Повелитель четырёх стихий  (джен)

В обезлюдевшем Большом Зале, за громадным и совершенно пустым столом, недалеко от тускло мерцавшего в темноте очага, сидели двое. Оба — мужчины лет тридцати пяти на вид.

Первый был крупным блондином, под рогатым шлемом (традиционным для их народа, правда, неизвестно откуда и как взялась сия традиция) которого скрывалась проклёвывающаяся лысина. Густые его брови уже давно срослись в одну, придавая видимой грозности добродушному, в общем-то, человеку. Опять-таки, характерной для их народа бороды у него не было, зато, вместо неё длинные, заплетённые в косы пешечного цвета усы сразу бросались в глаза тем, кто видел этого человека. Ну, или сразу после отсутствующих левой руки и правой ноги, заменённых протезами.

Голубые глаза мужчины внимательно и чуть печально (пусть это и было бы заметно лишь стороннему наблюдателю) смотрели на его собеседника.

А им был такой же рослый, крупный мужчина, рыжие волосы и борода которого всё также были заплетены в косы. Его серо-зелёные глаза смотрели в сторону очага, и во взгляде этом была невероятная усталость напополам с чем-то страшным, похожим на блеск стали на неровном крае переломившегося лезвия меча.

Наверное, внутри его, в душе этого человека, уже много лет назад что-то точно также переломилось раз и навсегда. По крайней мере так был уверен первый из сидевших.

А были это кузнец Олуха, Плевака, и его лучший друг, правитель острова Стоик Обширный.

Они нередко так беседовали в юности, но годы спустя подобные вечера становились всё реже, пока не сошли на нет. И вот снова вождь за закрытыми дверями жаловался своему другу на всё подряд, не без причины уверенный в том, что его не осмеют за слабость.

— Плевака, вот одно я не понимаю — почему у всех дети как дети, и только мой… выделяется. Хотя, то, что он не является магом, точно убережёт мальчишку от судьбы его матери. Хоть какое-то утешение от его слабости… — бубнил тихо Стоик, но в оглушительной тишине, разбиваемой лишь треском палений в очаге, это было прекрасно слышно. — Если бы ты нал, как это невыносимо — если раньше, когда был совсем крохой, он хотя бы с ненавистью смотрел, а теперь не глядит вовсе, словно нет меня. И ведь во всём я сам виноват.

Правда, в этот вечер кузнец, в отличие от обычного, ушёл в собственные мысли, впрочем, умудряясь при этом вставлять ответы, когда им было положено быть произнесёнными.

Удивительный талант.

Благо, что увлёкшийся своим монолога Стоик не замечал настроения друга или его невнимательности.

— Трудно поспорить, — послышались слова со стороны кузнеца.

Потому что да, Веа всех заберите, Хеддок сам был виноват во все своих бедах, и как бы мужчина не хотел оправдать своего друга, он прекрасно понимал — не получится. На правду не стоило обижаться, это все знали. А вождь их народа любил вот так, порою, показательно упиваться своими страданиями, словно бы это могло снять вину за его безответственное отношение к сыну.

Он мог быть хоть тысячу раз прекрасным правителем Олуха, хоть самым лучшим в истории острова, более великим, чем сам Хемиш, но отцом он был отвратительным.

По крайней мере, Плевака считал именно так, и не на пустом месте. И не трудно понять — почему.

Самое смешное (хотя в таких ситуациях плакать пристало, а не смеяться), что Стоик точно так же не ладил со своим собственным отцом, который хотел вырастить идеального наследника, совсем забыв о том, что неплохо бы видеть в ребёнке ещё и собственную кровь, а не только лишь будущее острова.

— Всё, что мне по-настоящему дорого, покидает меня, если я показываю то, насколько привязан к этим людям. Я ведь думал, если отдалиться от него, всегда держать на расстоянии, то можно будет его уберечь… — продолжал

— Глупая затея, — прокомментировал это Плевака, вздохнув, но так и оставшись неуслышанным.

И так всегда.

— И так всегда! — вторя его мыслям, послышались слова. — Я стараюсь жить дальше, я стараюсь что-то исправить или предотвратить, но чтобы я не делал — всё становится только хуже и хуже!..

— Ну, в этом вы с сыном похожи.

