Твой Авалон (гет)

История не прощает ошибок – эта банальная истина не давала Гермионе покоя все последние годы ее ни в коей мере не спокойной жизни. Возможно, это было пресловутое чувство ответственности, посетившее ее много лет назад в древнем оплоте магов – Хогвартсе. А может быть, даже неверие в происходящее.

Слабых духом ответственность парализовала, давила к земле тяжким грузом, но другим лишь давала исключительную возможность вдохнуть жизнь полной грудью, пройти по лезвию ножа. Для кого-то это был путь вниз, для иных же – дорога к величию.

Гермиона не имела права на ошибку, и сейчас, когда она упустила время действия обоих порт-ключей, у нее оставался единственный шанс попасть домой без подозрений и относительно вовремя.

За ней уже не просто следили, на нее охотились – и это говорило о том, что ставка была сделана правильно. И также верным решением оказалось увести слежку за собой, оставив источник важных сведений вне подозрений.

Гермиона невесело улыбнулась самой себе и крепче сжала в руке волшебную палочку. Кирпичная стена подворотни больно врезалась в спину, но удачливая шпионка не могла оказаться замеченной. Как умно было с их стороны, да невзлюби их Мерлин, – натравить на нее авроров. И теперь анти-аппарационные барьеры охватывали все волшебные кварталы.

Невдалеке послышались осторожные шаги, и Гермиона затаила дыхание, когда группа блюстителей магического правопорядка проскользнула мимо. Ее охранная магия всегда была сильна, но в любом случае стоило подстраховаться... Выпрыгивая из своего убежища, волшебница быстро направила палочку на удаляющихся авроров, создавая иллюзию, чтобы сбить их со следа. Торопливо направившись в противоположную сторону, молодая женщина плотнее укуталась в мантию и опустила капюшон на лицо. Холодный ветер пронизывал, бурый ковер опавшей листвы сбивался под ногами во влажное месиво, небо нависало тяжелой серой сталью над головой. Хмурое осеннее утро наводило невольную тоску и усиливало тревогу. Тревогу, надо сказать, вполне обоснованную.

Двести метров до выхода из магического квартала показались нарушительнице порядка невероятно длинными. Она старалась не ускорять шаг, но рука невольно сжимала палочку все крепче, до онемения пальцев. Внимательный взгляд быстро отметил едва заметные движения прячущихся по углам авроров – ее поджидали. Но слабостью их плана являлась необходимость как раз таки прятаться, чтобы развеять подозрения и создать иллюзию безопасности у противника. А хорошо спрятаться в этом узком месте и одновременно иметь возможность следить за происходящим было практически нереально.

И чему их только учили в аврорате? Волдеморта на них не нашлось… Тем проще для нее!

В такие моменты нетрудно было понять, почему лучшей защитой всегда считалось нападение. Не дожидаясь, когда противники обнаружат себя, Гермиона направила палочку на заблокированный выход из квартала.

– Reducto!

В кирпичной стене с саднящим грохотом появилось большое отверстие, обломки и пыль разлетелись вокруг, накрывая ближайших авроров.

А вот теперь надо действовать быстро. Никакое отвлекающее заклятие уже не поможет.

Гермиона кинула за спину «туманную бомбу» – ее собственное изобретение, вдохновленное воспоминаниями о проказах близнецов Уизли, – и резко бросилась вперед, создавая перед собой мощный плазменный щит, освободивший путь к обрушившейся стене.

Волшебница перекатилась по земле, уходя от разноцветных лучей – заклятий бегущих со всех сторон авроров. И уже будучи у самого выхода, создала ослепительный фейерверк, который упал на головы преследователей взрывающимися яркими шарами.

Пыл битвы захватил ее полностью, без остатка. Экс-гриффиндорка не задумывалась ни о заклятиях, укрывших ее непроницаемой завесой, ни о нежеланных врагах, чьи жизни и состояние здоровья были так или иначе важны, ни о нелепости момента. Все оставалось внешним в танце сражения. В каждом бою ты сражался только с самим собой…

Огненная лавина обрушилась на тех, кто поджидал нарушительницу с другой стороны прохода, и она, плотнее прикрыв голову капюшоном, кинулась вперед. Языки огня окутали хрупкую фигурку молодой женщины, дохнуло жаром в лицо, и ей на миг стало страшно, что из всепоглощающего пламени теперь не выбраться никогда.

Но в это мгновение невольного страха она оказалась на маггловской улице, и порывы холодного ветра уже не показались столь отвратительными и недружественными.

Да, она это сделала! Гермиона бросилась бежать и, повернув за угол, быстро скинула темный плащ в ближайшую урну. Открытый круглые сутки торговый центр встретил шпионку относительной утренней пустотой, но тут она могла затеряться за гигантскими рекламными щитами и полками с товарами. Проклятый анти-аппарационный барьер! И неотступное ощущение будто кто-то продолжает следить, откуда-то издалека, но въедливо и непрерывно. Паранойя. Но в такой ситуации куда лучше паранойя, чем провал.

С этим надо было что-то делать. Волшебница покинула здание через противоположный вход и свернула на другую улицу, где остановила проезжающее пустое такси. Плюхнувшись на кожаное сидение, Гермиона слегка расслабилась и велела водителю ехать чуть ли не в противоположный аэропорту конец города.

Таксист был уже в годах, похоже, всю ночь не спал и плелся совсем неторопливо, что устраивало ее лишь поначалу. Но очень скоро столь медленное движение стало абсолютно невыносимым, когда прошла необходимость прикидываться ничего не подозревающей маггловской пассажиркой.

Ну, почему, почему все сложные ключевые моменты всегда выпадали на ее долю? Хотя путешественница во времени прекрасно осознавала – если не она, то никто. Она могла, а потому была обязана. Теперь она куда лучше понимала Гарри Поттера… Иногда в ее голову закрадывались мысли, а вдруг незабвенные друзья так и продолжали существовать в том мире? Без нее, в тяжелейших условиях режима Волдеморта. Но нет, сколько бы раз она ни размышляла об этом вопросе, все время приходила к одному и тому же выводу – она оказалась не в альтернативном мире. Хроноворот всегда переносил ее в ту же самую вселенную. И в данном случае не было оснований полагать, что произошло нечто совсем отличное от известного ранее. Неужели такое надругательство над душой, какое умудрился сделать худший вариант Тома, было настолько противно Вселенной, что понадобилось запустить механизм саморегуляции? Или же Волдеморт готовился к чему-то еще более ужасному? Все свидетельствовало об этом. И пусть Эйнштейн переворачивается в гробу…

– Что, красавица, была тяжелая ночь? С работы едешь? – прервал ее мысли дедок-таксист.

Гермиона, выходя из задумчивости, невольно усмехнулась:

– Да, с работы. – И надо сказать, она выполнила свою работу хорошо.

– Домой? – Водитель, очевидно, и сам был бы не прочь поскорее домой.

– Домой, – подтвердила невольная шпионка, ощущая неожиданное тепло на сердце, словно прикосновение родных и заботливых рук.

И действительно, она направлялась домой, туда, где ее ждали.

Не дай Мерлин ей опоздать… Они уже отъехали достаточно, чтобы сбить с толку маггловскую полицию, если таковая окажется подключена к делу.

– Остановите здесь, – прерывая очередной вопрос водителя, заявила Гермиона и, поспешно расплатившись, вышла из машины.

Через пару минут она поймала другое такси за углом и потом, уже на третьем, доехала до аэропорта. Главное сейчас – никакой магии! Иначе вновь сядут на хвост.

Национальный аэропорт Вашингтона встретил англичанку суетой и показной беспечностью. Но та привычно скользнула взглядом по выгодным с точки зрения слежки местам и обнаружила там весьма подозрительно одетых людей. Впрочем, они не обращали на нее особого внимания – вот уж кто-кто, а она могла достоверно одеться как обычная представительница маггловской популяции. Но отсюда следовал вывод, что авроры взяли под контроль все принципиально важные точки города. Даже маггловские, не только каминную сеть. Глобальный подход, молодцы. Еще бы научились одеваться не по моде комедийного фильма.

Гермиона прошла регистрацию и, ожидая посадки, задумалась, что бы она сейчас предприняла на месте авроров. Только следить за применением магии вне волшебного мира, больше ничего не оставалось. А магию она использовать не собиралась.

Интересно, здесь они получали хорошие взбучки от начальства?

Как ни странно, взлет произошел без особых приключений. Но волшебнице почему-то все еще не верилось, что ее выпустили из страны так просто. И лишь когда самолет оказался над Атлантикой, она поняла суть ловушки.

Темное облако, неожиданно возникшее посреди чистого неба, стремительно приближалось и вело себя очень странно для естественного природного феномена. К тому же самолет уже поднялся над облачным слоем. Когда явственно почувствовались турбулентные потоки воздуха, это навело на самые пессимистичные мысли. Неужели они готовы были погубить ни в чем не повинных людей, чтобы избавиться от одной разведчицы? Как же быть с общими принципами неприкосновенности магглов? Неужели авроры Штатов пойдут на такое? Или это не их рук дело?

Гермиона сочувственно покосилась на десятилетнюю девчушку, сидевшую в ряду напротив, которая испуганно жалась к отцу. Где-то в салоне раздался детский крик. Достижение цели любой ценой... отвратительно. Кто додумался поиграть в Темные Лорды на этот раз?

Ослепительная вспышка молнии прорезала грозовое небо, темные тучи засветились холодным пламенем. Это было даже красиво – пугающей, мрачной красотой. Именно так прекрасна и притягательна смертельная опасность, именно так когда-то очаровал ее молодой Том Риддл.

Самолет тряхнуло, испуганные перешептывания и детский плач оторвали ее от созерцания стихии. И Гермиона нахмурилась, услышав почти убедительные слова командира экипажа, который пытался заговорить зубы взволнованным пассажирам. Без сомнения, «Боинг-707» являлся новым реактивным самолетом с прекрасными летными характеристиками, но если за дело взялись маги, то шансов не было.

Уши закладывало от постоянных «воздушных ям», голова немного кружилась, чему лишь способствовало недосыпание, нервы были натянуты до предела.

Волшебница уже дотронулась до палочки, но тут неожиданная мысль заставила ее замереть. Противники, кто бы они ни были, не знали, не могли знать, в какой именно самолет она села и села ли вообще. Их маневр был направлен на устрашение, на проверку нервов и спокойствия. И потому ей оставалось лишь ждать до последнего момента, ибо на карту были поставлены жизни не только этих людей.

Невольно стиснув зубы, Гермиона взяла палочку в руку и заставила себя откинуться на спинку кресла. Ждать… как было трудно просто ждать. Стараясь расслабиться, виновница грозы наблюдала в иллюминатор, как стремительно приближался ее эпицентр. И казалось, самолет уже стал неуправляем. Сколько еще возможно было выдержать? И получится ли среагировать, когда он начнет терпеть крушение? От людей после авиакатастрофы не оставалось ничего, тела распылялись на мельчайшие частицы, в отличие от вещей, которые в данном случае любезно бы принял океан.

Да, эрос-танатос все еще имел над путешественницей во времени свою непреодолимую власть. Сколько раз она готовилась к смерти из-за Тома Марволо Риддла? Гермиона не боялась, нет, но и не хотела ее.

В этот момент шум двигателей изменился, и волшебница замерла. Мурашки прошли по спине, когда самолет словно начал проваливаться в глубокую воронку. Неужели они падали? Значит, пора.

Гермиона прикусила губу и с тревогой оглядела пассажиров, затем перевела глаза на затянутый мраком иллюминатор. Самолет продолжал падение, время от времени сотрясаясь в турбулентных потоках, и волшебница приняла решение. Пусть у нее останется мало шансов потом, но это несоизмеримо со смертью такого количества людей.

Гермиона подняла палочку, собираясь взмахнуть ей и мысленно произнести заклинание, рассеивающее магическую грозу… Но в этот момент иллюминатор вдруг просветлел, и в него ударил яркий солнечный луч, ослепивший невольную виновницу происшествия.

Люди выдохнули в изумлении, потрясении, радости. Кто-то начал петь, другие бросились обнимать соседей. Общее ликование усилило сообщение командира, который подтвердил, что машина пришла в норму и полет продолжается. Как же мало было нужно для счастья – просто жить. Но лишь немногие умели радоваться жизни самой по себе, каждый день, минуту, мгновение. И только в экстремальных обстоятельствах проявлялись истинные ценности.

Гермиона обессилено откинулась на спинку кресла. Вытерла со лба незамеченный ранее пот, устало прикрыла глаза. Итак, она победила в играх воли и разума. Лорд Волдеморт мог бы ею гордиться!

Интересно, что подумали маггловские ученые по поводу неожиданно взявшейся грозы над всем регионом? Науке еще многое оставалось неизвестным, как бы она ни прикрывалась квантовой физикой и эволюционными теориями. Вот попади им в лапы настоящий маг, его непременно бы препарировали на предмет всевозможных аномалий в генах, составе крови, строении мозга, нервной системы и всего прочего. Неизвестно еще, что было бы лучше – попасть под микроскоп или сгореть на костре.

Гермиона позволила себе небольшой отдых, даже удалось немного поспать. Но ей нужно было подготовиться к достойному появлению в аэропорту на радость врагам, которые, без сомнения, поджидали шпиона.

Как же она ненавидела все это огламуривание, особенно маггловские способы оного! Даже сейчас, когда столько лет прожила с измененным цветом волос и привыкла вращаться в высшем обществе с его напыщенностью и лицемерием. Игра, везде была игра... Что ж, пусть она исполняется с легкостью!

Девочка и ее отец, сидящие напротив, с удивлением покосились на волшебницу, едва признав в роскошной женщине, одетой в струящееся бело-алое платье до пола, с высокой прической и красным лаком для ногтей, неприметную соседку в потрепанных джинсах и куртке. Гермиона надела теплую кашемировую накидку, закрывшую обнаженные плечи, когда самолет приземлился в Хитроу.

– С корабля на бал, мисс? – улыбнулся ей симпатичный стюард, подавая руку на выходе с трапа.

Она наградила его легкой улыбкой и кивком головы в ответ, входя в образ богатой и избалованной мужским вниманием дамы. Краем глаза волшебница быстро окинула летное поле, автобус, техническую группу. Где-то здесь должны были быть ее противники или, скорее, противник. Возможно, среди магглов, прикинулся работником аэропорта… Но нельзя было исключить того, что враг мог оказаться легилиментом, поэтому Гермиона привычно закрыла свои мысли, слегка подбирая подол на пути к автобусу. Пусть ее сочтут просто тупой – вполне сочетается с образом.

Когда наконец удачливая шпионка появилась в зале выдачи багажа, она быстро прошла в кабинку туалета, откуда собиралась аппарировать. Вспомнил ли кто-то о богато одетой неожиданно пропавшей даме или же нет, Гермиону не волновало. Через мгновение она должна была оказаться дома.

* * *

– Как же приятно бывать у вас в гостях, Том, – широко улыбаясь, сказал министр Магии, одобрительно глядя на высокого, изысканно одетого молодого мужчину. – Вот где чувствуется дух истинной старины и благородства.

– И мне приятно его поддерживать, – отозвался Том Марволо Риддл, сопровождая главу министерства в большой, освещенный множеством свечей зал. – Замок основан в одиннадцатом веке и настолько тесно связан с благородными фамилиями, что давно было пора вернуть его магическому миру и реставрировать.

Он уже битых полчаса кормил Уордена Эджкомба историями про замок Певереллов, про городок Каслтон неподалеку от него и про огромную пещеру в непосредственной близости от замка, где, по преданиям, жило чудовище. Впрочем, чудовище там теперь жило вовсе не только по преданиям – он хорошо для этого постарался.

– Вы как всегда правы, Том, – кивнул министр, останавливая взгляд на немногочисленной группе приглашенных, занятых светской беседой. – Ваши познания в истории впечатляют.

– Положение обязывает, – с достоинством заметил Риддл, стараясь скрыть беспокойство.

Уже закончился ужин, давно была пора вернуться. Как-то не хотелось предстать перед министерскими чинами полным идиотом. Ничего же не могло случиться, это просто опоздание – он уверял себя. Ничего случиться не могло!

– А вот и наша хозяйка! Как замечательно, что она успела на вечер, как всегда, порадовать нас своей красотой, – довольно заявил Эджкомб, глядя за спину собеседника.

Том обернулся и встретился взглядом с сияющими темно-медовыми глазами.

– Ваша супруга с каждым разом становится все прекраснее. Вы счастливчик, Том, – елейно провозгласил министр, целуя руку подошедшей молодой женщине. – Я бы и сам не отказался от такой помощницы.

Гермиона наградила мужа короткой, но полной тепла улыбкой, и он про себя облегченно вздохнул. Она справилась, ей удалось. А разве он сомневался? Потому и отправил именно ее – можно было не опасаться ни предательства, ни дилетантства.

– Мне приятно с полной уверенностью заявить, господин министр, что мы всегда рады видеть вас в нашем скромном жилище. Чувствуйте себя как дома, – ослепительно улыбнулась миссис Риддл. – Надеюсь, дела вы решите быстро и позитивно. Том, твои материалы. – Гермиона передала ему кожаный портфель, в котором находился столь драгоценный компромат, и ее ясный взгляд подтвердил лишний раз, что все оказалось правдой.

Риддл про себя усмехнулся, в который раз отмечая невероятные способности своей половины к убалтыванию нужных личностей в нужном ключе.

– Спасибо, дорогая, – Том, взяв портфель из рук жены и по совместительству главной помощницы, припал губами к ее ладони.

Нежные пальчики дрогнули, и молодой человек невольно почувствовал, как промелькнула между ними та искорка, что всегда означала начало упоительного соединения чувств, мыслей, эмоций… Но сейчас было не время.

– В таком месте и с такими хозяевами нетрудно позабыть о делах, к которым нам, действительно, придется вернуться, – напомнил о себе Эджкомб.

Министр не был тупым, но иногда оказывался настолько толстокож, что Риддла это убивало. Хотя особо жаловаться не приходилось – предшественник Эджкомба обладал еще и кучей дурных привычек, которые раздражали Тома, но он всегда с готовностью ими пользовался в своих манипуляциях.

Том пригласил министра пройти к камину, вокруг которого стояло несколько кресел и большой диван. В это время Гермиона направилась приветствовать остальных гостей, а потом повела дам в соседнюю гостиную, где заняла их рассказом, кажется, тоже об истории замка.

– Дорогая, я не представляю, зачем вам надо еще и работать, – услышал он обрывки беседы. – И почему против этого не возражает ваш милый супруг.

Салазар, как же просто пускать людям пыль в глаза. Давай им то, что они хотят увидеть, и всегда останешься в их глазах на высоте. Они заметят лишь вывеску, красивый фасад. Счастливую семейную пару.

Домовой эльф шустро принес каждому по бокалу вина и зажег ароматические свечи. Слегка одурманивающие, но кто бы про это узнал?

Эджкомб разместился в кресле, заняв своим пухлым телом весь объем, и окинул начальственным взглядом остальных мужчин.

– Очень рад, что мы собрались в таком истинно английском, историческом месте. Здесь даже словосочетание «английское вино» звучит не как шутка. – Чиновники показательно улыбнулись, и их глава продолжил: – Итак, сейчас мы послушаем доклад начальника Отдела международного магического сотрудничества. Том, расскажите нам, что вы хотели сообщить в условиях приватности?

Риддл демонстративно спокойно открыл портфель и быстро скользнул взглядом по привезенным Гермионой документам. Да, наконец-то в его руках находились давно желанные материалы. Очень вовремя, дальше оказалось бы уже поздно. Недаром было потрачено столько нервов, сил и галеонов – большая игра начиналась. Он ждал этого так долго, так много мечтал, и вот события начали закручиваться с невероятной скоростью. Чувствуя, как привычно разливается по всему телу приятная энергетическая волна и сила наполняет голос, Том обвел уверенным взглядом своих коллег и заявил:

– Когда вы узнаете суть моего сообщения, господа, думаю, вам будет понятна причина приватности нашей встречи. Все сказанное здесь не предназначается для посторонних ушей. – Риддл, разумеется, не особо боялся подслушиваний в министерстве, но больше всего он не хотел, чтобы министр умолчал об услышанном и заставил бы молчать своего подчиненного. – Как, очевидно, может подтвердить начальник Отдела магического правопорядка по итогам последней международной конференции, посвященной обмену опытом силовых структур министерств Магии, его американские коллеги не раз сталкивались с неправомерным использованием магии среди магглов. – Риддл задержал взгляд на Деверелле Гэджеоне, худощавом грубоватом мужчине, у которого при волнении начинался глазной тик, и дождался, когда волшебник ответит кивком. – Возможно, многим из вас так же известно о начавшемся конфликте в маггловском мире между двумя сверхдержавами, Советским Союзом и Соединенными Штатами Америки. Нет? Вам не известно, Горнок? Позвольте вас просветить. Три года назад на острове Куба произошла революция и была установлена новая власть, которую активно не поддержали Соединенные Штаты. В апреле прошлого, 1961 года началась интервенция кубинских эмигрантов при военной поддержке США, которая завершилась провалом. Да, скажете вы, каких войн мы только не видели, – умело пресек Риддл попытку вмешаться со стороны открывшего уже было рот Деверелла. – Но тут имел место быть совсем иной случай. Вооруженное нападение провалилось из-за ряда нелепых случайностей и нестыковок. И их причина отражена вот в этих документах, к счастью, попавших к нам в руки. Прошу вас, господин министр.

Наследник Слизерина уверенно передал пергамент главе министерства и с мрачным торжеством наблюдал, как вытягивается его обрюзгшее лицо. Воистину, если бы не было такой подоплеки, ее бы стоило придумать самим. Но хорошо, что этих мыслей не слышала Гермиона.

– Да, в дело вмешались неизвестные маги. Благодаря их манипуляциям операция «Плутон» провалилась, а Куба заручилась поддержкой противника США, который ввез на остров атомное оружие.

Риддл сделал паузу, дожидаясь провокационного вопроса, который не замедлил поступить от начальника Отдела магических игр и спорта, здоровяка Горнока Гэмпа:

– И что в этом особенного? Это маггловские дела, помимо применения магии, разумеется. В любом случае, это проблемы американских авроров.

Темные глаза Тома сверкнули, и он улыбнулся своей самой очаровательной улыбкой. Но те, кто знал Риддла хорошо – а таких было совсем немного, – могли бы точно заявить, что начальник международников был в такие моменты наиболее опасен.

– Горнок, а вам известно о последствиях применения атомного оружия? – спокойно и мягко поинтересовался наследник Слизерина.

– Вы имеете в виду воронки от взрывов, Том? Как же, приходилось наблюдать во время последней маггловской войны, – пожав плечами, Горнок отпил из бокала.

Едва заметная улыбка вновь тронула губы Риддла, и он продолжил тем же тоном:

– Вы почти правы, только нужно учитывать, что в воронку может попасть целый квартал, а разрушен – весь город. Большой город. Лондон, например. А после ударной и световой волны последуют проникающая радиация и радиоактивное заражение. Это означает, что, выйдя из-под волшебной защиты, вы тотчас же гарантируете себе лучевую болезнь, пути лечения которой лишь сейчас разрабатываются в наших экспериментальных лабораториях. Практически то же самое вас ждет, если вы будете питаться продуктами, подвергшимися радиоактивному заражению и даже пить воду. А реки, смею напомнить, у нас с маггловским миром одни и те же. Старых запасов вина нам не хватит.

Горнок закашлялся, поперхнувшись напитком. Остальные начальники отделов обменялись тревожными взглядами. Большинство из них было в курсе, что представляло собой ядерное оружие, но мало кто предполагал, что эта угроза может подобраться так близко и к ним самим, к волшебному миру, казавшемуся неуязвимым в своих традициях и образе жизни. Эджкомб, поникший и озабоченный, достал из кармана платок, нервно вытер вспотевший лоб и неосознанно приложил ладонь к области сердца.

– Том, ваша информация ставит нас в очень сложные обстоятельства, – наконец тихо заговорил он. Впрочем, напрягать голос ему и не пришлось бы, при первых же его словах повисла мертвая тишина. – И от нас требуется большая мудрость, чтобы выйти из ситуации с честью. Так, чтобы никоим образом не повредить Британии и всему магическому миру.

А вот сейчас надо было ловить момент – виртуозность игрока заключалась в том, чтобы чувствовать нужное время. И в подобной игре вряд ли кто-то мог превзойти наследника Слизерина. Разве что его законная супруга, да и то далеко не всегда.

– Вы совершенно правы, господин министр, – решительно отозвался Том. – Очевидно, что в сложившихся обстоятельствах мы обязаны созвать сбор основного состава Совета Международной Конфедерации волшебников.

Эджкомб со страхом уставился на своего подчиненного. Но очень быстро понял, что теперь при отказе от его предложения сам попадет в весьма уязвимую позицию. А потому единственное, что в данный момент можно было сделать – это переложить ответственность на чужие плечи.

Том про себя брезгливо усмехнулся. Как же предсказуемо тупы и, главное, эгоистичны были власть имущие всех времен и народов…

– Поручаю это дело вам, Том, – голос министра уже обрел привычную властность и превосходство. – Вы самый достойный кандидат, чтобы представлять Британию в данном чрезвычайно сложном вопросе.

Принимая из рук Эджкомба портфель с документами, Риддл не мог отказать себе в удовольствии широко улыбнуться.

– Почту за честь, – кратко сказал он, отвесив легкий поклон министру. – А сейчас, я думаю, самое время расслабиться. Надеюсь, не откажетесь послушать музыку, господа?

Том слегка взмахнул палочкой, и в соседнем большом зале ярко вспыхнули свечи и послышался легкий, ностальгический мотив.

В дверях показалась группа красиво одетых министерских жен, мгновенно среагировавших на смену настроя вечеринки.

– Горнок, представляешь, Риддлы платят домовым эльфам! – оживленно сообщила миссис Гамп, подскакивая к мужу. – Говорят, те служат намного лучше и даже не приходится их бить!

Взгляд Тома нашел нахмурившуюся от подобного излияния чувств миссис Риддл, и он, подойдя к жене, протянул ей руку:

– Потанцуй со мной. Мы это заслужили.

Гермиона лишь улыбнулась в ответ, счастливо, но немного тревожно.

Она понимала, что история не прощала ошибок. Но в их силах было эти ошибки не допустить.

* * *

Примечание: многие персонажи вымышлены, поскольку официальных данных про министерских работников того времени нет. Фамилии же большинства волшебников взяты из канона.

Предупреждение: слабонервным читать с осторожностью, нелюбителям эротических описаний — тоже! :)) И обратите внимание на название главы, оно поможет понять ее смысл.

* * *

Плавная музыка расслабляла и даже убаюкивала Гермиону. Положив голову на грудь Тома, она погрузилась в медленные движения танца. Только сейчас она поняла, насколько собрана и напряжена была все последние дни, вплоть до момента, когда стало ясно, что манипуляция министром прошла идеально. В ключевые для выживания моменты организм человека естественным образом входил в определенный жизненный режим – только так можно было пережить войны, глобальные катаклизмы и голод. Но когда в таком напряжении сил отпадала необходимость… Гермионе хотелось лишь одного: чтобы бесподобная музыка не прекращалась, сильные руки мужа поддерживали за талию, а тело продолжало отдыхать в блаженстве танца.

Но все когда-то подходит к концу – этот закон являлся и проклятием, и благословением.

Наклонившись к жене, Том дотронулся губами до нежного ушка.

– Спасибо тебе, – прошептал он, и его язык на миг коснулся мочки и ушной раковины.

Гермиона неожиданно для самой себя слегка застонала от удовольствия. Как же давно у них не было времени друг для друга. Когда это случилось? Когда работа и достижение целей встали для них на первое место? Гермиона понимала необходимость этого, но все чаще скучала по бесшабашным школьным денькам, когда даже во время подготовки к экзаменам они находили время для своих ненасытных забав. Как же давно это было!

Том едва слышно усмехнулся и легонько провел рукой по ее обнаженному плечу.

– Я и не знал, как сильно ты жаждешь меня, моя дорогая, – самодовольно заявил он, когда последние такты мелодии растаяли в пропитанном тончайшими ароматами воздухе. – Тебе нужно было всего лишь попросить.

Вот нахал. Гермиона покачала головой и сделала большие глаза. Всегда им был и всегда останется. Обаятельный нахал, в чьей компании постоянно хотелось находиться. Но ее ждала вся министерская верхушка, и надо было распорядиться подать еще вина и принести десерты и сыр. Наградив Тома легкой улыбкой, она отстранилась от его тела и неторопливо направилась к гостям, спиной чувствуя, как он провожал ее глазами.

Весь оставшийся вечер хозяйка дома ловила на себе хитрый взгляд мужа и пришла к выводу, что он и сам завелся. Как мило с его стороны. Конечно, ему скоро стукнет тридцать шесть. Но физиологически его и ее организмы остановились в развитии на двадцатипятилетнем возрасте. Можно было бы и почаще вспоминать про супружеский долг. Впрочем, что уж говорить, сама хороша.

Когда гости разошлись, успокоенные и пришедшие в себя после шокирующего заявления Тома, Гермиона начала приводить в порядок залы. Но не успела она сделать и половину работы, как на ее плечи легли руки мужа.

– Оставь это эльфам, дорогая, – он провел ладонями по ключицам, останавливаясь у основания шеи, затем его пальцы пробежались вверх, массируя ямочку у линии волос. – Не зря же мы им платим.

Чуть было не разомлевшая уже Гермиона нахмурилась и повернулась к Тому.

– Тебя это все еще возбуждает, да? Говорить гадости? – с кривой ухмылкой заметила она, встречая взгляд темных глаз, в которых сверкали разноцветные отблески свечей.

– И не только говорить, если гадостью сейчас считается любое честное дело, – насмешливо отозвался Том, проводя пальцем по ее слегка надувшимся губам. – Мы им платим, пусть работают.

Спустя мгновение его пальцы сменились губами, и он целовал ее сначала легко, дразняще, а потом все сильнее и настойчивее. И Гермиона чувствовала, как растворяется в его поцелуе. То ли от недосыпания, то ли от сладости кружилась голова. Волшебница почти не заметила, как Том повел ее, обняв за талию, в небольшую, уютную гостиную, где в камине играли теплые оранжевые языки огня, а в воздухе витал запах роз и мускуса.

– Ты скучаешь по тем дням, не так ли? – зашептал Том, слегка усмехаясь и как бы подразнивая свою жену. – Когда мы только и делали, что трахались, как кролики, иногда прерываясь на экзамены.

– Видимо, ты забыл, что в большинстве случаев это была твоя инициатива, – иронично ответила бывшая слизеринка.

– Надо ли это понимать, что я ошибся, и ты ничего не хочешь? – на показ ровно и спокойно осведомился он. – Ну, как скажешь. А я-то приготовил тебе сюрприз.

Интриган! Знал, как ее подцепить на крючок. Не в силах устоять перед любопытством, Гермиона глубоко вздохнула и обронила:

– Ну, хорошо, уговорил. Давай сюрприз. Мне просто интересно, что будет на этот раз. Древние эротические тексты востока или заклинание для…

Том выдал ей свою самую очаровательную улыбку.

– Нет, ты ни за что не догадаешься. Не забывай, что в окклюменции я ничуть не хуже тебя, – он вновь поцеловал ее, прижимая к себе крепко и решительно. – Впрочем, тебе не долго осталось пребывать в неведении.

– О да, я надеюсь, – раздался у входа молодой голос, от которого у Гермионы пробежали мурашки по телу, настолько знакомым и родным он был.

* * *

Она была все той же Гермионой, которую он знал и полюбил, но в то же время казалась невероятно привлекательнее физически. Его глаза скользнули по округлым женским формам и остановились на груди, прикрытой белым, невинным шелком. Почувствовав, как трудно стало дышать, он заставил себя глубоко вдохнуть и сделать шаг вперед.

* * *

Не в силах пошевелиться, Гермиона завороженно смотрела на входную дверь, где стоял второй Том Риддл. Такой, каким он был когда-то давно, в школьные годы. Такой, каким он получил незримую власть над ней, вошел в мечты и надежды.

Он подходил все ближе и ближе, и молодая женщина встретила взгляд темных глаз, сияющих горячей синевой. Его пальцы коснулись ее щеки, и она потерялась в его глазах. И сама не уловила момент, когда их лица сблизились. Губы юного Тома были жадными и настойчивыми. И властвующими безраздельно, упоительно. Парень оказался пониже своего взрослого двойника, и Гермиона привычно положила голову ему на плечо, обнимая его крепко-крепко.

В этот момент она почувствовала ладони на своих обнаженных плечах. И вздрогнула, когда руки мужа стали расстегивать застежку платья.

Такого она действительно не ожидала. Он превзошел самого себя. И шок лишь подстегивал возбуждение и острую жажду.

* * *

Риддла откровенно забавляло изумление жены и радовал отличный результат эксперимента. Талантливый маг и раньше создавал свои временные копии, экстериоризируя сознание, но на этот раз все было намного сложнее. Хотя и своего временного дубля мог создать далеко не каждый волшебник, тут требовался хороший самоконтроль и осознанность, потому что фокусирующий центр сознания раздваивался и восприятие становилось весьма необычным. Разумеется, потом все возвращалось на свое место, когда двойник исчезал, но за время его существования можно было наделать слишком много глупостей. Том гордился этим своим умением, которое почерпнул от одного индийского мага, с кем повстречался во время путешествия по восточным странам. Впрочем, тот мог одновременно создавать до семи двойников. Но Риддл пошел дальше в другом направлении – он воссоздал у копии психику и мироощущение, идентичные шестнадцатилетнему возрасту. В то же время они оба являлись одним и тем же человеком, с единым сознанием и душой. Он чувствовал себя Томом, но Томом тех лет, учеником Хогвартса. И одновременно он ощущал себя взрослым мужчиной, уже Мерлин знает сколько лет женатым на умнице Гермионе.

Эти годы сблизили их настолько, что они начали понимать друг друга без слов и легилименции. Она стала его лучшим другом и единственным помощником, которому он всецело доверял. Почти всецело.

Он любил ее все эти годы, хотя со временем его эротические моменты с ней начали приобретать все более и более сибаритский оттенок. Воистину, стоило когда-нибудь спросить Розье, нормально ли было для волшебников изобретать заклинания для этой сферы жизни или он один оказался таким извращенцем, чему, кстати, не удивился бы. Ручных василисков в близлежащей пещере тоже держал далеко не каждый маг.

Гермиона откровенно наслаждалась поцелуями его юного «я», жадными ладонями на ее груди, тесными объятиями. В то же время Том не мог не признать, что зрелище заводит и взрослую часть его самого.

Когда шелк платья заструился вниз по телу жены, молодой человек склонился губами к ее плечу. Она застонала, и его руки пробежались по стройной спине, остановившись на бедрах, прикрытых маленькими трусиками.

Губы Риддла заскользили вверх по шее, переходя на чувствительное ушко. Горячий язык проник внутрь ушной раковины, играя и дразня.

Том прижался к телу жены, ощущая, как крепнет его желание обладать ею во всех смыслах этого слова.

* * *

Дыхание Гермионы участилось, ноги, казалось, уже не держали ее, когда она оказалась в объятиях двух мужчин. Обнимая за талию юного Тома, она чувствовала, как взрослый крепко прижимает ее к своим бедрам. Ощущать двойную эрекцию было удивительно возбуждающе и необычно.

Гермиона никогда бы не подумала, что два наследника Слизерина могут доставить неизмеримо больше удовольствия, чем один. С того самого первого, памятного вечера у нее неизменно присутствовала эмоционально-чувственная связь с Томом, и она ни разу не задумывалась всерьез о других мужчинах. Но сейчас привычная двусторонняя связь превратилась во что-то объемное, трехмерное и удивительное. Юный Том был таким порывистым, страстным, его энтузиазм сводил ее с ума, и Гермиона таяла в его руках. В то же время наслаждение ее мужа казалось куда более утонченным и многосторонним. Она принадлежала им обоим.

* * *

Где-то на периферии сознания Том понимал, что является тридцатипятилетним начальником Отдела международного магического сотрудничества, мужем Гермионы и одним из самых дерзких интриганов. Но в то же время все ощущения оказались острыми и безудержными, как в далекой юности. Когда его язык коснулся нежного соска партнерши, он, чувствуя, как это нравится ей, перестал сдерживать себя. Парень целовал ее грудь взасос, будто стремясь выпить все содержимое, его жаждущие руки играли с телом молодой женщины, и он не заметил, когда она сорвала с него школьную мантию и потянулась к пуговицам рубашки. Ее пальцы на обнаженной груди горели, спускаясь все ниже, и в какой-то момент эти сладкие прикосновения заставили его простонать и окончательно потерять контроль.

* * *

Юный Том потянул ее вниз, и Гермиона обнаружила себя лежащей на мягкой, отличной выделки, шкуре огромного белого медведя, потонув в ее нежном гостеприимстве. Он начал покрывать поцелуями ее живот, спускаясь все ниже и ниже. Его ладони проникли под шелк белья и погрузились в ее истомленный жар. В этот момент к губам молодой женщины склонился муж, и она крепко обняла его. Ее пальцы пробежались по застежкам мантии, обнажая грудь. Она целовала его с той же страстью, что Том-юноша ее саму, играла его сосками, ласкала грудь, плечи, живот. Воистину, талантливый человек являлся талантливым во всем. И она была благодарна ему за все, что являлось причиной истинного счастья этих лет, которое не могли омрачить ни работа, ни активная общественная деятельность, ни магические исследования, ни его приятели, ни интриги, ни даже боль безвозвратной потери. Конечно, у Тома были отдельные черты характера, которые она до сих пор не одобряла, но это не мешало ей любить его всем сердцем.

И не только сердцем. Приятные волны неги охватили бедра, заполнив все самые чувствительные области тела, и Гермиона почувствовала, как Том снимает с нее белье. Она потянулась к ремню Тома взрослого и, расстегнув его, запустила руку внутрь. Блаженство охватило всех троих, и уже трудно было различить, кто из них являлся его источником.

Через какое-то время губы мужа сместились вниз, заменяя собой настойчивые пальцы своей юной версии, и в следующий миг Гермиона целовала парня, неистово и пламенно, добираясь рукой до его горячей плоти.

* * *

Том почувствовал, что его юный двойник находится на пределе, когда талантливые пальчики Гермионы начали упоенно ласкать его член. Он сам был почти на грани от возбуждающего запаха женщины, от упруго-мягких складочек под его языком, от рвущихся эмоций жены и своей копии. Том отстранился от Гермионы, и в тот же миг это сделал юноша. Их глаза на миг встретились, и Риддл еще острее и явственнее осознал чувства молодого слизеринца, какими бы они были, если бы в те годы ему показали собственное будущее. В памяти резкими вспышками промелькнули значимые события минувших лет: неимоверные усилия изменить фундаментальные основы организации магического общества, запутанные интриги, долгие исследования, упорные тренировки и даже приключенческо-романтический поиск маггловских кладов с целью пополнения семейного капитала. Во всем этом неизменной помощницей и спутницей участвовала Гермиона. И Риддл понимал, что шестнадцатилетний Том одобряет поступки самого себя в будущем. Он должен был идти по этому пути, в том числе и ради любимой женщины. Потому что только реализовавший себя человек мог быть по-настоящему счастлив и способен дать что-то своему партнеру и получить взамен что-то ценное. Не говоря уже об окружающем мире. Путь Тома был не легок, но это был путь наверх в лучшем смысле этого слова.

* * *

Гермиона чуть не замерла в изумлении, наблюдая момент самоосознания у своего возлюбленного. В памяти невольно всплыли психологические методики, направленные на то, чтобы отследить свой жизненный путь и избавить его от ложных энергетических утечек, определяя свое предназначение, направление развития. Словно двигаешься по событиям жизни вниз, в прошлое, а затем возвращаешься наверх, в «здесь и сейчас». Гермиона не помнила, чтобы она применяла к мужу эту методику, но появление юной копии вызвало приблизительно тот же эффект.

Впрочем, волшебница забыла все свои научные мысли, стоило юному наследнику Слизерина оказаться между ее бедрами. Наконец-то, она уже так хотела его, их… любого Тома… что просто не было сил терпеть.

Парень вошел в нее неспешно, но неотвратимо, с силой и властностью, как он это делал всегда. Какое же это было наслаждение – быть его, и с каждым толчком вовнутрь чувствовать подтверждение этого. Молодой Том отдавал происходящему все свое внимание, силы, энергию, как будто вокруг не существовало ничего, и лишь она являлась его вселенной. И это действительно было так, мужчина и женщина воплощали своим союзом главный принцип мироздания – принцип творения. Ты мог только творить или падать вниз. Остальное уже выходило за грани этого мира.

Гермиона чувствовала, как радость расцветает в сердце неудержимым цветком, и отвечала со всей страстностью и пылом, двигаясь навстречу, еще глубже принимая его в себя. Пик блаженства был совсем близок, и молодая женщина накрыла ладонью руку мужа, ласкающую ее голову, шею, грудь, и потянула его к себе. Экс-гриффиндорка принадлежала Тому Риддлу, в скольких бы ипостасях он не явился к ней.

– Иди ко мне, – едва слышно прошептала она, охватывая пальцами крепкую плоть, и он безмолвно повиновался.

Подложив под голову жены подушку, Том расположился над ней так, что его член легко проскользнул в открытые губы. И Гермиона разделила наслаждение с обоими наследниками Слизерина.

* * *

Она была его, теперь еще полнее, окончательнее. Брать ее так, полностью, вдвойне – это было удивительно и, вероятно, давно желанно.

Том входил в нее сильными движениями, стараясь проникнуть глубже, ничего не оставив без своего следа. И она отвечала ему с готовностью и самоотдачей, отвечала им обоим. Сдерживаться стало все труднее, и в какой-то момент он понял, что блаженство готово вырваться наружу, разлиться по всему телу ослепительным фейерверком.

Другие это почувствовали тоже. Том старший остановился и, чтобы не поддаться искушению, вышел из гостеприимного ротика жены.

И парень перестал сдерживаться, после нескольких движений его накрыла яркая волна наслаждения. Струя семени стимулировала оргазм Гермионы, которая миг спустя присоединилась к нему, к упоительному блаженству союза с тем, кто твой, с кем остаешься навсегда.

* * *

Гермиона соединилась в экстазе с парнем, прижимая его к себе изо всех сил, словно хотела полностью слиться с ним и стать единым целым. Его губы нашли ее рот, язык проник вовнутрь, ощущая в нем свой собственный вкус. Как же это было чудесно, сладко, прекрасно…

Но не успела она опомниться, как два наследника Слизерина быстро поменялись местами, и вот она уже слизывала, как особый деликатес, оставшиеся капельки спермы с все еще крепкого члена Тома.

Его старший двойник, не теряя времени, приподнял, соединив, ее ноги и, положив их себе на плечи, погрузился в нее до самого конца, вновь обостряя блаженные ощущения. И ей казалось, что Том был везде, затмевая собою весь мир.

Движения становились все сильнее, все настойчивее. И в этот раз Гермиона первая достигла точки кипения страсти, едва палец Тома дотронулся до чувствительной области у нее между ног. Но он ненадолго отстал от жены. Его оргазм подхватил ее, и все трое замерли, потонув в немыслимом блаженстве, которое разлилось по всему телу и, казалось, вышло за границы его, создавая ощущения легкости и парения.

* * *

Риддл все еще пребывал в летящем упоении, когда Гермиона нежно обняла его, а юный двойник лег рядом, продолжая ее ласкать. Да, она была права, таких моментов явно не хватало в их жизни, потому что они являлись моментами целостности.

В этот миг сияющие и довольные глаза Гермионы встретились с его, и она заявила:

– Том, ты гений!

– Я знаю, – раздались в ответ два уверенных голоса.

Все трое засмеялись, Риддл подмигнул ей, а парень добавил:

– И я не прочь повторить эксперимент.

Гермиона глубоко вдохнула, чтобы опять не засмеяться, но то, что она совсем не возражала, откровенно читалось на ее лице.

– Обязательно повторим, – заверил Риддл и жену, и самого себя. – После того как наша леди подробнее расскажет о моей гениальности.

Волшебница запустила руку в его кудри и насмешливо отозвалась:

– Ты гений, но все равно постоянно недооцениваешь важность вопроса…

Том старший опередил юного, когда быстро приблизился губами к лицу жены и заткнул ее рот поцелуем.

Молодой наследник Слизерина лишь рассмеялся в ответ, припоминая, насколько хорошо на Гермиону всегда действовал этот прием.

* * *

Через несколько часов, когда троица наконец угомонилась, Гермиона уже не могла пошевелиться и лежала, полностью расслабленная, с блаженной улыбкой на губах. Она даже не заметила, как появилось одеяло и еще несколько подушек. Два Тома обняли ее с разных сторон, поцелуем желая доброй ночи. И Гермиона чувствовала, что все происходило именно так, как надо, все было прекрасно и естественно. Мысли о предстоящих опасностях даже не посетили ее ум. Она ощущала себя всецело и полностью в моменте «здесь и сейчас». В моменте, который и являлся жизнью.

День спустя Том Марволо Риддл шел на совещание начальников отделов Министерства магии с откровенно скучающим видом. Сбор Совета Международной Конфедерации волшебников был организован еще вчера и намечен на послезавтра. В Женеве им предстоял долгожданный прорыв, реализация намеченного плана, воплощение давней надежды. Нет, наследник Слизерина не претендовал на лавры Мерлина, почти не претендовал, но прекрасно осознавал, что мир не стоит на месте. А вот многие этого не понимали, безнадежно отстав и превратив благие традиции в извращенную догму. Том также постарался, чтобы в оставшееся до важного события время Эджкомб был занят совершенно другим вопросом и уделял все свое внимание не его персоне. Хотя молодой человек и не ожидал, что министр решит созвать совещание. Похоже, настроение у шефа опустилось ниже допустимой планки, и терпеть он больше не мог.

Риддл, как и практически всегда, оказался прав. Глава Министерства был хмур, нервно постукивал пальцами о столешницу и постоянно обводил присутствующих недовольно-колючим взглядом.

– Итак, все собрались, господа, – сухо начал он, когда последний из участников занял свое место. – Я собрал вас вновь, чтобы коснуться весьма неприятной проблемы. Кто-то из вас уже в курсе нее, кто-то все еще пребывает в блаженном неведении. В любом случае, я прошу всех подумать и обратить внимание, не попадутся ли вам какие-то подробности, которые могут пригодиться в решении задачи.

Начальники переглянулись, видимо, уже не в силах предположить, что может быть ужаснее вчерашних новостей. Том сделал вдумчиво-озабоченное лицо.

– Сейчас мы выслушаем начальника Отдела магического правопорядка, – тон министра стал еще холоднее. – Деверелл, поведайте нам, что это за газета сегодня утром распространялась по всему Косому переулку? И как секретная информация могла попасть к этому Волдеморту?

Том едва удержался от ухмылки. Но Девереллу Гэджеону вряд ли было до смеха. С завидным постоянством министр магии настаивал на выведении на чистую воду таинственного возмутителя общественного спокойствия, который с поразительной точностью предсказывал невзгоды волшебного мира, регулярно высмеивал его политический режим и власть имущих и помогал многим «преступникам» избежать наказания. И с тем же самым постоянством задание оказывалось проваленным.

– Не знаю, как он выведал про... ошибку вашего родственника, господин министр, – выдавил бледный от гнева и унижения начальник отдела. – Но на этот раз Волдеморт совсем обнаглел. Помимо обвинений в коррупции и покрывательстве преступлений, он перешел к откровенной агитации. Теперь этот самозваный Лорд призывает к гражданскому неповиновению и подстрекает волшебников активно бороться за свои так называемые права.

Да уж, совсем невинная ошибка – прикарманить часть конфискованных старинных артефактов. Пусть теперь попробует отвертеться.

Нервно убрав со лба непослушную челку, Гэджеон судорожно сглотнул. Эджкомб перешел на другой тон – начав мягко и спокойно, под конец он чуть ли не рычал. Риддл с интересом наблюдал за привычным уже публичным избиением коллеги.

– Деверелл, у вас в распоряжении все авроры, все возможности Министерства к вашим услугам, а вы не можете справиться с одним-единственным нарушителем порядка? Будь он хоть тысячу раз Лордом – я должен видеть его в Азкабане под присмотром дементоров!

Бедняга Эджком, если бы он только знал, что у Лорда Волдеморта были еще и готовые пути бегства из Азкабана…

– Мы стараемся, господин министр. Но, похоже, он сильный маг, – начальник «законников» достал из кармана платочек и нервно вытер пот. На покрасневшее от злости пухлое лицо шефа он намеренно не смотрел. – Более того, боюсь, что подтверждается моя версия о том, что мы имеем дело не с психом-одиночкой, а с организованной группой.

Том мгновенно насторожился. Кинув быстрый взгляд на удивленного министра, он ровно и чуть ли не дружелюбно спросил:

– У вас есть доказательства, Деверелл?

– Вчера удалось поймать одного из тех, кто избежал заключения два месяца назад. Причем попался он в Италии. И только когда после приема веритасерума он назвал свое настоящее имя – Кендрик Корнфут – аврорам удалось связать его личность с нашим случаем.

Да, не очень удачный поворот событий.

– А, это тот, кого вы собирались засадить в Азкабан за убийство жены без суда и следствия? – «вспомнил» Риддл. – И что он поведал об организованной группе?

Бедняга Корнфут, потерять жену, да еще и быть несправедливо обвиненным в ее гибели... Том бы на его месте сравнял с землей все Министерство. Раскрываемость преступлений у них, видите ли, низкая.

Начальники отделов оправились от изумления и едва слышно зашушукались, но замерли, желая услышать ответ Гэджеона.

– Том, вы говорите в точности то, что написал нам на прощание Волдеморт, когда он в прошлый раз каким-то образом освободил этого Корнфута, – ядовито заметил уязвленный начальник отдела правопорядка. – Подробности там не выпытывали, на то не было времени. Его недавно отослали к нам, так что все еще впереди. Единственное, что можно утверждать точно, – у группы есть отлаженные пути коммуникации и передвижения.

– Да, допросите этого Корнфута! – рявкнул министр, расстегивая верхние пуговицы мантии, чтобы дышалось свободнее. – И не подведите меня на этот раз, Деверелл. А что до всех остальных, проанализируйте данные своих отделов, не случалось ли чего-то подозрительного, что может быть связано с деятельностью Волдеморта.

Когда совещание закончилось, Риддл спешно дошел до своего кабинета и вызвал Малсибера. Тот получил приказ со всеми сведениями по Корнфуту явиться в замок Певереллов, а Ориона Блэка Том попросил отвлечь внимание Гэджеона любой злободневной проблемой.

Бросая летучий порох в камин и называя конечный пункт, Том пожалел, что Гермиона была занята с прессой. Он был взбешен, вернее, чрезвычайно зол, что какие-то мелочи и несовершенства людей ставили палки в колеса. Разумеется, никакой Корнфут не был способен раскрыть что-то серьезное и важное в деятельности «Вальпургиевых рыцарей», но подобные неурядицы раздражали. С другой стороны, теперь представился прекрасный случай запугать противника. И заодно выяснить, где именно и что пошло не так.

Малсибер появился в гостиной замка спустя пару минут.

– Ты занимался Корнфутом, – хмуро сказал Том, отвечая кивком на приветствие. – По Италии где-то есть проколы, его поймали.

– Думаю, дело не в нашем несовершенстве, а в отсутствии организации у итальянских авроров. У них все решает случай, – с легким презрением отозвался Малсибер. – Мой Лорд, вы собираетесь вытаскивать Корнфута?

– Да, немедленно. Запугаем их, а потом надолго исчезнем, – пожал плечами Риддл. – Но наша задача усложняется тем, что пустят к нему разве что ближайших родственников и что времени в обрез.

– И еще тем, что из близких у него осталась только дочь, и ее отдали... – Малсибер заглянул в пергамент, – родственникам погибшей жены во Францию, которые настояли на ее учебе в Шармбатоне. Взять образец ткани для трансфигурации не получится.

Том указал давнему приятелю и подчиненному на диван и сам уселся в кресло напротив. Потирая рукой подбородок, он перебрал в уме все варианты и деловито спросил:

– У кого-то из ближнего круга, помнится, есть дочери соответствующего возраста?

– Но они все в Хогвартсе, – начал Малсибер, но осекся, встретив строгий взгляд Риддла. – Дочь Сигнуса и Друэллы, ей как раз одиннадцать, и она симпатизирует вашим идеям, мой Лорд.

– Как раз одиннадцать и симпатизирует, – иронично протянул Том. – Хорошо, займись этим лично. Отправляйся в Хогсмид и отошли оттуда сову девчонке, возьмешь мою, – Риддл взглянул на часы. – Уроки у них уже закончились, пусть воспользуется потайным ходом в «Сладкое королевство», и потом вместе с ней – сюда. На все тебе полчаса времени. А я пока переговорю с Сигнусом, придется вспомнить всю свою куртуазность.

Малсибер хмыкнул, припоминая манерность Вальбурги и ее братишки, но сразу же вернул себе серьезный вид. В этот момент к нему на руку опустилась огромная белоснежная сова, он встал и, отвесив легкий поклон предводителю, направился к камину.

* * *

Гермиона представляла, как досталось бедняге Гэджеону на совещании у министра, но она не знала о дальнейшем развитии событий. Ее отвлекло важное дело, к которому Том велел подойти серьезно.

Про миссис Риддл ходило много различных слухов, но всего год спустя после начала ее работы в министерстве все кривотолки прекратились – девушка доказала свой высокий профессионализм. Хотя даже сейчас некоторые обвиняли Риддла в том, что тот взял на должность своего помощника собственную жену, но это было лишь жалкое ворчание исподтишка. Гермиона доросла до данного поста вполне самостоятельно, даже завистники должны были это признать. Но вот что не могли и заподозрить недоброжелатели, так это то, что все эти годы она практически выполняла обязанности мужа, обеспечивая его всем базовым материалом, пока тот носился по свету, изучая высоты магии. У них сформировался прекрасный симбиоз – Том обучал ее всему, что узнавал во время своих путешествий и исследований, они вместе работали над научными проблемами, а она постоянно держала его в курсе министерских дел, в которых он оказывал ей полную защиту своим авторитетом. Так было до последнего времени, когда дела неформальные чрезвычайно близко сошлись с официальными обязанностями начальника Отдела международного магического сотрудничества.

Но то ли кто-то все-таки был хорошо информирован о роли миссис Риддл, то ли посчитал, что помощник начальника будет более словоохотлив, но почему-то именно к ней неожиданно нагрянул репортер, причем тогда, когда сам Том уходил на совещание.

