, что ничего у Пироговой не было украдено и сама Пирогова эту бумаженцию написала. А это значит, что все хорошо. Даже отлично.

Закончив печатать постановление, я все-таки решил выяснить, с чего бы у нас в отделе вдруг так стало тихо. Честно признаться, я и не думал, что увижу, когда выйду из кабинета. Просто потому что никогда такого еще не видел.

Представьте себе пустые коридоры и кабинеты отдела полиции. Сложно, не так ли? А это потому, что не бывает такого. В отделе полиции, любом, не только в нашем, всегда царит жизнь. Во всех ее проявлениях. Барабанят в стены и двери КПЗ водворенные туда граждане; орет в телефон или, что чаще, храпит себе, уткнувшись носом в стол, дежурный; что-то кричат или ворчат под нос вечно недовольные заявители; сотрудники бегают из кабинета в кабинет — кто с чайником и кружками, а кто с бумагами, порой мелькнет кто-то с запрещенкой, то есть алкоголем. Жизнь кипит в отделах полиции. Не бывает такого, что в них пусто и тихо. Встретите такой отдел — бегите оттуда, не дай бог встретитесь с призраком Вечного дежурного.

Скажу честно, отдел полиции №3 города Новогорск я знал, как свои пять пальцев. Это немудрено, когда едва ли не живешь в этом отделе практически с младенческого возраста и помнишь, что он, отдел, когда-то звался отделом милиции №2. Да, вот так. Я работаю здесь месяц, но сам отдел знаю с незапамятных времен. Правда, после ранения отца и его ухода на пенсию я здесь больше не появлялся до того момента, пока не стал сам полицейским. Но я никогда не видел наш отдел таким.

Я искал живых. После третьего кабинета уже искал хотя бы мертвых. Тишина давила, главная входная дверь оказалась запертой, все вокруг все больше и больше напоминало какой-то дешевый хоррор…

Только в Щукинский кабинет я не осмелился заглянуть. Найти его живым, чтобы выслушать очередную отповедь, или мертвым, чтобы было нельзя потом сплясать на его могиле… Брр, нафиг надо!

Спустя минут десять поисков я уже был немного напуган, но тщетно продолжал искать. И все-таки нашел. Весь наш доблестный отдел полиции в полном составе знаете, где оказался? В кабинете Федотыча. Они смотрели кино! Про меня, Пирогову и Федотыча. С едкими комментариями от Щукина о моей некомпетентности и зелености; восторгами отдела по выступлению Федотыча; шушуканьем и хихиканьем, сопровождающими видеокадры с книгой в руках Федотыча от женской половины отдела…

А ведь Федотыч и правда обещал кино… Но почему мне так обидно? Что не позвали или что смеются надо мной и моим деревянным мельтешением перед начальником… Не знаю, но обидно почему-то было.

Я хотел тихонько закрыть дверь и уйти, но не успел — меня заметили. Кто-то резко схватил меня за шиворот и втащил в кабинет. Этим кто-то оказался Саня. Он радостно улыбнулся и завопил на весь кабинет, заставив на секунду всех оглохнуть:

— Наш герой! Смотрите, народ, Томин таки притопал посмотреть на свой триумф! Слава ему! И попкорну!

Честно признаюсь, от его воплей мне захотелось тут же испариться или провалиться под землю, точнее, под пол. Я нисколько не стеснительный, но количество одобряющих или порицающих взглядов, направленных после восклицания Сани на меня в расчете на квадратный метр кабинета Федотыча немного напрягало. Ладно, сильно напрягало. Почему-то мне вдруг захотелось извиниться, но за что и почему — хрен его знает.

— Потише, Шиповалов. Попкорну ему захотелось, — усмехнулся Федотыч и я постарался как можно незаметней выдохнуть. Если Федотыч говорит таким тоном, то все творящееся здесь и сейчас, даже горлопанство Сани — это разрешено начальником.

— Что случилось, Паша? — спросил меня Федотыч.

— Да так, ничего особенного. Я постановление об отказе выписал. Нужно направлять его прокурору и заявительнице, то есть Пироговой.

— То есть, закрыл, так?

— Ну если она не обжалует, то — да, — пожал я плечами.

— Молодец, давай постановление, подпишу. Кстати, с превеликим удовольствием. — сказал Федотыч. — На пиво-то пригласишь? — неожиданно спросил он у меня.

— На какое пиво? — опешил я.

