Переломный момент (гет)

Эрик

Кристин теперь жила со мной, и эта мысль не давала мне покоя. Я, привыкший жить в одиночестве долгие годы, теперь должен был делить укромные стены своей квартирки с девушкой, которая растоптала моё сердце так много лет назад. Абсурд.

Я взял с неё обещание молчать и отправился готовить парк к зимовке, но она словно нарочно болтала, не останавливаясь:

— Почему «Фантазма»?

— Это имя парка.

— Но почему он называется «Фантазма»? Если бы автор был здесь, я бы его спросила. Что за имя для парка?

Меня начинала выводить из себя её трескотня, я резко остановился, тяжело вздохнул и обернулся, стараясь выглядеть как можно спокойнее:

— Ну что ж, мадам, спрашивайте.

— Что?

Какая она невыносимая.

— Ты меня слышала! — прорычал я. — Спроси меня, почему я назвал этот парк «Фантазма»!

Мгновение она недоуменно смотрела на меня, а потом раскрыла рот от удивления:

— Ты построил это?

Я устало вздохнул и коротко кивнул:

— Да, мадам, это сделал я. Теперь, пожалуйста, замолчи.

Но она наоборот начала снова и снова заваливать меня вопросами:

— Таким образом, это ты тот мистер Э.? Это ты тот, о котором все здесь говорят?

— Да. А теперь, пожалуйста, просто иди и прекрати задавать вопросы. У меня много работы, которую нужно сделать до конца дня, поэтому хватит меня задерживать.

Я развернулся и пошел дальше, думая про себя, что же такого говорят обо мне, что даже Кристин слышала о моём имени.

Странно, но она притихла, и я мог погрузиться в мысли о работе. Сейчас нужно было приготовить всё к зиме, накрыть тряпками, чтобы снег не попадал на механизмы. Мы остановились у старого на вид домика, который был почти точной копией моего старого дома, где мы жили с матерью. Я пережил там много ужасных моментов и решил, что он прекрасно впишется в укромном уголке «Фантазмы». Я погрузился в неприятные мысли, а очнулся только тогда, когда меня кто-то с нетерпением дернул за рукав.

— «Дом с привидениями»? Это сюда мы шли?

Что? Она верит в привидения? Ей почти тридцать лет, Господи, как можно быть такой наивной?! Я открыл перед ней дверь, пропуская внутрь, затем обвел взглядом мрачное помещение и, вздохнув, прыгнул в первую попавшуюся детскую машинку, чтобы на зиму отключить в них ток.

— Сделай одолжение, нажми зелёную кнопку на коробке, возле которой ты стоишь.

Я снова нагнулся под руль, и в этот момент автомобиль подался вперёд, а я со всей силы въехал лбом в железную дверь. Я громко выругался и, покраснев от злости, закричал:

— Черт возьми, женщина! Я сказал — зелёную! Зелёную! Не красную! Или ты не отличаешь эти цвета один от другого?

— Прости! — пропищала она и тут же нажала на правильную кнопку. Машина сразу развернулась и исчезла в открытом проеме. Так я проверял и отключал машину за машиной, прося Кристин ничего не делать и только жать эту чертову зелёную кнопку. Последний автомобиль мог отправиться без меня, поэтому я спрыгнул на землю, отряхнулся и склонился над панелью, попросив девушку в последний раз ткнуть в зелёную кнопку. Пока я был доволен ею, она помалкивала, её не было слышно, но в следующую секунду я разочаровался в своих мыслях, когда её крик донёсся из коридора, где исчезали машины. Черт возьми, зачем её туда понесло?!

— Ты не могла бы перестать кричать? — прорычал я, пробираясь через искусственную паутину к остановившейся машине. Кристин дрожала и махала руками от ужаса, вся бледная от страха. Я сначала не мог понять, чего она так визжит, пока не обнаружил у её ног резиновых пауков, которые должны были упасть с потолка для еще большего испуга посетителей. — Ты знаешь секрет «Дома привидений»? — Я сгреб пауков и помахал перед глазами девушки. — Всё это подделка.