В дверь постучали минут через пять после того, как муж, запечатлев на губах Гермионы краткий поцелуй, отправился к министру. Она разрешила войти, подняла глаза от пергамента с тезисами. И ахнула в изумлении.

Перед ней стоял не кто иной, как Альфард Блэк собственной персоной. Улыбающийся, высокий, с волнистыми темными волосами, собранными в хвост. Гермиона знала, что бывший одноклассник иногда занимался журналистскими расследованиями и изысками. Как никак он являлся автором двух хрестоматийных книг по динамике волшебных традиций в разных регионах земли. Даже Том был вынужден признать серьезность этих работ. Но волшебница думала, что бывший слизеринец все еще находился в Китае, а тут такой сюрприз.

– Так и будем молчать? – весело подмигнул ей Блэк. – Рад тебя видеть, Гермиона.

Та наконец оправилась от изумления и поспешно вышла из-за стола. Альфард отвесил ей легкий формальный поклон, и в следующий миг она оказалась в его объятиях.

– Я тоже очень рада видеть тебя, Альфард! – улыбаясь и хлопая его по спине, ответила Гермиона. – Какими судьбами?

Она отстранилась от приятеля и встретила его веселый взгляд. Путешественница во времени действительно была рада его видеть, как и всегда. Возможно, лишь в нем она была уверена все эти годы, и он ни разу не подвел ее ожидания.

– Я только что вернулся, и министерские друзья сразу же схватили в охапку со статьей для «Ежедневного пророка», памятуя, что мы бывшие одноклассники. Говорят, готовится какая-то архиважная конференция, – пояснил Блэк, внимательно разглядывая свою давнюю подругу.

– Кто разболтал? – Улыбка быстро пропала с ее лица. – Но ты должен хорошо различать, Альфард, что пойдет для официальной печати, – она сделала секундную паузу, – а что для неофициальной.

В серых глазах отразилось понимание.

– Не первый год на свете живу, моя красавица, – усмехнулся представитель древнейшего и благороднейшего семейства.

Гермиона хмыкнула в ответ и иронично заметила:

– А вот ты, Альфард, стареешь. Сколько морщинок! Ай-ай!

– Ну, я же не твой экстремист и не занимаюсь темной магией для продления молодости. – Волшебница укоризненно покачала головой, и Блэк, все так же смеясь, прибавил: – Хотя мне нравится, какой эффект его магия оказывает на тебя.

– Ты даже не догадываешься об этом в полной мере, – подразнила его Гермиона. – Впрочем, уверена, годы не уменьшили число твоих подружек.

– Среди сотен других, как Луна на звездном небе, в моем сердце горишь только ты, моя леди, – с чувством продекламировал Альфард.

– Ты в своем репертуаре! – рассмеялась миссис Риддл.

Умел Блэк обращаться с прекрасным полом, слов нет. И даже его томительно-ностальгическая улыбка была призвана усилить эффект.

Гермиона сжала ладонь приятеля и потянула его за собой:

– Пойдем, присядем. Взамен с тебя рассказ, как там в Китае.

– Канецна, канецна, – изображая восточный выговор, весело согласился путешественник.

Когда двое бывших одноклассников уселись на диван, Гермиона, помолчав, сказала:

– Плохи дела, Альфард. Маггловский мир оказался ближе к нам, чем мы думали. Вернее, кто-то из магов влияет на него в тайне от волшебного сообщества. Кто-то нарушает один из основополагающих законов, идущих еще со времен Мерлина.

Какое-то время Блэк молча смотрел на нее во все глаза, пытаясь в полной мере осознать значение того, что только что узнал.

– Но кому это нужно? И зачем? – наконец проговорил он. – Я не спрашиваю, как такое вообще может быть под носом у всего сообщества. Очевидно, возможно и не такое, – он бросил на Гермиону знающий взгляд. – Но каков может быть мотив?

– Пока ничего страшного, даже наоборот, неизвестные приостановили военный конфликт. Но возможное следствие этого куда страшнее – столкновение двух ядерных держав. То ли эти маги хотят предотвратить его, но действуют неумело, то ли наоборот, желают столкнуть магглов друг с другом. Эдакие последователи стратегии Гринделвальда. Что странно, очень странно… – задумчиво отозвалась Гермиона.

В ее варианте Вселенной ядерный конфликт не был развязан, хотя мир и стоял на грани атомной войны. Почему эта группа не вмешалась? Или же вмешалась, но магглы оказались сильнее?

Блэк прикусил губу. Он тоже не казался особо счастливым.

– Ядерное оружие существует уже лет пятнадцать, если не больше. Почему эти таинственные личности развернули свою деятельность только сейчас? – со вздохом откидываясь на спинку дивана, заметил он.

– Это мы узнали только сейчас, – с горечью пояснила Гермиона. – А творить подобное они могли Мерлин знает сколько времени.

– Да, вот как раз Мерлина нам и не хватало для расстановки всех точек над «i», – хмыкнул Альфард.

– Кто знает, кто знает, – протянула миссис Риддл.

Действительно, а вдруг это продолжалось еще со времен Мерлина?

– И что намерен делать твой экстремист? – поинтересовался Блэк, ловя ее взгляд.

– Разумеется, выявить тех, кто за всем этим стоит, – пожала плечами молодая женщина, не отводя взгляда.

В глазах Альфарда появилось понимание и озабоченность. И он помотал головой, будто пытаясь избавиться от страшного наваждения.

– Все будет хорошо, – прервала молчание Гермиона, улыбаясь ему краткой, ободряющей улыбкой.

– Верю, – ответная легкая улыбка тронула губы бывшего слизеринца. – Тебе.

* * *

Беллатрикс Блэк, племянница Альфарда, о чьем посещении Риддл и не подозревал, оказалась высокой, не по годам развитой девочкой, с длинными темными волосами и лихорадочно блестящими глазами. Том вспомнил, что видел ее неоднократно на приемах, но на детей он особого внимания не обращал никогда. До поры до времени, когда нужно было заложить в юный мозг определенное впечатление о себе. Впрочем, в случае с Беллой – как она представилась ему – этого не требовалось. Девочка смотрела на него с таким обожанием и преданностью, что будь она старше, он бы решил держаться от нее подальше.

Риддл подробно и серьезно объяснил Белле задачу. Возможно, кто-то бы возразил, – его жена, к примеру, против использования детей в делах. Но он никого никогда не принуждал. Да и оставить несправедливо осужденного в беде было явно не в правилах Гермионы. Не говоря уже об угрозе, хотя и минимальной, для всей организации. Да, атмосфера в следственном изоляторе была ужасная, но в этом был виноват не он, и ничего тут он поделать не мог. Пока, по крайней мере. Вся судебная система прогнила, но уж если что-то нужно было изменять, то изменять все.

Том вручил Беллатрикс бумагу с разрешением на посещение, вполне официальную, надо сказать. Заменил палочку девочки на другую и дал ей две коробочки с незарегистрированными порт-ключами – один для Корнфута, а один для нее самой. Через десять минут Белла уже была на месте. Риддл даже явственно представил, как гордо она вышагивает к камере несчастного. Как же впитывались в людей фамильные манеры – Беллатрикс во многом напоминала ему Вальбургу в школьные годы, только отличалась от нее тем, что не просто много говорила, но и была способна много сделать. Бедные гриффиндорцы…

Так или иначе, среди молодого поколения Том отметил Беллу как потенциального члена оперативной группы нелегальной организации, в которой увязло все семейство Блэков, в том числе экономически. Риддл знал, на кого может повлиять идея, на кого – демонстрация силы, а на кого – простая жадность. На Блэков влияли все три пункта сразу, и именно в такой последовательности. Аристократия, чтоб ее… Не то что Абраксас Малфой, этот быстро впрягся в банковское дело, как только углядел всю его выгоду. Теневая инфраструктура, которую Риддл строил все эти годы, функционировала весьма успешно, поскольку была создана по лучшим образцам как маггловского, так и магического опыта.

Вот только обнаружение другой нелегальной группы всерьез обеспокоило Тома. Он раньше думал, что сможет привести свой план в движение иллюзией угрозы, а тут всплыло такое. Сам факт поддержания тайны такого масштаба уже выдавал некого продвинутого мага или магов, возможно, не менее сильных, чем сам наследник Слизерина. Но машина уже была запущена, и он был намерен реализовать все планы до конца.

С подобными мыслями Риддл отправился на второй уровень, где удачно столкнулся с Девереллом, только что освободившимся от Ориона Блэка и его утомительных бесед, жалоб и предложений насчет финансового состояния Отдела.

– Мистер Блэк, – приветствовал Том, одобрительно кивнув бывшему слизеринцу.

– Мистер Риддл, – в ответ любезно поклонился Орион и направился к лифту.

Том знал, что с этой частью деятельности «Вальпургиевых рыцарей» большинство Блэков эмоционально не смирилось, если дело касалось полукровок и магглорожденнных. Риддл убедил их теоретически, но главное, он ввел четкую субординацию в своих рядах. Так что если даже аргументы о подрыве таким образом доверия к власти не действовали на благороднейшее и древнейшее, то оно все равно вынуждено было подчиниться.

Как иногда Том уставал от необходимости «держать марку», а особенно от этого страдала Гермиона, но и он, и она понимали, что по-другому не смогут жить, даже скрывшись от всего мира на необитаемом острове. Человек должен был развиваться и менять мир, быть творцом и сотворцом его. А это значило действовать не только ради собственного блага. Истинное творчество влияло на умы многих.

Мысли Тома мгновенно переключились на деловой лад, стоило ему перевести взгляд на начальника «законников».

– Деверелл, можно тебя на пару слов? – с исключительной вежливостью спросил Риддл.

На лице Гэджеона отразилась мука – очевидно, Орион обстоятельно прополоскал бедняге мозги. Но все же он ответил:

– Да, что-то случилось?

– Ничего не случилось хуже того, что уже произошло, – мило улыбнулся Том. – Я просто хотел согласовать график нашего перемещения в Женеву. Вы в курсе дела, Деверелл. Я не могу допустить, чтобы кто-либо пострадал или пропали доказательства. А потому хочу еще раз убедиться в том, что авроры будут готовы вовремя сопровождать нашу делегацию.

Гэджеон вздохнул, вернулся в кабинет и появился вновь с пергаментом в руках. Протянув его Тому, он молча дождался, когда тот пробежит глазами по спискам откомандированных авроров и указаний для них.

– Вы в полной мере уверены в каждом из этих людей и готовы поручиться лично? – в голосе Риддла промелькнул легкий оттенок угрозы, который не мог не уловить его собеседник.

У того начался нервный тик на глазу, когда он принял пергамент из рук коллеги и просмотрел список еще раз.

– Да, уверен, – сдерживая раздражение и пытаясь скрыть сомнения, отозвался Гэджеон. – Если мы сейчас вообще хоть в чем-то и ком-то можем быть уверены.

В этот момент в нагрудном кармане Риддла завибрировала сигнальная монетка – сообщение от Малсибера, что Беллатрикс закончила задание.

– Спасибо, Деверелл, – как ни в чем не бывало отозвался Том, отвешивая легкий поклон. – Я доверяю полностью вашей компетенции в этом вопросе.

– Риддл, – поклонился в ответ Гэджеон и спешно направился к лифту.

Том даже представить не захотел его лицо в момент, когда он узнает, что долгожданный преступник – ключ к таинственному нарушителю – исчез у него из-под носа. Тут было чему испугаться. Том не мог сдержать торжествующей улыбки. Так будет со всеми, кто посмеет бросить вызов ему, Лорду Волдеморту.

Переместившись на пятый уровень, довольный Лорд неожиданно зашел к коллегам, чтобы осведомиться о степени подготовки к ответственному мероприятию. Подчиненные его боялись, хотя он всегда казался лояльным и допускал для них многие свободы. Но требовал, чтобы дела исполнялись в полной мере и в срок, причем на самом высшем уровне. И никто даже не подумал отлынивать от работы сейчас, когда им предстояло настолько масштабное мероприятие.

Выйдя из кабинета, Том заметил у лифта Гермиону. Она освободилась, это было хорошо. Но в тот же момент рядом с ней он увидел другую фигуру, знакомую и нелюбимую еще со времен далекого детства. Гермиона поцеловала в щеку Альфарда Блэка перед тем, как тот скрылся в лифте. И наглый слизеринец, разумеется, не отказался от того, чтобы стиснуть в объятии чужую жену. Проклятый ловелас!

– Надеюсь, ты не забыла о скандальной славе нашего бабника? – Том саркастично приветствовал Гермиону, когда та появилась у дверей его кабинета.

Миссис Риддл фыркнула, покачала головой и потом, не удержавшись, рассмеялась.

– Альфард и оказался тем репортером. И он опубликует нужные статьи не только в «Пророке», но и в нашей «Эре».

Том скривился, но промолчал, а Гермиона иронично продолжила:

– Ты что, ревнуешь?

И она втолкнула его в кабинет. Дверь за ними захлопнулась, и Риддл почувствовал, как заклинание жены крепко прижало его к стене.

– Признавайся! – потребовала волшебница, приближаясь губами к его лицу и подняв согнутую в колене ногу так, чтобы слегка коснуться паха. А потом сильнее.

Кажется, недавнее времяпрепровождение кому-то пришлось по вкусу и вдохновило на дальнейшие подвиги.

В тот же миг Гермиона отстранилась от мужа, но у него по всему телу пробежали мурашки, затем перед глазами мелькнули разноцветные феерические бабочки, которые легко проникли под одежду, отчего его бросило в жар. И в этот момент сковывающее заклятие исчезло.

Поддавшись на провокацию, Том быстро сменил позицию, крепко прижал Гермиону к закрытой двери и просто, без всякой магии запустил руку ей под юбку.

Эта женщина когда-нибудь точно сведет его с ума.

Группа британских представителей прибыла в Женеву заранее, чтобы на месте убедиться в отсутствии опасности срыва столь важного мероприятия. Когда все было проверено и перепроверено, оставив дальнейшее аврорам, Гермиона потащила Тома на прогулку по знаменитой набережной. Октябрьская погода оказалась добра к магическим делегациям – солнце охотно сушило капли вчерашнего дождя, небо поражало той кристальной, звенящей ясностью, которая бывает лишь в это время года, яркая листва успокаивающе шуршала под ногами, пряный запах осени был ароматен и свеж.

– Том, расслабься, – миссис Риддл крепко сжала руку мужа. – Посмотри, как красиво. Как будто специально для нас на небе ни облачка. А уж фонтан!

Высокий фонтан, бьющий из озера, казался чем-то нереальным и прекрасным, сказочным и величественным. И Гермиона позволила себе на миг отрешиться от ответственных планов и серьезных мыслей. Если бы еще Том перестал так переживать...

Риддл усмехнулся, обнимая ее за плечо:

– Я не напряжен, дорогая, я в предвкушении. Это как охотничий азарт.

Так и не научился признаваться в слабостях... Волшебница прильнула к супругу:

– Надеюсь, в отличие от охоты, мы обойдемся без смертельных исходов.

Гермиона еще слишком хорошо помнила несбывшееся будущее. Он повернул к ней голову и посмотрел в глаза, уловив ее невольную боль и тревогу:

– Ты же знаешь, невозможно обойтись вообще без жертв, это следствие любого преобразования. Для кого-то даже незначительная перемена оказывается роковой. Но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы свести трудности к минимуму... Смотри лучше на фонтан.

Гермиона долго не отводила взгляда от темных глаз мужа. А потом, вздохнув, склонила голову ему на грудь. Том потянул ее к скамье, и какое-то время пара молча сидела, впитывая энергию величественного пейзажа и незримо обмениваясь ею друг с другом.

– Между прочим, – наконец заговорил Том, – ты не сравнивала, что написал твой дружок для «Пророка» и «Новой Эры»?

– Ну, раз даже ты разрешил статью для печати, то, видимо, Альфард написал то, что требуется.

Гермиона была слишком занята последние дни, чтобы проконтролировать неофициальный результат беседы, зная, что это непременно сделает муж. Причем если он теоретически не мог ничего запретить для министерской газеты, то «Новая Эра» выпускалась под его непосредственным зорким руководством и являлась главным рупором Лорда Волдеморта. О настоящей идентификации знаменитого возмутителя спокойствия знал только ближний круг доверенных и зависимых от него лиц: семейства Блэков, Лестрейнджей, Малфоев, Розье, Эйвери и еще несколько чистокровных фамилий, а также пара друзей миссис Риддл. Впрочем, даже они были магически обречены хранить тайну.

– Нет, ты все-таки сравни, – настоял Том, вытаскивая из потайного кармана мантии, трансфигурированной в маггловское пальто, аккуратно сложенные газеты.

Гермиона, вздохнув, покачала головой. Все-таки отношения Альфарда и Тома до сих пор походили на жерло вулкана, временами затухающего надолго, а иногда вспыхивающего с новой силой.

Открыв вчерашний «Ежедневный пророк», волшебница заметила:

– Это я уже читала, Том. Все очень политкорректно. Вот, например: «На совещании Совета Конфедерации будет затронут вопрос, который с завидным постоянством всплывает в повестке дня, – отношения магов и магглов. Всплывает если и не добровольно, то насильственно, как это в последний раз продемонстрировал виновник самой страшной войны в истории человечества Геллерт Гринделвальд, отбывающий ныне пожизненное тюремное заключение». Так, тут очень грамотно про историю антимаггловских выступлений чуть ли не со времен Мерлина... «Куда заведут волшебников переговоры на высшем уровне? Будет ли животрепещущий вопрос решен раз и навсегда?»

Том фыркнул и протянул жене вторую статью:

– Ты почитай «Эру» и после этого оцени подтекст «невинного» исторического дискурса.

Гермиона послушно развернула газету, где на передовице крупно значилось: «Правительство = несостоятельность! Это доказывали как маги, так и магглы на протяжении последних двух десятков веков и в результате успешно доказали!» – миссис Риддл перевела взгляд на мужа. – Неужели это он сам написал? Или ты тоже приложил руку?

– А ты как думаешь? Представь себе, сам, – саркастично отозвался Том. – Хотя, чувствуется, я должен за это благодарить тебя, моя дорогая.

Молодая женщина улыбнулась в ответ и продолжила чтение:

– «Волшебные правительства не в состоянии защитить магический мир от маггловской угрозы! Как часто, друзья, мы слышали это и подобные провокационные заявления и, будучи здравомыслящими людьми, опровергали их. Но сейчас высказывания на данную тему становятся страшнее и конкретнее. Более того, они способны потрясти мир.

Недавно появилась на свет шокирующая информация: неизвестные маги под носом у правительства провоцируют маггловские государства развязать ядерный конфликт!

И это означает низвергнуть весь мир в новую войну, которая обещает стать смертоноснее и разрушительнее всех предыдущих, вместе взятых! Причем на этот раз и магам не удастся уцелеть, потому что пострадает не только человечество, но и сама Земля, которая одна на всех, к нашему величайшему сожалению.

Вам сообщили о реальных причинах чрезвычайного созыва Совета Конфедерации? Удивительно, но нас тоже забыли поставить в известность, как и всю остальную общественность, имеющую право знать, какой очередной беспредел творят власть имущие. Создается впечатление, что правительства намеренно замалчивают эти сведения. Что это? Трусость? Неспособность справиться с ситуацией, давно вышедшей из-под контроля? Или они сами причастны к происходящему? Не хотелось бы верить в последнее, но очевидно, что подобные акции против магглов предпринимаются не в первый раз – слишком отлаженно и складно они осуществляются, слишком красноречива история предыдущих конфликтов.

Кто из нас не помнит прошлую безумную войну, допущенную попустительством...»

Гермиона не успела дочитать до конца, как ее прервал начальник группы авроров, сообщивший, что в зале уже начали собираться участники. Волшебница с сожалением оторвалась от статьи и с еще большим – от умиротворяющего пейзажа, и вслед за мужем поднялась со скамьи. Она чувствовала, что его волнение удивительным образом прошло и действительно сменилось если не азартом, то ратным пылом, будто маг стал частью мощного потока, проводникам огромной скрытой силы.

Волшебный квартал в Женеве находился в самом центре старого города, и именно там расположилось место заседаний Совета Конфедерации волшебников. Здание было одним из самых старинных и снаружи почти не реставрировалось. Непосвященный мог бы принять сердце волшебного мира за обветшалый особняк разорившегося чистокровного семейства, а маггл-историк посчитал бы одним из древнейших памятников готической архитектуры. Но первое впечатление быстро исчезало, стоило попасть внутрь. Главное, что привлекало внимание, это было прекрасное освещение, расширяющее объем, наполняющее залы легкостью и воздушностью. Высокие потолки, тонкая резьба, множество узких окон, кружевные мостики и арки лишь подчеркивали это ощущение.

Сам зал заседаний, виденный Гермионой тоже далеко не в первый раз, тем не менее вновь поразил ее своим непререкаемым величием и многовековым покоем. Будто воплощая собой торжество магического мира, он наполнял присутствующих невольным трепетом, осознанием быстротечности времени и незыблемости мудрости. Огромные полотна, изображающие волшебную историю, украшали стены, удачно дополняя стреловидные окна. Над трибуной висел самый большой портрет, и взгляд, раз упав на него, задерживался надолго. На холсте был изображен высокий, статный волшебник, о возрасте которого было сложно судить – лицо скрывала борода. Он выглядел довольно молодо, судя по темным, нетронутым сединой волосам. Но глаза были настолько мудры и пронзительны, что в полной мере выдавали величие этого человека. Они были темными, словно ночное небо, глубокими, как мудрость веков, бездонными, как вселенная. Валлийский пейзаж, на фоне которого находилась фигура мужчины, и красный дракон, парящий в небе, однозначно указывали на личность великого мага – это был Мерлин, родоначальник организации волшебного мира, по которой тот жил уже более полутора тысяч лет.

Взгляд волшебника неожиданно остановился на Гермионе, и он едва заметно улыбнулся ей. Молодая женщина замерла в удивлении – Мерлин редко обращал внимание на конкретных посетителей и еще ни разу не был замечен в беседе с кем-то из них. В тот же миг глаза патриарха переместились на заполняющиеся ряды. Гермиона отвела взгляд от картины и хотела поделиться произошедшим с мужем, но тот оказался занят в разговоре с одним из итальянских представителей. В этот момент послышались звонкие переливы колокольчиков, означавшие необходимость приготовиться к началу заседания. Волшебница подошла к Тому и, поднявшись на цыпочки, шепнула ему на ухо пожелания удачи. Риддл сжал в ответ ее пальцы, и Гермиона стала подниматься вверх на галерку, где располагались помощники и сопровождающие членов Совета.

Зал был наполнен монотонным гудением разношерстных представителей магов всех стран, на которые распространял свое присутствие волшебный мир, но оно мгновенно прекратилось, как только появился глава Совета и объявил выступление Тома Марволо Риддла.

Наследник Слизерина вышел на трибуну уверенно, с гордо поднятой головой, с приветливой улыбкой, которая читалась в уголках его губ. Он уже довольно давно являлся одним из представителей Британии и небезызвестной личностью среди мировой общественности. Не все любили его, не все поддерживали, но в авторитетности ему не мог отказать никто. С первых же слов Том захватил внимание зала, и Гермиона невольно залюбовалась мужем. Как он умел совмещать грамотное построение речи с тем духом, силой убежденности, что не могли оставить равнодушными к его словам! И даже когда Том улыбался, выдавая остроумное замечание, чтобы сбить рост напряженности у зала, даже тогда он казался прирожденным вождем. Гермиону это временами пугало, слишком хорошо она изучила свою половину, чтобы понять – этому магу было на роду написано стать лидером. А вот чего именно, какой окраски и направления... воистину, он уже как-то выбрал путь под стягом безумия, украшенным черепом со змеей. Но Лорд Волдеморт тогда не являлся ее Томом, он был незнакомцем, великим и убогим, который, она надеялась, навсегда умер в душе Риддла. И свидетельством того было внимание, заслуженное им по праву. Как ни странно, Гермиона никогда не гордилась высоким положением мужа и уважением к нему многих умудренных годами волшебников. Глядя на сосредоточенно вслушивающихся в каждое слово Тома магов, молодая женщина не наслаждалась ни гордостью за него, ни ощущением власти, ни чувством близкой победы. Если все это и мелькало на задворках сознания, то четким и осознанным было другое – любовь к этому мужчине.

Разумеется, она замечала, как Том очень умело вставлял в речь однотипные фразы, в разных формах говорящие одно и то же. Если повторять одно утверждение семь раз подряд, оно невольно врезается в подсознание. Гермиона как-то намекнула на данный прием мужу, но тот заявил, что это и так понятно – большинство не думает, когда им постоянно выдается готовая информация в нужные моменты времени. Воистину, это был талант. Волшебница видела конструкцию речи, но это не умаляло ее красоту.

В завершение Том обвел зал пронзительным взглядом и заявил:

– К чему приведет безумие обеих частей человечества? Кто опаснее друг для друга, маги или магглы? Кто окажется умнее? Мы с вами те люди, которые обязаны дать магическому сообществу четкий и конкретный ответ! Земля у нас на всех одна. Оставаясь в стороне, мы предаем и себя, и своих детей, и будущие поколения. Пришло время действовать, господа!

Зал взорвался аплодисментами, которые, однако, быстро утихли – слишком глубинные проблемы были подняты представителем Британии.

– А разве у вас есть дети, мистер Риддл? – первым не смог сдержаться один из американских волшебников, видимо уязвленный тем, что конфликт развернулся при непосредственном участии его соотечественников.

– Пока нет. Но очень надеюсь, что будут, – едва заметно улыбнулся Том. – Вот потому и надо скорее разрешать все серьезные вопросы, а то у магов времени не остается, чтобы делать детей.

По залу прокатилась волна смеха. А Гермиона почувствовала, как заливаются краской ее щеки, особенно когда она ощутила на себе взгляды соседей.

Молодая женщина не то чтобы не думала про детей, но понимала, что ее миссия как стала для нее когда-то самым важным в жизни, так, по всей видимости, и оставалась до сих пор, вошла в привычку, превратилась в образ мыслей. А дети… это было уже где-то за чертой долга и даже любви, это было что-то немыслимо родное и свое. Они с Томом если и обсуждали эту тему, то только в шутку... И тут он объявляет на весь мир о своем желании. Нет, Гермиона не приняла всерьез слова мужа – интриган мог и не то еще сказать, если это было ему выгодно, – но они затронули ее глубоко. Им сейчас было не до детей. Увы. Наверное, недаром говорят, что около тридцати лет женщины начинают хотеть детей с животной страстью. Ей уже стукнуло тридцать восемь, но в ее случае это желание было куда больше вызвано любовью, чем физиологией.

– Есть ли у вас конкретные предложения, мистер Риддл? – представитель Германии задал самый животрепещущий вопрос, и волшебница отвлеклась от сладких грез.

Она ощущала атмосферу, царящую в зале, настолько явственно, что казалось, его накрыла туманная завеса, плотная, хоть режь ножом. Том действительно затронул болезненный вопрос, хроническую проблему, которая, может быть, была решена во времена Мерлина, но сейчас мир изменился, и она вспыхнула с новой силой.

– Да, и на мой взгляд, единственное, которое может дать конструктивные результаты, – Том сделал красноречивую паузу и продолжил тихо и даже вкрадчиво, мгновенно привлекая к своим словам внимание зала: – Мы обязаны провести расследование. Причем все вы понимаете, на каком уровне оно должно проходить. Ответственные за инцидент владеют магией, которая не под силу многим лучшим представителям волшебного мира. Никому не нужен второй Гринделвальд мировых масштабов. У магглов уже давно существует обширная сеть разведки, наделенная весьма широкими полномочиями, – Риддл перешел на другой голосовой режим, и уверенно продолжил: – Пришло время и нам создать новую международную структуру, ответственную за расследования на высшем, межгосударственном уровне, в том числе по отношению к магглам, и пресекание подобных преступлений. Только так мы сможем докопаться до истины и предотвратить катастрофу, – и твердо, командно закончил: – А опасаться должны лишь те, кому есть что скрывать.

Блестяще! Гермиона мысленно зааплодировала.

Мертвая тишина, повисшая в зале, была нарушена французским представителем:

– Мистер Риддл, ваше предложение разумно. Но как вы предлагаете контролировать деятельность этой организации?

* * *

Взгляд Тома встретился с глубокими карими глазами волшебника. Николя де Вье был уже не молод, но неизменно выглядел очень живо и бодро и являлся членом Совета все время, сколько Риддл помнил. Замечания француза были редки, но всегда очень дельны и обоснованны. К нему прислушивались, относясь, видимо, как к одному из столпов организации, а может быть, даже раритетов, наподобие портрета Мерлина.

– Организация, разумеется, должна быть подотчетна Совету Конфедерации, – не отводя взгляда, ответил наследник Слизерина. – Следует также ввести строго контролируемый бюджет на ее финансирование. Хотя я бы согласился тратить на подобную работу свое личное время совершенно бесплатно. Как, я думаю, многие из вас.

И вот тогда зал взорвался сотнями голосов. Волшебники спорили громко, яростно, некоторые были готовы выйти из себя и устроить по этому поводу магические фейерверки. Послышался ироничный выкрик: «Тогда у вас точно на детей не будет времени, Риддл, по крайней мере, на собственных!»

– На этот раз дела магического сообщества куда важнее эгоизма, господин Димитров, – с почти неуловимой насмешкой отозвался Том, на миг задержавшись взглядом на галерке, где сидела его жена, и заявил: – Господа, давайте высказываться по очереди. Поспорить вы успеете на перерыве. Прошу вас, миссис Хэйли.

Поднялась приятная, светловолосая американка, которая была известна всему миру своим вкладом в развитие целительского направления, в особенности приближением его к современным нуждам. Именно она, по сведениям Тома, работала над магическим излечением лейкемии на пару с коллегой из Японии.

– Мистер Риддл, такой человек, как вы, не можете не понимать всю опасность этого пути, – озабоченно заявила волшебница. – Подобные полномочия могут привести к еще более страшным результатам.

Воистину, уж кто-кто, а Том прекрасно осознавал эту «опасность». Потому, собственно, он и предложил данный вариант. Хотя другого-то по большому счету и не было. Именно так профессионально ставился мат, когда выбора в действительности не оставалось, несмотря на его иллюзию, в которой погрязало сознание.

– Как говорится, дементоров бояться – из дома не выходить, – печально улыбнулся представитель Британии. – Я прекрасно понимаю и разделяю ваши опасения, миссис Хэйли. Но кто гарантирует, что преступник не сидит сейчас в этом зале среди нас и не обдумывает, как спастись от справедливого расследования и продолжить свою незаконную деятельность, которая может привести еще к более страшным последствиям?

Тому на миг показалось, что Мерлин на портрете за его спиной явственно хмыкнул. Галлюцинации или даже мэтра вопрос так сильно заинтересовал?

– Вы правы, мистер Риддл, но мы обязаны учесть все тонкости, – садясь, добавила американка.

Том очаровательно улыбнулся ей. Луиза была симпатичной женщиной, но, сколько он помнил ее, весьма несговорчивой. Гуманизм стоял для нее на первом месте, что бесспорно заслуживало уважения. Вот только нельзя было позволить приравнивать гуманизм к попустительству, отсюда и рождалась уязвимость настоящей системы к бюрократии и коррупции. Недаром Тома тошнило от так называемой демократии, несмотря на все ее преимущества и «свободы».

– Я буду рад, если найдется более простое решение. К сожалению, мой анализ ситуации привел к одному-единственному выводу, что я и предложил. Если у кого-то есть другие варианты, думаю, наш уважаемый председатель даст время высказаться всем, – Том повернулся к нынешнему главе Совета.

Тот в подтверждение кивнул, добавив:

– После перерыва все предложения будут вынесены на голосование. Сейчас обсуждаем тему, представленную докладчиком, господа.

В последующий час волшебники закидали Тома вопросами, высказали несколько идей, которые сами же и опровергли, и в конце концов решили объявить перерыв, чтобы сбавить слегка накал дискуссии.

Зал для отдыха был уютным и светлым, очень хотелось устроиться на мягком диване где-нибудь у стрельчатого окна, выпить чашечку кофе с коньяком и просто молча посидеть, крепко держась за маленькую ладошку жены. Вместо этого его мгновенно обступила толпа коллег, которые сразу же стали интересоваться источником секретных данных. Причем начинали расспросы они так завуалированно, будто он был напыщенным идиотом, чтобы не понять, куда вели все их восхваления. Кто-то из новичков даже попробовал применить легилименцию. Видимо, они позабыли, что он как-никак наследник Салазара Слизерина, а не Хельги Хаффлпафф. Так он им и рассказал, во имя Мерлина, как же!

Но долгожданное спасение все-таки пришло. Через толпу проникла его любимая волшебница и, невинно улыбаясь, заявила:

– Прошу прощения, господа, но я должна похитить у вас своего мужа.

Том облегченно вздохнул, когда они выбрались из толпы и, разжившись кофе, скрылись в небольшом светлом зале, расположившемся в угловой башне.

– Ты был великолепен! – наконец заявила Гермиона, когда они молча, в расслабляющем блаженстве допили кофе. – Даже твои шуточки про детей пришлись к месту.

Риддл вскинул брови:

– Почему ты думаешь, что я шутил, дорогая?

– Ну... – Гермиона, казалось, растерялась, – ты прекрасно знаешь, что сейчас не до того...

Настроение слегка испортилось, и он ответил молчанием на слова жены. По большому счету, он действительно ни в ком не нуждался, кроме нее, но... Том почувствовал, как Гермиона прильнула к нему, обнял ее за плечо и теснее прижал к себе.

Но провести момент в тишине паре не удалось. Спиной ощутив чужое присутствие, молодые люди обернулись. В дверях стоял Николя де Вье, тот самый раритетный член Совета, в каком-то смысле таинственный и, без сомнения, уважаемый.

– Прошу прощения, что нарушаю ваш приватный момент, – с галантностью истинного француза начал он. – Но у меня есть предложение к вам, мистер Риддл, относительно обсуждаемого вопроса, которое должно прийтись вам по вкусу. Не могли бы мы пообщаться тет-а-тет?

Том почувствовал, как пальцы Гермионы сжали его ладонь. Он встал и какое-то время молча смотрел на волшебника, в скрытой силе которого давно не сомневался, и наконец, сказал:

– У меня нет секретов от жены, месье де Вье, мы можем поговорить здесь, если вас это устроит.

Француз тонко улыбнулся и кивнул, Том жестом пригласил его присесть, и тот устроился в кресле напротив.

– Ваш вариант будет принят, мистер Риддл. Именно вам предложат возглавить новую структуру. Думаю, вы и сами не сомневаетесь в этом, – заговорил де Вье, встречаясь с ним взглядом. – Но разумеется, к такой организации будут приставлены независимые эксперты.

Том пожал плечами. Подобное неудобство можно было предположить, но он не опасался никаких экспертов. И не с таким справлялись. Это вам не тайная организация с автономной инфраструктурой, вот уже который год проворачивающая свои дела под носом у правительства.

– Это вполне логично, месье де Вье. Видимо, вы предполагаете быть среди них? – заключил наследник Слизерина.

– Совершенно верно. И я хотел бы быть уверен в том, что с основной задачей организация будет справляться, – француз сделал небольшую паузу, – в первую очередь.

Глаза Тома сверкнули, он посмотрел на слегка нахмурившуюся Гермиону и с безэмоциональной вежливостью спросил:

– Вас что-то заставляет усомниться в этом?

Едва заметная улыбка тронула губы собеседника, и он в том же тоне ответил:

– Всего можно ожидать от человека, сумевшего создать Философский камень.

Том почувствовал, будто его окатили ледяной водой. Словно он опять был мальчишкой, смотрящим в глаза отчаянной девушке, изменившей его жизнь. Как это было возможно? Даже Дамблдор не раскрыл их секрет! Откуда этот человек мог знать?

– Почему вы так уверенно это говорите, месье де Вье? – вступила в разговор Гермиона. Том оценил ее деловой и собранный тон и слегка расслабился. – Смею утверждать, что ваши слова расходятся с реальностью.

– Если вы имеете в виду, что вы тоже принимали участие в процессе, миссис Риддл, то мне это известно, – отозвался мэтр. Видимо, он не спроста был так уважаем, далеко неспроста. – Не говоря уже о косвенных признаках, которые наблюдаются при употреблении эликсира жизни – их не так просто заметить непосвященному, – с вас еще должок за использование чужих материалов для создания камня, не так ли?

Неозвученная догадка вспыхнула в мозгу, головоломка сложилась в единое целое, но Гермиона опередила мужа:

– Фламель?.. – выдохнула она. Да, только он мог знать такие подробности, даже не Дамблдор. – Вы Николя Фламель?

– Вы очень проницательны, миссис Риддл, – поклонившись, подтвердил француз.

– В таком случае с вас должок за сознательное почти убийство! – не сдержался Том, поддавшись безудержной волне гнева. Он думал тогда, что навсегда потерял любимую женщину...

Фламель встретил яростный взгляд наследника Слизерина и, не отводя глаз, спокойно заметил:

– Вам это доподлинно неизвестно, вы оба живы, насколько я могу судить, – спокойно и с почти незаметным юмором отозвался еще один обладатель Философского камня. – Так что будем считать, мы квиты. И надеюсь, вернемся к основному вопросу.

Усилием воли Том усмирил вспышку гнева, чему поспособствовала Гермиона, ободряюще дотронувшись до его плеча.

– Мы слушаем вас, – с достоинством сказала миссис Риддл, и он был безмерно благодарен жене.

– Я заинтересован в том, чтобы вопрос с этим конфликтом был расследован и решен, – серьезно начал Фламель. – Боюсь, он затрагивает настолько важную проблему и предполагает использование такой магии, что трудно найти аналоги. Потому я предлагаю вам полную поддержку в качестве эксперта в обмен на согласие действительно решить эту задачу.

Том долго смотрел на мага, потом уверенно заявил:

– Это и в наших интересах тоже. Я принимаю ваше предложение. При гарантии, что ваш друг Альбус Дамблдор не будет информирован об этом, и вы ответите, почему он сам не участвует в расследовании. Или же участвует?

Иметь на своей стороне, пусть и только частично, мага такого уровня – это значило очень много и вычеркивало массу проблем.

Фламель вздохнул, вопрос его заметно расстроил:

– К сожалению, нет. И, судя по всему, не может участвовать. Вы это поймете потом, мистер Риддл, если мои подозрения окажутся верны. Большего я вам не могу сказать, к сожалению, чтобы никак не повлиять на результат... Согласен с вашим условием. Так я смею надеяться, что наша договоренность вступает в силу?

Том поднялся на ноги, рядом с ним встала жена, вслед за ними с кресла поднялся неожиданный союзник.

– Совершенно верно, и надеюсь, наше сотрудничество будет продуктивным, – отвесив легкий поклон, сказал наследник Слизерина.

Мужчины пожали руки. И мэтр склонился к ладони Гермионы:

– Для меня честь быть знакомым с вами, миссис Риддл.

– Это честь для меня, месье Фламель, – с улыбкой ответила она, и Том мог поклясться, что абсолютно искренне.

Предчувствие чего-то значительного охватило его, еще более масштабного, чем создание новой структуры, которая открывала Лорду Волдеморту неограниченные возможности для претворения в жизнь его эпохальных планов.

И он выведет врагов на чистую воду, кто бы они ни были.

Гермиона Риддл ощущала себя словно в другом мире, ином времени. Происходящее проплывало мимо нее, будто сон, кинолента, воспоминание. Волшебница не сомневалась в том, что ее мужа выберут руководителем новой международной организации – лучшей кандидатуры просто не существовало, да и недаром Том так долго создавал у нужных личностей определенное впечатление о себе. Не говоря уже о неожиданной поддержке Николя Фламеля. Поэтому судьбоносное заседание, состоявшееся на второй день собраний Совета Конфедерации, не вызвало у супруги хитрого манипулятора особого удивления, разве что погрузило в глубокую задумчивость.

Молодая женщина стояла возле фуршетного столика, держа бокал с красным вином, и, казалось, совсем позабыла о нем. Ее глаза невольно отслеживали каждое движение мужа, принимающего поздравления по поводу назначения на новую должность. Он был доволен, даже счастлив. Мало кто мог распознать проявление радости на его всегда спокойном лице, но Гермиона видела едва заметный румянец на щеках, лихорадочный блеск в глазах, а на губах – легкий след сдерживаемой улыбки.

Мог ли этот момент стать возвратом к неосуществившемуся будущему? Так ли велика была роль личности в истории? Том хотел перевернуть весь мир, поменять его основу. Не то чтобы на это не было исторических предпосылок... Были. Но они могли сработать по-разному. Мерлин доказал это в истории волшебного мира. А, например, образование Советского Союза являлось подтверждением тому в мире маггловском.

Чье-то покашливание над ухом вывело Гермиону из задумчивости. И в тот же миг она смотрела в столь знакомое, памятное лицо, которое не смогла бы забыть никогда. Глубоко врезавшееся в память после печальных событий в Отделе тайн, как и лица других Упивающихся смертью.

– Много наслышан о вас, миссис Риддл, – улыбаясь, с легким акцентом сказал Долохов. – Ваша монография по развитию международных отношений в магическом мире весьма впечатляет. Особенно описание периода их становления.

Гермиона нашла в себе силы перебороть невольную неприязнь, но ее тон все же получился холоднее, чем она хотела:

– Я занимаюсь любимым делом, господин…

– О, как бестактно с моей стороны! Позвольте представиться, Антонин Долохов к вашим услугам. Я являюсь одним из представителей России, – поклонился маг с усмешкой, которая наводила на мысль, что он ни в коей мере не раскаивался в своей бестактности.

Да, она не ошиблась, это был он. Видимо, Волдеморт в прошлом варианте событий встретил своего сторонника во время путешествий по Европе, а может быть, тот часто бывал в Британии.

Миссис Риддл заставила себя улыбнуться, внимательно разглядывая длинное, бледное лицо несостоявшегося узника Азкабана. Оно было слегка непропорционально, так что Долохова трудно было назвать красавцем, но светлые проницательные глаза сразу же выдавали ум их обладателя.

– Очень приятно, – наконец кивнула волшебница. – Хотя я и удивлена, что вы читали мою работу.

Русский маг снова ухмыльнулся:

– Я тоже занимаюсь любимым делом, миссис Риддл.

Гермиона, все еще не вполне пришедшая в себя, не знала, что и сказать. Потому она просто поднесла бокал к губам, но Долохов неожиданно остановил ее руку.

– Не сочтите за наглость, но мне очень хотелось бы выпить с вами за знакомство по русской традиции. – Он взял со стола бокал для себя. – Это называется «на брудершафт».

А ведь не лыком шит этот бывший Упивающийся. Волшебница улыбнулась, на этот раз искренне, и с легкой иронией сказала:

– Интересная русская традиция с немецким названием. И как же это?

Долохов наградил ее ответной улыбкой, в глазах появилась хитринка.

– Очень просто, – ответил он, приподнимая локоть Гермионы. – Мы скрещиваем руки вот так… да, правильно… и одновременно пьем до дна, каждый из своего бокала.

Молодая женщина, про себя ругая странную традицию, русских вообще и этого конкретного русского в частности, допила бокал. А виновник ее знакомства с экзотическим обычаем заявил:

– Иногда после этого следует поцелуй, но и без него полагается считать друг друга товарищами.

Гермиона хмыкнула про себя. Да, вероятно, такой «товарищ» мог пригодиться для работы в России. Том как раз искал контакты в Восточной Европе. Но не дай Мерлин этому Долохову пойти по старой дорожке, тогда никакая традиция ему не поможет, ни русская, ни китайская, ни даже гоблинская.

– Мне послышалось или здесь говорилось что-то о поцелуях с моей женой? – раздался насмешливо-угрожающий голос.

Гермиона, улыбаясь, встретилась взглядом с глазами нового-старого знакомого. Попробуй, выкрутись теперь!

Ухмыльнувшись, тот вытащил из кармана мантии до боли знакомый газетный номер, и волшебнице пришлось приложить все усилия, чтобы не выдать своего изумления при виде «Новой Эры».

– Прошу прощения за наглую попытку убедить прекрасную даму поделиться со мной соображениями по столь деликатному поводу, – Долохов повернулся к Тому. – Мне рекомендовали обраться к вам, мистер Риддл, или к вашей жене, с которой мы уже в каком-то смысле знакомы.

– Вероятно, в таком смысле у вас очень много знакомых, – с почти неуловимой насмешкой заявила Гермиона и обратилась к мужу: – Тем не менее, думаю, тебя может заинтересовать знакомство с господином Антонином Долоховым. Очевидно, не так давно избранным представителем России, поскольку мы не имели чести быть представлены друг другу раньше, – русский маг утвердительно кивнул. – Господин Долохов, по всей видимости, желает подробнее узнать о Лорде Волдеморте.

И действительно, не космическими же полетами магглов ему интересоваться и не жизнью на Марсе.

Глаза Тома сверкнули.

– О, весьма необычный повод для знакомства, – мужчины пожали руки. – Очень приятно.

Гермиона поняла, что муж использует легилименцию. Осознал ли это Долохов – не факт. Но на месте Тома она была бы крайне осторожна.

В этот момент в банкетный зал влетела большая сова, белая с коричневым опереньем на крыльях, и села на стол возле Риддла. Она выглядела уставшей, как будто проделала долгий и тяжелый путь. Так оно и оказалось – Гермиона узнала ее, эту птицу Том оставил своей семье.

Лицо новоиспеченного руководителя Управления магической безопасности изменялось по мере того, как он читал письмо, доставленное крылатой почтой. Новость заметно взволновала и огорчила его, хотя он и пытался привычно скрыть это, и молодая женщина озабоченно дотронулась до плеча мужа. Тот наградил ее быстрым взглядом и вновь обратился к собеседнику:

– Прошу прощения, господин Долохов, мы с женой вынуждены срочно вернуться в Британию, – Том отвесил русскому подобающий поклон. – Мы могли бы продолжить беседу в моем офисе, если вы не возражаете, скажем, послезавтра.

– Почту за честь, мистер Риддл, – склонил голову Антонин, затем поцеловал руку Гермионы. – Миссис Риддл.

Она ответила на поклон Долохова, о котором мгновенно забыла, сосредоточив все свое внимание на муже. Тот молча повел ее к председателю Совета, с которым они церемонно раскланялись, объявив о срочном вызове и извинившись. Когда пара спешно покинула зал, Гермиона наконец задала мучивший ее вопрос:

– Что случилось, дорогой?

Том уже не скрывал своего огорчения, но что-то еще таилось в его темных глазах… вина? Боль? Судьба?

– Отец… завтра похороны, – сглотнув, выдавил сын Меропы Гонт. – Допился…

Гермиона обняла мужа быстро и крепко перед тем, как они зашли в камин.

– Замок Певерелл! – уверенно назвал пункт назначения Риддл, и через миг, все в саже, волшебники оказались у себя дома.

Молодая женщина отряхнула пыль и копоть с плеча Тома, поцеловала его, нежно убрала со лба пряди темных волос.

– Ты собираешься отправиться сейчас в Литтл Хэнглтон? – спросила она.

Он взял ее ладони в свои, посмотрел в глаза.

– Да, только нужно переодеться… Со мной все в порядке, дорогая. Вот, почитай.

Гермиона ободряюще улыбнулась и отправилась менять вечернее платье на что-то более подобающее, на ходу просматривая послание деда Тома.

Путешественница из будущего все время после окончания Хогвартса была уверена в том, что муж простил своего отца, в отличие от последнего, который никогда не общался с сыном по доброй воле. А по недоброй – не упускал случая оскорбить и унизить. Но Том на удивление хорошо поладил со стариком дедом, который настолько полюбил играть с внуком в шахматы и беседовать о смысле жизни, что даже соглашался иногда принимать оздоровительные зелья. И это еще больше раздражало непутевого отпрыска, который так и не обзавелся новой семьей. Он только и делал, что гулял, как мартовский кот, пил, как лошадь, и закончил жизнь, как бездомный пес. Даже не от цирроза печени – Риддла нашли в канаве, в которой его оставили собутыльники, и где он спьяну то ли замерз, то ли захлебнулся рвотой.

Волшебница была рада за мужа, что отношения с семьей перестали мучить его, он разрешил их для себя, будучи еще подростком, несправедливо обиженным и брошенным. И в результате судьба сама все расставила по своим местам. Отец Тома умер, но не сын стал причиной этой смерти, а исключительно собственный выбор, который и определял в общем и целом жизненный путь человека. К сожалению, большинство людей, увязнув в играх подсознания, стереотипах, ожиданиях общества, по сути было лишено выбора. Как хорошо, что Гермиона смогла помочь любимому человеку сделать этот выбор осознанно, а он помог ей найти любовь среди боли и потерь.

* * *

Колокол местной церквушки звонко пробил двенадцать ударов, когда волшебники аппарировали неподалеку от Риддл-Мэнора. Темный особняк казался мрачным и пустынным, словно его посетила не просто смерть, а смерть надежды, любви и веры. Скрипнула калитка, гравий зашуршал под ногами, скоро тут его отец отправится в последний путь…

Молодому Тому Риддлу было грустно, и откровенно говоря, даже больно, хотя он и не испытывал чувства вины. В то же время он радовался, что Гермиона шла с ним сейчас под руку. Это придавало ему сил, несмотря на то, что он сам разобрался с отношениями, из-за которых раньше испытывал стыд, ощущал себя ущербным и униженным. Том давно уже чувствовал себя выше этого, он был велик сам по себе, кто бы ни приходился ему физическим отцом. К тому же, его дед оказался неожиданно умным человеком.

Он-то и встретил внука на пороге гостиной.

– Том, Гермиона, очень рад, что вы пришли, – мужчины пожали руки, и молодой человек отметил, как сильно глава семейства сдал за последние полгода, прошедшие с момента их последней встречи.

Непутевый сынок доконал свою семью. Родители не должны хоронить детей!

– Как миссис Риддл? – участливо спросила Гермиона.

Дед нахмурился и махнул рукой:

– Спит. Заставил ее напиться успокоительного… Туда, – он указал на дверь, и пара прошла в комнату, освещенную множеством свечей, посередине которой стоял богато украшенный деревянный гроб.

Мертвое лицо было на удивление красивым, словно смерть вернула покой и молодость, и настолько похожим на его собственное, что Тому стало не по себе. На миг ему показалось, что глаза сейчас откроются, и отец упрекнет его в своей смерти… Он когда-то страстно желал ее, пока не понял, что ничья смерть сама по себе не способна дать облегчение. Месть не приносит утешения, она лишь становится наркотиком.

Рука жены на плече вывела Тома из задумчивости, и он покинул мрачную комнату. Остаток ночи прошел за тихой беседой с дедом, бутылкой отборного вина, которое тот припрятал от сына, и шахматами.

Участники печальной церемонии начали прибывать рано поутру. Гермиона поначалу встречала их, по просьбе мистера Риддла взяв на себя роль хозяйки дома, пока ее не заменила скорбящая мать. Бабка Тома выглядела еще хуже своего мужа, стараясь скрыть боль за злостью и резкостью.

Процессия была небольшой: друзья семьи, несколько дальних родственников, весь средний класс Литтл Хэнглтона. Большинство собравшихся знали историю Тома-младшего и относились к нему если не с добродушием, то со спокойствием. Священник местной церквушки уже давно перестал коситься на молодую чету Риддлов после того, как те стали регулярно вносить хорошие пожертвования. Разве что пара подруг миссис Риддл смотрела с брезгливой холодностью. Да, играть социальные роли – на это они были обречены. И Том сам выбрал этот путь, потому что он был лучше другого. Но скоро, очень скоро настанет время скинуть маски.

Утро было хмурым и ветреным. Участники церемонии кутались в шали и пальто, стараясь идти быстрее, чтобы не замерзнуть. Небо обещало скорый дождь, нависая над головами серой пуховой периной облаков. Строки из маггловского священного писания проходили мимо сознания Риддла, когда он в последний раз смотрел на лицо отца. Стук забиваемых в крышку гвоздей, гулкий удар о дно могилы, холодный ком земли в руке… Почему ты так и не принял меня, отец? Почему отверг то единственное положительное, что осталось у тебя от отношений с женой?

В этот момент Том понял, что не простил отца лишь за одно – тот так и не рассказал ему о матери. Какой она была, как сильно любила его, что была готова на все ради того, чтобы он стал частью ее жизни. Не рассказал сам, по доброй воле. Кто еще мог поделиться воспоминаниями? Уж точно не покойный дядя Морфин, закончивший свои дни в клинике Святого Мунго и называвший мать не иначе как «шлюхой, опозорившей великий род Слизерина». И потому даже Гермиона не укорила мужа за использование легилименции на папаше. По крайней мере, он увидел Меропу Гонт. Но теперь наступил конец всему – больше он не узнает ничего нового для себя, не заглянет в прошлое. И только сейчас Том понял, как сильно он хотел хотя бы одним глазком увидеть живую мать…

Со смертью отца окончательно умирало его прошлое.

Почувствовав легкий дискомфорт и жжение, Том невольно повернул вокруг пальца кольцо Певереллов, единственное наследство семьи Гонтов, и отвел взгляд от могилы, которую уже начали быстро закапывать еще не промерзшей октябрьской землей.

И в этот момент Риддлу показалось, что рядом среди могильных камней стоит хрупкая невесомая фигура, в которой он мгновенно узнал Меропу. Глаза наследника Слизерина расширились в изумлении.

Женщина тепло улыбнулась сыну и сказала:

– Я горжусь тобой, Том. Каким же красивым ты стал, умным и сильным. И самое главное – счастливым.

Волшебник, придя в себя от шока, наклонился к уху жены:

– Гермиона, взгляни вон туда. Ты там кого-нибудь видишь?

Сконфуженный взгляд был ему ответом, а призрачная Меропа, вновь улыбнувшись, пояснила:

– Меня можешь видеть только ты, родной. Я…

Но услышать до конца слова матери он не сумел, потому что в этот миг раздался истошный вопль ее свекрови:

– Ты! Это ты во всем виноват! – Бабка неожиданно подскочила к внуку и со всего размаха ударила его ладонью по лицу. – Исчадие ада!

Дед попробовал остановить ее, но та продолжала вырываться и кричать. Вокруг зашушукались – уж что-что, а грязные истории всегда привлекали внимание людей. Том брезгливо поморщился и сделал шаг назад, уворачиваясь от настойчивых кулаков миссис Риддл. Гермиона взяла мужа под руку и крепко прижалась к нему, с отвращением глядя на истерические выпады старой женщины.

