Свобода (гет)

— Ты избегаешь меня? — голос Луны был немного надтреснутым, тихим и наполненным печалью. Она спрашивала, а это было тем, что она никогда не делала в обычной ситуации. — Если ты не хочешь общаться со мной, я пойму.

Луна прижимала к себе стопку учебников, которые почему-то носила отдельно от сумки. Может, так было, потому что Луна просто-напросто была странной. А может, потому что Гарри как-то спросил ее, почему от ее учебников пахнет жареным луком. Жареный лук в неограниченных количествах давно «жил» в сумке Луны. Девочка объясняла это тем, что он отпугивает мозгошмыгов от книг, в которых те любят селиться.

В этом ее жесте — в судорожно прижатых к груди книгах — было столько беспокойства, боли и неуверенности, что Гарри сию же секунду настигла совесть.

— Нет, Луна! Конечно, нет! — девочка чуть расслабилась после слов Гарри.

— Ты не любишь славу. Прости, я должна была понять.

— Зачем ты просишь прощения? Если кто виноват, то это я,— мальчик быстро поднялся на ноги и вышел из темной ниши, которая стала его прибежищем. Он подошел к Луне и, глядя ей в глаза, произнес:

— Ты замечательная, Луна. Просто замечательная, — Луна не отрывала от него взгляда. В ее бледно-голубых глазах застыло спокойное задумчивое выражение, будто маска, постоянная и непоколебимая, скрывающая любые чувства. Но Гарри понимал, чувствовал чем-то внутри, может, сердцем, что это ее спокойствие — ложь. Что ей, Луне, его единственной подруге больно, потому что она думала, что он отвергнет ее дружбу ради других, более привлекательных на ее взгляд, более интересных в качестве друзей. Глупенькая… Как же она не понимает? Она была нужна ему, та Луна, которую он знал. Она была нужна ему, как воздух, и без нее становилось вдруг тяжело дышать. Не потому что он в нее влюбился, нет, хотя, по его мнению, все к тому и шло, а потому что она приносила в его душу что-то, без чего он уже не мог жить, почувствовав единожды. Она принесла ему дружбу, чувство, что он кому-то нужен, чувство, что его ждут, где-то ждут. Что он не будет больше один в его чулане под лестницей, она, Луна, будет с ним, в его сердце, душе и разуме, просто потому, что Гарри будет точно знать, что она где-то есть. Потому, что она — его единственная и первая настоящая подруга — где-то есть. Она его понимает и ждет. И без этого чувства он уже не будет самим собой. Луна заставляла его жить дальше и впервые в жизни признаться себе, что он на что-то надеется, что он ради чего-то живет. Ради кого-то. Нет, он не считал себя таким вот несчастным, просто его жизнь была серой, она была скучной, и Гарри не умел ценить то, что у него было. Но он и не стремился изменить ее, подсознательно считая, что не получится. Просто-напросто не получится. Тогда зачем пытаться? Если все равно будет так, если все равно ничего не изменится? Глупец, — шептал внутренний голос, но Гарри ему не верил. Он вообще редко во что-то верил. Это было частью его души — недоверие и подозрительность, паранойя.

Его жизнь была серой, он сам сделал ее такой и жалел об этом, но не пытался изменить. Потому что не верил, что получится. А потом пришла Луна, и раз за разом она распахивала шторы и занавески в его серой и пыльной душе, будто библиотеке, в которой давно никто не был. Луна стала первой. И единственной.

— Ты самый замечательный человек, которого я знаю, Луна, и мне не нужен никто другой. У меня есть ты.

— Правда?

— Чистейшая, — улыбнулся мальчик.

— Спасибо, — прошептала Луна, будто удивляясь самой себе. Ее бледно-голубые глаза, казалось, сверкали, наполненные одной ей понятными чувствами. И Гарри, поддавшись порыву, крепко обнял ее. Не так, как обнимают любимых, нежно, будто пытаясь доказать этим объятьем свою любовь или показать ее, а так, будто если он не обнимет ее, случится конец Света.

— Обормоттер в Полоумную влюбился! Обормоттер в Полоумную влюби-и-ился-я-я-я! — донеслось откуда-то с потолка. Гарри, точно зная, кого он там увидит, поднял голову и впился взглядом в Пивза, на чьей улице явно был праздник. Тот не прореагировал, так что Гарри угрюмо прошептал куда-то Луне в волосы.