Когда она перестала трястись и пригляделась к обманкам, то её лицо просветлело, и она взглянула на меня с каким-то благоговением, но я был ох как зол:

— Я говорил тебе жать на кнопку, а не кататься на них.

— Мне было любопытно, — пробормотала она. — Всё это показалось таким интересным и… таинственным, что я не смогла ничего с собой поделать.

Я закатил глаза, тоже мне, нашла оправдание:

— Ты могла повредить голос.

Когда мы выбрались наружу, я оставил её у панели с кнопками и пошел в чулан, напоследок бросив на неё предостерегающий от глупостей взгляд.

— Куда ты идешь?

— Мне ещё нужно укрыть их на зиму, — я вытащил из небольшой комнатки огромный брезент и подозвал Кристин поближе.

— Помоги мне развернуть его, придержи за конец.

Она помогла мне, отошла подальше и, склонив голову, спросила:

— Зачем это всё?

— Брезент защищает их от снега.

Пока я подтыкал под крыло машины брезент, девушка снова притихла. Я посмотрел в её сторону и замер. Она забралась на верхний ярус и смотрела вниз, на парк. Невольно засмотревшись, я понял, во что был влюблен так много лет назад. Нет, сейчас чувства остыли, но она была не менее прекрасна, чем в свои восемнадцать.

— На что ты смотришь? — окликнул я её. Она повернулась и, широко улыбнувшись, восторженно крикнула:

— На всё это! Это удивительно.

— Ну, я никогда не думал, что мне придётся тратить свою жизнь на дым и шум, но именно здесь я оказался спустя десять лет, — отмахнулся я. Что она нашла в этом месте такого прекрасного?

Девушка подняла брови и, перевесившись через перила, возмутилась:

— Но ты это создал. Именно ты. Твой блестящий ум, наверное, не смог бы создать такую же прекрасную и совершенную музыку, как этот Парк.

Ох, знала бы она, что этот поганый парк в печенках у меня сидит! ..

— Как ты думаешь, Кристин, мне нравится работать в Парке аттракционов? — прорычал я. — Я, Призрак Оперы, работаю там, где другие становятся счастливыми, где они получают своё счастье каждый день. А я не могу получить собственное счастье! Почему они могут стать счастливыми, а я нет? Почему?

Да, возможно звучало грубовато, то всё это накипало во мне многие годы. Я скрылся за дверью подсобки и прижался спиной к стене, обдумывая этот диалог. Наступила тишина, а потом я услышал тихое:

— Но ты бы мог быть счастливым, ты знаешь это.

Я сжал кулаки. И это говорит та, кто некогда разбила моё счастье вдребезги так, что и кусочка не осталось! Я задрожал от ярости и вышел из подсобки. Глаза девушки расширились от удивления, она не ожидала, что я услышу её последние слова.

— Что? Счастливым? И как, по-твоему, я должен мог бы им быть? Или ты считаешь, что я могу быть им сейчас? Я ведь уверен, я точно знаю, что ты не любишь и никогда не любила меня. Наша жизнь, моя дорогая, была бы столь прекрасна, как моё лицо… Ты ведь помнишь это, не так ли?

Ей не понравился мой ответ, она обиженно поджала губы и нахмурила брови. Я глубоко вздохнул, стараясь говорить как можно спокойнее:

— Пойми, Кристин, своё счастье я упустил десять лет назад, и ничего уже не вернуть. Скажи, почему ты ушла?

Мне не хотелось ворошить прошлое, но рано или поздно этот разговор должен был состояться.

— Ты был убийцей. Мне было страшно. Но сейчас я увидела, что ты можешь делать хорошие вещи. Ты построил это место, Эрик, ты сам сделал всё это. И теперь я точно уверена, что в тебе есть хорошее.

Абсурд!

— Это «хорошее» было во мне и десять лет тому назад! Но ты не сбиралась разглядеть это во мне! Хватит разговоров, пойдём!

Мне это надоело, я понимал, что этот разговор сейчас ни к чему, кроме ссоры, не приведет. Кристин аккуратно спустилась по хлипкой лестнице вниз и догнала меня у дверей.