Призрачный образ матери исчез, и волшебник невольно ощутил взрывоопасную смесь гнева и боли.

– Том ни в чем не виноват, – сурово заявил дед, крепко удерживая супругу. – Его требования были вполне законны. И он все это время пытался наладить отношения в семье. Если бы наш сын послушал его…

– Хватит! – не унималась старушка. – Мне надоел твой вздор. Этот выродок и его мерзавка мать испортили жизнь моему сыну! – Она оттолкнула руку мужа. – Не затыкай мне рот, это и так всем известно!

– Миссис Риддл, успокойтесь, – вступилась Гермиона, ровно и уверенно, хотя сама же неоднократно говорила, что на истерики бабки не стоит обращать внимание. Истерички ради него и устраивали сцены на публике.

Зрители, невольно потакая желаниям актрисы, и не собирались расходиться, тихо комментируя происходящее. Никто не вмешался в семейную ссору, даже священник предпочел улизнуть за спины прихожан.

– А ты помолчи! – набросилась на Гермиону вошедшая в раж миссис Риддл. – За столько лет не смогла родить. Ты еще хуже своей свекрови!

Такого Том выдержать не смог:

– Не «не могла», а «не хотела», – с едва сдерживаемым гневом поправил он. – Всему свое время, дорогая бабушка. И если вы не заметили, то мы сочувствуем вашему горю и разделяем его.

– Ты всю жизнь ненавидел моего сына, а твоя чертовка-мать…

– Успокойся, дорогая, – твердо сказал мистер Риддл. – Не будем осквернять ссорами могилу нашего сына, который был сломлен судьбой, но все равно остался нашим любимым мальчиком, потомком древнего рода.

Том заметил, что губы бабки задрожали, и, схватившись за сердце, она начала сползать вниз. Муж едва сумел удержать ее.

Среди присутствующих оказался местный врач, который, надо отдать ему должное, среагировал очень быстро. Проверив состояние старушки, он, нахмурившись, что-то сказал мистеру Риддлу, и тот сам схватился за сердце. Врач побежал за медикаментами, велев аккуратно перевезти в дом потерявшую сознание бабушку.

Том все еще пребывал в своего рода прострации после странного визита матери, когда Гермиона взяла его за руку и тихо прошептала на ухо:

– Том, ей действительно плохо, и, кажется, это серьезно. Мы должны вмешаться.

Риддл кивнул, и жена незаметно скрылась среди могильных камней, откуда аппарировала в замок Певерелл.

Вернулась она довольно быстро, они едва успели добраться до дома и положить миссис Риддл на софу. Гермиону сопровождала темноволосая волшебница со слегка крючковатым носом и гордым взглядом. Том узнал Эйлин Лонгботтом, в девичестве Принц. Бывшую слизеринку порекомендовал Слагхорн, когда они искали хорошего специалиста для работы в организации и исследований в области зельеварения, в особенности их медицинского применения.

Он ответил на скупое приветствие Эйлин и повел ее к мистеру Риддлу, безучастно сидящему рядом с женой.

– Дед, познакомься, это миссис Лонгботтом. Она сможет помочь миссис Риддл. Но ты должен понимать, что это магическое средство.

Девушка, как всегда, хмурилась, но была неизменно собрана и готова работать профессионально. Том не то чтобы не любил Эйлин, нет, но временами ее мрачный вид вызывал в нем какие-то неприятные то ли предчувствия, то ли эмоции. Он был доволен качеством ее работы, хотя не понимал, зачем с ней так носилась его жена. Несколько лет назад Том впервые в жизни наблюдал, как Гермиона действовала в роли сводницы. За месяц она сотворила из заросшего мужеподобного существа некое подобие привлекательной женщины. Разумеется, с замашками дикой охотницы, но все же женского рода. Иногда Том даже сочувствовал Элджи Лонгботтому, но тот, по всей видимости, был счастлив. И говорили даже, что его жена сейчас находилась в положении. Очень было похоже на правду. По крайней мере, Гермиона собиралась стать крестной ребенка.

Риддл фыркнул про себя, отводя взгляд от авадонепрошибаемой девушки.

Дед глядел на волшебника с мукой, гордое лицо с аристократическими чертами как-то вмиг утратило свою собранность.

– Вы ничего не теряете, дедушка. Если бабушка выживет, это в любом случае пойдет ей на пользу. И поживет подольше, и грехи отмолит, – с легким презрением сказал Том. – Это же простая процедура, не так ли?

И пусть только старая карга попробует не сказать им «спасибо».

– Том, не богохульствуй, – заметил мистер Риддл, но таким тоном, будто сделал это, скорее по привычке, чем из-за большой убежденности. – Я согласен. Только спасите ее. Потерять обоих… – Голос деда сорвался…

Эйлин уже протягивала ему стакан, кратко буркнув:

– Успокоительное.

Гермиона, что-то прошептав на ухо Лонгботтом, ласково провела рукой по плечу Тома и направилась утихомирить, то есть успокоить, участников поминок, которые без стыда обсуждали последние события, поглощая еду от щедрот хозяев.

Салазар, почему у всего есть оборотная сторона? И семейная жизнь, приносящая столько радости, таит в себе бездну горя. Как хорошо, что Гермиона вечно будет с ним.

Впрочем, наследник Слизерина недолго предавался сентиментальным мыслям. Его куда больше волновало, каким образом он смог увидеть мать.

– Очень хорошо. Спасибо, Эйлин, – сказала Гермиона, ободряюще улыбаясь своей подруге. – Начни новую партию оборотного. Возможно, понадобится.

Эйлин кивнула, скупо улыбнувшись в ответ, и ее голова исчезла в пламени камина.

Гермиона была горда за Эйлин Лонгботтом прежде всего потому, что та стала Лонгботтом. Ненавязчиво набившись ей в друзья, миссис Риддл пустила в ход всю свою тяжелую артиллерию. Возможно, она изменила лишь ее облик, повлияв на девушку, но не только внутреннее определяло внешне. Иногда к сожалению, иногда к счастью, но внешнее точно так же влияло на внутреннее. Гермиона надеялась, что убийца Дамблдора больше не будет иметь мотиваций для своей двойной игры и предательства. Хотя и родиться ребенку Эйлин предстояло на два года позже. История менялась на глазах путешественницы во времени. В то же время она чувствовала, что оставалось что-то незыблемое, неизменное. Судьба так просто не сдавала позиций.

Чем обуславливалась судьба? Только ли собственным выбором? Или было что-то выше этого? Высшие силы, непосредственно вмешивающиеся в жизнь конкретных людей? Каким-то же образом Гермиона Грейнджер переместилась в прошлое, кто-то или что-то вело ее? Если это было что-то, являлось ли оно разумным? Но волшебница все же верила в одно – кто бы там ни был наверху, ничего не решалось без личного выбора. Том этот выбор сделал. Как и Эйлин, как и она сама. Возможно, не менее сложные выборы им предстояли и в дальнейшем. Все двигалось, все менялось. Недаром говорилось, что в мире существовало только два процесса – горение и гниение. А человек мог лишь вписываться в них, благодаря своему выбору. Если не двигаешься вверх, не развиваешься – будешь сбит и сломлен.

Гермиона улыбнулась самой себе – как быстро она перешла с мыслей об Эйлин на собственную жизнь. Она давно уже чувствовала, что приближался кризис – даже не столько внешний прорыв, сколько необходимость следующей ступени.

Не успела волшебница собрать документы и направиться к преемнику Тома – которым оказался его ставленник, Нотт собственной персоной – как в камине появилась другая голова. Лейстрейндж был, как всегда, сдержан и собран.

– Госпожа, вам велено передать, чтобы вы срочно заканчивали дела с Ноттом.

Гермиона озабоченно нахмурилась. Если Том даже не смог сам связаться с ней, значит, пахнуло из пасти дракона. Произошло что-то чрезвычайно важное.

– Что стряслось? США? – деловито спросила она, спешно начиная собирать пергаменты.

Том решил не наглеть и не переводить жену сразу же за собой на новое место, дав ей возможность ввести в курс дела новое начальство.

– Совершенно верно. Их президент на весь мир сообщил о тайном размещении Советским Союзом ракет на острове. И объявил военно-морскую блокаду Кубы.

Не военные действия, слава Мерлину! Это была их маленькая победа – меньшее из зол.

– Спасибо. Передайте Тому, что я появлюсь, как только смогу.

Лестрейндж кивнул, и его голова пропала в пламени камина.

Гермиона быстро направилась к новому шефу и передала ему документы, в которых предстояло разбираться преемнику ее мужа.

Но едва она собралась воспользоваться каминной сетью, предназначенной для международных перемещений, как ее остановила чья-то рука. Молодая женщина обернулась и встретилась взглядом с тем, кого меньше всего ожидала увидеть.

Альбус Дамблдор улыбался ей, хотя его взгляд из-под новоприобретенных очков-полумесяцев выдавал далекий от веселья настрой.

Со своей обычной куртуазностью директор Хогвартса сказал:

– Добрый день, миссис Риддл. Не могу ли я вас ненадолго отвлечь?

– Мне крайне некогда, господин Дамблдор, но для вас я всегда найду время, – вымучила улыбку Гермиона.

Как часто ей хотелось побежать к нему и во всем признаться, облегчить душу, поделиться накопившимся опытом, восторгом, болью, сомнениями и надеждами. Но было нельзя. Увы, нельзя. Хорошо хоть Лонгботтомы появились на близком горизонте. Большинство, с кем Гермионе пришлось общаться, являлись несостоявшимися Упивающимися смертью. Ну и компанию все же Том собрал в своих «Рыцарях». Нет, чтобы привлечь тех же Уизли. Или Прюэттов. Братьев Молли, например…

И самым неприятным оказалось то, что с Дамблдором постоянно приходилось применять окклюменцию.

– Пройдемте в мой кабинет, господин директор.

– Благодарю за понимание, миссис Риддл, – поклонился маг.

Гермиона пригласила его жестом в комнату и предложила присесть. Совсем недавно она беседовала тут с Альфардом, еще одним олицетворением связи с прошлым, от которого, к счастью, не приходилось скрываться. Нельзя было сказать, что волшебница не догадывалась о причине визита директора, но она надеялась, что эта причина будет подана под самым безобидным соусом. В любом случае, на наивность волшебника рассчитывать не приходилось.

– Вы, наверное, догадываетесь, Гермиона – позвольте мне называть вас так, – о причинах моего визита?

Хитрый. Хочет, чтобы она сама проявила инициативу, обозначив недавние события как проблематичные или, по крайней мере, заслуживающие пристального внимания. Нет, ее так не поймать! И даже легкое чувство вины, которое путешественница во времени испытывала из-за замалчивания тайны, никак не могло помочь директору.

– Вы знаете, господин Дамблдор, за последнее время случилось столько всего значительного, что я просто теряюсь в догадках, – с легкой улыбкой ответила Гермиона.

Глаза волшебника сверкнули под очками-полумесяцами, и он после недолгой паузы сказал:

– Что ж, тогда мне придется самому быть предельно откровенным с вами, полагаясь на ваше понимание.

Молодая женщина кивнула, с интересом обдумывая его стратегию за непроницаемым щитом окклюменции.

– Я очень обеспокоен стремительным нарастанием напряженности в международной ситуации. И куда больше – опасностью, которая грозит хрупкому балансу отношений между магическим и маггловским мирами.

– Я не ожидала от вас меньшего, – уверенно заявила волшебница, ощущая, что она играет на грани. – Это должно заботить всю прогрессивную общественность.

Вот так, намеками вам не обойтись!

Дамблдор помолчал, оценивающе глядя на собеседницу, и наконец признал:

– Что ж, вы правы. Меня действительно волнуют намерения и методы вашего мужа.

Гермиона вскинула брови:

– И что же именно в действиях Тома вас так беспокоит, господин Дамблдор? Насколько мне известно, он не делился с вами своими намерениями.

– О них говорят его действия, Гермиона. Посмотрите правде в глаза, – парировал директор мягко, но очень решительно.

Это был удар ниже пояса. И молодая женщина вдруг почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. Неужели директор уверен, что все пойдет, как в прошлый раз, а значит, все было впустую?

– Почему вы так говорите, господин Дамблдор? – собрав волю в кулак, ровно сказала она. – Разве Том за все те годы, что прошли после нашего выпуска, сделал кому-то что-то плохое? Обидел кого-то? Злоупотребил служебным положением ради корысти? Выступил против магглорожденных или магглов? – ее голос зазвенел. – Нет! Почему же вы позволяете себе подобные инсинуации?

Гермиона редко бывала в гневе, но тут оказался подходящий случай. Может быть, директор озвучил ее собственные страхи? Но они все равно не могли быть такими. Она верила Тому. Не могла не верить, если хотела сохранить здравое сознание.

Дамблдор заметно погрустнел, морщинки отчетливо прорезали высокий лоб.

– Я понимаю ваши чувства, миссис Риддл, – осторожно начал он. – Они похвальны. Тому сильно повезло с сокровищем в вашем лице. Но вы должны понять и меня – я повидал многое. Ваш муж балансирует на грани, ходит по лезвию ножа.

– Весь мир сейчас стоит на грани, господин директор, – строго заявила волшебница, подавив гнев и слезы обиды.

– Я понимаю, Гермиона, – Дамблдор подался вперед. – Но даже самые лучшие люди часто не могли устоять перед соблазном.

Гермионе на миг показалось, что директор имел в виду свой личный опыт. Но она ответила:

– А вы подумайте сами, что в данной ситуации важнее – решить проблему или перестраховаться от всех потенциальных опасностей?

– Я был обязан предупредить вас, что намерен наблюдать очень пристально, чтобы ничего не произошло, – твердо продолжил Дамблдор. – И в ваших интересах помогать мне. Поскольку в ваших намерениях я нисколько не сомневаюсь.

Гермиона несколько раз повторила про себя слова директора, пытаясь разобраться, правильно ли поняла его. Но по-другому никак не выходило.

– Вы предлагаете мне шпионить за собственным мужем? – молодая женщина чуть было не вскочила от возмущения. – Неужели вы считаете, что я могу предать любимого человека?!

Как же плохо, больно, тяжело! Но нужно вытерпеть все и не сорваться.

– Вы предадите его, если позволите выбрать неверный путь, – внимательные глаза мага поймали ее взгляд.

– Возможно, – холодно отозвалась Гермиона. – Но в этом мне ваша помощь не требуется. Я никогда не стану шпионкой, при всем моем уважении к вам.

Дамблдор глубоко вздохнул.

– Это не зазорно, девочка, просить о помощи. Особенно когда взяла на себя так много. Противостоять своему любимому, если он поступился принципами, очень тяжело. Это может разбить сердце, поверьте мне. Я желаю вам только добра.

Волшебнице вновь показалось, что директор говорил о своем прошлом. Но так или иначе… Гермиона поднялась на ноги.

– Спасибо за заботу, господин Дамблдор, – с достоинством произнесла она. – Но я вынуждена отклонить ваше предложение.

* * *

– Что же вы творите, дементор вас побери, – весь день про себя ругался Том Риддл, поминая атрибуты Мерлина, Слизерина и всех магических существ, вместе взятых.

Вокруг носились офицеры, мигали огоньки на табло, постоянно менялась оперативная информация на карте. Как же раздражали Тома эти напыщенные магглы. А может быть, он просто завидовал дисциплине в их рядах.

Сейчас же Риддл внимательно слушал срочный доклад Яксли по магическому передатчику. Из прибора доносился свист, как будто им пользовались во время быстрого полета на метле.

– Советская подводная лодка не реагирует на приказы повернуть назад, – озабоченно сообщил голос оперативника Управления магической безопасности.

Том выругался уже вслух и сурово спросил:

– Она была атакована? Нет? – и с сарказмом прибавил: – Ах, это летчик просто решил бомбами напугать субмарину, вооруженную атомным оружием?! – и вновь серьезно и строго: – Почему не приняли меры? Кто-то из наших присутствовал на борту?

– Нет, мы не смогли проникнуть туда, нужна была ваша пространственная магия, мой Лорд.

– Почему не попросили мою жену?

– Она была занята в ближнем кругу президента по поводу блокады и… Подождите, мой Лорд. Подводная лодка передает сигнал «прекратите провокацию».

– Магглы и то оказались разумнее, – гневно выдохнул Том. – Так прекратите, маги вы или кто? Удерживайте летчиков от необоснованных решений. А мы тут постараемся – скоро авиация повернет назад. Но если еще раз повторится такое… Вы понимаете, что одно неверное действие может привести к войне?! Все, свободен!

Что за детский сад? Только с игрушками для взрослых. Так вот и станешь Темным Лордом, принудят…

Конфликт набирал обороты. И потому Риддл до сих пор в чужом обличье находился среди ближайшего окружения президента, который, на счастье, оказался вполне вменяем. И не только он. Наследник Слизерина помнил едва заметную улыбку на лице Роберта Макнамары на собрании Исполнительного комитета Совета Национальной Безопасности США. Кеннеди тогда спросил, уверены ли военные в том, что им удастся уничтожить с воздуха все советские ракеты. И Риддл в обличии генерала Уолтера Суини ответил:

– У нас лучший в мире военно-воздушный флот. Если мы не сможем это сделать, никто не сможет. Но как я могу утверждать, будто абсолютно нет шансов на то, что после атаки уцелеет пара ракет или останется хотя бы одна ядерная боеголовка, готовая к запуску? Нет, господин Президент, я не могу сказать такое.

Макнамара был доволен, очевидно, он понимал в полной мере возможные следствия открытого столкновения. Хотя бы несколько адекватных людей – и то уже счастье. Но тогда удалось предотвратить только первую, предкризисную волну – вместо вооруженного вторжения на Кубу решили начать блокаду острова. И вот теперь они с новым оперативным отрядом Управления магической безопасности следили за тем, чтобы конфронтация между силами США и направляющимися к Кубе советскими кораблями не дошла до критической точки. И старались влиять на магглов минимально, только вынужденно.

В конце концов Том все-таки позволил себе отправиться домой, хорошенько изменив память своему оригинальному двойнику. На этой стороне земного шара уже стояла глубокая ночь, ожидающая скорого восхода солнца. Несколько свечей, паривших в воздухе, тускло освещали гостиную. Вскоре после того, как Риддл вернулся к своему естественному облику, из камина появилась Гермиона и, даже не отряхнув себя от сажи, упала в руки мужа. Том устроил жену на диване и левитировал из столовой графин с апельсиновым соком.

– Как у тебя со статистикой? – поинтересовалась волшебница, устало приподнимаясь и облокачиваясь на спинку дивана.

– Все так же, – пожал плечами Том. – То, что касается мелочей, удается как по маслу. Такое впечатление, что наши таинственные маги чуть ли не заранее знают, где возникнет локальный конфликт. Мы даже не успеваем вмешаться.

– По всей видимости, именно им удалось развернуть добрую часть советских кораблей, – отметила Гермиона, допивая сок.

– И кому от этого стало лучше? – хмыкнул Риддл. – Мы же не в песочнице воюем, должны понимать, что часто уступка в мелочах может привести к ухудшению ситуации в целом.

– Ты все еще надеешься завершить конфликт, достигнув некого баланса сил? – спросила молодая женщина, с удовольствием вытягиваясь на диване. Том присел рядом, погладил ее стройные ножки.

– Ты же прекрасно знаешь, что ни Советский Союз, ни США не должны потерпеть сокрушительного поражения, даже на дипломатической почве. Западный Берлин у нас под носом. Вот если СССР отыграется там…

– Нам придется послать привет Гринделвальду, – невесело закончила волшебница.

Том прислонился к спинке дивана.

– Как же я устал от того, что миром правит беспросветная тупость.

– Миром правит золотой телец, и ты это знаешь, – вздохнув, отозвалась Гермиона.

– И это тоже глупость, – заметил Том, криво улыбаясь. – Счастье вообще невозможно получить извне. Ни за счет огромного счета в банке, ни за счет раздутого потребления. Сколько бы человек ни имел, ему всегда будет недостаточно.

Гермиона вскинула брови и подалась к мужу:

– О, когда это тебя осенило, дорогой? – с улыбкой поинтересовалась она.

Том посмотрел ей в глаза, долго, проникновенно, и наконец ответил:

– Еще тогда, у лабиринта. Павлиний хвост символизировал все краски жизни. А на тот момент у меня не оставалось ничего, кроме самого себя.

Гермиона наклонилась еще ближе к Тому, нежно провела рукой по его лицу, по темным кудрям:

– Люди никогда не изменятся, милый. Хотя зачастую окружающая среда вынуждает их осознавать подобные вопросы.

Риддл вздохнул, накрывая ладонью тонкие пальцы жены, и проговорил:

– Я боюсь, что все напрасно. Один человек не способен изменить мир. В особенности мир, населенный тупым быдлом.

Гермиона поймала взгляд мужа:

– Вот как раз человек-то и обречен изменяться сам и изменять мир. Быдло на это не способно. Однако посмотри, сколько шедевров науки и искусства, сколько прекрасного создано как магами, так и магглами.

Том задумчиво кивнул.

– Может быть. Но чтобы что-то менять, начинать надо с детей, – заметил он. – У быдла вырастает такое же быдло. Мне просто невероятно повезло, что меня воспитали не семейства родителей... Надо будет подумать, как выставить Дамблдора из Хогвартса.

При упоминании директора на лбу Гермионы пролегли морщинки.

– Что такое? – иронично поинтересовался Том. – Опять будешь защищать его? Старик недаром засел в оплоте образования, знал, как лучше всего контролировать власть, оставаясь в стороне, – взращивать себе подобных.

– То же самое собираешься делать и ты, Том. Почти, – обронила волшебница. – Но никого я защищать не собираюсь. Пойдем лучше спать, дорогой.

– Да, завтра, вернее, уже сегодня нам отдыхать не придется, – согласился маг, помогая жене подняться с дивана.

Гермиона потянула мужа в спальню, где он, упав на кровать, забылся глубоким сном без сновидений.

Но нормально поспать ему не дали. Золотой рассвет едва пробивался между разошедшимися шторами, когда в комнату ворвалась светящаяся обезьяна и своим верещанием разбудила пару. Потирая глаза, Том уставился на неожиданного визитера, признав в нем, наконец, патронус Эйвери. Более нелепого патронуса он в жизни не видывал. А уж спросонья обнаружить у себя в спальне такое чудо-юдо… Чудо-юдо, однако, встав на задние лапы и ударив себя лапой в грудь, очень серьезным голосом заявило:

– Мой Лорд, ваше присутствие требуется в Москве. Хрущев направил письмо Кеннеди без нашего ведома. Мы ничего не могли сделать!

Том мысленно выругался, глядя, как обезьяна рассыпается на множество светящихся искр. Что стряслось в эти дни с его организованной командой? Всеобщее сумасшествие? Но с ума сходят поодиночке, разве что одновременный Круциатос обеспечивает подобную массовость. Могли ли таинственные маги влиять на оперативную группу? Что-то подсказывало Тому, что да. И это не просто удручало, а приводило на грань паники.

Гермиона вскочила с кровати первая.

– Съешь что-нибудь перед тем, как исчезнешь. А то скоро от тебя останется один неумираемый скелет, – на ходу бросила она, спешно накидывая шелковый халат.

– Да, на бутерброд времени хватит, – согласился Риддл, направляясь в ванную.

– Том, на одних бутербродах ты не протянешь. И никакое самоисцеление не справится с твоим гастритом.

– На себя посмотри, – пробурчал волшебник, умываясь. – Овсянку ты готовить так и не научилась, а эльфов, конечно, будить не будешь. А вот бутерброд…

– Ради тебя, милый, придется, – смеясь, ответила Гермиона и позвонила в колокольчик.

Через полчаса, быстро съев пресловутую овсянку, омлет и булочку с джемом, Том воспользовался каминной сетью, давно уже настроенной на международные перемещения. В российском министерстве его поджидал Эйвери, с которым Риддл сухо поздоровался.

– Стало известно, что в письме Хрущев согласился убрать ракеты в обмен на гарантии ненападения на Кубу, – поспешно сообщил «рыцарь», доставая порт-ключ для перемещения в Кремль.

Это было хорошо, но слишком мелко. Том изначально собирался играть крупнее, а потому велел своей группе проводить другую политику.

Эйвери все еще пребывал в облике министра обороны Родиона Малиновского, в которого собирался обратиться и сам Том. Они переместились в безлюдный проход, где был невелик шанс кого-нибудь встретить. Увидеть двух Малиновских с утра пораньше… Это даже на перепой нельзя было бы списать. Разве что на белую горячку. Что это такое, Том узнал от Долохова, когда тот в шутку рассказывал о привычках русских. Тогда британский маг простил новому потенциальному союзнику намерение поцеловать Гермиону. Почти.

Том выпил зелье, одновременно слушая более подробный отчет о событиях. Когда мерзкие ощущения прекратились, и волшебник принял новое обличье, он заметил:

– Я не понимаю, почему твоя магия не сработала, Эйвери. – Том взмахом палочки преобразовал свою одежду в советскую военную форму. – В любом случае, на Кеннеди возможно надавить и снизить уровень общей милитаризации. Пусть убирает свои ракеты из Турции… Кто-то ведет игру, но невероятно тупую.

Эйвери кивнул, озабоченно глядя по сторонам – скоро он должен был вернуться к своему настоящему облику.

По коридору послышались торопливые шаги, и маг быстро потянул Риддла в туалет, оказавшийся поблизости. Но тут дверь распахнулась… и в помещение вошел еще один Малиновский. Том мгновенно вытащил волшебную палочку, но его невербальное заклятие было отражено. Вот это случайность! Перед ними оказался вовсе не оригинал министра обороны! Поддельный Малиновский, сразу же оценил остановку и выбежал назад, захлопывая дверь перед носом у волшебников. Риддл кинулся вдогонку. Повернув за угол, он понял, что таинственный маг начал быстро терять свой приобретенный облик, его очертания стали расплываться. Но противник исчез быстрее, чем наследник Слизерина сумел установить анти-аппарационный барьер. Хотя в последний миг Том успел заметить длинную седую бороду.

Дамблдор?! Невозможно. Просто немыслимо. До такого старый манипулятор дойти не мог. Или мог?

В этот момент Риддла догнал Эйвери, тоже принявший свое обычное обличье, и раздраженный Том велел ему убираться куда подальше.

Убедить Хрущева направить еще одно письмо по радио трудности не представило, когда руководителю государства были представлены новые «разведданные». Помимо гарантии ненападения пусть забирают ракеты из Турции – данное требование, Том знал, американцы выполнить могли. Но все это время маг думал о таинственном противнике. Неужели Дамблдор был среди тех, кто хотел завершить конфликт быстро, но самым примитивным способом? Что-то не похоже на директора Хогвартса. Каким бы он ни был старым маразматиком, но никому и в голову не приходило назвать его тупым.

Несмотря на выполненную задачу, Том ощущал, как впадает во все более и более мрачное настроение. Пора было браться за Хогвартс, ох как пора. Но на наследника Слизерина в последнее время свалилось столько всего: и тайна видения матери, и договор с Фламелем, и необходимость проделывать всю важную оперативную работу самому, и ответственность чуть ли не за весь мир – только Дамблдора ему и не хватало для счастливой бессмертной жизни. Тем не менее, за горячую нить нужно было срочно хвататься и тянуть. И потому Том решил поручить расследование другим людям – не зря же он готовил «Вальпургиевых рыцарей» столько лет, хоть на что-то они должны были оказаться способными. Пусть теперь кто-то из тех, кого возможно было снять с оперативной работы, займется Дамблдором. Причем для чистоты результата один из них должен относиться к ярым противникам директора, а другой быть более лояльным. Малсибер с его талантом к заклятиям, связанным с памятью и сознанием, вполне подойдет. А вот второй… Гермиона была занята, увязнув с головой в нюансах предстоящей встречи Роберта Кеннеди с советскими представителями. А если не она, то… Альфард Блэк.

– Твой экстремист чудесно устроился, – заметил Альфард Блэк, аккуратно придерживая Гермиону за талию. – Он теперь имеет в своих руках неограниченный доступ ко всем уровням и структурам как магического, так и маггловского мира. Неужели в Совете все такие идиоты? Или, может быть, они уже делают ставки, когда их коллега начнет самоуправство?

Множество пар кружилось в танце, и весь огромный банкетный зал Министерства казался наполненным магическими существами всех рангов и мастей, собравшимися вместе по чьей-то волшебной воле.

К тридцать первому октября кризисная ситуация в маггловском мире была в общем и целом разрешена, а потому Риддл позволил и себе, и своим коллегам расслабиться.

– Твой сарказм неуместен, Альфард. У любого аврората таких возможностей предостаточно. Более того, я в курсе всех планов Тома, – недовольно выдохнула Гермиона, поправляя маску на лице. – Может, ты и меня обвинишь? Почему ты во всем видишь дурные умыслы?

Представитель древнейшего рода выполнил несколько затейливых танцевальных фигур и во время паузы сказал:

– Потому что я все еще помню тот Хэллуин и тот бал.

Он закружил ее дальше, вынуждая волшебницу повременить с ответом. Когда в танце была поставлена финальная точка, она отстранилась от партнера.

– А я давно забыла, – Гермиона была уверена, что Альфард уловил холодность в ее тоне.– Ты, кажется, собирался поговорить о чем-то важном?

Его лицо посуровело.

– Прости меня. Я… – он помедлил. – Наверное, я все еще боюсь за тебя.

Неужели они сговорились? Сначала бывший директор, потом лучший друг. Учитывая то, что в последнее время Блэк занимался подробной биографией Дамблдора…

– Не забывай, что ты говоришь о моем муже.

– А ты не забывай, что твоего мужа в Министерстве прозвали Темным Лордом.

Неужели она все еще вздрагивала от этого определения? Прозвище пристало к Тому из-за цвета волос и строгого подхода к работе, но…

– Почему бы тебе не сказать это Тому в глаза? – вскинув голову, заявила волшебница. – Тебе не кажется, что это дурной тон – вот так говорить про него, в то время как он даже на празднике беседует с коллегами о работе? Чему учит кодекс вашего благороднейшего и древнейшего?

Но Блэк промолчал, и она добавила:

– О чем ты хотел поговорить? Делай это сейчас, ты не единственный, с кем мне нужно сегодня побеседовать.

– Но единственный, за исключением, вероятно, Малсибера, кто готов сообщить столь ценную и неоднозначную информацию, – с покорной грустью возразил Альфард и предложил: – Давай найдем место, где нас не подслушают.

В этот момент заиграла следующая мелодия, и Гермиона потащила Блэка сквозь танцующие пары. Зал был ярко освещен парящими тыквенными головами, и потому полумрак коридора казался непроницаемым и плотным, скрывающим в себе все то зло, от которого защищался мир живых. Но волшебники быстро углубились в темноту, чтобы скрыться подальше от шумного хэллуинского маскарада.

– Я посчитал нужным сообщить это сначала тебе, прежде чем сведения дойдут до твоего экстремиста, – нахмурившись, заявил Альфард. – Он может сделать не те выводы.

Гермиона вскинула брови, не представляя, что же такого ужасного могло всплыть про человека, который всего себя посвятил борьбе с темной магией и в прошлом варианте истории отдал свою жизнь, противостоя злу.

– Давай без предисловий, – молодая женщина сняла с лица уже порядком надоевшую ей карнавальную маску.

Тишина на миг окутала коридор тонкой пеленой, которую нарушил неожиданно ставший хриплым голос Блэка:

– В молодости он был лично знаком с Геллертом Гриндевальдом.

– И что в этом такого? – выдохнула волшебница.

Она ожидала чего-то действительно ужасного, судя по странному отношению своего друга.

– Не просто знаком. Дамблдор, видимо, разделял честолюбивые идеи превосходства магов над магглами, – продолжил Альфард, в упор глядя на молодую женщину. – Возможно, он от них потом отказался. Но самое скандальное даже не это, – Блэк замялся. – Честно говоря, эти сведения раздобыл Малсибер, а я узнал от него своими методами. Но, похоже, это правда. Дамблдор относился к своему другу… не только как к другу.

Гермиона медленно отстранилась от Альфарда, ее глаза расширились в понимании. Она судорожно сглотнула и прошептала:

– Ты хочешь сказать, что директор Хогвартса имеет нетрадиционную ориентацию?

– Именно так, – кивнул Блэк. – И ты знаешь, для волшебного мира хуже геев только грязнокровки или какие-нибудь там оборотни. Представляешь, какая начнется паника среди родителей?

Гермиона неожиданно ощутила глубокое сочувствие к своему бывшему директору. Том непременно воспользуется этими сведениями. И она ничего не сможет сделать.

– Спасибо, Альфард. Я подумаю над этой информацией, – серьезно сказала волшебница. – Идем. Нас, наверное, уже потеряли.

По крайней мере, ее – у входа в зал пара сразу же натолкнулась на Тома. Тот стоял, облокотившись о косяк двери и, казалось, был готов взглядом испепелить своего бывшего одноклассника.

– Вот вы где, как замечательно! – с показной радостью заявил он и иронично прибавил: – Твоя очередная пассия, Блэк, уже измучила меня своей истерикой, призывая присоединиться к ней и положить конец интрижке ее хахаля с моей женой.

– Что за бред? – возмутилась Гермиона, расстроенная тем, что и муж совершенно неадекватно воспринимал ее друга.

Замкнутый круг недоверия, обид и подозрений. И вдобавок вынужденное подчинение Альфарда – все семейство Блэков увязло в деятельности Волдеморта. Как же это глупо и некрасиво!

– Был рад пообщаться с тобой, Гермиона, – спокойно сказал Альфард, игнорируя полу-издевку полу-угрозу своего вечного оппонента. – Риддл, мой доклад будет завтра.

И, отвесив поклон, представитель благороднейшего и древнейшего семейства исчез в зале среди танцующих министерских сотрудников и их гостей.

– Что ему было нужно на этот раз? – мягко поинтересовался Том, однако в его тоне слышались металлические нотки.

Миссис Риддл подошла к мужу и ненавязчиво взяла его под руку:

– Дорогой, неужели ты серьезно? Альфард – мой друг, ты же это знаешь, Том, – сладко промурлыкала она. – Он хотел лишь поговорить со мной по работе, там возник сложный вопрос.

С мужчинами надо было уметь преображаться, играя значимые для них роли, – как часто приходилось убеждаться в этом.

– Для чего непременно пришлось скрываться в подворотнях, – с сарказмом добавил Том, в его темных глазах сверкнули недобрые искры.

– Ты же видел эту хвосторогу в обличье красивой женщины, – фыркнула Гермиона и заставила себя улыбнуться: – Она всех спалит, съест заживо и не поперхнется.

Том видимо смягчился и, прижав жену крепче к себе, презрительно подчеркнул:

– Это еще раз доказывает слабость твоего приятеля, – и, не давая Гермионе возразить, перевел тему на другое: – Я говорил тебе? Ко мне сегодня явилась делегация из Китая и просила принять меры. Их, дескать, пугает милитаризация маггловской Азии.

Мерлин, и здесь то же самое. Хочешь не хочешь, а от лидерства не убежишь. А если попытаешься, то догонят и под страхом непростительных затащат на пьедестал. Популярность мужа уже действительно начинала пугать волшебницу.

– И что ты ответил? – поинтересовалась она.

– Мне очень хотелось им сказать, что всему свое время. Но пришлось заявить, что Комитет магической безопасности не имеет ни цели, ни права вмешиваться в маггловские дела, если они никак не вредят волшебному миру.

– И?..

– Их глава возразил, что пора раскрыть глаза на реальную угрозу, на что я ответил уже неофициально. Вот так-то, – довольно отметил Риддл. – Магглы все чаще и чаще напоминают обезьян с автоматами – то ли других убьют, то ли сами застрелятся.

Гермиона недовольно отстранилась от мужа:

– Ты же видел на примере недавних событий, что среди магглов есть много идейных и разумных людей. Даже главы государств. Вспомни, как советские солдаты переоделись в родную военную форму, готовясь погибнуть в чужой стране просто за свои идеалы. Или как Кеннеди пошел на уступки даже с этими треклятыми ракетами в Турции. Или как Хрущев первый проявил мирную инициативу и начал демонтировать ракеты. Ни мы, ни другие волшебники никак не влияли на эти события. И тогда на советской подлодке тоже никто из нас не вынуждал офицера в решении не отвечать ракетным ударом на опасную атаку, – путешественница во времени вздохнула. – Все не так просто, Том, и ты это знаешь.

Лоб Риддла пересекла морщинка, и он сурово заявил:

– Я знаю, что взаимопроникновение миров неизбежно, а потому мы должны защитить нашу культуру. И мы это сделаем. И не пустим дело на самотек, как хотел бы Дамблдор и ему подобные «прогрессивно мыслящие» деятели.

При упоминании директора Гермиона на миг застыла, а потом покачала головой:

– Все контролировать невозможно, Том. Мир слишком большой, а человек слишком маленький. Чтобы управлять миром полностью, нужно понять каждый его мельчайший процесс, а это просто нереально.

Он скептически вскинул брови:

– Достаточно понять закономерности на определенном отрезке времени. Иначе бы вокруг был только хаос.

Все, довольно дискуссий. Как бы ни приятно было обсуждать с мужем такие вопросы, время для этого явно не подходило.

– А это значит, Том, что в полной мере не быть тебе властелином мира, – шутливо подхватила Гермиона. – Даже многовековая жизнь, как у Фламеля, – ничто на фоне дыхания Вселенной.

Риддл наконец улыбнулся и взял жену за руку:

– Это лишь свидетельство того, что не все можно понять умом. И вообще, пойдем лучше обратно, дорогая. Недаром говорится, что мужчина должен нести истину и поддерживать любовь, а женщина – нести любовь и поддерживать истину.

Мерлин, как же много всего он набрался у того индийского мага.

– Я и не возражаю против такого положения дел, мой милый, – с невинной улыбкой отозвалась Гермиона. – Пойдем. Тем более мне еще надо обсудить кое-что с Руквудом по поводу координации его действий с Ноттом.

– Нет уж, скоро мы все отправимся к нам в замок, вот там и обсуждай дела с Августусом хоть до рассвета, – запротестовал Том, обнимая жену за плечи и вновь закрывая лицо маской. – Но сейчас мы будем танцевать. А то я еще не вполне отошел от напора блэковской хвостороги.

* * *

Мама? Это действительно была ты? Или... какой жестокий самообман.

Том Риддл находился в темном, чужом пространстве, пытаясь вспомнить черты лица матери и разглядеть желанную фигуру среди мутных призрачных облаков. Туман клубился, скрытой угрозой обволакивая все вокруг, и казалось, молодой человек находился в непроницаемом, молочном склепе. Не хватало пространства, воздуха, тепла. Не хватало жизни. Мама, где же ты?

Риддл сделал шаг вперед, словно продавливая кисельную мембрану, а потом еще один. В этот момент туман неожиданно расступился, и волшебник едва сумел сохранить равновесие.

Перед взором изумленного мага предстала неожиданная картина. Рядом с ним находилась высокая крепостная стена, окутанная сгущающимся мраком, мертвые тела, отмеченные алой кровью недавней смерти, поломанное древнее оружие. Возле ворот стоял юноша, на первый взгляд, едва вошедший в возраст, подходящий для сражений, и держал в руке самый удивительный меч из тех, что Тому доводилось видеть. Это был однозначно волшебный артефакт, черпающий силы в глубине веков и будто бы даже нерукотворный. Счастливый обладатель раритета тоже время от времени посматривал на удивительный меч.

Не теряя времени на дальнейшее изучение обстановки, Риддл направился вперед. Не дай Мерлин, парень воспримет его как врага. А сражаться с противником, вооруженным так, ни один маг в здравом уме не захочет, даже во сне.

– Добрый день, господин. Извините меня, не подска… – Том осекся, поняв, что его не видят, словно он наблюдал за событиями в омуте памяти.

Вот это да! Что случилось? Почему он не мог принять участие в собственном сне? И сон ли это?

Из раздумий волшебника вывел твердый, но удивительно теплый голос:

– Артур, вот ты где.

Том перевел глаза на подошедшего мужчину и узнал его в ту же секунду, прежде чем юноша, названный Артуром, оживленно отозвался:

– Мерлин! Как я рад, что ты здесь! Я в совершенной растерянности.

Великий маг подошел к молодому человеку:

– Ты сражался сегодня, как настоящий король, собственным примером указывающий истинный путь своим подданным.

Риддлу на миг показалось, что Мерлин бросил быстрый взгляд на своего коллегу из будущего. Артур тяжело вздохнул, пристально разглядывая свое великолепное оружие.

– Но я не знаю, я не могу… Это слишком для меня.

Волшебник улыбнулся, кладя руку на плечо своего ученика:

– Артур, взять ответственность за свою жизнь – это признак взросления. Взять ответственность за чужие жизни – это признак величия.

Небо начинало быстро темнеть, скрывая покрывалом безразличия следы ожесточенной битвы. Алые прорези облаков еще подсвечивали лазурь, которая охотно сменялась глубокой темной синевой.

Юноша долго молчал, затем поднял глаза на учителя и вновь опустил их на меч.

– Я не понимаю, почему мне досталась такая участь? – горячо зашептал он. – Я никогда не считал себя достойным владеть столь величественным оружием. И уж тем более стать королем. Я волшебник, Мерлин, как я буду править миром магглов?

Маг улыбнулся опять, и его темные глаза сверкнули тем звездным блеском, что бесконечно подчеркивал их поразительную глубину.

– Никто никогда не бывает ни достойным, ни недостойным, Артур. Человек проверяется своими поступками.

Молодой человек вновь не ответил, размышляя еще дольше и сосредоточенней. Его красивое лицо, однако, уже было отмечено той печатью величия, что, Том знал, непременно сопутствовала всем могущественным людям.

– Истина против мира. Ты сам мне говорил это не раз, Мерлин, – наконец, промолвил Артур. – Как же совмещать несовместимое?

– Это искусство правителя – находиться на грани, уравновешивая полюса, – Тому вновь показалось, что великий волшебник взглянул в его направлении.

– Но ты будешь со мной все это время? – с надеждой спросил молодой король, и Мерлин уверил его:

– Конечно, Артур. Я буду всегда помогать тебе.

Том смотрел во все глаза на удивительную сцену из прошлого, пытаясь осознать, что все это могло означать. Но сумерки продолжали сгущаться, и вновь появился мистический туман, заслоняя от наследника Слизерина взволнованного ученика и мудрого учителя.

Риддл резко проснулся и сразу же открыл глаза. Он находился в своей спальне, рядом ровно дышала жена, привычно тикали часы, сверкая серебряными змейками стрелок. Маг обнаружил, что его рука уже крепко сжимает волшебную палочку, которую он всегда хранил при себе даже во время сна. Глаза постепенно привыкали к темноте, и Том убедился, что никакой опасности не было. Гости уже давно разошлись по домам, позволив и хозяевам отправиться на покой.

Это не могло быть обычным сном! Но что же тогда? Воспоминание? Если совместить омут памяти с простым сновидением… Вот только чьей памяти и как?

Осознав, что больше не сможет заснуть, Том нежно дотронулся до плеча Гермионы. Та шумно вздохнула и перевернулась на другой бок. Что-то слишком напряжена она была на празднике и даже во сне продолжала хмуриться. Проклятый Блэк! Что б его спалили хвостороги!

Риддл поднялся с кровати и накинул на пижаму теплую мантию. Выйдя из спальни, он аппарировал.

Гигантская пещера, в которой оказался волшебник, находилась неподалеку от замка в расщелине скалы. Здесь жил его василиск – Шеша пожелал отправиться на новое место, чтобы не расставаться с наследником Слизерина, и Том был искренне этому рад. Иногда от змея можно было услышать такое… Его точку зрения Том ценил, потому что чаще всего она сильно отличалось от людских стереотипов. А стереотипы зачастую подводили.

– Шеша! – позвал Риддл на парселтанге, зажигая один из факелов на стене.

Но ответом было лишь эхо. Том нахмурился. Такого раньше не случалось – уставший от одиночества змей быстро спешил на зов хозяина.

– Шеша, где ты?! – вновь прокричал Том, уже начав волноваться.

«Оркестровый зал» славился своей потрясающей акустикой. Эхо отзывалось столь причудливо и многозвучно, что ради одного этого стоило посетить «пещеру Пика». Впрочем, Риддл постарался, чтобы она оказалась закрыта для туристов. А еще одну местную пещеру, известную своими страшными легендами про чудовище, так вообще частично прибрал к рукам, выкупив предприятие по добычи флюорита.

Факел освещал дорогу наследнику Слизерина, когда тот бесстрашно направился вглубь. Свод терялся в темной высоте, стены искрились светом, отраженным от причудливых минералов. Замеревший в каменном покое водяной поток и разнообразные сталактиты украшали залы застывшим великолепием. Но Том не останавливался полюбоваться на роскошь природного феномена, не обращал внимания на препятствия, не вслушивался в шум речушки, берущей начало в «Подземелье дьявола» и метко прозванной «Стиксом». Он искал своего друга.

Шеша пристроился у больших сталактитов, и Том, увидев его, облегченно вздохнул. И не нужно было волноваться – разве мог кто-то преодолеть магию наследника Слизерина? Василиск, однако, вел себя очень странно – не реагируя на хозяина, он упорно терся о камни головой. С удивлением глядя на огромного змея, Том осторожно повторил:

– Шеша?

Поняв, что василиск не слышит его, он сказал громче и тверже:

– Шеша, почему ты не ответил на мой призыв?

Гигантский змей наконец услышал волшебника и, продолжая движения головой, едва слышно прошипел:

– Прости меня, хозяин, я не мог.

В этот момент он еще раз сильно провел головой по сталактиту, и кожа вокруг рта неожиданно лопнула. Риддл изумленно уставился на невиданное зрелище, а затем еле сдержался от смеха. Еще ни разу ему не доводилось наблюдать за любопытным процессом линьки своего василиска!

– Я уже понял, что ты занят, – заметил маг. – Чешется?

– Уш-ш-шасно, – подтвердил змей, когда старая кожа сошла с головы.

Том с интересом смотрел на волнообразные движения василиска, избавляющего от отмершего покрова. Кожа как бы скатывалась наизнанку.

– Жаль, что выползок почти что бесцветный, – шутливо добавил Том, пытаясь отвлечь друга от неприятных ощущений. – Иначе сколько можно было бы сшить сумочек и туфелек для Гермионы. Не говоря уже о подарочных портмоне и ремнях.

– Ис-с-свращение, – протянул Шеша, продолжая свой нелегкий процесс. – Я слышал о куда более цивилизованном применении.

– О да, сгодится еще на компоненты для зелий – любовного и снимающего головную боль, – подтвердил Риддл. – Я вижу, ты немало пообщался с Салазаром Слизерином.

– И с обитателями Хогвартс-с-са, – гордо добавил василиск.

Том хмыкнул – Шеша сегодня его чрезвычайно забавлял.

– Ну раз мы с тобой не сможем покататься и повеселиться, ответь-ка мне на такой вопрос: Слизерин когда-нибудь говорил тебе про Мерлина?

– Мерлина? Это тот маг, что в действительности не умер и отправился на Авалон со своим королем, откуда обещал вернуться? – уточнил змей, продолжая ритмичными движениями избавляться от надоевшей сухой кожи.

Волшебник ощутил почему-то, что упускает что-то важное, и медленно повторил:

– На Авалон?

Николя Фламель был импозантным мужчиной с короткой густой бородой, приятными манерами и проницательным, глубоким, но одновременно невероятно теплым взглядом. Этому человеку хотелось верить безоговорочно, как бы глупо это ни казалось. Хотелось думать, что он уже сумел узнать, испытать и понять абсолютно все и неизменно имел готовый ответ.

Ну и пусть так не бывает!

– Я рад, что вы нашли время зайти к нам, Гермиона, – добродушно улыбнулся мэтр, приглашая гостью в покои своей женевской резиденции. – Перенелла, позволь представить Гермиону Риддл, – от внимания последней не ускользнуло, с каким знающим интересом мадам Фламель взглянула на нее. – Моя супруга Перенелла.

Женщины поклонились друг другу, обменявшись любезностями. И бессмертные представители волшебного мира устроились в уютной комнате, куда им принесли кофе и пирожные.

Гермиона, собираясь с мыслями, рассеянным взглядом следила за языками огня в красивом камине, украшенном древними изразцами. Алхимические фигуры на керамических плитах двигались, видоизменялись, превращались из одной в другую, символизируя собою памятный процесс. И Гермионе впервые за последний месяц стало так хорошо и тепло на душе, что она смогла расслабиться. Атмосфера этого уютного дома согревала сердце, нежным бархатом лаская кожу, насыщая измученную душу теплом. На миг Гермионе показалось, будто она сидит в гриффиндорской гостиной, устроившись на диване возле огня, а Рон и Гарри привычно играют в шахматы… Как давно все это было, она уже стала многое забывать.

Фламель с легкой полуулыбкой смотрел на свою гостью, а Перенелла заботливо подлила молока в красивую чашку тончайшего китайского фарфора. С нее подмигнул веселый дракончик, и Гермиона не смогла не улыбнуться в ответ.

– Мы выяснили не так уж и много, господин Фламель, – отпив кофе, сказала она. – Все данные были строго проанализированы, и статистика эта весьма странная. Лишь однажды обнаружилось присутствие постороннего мага. Но остальные волшебники, участники оперативных групп, в шестидесяти процентах случаев не смогли правильно выполнить задание, будто что-то блокировало их магию.

Фламель покивал, продолжая внимательно слушать гостью, и она продолжила:

– Из этого мы сделали выводы: наши волшебники оказались настолько слабы, что проморгали чужое присутствие у себя под носом, или же сами попали под чужое влияние, и через них каким-то образом действовал загадочный враг. В первое я не верю, участники оперативной группы подбирались лично Томом, и у нас нет оснований сомневаться в их способностях. Во втором варианте тоже далеко не все гладко, потому что мой муж под это влияние не попал. И в обоих вариантах присутствует весьма сильный минус – на данный момент на такую магию способно лишь несколько волшебников во всем мире. Да и то только теоретически.

Гермиона замолчала и встретила взгляд Фламеля. Его глаза выражали сочувствие, она не нашла в них ни страха, ни сомнений, ни лукавства. Так смотрят, когда решаются следовать истине, исполнять свой долг, несмотря на личные связи и привязанности. И волшебница почувствовала мгновенный холод, а затем – жар, змейкой пробежавший вверх по позвоночнику, будто окатили ледяной водой.

– Ваш муж – великий волшебник, Гермиона, – заговорил Фламель. Молодая женщина вскинула брови, и он прибавил: – Это ни в коей мере не лесть. Сила мага определяется не только его умениями, знанием и опытом. Она также следует из потенциала человека. Иными словами – из того, что волшебник способен совершить. И не только в плане техники магии, но в первую очередь в психологическом отношении. Вы понимаете меня?

Глаза супруги кандитата на великие дела расширились, и она невольно нахмурилась:

– Вы хотите сказать, что Том обречен сделать нечто, на что не способны другие?

– Я бы предпочел сказать, что мистер Риддл в силах сделать то, на что не способны другие, – поправил маг, и путешественница во времени поймала себя на странном чувстве, будто ситуация выходит из-под контроля, отныне и навсегда.

Наверное, это роднило ее с Томом Риддлом – оба ненавидели отсутствие контроля, необходимого, как воздух, как магия, как биение сердца. Быть может, в том числе поэтому она решилась на безумную затею изменить прошлое? И вот сейчас опять, как тогда перед домом Блэков, бывшая гриффиндорка ощутила, что почва стремительно уходит из-под ног. Как русалка без воды… Позор тебе, Гермиона. Неужели можно так жить, не контролируя, не управляя? Но кто? Салазар подери, кто тогда управляет их жизнями?!

– Что именно, вы, очевидно, мне не ответите, – с трудом взяв себя в руки, заметила волшебница и нарочито ровно поинтересовалась: – Тогда, может быть, объясните, что же такое есть у моего мужа, что отсутствует, например, у Альбуса Дамблдора или у вас?

Фламель едва заметно улыбнулся:

– Для того чтобы произошло некое действие, необходимо внешнее, то есть некое тело, умения, способы действия, площадка для деятельности, и внутреннее – направляющее эти инструменты, то есть человеческие душа, желания, намерения, воля. Влияние общих законов Вселенной опустим, не в этом дело.

Гермиона во все глаза смотрела на мага, пустившегося в философские рассуждения.

– Дело в том, что у некоторых есть инструменты, но не хватает силы воли, у других есть твердые намерения, но отсутствуют возможности, — продолжал Фламель. – А ваш муж на данный момент единственный маг, у которого есть все.

О Мерлин… В голову совсем некстати пришел тост Долохова: «Да совпадут же наши желания с нашими возможностями!» Путешественница чуть не всхлипнула – одновременно и от ужаса, и от нелепости момента – и позволила себе помолчать, легко закусив губу. А потом тихо, но четко спросила:

– В курсе ли этого Альбус Дамблдор? За последние две недели, прошедшие с «черной субботы»,[1] мы нашли еще больше информации о нем, надо сказать, весьма неутешительной.

Фламель тяжело вздохнул и, покачав головой, ответил:

– Частично в курсе. Он подозревает многое, и сам я не могу скрывать некоторые вещи от своего друга. Раньше это было проще, когда в дело не включился мистер Риддл. Это было лишь мое бремя, я не хотел замешивать Альбуса.

Гермиона бросила на мага колючий взгляд:

– Пока он единственная реальная зацепка в этом деле. Мы ищем уже целый месяц, проверяя всех волшебников мирового масштаба. Но ситуация точно такая же – у кого-то нет возможностей, а у кого-то – мотиваций.

– Если мои мысли верны – а ваши сведенья подтверждают это, – то мы подходим к серьезному моменту нашей истории, – после недолгой паузы как бы вскользь заметил Фламель, и прибавил: – Очень надеюсь, что ваш супруг не наделает глупостей. В том числе с Альбусом.

– Значит, можно больше не собирать информацию про Дамблдора? Он ни в чем не виновен? – Гермиона и сама не ожидала, что испытает столь сильное облегчение.

В разговор неожиданно вступила Перенелла:

– А как вы сами считаете, Гермиона?

Волшебница с уважением взглянула на свою старшую коллегу, отмечая следы улыбки в уголках ее губ и сочувствие в карих глазах. Затем перевела взгляд на чашку, дрогнувшую в руке, – миниатюрный дракончик с энтузиазмом взмахнул крыльями и укусил свой хвост.