— Приятно, когда никого не интересует твоя личная жизнь.

Луна засмеялась немного сдавленно, но от того не менее счастливо.

* * *

Чуть-чуть нажав на карандаш, провести линию… Тень, полутень и пара штрихов здесь. Почти готово.

— Мистер Поттер, вы собираетесь превращать спичку в иголку или нет?

Сзади гнусно хихикал Малфой. Луна ловким движением руки спрятала рисунок так, чтобы профессор МакГонагалл не заметила. Спасибо, — смущенно подумал Гарри. Он даже и не заметил, как подошла преподавательница трансфигурации.

— Да, профессор, конечно, извините.

Спичка была неровной, и если бы Гарри неосторожно провел по ней пальцами, то наверняка занозил бы руку. Иголка? Какая же из нее иголка? Для начала, иголка должна быть металлической и острой.

— Я жду, мистер Поттер.

Гарри чуть погладил свою волшебную палочку большим пальцем. Дерево отозвалось родным и приятным теплом. Вся надежда на тебя, подруга, — почти безнадежно подумал мальчик.

Тихо прошептав себе под нос формулу, Гарри с удивлением заметил, что спичка чуть-чуть дернулась и, будто неохотно, медленно перетекла в металл. Резко, с тихим скрежетом, будто кто-то невидимый заточил иголку, бывшая спичка заострилась по краям — с одной стороны больше, с другой меньше — и явила удивленной МакГонагалл немного маленькое «ушко» для нитки.

— Блестяще, мистер Поттер! Двадцать баллов Равенкло. Чтобы превратить спичку в иголку с первого раза, нужен талант к Трансфигурации. Ваш отец, мистер Поттер, был великолепен в этой области.

Малфой старательно копировал задумчивое выражение лица Гарри, а его подпевалы так же старательно смеялись. Впрочем, глядя на Малфоя, мальчик сам еле-еле удержал себя от смеха. Луна улыбалась потолку. Ее взгляд был расфокусирован, но Гарри мог поклясться, что она только что смотрела на Малфоя. На презрительной физиономии слизеринца задумчивость смотрелась как-то совсем неуместно.

— Ты знаешь, Луна, — Гарри произнес это тихо, чтобы МакГонагалл не услышала, но достаточно громко, чтобы смогли услышать слизеринцы, — судя по тому, с каким вниманием за мной следит Малфой, он явно ко мне неравнодушен.

Луна все так же задумчиво улыбалась потолку, но ее глаза смеялись. Малфой мило покраснел. Румянец на презрительной бледной физиономии смотрелся еще неуместней, чем задумчивость.

— Я же говорил, — прошептал Гарри совсем тихо на ушко Луне. Та оторвалась от детального созерцания потолка и посмотрела на Гарри.

— Только не говори, что это у вас взаимно.

— Ну, что ты, милая. Мое сердце принадлежит только тебе, — с улыбкой ответил Гарри. Луна хмыкнула.

— И не надейся, что я забуду твои слова, если найду тебя где-нибудь в заброшенном классе, целующимся с Малфоем, — Гарри сделал вид, что его стошнило.

— Какая у тебя больная фантазия! — шутя, полувоскликнул-полупрошептал он. — Кто бы знал, что за маской милой мечтательной девочки прячется такая сплетница.

— Страшнейшие сплетники, — прошептала Луна, наклонившись совсем близко к Гарри, — это привидения. Им слишком скучно.

— Так выпьем же за то, чтобы после смерти нас не одолевала скука, — нарочито торжественно произнес Гарри.

— Что выпьем? — почти смеясь, спросила девочка.

— Везде-то ты найдешь проблемы, — обиженно пробурчал Гарри, при этом улыбаясь.

— Это они, на самом деле, тебя ищут, но никак не могут найти.

— Значит, хорошо прячусь.

— Очень может быть.

Они тихо рассмеялись, привлекая внимание профессора.

— Пять баллов с Равенкло за разговоры на уроке, не относящиеся к Трансфигурации, мисс Лавгуд, мистер Поттер.

— Простите, профессор, — дружно извинились Гарри и Луна, вызывая смешки у других равенкловцев.

