Твой Авалон (гет)

– Очень хорошо. Спасибо, Эйлин, – сказала Гермиона, ободряюще улыбаясь своей подруге. – Начни новую партию оборотного. Возможно, понадобится.

Эйлин кивнула, скупо улыбнувшись в ответ, и ее голова исчезла в пламени камина.

Гермиона была горда за Эйлин Лонгботтом прежде всего потому, что та стала Лонгботтом. Ненавязчиво набившись ей в друзья, миссис Риддл пустила в ход всю свою тяжелую артиллерию. Возможно, она изменила лишь ее облик, повлияв на девушку, но не только внутреннее определяло внешне. Иногда к сожалению, иногда к счастью, но внешнее точно так же влияло на внутреннее. Гермиона надеялась, что убийца Дамблдора больше не будет иметь мотиваций для своей двойной игры и предательства. Хотя и родиться ребенку Эйлин предстояло на два года позже. История менялась на глазах путешественницы во времени. В то же время она чувствовала, что оставалось что-то незыблемое, неизменное. Судьба так просто не сдавала позиций.

Чем обуславливалась судьба? Только ли собственным выбором? Или было что-то выше этого? Высшие силы, непосредственно вмешивающиеся в жизнь конкретных людей? Каким-то же образом Гермиона Грейнджер переместилась в прошлое, кто-то или что-то вело ее? Если это было что-то, являлось ли оно разумным? Но волшебница все же верила в одно – кто бы там ни был наверху, ничего не решалось без личного выбора. Том этот выбор сделал. Как и Эйлин, как и она сама. Возможно, не менее сложные выборы им предстояли и в дальнейшем. Все двигалось, все менялось. Недаром говорилось, что в мире существовало только два процесса – горение и гниение. А человек мог лишь вписываться в них, благодаря своему выбору. Если не двигаешься вверх, не развиваешься – будешь сбит и сломлен.

Гермиона улыбнулась самой себе – как быстро она перешла с мыслей об Эйлин на собственную жизнь. Она давно уже чувствовала, что приближался кризис – даже не столько внешний прорыв, сколько необходимость следующей ступени.

Не успела волшебница собрать документы и направиться к преемнику Тома – которым оказался его ставленник, Нотт собственной персоной – как в камине появилась другая голова. Лейстрейндж был, как всегда, сдержан и собран.

– Госпожа, вам велено передать, чтобы вы срочно заканчивали дела с Ноттом.

Гермиона озабоченно нахмурилась. Если Том даже не смог сам связаться с ней, значит, пахнуло из пасти дракона. Произошло что-то чрезвычайно важное.

– Что стряслось? США? – деловито спросила она, спешно начиная собирать пергаменты.

Том решил не наглеть и не переводить жену сразу же за собой на новое место, дав ей возможность ввести в курс дела новое начальство.

– Совершенно верно. Их президент на весь мир сообщил о тайном размещении Советским Союзом ракет на острове. И объявил военно-морскую блокаду Кубы.

Не военные действия, слава Мерлину! Это была их маленькая победа – меньшее из зол.

– Спасибо. Передайте Тому, что я появлюсь, как только смогу.

Лестрейндж кивнул, и его голова пропала в пламени камина.

Гермиона быстро направилась к новому шефу и передала ему документы, в которых предстояло разбираться преемнику ее мужа.

Но едва она собралась воспользоваться каминной сетью, предназначенной для международных перемещений, как ее остановила чья-то рука. Молодая женщина обернулась и встретилась взглядом с тем, кого меньше всего ожидала увидеть.

Альбус Дамблдор улыбался ей, хотя его взгляд из-под новоприобретенных очков-полумесяцев выдавал далекий от веселья настрой.

Со своей обычной куртуазностью директор Хогвартса сказал:

– Добрый день, миссис Риддл. Не могу ли я вас ненадолго отвлечь?