– Нет, мадам Фламель, – оторвавшись от неуместно веселого алхимического символа, заявила супруга Лорда Волдеморта. – Я не считаю, что Дамблдор виновен в происходящем. Но я не откажусь ни от одной крупицы информации, связанной с нашим делом. Я пришла к вам, чтобы доложить о ходе расследования. Если вы сможете что-то уточнить, буду чрезвычайно признательна.

* * *

– Это еще ничего, а вот Абраксас, тот совсем совесть потерял, наживается на магглах, как гоблин на кладах, – утерев выступившие от смеха слезы, сообщил Эйвери. – Ты знаешь, Том, что он недавно учудил?

Отблески яркого пламени причудливой фантасмагорией ложились на лица избранного круга волшебников – самых доверенных приближенных Лорда Волдеморта, – создавая игрой света и тени затейливые узоры. И потому рассказы шутника Эйвери казались еще более комичными – достаточно было посмотреть на его обезьяньи гримасы. Маги удобно устроились вокруг камина в одной из гостиных замка Певерелл и, слушая забавные истории коллеги, откровенно хохотали под вино и закуски. Гостеприимный хозяин подозревал, что вина уже выпили весьма приличное количество, и оттого всем было чрезвычайно весело без особых на то причин.

– Мне было не до Малфоя и его афер, – Том провел ладонью по лицу, стараясь сдержать смех. – Так чем же он в очередной раз порадовал своих инвесторов?

– Вы не поверите, господа, – с энтузиазмом продолжал бывший слизеринец. – Малфой запустил производство гониопатичес… – он всхлипнул. – Гомикопати…

– Гомеопатического? – Том вспомнил странное слово, относящееся к маггловской медицине.

– Точно! – обрадовался Эйвери. – Гомеопатических… ха… сигарет.

О Салазар! Компания вновь взорвалась хохотом, страшно напугав домового эльфа, появившегося с подносом фруктов.

– Хорошо хоть, не гомилетических, – буркнул Риддл, откидываясь на спинку кресла.

Ну, Абраксас, тот еще деятель. Все-таки не зря именно ему было доверено возглавлять финансовый проект организации.

– А он их, случаем, не назвал в честь Дамблдора? – прокомментировал молодой Рудольфус, от истерических всхлипываний едва не облившийся вином.

Старший Лестрейндж молча посмотрел на сына, но после всех шуток над директором уже никто и не подумал бы обвинить юношу в бестактности. Хорошая растет смена, ничего не скажешь, такая же чопорная и одновременно язвительная. Над бывшим директором «рыцари» измывались без устали вот уже десять дней, отрываясь в собственной компании – Том запретил распространять стратегически важные сведения под страхом смерти. Маломальское уважение к Дамблдору исчезло, как мираж, как забытый кошмарный сон, как детдомовское наваждение. И дело было даже не в том, кого он там любил и куда, а в том, что защита отверженных выглядела благородно только со стороны тех, кто в эту категорию не попадал. Гермионе удалось убедить мужа использовать данный нелицеприятный факт только в крайнем случае. Но Том знал, что этот случай непременно будет, не может не быть. Он долго ломал голову, как же заставить Дамблдора сыграть по его правилам, и даже умница жена не нашла решения. А вот сейчас оно неожиданно возникло само. Как хорошо, что геи есть и что их не любят! Неравенство – двигатель прогресса, подобно любому дисбалансу, потому что только он несет в себе заряд энергии.

– И в чем же заключается гомико… кхм… гомеопатический эффект? – давясь смехом, поинтересовался Нотт.

– Все очень просто, – Эйвери взмахнул волшебной палочкой, и в руке у него появилась белая коробочка с яркой цветной картинкой. Маг достал из пачки одну сигарету и театрально продемонстрировал публике. – Оказывается, магглы уже давно помешаны на своем здоровье, но выяснили, что курение укорачивает жизнь. Из обычной, самой дешевой магловской сигареты убирается простейшим заклятием эффект влияния на легкие, кожу и я уже не помню, что еще у этих магглов вечно портится раньше времени, – он произнес это заклинание и продолжил: – И остается только воздействие на «центры наслаждения». Иными словами, удовольствие без вреда для здоровья, господа.

Волшебники критически уставились на бумажную трубочку в руке у Эйвери, который шустро начал раздавать на пробу будущий хит продаж в маггловском мире.

– Да, хорошо придумано, – протянул Том. – «Экстаз без последствий». Может быть, предложить это Малфою в качестве рекламного девиза?

Иногда все происходящее казалось ему безумием. То ли мир сошел с ума, то ли уже приближалась психологическая старость.

– Я всегда был уверен, что магглы идиоты. Но до такой степени... домовые эльфы, и те разумнее, – глубоко вздохнул Руквуд, вертя в пальцах сигарету. – Раздери меня василиск, если волшебный мир не будет процветать за счет этих психов и глупцов.

– Интересно, что еще из этой самой серии придумает Абраксас, – с сарказмом добавил Розье, удобнее устраиваясь на диване и отпивая из бокала вино. – Насколько мне помнится, он уже давно занялся фармацевтикой.

– О да, – подтвердил Том, вспоминая, как чуть не сдался добровольно в больницу Св. Мунго, разбираясь с последним малфоевским отчетом. – Гомеопатическая медицина – это кладезь для зельеваров, потому что практически не содержит настоящих лекарственных препаратов. А значит, не надо объяснять вездесущим так называемым ученым, как и откуда берется нужный эффект.

Розье закатил глаза, и Риддл хмыкнул, видя с какой неохотой чистокровные маги изучают вынужденное маггловеденье. Юмор был их защитой против страшного осознания – другой мир тоже являлся сложным до невозможности, обладал своими ценностями и законами. Том знал это всегда, и потому он в полной мере понимал, насколько был тот мир опасен.

– Вы прикуривайте, прикуривайте, господа, – увещевал Эйвери, напоказ выпуская изо рта колечки дыма. – А потом выпьем за Малфоя, чтобы он еще что-нибудь гониопатическое придумал.

– Спасибо! – с кислым лицом поблагодарил Розье. – Он и так уже со своей алчной гонкой переусердствовал. Пусть лучше подумает, где брать народ на новые предприятия. И так скоро оперативников не останется, все уйдут «в бизнес».

Том подался вперед, оглядывая каждого «рыцаря» властно и пронзительно, и, сильно подчеркивая слова, заявил:

– Любой нормальный режим обязан давать своим сторонникам максимум социального комфорта, а не только психологическое удовлетворение. Мы с вами начали великое дело, друзья мои. Никому до нас не удавалось так сильно приблизиться к заветной цели, как это сделали мы! – на бледном лице Тома появился едва заметный румянец по мере того, как речь становилась горячей и эмоциональней. – Очень скоро волшебники займут достойное место в мире, в полной мере воспользовавшись своим преимуществом. Но сила системы определяется силой ее слабейшего звена. Потому нам важны не только умелые оперативники, но и тугие кошельки с галеонами. А прежде всего – светлые головы, в полной мере осознающие, чем мы занимаемся и для чего! – Том замолчал и еще раз обвел свою группу непреклонным взглядом. И тихо, вкрадчиво заключил: – А потому пусть Малфой старается. Побольше. Получше. – И, неожиданно улыбнувшись, поднял бокал: – Да пребудет с нами Салазар!

Волшебники с энтузиазмом подхватили тост предводителя. Риддл пригубил вино, затем левитировал фужер на столик и перевел взгляд на сигарету.

С сомнением разглядывая бумажный цилиндр, Том вспомнил свой единственный опыт в маггловском приюте, где он тогда чуть не сдох от напряжения, но так и не раскашлялся перед группой мальчишек во главе с Билли Стаббсом. С ним ли это было? Впрочем, лидеры организации Лорда Волдеморта представлялись в этом отношении не лучше шайки рыжего врага-малолетки.

С этой мыслью названный Лорд быстро зажег сигарету и слегка затянулся. Спокойно, Том. Ты наследник Слизерина, василиск тебя подери…

– Все-таки я предпочитаю курить донник с мятой, – через какое-то время заметил Лестрейндж, не сдерживая гримасы. – Вкус какой-то… вульгарный.

– Это не единственное, что магглы курят, – ехидно обронил Том, стараясь не впускать дым слишком глубоко. Салазар, ну и гадость. – Надеюсь, Малфой не захочет связываться с нелегальным бизнесом наркотиков.

– Мы ему свяжемся, – зло пообещал Нотт. – Это, конечно, хороший способ извести всех магглов, но уж слишком хлопотный.

Рудольфус сдался первым, изойдясь в приступе кашля. Остальные маги с сочувствием смотрели на парня и продолжали затягиваться, включившись в игру, невольно предложенную Эйвери и совершенно сознательно подхваченную Риддлом.

– А ведь еще и в маггловскую тюрьму посадить могут, – прибавил вечный массовик-затейник, и волшебники вновь рассмеялись, представив красочную картину: изнеженного блондина в наручниках за решеткой среди татуированных громил. – Это вам не Азкабан!

Но продолжать дальше детские забавы «рыцарям» не удалось.

– Добрый вечер, господа! – раздался звонкий женский голос, вмиг ставший строгим. – Что вы курили? Дышать невозможно!

Риддл обернулся – в дверях стояла чрезвычайно недовольная Гермиона, картинно морщившая носик и гневно взирающая на компанию.

Мужчины поднялись, отвешивая хозяйке дома подобающие поклоны, но та их проигнорировала, быстро доставая волшебную палочку. Легкого взмаха оказалось достаточно, чтобы дым рассеялся вместе с пресловутыми гомеопатическими сигаретами. Риддл подошел к жене, протягивая ей руку:

– Не сердись, дорогая, Эйвери всего лишь демонстрировал нам новый бизнес-проект Абраксаса.

– Мне уже начинать бояться за свои деньги? – с иронией поинтересовалась Гермиона.

– Что вы, моя госпожа, как раз наоборот, – в том же тоне отозвался Эйвери. – Чтобы Малфой когда-нибудь упустил свою выгоду? Да скорее Азкабан курортом станет.

– Не очень удачная шутка, – криво добавил Розье.

Том усадил Гермиону в соседнее кресло, отмечая, что жена была какой-то напряженной и даже слегка нервной, и явно не из-за сигаретного дыма. Что наговорил ей этот французский лис?

– Господа, думаю, время вспомнить о другом тюремном курорте и о его неизменном обитателе, – заявил Риддл, глядя на Малсибера. – Есть что-то новое?

– Вряд ли будет что-то настолько новое, как в прошлый раз, – встрял Эйвери, но, встретив строгий взгляд Тома, быстро угомонился.

– Мой Лорд, почему бы тебе просто не избавиться от старого маразматика? – обронил Розье. – Нет волшебника, нет проблемы.

– Уж не начитался ли ты маггловской истории? – вновь не удержался от комментария под нос неизменный весельчак.

Теперь уже Розье перевел на него убийственный взгляд, но назревающую перепалку на корню погасила Гермиона:

– Господа, может быть, мы приступим к делу? Я очень устала и хочу быстрее освободиться.

Риддл смерил ее вопрошающе-оценивающим взглядом. Его жена очень редко жаловалась, особенно на состояние здоровья или усталость. Все-таки не стоило отпускать ее одну.

В этот момент Малсибер взмахнул палочкой, и в воздухе перед камином возник большой экран, на котором появилась древняя колдография.

На ней красовался юноша лет шестнадцати, золотоволосый, кудрявый, улыбчивый. Он был очарователен, Том не мог этого не признать. И являлся полной противоположностью его самого, вдруг подумал наследник Слизерина. Рядом с блондином на колдографии стояла старая волшебница, обнимая его за плечо.

– Геллерт Гринделвальд и его двоюродная бабушка Батильда Бегшот. Последняя проживала в Годриковой Лощине, как и семья Дамблдора. Именно там эта парочка и познакомилась в 1899 году.

Мужчины хмыкнули. Рудольфус прошептал что-то вроде: «Фу, уроды». Но внимание Тома привлекло не это. Гермиона, расширившимися глазами глядя на изображение, встревожено переспросила:

– В Годриковой Лощине? Это совершенно точно?

– Да, – удивленно подтвердил Малсибер. – Батильда и до сих пор там живет. А в чем дело?

– Ни в чем, продолжай. – Риддл знал, что жена что-то не договорила, и не надо, он узнает про это позже.

– Гринделвальд отлично учился, но был исключен из Дурмштранга за пристрастия к темной магии. Ха. Судя по смутным образам у Батильды, ее племянник обсуждал с Дамблдором идеи о превосходстве волшебников. Но, как известно, его попытка захвата власти провалилась в 1945 году, когда к делу подключился бывший сердечный друг. Только он смог одолеть Гриндевальда в поединке.

– Хотелось бы посмотреть на этот поединок, – иронично прокомментировал Эйвери.

– Я догадывался, что ты извращенец, но не до такой степени, – отозвался Розье, криво поглядывая на старого приятеля.

– Кто бы говорил, – тот не остался в долгу, но Том быстро прервал привычную словесную потасовку:

– Гриндевальд и так бы потерпел поражение, вопрос только, когда именно. А сейчас он, как всем известно, загорает в Нурменгарде. Что-нибудь еще, Малсибер?

– Да, несколько колдографий, которые удалось достать. – На экране появилось новое изображение. Том уставился на высокого юношу с темно-рыжей шевелюрой, стоящего рядом с уже знакомым блондином.

– Не кто иной, как Альбус Дамблдор собственной персоной. Милая была дружба до того, как Геллерт срочно покинул Британию после странного инцидента – смерти сестры Дамблдора, Арианы.

– Он ее убил? – вскинув брови, осведомился Том. – В прошлый раз мы узнали только, что папаша нашего дорогого директора сгинул в Азкабане, мамаша прятала дочку, которая, возможно, была сквибом, а младший брат предпочел обществу магов своих коз.

По группе пробежала волна приглушенных смешков.

– Судя по всему, она была не сквибом, а сумасшедшей, – заметил Малсибер. – Покопайся сам в голове этой Бегшот, ты лучше сможешь понять.

– Хорошо, – кивнул Риддл. – Что еще?

– Небольшие дополнения. – На экране последовательно сменились несколько колдографий. – Это Гринделвальд с маггловским руководством фашистской Германии. Альфард Блэк уверил меня, что справа – это Геббельс, идеолог фашизма. Интересно, как удачно Гринделвальд подставил символику из другой традиции, – обратите внимание на флаги. Это он среди своих сторонников у Бранденбургских ворот в Берлине. А вот и помянутая реальная символика самого Гринделвальда. Любопытно, правда?

Том с интересом взирал на треугольник, в который был вписан круг, пересекающийся вертикальной чертой. Не квадратура круга. Что же это?

– Что-то знакомое, – пробормотала Гермиона.

Риддл повернулся к жене – та неотрывно смотрела на странный символ, нахмурившись и неосознанно прикусывая губу.

– Если это все, займись возможными встречами Гринделвальда с Дамблдором между этими событиями. Не общались ли они, не переписывались ли. Не навещал ли его Дамблдор в Нурменгарде. Какие еще значимые контакты были у Гринделвальда. А так же историей… – он хотел прибавить «символики», но почему-то передумал. – Нет, этого достаточно. И передай все то же Блэку, будь любезен.

– Будет сделано, мой Лорд, – склонил голову Малсибер.

– Всем остальным – заниматься своими делами с учетом новой информации. – Волшебники понимающе кивнули. – Что ж, не смею вас больше задерживать, господа, – Том поднялся на ноги, за ним последовали остальные мужчины.

Гермиона взяла его под руку и улыбалась гостям, которые по очереди раскланивались с хозяевами и исчезали в камине. Риддл видел, что ее улыбка вымученная, и жена ждет не дождется, чтобы они все побыстрее убрались из их дома... Когда гостиная опустела, Том наконец повернулся к Гермионе и положил руки на ее слегка подрагивающие, будто от холода, плечи.

– Что-то случилось? Что тебе наговорил Фламель? – озабоченно спросил он, вглядываясь в опечаленное лицо жены.

Та покачала головой:

– Ничего особенного. Все прошло вполне нормально, познакомилась с Перенеллой.

Гермиона наконец встретила взгляд его внимательных темных глаз.

– Но что тогда происходит? Ты в последнее время будто чем-то расстроена, – с сомнением заметил Риддл. – Как ты себя чувствуешь?

– Все в порядке, не волнуйся, – начала она, но тут ее губы дрогнули, глаза страдальчески расширились, и волшебница порывисто обняла его за шею.

Том прижал к себе стройное тело, вздрагивающее от неслышных рыданий.

– Я так люблю тебя, Том, – вдруг быстро и горячо зашептала Гермиона, прижимаясь к мужу еще теснее. – Я безумно люблю тебя.

Риддл опешил от неожиданных, совсем несвойственных ей амурных излияний, но у него хватило ума быстро и уверенно ответить:

– Я тоже люблю тебя, милая.

Он наклонил голову, касаясь щекой светлых локонов. Гермиона в этот момент отстранилась от него, ее слегка влажные от слез глаза вновь нашли темные глаза мужа. Ладони волшебницы погрузились в его кудри, и она с какой-то горечью продолжила:

– Я страшно боюсь за тебя, очень боюсь. Все будет хорошо, правда, Том?

От ее расстроенного и в то же время полного надежды взгляда Риддлу стало не по себе.

Он легонько поцеловал лоб жены и мягко заявил:

– Все будет хорошо, ничего не бойся.

Затем волшебник решительно нашел ее губы, вовлекая в нежный поцелуй.

Гермиона отдавалась ему в эту ночь с особой страстью. И Том сам чувствовал, что все действительно будет хорошо.

* * *

[1] «Черная суббота» – 27 октября 1962 года, апогей Карибского кризиса.

Бедный Том! Пространство словно сгустилось вокруг него непроницаемой сетью, подталкивая в одну сторону. Будто магический взгляд змеи, завораживающий, губительный, сотворил единственно возможный тоннель. Недаром говорили – чем выше, тем дорожка уже. Как это правильно!

Еще кому-то потребовалось бессмертие. И надо же, кому – Гринделвальду! Как хорошо, что тот сейчас, "ради высшего блага", отдыхает в собственной тюрьме. Даря ей ту старинную книгу, Дамблдор точно знал, что Гермиона рано или поздно свяжет темного мага с Дарами Смерти. А если он все же был не единственным, кто так серьезно поверил во всю эту чушь?? Да нет же, не чушь! Дары реальны. Реальны! А значит, таинственные враги каким-то образом тоже могут оказаться связанными с обретением бессмертия.

Том… Том обещал, что все будет хорошо. А что если не будет? Что если не Дамблдор, так иные силы вновь перечеркнут их судьбу? Нет, она не хочет быть ничьей марионеткой! Ни Дамблдора, ни Фламеля, ни даже Мерлина! Уж лучше быть игрушкой Тома, чем такая неизвестность. Не лучше, но проще. Лишь бы с ним все было хорошо! Том не может умереть, они не могут умереть. Теоретически, возможно, и могут… Но у Гарри была куда большая вероятность отправить Волдеморта в мир иной, уничтожив все его хоркруксы. Даже Фламель, и тот не избавился от уязвимости.

Если Том умрет, зачем ей жить? Разве что принять почести за участие в успешной ликвидации потенциального темного мага… Когда у тебя появилась способность к черному юмору, Гермиона?

И еще этот старый мудрый махинатор Фламель со своими намеками. Чего он ожидал от Тома, исполнения какой миссии? Не удивительно, что мужу после всего этого бреда наяву невольно стали сниться странные сны. Уж не с королем Артуром ли он себя сравнил? Быть может, и с самим Мерлином? А видение матери, так это вообще никакой мантикоре не снилось!..

– …Миссис Риддл, как вы думаете, его сместят с должности?

Гермиона слегка вздрогнула, выходя из глубоких раздумий, и внимательно оглядела соседа. Министерский солдафон и жестокий отец – так она запомнила Бартемиуса Крауча, засадившего в Азкабан собственного сына. Фу.

Волевым усилием скрыв неприязнь, Гермиона тихо ответила:

– Это неизвестно, мистер Крауч. Зависит от весомости доказательств.

Молодой сотрудник ее Отдела согласно кивнул, и волшебница перевела взгляд на арену Визенгамота. Открытое заседание высшего органа власти магического мира Британии было вызвано беспрецедентным скандалом, к которому успешно приложил руку столь ненавистный нынешнему министру магии Лорд Волдеморт. На Уордена Эджкомба, сидящего в центре зала, без жалости трудно было смотреть. Спесь уже полностью слетела с его полного, залитого нервным потом лица, и вся сгорбленная фигура говорила о том, что волшебник не ожидал такого удара. В трясущейся руке министр держал платок, который постоянно прикладывал ко лбу. Все-таки Том был жесток. Справедливость без пощады – так было нельзя! Но если не находилось другого выхода? Мерлин, почему же не становится легче? Когда же высшие силы дадут возможность дышать свободно, полной грудью? Волшебница невольно поджала губы, продолжая наблюдать за министром.

– Что вы можете сказать в свое оправдание? – в голосе председателя Визенгамота ощущалось скрытое сочувствие, но в то же время полная безнадежность.

Так смотрят на скотину, ведомую на убой.

Эджкомб глубоко вздохнул и, словно преодолевая ком в горле, выдавил:

– Какого рода вам нужны доказательства? И почему это должен делать я? – его голос сорвался и перешел на визг. – Пусть доказательства предоставляет тот негодяй, что посмел обвинить меня! Пусть пресловутый Лорд Волдеморт появится тут перед нами и предъявит доказательства, что я и мои родственники когда-либо пользовались служебным положением! Пропажа некоторых министерских ценностей еще ни о чем не говорит. И так называемые взятки ничем не доказаны. Где же сейчас этот преступник? Его нет, и не будет! Потому что все это ложь!

Гермиона брезгливо поморщилась от жалких попыток министра оправдаться и поймала взгляд мужа, тот сидел среди членов Визенгамота. Легкая улыбка скользнула по губам Риддла, и он на миг прикрыл глаза.

Волшебница с холодным ужасом поняла, что сейчас произойдет.

– Нет, не ложь! – раздался у входа в зал громкий голос.

Гермиона с огромным усилием заставила себя отвести взгляд от высокого мужчины, одетого в черную мантию, с накинутым на голову капюшоном, в простой, строгой маске на лице. Все в зале молча и заинтригованно смотрели только на него. И, наверняка, даже самым юным сотрудникам Министерства стало очевидно, что скандал неизбежен. Еще бы! Настолько вызывающе немыслим был сам факт появления неизвестного волшебника в самом сердце магического мира Британии.

– Кто вы такой? – любопытство председателя наконец справилось с его удивлением.

– Я намерен дать показания, – вскинул голову «таинственный незнакомец», его тон казался наполненным если не иронией, то очевидным ощущением превосходства. – И прояснить ситуацию относительно, видимо, бывшего уже господина министра.

– О, прошу вас. – Гермиона только сейчас заметила, что задержала дыхание, и сделала глубокий вдох. – Мистер Эджкомб, будьте любезны, уступите место свидетелю.

Министр бросил яростный взгляд на нежданного гостя, но, сухо покашляв и пытаясь сохранить остатки достоинства, прошествовал в зал. Интересно, он уже понял, что ему конец?

Шушуканье, заинтригованные лица коллег, казалось, нисколько не влияли на невозмутимость волшебника, который удобно устроился в центре арены.

Ты обещал, Том, что все будет хорошо!

– Итак, ваше имя? – прытко пишущее перо зависло над пергаментом, но даже оно застыло, когда маг, слегка кивнув головой, спокойно ответил:

– Лорд Волдеморт.

После секунды острой, мертвой тишины, упавшей на зал пронзительным осознанием, пространство взорвалось от криков – ужаса, изумления, предвкушения. Гермионе казалось, что она видит все как в замедленной съемке – шокированные лица волшебников, подавшегося вперед Дамблдора, авроров, бросившихся на арену, среди них Аластора Грюма… О Мерлин!

– Арестуйте этого преступника! – истошный крик министра привел Гермиону в себя.

Волшебница быстро перевела взгляд на Тома, чье лицо показалось ей слегка напряженным, хотя в общем и целом он держался хорошо. Но что за страсть к помпезным, играющим на нервах шоу? Прав был Альфард, называя ее мужа «экстремистом».

Гермиона, ощущая, как замирает сердце, взглядом нашла Дамблдора, тот внимательно смотрел на Тома, и в миг, когда старый маг перевел взгляд на нее, она быстро поставила защитный блок против легилименции. Но мерзкое ощущение чужого присутствия в голове длилось недолго.

– Тихо! – закричал председатель, поднимаясь со своего места. – Здесь анти-аппарационные барьеры и не действуют даже порт-ключи! Успокойтесь, дамы и господа!

Лорд Волдеморт, казалось, с интересом наблюдал за происходящим и был полностью уверен в своих силах, потому что он даже не пошелохнулся, когда авроры плотным полукругом обступили его кресло.

– Итак, что вы намерены сообщить нам? – стараясь казаться спокойным, спросил председатель, обращаясь к беспрецедентному свидетелю.

– Все, – выдержав паузу, ровно ответил он. – В первую очередь, передать колдографии, подтверждающие обоснованность обвинений, опубликованных в моей газете. Во-вторых, дополнение к тем уликам, что уже были отосланы вам. И еще некоторый любопытный материал. – С этими словами виновник вечной головной боли авроров левитировал в направлении председателя солидную черную папку. – Особенно обратите внимание, какими способами наш почтенный господин министр устраивал на должности своих родственников. Более того, возникает законный вопрос: почему вместо того, чтобы заниматься решением катастрофических проблем в экономике, господин министр увеличивал лишь собственное благосостояние. Почему вместо серьезных расследований реальных преступлений, весь аврорат был направлен исключительно на поиск вашего покорного слуги, который не сделал ничего противозаконного, наоборот, – помог аврорам, сбитым с толком своим начальством и пытавшимся засадить к дементорам невинных людей!

Эх, Том. Наблюдая за очередной папкой, парящей в воздухе к шокированному председателю, Гермиона поймала себя на мерзком, отвратительном чувстве. Чувстве вины – том самом, что являлось лучшим инструментом для манипуляций, внушения морали и наказаний самого себя. Да, ей было жаль Эджкомба! И вовсе не из-за того, что тот вечно баловал ее комплиментами. И даже не из-за его природного добродушия. Министр являлся всего лишь частью этой прогнившей, застывшей на уровне каменного века системы. И разве поступал он не точно так же, как и практически все остальные? Такое поведение было естественно, оно чуть ли не предполагалось, на него закрывали глаза. Представления о справедливости, – да какой там справедливости, даже законе, – искажались в кривом зеркале власти. Эджкомб оказался жертвой всеядной, обезображивающей людей машины. Разве это не заслуживало жалости? Но, так или иначе, он совершил то, что совершил. Суд был законным и справедливым! Так почему же появилось это предательское чувство вины? Не потому ли, что ее муж так усердно обрабатывал нового кандидата на министерский портфель?

– Это все, господин Волдеморт? – тихо спросил председатель, на котором уже лица не было.

– Этого вполне достаточно, чтобы избавить наше общество от очередного конформиста, – с едва заметной иронией отозвался маг.

– Тогда я вынужден задержать вас по подозрению в совершении ряда преступлений! – стараясь выглядеть авторитетно, заявил глава Визенгамота, делая знак служителям порядка.

Сердце Гермионы екнуло, вновь вернулся панический страх за мужа. Не в силах пошелохнуться, волшебница наблюдала за аврорами, ринувшимися исполнить приказ. Волдеморт не спеша встал, всей своей высокой, ладной фигурой демонстрируя непререкаемую уверенность в себе.

– Мне тоже было приятно увидеть вас, дамы и господа. – И в этот момент тело мага растворилось в воздухе, словно призрачная дымка.

Когда-нибудь Том сведет ее с ума. Это точно!

– Он где-то здесь! Аппарировать невозможно! – послышались крики вперемешку с возгласами изумления, чуть ли не половина зала повскакивала со своих мест. Паника нарастала, как снежный ком, пока не зазвучал усиленный заклинанием голос Дамблдора:

– Вернитесь на свои места! Он ушел!

Слава Мерлину, слава Мерлину. Том! Василиск тебя побери! Экстремист! Садист! Чокнутый наследник Слизерина!

– Но как?! Не может быть!

Риддл слегка улыбался ей, продолжая невозмутимо сидеть среди членов Визенгамота, и Гермиона, тяжело вздохнув, позволила себе расслабиться. Публика в зале, как ни странно, далеко не вся была шокирована. Многие маги с откровенным любопытством и даже с одобрением взирали на разыгравшийся спектакль. Хорошо работаешь, Том.

– Как вы думаете, миссис Риддл, кто будет новым министром? – неожиданно вновь раздался над ухом гаденький голос Крауча.

Гермиона помотала головой, словно отгоняя наваждение, и самой себе ответила:

– Без всякого сомнения, Нобби Лич.

Самым интересным оказалось то, что этот волшебник являлся министром магии и в ее варианте мира. Но тогда он не был хорошим другом Лорда Волдеморта.

* * *

Все, абсолютно все шло по плану. Настало время искренне порадоваться, и Том был доволен почти всецело. Да, директор Хогвартса оставался назойливым, намертво вцепившимся в пятку огненным крабом. Ну и что с того? К этому уже давно стоило привыкнуть. Зато статистика показала, что таинственные враги никак не проявлялись, пока действие не касалось мира магглов. Вот это было действительно ценное открытие! Не забыть бы помпезно отпраздновать с «рыцарями» удачное создание новой организации – как никак именно они постарались задержать Дамблдора в Англии и не пустить его на судьбоносное заседание Совета Конфедерации. А заодно надо будет пригласить туда Нобби Лича. Нет, и кто говорил, что Волдеморт не гений? Кому еще удавалось сместить министра Магии за несколько недель? Возможно, за этим стояло некое провидение. Том не знал. Пока не знал. Зато он знал достаточно, чтобы предсказать в ближайшим будущем военный конфликт маггловских стран. США однозначно увязнет в войне – и замечательно. За это время в руках у наследника Слизерина окажутся все рычаги для воплощения амбициозных и беспрецедентных планов! Ох уж этот мировой капитал, враг номер один для поползновений волшебников. Штаты в какой-то степени его олицетворяли, так что пусть повоюют, раз так неймется. А вот потом начнется реальная война. Настоящая. Сокрушительная. Победоносная.

Но на данный момент Риддла куда сильнее волновали личные дела. Ладно бы только странное видение матери и столь реальный сон с участием Мерлина. Но тут еще Гермиона в последнее время вела себя необычно, будто что-то постоянно беспокоило ее. Нарушить их негласный обет и применить легилименцию? Обычно он понимал жену с полуслова. Неужели ее все еще мучили призраки прошлого?

Вот и сейчас Гермиона смотрела на маленькую площадь в центре Годриковой Лощины таким взглядом, будто это противное Салазару местечко было центром глобальных политических событий. Но Том, как ни старался, не видел абсолютно ничего примечательного. Почта, пивнушка и церковь, как и некоторые коттеджи, теснящиеся по сторонам узкой улочки, уже были украшены к рождественским праздникам, до которых оставалось больше месяца. День выдался хмурым и холодным, мелкий снег и не думал прекращаться, неприятно падая на лицо, ноябрьский ветер пробирал насквозь. Том плотнее закутался в плащ и, обняв Гермиону за плечи, повел ее в направлении домов волшебников. Дорога здесь была такой же узкой, а коттеджи выглядели очень старыми, будто не ремонтировались со времен самого Годрика.

Пара очень быстро нашла такой же непримечательный, как и все остальные, дом Батильды и, пройдя сквозь припорошенный снегом сад, постучалась в дверь. Им пришлось стоять довольно долго, Риддл уже начал терять терпение, пока с той стороны раздались шаги и старушечий голос поинтересовался, кто там. Гермиона взяла все объяснения на себя, и Том был ей за это благодарен. Годрикова Лощина раздражала его. Ничего удивительного, как там это называла жена? Когнитивный диссонанс? Наследник Слизерина и место рождения его врага однозначно находились в диссонансе.

Внутри дома Риддл быстро оглядел старинную обстановку, пока жена вручала автору «Истории магии» большой подарок из сладостей, сливочного пива и Салазар знает чего еще.

– Значит, Годриком интересуетесь, – прокряхтела старушка, указывая им рукой в гостиную. – Я смотрю, история сейчас популярна стала. Сколько вас тут было за последнее время.

Риддл про себя хмыкнул и понадеялся, что ни Блэк, ни Малсибер никак не скомпрометировали себя. Батильда была стара – сгорбленная, сухопарая, подслеповатая, она уже слабо походила на ту пусть не цветущую, но бодрую женщину с фотографии шестидесятилетней давности.

Усевшись на диван, застеленный старинным покрывалом, Том минуту послушал, что там спрашивала его жена, но ему это было не важно. Магу нужно было лишь некоторое время на легилименцию, и больше ничего. Что еще может требоваться от поклонников Годрика, Дамблдора и так называемых гуманистических идей? Разве что немедленной смерти, но ведь не согласятся же! Впрочем, от милейшей старушки этого и не ожидалось.

Множество образов проплыло перед глазами, пока Том не добрался до давнишних воспоминаний, лета 1899 года.

Батильда что-то готовила на кухне, окно было распахнуто, о стекло билась случайная бабочка-капустница. Из сада доносились юношеские голоса, и Том понял, что юные Альбус и Геллерт были настолько увлечены беседой, что не заботились о возможности быть подслушанными. Впрочем, Бэгшот и не проявляла ни малейшего интереса к разговору юнцов. Том сосредоточил внимание на происходящем в саду.

Дамблдор сидел чуть ли не вплотную к своему другу, который игрался с волшебной палочкой, создавая в воздухе замысловатые фигуры. Одна из них вспыхнула особенно ярко – и Риддл узнал символ Даров Смерти.

– Ты думаешь, достаточно завладеть тремя дарами, чтобы реально… не умирать? – Альбус не показывал своего скепсиса, но он явно угадывался за его тоном, как и изрядная доля надежды.

– А почему нет? Певереллы были глупцами, что не соединили Дары воедино, тогда бы кто-то из них смог обрести бессмертие, а значит, настоящее могущество, – пожал плечами Гринделвальд, продолжая экспериментировать с цветом и формой столь дорогого его сердцу символа. – В чем ты сомневаешься?

Певереллы?!

– Мне кажется, чтобы обрести такое… кхм… преимущество, не достаточно внешнего: действий или обладания чем-то. Без некого внутреннего состояния ничего не выйдет, – задумчиво отозвался Дамблдор. – Любое заклинание требует определенного настроя. Трудно даже представить, как они создавали Дары. Особенно Кадмус – воскрешающий камень.

Кадмус Певерелл, он помнил совершенно четко, был его собственным предком. Вот это да. Это невозможно! Нереально! Гринделвальд совсем слетел с катушек на почве домогательств «друга»!

Но что если он был прав?

А Дамблдор, хитрый боггарт, мыслил очень верно.

Знак Даров Смерти вспыхнул, как яркий луч солнца, заставив светлые кудри Гринделвальда загореться золотом. А потом исчез, когда тот повернулся к будущему директору Хогвартса.

– Альбус, не прикидывайся идиотом, – слегка раздраженно сказал Геллерт. – Внутренне состояние можно точно так же приобрести, как и все остальное. Ради высшего блага можно пойти на все. Абсолютно на все! Но Певереллы сознательно не пошли на это, иначе бы мы не видели на местном кладбище могилу Игнотуса. Очевидно, кроме мантии-невидимки, он другими Дарами не владел! Да и остальные тоже. Никто из них не решился выступить друг против друга. Глупцы!

Дамблдор хотел что-то возразить, но в этот момент Батильда позвала друзей обедать, и Том больше ничего не узнал про Певереллов. Но и этого уже было достаточно.

Воспоминания вновь мелькнули яркой вереницей. Несколько раз Риддл еще раз послушал чрезвычайно увлекательные идеи о высшем благе, превосходстве над магглами и Дарах Смерти. И он надеялся, что Гермионе удастся надолго заговорить старушку, пока он сможет просмотреть все. Такую трагикомедию пропускать было нельзя! Ни в коем случае!

– Ты не простишься с Альбусом? – Бэгшот неодобрительно смотрела на внучатого племянника, когда тот паковал свои вещи в сундук.

– Мы уже простились, – буркнул Геллерт.

Он был явно зол и не собирался что-либо объяснять Батильде.

– Но почему ты не хочешь остаться на похороны Арианы? Альбусу была бы нужна твоя поддержка.

Вот оно. Ариана, сестра Дамблдора.

– Потому что меня не интересует прощание с этой чокнутой. Никакая она не сквиб, между прочим. Дамблдоры врали вам всем. А Аберфорт совсем потерял способность соображать. Семейка психов!

– Геллерт! Что ты говоришь? Так нельзя! – запричитала Батильда, пытаясь вразумить внучатого племянника.

– Они сами виноваты в смерти своей сестры! Незачем было угрожать мне!

– Геллерт, прекрати! – чуть не плача, волшебница схватилась за сердце и без сил упала в кресло.

Гринделвальд недовольно вздохнул, но уже более мягко сказал:

– Идите, бабуля. Позвольте мне самому решать, что мне делать. Тем более, мне предстоят трудные поиски на материке. Я должен ехать.

И он, показательно отвернувшись, продолжил собирать вещи.

Том постепенно вновь начал воспринимать окружающую обстановку, комнату, обставленную в старинном стиле, оживленное лицо жены, с интересом слушавшей Батильду, которая что-то увлеченно рассказывала ей. Он узнал достаточно, а потому можно было идти. И чем дальше, тем лучше. В этот момент Гермиона поймала его взгляд и без слов поняла, что он нашел необходимую информацию.

Риддл волевым усилием заставил себя избавиться от мерзкого чувства, будто он покопался в чужом белье. И белье, надо сказать, далеко не чистом. Дамблдор пошел против своего любимого. Как предсказуемо. Трогательно до слез! Тошнотворно.

Через некоторое время пара попрощалась с автором известного учебника и вновь оказалась на узкой, снежной дороге. Жена порывалась зайти еще к кому-то в гости, но Риддл решительно повел ее на кладбище, по дороге рассказывая о том, что увидел в воспоминаниях Бэгшот. Гермиона была действительно изумлена, даже остановилась посреди дороги. Впрочем, он и сам, как ни старался, не вполне пришел в себя от увиденного. И трудно было сказать, что сильнее поразило его – информация о Певереллах или созерцание истории Дамблдора.

– Певереллы? Но они же твои предки, Том, – наконец обрела дар речи волшебница. – Значит, эти артефакты каким-то образом связаны с твоим родом.

– Певереллы – предки многих известных родов. К тому же Гринделвальд говорил что-то о поиске на материке. Даров уже давно может и не быть в Британии, – пожав плечами, ответил Том и вновь повел жену в сторону маленькой церквушки, за которой ютилось местное кладбище.

Информация нуждалась в проверке.

– Очень странно, что такие ценные артефакты не сохранились в этих семьях. Быть может, все-таки сохранились?

– Я уверен, что слышал про Старшую палочку. Под разными названиями, кстати. Ее история окроплена кровью, – мрачно заметил Том. – И этот след можно проследить достаточно четко. Думаю, Гринделвальд это сделал.

– Но не факт, что он смог найти ее, потому что иначе не сидел бы сейчас в Нурменгарде, – покачав головой, возразила жена.

– Кто знает, от Дамблдора можно многого ожидать, – хмыкнул Риддл. Он бы ничуть не удивился, узнав, что старый интриган сам припрятал проклятую палку. – Нет, но как это тебе нравится? «Ради высшего блага можно пойти на все». И ведь Дамблдор ничего не возразил!

В этот момент они дошли до церковных ворот и обогнули старинное строение. Под легким снежным покрывалом кладбище выглядело торжественно, светясь каким-то неземным, потусторонним покоем. На миг перед взором Тома мелькнули похороны отца и призрачная фигура матери среди каменных монументов. Непроизвольно потерев руку, Риддл на секунду прикрыл глаза, с трудом отгоняя наваждение. Но странное ощущение тревоги не прошло.

Гермиона двигалась по рядам, внимательно вглядываясь в надписи. Ее лоб пересекали морщинки, и она все плотнее куталась в теплое пальто. Старинная могила привлекла внимание волшебника, и, наклонившись, он увидел надпись «Игнотус Певерелл».

– Иди сюда!

Жена быстро подошла и присела рядом с могильной плитой.

– Да, тот же самый символ. Значит, Игнотус владел мантией-невидимкой, – задумчиво произнесла она.

– Особенной мантией-невидимкой, – поправил Том, поднимаясь на ноги. – Эффект которой не пропадал со временем.

– А я и не знала раньше, что заклинание теряется. Мой друг унаследовал как-то мантию от отца, – Гермиона быстро наколдовала красивый букет роз и положила на могилу Певерелла.

– Не верится, – Том покачал головой, глядя на строгие белые цветы.

Все-таки его жена отличалась сентиментальностью, нет, чувствительностью, которая поразительно сочеталась с трезвым умом и рациональным мышлением. Чудо природы.

– Не смотри так. В конце концов, он твой родственник, – едва заметно улыбнулась Гермиона, беря мужа по руку.

– Мой предок не он, а Кадмус Певерелл, якобы создатель воскрешающего камня, – машинально отметил Риддл.

Он никак не мог избавиться от странного чувства. Будто он где-то все это уже видел, словно Дары Смерти каким-то образом были очень тесно связаны с ним. А само это место вызывало неприятное ощущение апатии и безнадежности.

Но зачем ему Дары? Не было никакого смысла гоняться за мифическими артефактами просто так. Они являлись лишь ниточкой к таинственным врагам, которых он был обязан вывести на чистую воду. И непременно выведет!

Гермиона потянула его назад, и они, пройдя дом Батильды, оказались в самом конце дороги перед ничем не примечательным двухэтажным коттеджем. Волшебница, остановившись, с побледневшим лицом некоторое время молча смотрела на него. Потом повернулась к Тому.

– Ты не возражаешь, если мы расспросим и эту семью тоже? Они уже давно живут в этом месте, – мило улыбнулась она, слегка прижимаясь к мужу. Ее уныние как рукой сняло. – Чарлюс Поттер и Дорея Блэк.

Том с трудом подавил желание высказать все, что он думает об этой семье, Дамблдоре, деревне Годрика и о самом Годрике. Но жена как будто оживилась. Даже начала улыбаться. Коварная ведьма! Знала, что он не захочет ей отказать.

– Если ты считаешь это нужным, – выдавил Том, получив в награду поцелуй в щеку. – А почему мы никогда не видели эту Блэк на семейных праздниках?

– Не знаю, может быть, Чарлюс не разделяет предрассудки благороднейшего и древнейшего семейства, – пожала плечами Гермиона.

– Что ж, пойдем, узнаем, – предложил Том.

И его ладонь легла на холодную, кованую ручку калитки.

Холод и тоска. Ладонь Тома – ее Тома! – на ручке судьбоносной двери. Нет, это просто страх. Пустой, бессмысленный. Если бы Том знал, что жена сомневается в нем. Как она могла сомневаться в нем после стольких лет, прожитых вместе? Но что если… Зеленый луч, смертельной вспышкой пронизывающий пространство, плачущий малыш-сирота со шрамом на лбу. Это немыслимо! Том не такой идиот, чтобы пойти по старому пути. А вот она сама – полная дура!

Нужно просто взять мужа под руку и идти вперед сквозь укутанный легким снежком сад к коттеджу Поттеров. Всегда – рядом с Томом.

И вдруг… Гермиона вздрогнула от неожиданного глухого звука над головой. Страх пронзил мгновенной волной ледяного огня, парализуя тело и убивая мысли. Неужели место опознало своего врага, словно предчувствуя страшный Хэллуин 1981-го? Земля Годрика протестовала против потомка Слизерина подобно тому, как огонь яростным шипением отвергал воду.

Но не успела волшебница испугаться по-настоящему, как с изумлением поняла, что это был за странный звук.

Том смачно выругался, не забыв помянуть все особые достоинства Мерлина.

Едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Гермиона во все глаза уставилась на мужа. Нет, если так и дальше пойдет, ей придется применять психотерапию к самой себе!

Зрелище было занимательным, и надо признать, даже эротичным. По красивому лицу ручейками стекала вода, темные волосы прилипли к голове, но самым забавным и даже комичным оказалось выражение лица мага. Как это он, великий наследник Слизерина, мог оказаться в подобной ситуации? И особенно перед домом других волшебников, да еще не где-нибудь, а в Годриковой Лощине. Конфуз, стыд, гнев – на эту редчайшую смесь стоило полюбоваться!

С трудом оторвавшись от созерцания столь милой и даже завораживающей картины, Гермиона задрала голову и увидела невинный инструмент страшной мести «вражьей территории». В ветках раскидистого дерева застрял лопнувший воздушный шарик, в котором порядком набралось талого снега. Вот вам и отторжение воды огнем! Что же заставило невообразимый резервуар перевернуться под зловредным порывом ветра именно сейчас? Именно в тот момент времени, когда внизу так удачно проходил Лорд Волдеморт! Судьба? Высшие силы? Или оружием Годрика был юмор?

Забавное совпадение, не более того!

А вдруг ответ на мучивший ее вопрос – бояться нечего? В конце концов, им с Томом давным-давно удалось соединить «огонь» и «воду». Нет, не стоит об этом даже думать!

Гермиона вновь перевела взгляд на мужа и не удержалась от широкой улыбки.

– Не смешно, – обиженно пожаловался тот, но жена лишь рассмеялась в ответ.

Как же он был мил и привлекателен, когда находился вот в таком беспомощном, открытом состоянии, показывая свою слабость!

Быстрым взмахом волшебной палочки Том высушил волосы, и Гермиона заботливо поправила волну его кудрей. Продолжая улыбаться, волшебница смотрела ему прямо в глаза, потемневшие, глубокие. Смотрела долго, пока по его губам не скользнула легкая улыбка.

– Тебе нравится моя слабость? – подавшись вперед, выдохнул он.

– Конечно, нравится. Контрасты обостряют ощущения!

Видя, как расширились зрачки его глаз, Гермиона поняла, о чем он сейчас подумал.

Быстро поцеловав его в губы, она потянула мужа вперед.

Дверь открыл лопоухий эльф:

– Чего изволите?

– Мы хотели бы встретиться с хозяевами, – вежливо ответила Гермиона, слегка улыбнувшись маленькому существу. Эльф не выглядел забитым и вечно испуганным. А ведь она почти что ожидала этого! Женщины семейства Блэк отличались странной извращенностью. Каждая по-своему. – Пожалуйста, представь нас как сотрудников министерства Магии, мистера и миссис Том Риддл.

Интересно, каким образом кто-то из Блэков научился так терпеливо общаться с домовыми эльфами? Где-то сдохла мантикора? Или доброта у Поттеров в крови?

Через несколько минут эльф вернулся и галантно пригласил гостей зайти внутрь, раздеться и следовать за ним. Вновь ощутив волнение, Гермиона быстро огляделась. Прихожая, классически строгая и чистая, высокие потолки, картины на стенах. Как же тут хорошо!

Но расчувствоваться ей не позволили. Толчок под колени, от которого она чуть не упала, быстро вывел ее из мира грез.

Черноволосый мальчишка во все глаза смотрел на гостью. Рослый для своих двух с половиной лет, худой, улыбающийся. О Мерлин! Волшебница не могла себя контролировать – заулыбалась от души.

– Джеймс! – раздался строгий голос. – Смотри, куда несешься! Не становись раньше времени социально опасным элементом!

Гермиона, все еще улыбаясь, встретила оценивающий взгляд карих глаз подошедшего мужчины. Гарри мог бы стать таким в пятьдесят лет. Взрослым, уверенным в себе.

– Добрый день, мистер Поттер, – ровный голос мужа прервал трогательный момент. Том, поклонившись, доброжелательно улыбнулся. – Простите нас за вторжение. Мы с женой интересуемся историей Годриковой Лощины. А ваша семья живет здесь очень давно. Мы просто не могли упустить такую возможность.

Чарлюс поклонился в ответ:

– Очень приятно. Наслышан о вас, мистер Риддл. – Мужчины пожали руки. Хозяин дома повернулся к Гермионе, легонько касаясь губами ее руки. – Миссис Риддл. Я читал вашу работу по истории международных отношений. Блестяще!

– Я рада это слышать, мистер Поттер.

– Осень пгиятно, – повторил маленький Джеймс.

Взрослые рассмеялись. Гермиона присела на корточки перед мальчиком и достала из зачарованной сумки красного игрушечного дракона. Он с достоинством расправил крылья, рыгнул разноцветными искорками и подмигнул своему счастливому обладателю. Восхищенный ребенок потрясенно вздохнул, глаза загорелись от восторга.

– Что нужно сказать? – напомнил ему отец.

Дракон энергично взмахнул крыльями и полетел исследовать следующую комнату.

– Пасиба! – крикнул мальчик через плечо, шустро убегая за своей новой игрушкой.

– Не стоило так баловать Джеймса, – раздался женский голос, и Гермиона быстро поднялась на ноги.

Дореа Поттер, в девичестве Блэк, в свои сорок два года была все еще весьма хороша собой – стройная, высокая, с гордой посадкой головы. Но Гермиона вряд ли бы смогла по достоинству оценить хозяйку дома, как бы сильно ей этого ни хотелось. И эта туда же! Представительница благороднейшего семейства Блэков без стеснения буквально пожирала глазами своего гостя. Да еще сексуально оценивающим взглядом – с головы до ног. Ну и наглость! Мерлин, как же трудно быть женой столь популярного мужчины!

– Миссис Поттер, – Том с очаровательной улыбкой склонился к руке женщины. – Очень приятно.

А он и рад этим пользоваться, змей. Слизеринец – это диагноз!

Гермиона гордо вскинула голову. Взирая на Дорею свысока даже несмотря на свой небольшой рост, она четко заявила:

– Очень рада познакомиться с вами. Ваш сын просто очарователен! Какая жалость, что мы ни разу не встречались на празднествах вашего родного семейства.

Все присутствующие, кроме, возможно, Чарлюса, мгновенно поняли, что Гермиона произнесла оскорбление, тонко замаскированное под искренние чувства. Но волшебница сожалела не об этом, а о том, что с бабушкой любимого друга ей уже не подружиться, увы. Так что взятки гладки. Не надо было игриво выставлять ножку в сторону чужого мужа и мысленно его раздевать! Волдеморта на нее, видите ли, не хватает. Иного бы ей, красноглазого!

– Мы с Каллидорой обычно посещаем другой круг, – на миг поджав губы, но быстро опомнившись, отозвалась Дорея. – Например, Лонгботтомов. – Она многозначительно посмотрела на Гермиону и едва заметно усмехнулась.

О да, Эйлин рассказывала ей, красочно и в подробностях. Лонгботтомы-Поттеры-Прюэтты-Боунсы и, конечно, еще и другие, были вторым значительным кругом среди магических семей. Тем кругом, к которому ей самой было бы куда легче и проще принадлежать.

– Пожалуйста, проходите, – наконец вступил Чарлюс, жестом приглашая гостей в комнату. – Сейчас будет кофе. Погода не из самых приятных.

Какой он милый, а улыбка так похожа на улыбку Гарри.

Просторная и светлая гостиная несла на себе печать старины, казалось, каждая незначительная вещица здесь имела свою историю. Но груз веков не умалял легкости атмосферы. Как же было приятно и комфортно! Не то что угнетающий, давящий дух резиденции Блэков.

Красный дракончик пролетел в сантиметре от Гермионы, и она вовремя со смехом отстранилась, пропуская маленького озорника бежать за своей игрушкой. Но хитрое существо взлетело высоко под потолок и оттуда завораживающей иллюминацией осыпало гостиную снопом искр.

– Джеймс, хватит! Иди в детскую, – покачала головой Дореа, в то время как ее муж довольно смеялся, глядя на восторг сына.

Мальчик скорчил недовольную рожицу, но дракон уже сам полетел к дверям, и ребенок вновь побежал преследовать оживший герб короля Артура.

– О, вот уж никак не думала увидеть здесь таких гостей! – вдруг раздался смутно знакомый голос.

Гермиона обернулась. В кресле сидела Августа Лонгботтом собственной персоной и довольно – даже, надо сказать, угрожающе – ухмылялась. Репутация у бабушки Невилла была чуть ли не более устрашающая, чем у Валбурги Блэк. Дамочка все так же, очевидно, любила платья зеленого цвета. Благо не родилась еще та моль, которой на роду было написано съесть меховое манто оригиналки. И слава Мерлину, шляпы с чучелом стервятника на голове Августы не наблюдалось.

– Вы знакомы? – поинтересовался Поттер, с любопытством переводя взгляд с одной женщины на другую.

– Встречались пару раз. Нас представила Эйлин Лонгботтом, – пояснила Гермиона, справляясь с бурей противоречивых чувств. Они одолевали ее каждый раз, когда она встречалась с кем-то особенным из дорогого прошлого-будущего. – Очень рада вас видеть.

– А вот я не имел чести, – Риддл подошел к креслу со своей вечной улыбкой ожившего совершенства.

– Мистер Риддл, – представил своего гостя Чарлюс. – Миссис Лонгботтом.

Том поклонился и слегка коснулся губами руки волшебницы.

– А-а, тот самый Том Марволо, – слегка насмешливо отозвалась Августа. – Слышали, слышали.

Она быстро поднялась с кресла и, игнорируя недоумевающего Риддла, решительно подошла к Гермионе. С чего это столько гнева во взгляде? Но хоть с Томом не флиртует, и то слава всем великим магам всех времен и народов!

– Скажите-ка мне, милочка, а по какому такому волшебному праву вы эксплуатируете мою невестку? Она уже на третьем месяце беременности! А все вынуждена варить вам зелья галлонами! – Глаза будущей бабушки Невилла сурово засверкали, она чуть ли не вплотную подошла к Гермионе, уперев руки в бока.

Гермиона не знала, то ли смеяться, то ли плакать, – настолько комично выглядела сцена. В то же время Августа не шутила. Надо же, как она волнуется за Эйлин! Ребенок у нее скоро будет. А у них целая организация новорожденная!

Поттеры с искренним интересом наблюдали за разворачивающимся спором.

Волшебница заставила себя любезно улыбнуться. Но пуститься в объяснения ей не дал муж.

– А вы знаете, миссис Лонгботтом, для чего были нужны эти зелья? – спокойно и доброжелательно спросил он, становясь рядом с женой.

Вопрос Августу не смутил.

– Да хоть для расчесывания бороды Мерлина! – продолжала она свой эпатаж, потрясая кулаком. И теперь уже Гермиона едва сдержалась, чтобы не засмеяться.

– А для спасения мира? – вкрадчиво уточнил Риддл.