— Останешься со мной после урока, я хочу кое-что спросить у профессора, — прошептал Гарри, как только профессор отвлеклась на отчитывание Гойла.

— Хорошо, — так же тихо ответила Луна.

Девочка аккуратно вытащила его рисунок из-под парты и разгладила его. На белом пергаменте серыми линиями только начало прорисовываться озеро на фоне деревьев из Запретного леса. Казалось, что нарисованные листья чуть колышутся под суровым осенним ветром.

— Красиво.

— Да, — выдохнул Гарри.

— Ты вложил в свой рисунок магию. Поэтому кажется, что лес настоящий.

— А разве так можно? — смущенно спросил Гарри. Луна серьезно смотрела на него своими бледно–голубыми глазами.

— Ты же волшебник. Это магия. Надо просто поверить.

— Да.

Нарисованное дерево покачнулось чуть сильнее, будто ветер усилился. Не прорисованная избушка Хагрида была чуть кривой, такой, как в жизни, и казалось, что еще чуть-чуть и на картинку выйдет лесник-полувеликан, а за ним будет семенить Клык, безуспешно пытаясь идти в шаг со своим хозяином. Они оба направятся в лес, чтобы побродить по холодным и мокрым от дождя почти незаметным дорожкам, и кентавры будут неслышно следить за ними из-за деревьев…

* * *

— Профессор МакГонагалл? Я бы хотел… поговорить с вами о моих родителях, если вы не против. Я… Нет-нет, я не хочу, чтобы вы рассказывали мне что-нибудь или… Но я о них ничего не знаю и… Понимаете? — Гарри чуть задыхался, как после быстрого бега. Луна сзади ободряюще сжала его ладонь.

— Я понимаю, мистер Поттер, — она очень выразительно посмотрела на Луну, и Гарри кивнул девочке. Та быстро подхватила свою сумку и учебники и вышла из класса, напоследок кинув Гарри обеспокоенный взгляд. — Но я могу лишь только сказать вам, с кем они дружили, чтобы вы связались с ними… Я плохо помню… — МакГонагалл задумалась и сказала:

— Мери Макдональд, лучшая подруга вашей матери. Но она… погибла, это было уже после исчезновения Вы-Знаете-Кого, и люди расслабились… У нее осталась дочь, отец девочки погиб еще раньше, они так и не успели пожениться. Натали Макдональд, Вы можете связаться с ней, если захотите. Она только родилась тогда, осталась с одной из бабушек, пока мать была на работе. Натали на два года младше Вас.*

— Еще была Дорак, — МакГонагалл как-то по-матерински, но грустно улыбнулась. — Милая была девочка, очень сильная волшебница. Говорят, Темный Лорд убил ее лично. Они с Вашей матерью дружили, хотя Дорак была старостой в тот год, когда Лили поступила в Хогвартс. Продолжали переписываться даже после того, как Дорак закончила обучение. Дорак Медоуз. Великолепна в Чарах. Столько жизней, — тяжело вздохнула профессор, — столько судеб.

— Ах да, и, конечно, Алиса Лонгботтом. Боюсь, с ней вы тоже не сможете связаться. Конечно, когда они с Лили подружились, она еще не была Лонгботтом, но все за глаза звали ее так, они с Фрэнком были созданы друг для друга. Алиса и Лили были лучшими подругами, Алиса, Лили и Мери — неразлучная троица. Всегда ходили вместе. Мери всегда говорила Лили не верить… — МакГонагалл запнулась и посмотрела на навострившего уши Гарри. — Впрочем, это не моя тайна. Они с Мери были маглорожденными, а Алису называли предательницей крови — не то чтобы ее это волновало, мистер Поттер, но ей, конечно, было неприятно — и отношение к ним слизеринцев было не слишком радужным. Лили всегда защищала их, а Мери готова была накинуться на каждого, кто называл ее… — она снова запнулась, видимо, вспомнив, что говорит с Гарри, а не сама с собой.

— С вашим же отцом все было так же интересно. С самых первых дней они подружились. Четыре друга, они называли себя Мародерами: Джеймс Поттер, Сириус Блек, Ремус Люпин и Питер Петтигрю. Неразлучные, они только и делали, что доставляли учителям неприятности, — профессор как-то совсем не «по-профессорски» усмехнулась. — Хотя, должна признать, некоторые их шутки были очень даже интересными. Но только не когда речь шла о Северусе…

— Вы говорите о профессоре Снейпе?! — перебил ее Гарри. МакГонагалл смерила его тяжелым взглядом. — Извините, профессор.