– Мне крайне некогда, господин Дамблдор, но для вас я всегда найду время, – вымучила улыбку Гермиона.

Как часто ей хотелось побежать к нему и во всем признаться, облегчить душу, поделиться накопившимся опытом, восторгом, болью, сомнениями и надеждами. Но было нельзя. Увы, нельзя. Хорошо хоть Лонгботтомы появились на близком горизонте. Большинство, с кем Гермионе пришлось общаться, являлись несостоявшимися Упивающимися смертью. Ну и компанию все же Том собрал в своих «Рыцарях». Нет, чтобы привлечь тех же Уизли. Или Прюэттов. Братьев Молли, например…

И самым неприятным оказалось то, что с Дамблдором постоянно приходилось применять окклюменцию.

– Пройдемте в мой кабинет, господин директор.

– Благодарю за понимание, миссис Риддл, – поклонился маг.

Гермиона пригласила его жестом в комнату и предложила присесть. Совсем недавно она беседовала тут с Альфардом, еще одним олицетворением связи с прошлым, от которого, к счастью, не приходилось скрываться. Нельзя было сказать, что волшебница не догадывалась о причине визита директора, но она надеялась, что эта причина будет подана под самым безобидным соусом. В любом случае, на наивность волшебника рассчитывать не приходилось.

– Вы, наверное, догадываетесь, Гермиона – позвольте мне называть вас так, – о причинах моего визита?

Хитрый. Хочет, чтобы она сама проявила инициативу, обозначив недавние события как проблематичные или, по крайней мере, заслуживающие пристального внимания. Нет, ее так не поймать! И даже легкое чувство вины, которое путешественница во времени испытывала из-за замалчивания тайны, никак не могло помочь директору.

– Вы знаете, господин Дамблдор, за последнее время случилось столько всего значительного, что я просто теряюсь в догадках, – с легкой улыбкой ответила Гермиона.

Глаза волшебника сверкнули под очками-полумесяцами, и он после недолгой паузы сказал:

– Что ж, тогда мне придется самому быть предельно откровенным с вами, полагаясь на ваше понимание.

Молодая женщина кивнула, с интересом обдумывая его стратегию за непроницаемым щитом окклюменции.

– Я очень обеспокоен стремительным нарастанием напряженности в международной ситуации. И куда больше – опасностью, которая грозит хрупкому балансу отношений между магическим и маггловским мирами.

– Я не ожидала от вас меньшего, – уверенно заявила волшебница, ощущая, что она играет на грани. – Это должно заботить всю прогрессивную общественность.

Вот так, намеками вам не обойтись!

Дамблдор помолчал, оценивающе глядя на собеседницу, и наконец признал:

– Что ж, вы правы. Меня действительно волнуют намерения и методы вашего мужа.

Гермиона вскинула брови:

– И что же именно в действиях Тома вас так беспокоит, господин Дамблдор? Насколько мне известно, он не делился с вами своими намерениями.

– О них говорят его действия, Гермиона. Посмотрите правде в глаза, – парировал директор мягко, но очень решительно.

Это был удар ниже пояса. И молодая женщина вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Неужели директор уверен, что все пойдет, как в прошлый раз, а значит, все было впустую?

– Почему вы так говорите, господин Дамблдор? – собрав волю в кулак, ровно сказала она. – Разве Том за все те годы, что прошли после нашего выпуска, сделал кому-то что-то плохое? Обидел кого-то? Злоупотребил служебным положением ради корысти? Выступил против магглорожденных или магглов? – ее голос зазвенел. – Нет! Почему же вы позволяете себе подобные инсинуации?

Гермиона редко бывала в гневе, но тут оказался подходящий случай. Может быть, директор озвучил ее собственные страхи? Но они все равно не могли быть такими. Она верила Тому. Не могла не верить, если хотела сохранить здравое сознание.

Дамблдор заметно погрустнел, морщинки отчетливо прорезали высокий лоб.