Как же он умело использовал голосовые режимы, чувство благородства собеседника и чужие слабости – Гермиона не уставала поражаться. Как же он любил совершенство! А она сама до сих пор оставалась влюбленной в мужа, подобно глупой малолетке. Кто из ученых утверждал, что любви хватает на восемь месяцев? Им бы пожить с наследником Слизерина!

Брови миссис Лонгботтом поползли на лоб, и даже морда лисы на манто, казалось, прищурилась от удивления:

– Это наша-то крошка Эйлин участвовала в спасении мира?

От Гермионы не скрылось, каким взглядом обменялись Поттеры.

– Да, ваша «крошка», – Том специально выделил последнее слово, – участвовала в очень сложной операции, организованной Международным Советом Конфедерации волшебников. Не стоит принижать ее силы и возможности. Эйлин прекрасный зельевар. И спасибо ей за это!

– К тому же, все закончилось, слава Мерлину, – быстро подхватила Гермиона. Августа была забавная, но сюда они пришли не ради нее. – Поэтому не стоит переживать, миссис Лонгботтом.

А для чего они пришли? В большей степени ради самой Гермионы. Вспомнить несбывшееся, почувствовать себя Гермионой Грейнджер, гриффиндоркой и подругой Гарри Поттера.

Августа скептически хмыкнула, но сразу не нашлась, что ответить. Том выбрал идеальный аргумент. К тому же так ловко пустил слух в определенные круги про важность собственной миссии. А уж Поттеры непременно разболтают всем остальным. Болото надо сотрясать, иначе оно потонет в собственном соку.

До чего дошла бы смехотворная и одновременно не особо приятная ситуация, трудно было предсказать. Но положение невольно спас домовой эльф, водрузивший на стол большой поднос с кофе. Тонкий аромат сулил долгожданное тепло и быстро отвлек от нелепого спора.

Кофе был сварен на славу, о чем Гермиона не преминула сказать хозяевам. Чарлюс с улыбкой поинтересовался:

– Надеюсь, вы нашли в Годриковой Лощине и другие приятные вещи. Удалось ли вам узнать что-то новое?

– О да, мы очень продуктивно пообщались с Батильдой Бэгшот, – заметил Том, но только Гермиона разглядела хорошо прикрытую иронию в его словах.

– Да, мы услышали очень много интересного о Годрике, – с энтузиазмом подхватила волшебница. – Но нам хотелось бы узнать больше и о других знаменитых людях, связанных с этим местом. Например, о Певереллах.

– О, это должно вас интересовать, я понимаю, – согласно кивнул Чарлюс. – Что самое интересное, один из Певереллов считается предком и нашего рода тоже.

– Да, эта благородная кровь влилась во многие известные роды, – отозвался Том, между бровей пролегла легкая морщинка. – Но я не слышал о Поттерах.

– Вы, наверное, не изучали остальные ветви так же подробно, как свою, мистер Риддл. Одним из предков нашего рода считается Игнотус Певерелл. Не заходили на кладбище? Там до сих пор есть его могила. Думаю, как раз потому, что наша семья все эти сотни лет следила за ней.

Какая-то неоформившаяся мысль вспышкой сверкнула в уме Гермионы, но волшебница не смогла осознать, что же так поразило ее в этом признании.

– А как вы объясняете символ на могильной плите? – промолвила она, задумчиво хмурясь.

Поттер пожал плечами:

– Этого никто не знает. Видимо, обозначение каких-то артефактов или магических понятий.

– А вы встречали много столь древних артефактов, мистер Поттер? – поинтересовался Том, внимательно глядя на собеседника.

По губам Чарлюса скользнула довольная ухмылка:

– Некоторыми даже довелось владеть.

И тогда Гермиона поняла, что именно привлекло ее внимание.

* * *

– Expellearmus!

Выкрикнул ли это Долохов или так воспринималось его невербальное заклинание, Риддлу было некогда разбирать. Он быстро поставил защитный блок, отправил отдыхать в обморок Руквуда и увернулся от невербального заклинания Эйвери.

– Что-то вы сегодня слишком добрые, господа, – насмешливо бросил Том, плавно меняя позицию, чтобы иметь место для маневра.

Зал для дуэлей был, конечно, большой. Но когда ты один, а против тебя шестеро далеко не самых плохих волшебников и нельзя использовать «тяжелую артиллерию»... вот тогда пространство невольно сжимается до размера совиной клетки.

Кажется, комментарий задел русского мага. На его длинном лице появилась недобрая усмешка.

Фиолетовый луч прорезал пустоту, и Том на этот раз едва успел поставить защиту, потому что Лестрейнджу удалось-таки зайти справа. А Розье, Малсибер и Эйвери тоже любили испытывать на своем предводителе далеко не шуточные заклинания.

– Вот это я понимаю! Отлично! – успел бросить Том, окутывая себя ярко-золотым коконом огненной энергии.

Враждебные лучи заклятий погасли, словно молнии, поглощенные громоотводом.

– Ого! – присвистнул Эйвери.

– Что-то новенькое.

О да, новинка шестисотлетней давности.

Том слегка взмахнул палочкой, и золотистая масса будто взорвалась вокруг него, отбрасывая противников, подобно штормовому вихрю. Сам же волшебник стоял в центре, вокруг которого расходились по спирали мощные сверкающие волны.

Первым поднялся Долохов и, потирая ушибленное при падении плечо, признал:

– Очень полезное заклинание.

Риддл с интересом наблюдал за поверженными соратниками и, покачав головой, громко заметил:

– Я иногда даже верю в то, что наши удачи вызваны хорошей подготовкой, а не принципом Эйвери.

– Это каким таким принципом? – вскинул брови Антонин.

– Очень простым, – Тому уже едва удавалось скрывать усмешку. – Чем меньше шевелишься сам, тем больше даешь шансов врагам сделать ошибку!

Долохов басисто рассмеялся, а за ним и остальные маги.

– Позвольте, господа. Никто еще этот принцип не опроверг, – с умным видом поднял вверх палец Эйвери. – Собственное бездействие всегда должно привести кого-то другого к действию. Это все равно что маятник.

– Философ, – саркастично резюмировал Розье.

– Воистину, так, – согласился Том и с иронией процитировал: – «Мудрый видит бездействие в действии, а действие – в бездействии».

В этот момент к группе подошла Гермиона, наблюдавшая со стороны за поединком.

– Это ты философ, дорогой, – она слегка приобняла мужа.

– Наш Лорд – философ известный и неоспоримый, – подхватил Розье, хлопая Эйвери по плечу. – А вот этот – непризнанный гений.

– Жаль, что ты не родился в России, – добавил Долохов, его глаза все еще сверкали от смеха. – С такой философией милое дело.

– Вот обижусь и уеду в ваши снега! – скорчил ребяческую мину вечный шутник.

– Смотри, отправлю тебя на восток, – полушутливо-полусерьезно пригрозил Том. – Антонину как раз нужны будут помощники.

– Это точно! – согласился Долохов, встречаясь взглядом с Риддлом.

Том выдержал взгляд пронзительных, умных глаз нового союзника. Антонин наконец улыбнулся:

– Надо сказать, я впечатлен. Очень впечатлен.

– Чем именно? – с интересом спросил лидер «рыцарей».

– Тем, что в организации бюрократизму не дается ни малейшего шанса, – серьезно пояснил русский. – Здесь каждый, до самых верхних чинов – дееспособный воин. И меня потрясает удивительная всеобщая ответственность.

– Ты веришь в роль личности в истории, Антонин? – в темных глазах Тома зажглась хитринка. – Раскрою секрет: они все просто чрезвычайно боятся меня.

Риддл тонко улыбался, глядя, как по лицу Долохова последовательно проходят то сомнение, то опасение, то тревога, то насмешка. Он не знал, шутит ли наследник Слизерина или говорит серьезно.

– И правильно делают, – наконец согласился русский. – Хотя я надеюсь, что в России нам не придется никого бояться, даже наоборот.

– В этом можно не сомневаться, – все с той же улыбкой заверил его Риддл. – После тренировки мы обсудим этот вопрос подробнее.

Долохов согласно кивнул. Отлично, значит, пора форсировать любимую забаву «рыцарей».

– Гермиона, будешь следующей? – окликнул жену Том. – Давайте продолжим, господа.

Целый час Том наблюдал за своими «рыцарями», поправляя и давая советы. Пожурил Гермиону за то, что та в гриффиндорской манере как всегда лезла на рожон. А под конец показал, как защищаться от нового заклинания. Пусть сами теперь отрабатывают технику защиты, с него хватит. Но тренировка все-таки отвлекла его от напряженной мыслительной работы. Он должен поговорить с женой по поводу Поттеров, сколько можно ждать. Просто обязан. Но потом. Сейчас на повестке дня стоял куда более важный вопрос.

Долохов задержался в гостях, и Гермиона пригласила мужчин в малую гостиную, где компания уютно устроилась у огня.

– Я правильно понимаю, что новый министр будет кардинально менять политику магической Британии? – Это был даже не вопрос, а утверждение.

– Потому нам и надо согласовать дальнейшую деятельность как можно быстрее, – кивнул Риддл, поднимая с подноса высокий стакан. Глинтвейн пах божественно, насыщенный гранатовый цвет играл с отблесками пламени на прозрачном стекле. А вкус казался настолько сложным и многообразным, что его невозможно было обозначить словами, оставалось лишь ощущать удивительное тепло, разливающееся по телу.

– Глинтвейн – это волшебный напиток, – озвучил его мысли Долохов. – А я угощу вас сбитнем в России, добро пожаловать в гости.

– Ну ради сбитня обязательно! – широко улыбнулась Гермиона.

– Увы, придется не только ради сбитня, – заметил Риддл, вновь становясь серьезным. – Сейчас нам предстоит серьезное преобразование экономической сферы. И все усилия пойдут туда, практически все.

– Отмените в Британии банковскую монополию гоблинов? – покивал Антонин, поигрывая стаканом в широкой ладони.

– Это первоочередный шаг, – подтвердил Том. – Мы должны очень умело воспользоваться собственным преимуществом и постепенно сделать нашу хозяйственную сферу физически независимой от магглов. Что чистота крови – хотя и это, конечно, имеет значение, – если мы зависим от их мира, подобно домовым эльфам?

– Ну, тут ты уже преувеличиваешь, дорогой, но так или иначе все вытекает из этого, – мягко заявила Гермиона.

– И мы должны еще учесть интеграционные процессы, активно проходящие в мире магглов, – продолжил лидер «рыцарей», мельком взглянув на жену. – Очень скоро они будут не рядом относительно раздробленных государств, а большими коалициями – все говорит об этом. Нам нужно обойти магглов, пока у нас еще есть такая возможность. Антонин, тебе придется заняться Россией в очень интенсивных темпах.

Всю неделю, что прошла с визита в Годрикову Лощину, Гермиона провела как на иголках. Слишком догадливый на свое счастье муж почувствовал, что она что-то скрывает. По крайней мере, что еще она могла предположить, наблюдая его быстрые взгляды в ее сторону, когда он думал, что она на него не смотрит, замечая легкие намеки и упоминания Поттеров якобы невзначай? Он не мог не почувствовать ее странное отношение к этой семье, не дурак же он. Быть может, даже не побрезговал легилименцией на бедняге Чарлюсе. А что если… вдруг Том уже знает про мантию-невидимку, подсмотрел у наивного, словоохотливого Поттера? Знает, но молчит. Почему Том молчит? Хочет проверить ее? Не доверяет?

А она сама доверяет ему?

Крепко задумавшись над семейными перипетиями с неизменным политическим окрасом, Гермиона не заметила, как ноги принесли ее на четвертый этаж, где новому Управлению были выделены подходящие апартаменты.

Знакомый голос прервал тягостные размышления волшебницы – у входа в лифт стоял ее муж собственной персоной и оживленно беседовал с Дореей Поттер.

Вот и не верь после этого в синхроничность и роковые совпадения! Именно здесь Том застал ее саму с Альфардом. Традиционное место ревности Риддлов к Блэкам… Но сия здравая ирония проскользнула где-то на периферии сознания и растворилась в небытие.

Нагло флиртовать с чужим мужем? Да будь эта мымра сто раз из благороднейшего и древнейшего!

Мутным пологом сознание накрыла взрывная смесь обиды, боли, гнева.

Что же с ней творится? Раньше волшебница не ревновала из-за таких мелочей.

Она устала от неопределенности, смертельно устала.

– Наконец-то ты освободился, дорогой, – собственническим жестом Гермиона обняла мужа за талию.

Довольная улыбка на лице это мерзкой Блэк заметно скисла, но семейный кодекс, очевидно, не позволил потерять высокомерия. Не говоря уж об уничижительном взгляде колючих серых глаз. Холодная селедка с сомнительной маркой качества!

– Миссис Поттер, не ожидала увидеть вас так скоро, какая приятная встреча, – ни единая нотка в тоне Гермионы не выдала ее гнева. – Дорогой, посмотри отчет, только что пришел от Эйвери.

Это означало – из России. А значит, было чрезвычайно важно. Пергамент возник перед носом Дореи угрожающим предупреждением: «Пошла вон!»

– Было приятно встретить вас, Дорея, – елейным тоном заявил Том

– Взаимно, Том, – расплылась та. – Миссис… – мгновенная заминка, – Риддл.

– Миссис Поттер, – кивая, Гермиона подчеркнула фамилию наглой твари, стараясь сдержать волну ярости.

Том? Дорея? С каких это пор?!

…Едва ступив на порог кабинета мужа, Гермиона откровенно не сдержалась:

– Когда это она стала для тебя Дореей?!

Том захлопнул дверь.

– Ревнуешь? – вяло осведомился он, и Гермиона с тревогой осознала, что он ни в коей мере не казался польщенным ее ревностью, как случалось практически всегда, ибо эта самая ревность жены классифицировалась как явление чрезвычайно редкое.

Почему же Том был не доволен… более того, раздражен. Неужели…

– Ты что, действительно запал на эту кошку почти не драную? – прислонившись к столу и скрестив на груди руки, с сарказмом поинтересовалась волшебница.

– А что оставалось делать, если ты мне не доверяешь, Гермиона? – в его голосе было не столько уязвленности, сколько холода, и бывшей гриффиндорке стало мучительно страшно. – Узнавать все самому!

Волшебница похолодела. Какая же дура она была! Он уже давно понял, понял в том числе то, что и она поняла!

– О чем ты, Том? – с показным удивлением выдохнула она.

Риддл поморщился:

– А ты не знаешь? Напомнить про Дары Смерти?

Гермиона сглотнула и, стараясь казаться непринужденной, уточнила:

– Ты про мантию-невидимку?

– Ты очень догадлива, – он медленно приблизился, прожигая ее взглядом. – Ты поняла еще тогда! А мне пришлось потратить уйму времени на поиски в библиотеках и флирт с этой высокомерной шлюшкой. И все ради легилименции, чтобы понять, чем в действительности является тот артефакт, который промелькнул в мозгах у Поттера! Почему ты хотела утаить про мантию?

Он стоял теперь почти вплотную, возвышаясь над ней угрожающе и грозно, подобно Темному Лорду из несостоявшегося будущего.

Нет уж, Темные Лорды отменяются!

– Я не была уверена, милый. Мне тоже требовалось время, чтобы все проверить, – без колебаний соврала она. – По какому праву ты обвиняешь меня, когда я хотела лишь достойно сделать свою работу?

– По праву здравого смысла, дорогая. В нашей ситуации все имеет значение, абсолютно все, каждая мелочь! – тонкие пальцы Тома сжали подбородок Гермионы, приподнимая ее голову так, чтобы волшебник мог прямо смотреть в глаза жены. Главное, не вспоминать об угрызениях совести. А если и вспоминать, то не показывать. Ни в коем случае! – Когда ты была намерена сообщить мне? И была ли намерена вообще?

– Ты сомневаешься? Почему? – вскинула брови Гермиона, вглядываясь в глаза мужа, настолько темные, что трудно было различить их цвет.

– Потому что со своей стороны я не ждал никаких проверок и сразу рассказал тебе о видении на кладбище, и даже о снах, – ядовито пояснил он, очевидно, прикрывая жгучую обиду.

Какая же она дура! Даром что отличница. Но и он тоже хорош!

– Но это же не работа, Том, – решительно отозвалась она.

– Вот как? Ты воспринимаешь наши дела как работу? – теперь он смотрел не обиженно и не сердито – в красивых глазах плясали искры гнева.

– Конечно, нет! – в сердцах воскликнула Гермиона. – Но отношусь настолько же ответственно, как к работе! Не путай мокрое с тяжелым, милый.

– А значит, мои видения и личные переживания не заслуживают подобной ответственности?

От этих слов лицо волшебницы болезненно исказилось:

– Как ты можешь так говорить, Том!

Он долго молчал, смотря в упор.

Любимый, о чем мы с тобой спорим сейчас…

– А теперь объясни, как ты поняла, что у Поттера та самая мантия-невидимка? – наконец потребовал он.

– Тебе знакомо такое чувство, как инсайт? – пожала плечами Гермиона. – Когда все части головоломки стыкуются воедино. Когда все становится ясным и очевидным. Мне оставалось лишь проверить возможные свойства мантий и все уточнить. Заявлять, что обнаружил один из Даров Смерти – это тебе не гиппогрифу чихнуть!

Он молчал.

– Мир? – волшебница положила руки мужу на плечи, вглядываясь в его темные глаза. – Извини меня, я не хотела тебя обижать.

Он кивнул, но отстранился:

– Где отчет Эйвери?

– Держи. Похоже, магический мир России весьма предрасположен к нашему курсу, – проглатывая обиду, Гермиона быстро перешла на деловой тон.

– Еще бы. Одним полетом в космос сыт не будешь, – пробормотал Риддл, читая пергамент. – Долохов предлагает наметить на январь встречу Британии и России на высшем уровне.

– И это отличная новость! – заставила себя улыбнуться Гермиона.

– Вот только Дамблдор опять начнет совать палки в колеса, можно не сомневаться, – раздраженно буркнул наследник Слизерина.

– И, как всегда, он окажется в меньшинстве, – теперь она сама сделала шаг к мужу, кладя голову ему на грудь. – Не переживай, Том.

Все было столь близким и родным: и притягательный запах, и привычное уютное чувство защиты, и мягкий ворс шерстяной мантии, приятно царапающий щеку. Еще бы только руки прижали крепко и ревниво...

Он наконец обнял жену – так, как ей хотелось – тесно, с чувством принадлежности и полного единения. Но она не вполне ожидала того, что он сказал через минуту блаженных объятий.

– Пойми меня, дорогая. Я очень хочу, чтобы ты это поняла, – голос Тома был горяч и сух. – Политика – это грязь. Всегда была и будет. Никому еще не удавалось выйти сухим из ее отравленных вод. Она неизбежно несет в себя ложь, корысть и предательство. Пойми это! – молодая женщина почувствовала осторожные пальцы, пробежавшиеся по волосам. – У меня есть лишь один человек, в кого я верю. Это ты. Ты одна. И если ты не будешь мне доверять, если ты отстранишься, закроешься в себе, этот жуткий поток поглотит нас обоих!

Чувствуя, как ком подступает к горлу, Гермиона изо всех сил прижалась к мужу.

– Прости меня, милый. Я всегда буду с тобой.

* * *

– Все стремятся попасть к вам на Йольский бал, Том, – одобрительно заявил новый министр магии, удобно расположившись рядом с хозяином. – Куда охотнее, чем на бал в Министерстве.

– Мы не конкуренты вашему торжеству, Нобби, – с легкой улыбкой отозвался Риддл, отпивая кофе. Лич был постоянным гостем популярного праздника, а в прежние времена неизменно принимал участие в турнире дуэлянтов. – Да и балом наше мероприятие можно назвать с трудом. День зимнего солнцестояния и Рождество – это все-таки не одно и то же, хотя праздники и имеют родственный лейтмотив.

– Все новое – хорошо забытое старое, – заметил Лич, окидывая взглядом обширную территорию Национального парка, занятую магами. – Ваш вклад в поддержание традиций волшебного мира просто неоценим, Том.

– Культура определяется массовым самосознанием, – заметил Риддл, с одобрением глядя на собеседника.

В отличие от предшественников, Нобби смог оценить реальный размах и значение любимого детища Риддла – Йольского празднества.

Поджарый, худой, похожий на хищника министр любил экстремальные формы развлечений. И хорошо, тем легче он решился на беспрецедентные реформы. Да, его слегка подтолкнули. Но что поделать, энтузиазм всегда был наказуем!

Мужчины расположились на уютном балконе, с которого открывался прекрасный обзор. Где-то там, внизу, находилась Гермиона, встречающая зарубежных гостей.

– Вот это и вызывает опасения. Изменять его надо, всецело изменять, – подхватил Лич. Поставив пустую чашку на стол, он прибавил: – Ты пропустил последнее заседание Визенгамота. Уверяю тебя, это стоило того, чтобы быть запечатленным в анналах истории.

– В последнее время что ни заседание – все кандидат в эти самые анналы. Прости, – чуть виновато улыбнулся Том. – Дел столько, что я не в состоянии разобраться со всем. У нас на носу международная конференция.

– Да-да, сложнейшее дело, – кивнул министр. – Но твоя статистика оказалась панацеей. Визенгамот был бессилен перед аналитикой по изменениям в экономики магглов. А иначе милейший директор умудрился бы оттянуть вступление в силу нового закона.

– Они опасаются реакции гоблинов, – пожал плечами Том, откидываясь на спинку кресла. – Придется пойти на уступки в отношении последних, но это стоит того. Кстати, а что говорил Дамблдор?

– Наш бесценнейший оппонент уже сказал все, что мог, когда мы отменяли монополию. Тебе самому довелось все услышать, – переплетая пальцы, хищно усмехнулся Лич. – Да и что он мог сказать, если все факты, равно как и здравый смысл, были на нашей стороне? Как всегда, превелико распинался о защите магглов.

– Для большинства мотивом поддержания стратегии секретности является страх за себя, а вовсе не за магглов. У последних куда больше возможностей стереть волшебный, да и не только, мир с лица Земли.

– А страх сокрывают за презрением, не так ли? – заметил министр, внимательно глядя на собеседника.

Риддл окинул его мгновенным взглядом. Затем с легким юмором ответил:

– Тебе надо пообщаться по этому поводу с моей женой. Она создала стройную теорию, объясняющую маггло-магические отношения с психологической точки зрения.

– Вот как? Где тебе выпало счастье найти столь талантливую супругу, Том? – рассмеялся Лич, отказываясь от очередной порции кофе, предложенной услужливым эльфом.

В памяти Риддла яркой вспышкой промелькнула сцена из школьной жизни. Открытие Тайной комнаты. И первый поцелуй Гермионы, предложившей ему провести необычайный ритуал. Если бы он знал тогда, к чему это приведет.

– Она сама меня нашла.

Домовой эльф вывел мага из невольных грез.

– Госпожа Гермиона просила передать, что вас ждут, – с поклоном проверещало маленькое создание.

– Скажи госпоже, что мы сейчас будем, – кивнул Риддл, и эльф с хлопком растворился в воздухе. – Ты готов прочитать приветственную речь группе ученых? Гермиона нашла в этом году очень интересного докладчика.

Заманить инкогнито Фламеля было очень мудро. Еще б Дамблдора сюда – хотя скорее мантикора затанцует балет.

– С превеликой охотой, – уверил его Лич, поднимаясь с кресла.

– Благодарю. Думаю, ты не будешь разочарован, – вслед за ним встал Том, и мужчины аппарировали.

Хозяин празднества тоже нисколько не был разочарован. Ни интереснейшим докладом «месье де Вьё», ни турнирами магов, ни ритуально-исторической и художественной частью.

В этом году забавным оказался даже юношеский турнир, на котором юная Беллатрикс Блэк показывала чудесные для своего нежного возраста заклинания. Очевидно, пробиралась в Запретную секцию Хогвартса или в закрома библиотеки дяди Ориона. Вряд ли Сигнус с Друэллой ее этому учили. Хотя сам Том, приходилось признать, своих детей учил бы и не таким заклинаниям.

Настроение слегка подпортил подлиза Альфард, притащивший Гермионе в подарок какую-то диковинную зверушку из берлинского магического питомника. Вот уж удружил так удружил! Ну, ничего, плохо будет эта тварь себя вести – быстро отправится на корм Шеше. Жаль, что не вместе с бывшим хозяином.

За прошедший месяц, с тех пор как Том с женой уверились в реальности мантии-невидимки, он слегка расслабился в отношении Даров Смерти. Никому не удалось соединить их, что не могло не радовать. Разве что – теоретически – Поттеру, вот только подобный разворот представлялся совершенно немыслимым, подобно превращению Дамблдора в поклонника василисков, а самого Риддла – лимонных долек. Чарлюс не вписывался в весовую категорию претендентов. Интересно, а сам-то Том вписывался? Да и претендовать на такое… какой-то детский сад. Слова Дамблдора, обращенные к Гринделвальду, как ни крути, были вполне справедливы: за любой силой стояло внутреннее, душевное качество.

Протанцевав для приличия пару танцев, волшебник сумел уединиться на балконе замка и не заметил, как задремал. Вторая бессонная ночь сказалась и на любителе эликсира жизни…

Знакомый тягучий туман уже не вызывал тревоги. Растаяв, подобно снегу в лучах солнца, он обнажил картину, которой Риддл практически не удивился.

Ночные тени скрывали пейзаж, смутно проявляя впереди силуэт высокого строения.

– Мерлин, почему мы идем не на Авалон? Я думал… – Артур заметно возмужал по сравнению с тем моментом, когда Том видел его в последний раз.

Почти неуловимые ранее черты величия насытили силой внимательный взгляд, проявились в решительном изгибе губы, очертаниях упрямого подбородка. Артур стал королем, вне всяких на то сомнений.

– Нужно отдать старые долги, мой мальчик, – отозвался волшебник, его лицо прорезали морщины. – Завершить круг.

Он шел все так же величаво и легко, но было заметно, что что-то гнетет великого мага.

– Куда мы идем?

– Мне сообщили, чтобы я немедленно привел тебя в аббатство Гластонбери.

– Но… зачем? – молодой человек вглядывался в строгие черты наставника.

– Поспешим, – тот потянул ученика за собой, но Артур застыл на месте.

– Мерлин, я должен знать, – уверенно возразил он. – Кто мне вечно говорил, что каждое действие надо совершать осознанно?

Маг посмотрел на короля как-то по-особенному и, будто поняв справедливость его требований, просто ответил:

– Королева Игрейна при смерти.

Развернувшись, он быстро продолжил путь, оставляя ученика в смятении.

Том почувствовал ком в горле.

– Мама…

И будто все чувства короля непреодолимой лавиной обрушились на свидетеля тягостной сцены – боль, горе, отчаянье, стыд.

Стыд за тайную обиду на мать – она оставила его одного, позволила оторвать от своей груди. Но как же невыносимо тяжело – он увидит маму в последний раз в этом мире.

Том очнулся в холодном поту. Стараясь унять бешено колотящееся сердце, он залпом осушил бокал с традиционным на Йоль белым вином.

Решительным движением Риддл призвал шерстяную мантию и, плотно укутавшись в нее, аппарировал.

Темная ночь словно не хотела делиться тайнами. Луна едва освещала мрачный знакомый склеп – статую смерти с косой, будто ожившую в бледном, мраморном свете.

Том стоял на этом самом месте, но тогда под ногами была свежая земля еще открытой отцовской могилы. А вон там появилась она. Мама. Он тоже не мог простить до сих пор. А может быть, уже простил, но не понимал этого сам. Чувство полной беспомощности охватило его жаркой, удушливой волной. Наследник Слизерина должен был увидеть свою мать, хотя бы, как король, в последний раз в этом мире.

Острое жжение заставило Тома схватиться за руку. Он поднес к глазам фамильное кольцо и заметил то, на что раньше не обращал внимания. В отраженном свете вместо смутной картинки герба Певереллов четко и ясно проступил памятный знак Даров Смерти. О, Салазар!

Не в состоянии мыслить спокойно и последовательно, Том инстинктивным движением повернул кольцо вокруг пальца.

И медленно поднял голову.

Меропа стояла там, слегка улыбаясь и неотрывно глядя на сына.

Все сложилось воедино. Камень возрождения. Кадмус Певерелл. И его, Тома, страстное желание увидеть мать.

– Мама… – он подошел ближе, вглядываясь в простые, но отчего-то такие знакомые, родные черты.

– Почему ты оставила меня? Ты же волшебница, мама! – вырвалось у него вместо приветствия, вместо слов радости и любви.

Но Меропа не казалась уязвленной или обиженной.

– Не все покорно уму и воле, мой мальчик, – печально улыбнулась она. – Я не смогла смириться. Я не знала, как жить без твоего отца. А так нельзя.

– Почему нельзя? Я тоже нашел женщину, без которой не мыслю своей жизни, – слегка смущенно пробормотал он.

– Потому что человек лишь часть большого мира, нельзя ставить часть выше целого. Подумай над этим, милый. Ты у меня умница. И… – голос Меропы дрогнул, – прости меня, сын. Не любовь, а слабость духа были виной. Суметь жить без Тома, так больно... А потом было уже поздно. Когда я увидела тебя, твои глаза, как у него…

Том попытался прикоснуться к матери, но рука прошла сквозь пустоту. Она не сможет даже обнять его.

– Я не виню тебя, мама.

На губах Меропы засветилась ласковая улыбка – так может улыбаться только мать, глядя на своего ребенка.

– Я очень рада за тебя, мой мальчик. Люби свою женщину. И будь чуток к миру. Счастье не всегда в том, в чем кажется на первый взгляд.

Он кивнул, жадно вглядываясь в лицо матери.

И в какой-то момент она словно приблизилась вплотную, так близко, будто растворилась в нем – и его сердце охватил долгожданный покой.

* * *

Гермиона нервно крутила бахрому шерстяной накидки. Он был здесь совсем недавно, однако домовики не нашли его во всем замке. Где же ты, Том? Искать его другими способами не хотелось.

Неужели он действительно решил ей изменить? Встретил милую дамочку.

Что за низкие мысли? Ты же обещала доверять ему!

Все, пора заканчивать с тревогой, напрасными волнениями и ревностью. Стыдно! С такими мужчинами под боком, психотерапия должна быть неизменной спутницей женщины!

И прямо сейчас. Иначе она просто сойдет с ума. И Круциатосов не понадобится.

Гермиона отвела глаза от потемневшего пейзажа, слабо освещенного мутной луной. Уселась в кресло, которое совсем недавно занимал муж, и откинулась на спинку.

Самый быстрый, хотя и поверхностный, способ – мысленно довести ситуацию до абсурда, до нелепого, родственного черному юмору конца. Тогда произойдет перестройка ассоциаций вовлеченных в нее объектов и изменится к ним отношение. А что наверху, то и внизу. Что внутри, то и вовне.

Гермиона прикрыла глаза, представляя мужа с другой женщиной.

Как же больно!

А теперь добавим гротеска.

Том был доволен, сплетаясь в жарких объятьях с ненавистной Блэк. Он, смеясь, говорил: «Ах, какая яркая экзистенция!» А Дорея в ответ пыхтела и шептала: «Еще, Лорд Волдеморт, еще!» И он охотно двигался в ней еще и еще, долго, не прекращая, не останавливаясь ни на миг. Пока она без сил не взмолилась о передышке.

«Как, тебе уже хватит, крошка? Нет, напрасно ты надеешься так просто спастись от великого Лорда Волдеморта!» – И он продолжал яростные движения. Дорея скулила: «Сжальтесь, Лорд, вы уже целый день и две ночи!» Том хлопнул ее по мягкому месту. «А ты что думала? Терпи!» «Вы меня залюбите до смерти, мой Лорд!» – «Разумеется, до смерти, дорогуша. У меня даже озеро особое есть, там тебе не будет скучно. Темный Лорд я или погулять вышел?!»

Гермиона уже смеялась во весь голос. Лишь через некоторое время, открыв глаза, она заметила, что в комнате не одна.

Том стоял у входа на балкон – красивый, улыбающийся, довольный. Том, не Лорд Волдеморт.

– Мерлин опять ухмыляется, – с легкой улыбкой сказала Гермиона.

Том обернулся к портрету за спиной.

Великий маг не просто ухмылялся, внимательные глаза смотрели с интересом и даже с юмором. Как будто говорили: опять ты начудил, мой мальчик, Ар... Том. Наследнику Слизерина стало не по себе. Мерлин выглядел почти таким же, как во снах-видениях.

– У него работа сейчас такая, – защищаясь сарказмом от необъяснимого чувства, отозвался Риддл.

– А ты представь себя на его месте! – покачав головой, улыбнулась Гермиона.

Впрочем, Том видел, что ей не до смеха – они оба скрывали волнение. Но у него это было волнение охотника, жадно предвкушающего скорую добычу.

– Как хорошо, что я на своем месте. Ты сама мне это как-то говорила, – хмыкнул он, подмигивая жене.

Наследник Слизерина очень хорошо осознавал, что это значит. Есть в любом предназначении некий тайный смысл, непостижимый разуму. Ты не делаешь ничего особенного, изо дня в день занимаясь своим делом. И только иногда, во всевластной внутренней тишине ты ощущаешь единение с миром – чувствуешь себя его легкими, его дыханием и голосом. Гармонично присоединяешься к его мелодии, играя в унисон. Ради одного этого чувства приобщения к творению стоит найти свое предназначение, свой талант, свою истинную принадлежность. Том знал это всегда, сейчас же он это чувствовал, остро и неотвратимо.

И это было даже слаще, чем ощущение власти.

Гермиона, встретив взгляд мужа, понимающе кивнула.

– Такое впечатление, что все привели с собой гостей, – через какое-то время заметила она, оглядывая огромный, шумный зал, наполненный до краев разношерстным народом.

В этот момент раздался переливчатый звон колокольчиков, и говорливая волна постепенно утихла. Когда в зале повисла ожидающая тишина, Риддл встал и уверенно прошел к трибуне. Все смотрели на него, абсолютно все. И он был счастлив.

– Дамы и господа, я рад приветствовать вас в этом зале. Ваша готовность собраться здесь по столь важному для всего волшебного мира вопросу говорит о том, что у нас есть надежда. Надежда выжить и сохранить наши традиции. Нет, мы ни в коей мере не собрались обсуждать сейчас магическое участие в большинстве военных конфликтов. Это задача нашего Управления, и мы ее решаем. Я собрал вас сейчас, чтобы обсудить другой вопрос – нашу политическую и экономическую систему. И я хочу, чтобы каждый из вас принял участие, делясь фактами по регионам и своими предложениями, – Том сделал паузу, обращая внимание на значимость последующих слов, и продолжил: – Неоколониальный период магглов ознаменован постоянными войнами и конфликтами. Колонии добиваются независимости, в них происходят вооруженные перевороты, тут и там вспыхивают очаги напряжения. Ни Египет, ни Китай, ни Вьетнам, ни страны Африки не могут спать спокойно. Я уже не говорю про жителей США и СССР, живущих под дамокловым мечом ядерной угрозы. Для решения этих проблем было создано Управление магической безопасности. Но в процессе нашей деятельности вскрылся другой пласт, если не более значимый, то объемный. Это мировая экономика.

Распинаться про научно-техническую революцию, про неоколониальную политику, про рост темпов производства было не так-то просто перед теми, кто не имел ни малейшего представления о таких понятиях, как, например, ВВП. Да что уж там, он сам едва сумел разобраться в той неурядице с валютами маггловских государств, что творилась после последней мировой войны. Но что Том постарался сделать, так это донести до застрявших в прошлом веке волшебников весь размах надвигающейся экономической зависимости волшебного мира от мира магглов и потенциальной опасности со стороны последнего. Очень скоро намного выгоднее будет приобретать основные товары у магглов, что означает допустить постоянный отток золота из волшебного мира. А экономика всегда была неразрывно связана с политикой, в том числе с такой агрессивной ее частью, как военные конфликты.

– В нашем мире нет армии, защищающей границы. У нас нет государства в маггловском смысле этого слова. Это и недостаток, и преимущество, которым мы обязаны воспользоваться. Мы должны освоить территории магглов и постепенно организовать собственное производство, привлекая магические технологии. В этом мы будем намного конкурентоспособней, а потому сможем развернуть ситуацию на сто восемьдесят градусов. Нам не грозит ни инфляция, потому что у нас действует золотой стандарт, ни отток золота, потому что привлечем мы намного больше, ни недостаток его добычи по сравнению с темпами роста производства, наш мир для этого слишком мал. Таким образом мы значительно повысим уровень жизни волшебников – посмотрите, сколько обычных магов прозябает в нищете и даже знатные роды разоряются и теряют свое вековое богатство, – Том говорил все с большим энтузиазмом, он чувствовал зал – сомнения, восторги, подозрительность, – но ему было настолько свободно и легко, что мысли воплощались в слова со стремительностью полета птицы. – Мы возьмем на вооружение маггловские технологии, но у нас есть огромное преимущество – мы не будем связаны финансовой системой немагического мира. И в то же время не понадобится взимать налоги на военные расходы, которые съедают львиную долю бюджета. Однако для этого надо согласованно предпринять ряд шагов, на часть из которых уже пошла Британия. Нам нужно хорошее финансирование. И потому мы обязаны отменить банковскую монополию и повсеместно провести финансовую реформу. Если мы не примем меры сейчас, то через десять лет будет уже поздно. Маггловский мир изменится настолько, что поглотит нас без остатка. Уже сейчас относительно основных продуктов потребления мы обращаемся к их рынку. А в дальнейшем достаточно одному магглорожденному миллиардеру вложить средства в нашу экономику – и все потечет по сценарию ограбления малоразвитой страны. Да, мы все еще будем прикидываться отдельным сообществом, но у нас не будет ни экономической независимости, ни даже самой возможности ее обрести. Экономика отражает менталитет! Вы все знаете меня, господа, – а кто не знает, может узнать у коллег – я извечно стоял за поддержание традиций волшебного мира. Но сейчас, чтобы спасти традиции, нам надо измениться!

Как практически всегда после выступлений наследника Слизерина в зале сначала стояла тишина – лишь для того, чтобы через пару секунд загудеть сотней голосов.

Но Том уже сошел с трибуны, и его место быстро заняла Гермиона. Вновь предупредительно зазвонили колокольчики.

– Дамы и господа, надеюсь, вы все посмотрели список предложений, который внесло Управление магической безопасности. Сейчас мы выслушаем других докладчиков, после этого начнем дискуссию с целью выработать единый документ, обращенный к Совету Международной Конфедерации волшебников.

Неужели и он говорит так по-канцелярски? Впрочем, для влияния это и нужно. Сначала он со своей валютой, а потом жена с бюрократизмом. Том помнил, как завязывались бантиками уши его «рыцарей», когда он только начинал доводить свои идеи до их чистокровных мозгов.

Что ж, не следует избегать трудностей. Нужно уметь их преодолевать!

Том слушал внимательно, соотнося услышанное с разведданными, которые в общем и целом подтверждались. Если бы не Дамблдор, то конференцию можно было бы назвать сплошным удовольствием. Пожалуй, стоило позаботиться, чтобы на фуршете отсутствовали лимонные дольки. Пусть и их любителю не все будет праздник.

Директор Хогвартса был собран, величав и решителен. И опять в своей пурпурной мантии – уж не дразнит ли он противников, как быков красной тряпкой?

– Мы обязаны помнить о принципе, которым руководствовался волшебный мир, о принципе, который ценой колоссальных усилий дал нам Мерлин. Дамы и господа, я хочу подчеркнуть это. Хочу, чтобы вы осознали всю меру ответственности, которую предлагает взять на себя мистер Риддл. Волшебники не имеют права причинять вред магглам! Это должно стать нашим высочайшим руководством, нашим знаменем! Иначе мы рано или поздно окажемся вовлечены в конфликт, который уже не сможем решить. Поклонники магглов и их противники, здесь мы сходимся! Как тут было правильно замечено, военная и экономическая машины магглов могут уничтожить нас, если будет на то причина. Могут, дамы и господа, это я вынужден признать. Но потому я предлагаю другое решение проблемы – вступить в контакт с маггловским руководством на высшем уровне. И через них решить вопрос об экономическом обмене между нашими мирами. А также принять законы о государственном регулировании важных областей экономики.

Точно начитался советских газет.

В зале раздались возмущенные возгласы. Том про себя хмыкнул. Посмотрел бы он, как Дамблдор договаривается с Мао Цзэдуном. И даже запечатлел бы на камеру. Только вот потом, интересно, где бы директор скрывал беженцев из Китая? В подземельях Хогвартса? Особенно после глупости СССР, передавшего соседу атомные технологии.

Дамблдор спокойно продолжал:

– Не со всеми главами государств можно договориться, но самых развитых в экономическом плане стран – возможно вполне. В современной ситуации им хватает противостояний, чтобы записать во врагов еще и волшебников. Это будет хороший и плавный метод решения наших экономических проблем, настоящих и будущих. Я сам всегда являлся сторонником прогресса, но то, что предлагается здесь, это не развитие, это вступление мира на путь конкуренции, которая лишь испортит маггло-магические отношения. Причем до такого уровня, что конфликт будет неизбежен! Не думайте, что это вы сможете использовать магглов. Это они используют вас. Их финансовая машина настолько огромна и сильна, что при желании может подавить любые волшебные инициативы. Маги станут подопытными животными, а наш мир будет окончательно потерян!

Том едва сдержал презрительную ухмылку. Храбрецы. Как часто благом прикрывают элементарную трусость. А мирными отношениями и компромиссами – политическую импотенцию!

– Более того, неужели вы думаете, что так много волшебников ринется в финансовую авантюру?

Да, не знал господин директор, чем подпольно занимался его бывший ученик все последние годы. Структура уже была отлажена, оставалось только легализовать ее.

Дамблдор никогда не жил в странах, где любая деятельность за пределами магомира была связана со смертельной опасностью. Вот потому он и мог позволить себе абстрактную этику, прикрываясь Мерлином. Который, надо сказать, был весьма практичным человеком. Россия и Британия уже договорились о сотрудничестве. И если даже Совет не примет никаких мер, это лишь отложит окончательное решение. Очень скоро коллеги увидят, что значит жить хорошо. А не захотят увидеть – Том этому поспособствует.

– Кроме хаоса ничего подобные реформы не дадут, надо действовать медленно и цивилизованно!

Но договорить ему не дали. С треском распахнулось окно под потоком, и внутрь, возмущенно крича, влетел магический зверь. Но не успел изумленный зал отреагировать на неожиданного визитера, как у трибуны с хлопком появился их с женой собственный домовой эльф.

– Стой! – завопил тот, бросаясь по проходу наверх в погоне за карликовым сфинксом.

Том не знал, смеяться ли ему или плакать, наблюдая, как подарок Блэка лавирует между волшебниками. Хорошо, что жена прятала тварь все последнее время, иначе та точно бы отправилась на корм василиску.

Проклятый недоумок, из всего зверья он выбрал именно сфинкса, и не какого-нибудь простого зануду-стража, а своенравного крылатого! Удружил.

Впрочем, может быть, и удружил…

– Скажи, что в этом мире внутри и вовне его? – между тем проверещал сфинкс тоненьким голосом, напоровшись на высокого темнокожего мага, ухватившего лапу зверя.

Волшебник поперхнулся. Выпустил добычу, но тут же подскочил эльф и попытался в прыжке дотянуться до оной. Сфинкс брезгливо дернул лапой, залепив бедолаге по уху.

Гордо усевшись на шляпу Луизы Хейли, соскучившийся беглец обвел невинными детскими глазками зал, половина которого уже смеялась, позабыв про устрашающую речь Дамблдора. Обнаружив хозяйку, сфинкс издал победный писк и ринулся вперед.

В этот момент Гермиона пришла в себя и, спешно извинившись, почти бегом направилась к двери. За ней вылетел малолетний любитель загадок, потом выбежал эльф, а завершил уморительную процессию побледневший Блэк.

Мерзкий клоун! Однако надо признать, этот цирк оказался очень кстати, снижая эффект пламенных речей директора. Пока умолкали смех и разговоры, Риддл поднялся и громко поблагодарил Дамблдора, которому пришлось оставить трибуну, потому что наследник Слизерина ловко проигнорировал его и пригласил последнего докладчика. Через некоторое время жена вернулась, уже без назойливой твари. В этот момент Том краем глаза заметил, как Блэк что-то шепнул на ухо Гермионе, и та кивнула.

Надо собраться, Том. Это большая игра, и сейчас идет ее ключевой момент. Придурки, вроде Альфарда, всегда останутся пешками. А это битва королей.

Дальнейшие события развернулись так, как Риддл и ожидал. Не самым благоприятным образом, но на данный момент вполне приемлемо. Общим голосованием было постановлено подготовить заключения по регионам, собрать подробную статистику и провести еще одну конференцию до обращения в Совет. Что ж, если бы он победил сразу в таком вопросе, он сам бы сильно удивился. Можешь думать, что ты выиграл, Дамблдор. До поры, до времени.

* * *

Том не был расстроен, слава Мерлину! Значит, на фуршете удастся поговорить с Альфардом. Неужели что-то стряслось? Мерзкая ситуация. Совсем не хотелось сейчас отлучаться от мужа!

Ей уже хватило признаний в собственной глупости.

А разве она не была откровенной дурой?

Какой безумец только придумал поставить на карту любовь и близость ради пресловутого долга?

Эгоистично? Может быть. Но в чем этот долг теперь состоял? Она уже оплатила по счетам сполна, слишком долго оставаясь заложницей собственной миссии.

Возврата к прежнему быть не может!

А сама-то ты веришь в это, Гермиона? Веришь, что имеешь право на счастье без оглядки назад?

Как же хочется просто любить! Разве любовь бывает эгоистичной?

Гермиона, Гермиона, бывшая гриффиндорка…

Порази ее дьявольский огонь, если она допустит в своей жизни выбор между любовью и долгом! Архаичный период закончен.

И кто сказал, что Том сделает что-то вредное для волшебного мира? Предубеждение – это то, что закрепощает разум, как и любые ярлыки! Только слепого ведет рок. А тот, кто сохраняет осознанность, сам определяет свой путь.

…Ты веришь в это, Гермиона?

– Альфард, что ты хотел мне сказать?

Он обернулся, опуская бокал вина. По лицу скользнула теплая улыбка.

– Моя королева! Я польщен, что вы удостоили меня невероятной чести своего высочайшего внимания! – с поклоном театрально провозгласил он.

– Давай ближе к делу, верный рыцарь, – она не смогла сдержать легкий смешок.

Ее друг неизменно покорял задором и легкостью. Если уж что-то было дано человеку, так это на века! Как там говорил Долохов? Талант не пропьешь.

Альфард предложил ей бокал вина. Улыбка на лице стала болезненной, обнажая что-то детское, незащищенное в красивых серых глазах, в уголках губ.

– Я больше не могу, Гермиона, – тихо и сухо начал он. – Если ты не уговоришь своего мужа отстранить меня от дела Дамблдора, я уйду сам. – Он решительно встретил ее взгляд, и волшебница поняла серьезность его намерения. – И плевать мне уже будет на долг перед семьей и на обязательства. Все, с меня хватит!

Гермиона озабоченно нахмурилась.

– В чем дело, Альфард? Вы что-то узнали опять? – с тревогой поинтересовалась она.

– Ничего конкретного, что напрямую обличало бы его в связи с преступниками. Но очень много косвенного, – Альфард обреченно покачал головой. – Эта работа не для меня. Еще немного – и я дойду до точки.

– Осталось совсем чуть-чуть. Потерп… – осторожно начала она, но он резко прервал, беря ее под локоть:

– Гермиона, стоп. Еще раз. Я больше не могу продолжать рыться в чужом белье! С меня довольно!

Миссис Риддл долго молча смотрела на старого друга.

– Не хочешь или не будешь? – наконец выдохнула она.

– Не буду! – решительность в его голосе нельзя было спутать ни с чем, слишком часто Гермиона слышала подобный тон от мужа.

– А ты понимаешь, Альфард, к чему это может привести? – она смогла держать себя в руках. – Зачем тебе очередной конфликт?

– Да Мерлин раздери! Лучше тысячу конфликтов, чем это! – в сердцах воскликнул мужчина, отнимая ладонь от предплечья женщины. Затем он вздохнул и уже спокойнее добавил: – Твой экстремист рассказал тебе, что они готовят насчет Дамблдора?

– То, что наконец-то поговорят с ним лично, – пожала плечами она, все еще не понимая.

Альфард возмущенно фыркнул.

– А вот авторы толковых словарей называют это по-другому: «допрос».

Глаза Гермионы расширились, и она отстранилась от друга.

Да, как же она сама не поняла раньше. Том же и не скрывал. Просто представить себе Дамблдора…

– Сначала стоит согласиться на вынюхивание информации, потом придется участвовать в допросе, затем Риддл потребует пару раз приложить кого-то заклятием, шантажировать… Так и до Авады быстро дойдет! – ядовито выдал он свою светлую перспективу.

– Альфард, не утрируй, – хмурясь, резко оборвала Гермиона. – Но ты прав, чистых рук сохранить не удастся.

– Вот именно. Это только твой экстремист умудряется держать их в перчатках, потому что делает все чужими руками! – с нескрываемым презрением отозвался Блэк.

– Не говори то, чего не знаешь! – возмутилась она, гневно встречая взгляд друга. – Иначе я тебе не буду помогать!

По лицу Альфарда прошла волна сменяющихся чувств, и под конец осталась столь привычная шутовская маска.

– Моя королева, за дерзость прошу покорнейше убить меня, недостойного даже лобызать полы вашей мантии! – он приложился губами к ее кашемировому шарфу. – Неужели у столь прекрасного создания есть план по спасению униженных и оскорбленных? А может быть, передо мною ангел?

Что-то в словах Блэка очень сильно задело ее. Нет, он не был прав, но… Том провоцировал его. Может быть, в самом начале Альфард и нужен был в расследовании как противовес, но потом… Том как раз хотел, чтобы Блэк сорвался!

Манипулятор, муж просто провоцировал старого противника!

Но говорить это Альфарду…

Чего же Том добивается в конце? Избавиться от присутствия Блэка или просто поизмываться?

Но зачем?

Гермиона вздрогнула, когда его рука оказалась на ее плече.

– Альфард, ты бредишь, – выдохнула волшебница, словно освобождая грудь от накопившегося напряжения.

– Конечно, в наши времена бред – единственное спасение для умного человека, – с пафосом отозвался Блэк.

Но Гермиона проигнорировала его глубокую философскую мысль.

Она наконец поняла, чего добивался Том. Он хотел спровоцировать Альфарда на конфликт, и в результате поставить давнего противника на место. Какая невинная игра! Показать всю глубину зависимости, которую Блэки не осознавали. Да и никто в полной мере не осознавал! Том ловко распределял роли, оставаясь в центре паутины. Альфард, Альфард… наивный шутник. Нужно не допустить конфликт, не поддаться на провокацию.

Значит, пора обратиться к «золотому фонду».

Гермиона уже давно поняла, чем можно отвлечь мужа от хандры, излишнего энтузиазма или обиды – подкинуть интересную идею. Хотя ее идейный фонд за последнее время уже похудел вдвое.

– Ты готов заняться работой, связанной с магглами, вместо Дамблдора? – наконец спросила она.

– Магглами? Это в каком смысле? На допросы вызывать? – саркастично хмыкнул он. – Что еще может делать с магглами истинный Блэк?

Гермиона закатила глаза.

– Брить им уши, – сурово ответила она. – Ну раз ты отказываешься, то я предложу Тому кого-нибудь другого на этот проект.

Блэк казался сконфуженным.

– Ты серьезно?

– А ты думал, королевы могут только шутить? – наконец ехидно и гордо улыбнулась волшебница. Мордашка Альфарда казалась уж слишком забавной, даже умилительной. – Ты смог бы собрать интересный материал для статей или, скорее, даже книги.

Он молчал, и она фыркнула:

– Не знала, что ты такой ханжа.

Блэку из благороднейшего и древнейшего семейства, даже такому Блэку, и с магглами?..

Его глаза вспыхнули гневом протеста:

– Я не ханжа, и признаю, что ты права!

– Сплетничаете? – холодный, но такой любимый голос вернул обоих к действительности.

Гермиона встретила взгляд мужа, и ее лицо засветилось искренней улыбкой.

Да, она верила в то, что они определили свой путь правильно. И сделали это сами.

* * *

– Исключительно по делу, дорогой, – улыбаясь, отозвалась миссис Риддл, беря мужа под руку.

Чему она была так довольна? Одно это уже казалось подозрительным. Довольная жена посреди политических игр – это повод задуматься. Опять что-то затеяла, не иначе.

– Мы обсудили с Альфардом очень интересную идею. Полагаю, на фоне настоящих событий она покажется тебе весьма уместной.

Том вскинул брови:

– Вот как?

Он почувствовал, как губы невольно исказила понимающая ухмылка.

Хочет спасти шкуру Блэка?

Моя дорогая меценатка…

Что ж, будет зависеть от идеи, позволит ли ей это муж. За годы совместной жизни он выучил стратегии жены, как свои пять пальцев. И, надо сказать, они его радовали.

– Да. Готов выслушать ее сейчас или после? – Она смешно поджала губки.

– Ну почему же не сейчас? – Риддл взял с проплывающего мимо подноса освежающий напиток. – Раз идея настолько интересна, что отодвигает на второй план даже вопрос конференции…

– Чрезвычайно интересна и связана с одним из тактических моментов относительно магглов, – серьезно сообщила Гермиона, гордо задрав носик, видимо, тем самым желая продемонстрировать необходимость преклонения перед ней как автором гениальной мысли. – Давайте присядем.

Риддл уселся рядом с женой, а Блэк – в кресле напротив, на бывшего одноклассника он не смотрел.

– Я думаю, что лучше Альфарда с этим никто не справится, – начала она, наградив Блэка пронизывающим взглядом. – Среди магглов сейчас все более и более популярными становятся темы о духовном развитии, паранормальных явлениях, потусторонних силах. И в том числе магии.

Том хмыкнул. Но, видя, как напряглось лицо Блэка, Гермиона поспешила пояснить:

– Так называемой магии, само собой. Но это не важно. Я предлагаю сознательно усилить эту волну. И если во время нашей с вами магической экспансии вдруг случатся непредвиденные проколы, это будет отличной страховкой. Мир спишет все на происки пришельцев из космоса. – Муж едва заметно улыбнулся, она же с невозмутимым видом продолжила: – А если что, примет нас с распростертыми объятиями. По крайней мере, его значительная часть. Мы сформируем из самих же магглов отличных союзников. Из тех, кто реально способен понять свое благо от существования волшебного мира. Как известно, любой процесс идет быстрее, если сопровождается не только вешними, но и внутренними предпосылками. А иногда лишь сочетание обоих факторов дает возможность что-то реально изменить. Поэтому я за то, чтобы мы воспользовались ситуацией. Что скажешь, Том?