— Именно о нем, мистер Поттер. У вашего отца была какая-то личная неприязнь к нему, впрочем, очень даже взаимная. Они друг друга стоили. Другое дело, что Мародеров всегда было четверо.

МакГонагалл замолчала, будто не зная, что сказать дальше.

— Что с ними случилось, профессор? — тихо спросил он, зная, что то, что он услышит, ему не понравится.

— Из них вы сможете связаться только с Ремусом Люпином. Я уверена, он будет рад вашему письму. Он хотел забрать опеку над вами после смерти Лили и Джеймса, но… ему не позволили.

— Кто? Почему, профессор? — спросил Гарри, чуть сузив глаза.

— Министерство Магии, мистер Поттер. Альбус Дамблдор поручился, что вам будет лучше с семьей Лили, и Ремус сдался, — МакГонагалл тяжело вздохнула. — Не я та, кто должен был рассказать вам эту историю, — она смотрела куда-то за окном кабинета, и Гарри вдруг показалось, что она постарела на несколько десятков лет. — Так много людей умерло, мистер Поттер, так много уже не вернется с той войны. Не вы один, мистер Поттер, потеряли в войне своих родных. Таких слишком много, слишком много тех, кто никогда ни узнает своих родителей, ни поговорит со своими друзьями. Некоторые потеряли в этой войне все, и вы не самая страшное лицо войны. Вы стали Надеждой Магического Мира, мистер Поттер. Надеждой, что война больше не вернется. Что никто больше не умрет.

* * *

Гарри шел из кабинета профессора МакГонагалл со смешанными чувствами. Он много узнал о своих родителях, больше, чем за всю свою жизнь, но теперь появилось очень много новых вопросов. Что случилось с Алисой и Фрэнком Лонгботтомами? Их тоже убили? А Сириус Блек и Питер Петтигрю? Какая история кроится за этими именами? В голове отдавалось «Из них Вы можете связаться только с Ремусом Люпином». Почему МакГонагалл не сказала, что они умерли? Может, ей было тяжело говорить об этом?

От историй МакГонагалл все стало вдруг таким реальным: Мери Макдональд, готовая растерзать любого, кто скажет, что-то не то об ее родителях, добрая и терпеливая Лили, готовая простить любые слова и ошибки, пока не придет конец терпению, четыре «хулигана» Мародера, переругивающихся со Снейпом. Из всех них Гарри четко видел только Снейпа — остальные оставались для него загадкой. Если бы я смог найти фотографии, — с тоской подумал Гарри…

* * *

— Ты собираешься сидеть здесь до самого отбоя, Гарри?

— И даже больше.

— Тебя накажут и снимут с Равенкло баллы, — мальчик тяжело вздохнул. Луна смотрела ему в глаза, будто пыталась передать телепатически вывод: пора идти в гостиную. — Ты и так пошел сюда сразу же после того, как прозвенел звонок с последнего урока. Ты даже не ужинал! Пойдем, я принесла бутерброды с кухни.

— Спасибо, что заботишься обо мне, — тихо прошептал он. Луна быстро заморгала, будто ее что-то взволновало, а затем тихо ответила:

— Это нормально, Гарри, ведь ты мой друг.

— Все равно спасибо, — Луна как-то вымученно улыбнулась, будто ей была неприятна его благодарность. Будто он не должен был благодарить. Она считала, что это было неправильно. — За то, что ты есть, — еще тише.

Луна покачала головой, будто пытаясь сбросить наваждение, и Гарри почему-то показалось, что она хочет его обнять, но, конечно, этого не сделает. Где-то внутри безнадежно свернулось сожаление, мешая сосредоточиться. О чем ты думаешь? — обреченно. — Дурак.

— Пойдем, Гарри. Ты испортишь себе глаза, если будешь так много читать.

— Но я не могу, Луна! Я должен понять, что произошло с ними!

— С кем, Гарри? — тихо спросила Луна, заботливо касаясь его руки и пытаясь успокоить его.

— С Сириусом Блеком и Питером Петтигрю, — обреченно ответил мальчик, бессознательно перебирая старые газеты, лежащие на его столе.