— Он даже постоять за себя не может, его же выпускать в люди нельзя — пропадёт…

— Ну так пусть учится обращаться с оружием, — рявкнул, не выдержав, кузнец, ибо бессмысленный поток жалоб, за которым не последуют хоть какие-то реальные действия, ему порядком надоел. — И среди простых людей бывали особые мастера. А у сына твоего — острый ум, неимоверная смекалка и невиданная хитрость. Просто ему скучно показывать это. И ему стало всё равно — переборщил ты со своим желанием огородить его от себя. Он уже никогда не будет хотеть кому-то что-то доказать. То, на что он способен, он прекрасно знает, а демонстрировать это не любит — его сила в том, что его считают слабым.

На удивление, Стоик совершенно не разозлился на то, что его перебили и даже очень внимательно выслушал всё, что сказал его друг. Казалось, это даже достигло своей цели.

Да неужели!

— Хочешь сказать… Иккингу стоит учиться драться? — прошептал он ошарашенно, словно бы ему действительно никогда прежде не приходила эта мысль.

Впрочем, так и было, наверняка.

Вот любил Стоик мыслить настолько масштабно, что мелкие, но очень важные детали от него ускользали, как и простые, совершенно очевидные для простого человека решения его проблем.

— Лишним не будет, — согласился, обрадованный тем, что его в кои-то веки услышали, Плевака. — Ему не быть великим воином, это ты и сам понимаешь. Но защищаться он должен уметь, не только великолепно прятаться или морочить головы противникам.

Хеддок отстранённо стал отбивать ногтем по доскам стола странный ритм, что означало — он задумался.

И вдруг — мягко, тепло улыбнулся.

И даже словно помолодел лет на пять, выглядя на свой собственный возраст, а не на сорокалетнего, уже почти согнувшегося под тяжестью бремени власти человека.

— А кузнец какой из него? — спросил он внезапно, словно бы действительно заинтересовался своим сыном, его успехами.

Словно бы действительно признал, что они в принципе возможны.

— Лет через пять могу вообще от дел отходить, — заявил Плевака, гордо распрямившись, ведь это была чистая правда — его подмастерье был уже практически мастером, и это в неполные тринадцать лет! — У мальчика талант, Стоик. Может магии у него нет, но он чувствует металл. Железо есть очищенная земля, и, может, этим он пошёл в тебя… Хотя бы в такой форме.

Стоик продолжал улыбаться.

Он словно бы не ожидал того, что Иккинга в принципе мог кто-то хвалить, а тут ещё такая тяжёлая, и, что самое главное, важная работа давалась его сыну не сказать, чтобы очень легко, но на уровне.

Конечно, не сказал Плевака о том, что собирался взять ещё двоих-троих подмастерий, коли Стоик согласится отдать мальчика на обучение — с работой, которую для кузнеца выполнял один Иккинг другому мальчишке в одиночку точно не справиться.

Да и надо готовить себе смену, и не в единичном экземпляре — мало ли, что произойдёт… Жизнь, она такая. Непредсказуемая.

То, что несмотря на свои таланты в этом деле, Иккингу не быть простым кузнецом, для Плеваки было совершенно очевидно. Он-то видел всё, и многое понимал.

А уж если мальчик научится защищаться (и нападать!), то цены ему не будет…

— Это радует… Как думаешь, кого в учителя Иккингу приставить? — начал размышлять Стоик, и это особенно порадовало кузнеца — это значило, что вождь всерьёз взялся за этот вопрос. — Ведь приказу перечить не станут, но, сам понимаешь, справится далеко не каждый.

— Тут, друг мой, дело совершенно в другом, — с жаром заявил Плевака, видя некоторую растерянность друга. — Здесь нужен человек, который точно выдержит бесконечные потоки сарказма, которым в качестве защитной реакции твой сын будет поливать всех и каждого. И своего учителя — в первую очередь.

— И кто-то его комплекции… — подхватил Стоик, всё больше воодушевляясь. -Чтобы было понимание правильной техники.

Серо-зелёные глаза загорелись.

Плевака победно улыбался — он точно сумеет выбить лучшее будущее для своего юного друга.