– Я понимаю ваши чувства, миссис Риддл, – осторожно начал он. – Они похвальны. Тому сильно повезло с сокровищем в вашем лице. Но вы должны понять и меня – я повидал многое. Ваш муж балансирует на грани, ходит по лезвию ножа.

– Весь мир сейчас стоит на грани, господин директор, – строго заявила волшебница, подавив гнев и слезы обиды.

– Я понимаю, Гермиона, – Дамблдор подался вперед. – Но даже самые лучшие люди часто не могли устоять перед соблазном.

Гермионе на миг показалось, что директор имел в виду свой личный опыт. Но она ответила:

– А вы подумайте сами, что в данной ситуации важнее – решить проблему или перестраховаться от всех потенциальных опасностей?

– Я был обязан предупредить вас, что намерен наблюдать очень пристально, чтобы ничего не произошло, – твердо продолжил Дамблдор. – И в ваших интересах помогать мне. Поскольку в ваших намерениях я нисколько не сомневаюсь.

Гермиона несколько раз повторила про себя слова директора, пытаясь разобраться, правильно ли поняла его. Но по-другому никак не выходило.

– Вы предлагаете мне шпионить за собственным мужем? – молодая женщина чуть было не вскочила от возмущения. – Неужели вы считаете, что я могу предать любимого человека?!

Как же плохо, больно, тяжело! Но нужно вытерпеть все и не сорваться.

– Вы предадите его, если позволите выбрать неверный путь, – внимательные глаза мага поймали ее взгляд.

– Возможно, – холодно отозвалась Гермиона. – Но в этом мне ваша помощь не требуется. Я никогда не стану шпионкой, при всем моем уважении к вам.

Дамблдор глубоко вздохнул.

– Это не зазорно, девочка, просить о помощи. Особенно когда взяла на себя так много. Противостоять своему любимому, если он поступился принципами, очень тяжело. Это может разбить сердце, поверьте мне. Я желаю вам только добра.

Волшебнице вновь показалось, что директор говорил о своем прошлом. Но так или иначе… Гермиона поднялась на ноги.

– Спасибо за заботу, господин Дамблдор, – с достоинством произнесла она. – Но я вынуждена отклонить ваше предложение.

* * *

– Что же вы творите, дементор вас побери, – весь день про себя ругался Том Риддл, поминая атрибуты Мерлина, Слизерина и всех магических существ, вместе взятых.

Вокруг носились офицеры, мигали огоньки на табло, постоянно менялась оперативная информация на карте. Как же раздражали Тома эти напыщенные магглы. А может быть, он просто завидовал дисциплине в их рядах.

Сейчас же Риддл внимательно слушал срочный доклад Яксли по магическому передатчику. Из прибора доносился свист, как будто им пользовались во время быстрого полета на метле.

– Советская подводная лодка не реагирует на приказы повернуть назад, – озабоченно сообщил голос оперативника Управления магической безопасности.

Том выругался уже вслух и сурово спросил:

– Она была атакована? Нет? – и с сарказмом прибавил: – Ах, это летчик просто решил бомбами напугать субмарину, вооруженную атомным оружием?! – и вновь серьезно и строго: – Почему не приняли меры? Кто-то из наших присутствовал на борту?

– Нет, мы не смогли проникнуть туда, нужна была ваша пространственная магия, мой Лорд.

– Почему не попросили мою жену?

– Она была занята в ближнем кругу президента по поводу блокады и… Подождите, мой Лорд. Подводная лодка передает сигнал «прекратите провокацию».

– Магглы и то оказались разумнее, – гневно выдохнул Том. – Так прекратите, маги вы или кто? Удерживайте летчиков от необоснованных решений. А мы тут постараемся – скоро авиация повернет назад. Но если еще раз повторится такое… Вы понимаете, что одно неверное действие может привести к войне?! Все, свободен!