Луна как-то странно тяжело вздохнула, будто собираясь с мыслями, и тихо сказала:

— Сириус Блек был осужден за убийство Питера Петтигрю и тринадцати беззащитных маглов, а так же за предательство Поттеров.

Гарри резко втянул воздух и замер. Его глаза расширились, будто он увидел что-то, недоступное другим, а ладони тут же сжались в кулаки.

— Пойдем, Гарри. Нужно убрать эти газеты на место. Пожалуйста.

* * *

— Мистер Поттер? — пропищал маленький профессор Чар, Филиус Флитвик. — Вы удивительно невнимательны сегодня.

— Простите, профессор, — равнодушно произнес Гарри, его глаза остановились на какой-то одной только ему видимой точке на потолке.

— Повторяйте за мной, мистер Поттер, и попробуйте поднять перо в воздух. Вингардиум Левиоса, — Гарри одним только усилием воли сосредоточился на пере и своей волшебной палочке и так же равнодушно повторил за профессором жест и заклинание:

— Вингардиум Левиоса.

Учебник рядом с пером рывком поднялся в воздух и завис. Гарри чуть поднял палочку и посмотрел на то, как прореагирует книга. Та медленно, будто ее дернули за ниточку, потянулась вверх, пару раз перекувыркнувшись в воздухе. Мальчик тяжело вздохнул, и учебник с грохотом упал обратно на парту.

— Великолепно, мистер Поттер! Просто великолепно! Ваша мать была просто великолепна в Чарах! Вы наверняка унаследовали ее способности к моему предмету! Капельку терпения и Вы сможете спокойно использовать это заклинание, не боясь неожиданных падений. Попробуйте еще раз! — радостно воскликнул Флитвик.

Гарри уныло направил волшебную палочку на перо и так же уныло произнес:

— Вингардиум Левиоса.

Перо тут же влетело вверх, как пробка из бутылки. Гарри чуть-чуть покрутил палочку в руках, с ленивым любопытством наблюдая, как перо делает мертвую петлю в воздухе.

— Прекрасно! Двадцать пять баллов Равенкло!

Грейнджер на соседней парте нахмурилась и посмотрела на свое перо, которое даже и не думало взлетать. Большинство их однокурсников тыкали палочками в свои перья, добиваясь самых разных результатов. Сосед по парте Рона Уизли (Симус Финниган), например, сумел устроить локальный взрыв, спалив и перо, и кусок собственной шевелюры. Рыжевато-желтые волосы Уизли приобрели "полосатость", делая их похожими на раскраску пчелы. Грейнджер неодобрительно на них покосилась и доведенным до автоматизма жестом с правильно произнесенным заклинанием подняла перо в воздух, вызывая радостный писк Флитвика. Луна рядом с Гарри нагло спала.

Мальчик с улыбкой наблюдал за ней. Она подложила под голову свои маленькие ладошки, чтобы было удобней, ее перо лежало нетронутым, а сумка не разобранной. Было странно, что Флитвик не обратил на нее внимания.

— Эй, маленькая, мы на уроке. Просыпайся, девочка, пока не пришел злой и страшный Флитвик, — с неожиданной нежностью прошептал Гарри ей на ушко.

— Флитвик не страшный, он добры-ый, — с зевком произнесла Луна чуть слышно.

— Ты что, совсем не спала?

— Нарглы что-то сегодня расшумелись… Да и я за тебя волновалась.

Мальчик тут же помрачнел.

— Нет-нет, только не впадай снова в депрессию, мне это не нра-а-авится, — прошептала она, снова зевая.

— Никто и не говорил, что тебе это должно нравиться.

— Не будь грубым, тебе не идет.

— А жаль, моя жизнь была бы гораздо проще.

— Твоя — да, а моя — нет.

— Да, это причина, чтобы быть вежливым, — послушно согласился Гарри, кивая.

— Ты написал Ремусу Люпину?

— Нет, сегодня напишу.

— Хо-о-орошо, — зевнула она.

Видимо, Флитвик все-таки заметил, что еще одна его ученица присутствует в классе только физически, а на самом деле витает в своих воображаемых облаках, и попросил ее попробовать заклинание.

— Вингардиум Левио-о-оса, — стараясь не зевать — впрочем, не очень успешно — выдавила Луна.

Перо покрылось золотом.