Мы направились через площадь к другому аттракциону, когда я понял, что очень голоден. С тех пор, как Кристин по пятам таскалась за мной, я не мог нормально поесть. Впереди, из закусочной Нейтона, распространялся умопомрачительный запах горячих хот-догов, и я направился прямиком туда.

— Куда мы идём, Эрик? — донёсся обеспокоенный голос девушки.

— Я голоден. Да и тебе нужно поесть.

Раньше я никогда не слышал о хот-догах, пока ворота моего парка не пересек Нейтон, который прибыл из Италии, чтобы найти работу. Мой парк уже был достаточно известен в этих кругах, и он, побродив по улочкам Кони-Айленда, пришел ко мне. Многие посчитали его затею с хот-догами чушью, но он слыл превосходным поваром, и я, не задумываясь, позволил ему развернуть свою лавку в «Фантазме», и ничуть не пожалел. И это оправдалось, американцы толпами валили в мой парк, и не было такого, который не заглянул бы в его лавку. Когда я вошел в закусочную, Нейтон тут же помахал мне рукой:

— О, босс, как хорошо увидеть вас снова! — он искренне улыбался, а потом вдруг посерьезнел и уставился на что-то за моей спиной. — А почему этот воришка по-прежнему с вами?

Я повернулся. Кристин стояла в капюшоне, надвинутом на лоб, стыдливо пряча глаза. Вздохнув, я одним движением скинул с её головы капюшон и, как ни в чем не бывало, повернулся к продавцу.

— Очень красивая женщина, — окинул её взглядом Нейтон. — И что же стало причиной кражи, мисс?

Я покачал головой:

— Это долгая история. Но если рассказать короче… Она мой друг, приехала сюда без гроша в кармане и совершила ужасную ошибку. В любом случае, она пришла сюда, чтобы извиниться.

Кристина извинилась, а я в то время заказал нам два хот-дога. Хозяин закусочной исчез на мгновение и тут же появился с двумя ароматными хот-догами, завернутыми в салфетку.

Расплатившись, я пошел к выходу. Кристин нагнала меня только на улице. Передав ей её порцию, я направился к следующему аттракциону, полностью погрузившись в свои мысли, пока не услышал подозрительное хихиканье со стороны девушки. Что её так рассмешило во мне? Я повернул голову в её сторону. Мы как раз проходили мимо аттракциона с лабиринтами, стены которого были стеклянными, и я увидел красное пятно кетчупа на своей маске.

— Это не смешно! Прекрати!

— Я не хотела тебя обидеть, просто это выглядело действительно смешно

— А я не смеюсь. Потому что мне больно. Внутри.

Девушка виновато опустила голову и принялась за свой хот-дог. Когда злости поубавилось, я спросил:

— Нравится?

— Да, очень.

Я поежился. Поднялся холодный ветер, небо затянуло свинцовыми тяжелыми тучами, что предвещало снегопад. Нужно торопиться, иначе я не успею накрыть все аттракционы.

— Должно быть, скоро начнётся гроза, а мне ещё много нужно сделать.

Все последующее время Кристин молчала, бродя за мной по пятам и молча восторгаясь окрестностями парка. Когда я запирал последний аттракцион, то почувствовал, как что-то холодное падает с неба и тут же тает на плечах. Обернувшись, я заметил, как огромные снежные хлопья медленно опускаются на асфальт, вокруг ничего не было видно, кроме снежной завесы. Пора домой.

Вздохнув, я повернулся, чтобы позвать Кристин, но её не было рядом. Сердце упало, я озирался по сторонам, но её нигде не было! Я оббежал вокруг аттракциона, звал Кристин по имени, но ответом мне была лишь давящая тишина. Когда ноги уже загудели от усталости и боли, и я привалился спиной к холодному столбу, на глаза попался силуэт в плаще, стоявший у забора парка и глядящего на океан. Злость закипела во мне с новой силой, когда я зашагал туда.

— Не беги так быстро! О чём ты думала? Никогда больше не беги так быстро!

— Извини меня…

— К чему мне твои извинения? Или ты думаешь, что мне, калеке, легко вот так бродить туда-сюда, да ещё и за тобой бегать! Что бы я сделал, если бы что-то случилось? Я бы не смог тебе помочь.