— Как, на какое? На светлое. Закрытое дело неужто не будешь обмывать? Тем более оно у тебя первое, из закрытых…

— А, это! — едва не треснул я себя по лбу. — Конечно, приходите. Но праздновать будем в усеченном составе! — пресек я сразу же восторженный рев, только-только зарождающийся в десятке глоток. — Ибо премию за закрытие дела, хоть и первого, никто мне не собирается давать. Так, Павел Федотович?

— Так, — развел руками Федотыча. — Вы слышали Пашу. Выпрашивайте у него приглашение на сабантуй. Но без членовредительства и перебора. Иначе накажу! — усмехнулся он и весь народ, радостно о чем-то переговариваясь и попутно хлопая мне по плечу, спине, голове и другим частям тела, потопал в сторону выхода из кабинета Федотыча.

Я остался в кабинете. Еще бы. Человеческое море прибило меня к стене, а десятки толчков, щипков и прочих выражений радости от успешно выполненной мной работе и предстоящей попойки заставило скрючиться и мысленно подсчитывать, сколько у меня костей не сломано.

В конечном итоге, когда народ схлынул, Федотыч увидел меня в скрюченном состоянии и от души посмеялся надо мной. А потом все-таки забрал у меня постановление от отказе в возбуждении уголовного дела и с удовольствием расписался в нем. Все, теперь дело Пироговой точно закрыто. Последняя подпись поставлена, теперь можно думать о праздновании. Как никак, но начальник прав — я закрыл свое первое дело в качестве следователя. Да, оно было бредовым, но оно было моим первым. Их будет еще много, но вряд ли я забуду, что начинал с ведра. Хоть и очень хочется.

Наконец, я выбрался от Федотыча и вновь направился к себе в кабинет. Попойка будет, это без вариантов, но вот рабочий день… он же практически только начался. Хоть и много чего уже произошло. А значит, надо работать.

И, первым делом, придя в свой кабинет, я позвонил Хватову и операм. Мог и зайти к ним лично, но я же следователь или кто? Понятно, что я пока недоследователь, но все-таки подразумевается, что именно я им даю поручения, а не бегаю за ними, как собачка.

Тема и к Хватову и к операм была одна, поэтому я не особо удивился, когда Хватов явился ко мне в кабинет вместе с одним из оперов. Правда, я был немало так обескуражен кое-чем другим. То есть кое-кем. А именно тем, кого начальник оперов, капитан Мурат Семенчук, направил ко мне. Серега Хронов. Старший лейтенант. Сын Клавдии Семеновны. И человек, про которого поговорка о том, что природа на детях гениев отдыхает.

Чтобы вы понимали, эпичность службы старшего лейтенанта Хронова такова, что нам, тогда еще курсантам, рассказывали о ней в Академии. Представляете? Вы наверняка не поняли. Хронов героем не является. Наоборот. Никогда я еще не слышал, чтобы с таким восторгом профессора рассказывали о простоватом и, чего уж греха таить, туповатом опере, по секундам разбирая его полную офигительного юмора и бреда жизнь. Не повезло пареньку, не досталось ему ума и хватки его матери.

Служба Сергея Хронова началась в том самом поселке, откуда родом небезызвестная гражданка Пирогова и ее ведро. Поселок этот на тот момент погряз в убийствах и грабежах — насколько помню, его тогда пытались прибрать к своим рукам две враждебные друг другу ОПГ. В тоже время начальство отдела тогда еще милиции сделало финт ушами. Вместо одного участкового туда направили целую бригаду оперов в количестве пяти штук. Из них мало-мальским опытом оперативной работы обладал только один. И это был не Хронов, конечно. Тогда он был еще младшим лейтенантом, как и трое других его сослуживцев. То есть тогда они еще были выпускниками Академии милиции. Свежесобранной оперативной группой руководил капитан Алехин. Сейчас он уже не служит. Есть на это причины. И о них сейчас я расскажу.

По большей части опера, командированные в раздираемый бандитской войной поселок, понимали, что им лучше всего не подставляться. Целее будешь. А потому сидели они в основном в том доме, который им предоставили под группу, и не рыпались особо. Занимались мелочью. Ждали, когда разборки поутихнут и ОПГшников можно будет взять тепленькими. Вот в такой ситуации с ними произошла нелепая и курьезная история.

Однажды утром к ним пришла одна из жительниц поселка с жалобой на мужа. Дескать, бухает по черной и бьет ее, добропорядочную и верную жену, без всякого повода с утра до ночи.