Гарри тихо рассмеялся.

* * *

— Вверх! — послышалось со всех сторон.

Метла Гарри легко скользнула в его ладонь, а вот метла Луны даже не дернулась. Гарри мягко улыбнулся, видя, как девочка сверлит ее взглядом.

— Я не думаю, что… задумчиво-равнодушный тон на нее подействует, Луна, — мягко прошептал Гарри, стараясь подобрать слова так, чтобы не обидеть свою подругу. Девочка даже и не думала обижаться, но спросила своим звонким тонким голосом:

— А какой подействует?

— Уверенный, — усмехнулся Гарри и положил свою метлу на землю. — Смотри, — он протянул руку и приказал:

— Вверх.

Метла и не думала сопротивляться.

Луна задумчиво разглядывала древко своей метлы, а потом немного меланхолично произнесла:

— Я не очень хочу летать на ней.

— Почему? — искренне удивился Гарри. Ему почему-то казалось, что Луна просто обязана мечтать о небе.

— Я ей не доверяю, — нахмурилась девочка.

— Почему? — снова удивился он, сравнивая свою метлу и метлу Луны и пытаясь понять, что в ней внушает опасения его подруге. Луна странно посмотрела на него и ответила, будто это было чем-то совершенно очевидным:

— Этот кусок дерева поднимет меня в воздух на пару сотен метров, и никто не может с уверенностью сказать, что ей вдруг не захочется сбросить меня вниз. Или же, что я сумею справиться с управлением. Или что кто-нибудь — может, даже ты сам, Гарри — не врежется в меня, и мы не полетим вниз с огромной высоты.

Гарри посмотрел на метлу в своей руке совсем под другим ракурсом и вынужден был согласиться с Луной.

— Ты совсем не хочешь в небо? — неожиданно спросил он, замирая. — По-моему, это того стоит.

— Хочу, но на чем-нибудь более безопасном. И, желательно, живом.

— Живом? — удивился мальчик. Почему-то ему даже в голову не приходила такая идея.

— В лесу живут фестралы, — ее взгляд затуманился, как и всегда, когда она уходила в свои мечты.

— Они покатают нас? — спросил Гарри, затаив дыхание. Луна улыбнулась, возвращаясь с небес на землю:

— Если мы хорошо их попросим.

Пару секунд они молчали. Пока Гарри тихо не спросил:

— Тебя совсем не привлекают метлы? Мне кажется, это здорово.

— Это опасно, Гарри. Мы можем умереть, — ответила Луна, тяжело вздыхая.

— Мы не умрем, — уверенно произнес мальчик. — Это я тебе обещаю. К тому же, как же можно жить без капельки риска? — и на его лице прямо-таки засветилась улыбка; так непривычно, но приятно.

Пару мгновений они просто молча смотрели друг на друга, пока Луна почти неслышно не пробормотала:

— Почему бы и нет? Только ради тебя, Гарри, — и, уверенно протянув руку над метлой, приказала:

— Вверх.

Метла послушно прыгнула ей в ладонь, вызывая у Гарри еще более яркую улыбку, а Луна продолжила:

— Но обещай мне, что мы полетаем на фестралах, Гарри.

— Конечно! Думаешь, мне самому неинтересно?

Луна хмыкнула и вцепилась в метлу так, будто они уже были в воздухе.

* * *

— Ну же, тише, тише, родная, все же хорошо, — шептал он, прижимая к себе дрожащую Луну. Обычно растрепанные бледные волосы девочки сейчас лежали в таком беспорядке, что могли соперничать с обычным беспорядком на голове Гарри. — Ничего же плохого не случилось.

— Н-не случилось, д-да, — прошептала она. — Я никогд-да больше не по-полечу на метле.

Ее бледно-голубые глаза были расширены и наполнены почти ужасом.

— Ты даже ни разу не упала, — с укором воскликнул Гарри.

— Я была очень к этому близка, — пробормотала она. — Два метра! Два метра над землей! Да мне бы хватило переломать все кости! — Гарри очень старался не рассмеяться, Луна вполне могла обидеться. На его взгляд ничего страшного не произошло, но Луна устроила из этого трагедию. Ну, взлетели, ну, зависли в воздухе, ну, пролетели пробный круг по стадиону. Кто знал, что Луна до ужаса боится высоты?!