— Эрик, но я ведь только хотела посмотреть на океан. Я бы вернулась спустя минуту.

— Хватит. Мы отправляемся домой прежде, чем кто-то из нас найдет здесь свою смерть.

Мы шли в полной тишине, она не решалась сказать ни слова, а я был слишком рассержен, чтобы говорить. Дома я развел огонь в камине и устало опустился за свой стол. Так хотелось снять маску, в ней было невозможно дышать, да и она была такая острая, что всё лицо зудело от боли.

— Эрик? — спустя какое-то время донесся тихий голос Кристин.

— Хм? — отозвался я.

— Что ты пишешь?

— Закрываю отчетность по парку «Фантазма». Здесь довольно много работы, поэтому я буду благодарен, если ты замолчишь и перестанешь меня отвлекать.

— Возле огня теплее. Ты мог бы сесть возле меня и продолжать работать над документами, не так ли?

С чего вдруг такое беспокойство? ..

— Мне вполне комфортно там, где я нахожусь, спасибо.

— А мне кажется, что тебе холодно.

Да, в другой ситуации я бы все отдал, чтобы перебраться поближе к огню, но не мог. Эта всепоглощающая гордость и обида на прекрасную девушку, что сидела сзади меня, не позволяли мне смягчиться. Я лучше буду мерзнуть тут, чем переступлю через себя и, как ни в чем не бывало, сяду там.

— Эрик?

— Я в порядке.

Какая она назойливая, разве не понимает, что мне нужно спокойно поработать? Зачем же отвлекать меня?

— Но…

— Какое из слов «Я в порядке» ты не понимаешь?

— Может быть, ты хочешь, чтобы я что-то сделала для нас? Я могла бы сварить суп.

Я застонал от отчаяния и спрятал лицо в ладонях. Какая же она несносная! Почему она не может посидеть пару минут молча? Так, пора тут кое-что прояснить:

— Я хочу, чтобы ты наконец-то поняла всё! Если ты собираешься провести зиму здесь, ты должна оставаться в стороне от меня! Мне не нужно, чтобы ты меня кормила и фальшиво заботилась обо мне! Я дал тебе убежище и больше ничего. Я даже не хочу, чтобы разговаривала со мной… Ты все поняла?

— Эрик, пожалуйста, обернись. Позволь мне увидеть твоё лицо.

Что?! Я потерял дар речи от подобной наглости. Сначала она достает меня своими бессмысленными разговорами, а теперь просит повторить старые ошибки, за которые я до сих пор себя проклинаю.

— Я… я не могу… не могу показать тебе своё лицо, потому что там нечего показывать. У меня давно нет лица.

— Эрик, я смогу смотреть на твоё лицо без страха, если ты сам обернешься и покажешься мне. Десять лет ведь могут изменить человека, поверь мне.

Да что она такое несет? Я обернулся, чтобы посмотреть, в себе ли она вообще. Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами, приподняв брови.

— Да, да, могут! Они изменили меня, и я больше никогда не повторю эту чертову ошибку!

— Но… — она хотела возразить, но у неё не нашлось слов. Я повернулся обратно и склонился над бумагами.

Я работал до самой ночи, а когда отложил бумаги, Кристин уже крепко спала, что не скажешь обо мне… Я ворочался, сон не шел. В голову лезли воспоминания о прошлом, её дивный голос, радостный детский смех. Я погрузился в свои мысли, перевернулся на бок и зашипел от боли. Острые края маски глубоко врезались в щеку так, что слезы полились из глаз. В то же время мне стало так больно из-за того, что она просила. Она ведь снова испугается, если я это сделаю. Кристин, Кристин, почему ты не можешь полюбить меня таким, какой я есть? Почему? Горечь сдавила сердце. И как бы не болела нежная кожа лица из-за острых краев маски, душа болела ещё сильнее. Откинув одеяло и накинув по пути халат, я влетел в ванную. Затем, постанывая от боли, медленно снял эту чертову маску и с отвращением посмотрел в отражение зеркала на своё уродливое лицо. Промочив марлю спиртом, я приложил её к кровоточащей ране и чуть ли не взвыл от ужасного жжения и боли. И как Кристин может полюбить такое чудовище, как я? ..