В общем, все банально и обыденно. Но заявление поступило — надо проверить. Сказано — сделано.

К дому заявительницы капитан Алехин пошел сам. Мог и поручить кому из своих пацанов зеленых, но скука — штука такая… Захотелось ему размяться.

И был встречен шквальным огнем. Мужик, на которого написала заявление верная жена, слегка очухавшись, смог сообразить, куда она делась из дома. Выхода у нее было два: или к маме, или к ментам. А тещу или товарищей милиционеров лучше встречать с оружием в руках. Именно так пояснил Алехину свое поведение после мучившийся с тяжелого похмелья мужик. Имя, кстати, этого мужика, история не сохранила, что очень жаль. Страна должна знать своих героев…

Переждав пару выстрелов, целуя придорожную пыль у забора, капитан Алехин проник в дом, который его встретил неожиданный тишиной. Мужика Алехин обнаружил у окна, он целился из ружья куда-то в небеса и без толку раз за разом нажимал на спусковые крючки. Алехину повезло. Мужик, будучи с бодуна, забыл перезарядить ружье. Вот так Алехин его и скрутил. Еще и слегка пробив по печени ради лечения и из-за испорченных казенных брюк.

Доставив буяна в отделение, где был оборудован обезьянник именно для таких вот случаев, Алехин сел за отчет. От которого его отвлекли молодые сослуживцы. На дворе бандитская война, а молодежи скучно… А что лучше всего глушит скуку и тоску? Естественно, водка…

Насколько я смог понять по рассказам отцам, так обычно заканчивался каждый рабочий вечер у любого опера практически по всей нашей стране. Хоть и смутные времена девяностых уже прошли, но муторно было в душах обычных ментов. Муторно и страшно. Как раз тогда приближалась реформа в милицейских рядах. А как известно, новая метла по-новому метет. Это мы, мое поколение, уже живем в те времена, когда полиция есть полиция и мало что изменится. Отчасти я милиционеров того времени понимаю. Но только отчасти. Пьянка в рабочее время — не есть хорошо…

В общем, мужика посадили в обезьянник, послали самого молодого, как раз Хронова, за закуской и огненной водой и сели гулять. Ничего необычного. К слову, мужику тоже налили…

А вот дальше… Дальше все переходит в разряд сказок, легенд и мифов, которые благодаря одному излишне болтливому особисту стали фактом.

Проснувшись на следующее утро, товарищи опера обнаружили, что пропал сейф со всеми документами и оружием. Случай, честно сказать, вопиющий. В основном о безалаберности доблестной оперативной группы капитана Алехина и наглости тех, кто это сотворил.

Понимая, что произошедшим ославит и себя, и остальных сослуживцев, Алехин, приняв на грудь еще пятьдесят грамм, решил обойтись своими силами.

Все еще немного серенькие после вчерашних обильных излияний опера нашли пропажу довольно скоро. Всего спустя полчаса сейф был обнаружен неподалеку от небольшого болота на заднем дворе дома, где квартировалась оперативная группа. Только сейф был пуст. А большая часть документов, что ранее в нем хранилась, плавала на середине болота и была недосягаема…

Безуспешно побегав по берегу болота и поблажив о несправедливости в небеса, Алехин решил возвратиться в отделение и допросить все еще сидевшего в обезьяннике мужика. Быть может, он что-то видел или слышал. Хотя сивухой утром от мужика несло похлеще, чем от всей оперативной группы разом. Но, вернувшись в дом, группа обнаружила кое-что неприятное. То есть кое-кого. Их ждал начальник отдела собственной безопасности вместе с двумя своими подчиненными.

Откуда они взялись — вопрос довольно простой, и ответ вам наверняка известен. Некто позвонил особистам и доложил о происшествии: то есть о гуляньях оперативной группы и кражи сейфа у них из-под носа.

Расследование особисты провели довольно споро, оперативники не стали мучиться и быстро покаялись. После чего руководством отдела милиции округа Солнечный было принято решение о расформировании оперативной группы на территории поселка. Далее больше. По собственному желанию уволился Алехин, еще трое оперативников из его команды не прошли аттестации в полицию. Остался лишь Хронов. И то, скорее всего, благодаря поручительству Клавдии Семеновны, в прошлом воистину великой оперативницы, которая даже помнила молоденького участкового Федотыча, только пришедшего на службу в отдел.

