Вакуум (джен)

В какой-то момент она думает, что это уже чересчур. Мысль вырывает её из очередного кошмара, и она не успевает и вскрикнуть, когда видит над собой знакомый потолок и светлые стены своей спальни. Думает, что мебель здесь слишком простая. Может, стоит украсить. Вздрагивает и приходит в себя.

Серёжа с утра ушёл, а она бродит по квартире, словно очнувшаяся после комы неприкаянная душа. Смотрит. Она не замечала, что здесь так удобно расположены помещения. У дверей ручки чуть поскрипывают. Зеркало в прихожей не чищено. Окна грязные. В холодильнике какая-то еда, но брат не учился готовить, там совсем простое. Аня мотает головой, как будто у неё в ушах вода. Тело звенит, она дрожит, но идёт обратно к себе, одевается, берёт впервые ключи от квартиры, запирает за собой дверь и шагает в ближайший магазин. Закупается продуктами, возвращается. Тянется за кухонным ножом и берёт его растерянно: а что она делать-то собралась?

Она впервые смотрит на календарь и ужасается. Она столько времени провела в полной отстранённости, замкнувшись, закрывшись, сломавшись… Жар приливает к щекам. Если бы не брат, она бы завяла, как и мамины цветы. Ох. Родителей… их ведь больше нет. Аня вздрагивает, кусает себя за запястье, чтобы не завыть, но всё равно воет, падает на колени — впервые плачет о том, что полностью понимает. Она рыдает и бьётся в истерике, а потом накатившая паника отступает.

Что же она натворила? Что же она творит? Она бросила его! Она бросила брата в тот момент, когда он по-настоящему в ней нуждался! Просто оставила одного разбираться со всеми трудностями, исчезла, когда была необходима, когда они должны были держаться вместе — она просто, просто…

Думала только о себе.

Аня задыхается. Бросается в прихожую, когда слышит поворачивающийся в замке ключ. Серёжа заходит — в куртке, на улице уже холодно, сильно похудевший всего за пару недель её забвения — растерянным взглядом обводит прихожую.

— Супом пахнет… — успевает заметить он, прежде чем Аня врезается ему в живот, не сдерживая новых рыданий.

— Прости, прости, прости меня!

Она себе этого никогда не простит. Но Серёжа изумлённо гладит её по голове, обнимает, наклоняясь, и она чувствует, словно он улыбнулся, по-настоящему улыбнулся — с тех пор, как всё произошло, он улыбается вновь, и от этого плач становится только громче, чувство вины — ярче. Аня сгорает со стыда и от ненависти к своей слабости, но вжимается в брата и повторяет себе опять и опять, что больше такого не допустит. Она будет сильнее. Она будет держаться. Она отдаст всё, что нужно, если этого хватит, чтобы искупить её грех.

Аня будет заниматься домашними делами. Будет учиться. Будет вести себя так, чтобы больше ему не приходилось тащить этот груз одному. Она будет ему опорой и другом. Она будет ему сестрой. Она теперь просто обязана, ведь они — всё, что есть друг у друга. Аня молит о прощении, но уже знает, что ей делать. И потому путь неожиданно становится светлее.

Даже если потерю пережить невозможно, они хотя бы постараются. И — она теперь уверена — она сделает всё, чтобы у брата это получилось.

Насчёт себя она давно уже не питает никаких надежд.