Риддл не удержался от того, чтобы демонстративно похлопать жене.

– Историю Гринделвальда ты поистине изучила хорошо, – с нескрываемым весельем заявил он. – Даже решила применить его тактику.

– Гринделвальд ограничился кругом приближенных: тайное общество, идеология небольшой группы элиты. Тут же мы усиливаем мировой всплеск, зарождение которого уже просматривается. Главное, направить его в нужное русло, – пожав плечами, с поучительным видом сообщила жена.

Риддл перевел взгляд на Блэка. Тот явно пытался сдержать волнение, но у него это плохо получалось.

– Что ж, Блэк, я не ожидал, что ты пожелаешь взяться за столь ответственное задание, но я даю добро. Можешь сдать Малсиберу все дела по Дамблдору. И благодари Гермиону.

А лучше – держись от нее подальше.

– Отлично, – кивнул тот, заметно сдерживаясь от того, чтобы не сказать лишнее.

– И не забудь организовать секту мирового масштаба, – с едва заметным сарказмом добавил Том.

Провокация – чрезвычайно полезная вещь, когда используется в нужное время и в правильной ситуации. От нее в любом случае будет выгода в той или иной форме.

Гермиона сидела рядом с Томом и смотрела сквозь прозрачную стену, которая с противоположной стороны казалась зеркалом. Маггловские диковинки. Столь причудливые и даже слегка пошлые, но в то же время эффективные. Никакая магия не засечет!

Для допроса Дамблдора Том нашел двух оперативников из России. Школьный учитель всего магического населения Британии не знал их и никак не мог повлиять на них своим не в меру раздувшимся авторитетом. Том подобрал как можно менее информированных кандидатов, говорящих по-английски с жутким акцентом. Вся ситуация была пропитана каким-то мрачным, болезненным юмором.

Закономерный этап расследования, но… отчего же так тошно?

Порядок был един для всех, мертвый и бездушный, как и закон. Но в то же время закон пока оставался единственной опорой, перед ним были равны и Дамблдор, и министр магии, и сам Том.

Двойственность вездесуща. Совершенство недостижимо.

Как же погано на душе.

Открылась дверь – в комнату вошел Дамблдор в сопровождении двух оперативников. Один был тучный, с окладистой бородой и сразу же напомнил Хагрида в миниатюре. А второй оказался поджарым, коротко стриженым, с холодными, как ледышки, глазами, пронзительно смотрящими сквозь овальные линзы очков.

Директора Хогвартса усадили за стол, напротив сели русские. Разговор начал последний – разумно, логично объяснил, по какому поводу Дамблдор понадобился Управлению магической безопасности.

Гермиона даже с облегчением вздохнула. Интересно, чего она ждала? Злобных хамов и шантажистов, как в маггловских фильмах? Классики мордобоя?

Очкастый поставил на стол флакон и внимательно посмотрел на Дамблдора.

– Не сомневаюсь, вы догадываетесь, что это, господин директор, – с ледяной вежливостью заявил он.

Дамблдор провел рукой по бороде:

– Полагаю, веритасерум.

– Совершенно верно, – подтвердил русский. – Я предлагаю выбор вам. Вы можете отказаться принять зелье, но тогда, сами понимаете, ваши показания останутся лишь формальностью.

– А вы настолько уверены, что я не смогу нейтрализовать действие веритасерума? – в бороду ухмыльнулся Дамблдор.

Что это?.. Почему директор так говорит? Он знает, что Том наблюдает за ним! Но откуда?

Вычислил логически, как иначе?

Гермиона невольно потянулась к руке Тома и крепко сжала ее. Тот в ответ погладил пальцами ладонь жены.

– Если бы могли, не сказали, не так ли? – отозвался оперативник. – Но даже если и сможете, выбор вам сделать придется.

Дамблдор был недоволен, Гермиона отчетливо видела это по нахмуренным густым бровям, напряженной спине, тягостным мгновениям молчания.

Миссис Риддл покосилась на мужа. Продолжая поглаживать ее ладонь, тот не сводил внимательных глаз с директора.

Знаменитый волшебник медленно протянул руку к флакону и поднес его к носу. Видимо, подозрений не возникло, потому что зелье наконец было выпито.

– Прекрасно, – кивнул русский. – Тогда приступим. – Он деловито пошуршал пергаментом и продолжил: – Где вы были 2 ноября 1956 года?

Дамблдор улыбнулся:

– Неужели вы действительно рассчитываете, что я могу это помнить?

Оперативник наградил его холодным взглядом.

– Не беда, я напомню. Вас видели на совете ООН, посвященному Суэцкому кризису.

– Не может быть! – решительно опроверг директор.

– В таком случае, быть может, вы вспомните, что делали в Кашмире в 1947 году?

– Я много путешествовал, когда выпадало свободное время, – вновь нахмурился Дамблдор.

– В ноябре месяце? У преподавателя Хогвартса? Да к тому же – Кашмир? – с показным недоумением уточнил русский.

– Нет, я там не был! – категорично возразил Дамблдор.

– Не страшно. География ваших появлений весьма впечатляет. За послевоенные годы вас видели в очагах маггловских конфликтов по всей земле. Пятидесятый год – Корея и Тибет. Пятьдесят второй – Куба и Непал. Пятьдесят третий – Берлин и Югославия. Мне продолжать?

Дамблдор сухо рассмеялся:

– Можете продолжать. Это все равно без толку. Меня там не было.

Гермиона вновь посмотрела на мужа. Тот наконец отвел пронзительный, будто препарирующий взгляд от бывшего учителя и повернул к ней голову.

– Думаешь, врет?

Том помолчал, потом вздохнул:

– Не знаю.

– Я уверена, что он невиновен, – прошептала Гермиона. – Да и Фламель…

– Не стоит закрепощать разум предубеждениями, – оборвал ее Том, быстро наклоняясь к жене и целуя ее в щеку.

Между тем в дело включился второй оперативник.

– Видимо, господин Дамблдор не понимает, как легко получить доказательства, – размеренно, с показной задумчивостью заявил он. Но никто не пропустил угрозу в низком голосе. – Хотя я мог бы поклясться бородой Мерлина, он в курсе, что такое омут памяти.

– Как вам будет угодно, – вскинув голову, гордо заявил Дамблдор. – Своих показаний я менять не собираюсь.

«Хагрид» подошел ближе, грозно нависая над волшебником:

– Уважаемый, вы, видимо, не понимаете, что речь идет о преступлении. Мы доберемся до истины – нравится вам это или нет! И плевал я на то, что вы засадили Гринделвальда за решетку! – теперь он говорил с откровенной угрозой и презрением, резко выделяя каждое слово. – Как бы не впечатляли ваши разборки мировую общественность, закон для всех един. И вы будете отвечать перед ним!

Он стукнул кулаком по столу.

На миг Гермионе показалось, что бородатый откуда-то знал. Но нет, он просто жестко бил в те точки, которые могли оказаться слабостью. Вопиюще несправедливые обвинения, угрозы, сбивание спеси…

– Я думаю, господин Дамблдор сам понимает всю серьезность ситуации, – с холодной вежливостью прервал коллегу очкастый. – Не так ли?

Гермиона могла поклясться, что по лицу Дамблдора скользнуло несколько противоречивых эмоций. Но он великолепно контролировал себя. Зато она ощутила, как проникается искренним гневом по отношению к этим русским. Да как они смеют так играть с самим Дамблдором!

– Разумеется, понимаю. Хотя иногда иллюзия опасности приносит куда больше проблем, чем сама опасность, – спокойно ответил директор Хогвартса.

Бородач взорвался:

– Это войны-то иллюзия? Следующий раз будете развеивать иллюзию на суде!

– Да что вы себе позволяете! – холодно, но жестко парировал Дамблдор.

Очкастый неожиданно улыбнулся.

– Полагаю, опасность Гринделвальда вы принижать не станете. И раз уж вы все прекрасно помните, давайте вернемся к вопросу о Берлине. 1939 года.

Теперь выражение лица Дамблдора изменилось – настолько, что это могла заметить не только его давняя ученица.

Гермиона затаила дыхание. Что же произошло перед началом маггловской войны?

– В августе вы встречались в Берлине с Геллертом Гринделвальдом, темным магом и преступником, – уверенно заявил русский и холодно прибавил: – Думаю, не надо напоминать, что в сентябре началась война. По его вине.

Дамблдор кивнул, на его лице вновь читалось спокойствие. Но Гермиона видела, что оно вымучено. Как жестоко. Она прочувствовала боль своего бывшего директора – скрытую, глубинную, непобежденную.

– О, это просто, – с ложной бодростью сказал Дамблдор. – Я познакомился с Гринделвальдом много лет назад, еще в юности. Осознав, какие события грядут в Европе, я встретился с ним, чтобы отговорить его. Очевидно, он не согласился.

Русский поправил очки:

– Как интересно, – после паузы заметил он. – В каких же отношениях вы состояли с преступником, чтобы надеяться отговорить могущественного темного мага от того, ради чего он, собственно, и стал темным магом?

Дамблдор слегка побледнел. Боролся с действием веритасерума?

– Никогда не поздно поговорить с умным человеком, – наконец промолвил он. – Даже для последнего злодея всегда остается шанс. В мире еще есть милосердие, и для него не требуются особые отношения.

Ловко уходит от ответа – промелькнул мысль, но быстро пропала, уступая ощущению комка в горле. Не милосердие ли вело ее в невозможной, но успешной попытке изменить судьбу Тома?

Не только, но и оно тоже. Если убрать из сердец милосердие, люди перестанут быть людьми! Дамблдор абсолютно прав. Он ни в чем не виновен!

Между тем вновь влез назойливый бородач.

– Раз вы такой умный, почему же пришлось с ним воевать? – с сарказмом и откровенным недоверием заявил он. И как директор его терпит? – Что ж вы не уговорили своего бывшего знакомого?

– Если люди не слышат, это не значит, что не надо говорить, – тихо, но решительно отозвался Дамблдор.

– Быть может, надо на другом языке? Уж не беседовали ли вы с Гринделвальдом на парселтанге?

Волшебник промолчал, и было заметно, как сильно он сдерживал себя.

– Отказываетесь давать показания?

– Не все бывает, как хочется, к сожалению, – уже даже слегка надменно отрезал Дамблдор.

Но оперативников не так легко было поймать.

– А как вам хотелось? – заинтересованно подхватил очкастый. – Давайте с этого и начнем.

Может быть, вы предлагали ему сотрудничество?

Больная тема. Русский бил в уязвимую точку, даже не зная, что она являлась таковой, бесстыже, без какого бы то ни было зазрения совести и признаков уважения. Идеальный оперативник.

– Полагаю, вам не нравится отвечать на подобные вопросы, – прервал молчание очкастый. – Поэтому все будет проще.

Перед Дамблдором появились перо и пергамент.

– Вы очень подробно расписываете обстоятельства вашего знакомства и встреч с Гринделвальдом, содержание разговора в Берлине, а мы вас больше ни о чем не спрашиваем.

Дамблдор долго смотрел на русского. Потом молча взял перо и начал писать. Бородатый поднялся на ноги и стал ходить по комнате, будто пытаясь измерить ее шагами. Это раздражало. Очкастый молча смотрел на директора. Все, буквально все предназначалось для того, чтобы действовать на нервы.

– Не сочувствуй ему, жена, – Гермиона ощутила руку вокруг плеч. – Каждый, кто становится на подобный путь, должен быть готов отвечать за свои действия.

Она вздохнула.

– Но это же не значит, что остальные должны совсем лишиться сострадания.

– Уж лучше помочь избавиться от страданий, чем сострадать, – слегка усмехнулся Том. – Со-страдание – это ощущение чужого страдания, не так ли? И какой смысл плодить боль?

– А если их не облегчить? – покачала головой Гермиона. – Дамблдор может освободиться от тягости прошлого только сам.

– Тем более, – муж прижал ее сильнее к себе, и она склонила голову ему на плечо.

Когда директор закончил писать и передал пергамент очкастому, тот даже не взглянул на лист и спокойно сказал:

– Отлично, господин Дамблдор. До свидания. Не удивляйтесь, если вызовем еще раз.

– Но даже если не вызовем, – подхватил бородатый, – мы все равно будем… иметь вас в виду.

– Всего доброго, господа, – сухо кивнул директор и, не задерживаясь ни на секунду, вышел из кабинета.

Ждала ли Гермиона откровений? Скорее, нет. Поэтому она нисколько не удивилась тому, что никаких интересных подробностей в показаниях Дамблдора не обнаружила. Ее поразило другое – муж пробежался по тексту поверхностно, практически не читая.

На ее немой вопрос он повел плечами:

– Мне совершенно не важно, что он тут наврал. Или даже не наврал. Главное, что он здесь был и показания дал, – голос Тома был холоден и тверд. – Ему это сделать пришлось. Как пришлось бы любому другому.

Расширившимися глазами глядя на мужа, Гермиона на миг забыла, как дышать.

Манипулятор! Игрок, погрязший в своем азарте! Экстремист!

– И если он сейчас задергается, мы легко отследим его связи.

Мерлин, вопреки этому или за это она так сильно любила его?

* * *

Дамблдор не знает, где находятся все Дары Смерти. Не знает. И это дает большое преимущество!

Нет, Том не собирался отнимать мантию у Поттера. Лучшего тайника было просто не найти. Но сам факт не мог не радовать. Малейшее преимущество могло сказаться на результате удивительных хитросплетений.

Управление магической безопасности плотным колпаком накрыло всех потенциальных врагов по всему миру. И тех, кто мог участвовать в маггловских конфликтах, и тех, кто имел мотив. Не говоря уже о тех, кто каким-то образом оказывался в радиусе военных действий. И Дамблдор был одним из них, как бы это ни противоречило здравому смыслу. Но у любой головоломки есть отгадка!

Весь месяц после допроса Том был настолько занят, что свободная минута казалась ему роскошью.

Не начать ли следить еще и за женой? Как бы она не убежала к своему недоумку-другу за мужским вниманием.

Какой-то невеселый юмор. Злой, как февральские метели.

А Мерлин уже давно не снился.

Том не мог предсказать точно, когда ему вновь привидится полусон-полуявь из жизни великого мага и его ученика. Значимых событий было настолько много, что они никак не выстраивались в систему относительно странных сновидений.

Поэтому он даже слегка удивился – настолько, насколько возможно было во сне, – когда появился знакомый сумеречный туман.

Заинтересованному взгляду Тома предстало незнакомое место. Своды пещеры терялись в темноте. Где-то неподалеку журчал подземный ручей. На этот раз Мерлин и Артур были не в одиночестве – рука об руку с ними, образуя круг, находились фигуры, закутанные в белые мантии. Слабый источник синего света проглядывал откуда-то сверху, отражаясь искрами от неровных стен. Белые одежды казались еще белее, почти нереальными, похожими на мистический туман.

– Друзья мои, – Том сразу же узнал глубокий голос Мерлина, – мы собрались сейчас, чтобы провозгласить принципы нового времени. Мир меняется, наши следы теряются в истории. Та беда, с которой мы столкнулись, не только усугубляет трещину между мирами, волшебным и маггловским, но и отделяет старый мир от нового. Пусть же он будет создан при нашем активном участии. Наши предки ведали тайны мироздания, они были учителями для невежественных, надеждой для отчаявшихся. Так продолжим их величие в будущее, даже если ради этого нам придется измениться самим!

Дежавю. Уж не заглянул ли Мерлин в его речь на конференции?

Затаив дыхание, Том продолжал слушать.

– Мы живем в переломный момент. Меняется образ жизни, традиции, религия. Наша задача – сохранить самих себя в беспощадном потоке времени, нашу культуру и при этом утвердить мир. Мы с вами сейчас стоим перед выбором: вступить в бой с новой религией магглов и ввергнуть наши земли в войну и хаос или же пойти на компромисс, поддерживая мир и адаптируясь к новым условиям жизни. Это сложный выбор, друзья мои. Но нам придется его сделать. Артур взял на себя тяжкое бремя и большую задачу – установить закон в мире магглов. Мы же с вами должны сделать то же среди волшебников. – Голос Мерлина стал особо выразительным, и Том невольно обратился в слух. – Подобно тому, как король создал свой орден воинов, мы создадим свой! И он переживет века!

– Орден Мерлина! – провозгласил Артур.

Его возглас подхватили остальные мужчины.

Орден Мерлина… Позор! Как он мог забыть? Таинственная организация магглолюбов, отметившаяся в веках и растворившаяся в их бездне. Или же нет?..

По кругу пошла чаша, из которой каждый отпил по глотку. Пьянящий аромат вошел в ноздри, перед глазами появились сверкающие искры белого. Или это опять туман?..

Том открыл глаза. Серое февральское небо слегка подсвечивало готовое взойти солнце. Орден Мерлина! Надо посмотреть в библиотеке.

– Куда это ты, дорогой? – раздался сонный голос жены. – Еще рано. Дай себе поспать.

– Не могу, – Орден Мерлина, – буркнул Том.

– Что-что? Орден бороды Мерлина? – переспросила она и, кажется, окончательно проснулась.

Том сделал большие глаза и спустил ноги с кровати. Его ступня почувствовала что-то пушистое, и раньше, чем он успел выругаться, раздался бодрый голос сфинкса:

– Когда один плюс один не равняется двум?

Том тяжело вздохнул и приготовился пнуть наглое животное, готовое вцепиться ему в ногу. Но их обоих спасла Гермиона.

– Когда они разного пола, – уверенно ответила она, и тварь, что-то проворковав, опять исчезла под кроватью.

– Какие пошлые загадки у твоего гаденыша, – с иронией заметил Том.

Жена потянула его обратно, крепко прижимаясь горячим телом.

– Это зависит от точки зрения, дорогой, – дотрагиваясь губами до его уха, промурлыкала она. – Объяснить тебе, почему она у тебя такая?

Он мысленно простонал, уже не в силах игнорировать ладони, добравшиеся до живота, а вслух проворчал:

– Каким образом сфинкс оказался у нас под кроватью?

– Не волнуйся, он не будет подсматривать.

Том повернулся и встретил ее лукавый, внимательный взгляд.

– Что? – сконфуженно переспросил он.

– Ничего, – слегка засмеялась она. – Ты просто такой милый: заспанный, небритый, в пижаме…

Том критично осмотрел батистовую пижаму в бело-голубую полоску и вновь перевел взгляд на жену. Причинно-следственные связи даже у самых умных женщин все равно зачастую оставались выше его понимания. Впрочем, долго думать ему не дали. Да и он сам нисколько не возражал против сладости ее тела, настойчивого жара, поглощающего сознание, упоительной близости…

Про Орден Мерлина Том вспомнил, только выйдя из душа. Когда домовые эльфы принесли кофе и тосты, Гермиона появилась в зале с парой увесистых томов.

– Орден действовал скрытно, но на протяжении многих веков, – сообщила она. – Более тысячи лет их деятельность охватывала, по крайней мере, Европу. А в Британии Орден проявлял себя вплоть до принятия статута секретности в 1692 году.

– А что потом? – Риддл поставил чашку и теперь внимательно смотрел на жену.

– Неизвестно, – задумчиво ответила она, усаживаясь за стол.

Мгновенно появился эльф и налил ей кофе.

Какое-то время Том и Гермиона молча смотрели друг на друга.

– Могу поклясться, ты думаешь о том же, – наконец промолвила она. – Орден существует до сих пор.

Риддл согласно кивнул.

– Но тогда, получается, у них есть и враги, – продолжил он ее мысль. – Так просто подобные сны не снятся, не правда ли?

Намек был прозрачным, и Гермиона слегка покраснела.

Отпив кофе, чтобы оправдать свое молчание, она ловко переменила тему:

– Получается, наша задача найти идейных врагов Ордена, а потом уже искать сам Орден от противного.

– Если бы все было так просто, – покачал головой он, намазывая джемом тост. – Если это и вправду Орден, то действует он из рук вон плохо. Зачем противникам мешать ему? Причем настолько серьезно, чтобы добраться до меня таким способом, который магически не выявляется. Куда легче было бы действовать напрямую.

Гермиона долго молчала.

– Я не знаю, Том. Видимо, стоит поискать информацию об Ордене в Министерстве. Не все есть в книгах.

Он допил кофе, решительным движением поставил чашку на стол, будто подводя итоги беседы.

– Да, это пока единственный вариант. – Том встал из-за стола, дотронулся губами до руки жены. – Не задерживайся, дорогая. Ты мне понадобишься в офисе.

Гермиона тепло улыбнулась в ответ:

– Я скоро буду. Мне осталось просмотреть пару страниц.

Том не мог однозначно сказать, что он верит, будто за всем этим стоит пресловутый Орден. Но он был рад, что у него есть Гермиона. Даже не люби он ее, и то стоило бы на ней жениться. Польза была несомненной!

Кто бы мог подумать – уже май на дворе! А казалось, Эйлин так и будет вечно беременной.

Но нет, теперь, стоя возле кровати и сжимая руку подруги, Гермиона так не думала. Ворчание Каллидоры, несерьезные угрозы Августы, тяжелый взгляд Друэллы – все осталось где-то там, за дверями светлой комнаты с высокими потолками. Эйлин потребовала присутствия Гермионы, заявив, что только та не будет распускать сопли, ахать и охать. Миссис Риддл это прекрасно понимала – и без того рожать было сложно.

Бедные маггловские женщины, как они делали это раньше и без развитой медицины, и без зелий?

Лицо Эйлин было белым, как снег. Черные глаза ввалились и казались еще темнее, чем обычно. Волосы разметались по подушке, путаясь и прилипая к потному лбу. Словно женщина подошла к тонкой грани между жизнью и смертью, приглашая в мир живых новое существо.

Ночь прошла без сна. Гермиона изо всех сил старалась помочь Эйлин, которая временами то пыталась лечь на холодный пол, то повиснуть у подруги на шее. Зелья только облегчали боль, но не убирали ее полностью. Лишь к девяти утра начались роды, долгие, выматывающие. Эйлин будто не хотела никаких перемен, не желая отделять ребенка от себя.

Колдомедик оказалась суровой, но знающей особой. И ее тактика ведения родов интуитивно показалась Гермионе правильной – не допустить перегрузки для ребенка, но и не затягивать процесс. Волшебница отметила про себя: нужно запомнить имя женщины – и, поймав себя на этой мысли, спохватилась. Щеки залил румянец. Впрочем, стоны Эйлин быстро отбили излишнюю сентиментальность. Роды – это жутко больно, приземленно, материалистично до примитивизма. Почему новая жизнь должна появляться так? Словно процесс рождения – предвестник будущих страданий? Или же боль являлась бездушной жертвой природе за право иметь потомка, родную кровь?

И он родился. Весь в крови, орущий, с редким светлым пушком на голове – новорожденный мальчик привел Гермиону в шок. Помощница колдомедика взяла его на руки, пока та залечивала незначительные повреждения и удаляла оставшиеся сгустки из чрева матери. Состояние ребенка быстро проверили каким-то неизвестным заклинанием – кажется, все было хорошо. Гермиона не замечала суеты и хлопот, она зачарованно смотрела на малыша – это было чудо, потрясающее свидетельство могущества природы, вечности жизни. Истинное волшебство. Неужели и она сама сможет когда-нибудь прижать такое чудо к груди?

К груди? Что она читала в маггловских книгах? Матери нужно покормить ребенка сразу после родов ради профилактики аллергии. Если б Том видел все, что она читает…

– Эйлин, ты будешь его кормить? Кажется, он уже соскучился по маме, – бодро сказала миссис Риддл, и подруга наконец выдала некое подобие улыбки.

– Мне бы его заботы, – выдохнула Эйлин. – Пожалуйста, дайте мне малыша!

– Ну, появиться в совсем незнакомом месте одному… – протянула Гермиона, наблюдая, как ребенок охотно впивается беззубым ротиком в материнскую грудь. – Ты представь, каково это. Все равно что с Земли перенестись в необъятный космос, да еще с такими перегрузками. Открытое бесконечное пространство, и только мама – знакомый корабль.

– Ты переработала с магглами, – хмыкнула Эйлин, наблюдая за сыном, завтракающим с большим энтузиазмом.

– Как назовешь его, решила?

Интересно, связана ли душа с конкретным телом? Как сильно этот ребенок будет отличаться от того, из прошлого, памятного мира? Нет, он не станет убийцей!

– Северус?

Путешественница во времени вздрогнула. Она даже и не предполагала, что станет так безумно холодно и страшно от подтверждения…

– Не мрачновато ли для первого имени? – стараясь скрыть волнение, заметила она. – Может быть, что-то с более очевидным, э-э… светлым смыслом?

– Мы с мужем насчет имен как-то не очень, – выдавила улыбку Эйлин. – А отдавать бразды в руки этих…

Эйлин не слишком жаловала посиделки остальных представительниц семейства и их ближайшего круга. «Сплетницы» – метко называла их она. По поводу Друэллы Гермиона охотно разделяла сие мнение. Августе же она симпатизировала. И по старой, и по новой памяти. Оригиналка, гриффиндорка – разве могла не нравиться бабушка Невилла?

– Как насчет Бонифатиус? – предложила миссис Риддл первое имя с латинскими корнями, которое пришло в голову. – Предвещающий счастливую судьбу.

Случайное оказалось столь символичным. Случайностей не бывает.

– Или… Ренатус, возрожденный.

В этот момент колдомедик отняла ребенка от груди матери и положила его в кроватку. Гермиона склонилась над будущим крестником:

– Как тебе твое новое имя? Будешь Бонифатиусом?

Малыш причмокнул и уставился на миссис Риддл темными, расфокусированными глазенками.

– Эйлин, кажется, он согласен, – с улыбкой заметила Гермиона, продолжая с интересом наблюдать за младенцем.

Та вздохнула:

– Тогда не стоит и мучиться с выбором. Пусть будет Бонифатиус Элджи Северус Ренатус и еще что там предложит муж.

Гермиона рассмеялась:

– Правильно! И все будут довольны.

– Возможно, кроме него самого, – проворчала Эйлин, и подруга уселась рядом, ободряюще пожимая ее руку.

– Ты молодец, – сказала миссис Риддл, продолжая улыбаться. – Родила сына. Теперь хоть как его назови – он у тебя есть!

– И у тебя будет, – вдруг уверенно заявила Эйлин. – И давно бы был, если б не твоя излишняя увлеченность работой.

– Кто бы говорил!

– По крайней мере, я делаю это в большей степени ради своего удовольствия, а не ради мужа.

Лицо Гермионы на миг болезненно исказилось. Частично это было правдой.

– Я не могу этого допустить, – тихо отозвалась она. – Тому сейчас нужна вся моя поддержка, все мое свободное время. А тогда его поддержка будет нужна мне. Я не могу поставить его в такое положение.

– А раньше? Если бы он о тебе думал столько же, сколько ты о нем! – закатила глаза Эйлин.

– Раньше мы готовили все это. Я не жалуюсь, – кончиками губ улыбнулась миссис Риддл. – Кто бы мог предположить, что из Тома получится хороший муж. Однако получился.

– Потому что он знает – с тобой шутки плохи!

– Потому что он знает, что без меня ему будет хуже. Со мной ему удобно.

– Я помню, что про Тома рассказывали на факультете. Его слава там живет в веках. Эгоист он. Мог бы давно подумать о тебе.

– Он не будет навязывать мне детей, – покачала головой Гермиона.

– Ну и глупец, – резюмировала Эйлин.

В этот момент колдомедики отошли от ребенка, который заснул, и прочитали новоиспеченной матери нудную инструкцию, что и как делать с маленьким созданием. Неужели все действительно было так сложно?

Эйлин покорно слушала, а когда те ушли сообщать радостную новость семье, облегченно вздохнула:

– Какое счастье, что у нас есть эльфы и родственники. Сама я бы просто заавадилась возиться с ним.

– Что-что сделала? – вскинула брови Гермиона.

– Заавадилась, – повторила Эйлин. – Или как называется то самое, непростительное.

– Ну и черный юмор у тебя. Это страшное заклинание.

Наверное, прошлое никогда не отпустит в полной мере. Леденящие душу истории, несчастные судьбы, отчаянье.

И это неправильно. Прошлое должно оставаться прошлым. Опыт, основанный на нем, зачастую вредит. Мир меняется, да что уж там, все меняется. Даже Том изменился, как и она сама.

– Все будет хорошо, – прошептала Эйлин.

Роды наконец сморили ее, и вскоре мать несостоявшегося Северуса Снейпа мирно спала после праведных трудов.

Прежде чем отправиться домой, Гермиона какое-то время смотрела на новорожденного. Изменения – залог движения. Мир меняется, и это хорошо!

…Миссис Риддл вскоре вновь оказалась у Лонгботтомов, готовясь стать официальной крестной мальчика. Ей удалось вытащить мужа на празднество, прочитав долгую лекцию, что не стоит пренебрегать таким уважаемым семейством. Но быть крестным Том наотрез отказался, и эта роль досталась Чарлюсу Поттеру.

Ну и ладно, она особо и не настаивала. Чарлюс – отличный кандидат.

Том ворчал по поводу формализма всех церемоний, подстройки под магглов, абсолютную бессмысленность подобных мероприятий. Но Гермионе нравилась торжественная атмосфера: представители министерства, нарядные гости, счастливая мать и гордый отец.

– Нарекаю тебя Бонифатиус Элджи Северус Ренатус! – провозгласил представитель министерства.

Видимо, на большее у Лонгботтомов воображения так и не хватило.

Окропляя голову ребенка водой, Гермиона сказала:

– Удачи тебе! Будь благословенен!

Повесив на шею закутанного в белый кружевной конверт малыша золотую цепочку с маленькими вкрапленными брильянтами, миссис Риддл взяла крестника на руки.

Малыш во все глаза смотрел на нее.

– Какой же ты милый, Бон! – улыбнулась она. – Будь счастливым. И очаровательным, Бон-Бон![1]

Вокруг засмеялись.

– Да уж, он очень сладкий! – громко подтвердила Эйлин. – Особенно, когда спит зубами к стенке!

– У него еще нет зубов! – весело сказал Чарлюс.

– Ничего, кусаться он уже и сейчас мастак, – уверила его счастливая мать.

– Но на конфетку он точно похож, – вставил кто-то из умиленных женщин.

Новоиспеченный крестный вновь взял ребенка на руки, и церемония продолжилась. Все присутствующие по очереди подходили к нему с подарками и произносили хорошие пожелания. Прямо как в сказке про спящую красавицу! Какое счастье, что злой феи тут не предвиделось. Самым «злым» оставался ее Том, но и у него причины проявлять себя во всей красе отсутствовали.

Миссис Риддл с интересом наблюдала, как ее благоверный положил в пышно разукрашенную корзину подарок – что-то золотое российского происхождения. Тому во время недавнего визита надарили очень много всякой всячины – красивой, дорогой и, откровенно говоря, совершенно ненужной. Разве что платиновая матрешка особо полюбилась сфинксу.

– Будь умным и преданным своему делу, малыш, – пожелал Том и перевел взгляд на жену.

Та заметила, что темные глаза быстро изменили свое выражение. Ей показалось, или муж с завистью смотрел на ребенка? Конечно, показалось. Он всегда только шутил на эту тему.

Гермиона незаметно вздохнула. Так ли уж верна была ее позиция?

Вокруг все завертелось: терпкие запахи фимиама, звуки старинной музыки, огни фейерверка, роскошное пиршество – все слилось в яркую праздничную круговерть. Гермиона улыбалась гостям, новорожденный мальчик, как ценный приз, передавался из рук в руки. Том разговаривал с кем-то из мужчин о политике. И это было счастье, такое обыденное, простое. Но его очень хотелось испытать не из вторых рук, испытать самой.

* * *

Как быстро летит время!

Солнце готовилось занять поворотную точку на небе, с крестин Лонгботтома прошел уже целый месяц. А Том лишь сейчас смог выбраться в старинный город, который уже успел полюбить. Давно было пора поговорить с Фламелем лично – вопросов и ответов становилось все больше, но они никак не укладывались в единую систему.

Риддл задумчиво шел по набережной, на миг остановился, глядя на прекрасный фонтан. Нет, он никогда не сомневался в собственной победе, в своем интеллекте и способностях решить любую задачу. А сейчас, когда он держал в руках столь ценный товар, как информация, его преимущества возросли вдвое. Но всегда что-то не сходилось в его стройных построениях…

Место встречи.

Фламеля еще не было, Риддл пришел раньше. Сел на скамейку и позволил себе наконец расслабиться. Можно было просто посидеть, наблюдая за всем и ничем. Как часто в последнее время он смотрел на красоту мира и не видел ее. Но сейчас он имел возможность просто глядеть на птиц, прохожих, голубое небо, кажущееся вечным... Ничто не вечно. Однако создатель Философского камня не собирался умирать.

– Доброго дня, мистер Риддл, – знакомый голос вывел его из задумчивости.

Том поднялся, отвесил галантный поклон:

– Здравствуйте, месье Фламель, давно не виделись.

– Скоро будет полгода, – кивнул француз, усаживаясь на скамью и приглашая коллегу присоединиться. – Однако я всегда был рад видеть вашу милейшую супругу.

Хитрая лиса втерлась в доверие – или хотя бы завоевала расположение – к другому хитрому лису.

– Гермона шлет вам свой поклон.

– Очень приятно, благодарю, – улыбнулся Фламель.

После недолгой паузы Том сказал:

– Вы хотели видеть именно меня?

– О да. И думаю, это взаимно, не так ли?

– Без сомнения, – подтвердил Риддл, внимательно глядя на мастера алхимии.

Он никогда не рискнул бы применить легилименцию на Фламеле. Игра, которую они вели, всегда должна быть честной, или, по крайней мере, казаться таковой.

– На данный момент, я не побоюсь это сказать, мы владеем всей полнотой информации, начиная с 1933 года, – заявил Том с долей уместной гордости, но ровно и по-деловому.

– Вы проделали колоссальную работу, – впечатлился алхимик. – Впрочем, от вас другого я и не ожидал.

– Надеюсь, вы проясните мне кое-что, – продолжил Риддл, не сводя глаз с собеседника. – У нас масса сведений и деталей, которые никак не складываются воедино.

Мэтр глубоко вздохнул, погладил бороду.

– Вы должны принять то, что я могу лишь подсказать вам некоторые ориентиры, дать направление или ключ. Осознать ситуацию вам необходимо самому – в этом и заключается суть нашего договора. Только тогда можно быть на сто процентов уверенным в моей догадке, – мягко, но убежденно отозвался Фламель. – Если сейчас вы не понимаете причины этого, то потом обязательно поймете.

– Но с чем связана эта причина? – слегка нахмурился Риддл.

Началось, все та же песня.

Фламель хмыкнул, будто уловив направление его мыслей:

– А вы подумайте, Том, – надеюсь, вы не против перейти на менее формальный тон? – почему никто и никогда не замечал происходящего? Только вы зацепились за информацию и истолковали ее таким образом. А также мне самому удалось дойти до определенных выводов.

Необычный угол обзора. Но тем не менее правдивый. В чем же их уникальность? Почему даже Дамблдор, если предположить, что он действительно невиновен, никогда не обращал внимания на странную магию?

Риддл расширившимися глазами посмотрел на Фламеля.

Только он сам с Гермионой и Фламель с Перенеллой являлись бессмертными.

Неужели дело в этом? Как же ты мог упустить столь важный момент, Том?

– Вы хотите сказать, что дело в Философском камне и бессмертии? – с волнением спросил он.

Фламель улыбнулся кончиками губ:

– Не столько в бессмертии, сколько в состоянии сознания, требующемся для создания камня. И вызванного приемом эликсира в том числе.

Том продолжал напряженно молчать, и француз прибавил:

– Вам прекрасно известно, Том, насколько сильно магия зависит от личных качеств волшебника. Не только кровь относится к этим качествам. Еще и воля, и интеллект, и многое другое – все взаимозависимо. А вот что не является столь очевидным, так то, что зависит от этого не только способность творить магию, но и сопротивляться ей.

Мысли в голове завертелись быстро и яростно. Риддл предполагал, что в тайной организации состоят сильные маги, раз уж им удалось прикрывать ее деятельность, но то, что защита может действовать избирательно, причем не специально, об этом он никогда не задумывался. Во всем и всегда находится уязвимая точка!

– Вы имеете в виду, что наши таинственные враги не способны прикрыть свою магию от нас, потому что мы уже и не волшебники в определенном смысле этого слова?

– Совершенно верно, – подтвердил Фламель. – Подумайте о принципах постановки защиты, по каким параметрам это делается.

Вот это да. Но очень похоже на правду, хотя тогда выходит…

– Значит, мы неуязвимы для любой магии, ориентированной на волшебное сообщество, – потрясенно пробормотал Риддл. – До тех пор, пока кто-то не догадается об этом.

Фламель лишь коротко улыбнулся в ответ.

Том не вполне понимал, какие чувства преобладали у него в данный момент. Торжество из-за уязвимости противника? Или просто волнение? Быть может, это был страх, темный, почти забытый? Нет, скорее почти что детская обида, ибо кто-то из ныне живущих магов превзошел его в степени тайны, эпохальности влияния. Жена не раз ругала его за перфекционизм, хотя сама была такой же. Но Том упорно верил в правило: если быть, то быть величайшим. Да, маги прошлого в его глазах имели право быть великими. А вот современники – никогда!

– Расскажите, какие закономерности вы обнаружили, – между тем предложил Фламель.

Том оторвался от тревожных раздумий.

– В первую очередь – Гермиона уже говорила вам об этом – нас поразила исключительная направленность этой организации на предотвращение и смягчение маггловских конфликтов. Особенно хорошо ее деятельность можно было отследить в последней мировой войне. Например, во время битвы на Курской дуге происходили феноменальные вещи. И вовсе не благодаря русским аврорам. Магглы же, и это очень любопытно, все списывали на измененное состояние сознания.

– О да, они же временами не спали сутками, – с интересом согласился Фламель. – Пожалуйста, продолжайте.

– Достаточно логично предположить, что, по крайней мере, во главе подобной организации должен стоять могущественный маг. Но проверка всех, кто был бы на такое способен, ни к чему не привела. Неужели подобная личность скрывается ото всех? Или неожиданно обрела могущество? Обычно талант проявляется с детства.

Француз наградил Тома взглядом, который показался последнему очень странным.

– Продолжайте.

Стоило подумать над этим позже. Что особенного было в подобном наблюдении?

– Абсолютно все маги, которых так или иначе видели в местах конфликтов, отрицают свою связь с происходящим. Причем некоторым из них можно верить, за последнее время мы в этом убедились. – По сверкнувшим глазам Фламеля Том понял, что тот подумал о своем друге. Да, вот ему-то как раз верить было нельзя. – В то же время их там видели, и это тоже проверено не один раз. Какой следует вывод? Магглолюбы дожили до Империо на себе подобных?

– Один из возможных вариантов, – Фламель достал платок и протер вспотевший лоб.

– Разумеется, всегда остается возможность и других вариантов подчинения. Хотя мы не нашли следов стертой или же замененной памяти. Такое впечатление, будто весь период волшебники находились как во сне. Если это Империо, то очень интересный вариант.

– В этом деле очень много необычностей, вы согласны? – улыбнулся мэтр. – Где бы еще вы собрали столь интересный материал?

Том усмехнулся:

– Возможно, задет мой научный интерес, но никак не общественный. Чем скорее этот вопрос окажется решенным, тем лучше. Уж поверьте, месье Фламель, мне все это чуть ли не во сне уже снится.

Риддл внимательно, но как бы ненароком, наблюдал за собеседником, произнося последнюю фразу. Ни одна черточка не дрогнула на лице мэтра. Скорее всего, тот не знал про постоянные исторические сны. И вряд ли это было его рук дело. Что ж, значит, можно промолчать, – пути получения информации должны оставаться тайными.

– Не сомневаюсь, вы уже сделали какие-то предположения, не так ли, Том? – поинтересовался Фламель.

– Вы слишком хорошо обо мне думаете, – тонко улыбнулся Риддл. – У меня имеется только одно практически непротиворечивое предположение.

Фламель вскинул брови. Том не стал играть с любопытством алхимика и пояснил:

– Орден Мерлина. Или же его преемник.

– Очень интересно, – проговорил Фламель, и Риддл заметил, как довольно заблестели глаза почтенного мага.

Неужели они приблизились к разгадке?

– Чтобы оставаться тайным в полном смысле этого слова, Орден использует для своих задач других магов, – продолжил развивать свою мысль волшебник. – Возможно, даже взращивает магов – будущих членов Ордена автономно. И вполне успешно, надо сказать. Даже в архивах Министерства мы не нашли ни об одном упоминании деятельности Ордена Мерлина или другой подобной организации после 1692 года.

– Могу подтвердить последнее из персональных источников, – улыбнулся Фламель, откидываясь на спинку скамьи.

– Очень рад это слышать, – ответил Риддл и заметил: – Но в то же время у такой организации должны быть и враги. Как вы считаете?

Фламель помолчал, потом медленно сказал:

– Том, очень часто люди, как магглы, так и маги, ищут врагов не там. Вам ли, создателю Философского камня, не знать истинных врагов? В социуме происходят те же процессы. То, что кажется враждебным, – принимает такие очертания всего лишь при взгляде с определенной точки зрения. Здесь нет добра и зла, как вы сами любите говорить, есть причины и следствия. В любом обществе имеются противоборствующие силы. Но это не повод присваивать одним титул «друзья», а другим – «враги». Причем иногда это надо понимать вполне буквально.

Том нахмурился. Неужели его выводы были столь далеки от истины?

– Вы двигаетесь в правильном направлении. Остается лишь взглянуть на проблему с иного ракурса. И вы его обнаружите рано или поздно.

Риддл молчал, не зная, то ли радоваться какой-никакой, но подсказке, то ли печалиться из-за еще одной ложной – по крайней мере, не полностью правильной – теории.

– Кстати, давно хотел поздравить вас – новые Отделы финансов, созданные под вашим чутким руководством, и в Британии, и в России действуют просто великолепно.

Фламель решил смягчить горькую пилюлю?

Процесс учебы всегда был болезненным, а Том в данном вопросе играл роль ученика. Эго приходилось затыкать ради того, чтобы сделать шаг вперед. Мэтр не стал касаться в разговоре произошедшего со своим другом, и на том спасибо.

Риддл отвел взгляд от собеседника.

Красивый фонтан, казалось, олицетворял вечность, как и небо. Но ничто не являлось вечным, лишь что-то было бессмертным. А потому все менялось в этом мире – и ситуация с тайной магией тоже когда-нибудь изменится. Они решат все задачи, если только не остановятся на своем пути.

* * *

[1] Бонбон – по-французски означает «конфета».

Альфард Блэк казался расстроенным. По крайней мере, именно на такие мысли наводил его отсутствующий взгляд и то, как вяло он ел вкуснейшее мороженое. Он даже не сразу заметил Гермиону. Та помахала рукой перед глазами Блэка, и только тогда тот вышел из задумчивости.

– Что за бездны духа посетила твоя душа, друг мой? – шутливо сказала Гермиона, усаживаясь рядом.

Альфард быстро сообразил, кто перед ним, и включился в игру:

– Видимо, это были высшие миры, потому что я видел там твой светлый лик, моя госпожа!

И он страстно припал губами к ее руке.

– И что же я быстро не выпроводила тебя на грешную землю? – засмеялась волшебница, глядя, как его длинные волосы рассыпаются по лицу и падают на ее предплечье.

– Потому что ты самая милосердная из женщин, – с комичной патетикой заявил он, хотя в его тоне явно слышались серьезные нотки.

Ох, Альфард. Все-таки она любила его. По-дружески, на расстоянии, искренне. Он был из тех, кто мог запросто предать в амурных делах, но никогда не предавал в дружбе.

Блэк будто прочитал мысли Гермионы, потому что в его серых глазах зажглись искорки, когда он встретил ее взгляд.

– А еще ты героиня, раз столько лет живешь со своим экстремистом, – он нахмурился. – Ты хотела поговорить со мной. Ничего не случилось?

В этот момент подошла официантка, и Альфард заказал еще мороженого. Этот август выдался теплым – последний подарок от уходящего лета. Недаром лондонцы не усидели по домам и вышли погулять по Косому переулку, погреться на солнышке, полакомиться мороженым.

– Нет, как раз наоборот, – улыбнулась Гермиона. – Я закончила книгу и хотела попросить тебя посмотреть ее.

Он в удивлении вскинул брови.

– Я знаю, что тема слегка скучновата. Потому и стремилась написать так, чтобы даже обычные волшебники могли это прочитать с удовольствием.

Теперь на его лице проявилось острое любопытство.

– О чем же книга?

Гермиона вздохнула:

– О демографической политике.

Она на изнанку вывернулась, чтобы сдобрить научное исследование юмором и примерами. А вот у Альфарда это получалось так естественно…

Тот повел носом, сдерживая смешок.

– Хорошая тема, – весело сказал он. – Надеюсь, вы не будете издавать декреты об обязательной женитьбе?

Гермиона закатила глаза:

– Не бойся, никто не покусится на твою свободу и в прелести семейной жизни не потянет. Поощрение будет чисто экономическое. И эта демографическая политика станет одним из компонентов общей реформы.

– Не забудь открыть мировое брачное агентство, – с показной серьезностью предложил Блэк. – Пусть уж будет интернационал!

Волшебница покачала головой.

– О да, а тебя поставить во главе! Ты стал бы отличным экспертом по невестам, – с иронией заметила она. – Вот только у тебя и своих заданий хватает.

Альфард сразу стал серьезнее.

– Это точно, – кивнул он и машинально поблагодарил официантку за мороженое.

Гермиона поковыряла ложкой разноцветную сладкую массу.

– Но я, разумеется, помогу тебе, моя дорогая писательница, – наконец вновь улыбнулся Блэк . – И как, планируется значительный прирост населения?

– Чем больше, тем лучше. Но все это начнет работать, когда реформы, прежде всего финансовая, пройдут централизованно, а не только в Британии и России.

– Но вам же с экстремистом удалось уломать вторую конференцию, – вскинул брови Альфард. – И даже Дамблдор не стал на этот раз помехой.

Неужели он не понимает?

– В том-то и дело, что на этот раз, – отозвалась волшебница. – А Совет Конфедерации – это уже совсем другой уровень. Как бы нам не пришлось с этим долго возиться. Пока они своими глазами не убедятся…

– Или пока хорошенько не изучат маггловедение, – слегка саркастично прибавил Блэк. – В последнее время у меня складывается впечатление, что магглы просто чокнутые.

Все-таки причины его грусти были в задании.

Но нет, это не ее вина.

– Чокнутые, потому что ищут смысл жизни?

– Чокнутые, потому что ищут его странными путями, – Альфард передернул плечами. – И верят во всякую чушь!

– Так ты уже создал секту мирового масштаба? – с интересом уточнила Гермиона.

Блэк вздохнул.

– Я выяснил, что их уже столько, этих сект. Нет, я серьезно, их столько! И некоторые ставят целью не бабочек ловить, а заполучить самое настоящее мировое господство! Ты можешь в это поверить? Да еще приплетают сюда якобы принципы магии. Будто раз во сколько-то там сотен тысяч лет звезды принимают такое положение, что можно стать абсолютным повелителем мира. Всемогущим, ты представляешь?

Волшебница расширившимися глазами смотрела на друга.

– А для магии и так называемого духовного роста зачастую применяются те вещества, что известны как наркотики, – пламенно продолжил Блэк. – И эти деятели еще и в политику лезут! Так что хороший будет способ у твоего экстремиста контролировать маггловские правительства из тени! Я уж не говорю о том, что под маркой липовой магии можно реализовать продукты реальной, – это просто мелочи.

– Альфард, успокойся, – Гермиона наконец взяла себя в руки. – У каждого процесса такого масштаба и направленности есть перегибы и крайности. Но ты лучше подумай, какому количеству людей этот самый «так называемый духовный рост» помог!

Он посмотрел на нее долго и пронзительно.

– А я-то думал, все это затеяно ради того, чтобы создать симпатизирующие магии и волшебному сообществу элементы. Нет? Ты хочешь помочь еще и самим магглам?

По спине пробежал холодок, который излился холодом тона:

– Я всегда думаю о ситуации в комплексе, – с достоинством заявила волшебница. – Чем больше на Земле счастливых людей, тем лучше!

Он долго молчал.

– Ты действительно одна из лучших женщин, которые когда-либо появлялись в волшебном мире, Гермиона. Почему повезло не мне, а? – на губах заиграла слегка вымученная улыбка.

Гермионе вновь на миг показалось, что он серьезно.

– Тебе и не нужно такое везение. Все, что ни случается, – к лучшему… Ешь мороженое, а то растает.

В какой-то момент ей захотелось обнять его. Но она уже и представить себе не могла, каково бы оказалось быть с ним.

* * *

Том не волновался, почти что нет. Сил на волнения и переживания уже просто не осталось. Да и был он уверен, что Совет Конфедерации рано или поздно прислушается к решению конференции. И никакой Дамблдор не помешает. Оставалось надеяться, что до крайних мер не дойдет и не придется пользоваться компроматом на некоторых особо несговорчивых личностей. Возможно, даже сам Фламель побеседовал с Дамблдором, недаром тот не полез по привычке в дискуссии со своим бывшим учеником. Алхимик вполне мог показать приятелю ситуацию с противоположной стороны – Том и сам прекрасно знал, что балансирует на грани.

До заседания Совета оставалось меньше месяца, и у Риддла начались жаркие деньки. Однако загадка таинственной организации никак не покидала его ум. Орден Мерлина, словно смерть, призрачно маячил за плечом. Казалось, он находился рядом, но невозможно было ни ухватить, ни даже ясно разглядеть наглых врагов.

Сны запутывали еще сильнее, и потому Риддл решил действовать сам. Не политически, политики с него уже хватило. Разведка – это хорошо, но она не в состоянии закрыть все бреши. А ведь он маг, великий маг, которому покорилась и тайна Философского камня, и создание двойников, и полеты без вспомогательных устройств.

Риддл выбрал ближайший день Силы для своего путешествия – День осеннего равноденствия. И аппарировал ближе к вечеру, отговорившись от празднеств делами.

Окрестности Гластонбери Том практически не узнал. В самом городке присутствовала община магов, но волшебник не стал заходить туда. Он спешно направился в маггловский туристический центр, надеясь успеть до закрытия. Но затем застрял в магазине с сувенирной всячиной, где купил Гермионе красивую серебряную подвеску с кельтской символикой, а себе – нож для бумаг в виде меча короля Артура. Неужели специально медлил? Опасался не найти ничего?

А собственно, что он искал? Надеялся попасть на мистический Авалон?

Том прошелся между развалинами христианского аббатства. Древние стены в большинстве своем не знали легендарного короля. Значительная часть постройки приходилась на более поздние времена.

Риддл остановился у огороженного поребриком прямоугольника; «Место могилы короля Артура» – гласила надпись. Останки короля были уничтожены во времена Кромвеля, когда ликвидировали и само аббатство. Невежественные магглы, вновь они проявили полное равнодушие к тем, кто старался на их же благо!

Но, может быть, могила была подделкой, а настоящий Артур пребывал на Авалоне, легендарном острове яблок, вечной молодости и радости? Как и великий Мерлин…

Покинув развалины монастыря, Том направился к Гластонберийскому тору. Высокий холм высотой в пятьсот футов раньше окружали болота, и здесь во времена Мерлина находилось большое озеро. Будто пришелец из другого мира, холм возвышался над равниной одиноко и полновластно.

Риддл подошел к нему, чувствуя, как сильно бьется сердце. Заставил себя отключиться от умственного анализа, сосредоточившись на ощущениях. Ноги сами принесли к месту мощного проявления магии. Здесь не было знакомых деревьев, зеркальной воды, серебряных колокольчиков на ветвях. Но Том узнал его сразу же – именно отсюда в одном из снов Артур и Мерлин отправлялись на Авалон.

Но вход на прекрасный остров не открывался просто так.

Заклинанием призвав сухие ветви, волшебник зажег костер, который быстро прогорел мощным, яростным пламенем. Когда остались только тлеющие угли, Том насыпал на них магический порошок. Едва тот соприкоснулся с пеплом, вверх взвились разноцветные искры и повалил слепящий белый дым, так сильно похожий на мистический туман. Волшебник уселся на землю, полуприкрыв глаза. Видения и реальность постепенно слились воедино, и Том уже не понимал, где он. Серебристый туман перед глазами постепенно рассеялся, Риддл почти было приготовился увидеть Мерлина и его ученика. Но это был не сон, если, конечно, существовала разница между видением и сном-видением. Гермиона пояснила бы, что это один и тот же психический процесс. Только разница заключалась в том, что теперь он сам, Том Риддл, инициировал его. Пусть если и не играют по его правилам, то, по крайней мере, считаются с ними!

Туман стал светлее и прозрачнее.

Кто-то хихикнул.

– А у нас гости, – раздался молодой женский голос.

– Ты посмотри, кто к нам пожаловал, Моргана, – сказал другой голос, глубокий и властный. – Считает себя великим магом, надо же.

– Вивиана, а ведь он действительно великий маг! – с иронией произнесла та, которую назвали Морганой.

Том было собрался вставить свое веское слово, как из колдовской дымки проявились две женские фигуры. Когда волшебницы приблизились, Риддл окончательно убедился, кто оказался перед ним. По лицам не представлялось возможным определить возраст, но печать мудрости читалась в глазах – вечно правдивом зеркале души.

– Приветствую вас, мои госпожи, – ровно и с достоинством сказал Том в надежде, что его услышат. – Я Том Марволо Риддл, Лорд Волдеморт, последний из рода Салазара Слизерина.

Вивиана и Моргана! Это была во всех отношениях достойная компания.

Первая оказалась чем-то похожа на Гермиону: те же светлые кудри, глаза, в которых можно было утонуть, величие души, читаемое в каждой черте лица. Ради таких женщин бросали все, на таких женились несмотря ни на что, с такими хотелось быть рядом вечно. Вивиана воплощала собой бесконечный свет луны, рассеивающий темную ночь, блаженство и близость родной души.

Вторая же походила на пламя костра, яростное и непокорное. Риддл невольно поймал себя на том, что не может отвести глаз от Морганы.

Длинные черные волосы, свободно льющиеся по плечам, темные глаза – они пронизывали насквозь, полностью покоряли. Дух захватывало от огня этой женщины. Не света, а именно огня.