Но история на этом не закончилась. У одного из особистов, как я уже говорил, оказался длинный язык. Он под щедро предложенное, наверное, всем отделом милиции вскладчину пивко рассекретил ту часть расследования, о которой знали только они.

Оперативники, обвиняемые в халатности, понесли свое наказание. Но они не знали, кого должны благодарить в произошедшем. А вот особисты смогли найти преступника. Им оказался… тот самый мужичок, что был посажен капитаном Алехиным в обезьянник.

Дождавшись, когда товарищи милиционеры упьются вусмерть, уже немного очухавшийся мужик без труда покинул свою клетку, благо, что по профессии он был слесарем, и слесарем по признанию соседей прекрасным, и приступил к действиям. Вначале он, по собственному признанию, принял на грудь. А потом преспокойно вынес сейф с документами на задний двор, где его вскрыл. Судя по всему, он хотел уничтожить материалы по собственному делу, но потом зачем-то решил облагодетельствовать всех, как он считал, невинно пострадавших от милицейского произвола. То, что в сейфе хранились и документы на некоторых особо опасных уголовников, состоящих в ОПГ, что никак не могли поделить родной поселок этого мужика, было ему пофигу. Мужик раскидал дела по всему болоту, разрядил туда же пистолеты, хранившиеся все в том же сейфе, а потом преспокойно вернулся в отделение, где, прихватив с собой початую бутылку водки, закрыл сам себя в обезьяннике.

Рассказал мужик эту историю особистам не потому, что был подвержен особо жестоким допросам, нет, ему просто хотелось славы. И он ее получил сполна. История эта теперь передается из поколения в поколение. Многие ее считают за сказку, но познакомившись с одним из ее героев — Сергеем Хроновым, — понимают, что она действительно имела место быть.

Что удивительно, Сергей Хронов хоть и сам наверняка понимает, что эта история его ославила на все времена, но с удовольствием ее рассказывает любому желающему. Вообще, Хронов славный парень. Да других в нашем отделе и не водится. Да только это никак не поможет стать Хронову капитаном. Как он умудрился до старшего лейтенанта дослужиться и не вылететь из полиции, никто и не может предположить. Некоторые грешат на суровую руку Клавдии Семеновны, но лишь немногие знают, что старлеем стал Хронов после того, как честно это звание заслужил. Простоватый парень умудрился сделать то, на что не каждый решится. Хронов побывал в командировке на Северном Кавказе. Как, почему, зачем — никто не знал. Но он вернулся оттуда с новенькими погонами, Орденом Мужества и, что самое главное, прежним веселым и слегка простоватым парнем.

Вот такая история Хронова. В чем-то грустная, хоть и смешная, а в чем-то даже слегка жуткая, как по мне. Правда, я один из немногих, кто уважает Хронова. Но не в этом суть. Тут она для каждого своя…

Только вот не Хронов мне нужен был. А сам Семенчук. Кто как не начальник сможет донести мысль до своих о том, что поручение молодого следователя Томина нужно выполнить еще вчера? Правильно, никто. А посылать ко мне самого безалаберного из оперов — это немного смахивает на неуважение.

— Что у тебя на этот раз, Паша? — спросил Хватов, присаживаясь на стул напротив моего стола. — Теперь грабли будем искать? Или еще что поинтереснее?

— Ну, тут как посмотреть, — усмехнулся я. — Мне надо, чтобы вы нашли палку.

— Паша, извини, но тебе моча в голову ударила? — серьезным тоном спросил Хватов. Хронов молчал, ему было все равно, что и кого искать — лишь бы польза была. Или ему было пофиг.

— Если бы. Но мне и правда нужна палка. Та самая, что была в руках Катенко, когда он грабил магазин. А еще мне нужна здесь продавщица.

— Какая нафиг продавщица? — вылупился на меня Хватов.

— Да вот такая. Та самая продавщица, потерпевшая, что внезапно не опознала Катенко.

— Саша, что ли? — внезапно подал голос Хронов. — Так она в магазине сейчас, ее смена.

— О, как. Не буду уточнять, откуда у тебя инфа, но попрошу тебя, Сергей сходить к ней и пригласить на беседу. Хорошо?

— Да без проблем. Но она сегодня точно не сможет!

— Сегодня не сможет, завтра придет. Я тут каждый день с девяти до шести, — усмехнулся я.