— Эрик? Ты там в порядке? Мне кажется, или тебе больно?

Кристин отчаянно стучала в дверь. Черт возьми, что ей здесь нужно?

— Эрик?

Я замер:

— Что?! Что тебе нужно? Разве я не могу спокойно сходить в туалет в своём собственном доме?

Господи, что за глупости я придумываю!

— У тебя инфекция мочевых путей?

Да отстанет она от меня или нет?

— Я в порядке! Теперь оставь меня в покое!

Ей ни к чему было знать, что я каждый день должен был дезинфицировать старые шрамы и новые раны, это было слишком личное, поэтому, наскоро нанеся мазь и снова натянув маску, я вышел из ванной. Из кухни доносился тихий свист чайника.

Я остановился в дверях, заглядевшись её прекрасной фигурой и вьющимися волосами. Она была моей музой, благодаря ей я писал в свое время поистине замечательную музыку…

— Что ты делаешь? — спросил я, когда стало уже неловко стоять незамеченным и молча смотреть на девушку.

Она испуганно повернулась, но тут же с облегчением выдохнула, улыбнувшись:

— Варю чай. Ты не будешь?

— Нет, спасибо, я иду спать, — с этими словами я уже было развернулся, чтобы вернуться в постель, но девушка окликнула меня:

— Эрик?

— Да?

— Я только хочу знать, что с тобой всё хорошо. Ты точно был в порядке, когда находился в ванной комнате?

— Да, я просто… просто… — я сглотнул, а потом выдавил из себя: — Я в порядке!

— Но ты плак…

— Я сказал, я в порядке!

Мне хотелось побыстрее избавиться от неё, лечь спать и забыться беспокойным сном, но она цепко ухватилась за мой рукав.

— Эрик, но ты ведь был не в порядке.

— Да. Да, мне было плохо! Теперь прекрати анализировать меня и мои поступки!

Я тысячу раз пожалел, что написал то злосчастное письмо, я ведь почти начал забывать эти кудрявые волосы цвета топленого шоколада, её большие карие глаза и широкую белоснежную улыбку. И она, как назло, снова пытается рывком ворваться в мою жизнь. Я хотел убежать от этого подальше, поэтому я был так холоден и не очень вежлив с ней, я бежал, как последний трус, но другого выхода у меня не было. Если она вернется в моё сердце — быть беде.

Я повернулся и побрел к своей кровати, но она вдруг резко потянула меня за плечо, я обернулся и даже не понял, как она сорвала с меня маску. Повисла звенящая тишина, девушка сама не поняла, как сделала то, чего я боялся больше всего в жизни, она снова обнажила мое слабое место! Она секунду разглядывала моё омерзительное лицо, и я тут же прочитал в её глазах самое ничтожное выражение — отвращение. К горлу подступил ком, слишком большой, чтобы сглотнуть. Я схватился за лицо и отвернулся, сердце раздирала страшная боль, которую не заглушить никакими мазями. Как она посмела снова так со мной поступить?! Меня распирало негодование и обида:

— Ты… ты действительно хочешь знать, что я делал в ванной комнате?

— Эрик…

— Ответь мне!

Её голос дрожал:

— Что… что ты делал?

— Я п-плакал… я рыдал, потому, что мне больно. Больно видеть тебя каждый день, больно из-за того, что ты по-прежнему боишься моего лица… Мне больно, Кристин, из-за этого!

Как бы горечь не ела мое сердце, я не решился сказать ей, что мне настолько больно из-за маски. Ещё начнет жалеть, а это я не смогу вытерпеть.

— Эрик…

— Уйди прочь от меня! Убирайся!

Я трясся от гнева и слышал, как она схватила с вешалки свой плащ и выбежала из квартиры. Мне было всё равно, пусть уходит и больше не возвращается. Всё, что я сейчас хотел, — это остаться в одиночестве. Зажег свечу, поставил её на стол, вытащил несколько листков и принялся за музыку. Какое это наслаждение — в предрассветный час выплескивать все свои эмоции в мелодии…, но потом ты чувствуешь себя таким усталым и опустошенным. Часы пробили четыре утра, я отложил перо и, скинув халат, забрался под холодное одеяло. Спать совсем не хотелось, я бездумно пялился в потолок.