— Вот! Уже мысли по делу. А ещё — это не должен быть маг огня, — заметил он, наблюдая за реакцией Стоика, в чьих глазах мелькнула знакомая по взгляду его сыну злая тень. — Их Иккинг не переваривает ещё с пелёнок.

И, вдруг, воодушевление пропало, сменившись странным разочарованием, с ноткой обиды даже, и это было совершенно непонятно Плеваки.

Что такое?

— Ну и где мы найдём такого…? — вздохнул Стоик. — Это же просто недостижимый идеал какой-то — чтобы и роста невысокого, и стройный, как ясень, и в тех же мечах — мастер. Ещё и терпеливый. И умеющий учить. Так не бывает, Плевака.

У мужчины глаза на лоб полезли.

Вот так вождь! Всех своих людей не упомнит! И уж тем более тех, кто стал частью их гордого народа совсем недавно, коих стоило бы не выпускать из виду пару лет, а не пару недель.

— Отчего же не бывает? А Мастер Армис кто по-твоему? — подсказал недогадливому другу кузнец, напоминая о приглянувшемся в учителя его юному подмастерье человеке. — Тот, который уж несколько месяцев живёт на Олухе.

— Чужеземец?

— Он, — согласился мужчина. — Ведь этот человек — не маг. Как и Иккинг. И при этом — уважаемый за свои умения боец и, в принципе, идеальная кандидатура в учителя для твоего сына. Да и жена его тоже хороша…

— Хм… — задумчиво протянул Стоик. — Почему бы и нет. Терять уж нечего.

Вдруг Плевака вскинулся, словно мысль новая пришла ему в голову, или вспомнил он что.

— А ведь нас ребят-не-магов много, на самом деле! — заявил он, и в загоревшихся азартом голубых глазах друга Стоик увидел что-то странное. — Группу в двадцать-тридцать учеников мы легко наберём, если захотим. И среди них Иккинг точно будет далеко не самым слабым.

Мысль о том, что среди кого-то его сын мог быть лучшим явно пришлась по вкусу вождю.

Ну, а уж о том, что поглощать и усваивать знания Иккинг умел и любил, что самое главное, ему было давно известно — мальчик чуть ли не поселился в библиотеке острова.

— А почему тогда лишённые магии дети мне раньше на глаза не попадались…? — нахмурился мужчина, наконец найдя в их идее-плане то, что его так смущало, и доселе не могло быть объяснено. У него часто так бывало — что-то не нравилось ему в, казалось бы, идеальной задумке, но что же именно — сформулировать или хотя бы понять он часто не мог.

Плевака же не растерялся, глядя на друга даже чуть снисходительно. Словно на ребёнка, ляпнувшего какую-то глупость. Но не от собственной бестолковости, а так, по незнанию. И потому в таких случаях ребёнок получал не подзатылок, а такую вот улыбку и пояснение.

— Наверное, потому что их нет среди отпрысков знати Олуха — это, в основном, ребятишки крестьян, — со смешком ответил Плевака. — Их разве всех упомнишь.

Стоик долго молчал.

Действительно — слова были лишними, а укол — болезненным, но справедливым.

— Первый за историю Олуха по-настоящему умелый воин, не являющийся магом, действительно может стать учителем для тех, кто казался раньше бесполезными! — решительно подвёл итог вождь, разрезав голосом тишину.

— Именно.

— И эти дети смогут доказать, что и им по силам защищать свою родину! И они уже не будут обузой. Они смогут подняться, стать известными, а в дальнейшем — учить следующее поколение не-магов… — вновь всё больше и больше вдохновлялся их задумкой Стоик, пока не повернулся к другу, глядя на него мерцающими, как в такой далёкой юности, глазами. — Плевака! Где ты со своими идеями был раньше?!

— Раньше у нас не было этого чужеземца, — хмыкнул в ответ кузнец.

— Как вовремя он у нас оказался!

— Ага… Вовремя.

* * *

Страшное осознание того, кем же он являлся, откуда же взялись все его силы, такое простое и сломавшее тем все планы мальчика, его не сломило. Конечно, когда его, казалось бы, неправдоподобная теории изначально мнимо не подтвердилась, он тоже разочаровался — в своих способностях анализировать.