— И как мы, по-твоему, полетим на фестралах, если ты боишься высоты? — тяжело вздыхая, спросил Гарри.

— Я не боюсь высоты! — неожиданно жарко ответила Луна. — Я просто боюсь упасть.

— А фестралы внушают тебе уверенность, что ты не упадешь? — язвительно спросил Гарри.

— Не язви, тебе не идет, — невозмутимо ответила Луна, возвращаясь к своему обычному образу. — Фестралы живые и добрые, они не хотят причинить никому вреда, а значит, они не сбросят нас вниз.

— Что заставляет тебя, думать, что метла может сделать с тобой что-нибудь такое?

— Она неживая, — Гарри уставился на нее в немом удивлении, заработав раздраженный взгляд от подруги:

— Это же очевидно! — воскликнула она.

— Ну-ну, — хмыкнул Гарри. Кажется, Луна немного обиделась.

Это был только пятый день в Хогвартсе, а Гарри казалось, что прошел уже как минимум месяц. До сих пор не было еще ни одного урока Зельеварения — Дамблдор объявил, что Северус Снейп из-за каких-то непредвиденных обстоятельств будет отсутствовать до следующей недели. К тому же, из пяти дней учились они только три: первое сентября оказалось пятницей.

Четвертое сентября «порадовало» всех: учеников и преподавателей — зарядившим дождем, совсем не летним, холодным и, казалось, бесконечным. Небольшой дождь в день приезда показался всем просто цветочками, а ягодок они уже испробовали.

Сегодня был первый день, когда небо наконец очистилось от туч и облаков и явило всем желающим солнце. Жаль, что по-осеннему холодное. Мокрая земля, не способная уже принять в себя влагу, добавила работы домовикам, которые с самого утра — у хаффлпаффцев была Гербология — только и делали, что чистили мантии. Грейнджер — хотя Луна упорно звала ее Гермионой — промывала мозги всем вокруг, что магия заставляет детей вырастать лентяями, на что Гарри спокойно спросил ее, почему это так ее расстраивает. На это Грейнджер собиралась разразиться целой речью, но Гарри остановил ее тем, что предупредил: если, по ее мнению, все маги — лентяи, то и она этой участи не избежит.

Луна старательно делала вид, что летает где-то в облаках, но это не объясняло, почему она так ярко тем самым облакам улыбается.

Впрочем, с Грейнджер они почти подружились, сойдясь в том единственном общем, что было между Гарри и Гермионой — они оба защищали более слабых. Почему Гарри всегда помогал тем, кому нужна была помощь, было понятно, а вот с чего Гермионе быть такой доброй, мальчик так и не смог найти ответ. Мысль о том, что она просто родилась такой, даже не посетила его мыслей.

— Отдай Напоминалку Невиллу, Малфой!

— Или что, Грейнджер? Пойдешь жаловаться МакГонагалл? — голос того, кто доставал Гарри все эти пять дней, умудрившись сделать это так, как никто не мог за всю жизнь мальчика, был наполнен каким-то превосходством, вызывающим у Гарри желание стукнуть Малфоя, несмотря на то, что излишней любовью к мордобою он не страдал.

— Может, и пойдет, — мрачно произнес Гарри. — Чего в этом плохого? Или, может, отнимать чужие вещи у того, кто даже ответить тебе не может, более благородно, чем рассказать об этом учителю?

Многочисленные зрители этого конфликта — как с отвращением заметил Гарри, никто из них и не думал вмешиваться — расступились, пропуская мальчика и следующую за ним по пятам, будто тень, Луну к самим виновникам переполоха. За Гермионой, сжавшись, стоял Невилл. Гарри знал его, именно он искал в поезде жабу с помощью Грейнджер. Луне он нравился, да и сам Гарри относился к нему с симпатией, просто потому, что его мама была лучшей подругой мамы самого Гарри, о чьей судьбе мальчик так и не узнал. Впрочем, первоначальное рвение давно ушло в небытие: узнав о предательстве человека, бывшего лучшим другом его отца, да и его собственным крестным, Гарри понял, что больше ничего не хочет знать о той войне. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Неужели великий Гарри Поттер почтил нас своим вниманием? — язвительно протянул Малфой, растягивая гласные.