Что за детский сад? Только с игрушками для взрослых. Так вот и станешь Темным Лордом, принудят…

Конфликт набирал обороты. И потому Риддл до сих пор в чужом обличье находился среди ближайшего окружения президента, который, на счастье, оказался вполне вменяем. И не только он. Наследник Слизерина помнил едва заметную улыбку на лице Роберта Макнамары на собрании Исполнительного комитета Совета Национальной Безопасности США. Кеннеди тогда спросил, уверены ли военные в том, что им удастся уничтожить с воздуха все советские ракеты. И Риддл в обличии генерала Уолтера Суини ответил:

– У нас лучший в мире военно-воздушный флот. Если мы не сможем это сделать, никто не сможет. Но как я могу утверждать, будто абсолютно нет шансов на то, что после атаки уцелеет пара ракет или останется хотя бы одна ядерная боеголовка, готовая к запуску? Нет, господин Президент, я не могу сказать такое.

Макнамара был доволен, очевидно, он понимал в полной мере возможные следствия открытого столкновения. Хотя бы несколько адекватных людей – и то уже счастье. Но тогда удалось предотвратить только первую, предкризисную волну – вместо вооруженного вторжения на Кубу решили начать блокаду острова. И вот теперь они с новым оперативным отрядом Управления магической безопасности следили за тем, чтобы конфронтация между силами США и направляющимися к Кубе советскими кораблями не дошла до критической точки. И старались влиять на магглов минимально, только вынужденно.

В конце концов Том все-таки позволил себе отправиться домой, хорошенько изменив память своему оригинальному двойнику. На этой стороне земного шара уже стояла глубокая ночь, ожидающая скорого восхода солнца. Несколько свечей, паривших в воздухе, тускло освещали гостиную. Вскоре после того, как Риддл вернулся к своему естественному облику, из камина появилась Гермиона и, даже не отряхнув себя от сажи, упала в руки мужа. Том устроил жену на диване и левитировал из столовой графин с апельсиновым соком.

– Как у тебя со статистикой? – поинтересовалась волшебница, устало приподнимаясь и облокачиваясь на спинку дивана.

– Все так же, – пожал плечами Том. – То, что касается мелочей, удается как по маслу. Такое впечатление, что наши таинственные маги чуть ли не заранее знают, где возникнет локальный конфликт. Мы даже не успеваем вмешаться.

– По всей видимости, именно им удалось развернуть добрую часть советских кораблей, – отметила Гермиона, допивая сок.

– И кому от этого стало лучше? – хмыкнул Риддл. – Мы же не в песочнице воюем, должны понимать, что часто уступка в мелочах может привести к ухудшению ситуации в целом.

– Ты все еще надеешься завершить конфликт, достигнув некого баланса сил? – спросила молодая женщина, с удовольствием вытягиваясь на диване. Том присел рядом, погладил ее стройные ножки.

– Ты же прекрасно знаешь, что ни Советский Союз, ни США не должны потерпеть сокрушительного поражения, даже на дипломатической почве. Западный Берлин у нас под носом. Вот если СССР отыграется там…

– Нам придется послать привет Гринделвальду, – невесело закончила волшебница.

Том прислонился к спинке дивана.

– Как же я устал от того, что миром правит беспросветная тупость.

– Миром правит золотой телец, и ты это знаешь, – вздохнув, отозвалась Гермиона.

– И это тоже глупость, – заметил Том, криво улыбаясь. – Счастье вообще невозможно получить извне. Ни за счет огромного счета в банке, ни за счет раздутого потребления. Сколько бы человек ни имел, ему всегда будет недостаточно.

Гермиона вскинула брови и подалась к мужу:

– О, когда это тебя осенило, дорогой? – с улыбкой поинтересовалась она.

Том посмотрел ей в глаза, долго, проникновенно, и наконец ответил:

– Еще тогда, у лабиринта. Павлиний хвост символизировал все краски жизни. А на тот момент у меня не оставалось ничего, кроме самого себя.