Но, когда всё поменялось, теория оказалась реальностью, Иккингу казалось, что небо рухнуло на него, оглушив. Нет, не небо, а страшные дальнейшие перспективы на него обрушились — полубезумные предположения ведь это одно, а подтверждение им — совсем другое.

Так или иначе, но этот удар судьбы Иккинг выдержит стойко, как и всегда — ну, подумаешь, обязанный всем и вся непонятно почему Аватар, какая тут паника?

Зачем тут паника?!

Он и не паниковал.

Он просто сжимал до треска зубы, и сдерживался, чтобы не закричать отчаянно и зло.

Он не хотел.

Иккинг не хотел этой силы. Не такой ценой. Он не хотел спасать этот мир, как бы он не любил его, ненавидя.

Он, в отличие от многих глупых идеалистов и романтиков, прекрасно понимал, что один человек в масштабах всей планеты ничего не решал, будь он хоть тысячу раз Аватаром.

Аватар, по сути, не более, чем символ.

Теперь, когда Империя Огня переломила хребет всем народам, ждать того, что многие поднимут головы, пойдут на верную смерть за смутные перспективы непонятного, неопределённого будущего, стоит их Знамени, их Символу поманить, как это было в былые времена, не приходилось. Слишком уж последний известный всем Аватар дискредитировал себя, оказавшись Леди Меа, женой того самого Магнуса Безжалостного.

(Он что — потомок своего собственного предыдущего перерождения?!)

Дыхательные техники — для обретения контроля над собственными бешено метавшимися мыслями и эмоциями.

Несколько глотков особого отвара из всегда носимой с собой фляжки — для успокоения слишком быстро (опасно быстро!) стучавшего сердца, которое, казалось, что-то острое пронзило.

Неприятные ощущения.

Так или иначе, взять себя в руки у Иккинга получилось достаточно быстро — быстрее, чем это было бы при аналогичных событиях пару лет назад.

А всё происходило там же — у берега озера, чья вода стала подтверждением самому прекрасному чуду и самому страшному кошмару в его жизни, всего лишь подавшись на встречу, подчинившись воле юноши, поманившего к себе энергию внутри.

Кстати! А тот незримый советчик всё так же ощущался неуловимой тенью на краю сознания.

И эта Тень наблюдала за всеми его метаниями, не пытаясь ни подойти, чтобы хоть как-то попытаться помочь, ни оставить его в одиночестве, чтобы позволить без свидетелей подумать и прейти в себя.

Наверное, оно и хорошо.

По крайней мере, понимание, что рядом находилось разумное создание, и заставляло его в кратчайшие сроки обуздать собственные чувства.

(Почему-то на конкретно это существо ему было не плевать. Интересно, почему…?)

— Выходи, — тихо, но жёстко сказал Иккинг, повернувшись в ту строну, откуда всё ещё ощущалось направленное чужое внимание. — Знакомиться будем. Раз уж с твоей стороны мне столько раз приходила помощь, неловко быть не представленными друг другу.

В ответ некоторое время была лишь тишина — насмешливая, удивлённая и словно бы заинтересованная. Словно бы неизвестный давал мальчику время передумать.

Напрасно!

— Выходи.

Энергия изменила направление своего течения, вновь ускорилась, разливая в воздухе, устремившись в сторону его советчика. Темнота там сгустилась, став плотнее… материальнее, что ли. Незнакомец, столько раз ему помогавший, незримо оберегавший столько лет, словно обретал физическую оболочку, как если бы Дух решил показаться смертному.

Но его собеседник (если его можно было так назвать…) духом, по крайней мере в полном понимании этого слова, не был — у него было бьющееся живое сердце, он дышал и кровь бегала по его телу. Всё это Иккинг ощущал, понимал… знал.

И вот, от теней высоких каменных склонов оврага отделился силуэт, сверля человека взглядом своих жутковатых умных, внимательных зелёных глаз.

Крылатый, чёрный драконий силуэт.

Иккинг, казалось, поперхнулся воздухом — вот уж кого он не ожидал здесь увидеть, так это дракона!

Настоящего, наверняка огнедышащего, не очень большего среднестатистических представителей этих существ, причудливого внешне, ибо обычно у Отцов Огня были гораздо более вытянутые, змеевидные тела.

Но в том, кем был его Тень, не было.