Почему? Почему мне не спится? Потому ли, что голова забита мыслями о Кристин? Когда лежать просто так уже было невыносимо, я оделся и подошел к окну. Снег больше не шел, но на всех дорожках лежали целые сугробы. Дома стало душно, я надел железные протезы, маску, взял на всякий случай трость и пошел на улицу, чтобы подышать свежим воздухом. «Фантазма» с сегодняшнего дня закрылась на всю зиму, и здесь было необычайно тихо и безлюдно. Мой любимый сезон. Я наслаждался одиночеством, когда до меня донесся мерзкий, писклявый и тонкий голосок:

— Эрик!

Я с досадой выдохнул и обернулся, чтобы увидеть Мэг.

— Я просил не называть меня тут по имени, — недовольно пробурчал я, — я не хочу, чтобы здесь знали моё настоящее имя!

— Прости, — виновато ответила она и, вытащив из кармана пальто тонкую сигаретку, закурила. О, как я презирал курильщиков, меня ломает от одного запаха дешевого табака.

— Я занят, что тебе нужно?

Она пристально посмотрела на меня и с серьезным видом спросила:

— Так это правда? Насчет Кристин?

— Откуда ты знаешь?

— Она вчера пришла в кафе, босоногая и заплаканная, и рассказала обо всем, как она застряла тут до весны, и как ты её прогнал.

— Какое тебе до этого дело?

Мэг приподняла бровь, сбросив пепел с сигареты:

— Я думала, что она единственная, кто тебе в этой жизни нужен, — и с этими словами выдохнула клубы дыма мне в лицо.

Я закашлялся и отшатнулся:

— Перестань, не делай так больше.

— Как пожелаешь, — рассмеялась она, докуривая сигарету. Ей нравилось меня дразнить, и в эти моменты я готов был задушить её прямо на месте! Глупые шутки малолетней дурочки. Она меня ненавидела, и это было взаимно.

— Когда ты видела её в последний раз?

Мэг закатила глаза и поправила мне галстук:

— Что? Жалеешь о вчерашнем?

— Перестань, Мэг, это не твоё дело! Просто скажи, когда ты её видела?

— Вчера вечером, — она со скучающим видом потушила сигарету о фонарный столб, — я предложила ей переночевать у меня, но она отказалась и ушла.

— Если увидишь её, передай, что я спрашивал о ней.

— Мне сказать, что тебе жаль?

— Просто скажи, что я хочу с ней встретиться.

Я направился по дорожке и не заметил, как пришел к крыльцу оперного театра. На ступеньках кто-то лежал, занесенный снегом после вчерашней метели. Меня вдруг залихорадило, я молил Бога лишь о том, чтобы это была не Кристин! Но чем ближе я приближался к неподвижному силуэту, тем больнее сжималось моё сердце. Знакомый дорожный плащ выглядывал из-под сугроба, он был заледенелым, а когда я выкопал ее замерзшее тело, оно было бледным, белее снега, а губы посинели. Я потянул её за плечи и огляделся. Вокруг не было никого, кто бы мог помочь. Вдруг она умрет из-за меня? Вдруг она замерзла насмерть? Смахнув снег с её волос, подняв на руки её почти бездыханное тело, я понял, что она и правда была босиком, а её ноги были в синяках. Почему она не одела обувь? Это я во всем виноват!

Накинув на неё свой плащ, я понес Кристин домой. Ноги просто сводило судорогой от тяжести, скобы трещали, но я дотащил её до своей постели и накрыл несколькими одеялами. Моя постель была неудобной, пружины вечно выскакивали и кололись, но лучших апартаментов я ей предложить не мог. Придвинув кровать к камину, я опустился перед ней на колени. Она еле дышала, я винил во всем только себя! Зачем я погнал её на улицу в такую метель? Почему я молча не развернулся и не ушел спать? Но ведь она заслужила это… Да, она заслужила наказания, но не такого сурового. Если она умрет, это будет только моя вина… Моя.