— Тебя так волнует мое внимание, Малфой? Как интересно, — не менее язвительно протянул Гарри, пародируя Малфоя. Мальчик затылком чувствовал, как улыбается Луна.

— Нашла что-то смешное, Лавгуд? Снова ищешь каких-нибудь идиотских шмарглов? — он выглядел таким уязвленным, что Гарри почему-то подумал, что Малфою с его прямолинейностью нужно было прямиком в Гриффиндор. Луна, кажется, совсем не обиделась.

— Они называются нарглы, — безмятежно ответила девочка, устремив на Малфоя взгляд своих спокойных бледно-голубых глаз. Мальчик как-то странно передернулся, видимо, не на одного Гарри ее взгляд действовал странно.

— Полоумная, — выплюнул Малфой, сузив глаза.

— Бледная поганка, — не остался в долгу Гарри, прекрасно зная, что Луна ничего не скажет.

— Зануда, — тут же пришел ответ.

— Скользкая змея.

— Я сочту это за комплимент, — протянул Малфой, а Гарри даже удивился, ожидая, что перебранка продолжится в том же стиле. Оказывается, у Малфоя-таки присутствуют какие-то мыслительные способности! — почти искренне удивился Гарри.

— Не тешь свое самолюбие, — фыркнул он в ответ.

Пару мгновений они просто сверлили друг друга взглядами, стараясь не моргать. Первым все-таки не выдержал Малфой — взгляд был любимым оружием Гарри.

— Просто отдай Напоминалку, Малфой, — покачал головой Гарри.

— С чего ты решил, что я так быстро сдамся? — сощурился тот.

— С того, что я уже вижу, как к нам направляется МакГонагалл, чтобы узнать, с чего такое собрание. Если ты отдашь мне Напоминалку, мы скажем, что просто разговаривали, но если не отдашь — я расскажу правду.

— С чего я должен верить тебе, Поттер?

— В сущности, мне не за что особо тебя ненавидеть. К тому же, я представляю, как на это отреагирует МакГонагалл, и не желаю такого даже тебе, — Гарри выжидающе посмотрел на Малфоя, буквально видя, как тот принимает решение:

— Ладно, держи, — буркнул мальчик, протягивая стеклянный шарик Гарри, а тот тут же сунул его ошарашенному Невиллу. Луна сзади довольно улыбалась облакам, будто кошка, стырившая с кухни полную банку сметаны. Поищи еще такую пацифистку, — пробурчал про себя Гарри.

И неожиданно Малфой сделал то, что Гарри никак от него не ожидал: он протянул мальчику руку:

— Мир? — Гарри нарочито медленно посмотрел сначала на руку, потом в глаза Малфою, причем выражение его лица напоминало научный интерес астролога, обнаружившего на небе совершенно новую звезду там, где ее в принципе не может быть. Луна тихо рассмеялась над этим небольшим спектаклем, что привело к тому, что Малфой покраснел и почти отдернул руку, в последний момент остановленный ладонью Гарри.

Мальчик ободряюще улыбнулся и крепко сжал ладонь Малфоя, показывая свое отношение.

— Дружба, Жвачка? — Грейнджер засмеялась, а Малфой буквально на мгновение нахмурился, быстро сменив выражение лица на безразличное, будто он знал, о чем речь.

— Нет, только мир.

— Я тоже так думаю. Предлагаю начать с того, что ты перестанешь называть Луну «Полоумной».

— А ты — защищать Лонгботтома.

— Нет, так дело не пойдет, — покачал головой Гарри. — Защищать всех и вся — мое хобби. Боюсь, тебе придется с этим смириться, — Малфой нахмурился.

— Ладно, обсудим это потом. Все еще остается МакГонагалл.

— С чего бы ей здесь быть? — лукаво улыбнулся Гарри, склонив голову.

Глаза Малфоя расширились и он, тут же закипев, выплюнул:

— Что ж ты не в Слизерине?!

— Может, потому что я все еще не способен на подлость? — спокойно ответил Гарри.

— А это тогда что?!

— Это? Хитрость во имя мира во всем мире, — улыбнулся Гарри. — В ней нет ни капли подлости — МакГонагалл вполне могла прийти, и тогда отвечать пришлось бы тебе.

— Тоже подлость.

— Очень может быть. Не стоит винить во всех бедах слизеринцев… — задумчиво произнес он скорей себе, чем остальным.