— Ну наконец-то… — раздался в голове Иккинга вновь тот немного шипящий голос, чей хозяин не отрывал своего взгляда от глаз мальчика. — А то мне уже давно хочется пообщаться с таким интересным человеком, а получалось пока только наблюдать со стороны.

— Кто ты? — прошептал мальчик, тоже оказавшийся не в силах разорвать зрительный контакт и, с удивлением ощутивший, что сила внутри дракона, и его собственная были до неприличия похожи, словно бы это была одна и та же энергия.

Фурия — пронеслось в голове.

— Твой Хранитель, юный Спаситель…  — ответил Тень.

* * *

На нижних ветвях высокого дерева сидела девочка лет семи, которой, по идее, точно не должно было быть в лесу, и уж тем более тут — недалеко от места, где она, Астрид, любила тренироваться в одиночку.

— Что, мелкая, слезть не можешь? — спросила девушка (ей ведь уже шестнадцать лет, она вполне могла себя так называть!), мрачно усмехаясь.

Конечно, ей было смешно, но она этого не показала — всё же, если задуматься, сама ситуация к смеху не располагала. В конце концов, никто не знал, как девочка оказалась здесь, и что, Веа всех сожри, произошло, а потому рано было делать поспешные выводы.

А девочка, рыжеволосая и сероглазая, лишь смотрела в ответ испуганно.

Она была вся растрёпанная, бледная-бледная, ветки и всякий мусор виднелись в её волосах, пыль — на местами порванном платьице (неудачно что ли пыталась залезть на это злополучное дерево?), и даже кровоточащие ссадины на руках и лице. Вопрос о том, что же здесь произошло, встал ещё острее. Особенно учитывая, что девочку Астрид нашла, когда шла домой из леса, а не пришла на зов о помощи.

— Ну?! — раздражённо шикнула девушка.

Ребёнок в ответ лишь сильнее сжался, под пристальным взглядом на все лады мысленно ругавшейся Хофферсон.

— Страшно, — донёсся до неё тихий дрожавший голосок.

И сама она вся дрожала.

Ну не умела Астрид обращаться с детьми — они боялись её ещё больше, чем собственных гневливых родителей, стараясь не связываться с ней. Мда. Успех, абсолютный успех!

Всё как она хотела, Вату!

— Ничего, я отведу тебя в домой, — улыбнулась девушка как можно дружелюбнее, надеясь этим успокоить безымянную пока девчонку, и, вроде как даже преуспела у этом, к собственному удивлению. — Спускайся давай. Всё закончилось.

— Хорошо… — прошептала она, ловко спустившись на землю.

Астрид быстро ещё раз её оглядела чтобы убедится, что ребёнок цел и невредим.

Было расслабившаяся девочка («Уна!» — вспомнила внезапно девушка её имя. — «Младшая дочка Эйлины, моей троюродной тётушки… Очередная сестра!») вновь сжалась, повела плечами зябко, и глянула так, словно саму Смерть перед собой доселе видела.

А может и так — после всех странностей их мира Астрид бы не удивилась такому варианту развития событий.

Чем он хуже других?

Вон, даже лишённые магии, ранее презираемые ребятишки, ныне тренировались с Мастером Армисом, и успехи их были очень и очень даже впечатляющими.

Даже у Иккинга.

Особенно у Иккинга!

Не то, чтобы девушка зациклилась на этом, но с тех пор, как четыре года назад чужеземец взялся учить сражаться детей, которые были обычными людьми, что-то в очередной раз изменилось в младшем Хеддоке, но, на этот раз, в положительную сторону — он стал неплохо общаться с подобными себе мальчишками и девчонками.

Хотя (она не следила за их тренировками, а просто мимо проходила!) юноша и неохотно шёл на контакт, и было ему, часто, до невозможности скучно с другими учениками, но он всё равно не отмахивался от них, помогая им по мере сил, чем завоёвывал их уважение и расположение.

Казалось бы, что не нравилось Астрид?

Она же сама сокрушалась — почему такой умный парнишка маялся бездельем и в равнодушии своём отгородился от мира? Почему не налаживал связи среди своих сверстников?