Гермиона наклонилась еще ближе к Тому, нежно провела рукой по его лицу, по темным кудрям:

– Люди никогда не изменятся, милый. Хотя зачастую окружающая среда вынуждает их осознавать подобные вопросы.

Риддл вздохнул, накрывая ладонью тонкие пальцы жены, и проговорил:

– Я боюсь, что все напрасно. Один человек не способен изменить мир. В особенности мир, населенный тупым быдлом.

Гермиона поймала взгляд мужа:

– Вот как раз человек-то и обречен изменяться сам и изменять мир. Быдло на это не способно. Однако посмотри, сколько шедевров науки и искусства, сколько прекрасного создано как магами, так и магглами.

Том задумчиво кивнул.

– Может быть. Но чтобы что-то менять, начинать надо с детей, – заметил он. – У быдла вырастает такое же быдло. Мне просто невероятно повезло, что меня воспитали не семейства родителей... Надо будет подумать, как выставить Дамблдора из Хогвартса.

При упоминании директора на лбу Гермионы пролегли морщинки.

– Что такое? – иронично поинтересовался Том. – Опять будешь защищать его? Старик недаром засел в оплоте образования, знал, как лучше всего контролировать власть, оставаясь в стороне, – взращивать себе подобных.

– То же самое собираешься делать и ты, Том. Почти, – обронила волшебница. – Но никого я защищать не собираюсь. Пойдем лучше спать, дорогой.

– Да, завтра, вернее, уже сегодня нам отдыхать не придется, – согласился маг, помогая жене подняться с дивана.

Гермиона потянула мужа в спальню, где он, упав на кровать, забылся глубоким сном без сновидений.

Но нормально поспать ему не дали. Золотой рассвет едва пробивался между разошедшимися шторами, когда в комнату ворвалась светящаяся обезьяна и своим верещанием разбудила пару. Потирая глаза, Том уставился на неожиданного визитера, признав в нем, наконец, патронус Эйвери. Более нелепого патронуса он в жизни не видывал. А уж спросонья обнаружить у себя в спальне такое чудо-юдо… Чудо-юдо, однако, встав на задние лапы и ударив себя лапой в грудь, очень серьезным голосом заявило:

– Мой Лорд, ваше присутствие требуется в Москве. Хрущев направил письмо Кеннеди без нашего ведома. Мы ничего не могли сделать!

Том мысленно выругался, глядя, как обезьяна рассыпается на множество светящихся искр. Что стряслось в эти дни с его организованной командой? Всеобщее сумасшествие? Но с ума сходят поодиночке, разве что одновременный Круциатос обеспечивает подобную массовость. Могли ли таинственные маги влиять на оперативную группу? Что-то подсказывало Тому, что да. И это не просто удручало, а приводило на грань паники.

Гермиона вскочила с кровати первая.

– Съешь что-нибудь перед тем, как исчезнешь. А то скоро от тебя останется один неумираемый скелет, – на ходу бросила она, спешно накидывая шелковый халат.

– Да, на бутерброд времени хватит, – согласился Риддл, направляясь в ванную.

– Том, на одних бутербродах ты не протянешь. И никакое самоисцеление не справится с твоим гастритом.

– На себя посмотри, – пробурчал волшебник, умываясь. – Овсянку ты готовить так и не научилась, а эльфов, конечно, будить не будешь. А вот бутерброд…

– Ради тебя, милый, придется, – смеясь, ответила Гермиона и позвонила в колокольчик.

Через полчаса, быстро съев пресловутую овсянку, омлет и булочку с джемом, Том воспользовался каминной сетью, давно уже настроенной на международные перемещения. В российском министерстве его поджидал Эйвери, с которым Риддл сухо поздоровался.

– Стало известно, что в письме Хрущев согласился убрать ракеты в обмен на гарантии ненападения на Кубу, – поспешно сообщил «рыцарь», доставая порт-ключ для перемещения в Кремль.