— Хрен с ней, с продавщицей! — воскликнул Хватов, жестом тормозя Хронова, который наверняка хотел возмутиться по поводу хрена продавщицы Саши. — Ты мне объясни, — продолжил говорить Андрей, — на кой тебе палка? Ты же понимаешь, что мы их тебе столько натащим, что весь отдел можно будет ими завалить?

— А ты не понял, Андрюха? Мне не просто палка нужна. Та, что мне нужна, похожа на ружье. Скорее всего, какой-то папа вырезал своему мальчику из доски ружье, тот им поиграл и выбросил или забыл. А Катенко поднял. И им он угрожал продавщице, им он ударил нашего.

— Ты разве не можешь дать Катенко пятнадцать суток и успокоиться? — усмехнулся Хватов. Он и сам понимал, что не могу я такого сделать. Все-таки побольше моего служит.

— Не могу. По пупсам уже дело в комитете.

— По каким еще пупсам? — опешил Андрей.

— Это я так ППС-ников называю, — поморщился я.

— Надо запомнить, — заржал Хватов, но быстро успокоился. — Ладно, Паша, дам я Зернову установку, поищет он твою палку. Как обычно, нужно еще вчера?

— Позавчера. Серега, — повернулся я к Хронову. — к тебе та же просьба. Поищи, а?

— Без проблем, — почесал затылок Сергей.

— Ну вот и ладушки. Можете идти, — но не успели они повернуться к двери, как я кое-что вспомнил: — Кстати, попойка сегодня в “Тихой гавани”. Приглашаю. Обоих. А успеете палку эту чертову найти, налью вам лично по литровой кружке. Договорились?

— Вот это другой разговор! — воскликнули Хватов с Хронов в голос, переглянулись, засмеялись и вышли из моего кабинета. А я, устало вздохнув, протянул руку к телефону.

— Наташа, — произнес я в трубку. — В “Тихую гавань” пойдешь?

— Пойду, если зовешь. Это свидание или попойка?

— Знаешь, лучше бы первое, — усмехнулся я. — Какие у нас улики есть по Катенко? — я их знал, но почему бы не спросить, чтобы просто о чем-то поговорить.

— По Катенко? Отпечатки его пальцев с тары, где хранились флаконы с тройным одеколоном. Капелька его крови на осколках тех флаконов. Но основного доказательства — оружия, которым произведено нападение — нет. И потому факт нападения на пупса, — Наташа прекрасно знала о том, как я называю сотрудников патрульно-постовой службы и с удовольствием использовала тоже слово, — пока не доказать. Конечно, этим занимаемся не мы, но оружие мы обязаны найти. Потому что без него нам не доказать разбой, совершенный Катенко…

Мы поговорили с Наташей еще немного, до того момента, пока в кабинет не вошел Саня, а потом я занялся работой. Зачитал до дыр дело Катенко, признав и про себя и вслух, что без этой дебильной палки ни хрена я не докажу. После еще раз просмотрел дело Сыкина, позвонил Насте и просто потребовал от нее, едва не срываясь на маты и рычание, чтобы она передавала материалы дела в суд. Наша работа по этому делу была закончена. Нам больше не с чем было работать.

Дальше началась работа с заявителями. Большую часть их принимал Саня, я всего лишь смотрел, изредка внося свой вклад в дело при помощи реплик, которые казались мне или смешными или устрашающими. У Сани дел в производстве неизмеримо больше, чем у меня, но так, наверное, и должно быть. Хотя я думал, что меня сразу же бросят на амбразуру вперед голой жопой…

Вот так, медленно, потихоньку подкрался вечер. И началось светопреставление! То есть попойка в честь моего первого дела.

Все попойки нашего отдела проходят в баре “Тихая гавань”. Во-первых, он недалеко, всегда можно унести павшего в бою с алкоголем товарища. Во-вторых, там спокойно, не нарвешься на идиотов, решившего по пьяни помериться с тобой гонором и силой. Наверное, это потому, что все знают, там, в баре, полиция гуляет. Ну к чему беспокоить этих ребят, не так ли?

В общем, началась у нас попойка. Которую я запомнил урывками. Кажется, я обнимался с кем-то, целовался тоже, получил пощечину за тот поцелуй и сразу же поцелуй за пощечину. Помню танцующего на столе Саню… И я там плясал, кажется…

Короче, напились мы знатно. Точнее, нажрались. Как кони педальные. А не как доблестные сотрудники правоохранительных органов.

Последнее мое воспоминание — сажусь за чем-то в такси, называю адрес и все...