Нате! Получите, что хотели, юная Хофферсон! Парень мало того, что гонял ещё троих подмастерий кузнеца, у которого теперь появлялся намного реже, но и завоевал уважение Мастера Армиса, который ставил его в пример другим своим ученикам. И, естественно, хвалили сына вождя не на пустом месте и не за его происхождение.

Наверное, это была банальная зависть… Да, себе-то можно признаться — Астрид откровенно завидовала этим ребятам, которые могли тренироваться и учиться, не завидуя друг другу, не борясь за звание самого лучшего, а помогая друг другу, сплочаясь.

Такого никогда не дождаться среди магов. По крайней мере среди них, юных покорителей воды, конкуренция в рядах которых ощущалась особенно остро.

Говорят, через пару месяцев будут уже заниматься смешанные группы, а не разделённые по элементам (или без них вовсе), чтобы отрабатывать взаимодействие между друг другом в самых разнообразиях ситуациях…

— На меня напала какая-то странная тварь, похожая на волка, — вырвала девушку из размышлений Уна, наконец, собравшись с мыслями. — Я подумала спрятаться на дереве, волки и собаки же по ним лазить не умеют… А потом появился он… Он что-то говорил, я не запомнила, и тварь сбежала. Вот.

Астрид, сначала было ощутившая раздражение от того, что ей помешали думать, под конец короткого рассказа нахмурилась, глядя в глаза девочке, и со странным отчаянием понимая — она говорила правду.

Уна не врала, не придумывала, ей не примерещилось — это девушка почему-то ощущала отчётливо.

И потусторонний, непонятной природы страх окутал и её тоже.

— Что за мистика, — всё же решила уточнить она, пытаясь во всё разобраться, ведь, если это что-то по-настоящему серьёзное, то стоило сообщить кому-то из старших воинов или напрямую вождю. — Какая ещё тварь? И кто её прогнал?

— Тварь… Дух наверное. Как волк, только размером с быка и шерсть — чёрная, и глаза светились странно, — чуть не плача, пыталась объяснить подрагивающими своим голоском девочка, не находя, однако, подходящих слов, способных описать то, что ей довелось увидеть. — И жутью от него тянуло, словно ветер с гарью.

Астрид же в это время, потянув за собой девочку, вместе с ней быстро шагала в сторону выхода из леса, попутно вспоминая все те кнги, которые ей довлось прочитать, и где могли быть хоть сколько-то похожие ситуации.

Однако, ничего на ум не приходило.

Ну не любила Астрид читать! Она всегда предпочитала переходить к практике, пропуская теорию или постигая её урывками на тренировках.

— Действительно, дух, наверное, — согласилась она с очевидным, чтобы не выглядеть глупо перед Уной, ведь это было недопустимо для девушки из славной семьи Хофферсон. — Про него Готи рассказать надо. Но кто этот твой «он»?

На этом моменте рассказа девочки она решила заострить своё внимание, отвлекая его от предполагаемого духа.

Так или иначе, этот «он» — точно человек.

С людьми проще, с ними гарантированно можно найти общий, договориться.

Или — убить.

— Это просто… он, — тихо ответила Уна странным тоном, при этом чуть не споткнувшись, и оставшись на ногах лишь потому, что Астрид крепко держала её за руку. — Волосы как кора дерева, бледный, как молоко, и глазищи страшные! На кого-то похож, но я его вроде не видела — такую жуть не забудешь.

Интересное описание загадочного спасителя девочки, который, впрочем, не стал помогать ей спуститься с дерева, что тоже весьма показательно, и тоже могло быть косвенным таким указанием на человека, про которого рассказывала Уна.

Да, Астрид уже догадалась, кто же это такой недоблагордный.

— Значит, глаза страшные… — задумчиво протянула Хофферсон, глядя на девочку, и решила уточнить, на всякий случай, — зелёные?

— Да!

— Мой ровесник?

— Наверное… — ответила Уна, оглядывая Астрид так, словно впервые её видела. — Только худой он. И ведёт себя, как взрослый совсем, хотя тоже — мальчишка. Вроде…

— Понятно.

— Ты знаешь, кто это?

— Хеддок это, стало быть, — со злой улыбкой ответила девушка, предвкушая дальнейшую словесную расправу над Иккингом, который решил дело до конца не доводить. — Бывает в нём что-то такое… пугающее. Впрочем, он сторонится людей, не удивительно, что ты и лица его не знаешь.