Том невольно признался себе, что если бы он пожелал иметь любовницу, то хотел бы только такую – безудержную, огненную. Такую, что зажгла бы его душу ярким пламенем.

На миг, всего лишь на недолгий, сладостный миг.

Казалось, Моргана уловила ход его мыслей, потому что на полных губах появилась знающая усмешка. Но Том не отвел взгляда, продолжая неотрывно смотреть в глаза гордой женщины.

– Но он не побоялся прийти сюда и вызвать нас, – сказала Вивиана, и Риддл наконец оторвался от наваждения.

Он вовремя спохватился, что все еще сидит на земле, а потому быстро встал и преклонил колено перед владычицами Авалона.

– Я ни в коем мере не хотел помешать вам, леди, – вновь сказал он. – Но у меня есть вопрос, который слишком сильно беспокоит меня. Важный для всей Англии, и не только.

– А ведь он не лжет, действительно важный, – с интересом отозвалась Моргана. – Как ему кажется.

Том молчал, ожидая, когда волшебницы обратятся лично к нему.

Вивиана внимательно посмотрела на свою спутницу, а затем вновь на Тома.

– Встань с колен, наследник Слизерина, – наконец заявила она. – Я Вивиана, Владычица озера. А это леди Моргана, сестра короля Артура.

– Я наслышан о вас, леди, – галантно поклонился Риддл.

Его сердце билось от волнения и жаркого вдохновения. Лучшие женщины волшебного прошлого!

– Что ты ищешь здесь?

– Мне нужно поговорить с Мерлином, – ровно произнес он и прибавил: – Или тем, кто может быть в курсе его дел.

И он многозначительно посмотрел на Вивиану.

Та фыркнула:

– В курсе дел Мерлина? Это сильно сказано, мой мальчик!

– Я имел в виду Орден Мерлина и ту магию, что он оставил после себя, – уточнил Риддл, не прореагировав на насмешку. – Весь волшебный мир живет по законам, созданным им. Но времена меняются. И я должен узнать важные вещи, необходимые для успешного изменения.

Вивиана некоторое время молчала, неотрывно глядя Тому в глаза. Но ему нечего было скрывать.

– Мерлин… времена Мерлина прошли, ты сам это сказал, – наконец заявила она. – Все меняется, и теперь в ответе ты, Том Марволо Риддл! Не перекладывай свою ответственность на других. Более того, тебя волнуют не те вопросы, что позволили бы вступить на Авалон. Ты пришел не по той причине. До встречи, наследник Слизерина.

Том не успел и слова вымолвить, как волшебница развернулась и исчезла в светящемся мареве.

Неужели сама Вивиана дала ему добро на реформы? В то же время так и оставив в потемках…

Моргана, однако, и не думала уходить. Ощущая, как по телу бегут мурашки, Риддл вновь перевел взгляд на нее.

С обворожительной, голодной улыбкой волшебница приблизилась к нему.

– А ты занятный, – не сводя с него глаз, прошептала она. – Но только ты упустил одну важную деталь, Том Марволо Риддл.

Теперь она уже стояла вплотную, и мага бросило в жар. Моргана положила руки ему на плечи и, не дожидаясь ответа, почти дотронулась губами до уха мужчины.

– Авалон – это не место, а состояние души.

Не может быть!.. Впрочем, может.

Мысли судорожно сменяли одна другую, и Том не уловил момента, когда губы женщины приблизились к его губам, захватывая их в горячем поцелуе, столь же сильном и обжигающем, как огненная аура самой волшебницы.

Он не мог не ответить ей. Претендуя на доминирование, Том крепко прижал Моргану к себе. В голове все смешалось в красочном тумане эйфории. Кровь пульсировала в висках, в то время как маг жадно покрывал поцелуями белую шею, грудь, каким-то образом оказавшуюся обнаженной, до боли сжимал хрупкие плечи.

Так сладко и жарко, весь мир тонет в неге, знойном тумане, ощущениях довольного, податливого тела женщины. И сейчас он уловит то, что чувствует она…

Нет, он был не со своей женой, а потому никакой настройки не случится.

И не надо! Хотелось лишь одного – забыть про все на свете и погрузиться в роскошное наслаждение, пьянящую страсть, дар Морганы. Погрузиться в нее, немедленно, прямо здесь и сейчас.

Перед глазами сверкали белые искры, и только одна мысль на периферии сознания держала, не позволяла кинуться в томительный омут с головой.

Проклятая мысль. Да, все признаки, и что с того? Пусть подчинение, она стоит того, лучшая волшебница, Моргана…

Подчинение?

Невероятным усилием он оторвался от женщины. Ледяной ужас отрезвил затуманенный мозг.

Чары подчинения! Превосходящие Империо по силе и опасности, сходные с любовной магией. Краткие, но потом уже оказывается поздно…

– Куда же ты, милый? – томно прошептала волшебница. – Ты же хочешь меня, маг!

Он быстро достал волшебную палочку, готовясь к нападению. Но в тот же момент понял, что больше ничего не последует.

– Я безумно хочу тебя, Моргана, – признал он сухо и горячо. И добавил с иронией: – Но мне некогда. Финансовая реформа, знаешь ли, важнее.

Теперь коварная соблазнительница не делала попыток приблизиться и глядела на несостоявшегося любовника с откровенным интересом.

– У тебя не будет второго шанса, наследник Слизерина, – игриво заметила она.

– Мне очень жаль, что ты не испытаешь того, что могла бы, – в тон ей отозвался Риддл.

Моргана засмеялась, искренне, от души:

– Вижу, почему на этом месте оказался именно ты, – и уже серьезно, даже как-то торжественно прибавила: – Поздравляю, ты выдержал испытание!

Словно напоминание о реальном мире, порыв холодного ветра окончательно остудил сознание мага.

Они проверяли его!

Но с какой целью? Открыть тайны? Оставить в живых? Или просто использовать?

– Должна сказать лишь одно, Том Риддл: все очень просто в этом мире. И было так во все времена, в любых проявлениях реальности. Но людям вечно не хватает самой малости для счастья: их выбор небезупречен. Они сомневаются, даже приняв решение. И этот вечный голос сомнения рушит веру, подрывает ту мощную силу, которую любой маг, в том числе самый бесталанный, мог бы использовать ради своей цели.

– Ты хочешь сказать, что я сомневаюсь в своем выборе? – сдвинул брови Риддл.

Она вновь засмеялась – звонко, как переливы хрустальной воды в целительном источнике.

– О нет, это тебе на будущее, наследник Слизерина. Своего выбора, самого важного, определяющего судьбу, ты еще не сделал вообще.

– Ты имеешь в виду мой далеко не скромный вклад в дела магического мира? У меня недостаточно информации для этого, – пожал плечами Том, размышляя над словами волшебницы.

– Ты так считаешь? – с легкой насмешкой отозвалась Моргана. – Дело не в информации и не во внешних причинах, а в слабости духа. Одной секунды достаточно для того, чтобы встать на кратчайший путь к цели. Для этого надо просто решить окончательно, без возможностей для отступления и без сомнений в глубинах собственного существа.

Она вновь сделала шаг вперед, прикасаясь губами в мимолетном поцелуе. И с заманчивой, загадочной улыбкой на лице отступила в светящееся серебро тумана. На миг его пронзила боль, тоска по этой женщине, но он волевым усилием сдержал себя.

Том постоял некоторое время, глядя на вечернее небо, на котором уже начали загораться звезды. Стало ли ему легче после визита в Гластонбери?

Однако он узнал крайне важную информацию, подтверждение того, что все происходящее – неслучайно. Но наследник Слизерина не собирался быть марионеткой в чужой игре.

Судьба и выбор. Моргана была права, все дело в безупречности выбора. Но может ли человек в полной мере быть свободным, чтобы сделать его? Насколько осознанным будет этот выбор? Столько всего вокруг ограничивает сознание, затмевая видение… Но его выбор должен быть осознанным. Не ради магов и человечества, а в первую очередь – ради самого Тома Риддла.

А еще лучше сразу играть так, чтобы никогда не оказываться перед выбором, навязанным извне. И не ждать разрешений ни от кого, чтобы попасть на Авалон. Впрочем, легче от этого не станет…

Том аппарировал в замок Певерелл. Прошел в зал, ожидая найти там жену.

Гермиона сидела у камина с книгой в руках. Увидев мужа, отложила чтение, быстро поднялась с дивана.

– Ты задержался, гости уже ушли, – с легким укором сказала она. Но потом сразу же озабоченно прибавила: – Все в порядке, дорогой? Ты совсем бледный.

Он обнял жену молча и порывисто. Прикасаясь губами к ее губам, уловил настройку на ощущения и эмоции. Покрыл быстрыми поцелуями ее лицо.

– Все хорошо, милая. У меня были дела, я расскажу тебе позже.

Думал ли он, погружаясь в омут желания, о другой женщине с опасным блеском в глазах, почти превратившей его в раба?

Быть может, он и вспомнит Моргану. Возможно, даже не раз. Но он бы ни за то не согласился связать с ней всю свою жизнь.

Любовь всегда лучше страсти. Точно так же, как теплый солнечный день лучше яростной, бурной грозы и огня молнии. Если бы пришлось выбирать, то Риддл бы предпочел Гермиону, вполне осознанно и окончательно.

Лорд Волдеморт редко появлялся на публике. Но когда появлялся, это превращалось в настоящее событие. Авроры вставали на дыбы, сторонники ликовали, среднестатистические волшебники получали повод посплетничать, а противники напряженно гадали, чего еще ожидать от хитроумного Лорда.

Гермиона и сама не вполне предполагала подобное. Кто бы мог подумать, что она, Гермиона Грейнджер, будет гордо носить маску приспешницы Лорда Волдеморта? А сам названный Лорд позаимствует у магглов идею пресс-конференций? Ирония судьбы.

Волшебница одернула себя. Она уже много лет была не Грейнджер, а Риддл. Да и сам Лорд Волдеморт даже и не думал мелочиться на детские жестокие игры наподобие черных меток над домами. Пожалуй, единственным отголоском нездорового прошлого оставалось противостояние с Дамблдором. Который сам, надо сказать, не явился на нынешнее открытое собрание. Зато среди толпы Гермиона заметила бывших гриффиндорцев. Вэнс, Люпин, Вуд – все они находились здесь. Но никто не мог использовать магию внутри большого зала, даже явись сюда весь аврорат.

Гермиона повернула голову к мужу. Лорд Волдеморт, выступающий перед широкой общественностью... Вот бы Гарри посмеялся! Не хватало только кинокамер, софитов и диктофонов! А еще лучше – прямой трансляции по маггловским каналам телевидения. Всеобщий переполох и боевая готовность гарантированы!

Волшебница откинулась на спинку мягкого кресла, продолжая наблюдать за мужем, сидящим на сцене. Со всех сторон и в самом зале находились его соратники, среди которых была и она сама. Если бы кто-то посмел… впрочем, кто бы посмел?

Гермиона спиной ощущала всеобщее волнение. Зал был светлый и просторный – благодаря магии, – но воздух словно уплотнился, проявился тяжелой завесой острого интереса и нескрываемых эмоций.

Сам же Лорд Волдеморт был спокоен, как удав. Да уж, как Шеша, вырвавшийся за добычей на волю. Что-то изменилось в Томе после встречи с легендарными личностями прошлого. Он стал не то чтобы серьезнее, скорее, начал походить на хищника, готового к одному смертельному прыжку, знающего, что второго шанса не будет.

Действительно ли муж встретил Моргану и Вивиану? То, что встретил – кого-то, – Гермиона не сомневалась, но являлись ли они теми самыми реальными волшебницами? Или же представляли собой, подобно портретам, своего рода программу-имитацию, остаточный слепок с личности, чья душа давно ушла в духовное царство? В то же время в определенных источниках говорилось, что некоторые великие оставались между мирами в качестве проводников. Но то был миф, непроверяемый эмпирически. Кто знал, тот не говорил. А кто говорил – не знал.

Том детально рассказывал о новой финансовой системе, призывая воспользоваться появившимися свободами. Подробно объяснил ее преимущества, выгоду и перспективы. Разумеется, он напрямую не называл своим первый альтернативный Гринготтсу банк, но намекал, на взгляд жены, даже слишком открыто.

Гермиона оторвалась от размышлений об Авалоне, поправила маску на лице, вновь прислушиваясь к словам мужа. Они почему-то удивили ее. Но она быстро отругала саму себя. Не стыдно? Разве Том когда-нибудь давал повод сомневаться?

– Сейчас самое время протестовать громко и открыто. Благодаря инициативам нового министра нам дана возможность вздохнуть свободно, и мы должны воспользоваться ей в полную силу! Каждый из вас, кто поддерживал наше движение, тайно или явно сочувствовал ему, получил шанс, которым обязан воспользоваться. Неразумно ждать дальнейшие инициативы сверху. Волшебникам давно пора перестать быть покорным скотом, ведомым неизвестно кем непонятно куда. Мы призываем к тому, чтобы каждый из вас пришел к общественному самосознанию. Вы часть волшебного мира, без вас он ничто, его законы предназначены для вас. Осознайте себя творцами истории и своей собственной жизни! Юридическая система должна стать нашей первой мишенью. Вы спросите, разве не действует уже созданное законодательство? Да, оно действуют, подменяя буквой закона его дух. Мы должны отойти от общества законности, поглощающего самого себя своим формализмом и беспощадностью. Общество закона – это то, что нес маггловский фашизм и Гринделвальд. Наше общество должно стать обществом права, существуя для каждого отдельного волшебника. Только так оно сможет выжить. Только так волшебный мир встанет с колен на арене мировой истории. Он уникален, и мы обязаны укреплять и защищать его. И это зависит от каждого из вас!

Как же он был умен, ее Том. Однако идея о превосходстве магов так и не покинула его. Но теперь интерес Лорда Волдеморта распространялся на весь волшебный мир с целью сохранить его уникальную культуру. Да, вопрос с магглорожденными предстояло решать. И Гермиона больше всего волновалась именно из-за него. Но ее Том и вправду был умен.

О, сколько вопросов. Жадных, перебивающих друг друга, нетерпеливых. Но это радовало – люди серьезно восприняли слова Лорда. Совершенно разные люди, из разных слоев общества и даже из разных уголков Земли. Волшебница с интересом слушала ответы мужа, затем того сменил Абраксас, а потом Эйвери, который насмешил зал. Пресс-конференция подходила к концу. Кажется, все прошло успешно…

Не успела Гермиона облегченно вздохнуть, как двери с треском распахнулись, и на пороге появился не кто иной, как Дэверелл Гэджеон. Начальник аврората хищно осмотрел зал, в котором повисла мертвая тишина, и самодовольно заявил:

– Вот ты и попался, Лорд! Хотя здесь и нельзя использовать магию, зато снаружи можно. Никто не уйдет без разрешения авроров!

Все выглядело нереально, даже в какой-то степени комично. Гермиона едва не рассмеялась, несмотря на всю серьезность момента. Как жалко смотрелся министерский чинуша среди огромной толпы людей, уставших от вечных запретов! Будто карикатура из дурного маггловского боевика.

Но все же ей стало не по себе.

– Спокойствие! – раздался в ответ громкий и уверенный голос Тома. – Все уйдут легко и организованно.

Но это был, похоже, единственный момент, когда слова Лорда проигнорировали. «Рыцари», стоящие у дверей, едва сдержали порыв волшебников выбежать из зала и вступить с аврорами в открытую потасовку.

– Лучше уходи отсюда, министерская шавка!

– Иди-иди сюда, тогда Азкабан тебе покажется курортом!

Отбросив волнение, волшебница пробралась через негодующую толпу к трибуне. Зал бушевал, несмотря на призывы организаторов. Разумеется, не все жаждали подраться с аврорами, многие просто откровенно боялись, но их можно было понять.

Лицо мужа скрывалось за маской, но Гермиона видела по жестам и позе его гнев. Тронула за плечо. Том обернулся и, увидев жену, процедил:

– Дамблдор!

Что? Она в первый момент не поняла. Но потом до нее дошло, неотвратимо и жутко. Не может быть! Дамблдор натравил на них Гэджеона?

– Активируй порталы, – нахмурившись, предложила она. – Мы прикроем, пока ты снимешь защиту.

– Не получается, я уже проверял, – в ответ чуть ли не прорычал Том. – Этот шут заблокировал министерскую магию, которой были активированы порталы, и поставил антиаппарационные барьеры!

– Что, не получается сбежать?! – издевательский крик Гэджеона перекрыл шум толпы. – И не получится, Лорд Волдеморт! Или, лучше сказать, Том Марволо Риддл?!

В зале вновь воцарилась тишина – Гермиона почувствовала, как она падает на нее, словно могильная плита, давя, окутывая ледяным холодом.

Том первым пришел в себя. И волшебница ощутила в нем холодную ярость, которую наследник Слизерина испытывал только в те моменты, когда он был готов убить, уничтожить, стереть с лица земли. Когда в нем просыпался отголосок несбывшегося.

– У выхода – приготовьтесь блокировать атаку авроров, сейчас защита будет снята, – четко приказал он в маго-рацию. – Группа Рудольфуса, быстро на помощь. Остальным следить за окнами и быть готовыми к перемещению. Никому не выходить за пределы зала и никого не впускать!

Гермиона удивленно смотрела на мужа. Она сама бы приняла открытый бой – разумеется, без летальных исходов, – чтоб не повадно было. Но, видимо, Том посчитал эту идею не самой удачной.

– Здесь слишком много народа, – тихо ответил он на невысказанные сомнения. – Мне понадобится твоя помощь.

– В чем?

– Если министерская магия блокируется и порталами не воспользоваться, то превратим своими силами весь зал в портал, – заметив изумленный взгляд жены, пояснил: – Имеется в виду, пол.

С ума сошел?! Невероятно… Нужна нечеловеческая концентрация…

– Сейчас не время для дискуссий, – категорично заявил Том и приказал: – Отправляйся в конец зала, представляй поляну перед Хогвартсом. Это лучшее место, чтобы точно проложить пространственный канал. Когда я дам сигнал рукой, действуем.

В это время зал уже не молчал, даже самые робкие вскочили с мест, яростно обсуждая, мог ли Волдеморт в действительности быть работником министерства. Кто-то призывал Лорда опровергнуть наглое заявление, кто-то – кажется, как раз таки гриффиндорцы, – орал, что это правда. Гермиона едва протиснулась сквозь толпу и чуть ли не прокричала на ухо Рудольфусу, чтобы он прикрывал персонально ее.

Лорд Волдеморт холодно проигнорировал инсинуацию начальника аврората, которого вышвырнули из зала безо всякой магии, за шкирку, как нашкодившего сфинкса. Махнул рукой.

– Portus! – выкрикнула Гермиона, направляя палочку в центр зала.

Сосредоточившись, она почти не слышала сильный голос мужа, прозвучавший как из иного мира.

Синий свет охватил пол будто морской волной. Зал замерцал, и никто не успел и слова сказать, когда почувствовался резкий толчок в солнечном сплетении.

Они были у Хогвартса. Уже смеркалось, стоял конец ноября, меньше месяца осталось до самой долгой ночи в году. Гермиона, приковав взгляд к величественному замку, практически не видела толпы волшебников, столь необычным образом перемещенных из зала – интересно, само здание осталось цело?

– Прощу прощения за вынужденный фокус, дамы и господа. Все оставшиеся вопросы пишите в редакцию «Новой Эры». Отсюда уже можно аппарировать, – сухо и кратко пояснил Том.

Он не казался уставшим, но однозначно был недоволен. Да, чему уж тут радоваться…

Некоторые еще пребывали в шоке от невиданного «фокуса», другие шустро последовали совету. А «рыцари» дружно провозгласили славу магическим талантам Лорда Волдеморта. Кто бы сомневался.

Гермиона подошла к Тому, прикоснулась к руке. Тот даже не обернулся. Молча смотрел на Хогвартс.

– Ну все, это уже предел, – наконец услышала она шепот мужа.

Неужели Дамблдор действительно решил действовать иным путем? А вовсе не согласился пойти на разумные уступки, как казалось после первого этапа заседаний Совета Конфедерации?

Страшно. Да, и за Дамблдора, и еще больше – за Тома. И за саму себя.

– Пойдем домой, дорогой. Там все обсудим.

– Уже и так понятно, что это – война. И мы вынуждены в ней участвовать, – тихо отозвался он. В следующий момент от его задумчивости не осталось и следа, и Лорд Волдеморт решительно произнес: – Это их выбор.

С тяжелым сердцем Гермиона аппарировала вслед за мужем в замок Певерелл. Не успели они выйти из комнаты, открытой для пространственных перемещений, как перед ними возник патронус Лестрейнджа.

Красивый леопард стрелой пронесся вокруг Риддлов.

– Мой Лорд, важные новости из маггловского мира. Президента Кеннеди убили.

* * *

– Никто подмены не обнаружил? – деловито осведомился Риддл. – Ты уж думай, в кого оборачиваться. Еще бы выбрал самого Джонсона![1]

– Не мешало бы, вот только он сбежал из Далласа, – фыркнул Эйвери, но, нарвавшись на предупреждающее покашливание Тома, прибавил: – Не впервой, мой Лорд. Да и тут такая толпа с этими так называемыми пресс-конференциями. С обвиняемым, надо же. Не к добру это.

Катастрофа нависла тяжелым облаком над страной, она душила всех, сковывая сердца страхом и отнимая надежду. Словно олицетворенная тьма поджидала рядом очередную жертву. В этом маггловском вертепе Риддла почти что тошнило. Но дело было слишком серьезным, чтобы поручить его кому-то другому.

– Скоро твое зелье заканчивает действие, – сухо заметил он. – Поспешим.

– Мы еще вернемся в Даллас? – прибавив шагу, поинтересовался Эйвери.

– Для чего? Мы выяснили, что маги в этом деле не замешаны.

Это было единственное, что радовало. Очень радовало.

– Слава Мерлину, Моргане и Салазару!

– Вот она-то тут совсем ни при чем, – бросил Том и, стараясь изобразить насмешку, прибавил: – Неужели ты жаждешь справедливости?

– Ты издеваешься, мой Лорд? Какая может быть справедливость на скотном дворе?

– Тогда к чему вопросы?

– Понял, исправлюсь, – шустро поддакнул бывший одноклассник.

Натуральные космы Эйвери уже начали проявляться в тот момент, когда волшебники подходили к контрольному пункту полицейского управления.

– Ты говорил, еще есть пять минут! – Риддл наконец вышел из себя.

Что за детский сад! Ну, приятель…

Выругавшись сквозь зубы всеми атрибутами помянутых магов прошлого, Том быстро вытащил палочку. Что б сторонникам Дамблдора так жить! Чуть не попасться на глаза магглам – грубая работа, а разгребать этот завал должен не кто иной, как сам начальник Управления магической безопасности. Позор! Но он-то хотя бы выполнит ее хорошо, а после некоторых авроров… вот так и плодятся мифы.

Трюк был стандартным, прописанным в самолично Томом же составленной инструкции для «Вальпургиевых рыцарей». Но делать все приходилось быстро и невербально. Себе на голову Эйвери накинул платок, который был трансфигурирован в слепок еще не принявшего родные очертания лица, а тот был видоизменен в эластичную маску. Волосы же просто трансфигурировались.

Если бы не было столько народа на этом трагическом фарсе, на который вытащили Освальда,[2] все было бы куда проще. А тут едва успели. Видеокамеры не люди, им память не изменить!

Когда маги прошли через контрольный пункт и покинули тюрьму, Том ругался несколько минут без остановок.

– Думаю, никто не узнает, примени я сейчас Круциатос, – под конец язвительно прошипел он. – Ты как на это смотришь, друг мой?

– Отрицательно. Но я уже наказан этой гадостью на лице, – понуро выдавил Эйвери, с опаской глядя на шефа. – Прошу прощения, мой Лорд. Еще ни на одном задании мне не было так хреново.

Какие нежные пошли оперативники, и не кто-нибудь, а ближний круг.

– Интересно, насколько бы тебе стало «хреново», если бы в деле оказались замешаны маги? – зло бросил Том.

– На прощание и похороны я бы все равно не пошел. С меня хватило.

Похороны президента, намеченные на двадцать пятое ноября. Риддл бы и сам не пошел – слишком противоречивые чувства были связаны с этим ритуальным действом.

– Нужно изменить память нашим донорам, – хмуро заметил Том, заканчивая разговор.

– Может быть, не надо? Все равно в этом хаосе никто не разберется.

Одного уничижительного взгляда хватило, чтобы скисший балагур заткнулся.

Позже, когда операция была полностью завершена, Риддл позволил себе расслабиться и погрузиться в размышления.

Смерть Кеннеди в каком-то смысле могла быть выгодна магическому сообществу. Например, потому что мирному пути борьбы с так называемой коммунистической угрозой пришел конец. Или почти конец. И пока США будут куда более упоенно воплощать свои амбициозно-дебильные планы, маги смогут провернуть важные мероприятия. Кеннеди, помнится, собирался вывести войска из Вьетнама. Интересно, как быстро благие намерения пойдут гиппогрифу под хвост?

Но нет, Риддл поймал себя на том, что не может радоваться смерти президента. И даже не из-за того, что плюсы лишь уравновешивали минусы, а потому что ушел один из тех, кто сумел заслужить уважение даже у врагов. Тех, кто подтвердил важность личности в истории. Долохов сообщил, что Хрущев был в шоке. Настолько, что планировалось транслировать похороны по телевидению – и это не где-нибудь, а в СССР! Да что уж там Хрущев, сотрудники Управления магической безопасности, принимавшие участие в Карибском кризисе, и те были потрясены.

И поэтому Риддл прекрасно понимал настроение Эйвери. Вот только смерть других слишком редко заставляла людей задуматься настолько, чтобы изменить свою собственную жизнь. Как же люди слабы и ничтожны. Они заслужили смерть таких лидеров!

Мир магглов, казалось, стал еще более сумасшедшим. Может быть, и тут сказывались вселенские законы? Чем больше сосредотачивалось разума, а потому и упорядоченности, в мире магов, тем меньше его становилось у магглов. К сожалению, два мира были связаны воедино, потому что делили одну и ту же территорию. Гермиона, правда, считала, что это к счастью.

Закрутившись с делами, Том появился дома уже за полночь. Но завтра был выходной, и Риддл собирался хорошо отоспаться. Гермиона, бледная и расстроенная, повисла у него на шее и долго молча обнимала его. Неужели и вправду верила, что от обнимания вырабатываются эндорфины, гормоны радости? Ох уж эти маггловкие знания! Тем не менее Том особо не возражал, чтобы обнимали и его.

Гермиона наконец отстранилась. Вид у нее был и вправду убитый.

– Дорогой, есть еще новости, – наконец, глубоко вдохнув, начала она. – Это прислали из Министерства.

Легким взмахом палочки Гермиона призвала с серванта пергамент. Сразу же бросилась в глаза большая печать аврората.

– Гэджеон? Мало схлопотал? – со злой усталостью спросил Том, разворачивая свиток.

Мистеру Тому Марволо Риддлу от начальника аврората Деверелла Реджинальда Александра Ланселота Бруно Гэджеона.

– Ты посмотри-ка, он еще и Ланселот! Ну надо же, – скривился Риддл.

– Имена не всегда соответствуют сущности человека, – пожала плечами Гермиона. – Тем комичней они смотрятся.

– Да-да, как там наш Дамблдор? Вульфрик Персиваль… дальше забыл, – иронично подхватил Том.

– Ты лучше читай.

В связи с обвинением по делу номер десять тысяч сто восемь прошу явиться двадцать пятого ноября в десять часов утра для дачи показаний.

Дальше стоял витиеватый росчерк Гэджеона.

Риддл в сердцах отбросил пергамент.

Идиот! Чтоб ему запутаться в бороде Мерлина!

– Неужели этот тролль считает, что сумеет найти доказательства? – Том даже не знал, злиться ему или смеяться.

– Разве что Дамблдор что-то подкинет, – заметила Гермиона. – Он уверен, что ты Лорд Волдеморт.

Волшебник стиснул зубы. Это было весьма вероятно.

– Может быть, поговорить с министром? – предложила жена, но он лишь провел рукой по ее плечу и отрицательно покачал головой.

– Не стоит втягивать в это дело Нобби. Ему как раз нужно держаться в стороне. А уж оставит ли он впоследствии Гэджеона на этом месте или нет…

– Хорошо, у нас достаточно верных людей, способных противостоять действию веритасерума, – согласилась Гермиона, она выглядело устало, но очень юно.

А что, если…

В этот момент с большим подносом появился домовой эльф, и жена потянула Риддла к столу. Тот удержал ее, обняв. Наклонился к уху.

– Я думаю, мы с тобой обойдемся без свидетелей. Разумеется, меня, а потом и тебя будут расспрашивать, где мы были во время пресс-конференции Лорда.

Она вскинула брови.

– Думаю, можно подкинуть модифицированное воспоминание, чем мы занимались в это время, – хитро промурлыкал Том. – Что-нибудь откровенное и шокирующее.

Гермиона аж покраснела.

– Ты хочешь показать меня в обнаженном виде этой своре мужланов?! – она сжала кулачки и попыталась вырваться, но он крепко держал ее.

– А почему бы и нет. Пусть завидуют!

Когда жена перестала сопротивляться, он чмокнул ее в лоб. Гермиона обреченно вздохнула:

– Эту память будут смотреть, как магглы порнографию, если вовремя не забрать из архивов.

Но он лишь рассмеялся и теперь сам повел ее к столу.

Гермиона вновь нахмурилась.

– Но это не отменяет возможные подставы со стороны Дамблдора.

Разумеется, в нем-то совесть не проснется – ради победы любые средства хороши.

Пора уже сказать Гермионе.

Том прожевал бисквит, поймал взгляд жены и заявил:

– Это не отменяет. Зато отменяю я, – и пояснил, видя ее изумление: – Завтра выходной, самое время нанести визит господину директору.

Она чуть не поперхнулась чаем.

– Ты собираешься…

– Всего лишь предложить ему сделку. Так что завтра отоспаться нам с тобой не придется. Сейчас поедим и немедленно отправим сову.

Риддл видел, что Гермионе страшно – чуть ли не до панического ужаса, – но она быстро взяла себя в руки.

– Ты понимаешь, что это означает, Том? – осторожно спросила волшебница.

– Дамблдор сам объявил мне войну – тем, что рассказал Гэджеону, – он пожал плечами. – Я же, можно так сказать, предложу ему мир.

– Своеобразным способом, – прибавила Гермиона. – Но что будет с Хогвартсом? Проблема не в людях, дорогой, а в том, чему они научены.

– Чем именно промыты им мозги – конечно, конечно, – подхватил Риддл. – Вот потому, милая, я все-таки решился на этот шаг. Надеюсь, ты меня поймешь.

Она смотрела на него во все глаза, но он не поддался желанию махнуть рукой на все и пойти на попятную. А хотелось, очень хотелось – не ради дел с директором, на того ему было плевать. Ради их собственной семьи.

– Я нашел для Дамблдора преемника.

* * *

[1] Линдон Бейнс Джонсон – 36-й президент США, принесший присягу в день убийства Кеннеди на борту его самолета.

[2] Ли Харви Освальд – единственный официальный подозреваемый в убийстве Джона Кеннеди, убит через два дня после гибели президента.

Пир во время чумы – что еще сказать, если она радуется хотя бы тому, что уговорила мужа встретиться с Дамблдором прилюдно? Столь памятные якорные образы Хогвартса – только этого им и не хватало. Чудесные бы вышли переговоры, если бы маги пошли по старому сценарию противостояния! Упрямство мужа было слишком известным, воля несгибаема, и если он что-то вбивал себе в голову…Неужели Том был готов решиться на крайние меры? Он утверждал, что не хочет прослыть трусом, страшащимся явиться в логово врага. Слава Мерлину, что в конце концов Лорд Волдеморт все-таки согласился на Хогсмид. Затевать поединок в «Трех метлах» – Гермиона надеялась, что оба великих мага обладают достаточным количеством здравого смысла, чтобы не докатиться до такого позора.

Все и так, казалось, стремительно летело в тартарары. Начиная со смерти Кеннеди, которая потрясла волшебницу тем сильнее, что она предупреждала его об опасности. Пусть анонимно, но, убедившись, что послание дошло. Не поверил? Знал, но все равно отважился на смертельную поездку? Теперь оставалось только спасти его брата, иначе станет совсем безрадостно. Хуже всего было то, что Гермиона не помнила точные даты трагедии и не смогла предупредить президента конкретно и в подробностях. Кто бы ни стоял за судьбоносным перемещением во времени, он позабыл снабдить свою жертву учебником истории. А ведь прошло уже так много лет! Иная жизнь казалась сном. Старенькие книги по психологии и пара комплектов одежды – это все, что осталось у нее от прошлых времен. И знания. Знания, как быть не должно! Иначе она не простит самой себе. Фатум зависит от выбора человека, от того, где его сердце!

Но как же трудно бывало порой. То, что предложил Том, казалось просто безумием. Почва уходила из-под ног, ни разу еще в постхогвартские времена ее миссия не была столь близка к провалу.

Гермиона никогда бы не подумала, что после всего пережитого руки будут трястись, дотрагиваясь до шершавого дерева входной двери. Надо хотя бы казаться спокойной, иначе муж пожалеет, что взял ее на переговоры.

А кафе совсем не изменилось. И даже не просто с сороковых или девяностых – перемен здесь словно вовсе и не было. Если и не с веков восстания гоблинов, то все равно с незапамятных времен. Как же звали хозяйку бара раньше? Мадам Розмерта. А уж не она ли та девчушка у стойки?

Гарри, Рон… Такая жизнь – и благословение, и проклятие. Мерзкая двойственность. Почему никогда не бывает однозначности? Какое счастье, что хотя бы вера и любовь однозначны всегда – они либо есть, либо нет.

Забили часы, возвращая Гермиону в реальность. Ровно три – они с мужем пунктуальны. Где же Дамблдор? А вот и он, легок на помине. Вошел вслед за ними минутой позже.

Два волшебника застыли друг перед другом. Гермиона с тревогой смотрела, как напрягся муж, встречая взгляд бывшего профессора. Казалось, взгляд материализовался. Будто молнии прорезали пространство, воздух стал грозовым – насыщенным, тяжелым. Мерлин, пережить бы это. Если договориться не удастся… Лучше не думать, что случится тогда!

– Господа, давайте присядем и закажем кофе. В ногах правды нет.

Эти слова подействовали подобно громоотводу. Двое лучших магов современности одновременно посмотрели на волшебницу – и весь заряд пришелся на нее. Невольно ощутив себя нашкодившей гриффиндоркой, она выдавила улыбку и махнула рукой в направлении столов.

– Лучше чай, – неожиданно сказал Дамблдор, и Гермиона на миг признала в нем того, другого, «ее» директора. – Непременно с малиновым джемом.

– А я предпочту кофе без сахара, – сухо ответил Том, как бы обращаясь к жене.

Та быстро повела мужчин к столику. Хоть бы все разрешилось мирно! Мерлин, помоги!

Скромное застолье прошло в молчании. И лишь когда чашки и тарелки оказались пусты, Дамблдор покашлял и с вымученной улыбкой спросил:

– Так о чем ты хотел побеседовать, Том?

По всей видимости, так бывает всегда, когда пересекаются жизни двух великих людей – они становятся или лучшими друзьями, или смертельными врагами.

Том помолчал, неотрывно глядя в глаза Дамблдора. Легилименция? Вряд ли, им обоим такое не под силу. Но именно во взгляде проявляется сила человеческой души. Страшная мощь одних, трусость других, невинность третьих.

– Худой мир лучше доброй ссоры, не так ли, господин директор? – начал муж, не отводя взгляда.

– В большинстве случаев это верно, Том, – наконец ответил Дамблдор.

Да, пусть соглашается, неважно с чем. Потом привыкнет.

– И, конечно же, вы должны осознавать ответственность за волшебный мир и никогда не ставить его на грань уничтожения.

– Это правильно. Но понимать свою ответственность должен каждый.

Муж недобро улыбнулся. Бедный, как же Гермиона сочувствовала ему. Но и озабоченность Дамблдора она понимала.

– Прекрасно, раз мы оба осознаем свою ответственность, тогда я обрисую перспективы развития ситуации, если мы с вами не договоримся.

– Как мы можем договориться, Том, если придерживаемся противоположных взглядов на ситуацию? – серьезно спросил волшебник, также не сводя с собеседника ясных голубых глаз.

– Придется придумать, как, – с легким сарказмом отозвался последний. – Возьмем пример со столь любимых вами магглов, даже они способны на это. И даже они – некоторые из них – в состоянии оценивать последствия своих действий.

Дамблдор вскинул брови.

– Так рассказать вам, господин директор, к чему приведет ваше активное вмешательство в наши планы?

У Гермионы замерло сердце, и она во все глаза уставилась на старого мага. Дамблдор не любил угрозы, а это была именно угроза, хоть и завуалированная.

– Уж просветите меня, господин Риддл, – ответил директор, однако, глядя на бывшую ученицу.

Иронизирует? Удивительное у него отношение к ее мужу: и чрезвычайно серьезное, и в то же время свысока. Интересно, Дамблдор понимает, что ирония куда болезненней для наследника Слизерина, чем неприятие?

Том поджал губы, но через секунду на его лицо вернулась привычная маска холодной вежливости.

– Вы должны понимать, господин Дамблдор, что реформа уже запущена, и если ее остановить, потери будут куда более серьезные. А потому я этого не допущу! Вне зависимости от того, удастся ли вам привести доказательства моей причастности к делу Лорда Волдеморта, я добьюсь нужного решения от Совета Конфедерации.

– Признаешь истинную цель своего Управления, Том? Собирать компромат на официальных лиц? – без улыбки заметил старый маг.

– Обсудите этот вопрос с вашим другом месье Фламелем, пожалуйста, а сейчас давайте перейдем к конкретике, – холодно прокомментировал Том. – Итак, вы добьетесь только того, что политика министерства ужесточится, Лорд Волдеморт станет всеобщим героем, а власть будет целиком и полностью сконцентрирована в одних руках. Не ваших.

– Спасибо за откровенность, мистер… или же Лорд? – Гермиона видела, что Дамблдор взволнован, но пытается это скрыть.

Что же делать?

– Не важно, кто, важно, что вам предлагается компромисс, – губы Тома слегка подрагивали, и он едва сдерживал гнев.

А что муж ожидал от переговоров? Похоже, несмотря на осознание ситуации, слова Дамблдора сильно задевали его. То ли потому, что тот первый и единственный раскусил Наследника Слизерина, то ли потому что являлся противником одного с ним уровня.

– Я не пойду на компромисс с человеком, полностью лишенным моральных ограничений, – твердо заявил директор. – Мне не позволит совесть.

Это катастрофа…

– Ваша совесть дороже мира? – процедил Том.

Кто из них вскочил первый, Гермиона не поняла. Пространство будто свернулось в одну точку, пульсирующую кровью в висках.

– Немедленно прекратите! Опустите палочки! – услышала она свой голос.

Волшебница осознала, что произошло, лишь когда почувствовала сильные пальцы мужа, крепко сжавшие плечо. Ее палочка была направлена на Дамблдора.

– Вновь прячешься за женскую юбку, Том? Взял жену в качестве буфера? – раздражающе-спокойно поинтересовался директор.

Может быть, Том и вправду взял ее в качестве третьей силы. Но это дело не меняло. Если бы старый маг знал, от чего был избавлен мир…

Бросив сердитый взгляд на мужа, Гермиона вновь смотрела на Дамблдора.

– Неужели вы не понимаете, что дело не во внутренних ограничениях и не в их отсутствии, а в том, что человек выбирает для себя? Продвинутые люди не совершают зла не потому, что не могут, а потому что не хотят! – ее голос сорвался. Но волшебница, сделав глубокий выдох, взяла себя в руки. – Выбор Тома – не вредить магглам, неужели вы еще этого не поняли? – Сделав паузу, она уже тише, но не менее твердо прибавила: – А мой выбор – умереть за него, если это понадобится. Так и знайте, господин директор!

Ее палочка была направлена в грудь любимого и уважаемого человека.

Но так надо, так правильно.

Простите меня, Альбус Дамблдор.

Тот ничего не ответил, продолжая стоять в оборонительной позиции.

Пальцы Тома до боли вцепились в плечо, но он тоже молчал.

Хорошо, что посетителей нет. Наверняка, муж постарался – наложил на кафе чары. Вот бы удивились живописной картине!

– Человек без внутренних ограничений страшен, Гермиона, – наконец промолвил директор.

– Но это единственный путь к обретению себя! – выпалила она в ответ, и старый маг перевел взгляд на бывшего ученика.

– Эта любовь – благословение твоей жизни, Том.

– Эта любовь нами выстрадана и заслужена! – в голосе мужа все еще сквозил гнев. – И она основана на свободной воле, а не на страхе, как у вас самого.

Дамлдор побледнел, и сердце Гермионы сжалось. Жестоко.

– Господа, давайте мирно продолжим разговор. Неужели вы действительно не видите, господин Дамблдор, что магглам никто вредить не собирается? Но и страдать мы из-за них не должны. – И под конец отчеканила: – Немедленно прекратите, оба!

Том первый опустил палочку. Уф-ф. Но рано расслабляться. Тем не менее, Дамблдор последовал примеру, и противники неохотно, не подставляя друг другу спину, вернулись на свои места. Трудно даже представить, что бы произошло в ином случае…

И только тогда навалилась усталость. Мерлин, когда же все решится?

– Я полагаю, господин директор, вы не хотите, чтобы мир узнал о вашей интимной связи с преступником Геллертом Гринделвальдом? И о том, что вы разделяли его взгляды, – начал Том, спокойно и ровно. – Да-да, я понимаю, что вы все можете объяснить, но вряд ли это сильно повлияет на Попечительский совет Хогвартса и на мнение общественности. Они будут весьма озабочены, чему вы учите детей.

Глаза Дамблдора сверкнули.

– Вы добиваетесь этим шантажом того, чтобы я промолчал о вашей собственной преступной деятельности? – холодно осведомился директор.

Том улыбнулся, тонко и вызывающе:

– О нет, это далеко не все. Опухоли нужно вскрывать, и такие конфликты, как у нас, надо решать раз и навсегда. А потому у меня куда более обширное предложение. – Он вытащил свиток из кармана мантии. – Ознакомьтесь с законопроектом, который мы собираемся предложить на следующем заседании Совета Конфедерации.

Дамблдор развернул пергамент, пробежался глазами.

Да, видимо, это было неожиданно. Брови директора поползли вверх, и он начал читать сосредоточенно и внимательно.

– Это что, раздел власти? – наконец озадаченно проговорил маг.

– Это конкретные меры. Волшебный мир нуждается в интеграции, а потому создание двух исполнительных органов при Совете Конфедерации сейчас просто необходимо, – терпеливо пояснил Том. – Управление магической безопасности будет преобразовано в Департамент внешних связей, сюда же войдет и Управление финансов, которое давно пора создать. С другой стороны нам нужен и второй департамент с Управлениями по культуре, образованию и магическим существам. Участие всех стран, разумеется, сугубо добровольное.

Дамблдор потрясенно смотрел на бывшего ученика и почти состоявшегося заклятого врага.

Гермиона с тревогой наблюдала за реакцией директора. Если тот не одобрит весь план, им придется туго.

– Оба департамента возглавит Председатель Совета Конфедерации, от претензий стать которым вы, надеюсь, откажетесь. Но у них будут, разумеется, и свои начальники. Я предлагаю вам возглавить Департамент по культуре, – как ни в чем не бывало продолжил муж. – Мы сумеем это устроить. Думаю, вы самый подходящий кандидат на эту должность, ибо дел там будет невпроворот.

– Значит, это все-таки раздел власти, – прошептал волшебник, вся фигура которого, казалось, поникла, будто на плечи опустилось тяжкое бремя.

Том пожал плечами:

– Нет, всего лишь создание сбалансированной системы. Вы не вечны, господин Дамблдор. А система должна функционировать и дальше.

Директор поднял голову и встретил его взгляд.

– Ваше предложение – это меньшее зло.

– А что есть зло? Иные силы и тенденции, противные вашим? – с иронией поинтересовался Том.

Только философских диспутов и не хватало. Пора вступиться.

– Я в этом вопросе полностью согласна с мужем. Если же злом назвать энтропийные процессы для определенной системы, то все равно наша ситуация никак не укладывается в определение, – бодро выдала Гермиона. – Вы сами невольно поддерживаете рост энтропии – прогнивший порядок, который ведет к ксенофобии, дискриминации и бедности. Сейчас же у вас есть шанс для реформ, надо им воспользоваться!

– Но не столь радикальными мерами, иначе мы принесем вред многим, – отозвался старый маг.

Неуверенность – и в жестах, и во взгляде, хотя он и пытается это скрыть.

– Вот и уравновесьте этот вред, тогда ваша энергия пойдет на созидание, а не на отрицание, – подхватил муж. – Внесите свой вклад в борьбу с энтро… э-э, злом, если вам так больше нравится. Вы же понимаете, как важна культура, которая прививается с детства. Для сторонника наличия внутренних ограничений это самая благодатная почва!

– Не иронизируйте, Том, – поморщился Дамблдор. – И не забывайте про Хогвартс. Я не смогу справиться с таким серьезным делом из-за отсутствия времени.

Гермиона похолодела. Вот оно, самое страшное лично для нее. А она, пожалуй, даже в тайне надеялась, что ничего не получится.

– Это не проблема, – улыбнулся Том и взял жену за руку. – Я готов предложить новую замечательную кандидатуру на ваше место.

Глаза Дамблдора сузились.

– И кто же это?

– Миссис Гермиона Риддл.

Повисла тягостная тишина. Гермиона встретила взгляд директора – в голубых глазах читалось сочувствие. И она едва сдержалась от того, чтобы не расплакаться. Опять. В памяти стремительно пронеслась вчерашняя ночь: ее попытки доказать Тому всю невозможность его идеи, слезы и высказанные наконец желания иметь полноценную семью, нежность мужа и убеждения, что у них вечность впереди.

– Это хорошая кандидатура, спору нет. Но на сколько еще жертв ты готов обречь самого близкого человека? – вздохнув, покачал головой Дамблдор.

Том сильнее сжал руку Гермионы.

– Каждый платит свою цену за счастье и мир, – рассудительно ответил он. – И вы, и я, и моя жена.

О Мерлин, как же это вынести? Она должна быть сильной. И просто жить, без воздушных замков и ожиданий. Том – не обычный мужчина, и мечтать о «нормальной» жизни с ним – верх абсурда.

Звон посуды у стойки кафе вывел всех троих из раздумий. Тягостное молчание прервал директор:

– Сколько у меня времени на размышления?

– До понедельника – девяти утра.

Дамблдор поднялся и слегка поклонился. Было видно, как много эмоциональных сил потребовал, какую внутреннюю борьбу вызвал разговор с бывшим учеником и несостоявшимся темным магом.

– Хорошо, Том, ждите ответа. Всего доброго.

Поднявшись вслед за директором и попрощавшись с ним, пара вышла из кафе.

– Давай пройдемся, – предложил волшебник.

– Скоро мы с тобой нагуляемся здесь вдоволь, – невесело отозвалась Гермиона. – Если Дамблдор согласится.

– Думаешь, он согласится? – Муж обнял ее за плечи и повел по улочке в направлении столь любимого ими обоими в школьные годы книжного магазина.

– Вряд ли он хочет публичного скандала. – Он согласится, она это чувствовала. Любовь к Гринделвальду оказалась его уязвимой точкой. – К тому же твое предложение дает ему много карт в руки.

– За все приходится платить, – сухо напомнил Том. – Главные козыри все равно у нас.

* * *

В Министерстве на него косились. И чудесно, пусть боятся! Видимо, слухи о недавнем «разоблачении» разошлись уже по всем отделам. Кто-то при встрече отводил глаза, кто-то приветливо улыбался и нелестно высказывался о Гэджеоне, кто-то растерянно пожимал плечами.

– Мистер Риддл, а это правда, что вас нужно бояться? – игриво спросила молоденькая волшебница из Отдела тайн, оказавшаяся вместе с ним в лифте.

Он выдал свою самую очаровательную улыбку:

– Без сомнения, мисс Росвилль. Только совсем по другим причинам.

Щеки девушки залил румянец.

В конце концов, любой мужчина имеет право пофлиртовать.

Когда волшебник оказался в аврорате, Гэджеон, казалось, уже раз десять измерил шагами кабинет. Дверь закрылась за Томом под аккомпанемент последнего удара часов.

– Доброе утро, господа, – Риддл отвесил легкий поклон.

– Поистине доброе, – промурлыкал под нос Гэджеон. – Присаживайтесь.

– Прежде всего я хотел бы поинтересоваться, что это за дело десять тысяч сто восемь?

– Будете изображать невинность? – добродушие с аврора словно рукой сняло. И правильно. Дамблдор ему уже не поможет. – Разумеется, это дело Лорда Волдеморта.

– Но мне ничего по этому поводу неизвестно, – напоказ удивился Том. И уселся в предложенное кресло. – Впрочем, надеюсь, что буду вам полезен.

– Вы были бы чрезвычайно полезны, если бы сразу признались во всем.

Прытко пишущее перо секретаря замерло над пергаментом. Том вскинул брови с самым растерянным видом, который только сумел изобразить.

– Прошу прощения?

Гэджеон стиснул зубы, и было заметно, как задергался кончик его глаза. Неужели так мало нужно, чтобы вывести его из себя? Тоже мне, аврор.

– Очень много фактов свидетельствуют о том, что вам известна личность Лорда Волдеморта. – Начальник аврората протянул Риддлу пергамент. – Вот список той информации, до которой добрался наш драгоценный Лорд. Ко всему этому имели доступ вы, мистер Риддл, или ваши друзья.

Том рассмеялся.

– Неужели вы хотите меня обвинить в пособничестве Волдеморту? Ну вы и юморист, Деверелл! Мерлинова борода, Гэджеон, к этой информации имел доступ далеко не только я. Да и столь сильный маг, как он, ее всегда может раздобыть и без пособничества со стороны.

– Так и запишем ваше мнение о Лорде, – разумеется, начальнику законников было не до смеха.

Секретарь быстро опустил голову, чтобы не встречаться глазами с Риддлом. Перо заскрипело по пергаменту.

– А вот теперь будем говорить предметно, – продолжил Гэджеон. – Где вы были вечером в прошлую пятницу, мистер Риддл?

– Может быть, мне сразу выпить веритасерум? – иронично предложил Том. – Иначе вы не поверите. Был дома с женой.

Гэджеон наконец с довольным ехидством усмехнулся:

– И миссис Риддл, разумеется, подтвердит ваши слова?

– И домовые эльфы тоже. Впрочем, ближе к ночи отдохнуть нам не дали. Вы, видимо, не в курсе, но был убит президент Соединенных Штатов!

– Да, да, я знаю, что вы ночью появились на работе, – покивал Гэджеон. – Что не отменяет вашего присутствия на собрании Лорда Волдеморта. В качестве него самого.

– Что?! – изумленно выдохнул Том, и гневно прибавил: – Вы думайте, что говорите, Деверелл, если вообще на это способны!

– У вас нет алиби, тут я как раз все правильно думал, – с нескрываемой насмешкой начал тот, но Риддл холодно перебил:

– Хорошо, чтобы раз и навсегда поставить точку в этом нелепейшем деле, я покажу вам, чем занимался в пятницу вечером. Позаботьтесь о том, чтобы здесь оказался думоотвод.

Глаза волшебника холодно блестели, от «центрального» взгляда Деверелл невольно поежился. Очень быстро на его лице поселилось кислое выражение, от которого Тома чуть не стошнило, но, так или иначе, начальник авроров сделал знак секретарю.

Тот деловито взмахнул палочкой, встал, открыл дверь, в которую несколькими минутами позже влетел думоотвод…

Да, Риддл и сам радовался своей работе: воспоминания были модифицированы очень тонко – чтобы и точно указать на время, и начисто перебить ход мыслей горе-аврора, создав у него явно не рабочее настроение.

Не удивительно. Как стонала Гермиона: «Том!», – с какой страстью отдавалась ему. Не говоря уже, что выделывала, вряд ли Гэджеону такое довелось испытать за всю свою жизнь!

Но все же, кажется, они переборщили.

Когда Деверелл заставил себя ровно произнести: «Спасибо за сотрудничество, мистер Риддл. Если понадобитесь, мы вызовем вас позже», – Том поймал его взгляд.

– Всегда пожалуйста, – он направился было к выходу, но обернулся и с угрозой прибавил: – Но даже не смейте так думать о моей жене!

Риддл много чего ожидал и даже рассчитывал, но картинка, которую он увидел в мыслях Гэджеона… Тоже мне, Ланселот нашелся! Теперь-то он точно не останется на своем посту!

Гермиона не могла и предположить, что жизнь в Хогвартсе проходит так рутинно и в то же время так неспокойно. Раньше ее волновала лишь учеба, друзья и Том Риддл, теперь же все виделось совсем в другом свете. Дамблдор подробно ввел ее в курс дела, но все равно поначалу она справлялась с трудом. Сколько закупить продуктов и где… эти вопросы низводили школу магии до разряда обычного хозяйственного объекта.

Но труднее всего в первое время было смотреть в глаза ученикам, которые оценивали новую директрису, критически сравнивая ее с Дамблдором. Ей вечно мерещился немой упрек. А потом она постепенно перестала обращать внимание. С технической точки зрения, однако, труднее было с учителями. Но тут Гермиона не чувствовала ни малейших моральных мучений. Она со временем установила с профессорами деловые, доброжелательные, но не панибратские отношения. Лишь с Минервой оказалось сложно. Гордая женщина, видимо, была очень привязана к Дамблдору и еще отлично помнила, как однажды застала Гермиону с Томом увлеченно целующимися в библиотеке. Старые связи и взаимоотношения порой проявлялись там, где этого совсем не ждали.

Но Мерлин с ней, с Минервой. С женщинами всегда сложнее. То ли психика тоньше организована, то ли слишком большая подверженность гормональным колебаниям. Недаром мужчинам их не понять. И как Том терпит ее саму?

Том… Вот с этим смириться оказалось практически невозможно. Разве удастся привыкнуть к тому, чтобы весь день не видеть его? Все в ее жизни вращалось вокруг мужа. Неужели он стал ее наркотиком? А говорят еще, что свыкнуться можно со всем. Все-таки человек — это нечто большее, чем таракан, потому и привыкает куда хуже. Благо они с мужем встречались каждый вечер, в замке Певерелл или школе.