Это было хорошо, но слишком мелко. Том изначально собирался играть крупнее, а потому велел своей группе проводить другую политику.

Эйвери все еще пребывал в облике министра обороны Родиона Малиновского, в которого собирался обратиться и сам Том. Они переместились в безлюдный проход, где был невелик шанс кого-нибудь встретить. Увидеть двух Малиновских с утра пораньше… Это даже на перепой нельзя было бы списать. Разве что на белую горячку. Что это такое, Том узнал от Долохова, когда тот в шутку рассказывал о привычках русских. Тогда британский маг простил новому потенциальному союзнику намерение поцеловать Гермиону. Почти.

Том выпил зелье, одновременно слушая более подробный отчет о событиях. Когда мерзкие ощущения прекратились, и волшебник принял новое обличье, он заметил:

– Я не понимаю, почему твоя магия не сработала, Эйвери. – Том взмахом палочки преобразовал свою одежду в советскую военную форму. – В любом случае, на Кеннеди возможно надавить и снизить уровень общей милитаризации. Пусть убирает свои ракеты из Турции… Кто-то ведет игру, но невероятно тупую.

Эйвери кивнул, озабоченно глядя по сторонам – скоро он должен был вернуться к своему настоящему облику.

По коридору послышались торопливые шаги, и маг быстро потянул Риддла в туалет, оказавшийся поблизости. Но тут дверь распахнулась… и в помещение вошел еще один Малиновский. Том мгновенно вытащил волшебную палочку, но его невербальное заклятие было отражено. Вот это случайность! Перед ними оказался вовсе не оригинал министра обороны! Поддельный Малиновский, сразу же оценил остановку и выбежал назад, захлопывая дверь перед носом у волшебников. Риддл кинулся вдогонку. Повернув за угол, он понял, что таинственный маг начал быстро терять свой приобретенный облик, его очертания стали расплываться. Но противник исчез быстрее, чем наследник Слизерина сумел установить анти-аппарационный барьер. Хотя в последний миг Том успел заметить длинную седую бороду.

Дамблдор?! Невозможно. Просто немыслимо. До такого старый манипулятор дойти не мог. Или мог?

В этот момент Риддла догнал Эйвери, тоже принявший свое обычное обличье, и раздраженный Том велел ему убираться куда подальше.

Убедить Хрущева направить еще одно письмо по радио трудности не представило, когда руководителю государства были представлены новые «разведданные». Помимо гарантии ненападения пусть забирают ракеты из Турции – данное требование, Том знал, американцы выполнить могли. Но все это время маг думал о таинственном противнике. Неужели Дамблдор был среди тех, кто хотел завершить конфликт быстро, но самым примитивным способом? Что-то не похоже на директора Хогвартса. Каким бы он ни был старым маразматиком, но никому и в голову не приходило назвать его тупым.

Несмотря на выполненную задачу, Том ощущал, как впадает во все более и более мрачное настроение. Пора было браться за Хогвартс, ох как пора. Но на наследника Слизерина в последнее время свалилось столько всего: и тайна видения матери, и договор с Фламелем, и необходимость проделывать всю важную оперативную работу самому, и ответственность чуть ли не за весь мир – только Дамблдора ему и не хватало для счастливой бессмертной жизни. Тем не менее, за горячую нить нужно было срочно хвататься и тянуть. И потому Том решил поручить расследование другим людям – не зря же он готовил «Вальпургиевых рыцарей» столько лет, хоть на что-то они должны были оказаться способными. Пусть теперь кто-то из тех, кого возможно было снять с оперативной работы, займется Дамблдором. Причем для чистоты результата один из них должен относиться к ярым противникам директора, а другой быть более лояльным. Малсибер с его талантом к заклятиям, связанным с памятью и сознанием, вполне подойдет. А вот второй… Гермиона была занята, увязнув с головой в нюансах предстоящей встречи Роберта Кеннеди с советскими представителями. А если не она, то… Альфард Блэк.