Спаситель Уны сам ей всё расскажет, или… да сохранят его благие духи.

* * *

Когда внезапно оказалось, что Мие, его новоиспечённая супруга являлась Аватаром, когда она отправилась в великое путешествие, которое, одновременно с этим, было ещё и её обучением в искусстве повелевания всеми четырьмя стихиями, Магнус осознал, насколько же сумел насолить отцу.

Братья тоже стали относиться к нему ещё хуже, хотя внешне это выглядело абсолютно наоборот.

Против отсутствия Мие во дворце, в прямой досягаемости его отца и всех слуг, младший принц, недавно переставший быть таковым, на самом деле ничего не имел.

Да, за эти четыре года они как-то притёрлись друг к другу, смирились в неизбежным — в конце концов они оба знали, что рано или поздно родители заставят их заключить брак с тем или иным представителем огненной аристократии, и друг для друга они были далеко не самым худшим вариантом.

Они, конечно, не любили друг друга, но стать хорошими друзьями, назло всем, смогли — им ведь ещё много лет придётся провести бок о бок, до самой смерти одно из них.

Однако, без своей Леди Мие он, принц Магнус, чувствовал себя одиноко и невероятно уязвимо — со своей супругой ему было о чём поговорить, и она понимала его, и даже поддерживала его идеи, какими они не были бы абсурдными!

Она была единственным человеком, который знал о том, что он всё же являлся магом!

Магнус ей верил.

В конце концов, он прекрасно знал, что её преданность, со дня принесения взаимных клятв в Храме Огня, принадлежала ему одному, в противном случае её ждала бы смерть, будь она хоть тысячу раз Аватар.

А сейчас — некому было его утешить, он был совершенно один, и от этого было абсолютно невыносимо. Теперь, когда супруга его старшего брата родила сына, племянника Магнуса, принц стал ещё на ступеньку ниже в их Династии.

Неприятное ощущение.

Сидя в собственных покоях, отослав слуг подальше, ибо ему не хотелось, чтобы были свидетели момента его слабости, он долго сидел в темноте, молча вглядываясь в знакомые с детства стены цвета венозной крови, почти черные теперь, при лунном свете, потусторонне мерцавшие золотые узоры, бывшие везде, где только можно и нельзя.

(Ну не любил Магнус показное богатство и это распушение хвостов, раздражала его бессмысленная роскошь, которая, часто, не могла сочетаться с комфортом и уютом!)

В какой раз юноша заметил, как в темноте тени сгустились в одном углу, и оттуда было ощутимо направленное внимание, сказать нельзя было.

Это ощущение часто преследовало его теперь, после помолвки, а теперь и обручения с Меа, рядом с которой постоянно творилась всякая чертовщина, разумного объяснения которой найти было нельзя. Зато среди духов кандидатов на роль этого постоянного наблюдателя было не мало.

Но — всё не то.

— Что ты такое? — спросил принц строго, смело глядя в тёмный угол и обращаясь к темноте.

Конечно, в этот момент он ощущал себя немного помешавшимся параноиком, но лучше было перестараться, чем упустить что-то важное. Да и у многих духов часто нужно было напрямую спрашивать, что им было нужно от смертных

Считалось — духи никогда не врали, это было исключительно чертой живых.

— Очевидно, друг,  — неожиданно отозвалась тьма рокочущим голосом, принимая уже более ясные очертания.

У тьмы оказались черные крылья, хвост, и огромные зелёные глаза, которые, казалось, пронзали своим взглядом душу, выворачивали её наизнанку, чуть не потроша.

Страшные глаза.

Прекрасные глаза…

— Разве? Ты следил за мной, сколько я себя помню! — чуть сердито (чтобы не напугано!) произнёс в ответ Магнус. — Сомневаюсь, что это был просто дружеский пригляд за неразумным мальчишкой.

— А я сам ещё мальчишка. Для моего вида я ещё совсем ребёнок,  — ответили ему.

И тьма вышла на тусклый ленный свет.

И оказалась непонятным, в коей-то мере забавным, и совершенно не страшным существом, похожим на безумную помесь громадного чёрного кота и дракона.

Фурия — отозвалось что-то в нём, но что — неизвестно.

— Значит… Друг? — уточнил принц.

— Ага.

— И что ты здесь делаешь, друг?

— Ты чем-то опечален. Вот я и решил помочь тебе, если это возможно, — ответила Фурия доброжелательно, глядя на Магнуса неотрывно, и что-то гипнотическое было в этом взгляде.

— Вряд ли ты можешь исправить этот несправедливый мир, заставить зажравшихся чиновников пахать на благо народа и обезопасить прибрежные города от нападения распоясавшихся пиратов, — грустно усмехнулся Магнус, под конец фразы поджав губы. — Или хотя бы сделать меня Лордом Огня, чтобы я сам с этим разобрался!

Фурия смотрела на него со странным любопытством, по-птичьи наклонив голову и неотрывно слушая.

— Ты прав. Я это сделать не могу,  — ответило существо после недолгого молчания. Пусть Магнус рассчитывал, надо признаться, на другой ответ. С затаённой, робкой, такой хрупкой надеждой на хоть что-то…

— Вот, — слово, больше похожее на выдох, обожгло губы, казалось.

Больно.

Надежда на дракона-не-дракона, духа-не-духа разбилась, осколками своими впиваясь в его и так кровоточащее сердце.

— Но можешь сделать ты.

— Самому не смешно, друг?

— Отнюдь. У тебя жена — Аватар, большинство людей уже за тебя просто благодаря этому факту,  — заявила Фурия неожиданно спокойно, словно бы не понимала, что дарила ему одним своим присутствием. — Уничтожь преграды к власти, и эта власть станет тебе инструментом по достижению твоих целей. Ты это и сам понимаешь, Магнус.

— Передо мной стоят мой отец, два моих брата и племянник, коих в будущем станет ещё больше! — остервенело не позволял надежде вновь прорости в нём, ведь второй раз её гобели он просто не переживёт. — Я — последний в очереди на престол.

— Ну не скажи. Если ты докажешь, что сильнее братьев и отца, то их дети тебя не должны волновать… А для этого надо вызвать каждого из них на дуэль — а сил их победить у тебя хватит… И, если что, я что подскажу.

— Почему ты хочешь мне помочь?

— Потому что ты хочешь спасти этот мир.

* * *

— Ты всё же решился встретиться с ним…

— Ему исполнилось шестнадцать лет — по обычаю, в этот день и должно было произойти наше знакомство.

— Ты не имеешь права называться зверем-хранителем, друг мой. Сам понимаешь — ты разумный, а не страшное, но приручённое животное. Это всё равно, что сделать Хранителем Аватара другого человека.

— Какая разница, как это есть на самом деле? Люди не могут этого знать. Да и узнают о самом Аватаре не скоро, сама понимаешь. Пусть думают, что я — новый Зверь Хранитель. Никто не знает, что этого духа уже давно нет в этом мире — с громкой гибелью Аватара Мие он навсегда ушёл.

— По больному бьёшь.

— Зря ты так. Это не я, а ты не смогла выполнить свою главную задачу, теперь в пустую стараясь влиять на то, где твоей власти больше нет.

— Я смотрю, после знакомства с мальчиком ты осмелел… Что же раньше ты был столь учтив?

— Раньше за мной не стоял Аватар. Не потерявшаяся в мире огненной аристократии папенькина дочка, а свободный от цепей чужих предрассудков юноша.

— Тебе и Магнус нравился. Ты помнишь, чем это закончилось.

— Ты субъективна.

— А ты, судя по всему, безмерно глуп, если восхищаешься этим чудовищем!

— Которым из? Я тоже — чудовище, моя Госпожа. Я тоже — монстр. Просто со мной можно договориться. А дела Магнуса пусть и были ужасными, но, ты не можешь отрицать, — великими.

— Я начинаю сомневаться в тебе.

— Зря. Нет ничего страшнее сомнений. Они уничтожают дух и волю.

---

Примечания:

Запутали всех и вся, как я люблю.

Глава не отбечена, поэтому большая благодарность всем тем, кто отмечает ошибки и очепятки в ПБ! Вы просто чудо!

Сессия закончилась! Я на каникулах! Если смогу — новая глава завтра. А пока — пошла её писать...