И спасибо тебе, дорогой Том, ты хоть и подставил, но все же сильно смягчил удар, помогая Хогвартсу и персонально его директрисе. Неудивительно, что и питание школьников улучшилось, и культурная жизнь обогатилась за прошедшие полгода.

Гермиона обвела взглядом большой зал. Четырнадцатилетний Артур Уизли, юная Молли Прюэтт. Может быть, Гермиона сама застанет их целующимися в… вряд ли библиотеке. Слава Мерлину, что здесь нет Гарри и Рона.

Завтрак закончился, но ученики трех старших курсов остались на своих местах. Все-таки Том молодец — предложил эти субботние факультативные экскурсии, образовательные и культурные программы. В них участвовало все больше и больше старшекурсников. И она вполне понимала их.

Да, кто-то все еще вспоминал Дамблдора, но большинство втянулось в ту жизнь, которую предложила миссис Риддл. Квиддич и плюй-камни — это, без сомнения, хорошо, но чрезвычайно мало для внешкольной и культурной жизни юных магов.

Гермиона поднялась с места. Гомон зала быстро умолк, и все глаза обратились к ней. Сколько непосредственности и детской открытости в этих глазах! От этого становилось щемяще больно и в то же время невероятно радостно.

— Дорогие старшекурсники, сегодня у нас в гостях известный журналист и писатель, мой давний друг и просто замечательный человек, — она улыбнулась, видя, с каким интересом школьники косятся на гостя. — Прошу любить и жаловать вашего экскурсовода: мистера Альфарда Блэка!

Слизеринцы аплодировали сильнее всех. Все-таки и в предубеждениях изредка заключалось нечто положительное. Альфарда уж никак нельзя было назвать классическим вариантом слизеринца, но принадлежность к бывшему факультету невольно ставила пожизненный штамп, который мгновенно распознавался и по которому судили. Факультетом была вынесена положительная резолюция, хотя сам по себе Слизерин имел мало заслуг в становлении Альфарда тем, кем он являлся на данный момент.

Блэк поднялся из-за стола, улыбающийся, довольный встречей с альма-матер.

— Доброе утро, дорогие друзья! Я очень рад любезному приглашению профессора Гермионы Риддл и охотно проведу для вас одну из образовательных экскурсий, идею которых глубоко поддерживаю. Когда-нибудь вы тоже, как и я сейчас, вернетесь в эти древние стены. И я надеюсь, вы посмотрите на прожитые годы с глубоким удовлетворением. Представьте свою жизнь тогда, кем вы станете: работниками министерства, аврорами, ремесленниками, бизнесменами, а быть может, как и я, займетесь средствами массовой информации вообще или литературой и журналистикой в частности. Кем бы вы ни стали, пусть родная школа вами гордится!

Все-таки Альфард был умницей.

Наконец старшекурсники с привычным шумом и гомоном отправились в поход, который включал посещение типографии, редакции и даже маггловской телестудии. Гермиона надеялась, вооруженный последними знаниями по работе с магглами, Альфард даст полноценную картину, что представляют собой средства массовой информации и какова их стратегическая роль. Но в любом случае она ни за что не отпустила бы его с детьми одного. Блэк был слишком вспыльчивым и честным.

Разумеется, Тома ему не переплюнуть. В последний раз тот действительно выделился, красноречиво рассказывая про политические аппараты маггловского и магического мира в зале заседаний Совета Конфедерации.

Впрочем, Альфард явно старался. И даже вполне заслуженно сумел заинтересовать необузданных школьников. Гермионе его рассказ понравился — как всегда, умный и полный юмора. Уж что-то, а разум миссис Риддл ценила во всех аспектах и во все времена. Да и школьники совсем раскрепостились, поддавшись заразительному энтузиазму Блэка. Особенное веселье началось на маггловской телестудии, где ребятам разрешили поиграть с микрофонами.

— Белла, не нажимай эти кнопки, начальство будет в ужасе. Мы и так убедили их всеми правдами и неправдами. — Да, конечно, золотой телец всегда в помощь. — И магия нам не поможет, уж поверь.

— Магия всегда поможет, дядя Альфард! — вздернула нос гордая девчонка.

Тринадцатилетняя Беллатрикс по возрасту не подходила для экскурсионной группы, но ее родственные связи, а также неизменное чемпионство в детских турнирах, устраиваемых в замке Певерелл, давали ей большую фору со стороны как Блэка, так и Тома. Даже сюда пробралась солидарность «Вальпургиевых рыцарей»!

Иногда Гермионе казалось, что Белла без памяти влюблена в ее мужа: так фанатично горели глаза девчонки, когда она смотрела на наследника Слизерина и лидера общественного движения социальной группы, к которой она принадлежала. Видимо, потому мисс Блэк с таким рвением и присоединилась к новым школьным инициативам, идущим от ее кумира. При воспоминании о «прошлой» Беллатрикс — садистке и убийце, одержимой приспешнице Волдеморта, — миссис Риддл становилось не по себе. Но лучше контролировать малолетку, держа ее ближе к себе, чем отказывать во внимании и льготах. Пусть смотрит на достижения магглов, возможно, это пойдет на пользу!

— Белла, дорогая, заклинания и опыт могут многое, но не надо тыкать в глаз волшебной палочкой — у нее есть более тонкое применение! — Альфард быстро перевел все в шутку. По крайней мере, попытался. И, очаровательно улыбнувшись, резюмировал: — Магия предназначена для более сложных вещей.

Беллатрикс передернула плечами, но спорить не стала, и Гермиона быстро вывела всех из помещения. Гриффиндорцы незаметно уже прихватили пару сувениров из запчастей оборудования, и кто знает, что было бы, останься эти охламоны там подольше…

Когда вся группа загрузилась в автобус, экскурсовод-любитель с энтузиазмом продолжил:

— Думаю, друзья мои, теперь вы понимаете размах влияния на общественное сознание средств массовой информации.

Школьники уже привыкли к нему, а потому особо не стеснялись увеличить громкость высказывания друзьям всего, что они думали. И не только про возможности рисовать вместо портретов мультфильмы.

— Получается, что магглами управлять куда легче, мистер Блэк, не так ли? — заключил один из слизеринцев.

Новое поколение, а мыслят все так же.

— Это верно, мистер Гиббон. Но не забывайте про то, что магглов куда больше. Более того, следует учитывать и тот факт, что, как недавно правильно определил маггловский ученый Маршалл Маклюэн, средство передачи сообщения само является сообщением.

— А что это означает? — полюбопытствовал хаффлпаффский староста.

Хаффлпафф никогда не прикидывался умнее, чем есть. И правильно, не стоит.

— То, что эффект воздействия на массы более непредсказуем, чем кажется. Важно не только само сообщение, а то, как оно передается, какими средствами, за счет чего. Например, маггловское телевидение, опрокидывая на зрителя разнообразные сюжеты, снимает критичность восприятия со всего потока сообщений и таким образом формирует в головах людей некое отличное от реальности пространство смыслов, взаимоотношений и установок.

О, интересно, откуда у Альфарда уже сейчас появилась информация, предсказывающая бум компьютерных технологий в девяностых…

— Но ведь волшебному миру это не грозит?

— Этого нельзя утверждать, ребята. Газеты и радио тоже имеют свое влияние, вне зависимости от своей политической или художественной направленности. У нас нет телевидения. Возможно, в этом наше благо. Но быть полностью отгороженными от другого мира тоже не получится.

— Если мы не изолируем от нас магглов, — пробурчал под нос все тот же слизеринец, и некоторые с ним, очевидно, были вполне согласны.

— Дело не в ограничении, — решительно вступилась Гермиона. — А как раз в том самом пространстве смыслов и взаимоотношений, которое сформировано у нас в головах, в нашей системе ценностей и ориентиров. За вами будущее волшебного мира, а потому я очень рада, если вы уже сейчас задумаетесь над тем, как и почему он устроен и куда надо двигаться дальше. Эволюция неизбежна, и это надо принять!

— Спасибо за дополнение, миссис Риддл, — покивал Альфард. — Могу только присоединиться к словам вашей прекрасной директрисы и пожелать вам удачи — и в экзаменах, и в жизни!

Автобус тем временем подъехал к Косому переулку. После Альфарда Гермиона перво-наперво загнала в камин всех хулиганов — один из гриффиндорцев как-то раз по ходу дела решил навестить своего дедушку, как он потом сообщил сам. А где в действительности его гиппогрифы носили, лишь Мерлину было известно. Но миссис Риддл сама когда-то была гриффиндоркой, потому хотя бы немного да представляла, где ожидать подвохов и своеобразных проявлений храбрости, которые потом имели свойство превращаться в головную боль для всех окружающих.

Она перевела дыхание, лишь когда все школьники благополучно отправились в каретах из Хогсмида в Хогвартс.

— Ты просто герой, да видит Мерлин, — с улыбкой заявил Альфард, когда волшебница с глубоким вздохом облегчения повернулась к нему. — Мне кажется, это еще ужаснее, чем в Министерстве. Малолетние бандиты страшнее незаштампованностью своего хулиганского сознания.

— Страшнее непредсказуемостью, это верно, но куда легче в плане искренности. Большинство еще не успели стать циниками, — покачав головой, отозвалась Гермиона. — Да и ожидать от них можно все-таки меньшего. Гринготтс грабить не полезут.

Но что уж говорить, она сама была семикурсницей, когда вступила в смертельную игру с самым опасным противником современности. И если что, не задумываясь бы отправилась обворовывать банк ради правого дела. Дай Мерлин этим детям никогда не испытать подобного!

Блэк взял ее под руку.

— Зайдем в «Три метлы»? Я так давно не видел тебя, что уже начал скучать. Ты как солнце в полярную ночь: к его отсутствию привыкаешь, но все равно становится неосознанно тоскливо!

— Ты и скучал? — засмеялась она. — Не верю! Да и выглядишь ты вовсе не как начинающий мизантроп.

Альфард был одет просто, лишь слегка щеголевато, к строгой мантии были добавлены только элегантный шарф и дорогая брошь.

— О, что я слышу, моя госпожа? — игриво подхватил он. — Неужели ты даешь мне надежду?

— На сливочное пиво в «Трех метлах», — подтвердила волшебница, слегка сжимая его руку.

— Нет в жизни счастья, нет, — повздыхал Блэк и, когда они дошли до бара, галантно открыл дверь. — Прошу, леди Фортуна!

— Оно есть, Альфард, просто не там, где кажется, — подразнила она.

— Ну, в сливочном пиве оно уж точно имеется, — уверил маг, помогая ей присесть. — Или тебе что-то поизысканнее?

— Да все равно, — пожала плечами Гермиона. — Пусть будет пиво, вспомним молодость. Ты мне лучше расскажи об источниках твоей замечательной осведомленности в области масс-медиа. То, что ты рассказал, — истинная правда, а в будущем это будет выражено еще сильнее.

— К экскурсии готовился, — с показной серьезностью начал он, но потом заулыбался, увидев скептическую ухмылку на лице волшебницы. — А если серьезно, к этому меня подвело не что иное, как задание твоего экстремиста. Ты не представляешь, Гермиона, в какой среде мне приходится вращаться. Мне, великому магистру трех орденов!

Ну, Альфард… Смешно до слез. Магистр!

— Понимаю, — сквозь смех выдавила она. — Везде есть оборотная сторона. Насколько я вижу, ты увлекся маггловской наукой?

Им принесли заказ. Знакомая атмосфера любимого кафе всех поколений учеников наводила на ностальгические мысли.

— Всем, что связано с социологией и антропологией, пожалуй, — подтвердил он, и его ироничность и веселье словно рукой сняло. — Мне кажется теперь, что я начинаю лучше понимать тебя и игру твоего экстремиста. Опасную игру.

Наверное, она больше любила удалого повесу Альфарда, чем такого: действительно серьезного, но в глубине души растерянного, лишенного почвы под ногами. А скорее всего, просто знала, что ничем не в состоянии помочь. Стать святым за другого невозможно. Волшебница молча положила руку на его ладонь.

В этот момент дверь в кафе распахнулась — и на пороге появился не кто иной, как Том Риддл собственной персоной.

Мгновенно позабыв про Альфарда, Гермиона вскочила на ноги. Наконец-то вернулся из русских снегов! Или в мае там снега уже не было? Неважно. Мысли о приличиях даже на миг не посетили волшебницу, когда она бросилась на шею мужу.

Руки Тома крепко прижали ее. Так обнимать мог только он — собственнически, ревниво, — но она чувствовала себя при этом самой счастливой женщиной на Земле. Все проблемы, сомнения и боль отходили куда-то далеко, на задний план, исчезали из реальности. И оставалось только безвременье — то самое, которое и зовется любовью.

— Все прошло отлично. Удалось вовремя поймать Долохова, пусть сам разбирается с остальными проблемами, — шепнул Том на ухо жене. И уже громче: — Мне сказали, что вы с экскурсией появитесь в Хогсмиде… Надеюсь, я не прервал ничего душещипательного?

Словно холодный душ. Тело волшебницы невольно напряглось. Опять эта вражда! Ну когда же она закончится? Сил больше нет! Неужели Том не чувствует, как ему рады?

Гермиона отстранилась от мужа.

— Альфард мне рассказывал про интересные маггловские исследования по социологии. Душещипательно, конечно, но не до такой степени, чтобы нельзя было прерывать!

Том закатил глаза. Но Гермиона быстро пресекла избитую тему, обернувшись к Блэку. Тот поднялся с места, и мужчины сухо поздоровались. Все как в старые добрые времена.

— Как прошла экскурсия? — небрежно поинтересовался Том, всем своим видом показывая равнодушие.

Между ним и Альфардом, казалось, была протянута высоковольтная линия, искры так и сыпались. Тоже как в старые добрые времена. Не хватало только «Вальпургиевых рыцарей» и гриффиндорской команды… Пора бы уже повзрослеть!

— Замечательно! Даже я узнала много нового, — улыбнулась Гермиона, пытаясь создать хотя бы видимость непосредственности.

Не удалось даже видимости.

Муж скептически вскинул брови:

— Вот как? — Он осекся и перевел взгляд на дверь.

В кафе влетела шумная толпа участников экскурсии. И тут же присмирела, увидев своего директора. Когда только они успели скрыться из общей группы?! И ведь серьезно обсуждают, как сделать мультфильмы из картин! Поистине все новое — это талант плюс нарушение запретов.

Гермиона наградила учеников строгим взглядом. Те быстро притихли и начали невольно жаться к двери, когда директриса серьезно, без всяких намеков на послабление заявила:

— По одному пиву — и в Хогвартс! Надеюсь, я понятно изъяснилась?

— Да, да, профессор Риддл, — промычала толпа ребят.

Многие парни были ростом уже выше Гермионы, но та спроецировала на них весь заряд напряжения, скопившейся после краткой беседы двух дорогих ей людей: мужа и друга.

Том взял Гермиону за руку и с легкой иронией заявил:

— Думаю, мы на этом закончим нашу теплую встречу, — и, буравя Альфарда взглядом, полным превосходства, прибавил: — Нам с женой хотелось бы побыть наедине. Милая, ты готова отправиться домой? — В тоне мужа и выражении его лица очень хорошо читалось, чем он предлагал заняться дома.

Мужчины! Ведет себя, как самец, победивший в брачных играх. Хотя что уж тут говорить, Том и был победителем. Лидером, который умел не только сражаться, но и принимать все радости и тяготы победы. Человек — животное стадное, вот только далеко не все готовы это стадо вести.

Блэк же, казалось, уже привык к подобным сценариям. И это было невероятно печально видеть.

— До встречи, Альфард, — сказала она с едва уловимой грустью.

— Всего доброго, Риддл, Гермиона, — тот отвесил подчеркнуто вежливый поклон.

Пара направилась к камину. И последнее, что Гермиона слышала, было шушуканье ребят:

— А правда, что муж нашей директрисы и есть Лорд Волдеморт?

* * *

— Мерлинова борода! — в сердцах выругался Том Риддл.

И уже не глядя, как рассеивается патронус Эйвери, вытащил волшебную палочку. С Отделом транспорта придется разбираться потом.

— Portus!

Большая хрустальная чернильница вспыхнула синим огнем, и Риддл сразу же к ней прикоснулся.

Его ждали в Вашингтоне, и дело не терпело отлагательств.

Дальние пространственные перемещения, чувства не из приятных. Хорошо, что все кончается быстрее, чем успеваешь об этом подумать!

В американском отделении Управления магической безопасности его поджидал юный Рудольфус Лестрейндж.

— Мой Лорд, вам велено передать, что мистер Эйвери лично участвует в операции. И он оставил вам это.

— Переодеваться некогда, — буркнул Том, выпивая оборотное зелье.

Свою одежду он трансфигурировал быстро — к чему другому, а к американской военной форме шеф разведки уже давно привык. Как и к месту, куда его через несколько мгновений переместил очередной портключ. Даже коридоры здесь были знакомыми.

— Мой Лорд, — поклоном приветствовал его неизвестный генерал. — Я рад, что ты так быстро!

— Доложи обстановку, — хмуро приказал Том.

И как эти военные чины умудряются сохранять выправку с таким пузом? Новое тело ощущалось весьма неприятно.

Больше в коридоре никого не было, и Эйвери взмахнул волшебной палочкой. В воздухе вспыхнула схема Белого дома.

— Выявлена магическая активность вот в этом секторе. Мы его оцепили антиаппарационным барьером, все пути отхода под контролем. И там нет возможности остаться одному, чтобы использовать портключи. На этот раз он от нас не уйдет! — волшебник указал на красную точку — индикатор присутствия магии.

Это радовало. Очень сильно. Но Том не позволил себе поддаться эмоциям.

— Как я понимаю, сведения разведгруппы Лестрейнджа верны, и вьетнамские катера действительно обстреляли американский эсминец в Тонкинском заливе?

2 августа 1964 года имело все шансы войти в историю.

— Да, это и обсуждается сейчас, — подтвердил Эйвери. — Вот только не факт, что произошло это в нейтральных водах.

— Понятно, — кивнул Том, прикидывая варианты побега из оцепленного кольца. Если таковых не видно, это не значит, что их действительно нет. — Значит, наши «миротворцы» вступили в игру. И практически гарантированно теперь, что США спустит инцидент на тормозах.

— Это уже без разницы, — Эйвери был явно доволен собой. — Наконец-то наши красавцы попадутся!

Что-то в ситуации очень не нравилось Тому. Будто они упустили нечто важное.

В этот момент карта вспыхнула.

— Заседание закончилось. Вот он!

Красная точка перемещалась по коридору.

— Идет прямо на Треверса!

Том уже на ходу выхватил волшебную палочку. Волшебники чуть не сбили с ног одного из важных чинов, когда практически бегом направились на перехват преступника.

Еще один поворот. Здесь!

В конце коридора мелькнула мужская фигура, и послышался знакомый хлопок аппарации.

Нет!

Вся оперативная группа уже была здесь, когда Том в ярости схватил Треверса за грудки.

— Как он мог уйти?! — прочеканил маг, что есть силы встряхивая оперативника. — Почему ты выпустил его за барьер?!

Такого гнева Риддл не испытывал уже давно. Треверс нервно вздохнул, поправил пышную шевелюру. На шефа он смотрел невинными, ничего не понимающими глазами.

— Мой Лорд, это вы? — неуверенно начал он. — Что произошло?

— Это ты мне скажешь! Как ты мог пропустить его?! — Риддл уже шипел, даже не стараясь подавить вспышку гнева.

— Кого именно, мой Лорд? — осторожно уточнил Треверс, подозрительно оглядывая всю группу.

Неужели… Том поймал его взгляд. Перед глазами мелькнули события до задания, начало, ожидание… а дальше был обрыв, память застлало темное марево. Риддл попытался проникнуть под него, но даже гнев не помешал ему понять, что ничего он таким образом не добьется. Ну, увидит он врага — все равно тот не в своем обличье. Ну, подтвердит факт использования на Треверсе магии, но это и так было очевидно. А свести с ума собственного оперативника манипуляциями с легилименцией ему не хотелось.

Том оттолкнул незадачливого мага.

Но кто способен применить такие чары столь быстро? Невероятно талантливый волшебник? Или же это совсем другой, неизвестный вид магии?

— Операция закончена, «доноров» верните на свои места, — сухо приказал Риддл. — Эйвери, ты отправляешься со мной в Лондон.

Том молчал все время, пока двое волшебников покинули Белый дом и перемещались назад, в лондонский отдел Управления.

Весельчак Эйвери тоже хмурился. Для него как главы оперативников и «Вальпургиевых рыцарей», и Управления это был настоящий позор.

— Пора нам применять другой подход к этому делу, — наконец сказал Риддл, когда маги, вернувшись к своему обычному облику, уже устроились в его кабинете и пили кофе по-турецки.

Офис Тома без Гермионы ему самому казался штабом во время военных действий. Только сейчас маг в полной мере осознал, какую огромную часть работы выполняла его жена. И за все время с декабря по август, что ее не было рядом, он так и не сумел к этому привыкнуть.

— И он будет называться «Ловля на живца».

Эйвери удивленно вскинул брови:

— Что ты имеешь в виду, мой Лорд?

— Провокацию, — Риддл поставил чашку на стол. — Мы спровоцируем ситуацию, когда они не смогут не вмешаться.

Его собеседник кашлянул, и тоже отставил кофе.

— Наверное, с моей стороны будет наглостью спросить, понимаешь ли ты, насколько это рискованно? — Неужели бывший одноклассник-оптимист уже успел привыкнуть к трезвому скептицизму и взять его на вооружение? — Ибо для того, чтобы они отреагировали, нам придется вовлекать магглов.

Открыл Америку.

— Придется, — холодно кивнул Ридл. — И что с того? Кто говорил, что это будет легко?

Эйвери одним глотком допил кофе.

— Не гневайся, мой Лорд. Я все понял. В ближайшие часы я подготовлю весь оперативный материал по Вьетнаму. Насколько я понимаю, именно ситуация в Юго-Восточной Азии станет плацдармом для провокации?

— Ты верно мыслишь, друг мой, — Риддл откинулся на спинку кресла.— Пусть Лестрейндж подготовит данные разведки. И мы объявим сбор верхушки «Вальпургиевых рыцарей».

Да, пора было переходить в наступление. И лишь когда Том принял окончательное решение, он почувствовал, как возвращается спокойствие.

Игра продолжается, и теперь она будет идти по его правилам.

Солнце уже клонилось к западу, но душные сумерки еще не коснулись старинного города. Жаркий воздух развевался влажным плащом вокруг тела волшебницы, когда она постучалась в дверь знакомого дома. Хотелось дышать.

— Мадам Фламель, это я, Гермиона! Откройте!

Она явилась без предупреждения. А что если их нет дома?

Тяжело заскрипел засов, и дверь наконец распахнулась.

— Милая, что стряслось? Входите же!

Судя по тому, как встревожилась хозяйка, все было написано у Гермионы на лице. Неудивительно!

— Мадам Перенелла, мне нужно срочно поговорить с месье Николя!

— Гермиона? — на лестнице показался сам Фламель. Мгновенно оценил картину: озабоченный вид жены, темные круги под глазами гостьи. — Что стряслось?

Наконец-то можно расслабиться, хотя бы слегка. И сделать глубокий вдох.

— Том!

Руки директрисы Хогвартса тряслись, когда она брала стакан с водой, наколдованный участливой француженкой.

И не такое выдерживали. Надо только вдохнуть полной грудью.

Перенелла заботливо приобняла ее, Фламель спустился вниз и с легкой ободряющей улыбкой поинтересовался:

— Что произошло, Гермиона? Расскажите все по порядку.

Его голос был спокоен, обычно он внушал доверие и чувство незыблемого покоя и уверенности, знакомое каждому — по родительскому дому. Обычно. Но не сегодня.

Гермиона судорожно вздохнула и, выдохнув, присела на диван, к которому ее участливо подвели хозяева. Фламель, устроившись рядом, внимательно смотрел на волшебницу.

С каждым вдохом становилось все больнее. Как будто боль растворилась в воздухе невидимым ядом и только и ждала того, чтобы, ворвавшись в легкие, закабалить, задушить, замучить…

Нервно проведя рукой по лбу, Гермиона заставила себя проговорить:

— Я так боялась этого, месье Николя! Почему всегда случается именно то, чего так отчаянно боишься?

— Нужно взять себя в руки, милая, — ласково, но уверенно сказала Перенелла. — Крепитесь.

Наградив ее виноватым взглядом, волшебница кивнула.

Надо продолжать дышать, раздери всех гиппогрифы!

— Том задумал провокацию, — осторожно начала она.

Фламель погладил густую бороду.

— Провокацию?

— Да. Подвернулся очень удобный случай, — сглотнув, пояснила Гермиона. Больно, как же больно. — Вы слышали про маггловскую войну во Вьетнаме?

— Конечно. Вся Юго-Восточная Азия полыхает огнем, — озабоченно подтвердил маг.

Кажется, он уже начал понимать.

— Два дня назад вьетнамские катера напали на американский эсминец, — сообщила Гермиона. — Разумеется, в дело вмешались вы сами знаете кто.

Ох, ну за что ей все это? Почему именно ее муж — сумасшедший лидер, чьи амбиции выше всех зданий волшебного мира, вместе взятых?

— Но вы так и не сумели вывести их на чистую воду, — продолжил за нее Фламель.

— Да, и поэтому Том решил подстроить ситуацию. Американские войска предупреждены о возможности повторной атаки, и… — Слезы подступили к глазам. — Начнется война, месье Николя. Я знаю это! А он не захотел меня послушать!

— Война уже идет, — начал француз, но Гермиона перебила его:

— Несчастная страна станет местом столкновения интересов СССР и США. Погибнет огромное количество людей! Я не готова смириться с тем, что Том станет причиной… — голос сорвался.

Ну вот, разрыдалась, как девчонка.

Перенелла присела рядом и обняла ее за плечи, ласково уговаривая успокоиться.

— Я действительно это знаю…

— Я верю, Гермиона, — серьезно сказал Фламель. — Однако я не думаю, что вмешательство мистера Риддла вызовет то, что не началось бы само по себе.

Волшебница вздрогнула. Не может быть!

— Вы считаете, что это нормально? — в шоке проговорила она, во все глаза глядя на француза. — Я тоже очень хочу списать это на вынужденные меры, необходимость.… Но ведь это люди, столько людей погибнет из-за идиотского фанатизма лидеров!

Фламель тяжело вздохнул и накрыл ее руку своей.

— Тем не менее в вашем мире война началась и без участия мистера Риддла, — тихо заметил он.

Гермиона машинально убрала со лба упавшую прядь. Она не ослышалась?

— Прошу прощения?

— В прошлом для вас варианте мира война началась без участия вашего мужа, который, насколько я понимаю, таковым и не являлся, — пояснил алхимик, настойчиво ловя взгляд своей гостьи.

Волшебница похолодела.

Как он мог узнать? Кто еще знает? В курсе ли Дамблдор?

— Откуда вы?..

— Неважно, девочка, — почти с отеческой заботой сказал Фламель, а Перенелла утерла платком уголки глаз. — Чем мы можем помочь?

Прошлая жизнь… Гарри никогда не сдавался. И ей не время раскисать. На войне как на войне.

— С Томом ничего не поделать, этого упрямца невозможно переубедить, — грустно сказала она. — Они уже на местах: и в США, и во Вьетнаме. Но угораздило же Альфарда! Боюсь, что из-за него все станет только хуже. Я в полной растерянности и не представляю, что делать!

Фламель переглянулся с женой.

— А что учудил мистер Блэк?

— Прежде всего, он вообще не должен был ничего знать! Собралось так много народа, что всем оказалось не до того, чтобы заметить еще одного участника собрания. Принесла же Альфарда нелегкая именно в этот день!

— Неужели он решил вмешаться? — удивилась Перенелла.

— Проклятое журналистское любопытство, — в сердцах проговорила Гермиона. — Хотя быть может, он на Тома собирает компромат. Не удивлюсь, если он даже специально маскировался.

Эта мысль приходила ей и раньше. Впрочем, у Тома компромата на самого Альфарда набралось бы куда больше.

— Да, это он зря, — встревоженно подтвердил Фламель.

— Я не успела его остановить! Более того, Том сейчас в США, а Альфарда понесло в Тонкинский залив, где начался тропический шторм!

Она уже и не надеялась, что разбушевавшаяся стихия не являлась частью провокации.

Фламель решительно поднялся с дивана.

— Вот что мы сделаем, Гермиона. Возвращайся домой, я сам найду мистера Блэка и отправлю его к тебе, пусть объясняется.

— Но месье Фламель! — волшебница вскочила следом. — Это очень опасно! Ночной шторм, и корабли находятся в море. Вы даже не знаете, куда аппарировать! А уж тем более, где искать Альфарда!

— На эсминце, это очевидно, — кратко усмехнулся Фламель. — Надеюсь, Гермиона, вы уважите мое стремление помочь вам и Тому, проконтролировав ситуацию в заливе. Я желаю вам только добра. И я верю в вас обоих.

Это трогало. Но, видит Мерлин, она вовсе не этого ожидала от четы алхимиков. Только сейчас волшебница призналась себе — она надеялась, что Фламель убедит ее. Убедит, будто все идет правильно, Том поступил единственно верным образом, а воздух вовсе не звенит от боли. Неужели она и в самом деле надеялась на это?

В какого монстра она превратилась? В хронически влюбленную приспособленку? В одураченную богиню судьбы?

Я больна тобой, Том!

Фламель посмотрел на нее долгим, понимающим взглядом. Затем обнял жену, что-то сказав ей на ухо, в ответ на что та наградила его теплой, знающей улыбкой. И, накинув плащ, поспешно вышел из дома.

* * *

На этот раз он действовал один. Не то чтобы его последователи не занимали нужные позиции, не то, чтобы они не были подготовлены. Но в таком важном вопросе он предпочитал никому не доверять, уже давно выявив секрет успеха ключевых моментов любого серьезного предприятия: если хочешь, чтобы дело было сделано идеально, нужно делать его самому. И пусть Гермиона ругается по поводу его подозрительности. В этот раз провал был недопустим!

Индикатор использования магии точно свидетельствовал о проникновении неизвестного мага в президентскую обитель. Грубо работают, ребята. Даже Шеша, и тот столь сильно не засветился бы!

Хотя, надо признаться, подобной скорости реагирования Том не помнил со времен Карибского кризиса.

Несколько сигналов исходило еще и из других подконтрольных мест, таких как здание АНБ в Форт-Миде и штаб-квартира ЦРУ в Лэнгли. Но Риддл предпочел сосредоточиться на одном, отдав остальные точки на откуп Эйвери и компании.

Разумеется, не будь все подстроено заранее, они сами не успели бы среагировать так быстро, вновь оставаясь ни с чем. Но сейчас ситуация была иной. Повезло? О нет, ни о каком везении не могло быть и речи. Никому никогда не везло, все либо слепо плыли в потоке жизни, попадая в течения, либо так же слепо им противостояли. И лишь немногие сами организовывали течения, по крайней мере, в рамках того болота, в котором плескалось мировое сообщество. Или, на худой конец, осознанно использовали их в личных целях.

Обидно, почему же Гермиона не поверила ему, что Управление магической безопасности ничего в действительности не провоцировало? Спецслужбы США постарались сами, маги лишь добавили антуража, поигравшись с приборами эсминцев, якобы обнаруживших очередное нападение вьетнамских катеров. Война уже была сотворена, и вовсе без участия волшебников!

Том накинул мантию-невидимку — везет же Поттеру, у его мантии качество было не в пример лучше того, чем довольствовалась разведка. Нужно было торопиться, потому что враг уже находился там, вероятно, поджидая, когда президент останется в одиночестве. В конце концов, даже президенты ходят по нужде. Пожалуй, именно там удобнее всего подкарауливать светило местного болота.

Интересно, припасено ли оборотное зелье в вещмешках таинственных магов? Или они действуют на свой страх и риск, обходясь только мантией-невидимкой?

Скоро все станет ясно! Ощущая прилив энергии, Риддл вытащил волшебную палочку:

— Alohomora!

Волшебная разведка — лучшая в мире!

Проникнув в кабинет, Том передвигался с особой осторожностью, абсолютно неслышимо.

О, неужели действительно ждет в туалете?

Дождавшись, когда президент направится туда, Риддл проскользнул следом.

Никого видно не было, враг чего-то ждал. Надо же, какой деликатный, дожидался, когда Джонсон застегнет свою президентскую ширинку. И зря. В зеркале, возле которого тот мыл руки, почти все отражалось.

В воздухе мелькнула кисть с волшебной палочкой. Но прежде чем враг успел произнести заклинание, Том мгновенно схватил его за запястье и, выхватив палочку из руки, аппарировал.

Оказавшись в американском отделении Управления, Риддл быстро установил анти-аппарационные щиты.

Мантия-невидимка была сорвана с незнакомца — и жадным глазам Тома предстал хилый волшебник с изможденным лицом и растерянным взглядом.

И вот такие враги обставляли его столько раз?!

Проникая в память мужчины, Риддл поразился тому хаосу, что в ней царил в последние часы.

Смачно выругавшись, Том еще и еще раз просмотрел события с точки зрения врага, будто пытаясь доказать себе, что все это чудовищная мистификация. Не может быть!

Этот жалкий маг сам не понимал, что творил! Мерлинова борода! Он лишь удобно оказался близко к Белому дому.

И вот теперь действительно можно было начинать бояться. Как же нужно было кому-то постараться, чтобы не только оперативно получить информацию, но и отловить орудие для своих незаконных действий! Поистине ювелирная работа.

Нет, всему этому должно быть какое-то логическое объяснение. И он, Том Риддл, лучший маг современности, просто обязан его найти!

— Кто вы такой? Где я? — пролепетал волшебник, недоуменно оглядывая незнакомую обстановку.

— В американском отделении Управления магической безопасности, — сурово сообщил Том. — Вы арестованы по делу о нарушении статута секретности, незаконного применения магии на магглах и глобальной деятельности, направленной на подрыв принципов взаимодействия с магглами.

Вытаращив глазки-бусинки, волшебник, казалось, потерял дар речи.

— Но… но я ничего такого никогда не делал, мистер…

— Риддл.

Мужчина издал неопределенный возглас, судорожно сглотнул и, попятившись, упал в кресло. Американская пресса, по всей видимости, работала хорошо, неусыпно информируя граждан о деятельности Совета Конфедерации. И отлично — если не понимают, то пусть боятся!

В этот момент раздался стук в дверь, и в кабинет вошла группа волшебников во главе с Эйвери. Ну, надо же, неужели сотрудники Управления наконец научились работать?

— Взяли еще тепленькими! — радостно сообщил весельчак, подталкивая двух неизвестных магов в направлении их собрата по несчастью.

Все трое пребывали в прострации и казались серьезно напуганными. Было с чего!

Но Том не разделял энтузиазма Эйвери. Просмотрев воспоминания, он убедился, что эти двое тоже абсолютно не осознавали, что делали. И даже более детальная легилименция не выявила не только никакого осознания, но и памяти о том, кто мог такое с ними сотворить.

Что же это за напасть такая?

— Они находились под чьим-то влиянием, — задумчиво протянул Риддл. — Но это не Империус.

Эйвери вытаращил глаза, и его веселье тоже как рукой сняло. Осознал, что это значит, молодец.

Тут в комнату буквально влетел — только метлы не хватало — молодой Лестрейндж, заменивший Гермиону на посту секретаря, и с порога закричал:

— Получено по радио, взгляните скорее, шеф!

Пока Том читал пергамент, все более и более изумляясь содержанию, начальник оперативников вводил Рудольфуса в курс дела. Но Том уже не обращал на них внимания, как и на пойманных с такими усилиями волшебников.

Очередное донесение от группы Вилкса из Вьетнама, можно сказать, повергло Риддла в шок. На эсминце «Мэддокс» видели Альфарда Блэка, пытавшегося атаковать командира корабля.

Вот этого уж точно не может быть! Каким боком занесло туда этого идиота?!

Как он подпал под чужое влияние, это уже отдельный вопрос. С Блэка станется. Но откуда он узнал про Тонкинский залив? Неужели шпионил?

Оперативники загнали мага в угол, пытаясь арестовать. И в результате осталось не ясно, то ли тот скрылся, несмотря на антиаппарационные барьеры, то ли упал в воду, как раз в тот момент, когда начался обстрел…

— Эйвери, допросите арестованных, — уже не скрывая своего раздражения, приказал Том. — Завтра жду подробного доклада. Рудольфус, на тебе задача оформить все сведения по Тонкинскому заливу, — и дождавшись кивков подчиненных, прибавил: — Я вынужден отлучиться по срочному делу. Всего доброго, господа.

Забрать Гермиону — и к Фламелю! Даром, что время было не совсем подходящее, в Европе еще царила ночь. Но прояснить ситуацию мог только алхимик.

Порт-ключ перенес волшебника в замок Певерелл. Не успел он оказаться в зале, открытом для пространственных перемещений, как перед его глазами предстала картина, которая вызвала не меньший шок.

В комнате находилась Гермиона, бледная и заплаканная. А на ее плече повис не кто иной, как не к добру помянутый Блэк.

Почему она с ним?!

Ощущая, как душу слепо окутывает страх, а затем всепроникающий холод, Том выхватил волшебную палочку.

Рука слегка дрожала.

— Надеюсь, ты собиралась отвезти этого преступника в Управление? — не скрывая злость, ядовито бросил Том.

Гермиона уже во все глаза смотрела на него, в темных безднах застыла боль.

— Ты уже в курсе, — вяло сказала она. — Альфард узнал случайно, и он ни в чем не виновен. Том, позволь мне переместить его домой и привести в себя. А потом уж делай то, что считаешь правильным.

— Его там видели, — сухо сообщил Риддл. — Так что твоему Блэку все равно не отделаться от дачи показаний, даже если сейчас я и позволю ему уйти.

Альфард, подняв голову, что-то простонал.

— Ему нужна помощь! — не выдержала Гермиона, Блэка она при этом не отпускала.

— Отправь его в Мунго! — холодно приказал волшебник. — Ты мне сейчас нужна.

— У него ранения от боевых заклятий! Сразу будут вопросы, — возразила жена, и Том уже по-настоящему рассердился.

— Я сказал, что ты мне сейчас нужна! — резко повторил он. — Что в этом непонятного?

— Зачем?.. — Ее голос стал тише.

Нет, вот только не надо слез. Неужели этот жалкий Блэк их стоит?

— Я отправляюсь в Женеву.

Гермиона вздрогнула.

— Я надеюсь, что с месье Николя все в порядке, — прошептала она. — Это он вытащил Альфарда из той передряги.

— Что?!

— Пожалуйста, отправляйся быстрее, и все узнай, — с горечью попросила волшебница.

Ярость, казалось, охватила все его существо. Как она посмела? Как она могла пойти на такой шаг без него?!

— Ты ввязала в это дело Фламеля? — ледяным тоном осведомился Риддл. — Я уже молчу про то, что ты скрыла от меня факт участия Альфарда!

— Он мне прислал письмо уже после того, как вы отправились в Америку, — теперь ее голос был совсем пуст, и у Тома сжалось сердце.

Что мы делаем, жена?

Проклятый Блэк вновь застонал, но, кажется, начал приходить в себя. Легилименция пришлась бы ему сейчас очень кстати.

— Пожалуйста, Том, отпусти меня, — глаза Гермионы вновь засверкали. — Иначе я уйду без разрешения!

Но Риддл проигнорировал решительность ее тона. Сейчас он не уступит. И пусть Блэк дохнет из-за своего идиотизма!

— Выходит, ты тем более обязана отправиться со мной. Ты сама заварила эту кашу!

Гермиона промолчала. Вместо этого наградила его таким взглядом, что ему вмиг стало невыносимо, мучительно тошно. Убежденность, отчаянье и неизбывная боль смотрели на него из глаз жены, обычно столь теплых и любящих.

В следующий миг она аппарировала.

Том в ярости схватил попавшийся под руку стул и со всей силы швырнул его в стену. Упрямая ведьма! Чтоб тебя акромантулы сожрали живьем, Альфард Блэк!

* * *

— Выпей это зелье, Альфард, — устало сказала Гермиона, протягивая другу бокал. — Раны почти зажили, это придаст тебе сил.

Блэк уже смог присесть на диване.

— Спасибо тебе, — выпив зелье, искренне сказал он и взял Гермиону за руку. — И за то, что не осудила. Я был неправ, вмешавшись не в свое дело.

Кто она такая, чтобы судить? Хватит уже того, что она повздорила с мужем.

— Расскажи, ты что-то помнишь? — Волшебница села рядом. — Месье де Вьё?

Лоб Альфарда пересекла морщинка, он откинулся на спинку дивана и через какое-то время потрясенно пробормотал:

— Все как в тумане. Но в последний момент перед тем, как очутиться здесь, я действительно видел его, — Блэк напрягся. — О Мерлин! Он был там и помог мне!

— Успокойся, Альфард, я знаю, — кивнула Гермиона, ободряюще сжав его ладонь.

— Ты отправила его туда, — вдруг догадался он. — Из-за меня.

— Альфард, там действительно было очень опасно, — ровно пояснила она, стараясь не выдавать своей озабоченности. — Помимо магов из Управления, еще и маггловское оружие. Могло случиться что угодно.

— Я хотел увидеть все своими глазами, — убито прошептал маг. — Из первых рук узнать, в чем участвую.

Бедный Альфард, не хватало ему еще только мучиться чувством вины.

Блэк поймал взгляд подруги и неожиданно горячо заговорил:

— Ты удивительный человек, Гермиона. Я горд и счастлив быть твоим другом. Я больше не встречал ни одной столь чистой души: гуманной, отзывчивой и преданной своим убеждениям.

Волшебница смутилась. Что-то Альфард чересчур расчувствовался. И в то же время его слова тронули ее.

Рука Блэка неожиданно коснулась ее волос, поправляя упавшую на лоб прядь.

— Почему ты позволяешь ему так обращаться с собой? Ты достойна того, чтобы тебя носили на руках!

— Ты преувеличиваешь, Альфард, я тоже не подарок, — слабо улыбнулась она. — Например, до сих пор не научилась нормально готовить. Позорище!

— Для этого есть эльфы, жена нужна совсем для другого, — отмахнулся он. — И я абсолютно серьезен. Моя жизнь много раз заходила в тупик, все вставало с ног на голову, перестраивались ценности. Иногда я был на грани отчаянья. Но…

— Твой юмор и оптимизм всегда спасали тебя! — закончила за друга Гермиона.

Видимо, потрясение подействовало на него сильнее, чем она предполагала ранее.

— Не только, — уверенно возразил он. — У меня перед глазами всегда вставал твой пример, Гермиона. Твоя воля и верность себе, несмотря на такого мужа, несмотря ни на что. За тобой правое дело и перспектива лучшей жизни, я чувствую это. Наверное, я потому и поддержал свою семью в аферах твоего экстремиста.

Волшебница опустила глаза. Неужели он и вправду серьезно?

Она вдруг посмотрела на все с другой стороны. Они одни, в холостяцкой квартире Альфарда, в которой тот гордо скрывался от своего семейства. Ночь и роскошный диван…

— Том — хороший муж и отличный руководитель.

— Но ты достойна лучшего! По крайней мере, мужа. Жаль, что я не лучше.

— Брось, Альфард. Сколько раз ты поддерживал меня своим оптимизмом. Но я так и не научилась твоим фирменным шуткам. Мне до тебя еще расти и расти! — пытаясь сдобрить странный разговор юмором, заявила Гермиона.

Но он даже не улыбнулся. Неожиданно его лицо приблизилось, рука скользнула на затылок…

Его губы были теплыми и удивительно нежными. Казалось, вся его жизнь сосредоточилась в этом упоительном чувстве сладости и долгожданной неги.

Сейчас у Гермионы был выбор, в отличие от того, другого поцелуя в слизеринских подземельях. Но волшебница на этот раз не оттолкнула Блэка. В голове мелькнули все их близкие моменты, начиная с того памятного дня, когда она впервые увидела знакомые черты и в тот же миг почувствовала притяжение к Альфарду.

Поцелуй был пронизан ностальгией, сладко-горький, пьянящий.

И если бы не существовало Тома, то, возможно…

Гермиона отстранилась первой.

— Альфард, это неправильно, — выдохнула она, встречая взгляд его красивых серых глаз.

— Ты думаешь, твой экстремист ни разу со школьных лет не позволил себе поцеловать другую женщину?

Как жестоко! Зачем он так?

Между тем руки Блэка играли в ее волосах, упоенно пробегались по плечам и спине, ласкали шею. И это было столь по-другому, волнующе, привлекательно… Но неправильно.

Гермиона незаметно потянулась за волшебной палочкой.

— Ты нужна мне, — едва слышно проронил Альфард в тот самый момент, когда его подруга мысленно произнесла усыпляющее заклинание.

И тут же пожалела об этом — это было нечестно!

Глаза Блэка постепенно слипались, ладонь упала с плеча.

Когда он уже мирно посапывал в глубоком сне, Гермиона уютно устроилась рядом.

Это заклинание она знала со школьных лет, именно оно помогло достигнуть своей цели с Томом. Как же давно она не посещала ничьи сны. И слава Мерлину! Вряд ли бы кто-то превзошел Лорда Волдеморта по количеству драматических сценариев, но кто знает. Проверять совсем не хотелось.

Сейчас Гермиона снилась Блэку, и тот, похоже, так и не осознал границы между сном и реальностью. Волшебница воссоздала во сне все то же пространство большой, изысканно обставленной квартиры, наполненной множеством экзотических диковинок со всего мира.

— Я всегда мечтал о тебе, — тихо проговорил Альфард, вновь вовлекая Гермиону в поцелуй.

«Последний поцелуй», — она это знала.

Горячий шепот:

— Ты так нужна мне сейчас.

Волшебница слегка подалась от тела мужчины. И хотела уже честно признаться, насколько глубока была их связь с мужем. Но тут взглянула в глаза Альфарда — и слова так и замерли на губах. Так мог смотреть лишь узник Азкабана, получив обещание свободы, орел с подрезанными крыльями, мечтающий вновь взлететь.

Альфард, настоящий друг… Она будет вынужденно жить, а он начнет стареть и покинет ее. И никогда им не быть вместе.

Она не может быть столь жестокой. Пусть даже он только «мечтал», а не «любил».

Чувствуя, как разрывается сердце, Гермиона четко спроецировала образ — свою точную копию. И скрылась в едва заметном присутствии на периферии пространства сновидения.

Волшебница почти не видела, как выгибалось в экстазе тело ее двойника, почти не слышала, как стонал Альфард. Почти не знала, от чего она отказалась. Осознанно. Сама. Навсегда.

Женева — прекрасный город, исполненный грации и древнего духа, немного сказочный, слегка таинственный и неизменно радующий душу. Том Риддл всегда любил его, но сейчас ему было не до восхищения красотами и созерцания звезд. Уже полчаса он пытался попасть в дом Фламеля, но попытки были тщетны. Куда же могла подеваться чета бессмертных? По словам Гермионы, Перенелла осталась здесь. Спят? Не слышат? Неожиданно уехали?

Резкий звук вывел мага из раздумий. Показалось, или птичий крик и вправду наполнил небо тревогой и тоской?

В этот момент на плечо опустилась огромная серебристая птица, в которой Том признал сову Фламеля. Волшебник пересадил ее на запястье и снял с лапы пергамент. Сова ухнула и перелетела на дверной фонарь.

Письмо было от алхимика. Почувствовав неожиданное волнение, Риддл развернул свиток.

«Дорогой Том,

я знаю, что ты сейчас вплотную подошел к решению столь важной для тебя и всех нас задачи. Я знаю, что даже без договора со мной, от которого можешь считать себя освобожденным, ты доведешь это дело до конца. Тебе остался всего один важный шаг, который ты сделаешь, ответив на ключевой вопрос: почему все устроено именно так, а не иначе.

Очень скоро ты поймешь, насколько взаимосвязаны все части мира, насколько хрупок и в то же время стоек незримый общественный устой. Потому что он захватил мысли, окутал сердца. Ответ на твой вопрос лежит в прошлом. Но стоит ли будущему от него всецело зависеть? В твоих силах сделать магов свободными. В твоих же силах навязать им свой порядок. Выбор за тобой, Том Риддл. Я надеюсь, что он будет осознанным.

Не вини никого в той участи, что постигла меня. Это был мой собственный выбор. Когда-нибудь ты поймешь его причины.

Я желаю тебе, мой мальчик, добиться успеха в том, что не удалось мне. И превзойти меня в том, в чем я достиг успеха. Я верю в тебя и Гермиону. Перенелла шлет вам свои благословения.

Будь же сам живым Философским камнем!

И да пребудут с тобой силы жизни!

С любовью,

Николя Фламель».

Риддл поначалу тупо смотрел в пергамент, не в силах осознать произошедшее. Невероятно, немыслимо...

Потрясенно опустил письмо. Фламель погиб — в это трудно было поверить!

А стоило ли? Хитрый маг мог воспользоваться ситуацией, чтобы покинуть этот мир. Как-то, помнится, он намекал на возможность перехода на иной уровень бытия, утверждая, что смерти нет. А для тех, кто это осознает, ее нет даже в информационном плане.

Но почему же так яростно начинает биться сердце при мысли о том, что алхимик погиб из-за Блэка?!

Вполне вероятно, что письмо было подготовлено заранее. А Фламель мог просто не справиться с перемещением Блэка и противостоянием оперативникам. Мог упасть в воду, попасть под обстрел, в водоворот и Мерлин знает во что еще. Одно дело — давно собираться уйти и совсем другое — сделать это под влиянием внешних факторов. Да еще и вдали от жены, которая, без сомнения, последовала его примеру.

Жена. Гермиона. Так нельзя.

Особенно теперь, когда он лишился единственного человека, которого мог назвать учителем. Риддл был уверен, что Фламель не задержался между мирами, подобно Моргане и, возможно, Мерлину. В преддверии великих перемен Наследник Слизерина остался один.

И все из-за Блэка!

Быть может, стоит упечь его в Азкабан? А что, тот подставился сам! Но тогда придется то же самое проделать с другими, невиновными людьми.

Нет, надо взять себя в руки. К мантикорам Блэка!

Прощайте, месье Николя! Учитель и друг…

Том спрятал пергамент в кармане мантии. В этот момент сова встрепенулась и, плавно слетев с фонаря, уселась ему на плечо.

— Пойдем, дружище, — с показной бодростью сказал ей Том. — Нас обоих теперь ждет иная жизнь.

Риддл аппарировал в Центральный отдел Управления. Настроение у его начальника было самое что ни на есть решительное, и через полчаса перед ним собрались все оперативники, участвовавшие в неудачной поимке Блэка. И пусть на дворе стоит раннее утро. Тут вам не Отдел транспорта, а разведка!

Том церемониться не стал. Вызвал Вилкса и погрузился в просмотр воспоминаний. Про невероятные способности Лорда Волдеморта к легилименции ходили легенды, а потому никто даже и думать не смел что-либо скрывать от своего шефа.

Корабельные огни скупо выхватывают небольшие области пространства, отвоевывая их у вязкой, непроницаемой тьмы. Эсминец трясет, резкие порывы ветра сбивают с ног. В коридоре мелькает укутанная в черную мантию фигура. Сверкают лучи боевых заклятий. Неизвестный выбегает на палубу — его окружает группа магов. Капюшон сброшен, и в тусклом свете фонарей взору предстает желтовато-бледное лицо Блэка. Но в это мгновение горе-шпиона рывком оттаскивают в сторону. Пространство освещает голубой огонь. Завязывается борьба, уже ничего не разобрать, затем слышится звук удара. Маги подбегают к борту.

— Кажется, он упал, — неуверенно бормочет кто-то.

— Или спрыгнул, — хмуро добавляет Вилкс. — Хотя это полнейшее безумие, тут стоят барьеры против аппарации.

— Нужно доложить лично мистеру Риддлу. Все-таки Блэк, говорят, друг его жены.

— Дон Жуан — друг народа. — В толпе хихикают.

Ох уж этот Блэк!

Чувствуя, как закипает волна уже, казалось, притихшей ярости, Том покинул воспоминание. Раньше он собирался подвергнуть бесцеремонной процедуре всех оперативников, но понял бессмысленность этого. Больше ничего он не увидит, а на Блэка он и так зол настолько…

За гневом пряталась боль.

Фламель предпочел уйти по-английски, даром что француз. И Перенелла последовала за ним.

А вдруг он и вправду упал за борт, но сил на перемещение уже не осталось? И у него не было другого выбора?

Выбор. Выбор есть всегда, хотя бы в том, о чем думать перед смертью. Отличное утешение…

Проклятый Блэк — слюнтяй, недоучка, неудачник! Бесталанная серость, из-за которой ушел сам Фламель!

Пора этого недостойного представителя древнейшего семейства познакомить с допросом по рецепту русских магов. И плевать на то, что скажет дорогая женушка!

Отпустив всех и вернувшись в Великобританию, Риддл прямиком аппарировал к квартире Блэка. Ну надо же, тот даже не поленился поставить защитный барьер! Наверняка спасался от брошенных любовниц. Вот только против них такая защита и помогла бы, но никак не против Наследника Слизерина.

Том осторожно открыл дверь и неслышно прошел в зал.

Все еще валяется на диване, вы только поглядите на него!

Маг спешно оглядел комнату, заглянул в остальные.

— Где она?!

Он выкрикнул это так громко, что хозяин квартиры, проснувшись, чуть не упал с дивана. Жалкое зрелище! Видела бы его сейчас Гермиона! И пусть внутренний голос подсказывал, что вот Гермиона-то как раз и не одобрила бы такую манеру общения.

Блэк сначала непонимающе глядел на своего бывшего одноклассника. И неожиданно для последнего широко улыбнулся.

Издевается?

— Она уже ушла.

Риддл угрожающе приблизился к Блэку, коснулся волшебной палочкой его подбородка, ловя взгляд подозрительно веселых глаз.

Похоже, день сегодня пройдет под знаком легилименции.

Как выяснилось, потомок благороднейшего рода ничего не смыслил в окклюменции. Позор. Том легко проник в нужное воспоминание.

Полет на метле до корабля — это надо же, какой энтузиазм нашелся. Неожиданное помутнение сознание — видимо, тут-то Блэк и попал под воздействие чужой магии. Мельтешение по эсминцу, попытка повлиять на капитана. Ранение, бегство. А вот и Фламель. Голубое сияние пространственного портала. Замок Певерелл, Гермиона. Их спор.

Все кристально ясно, Блэк точно не соображал, что творил. Идиот!

Риддл продолжал смотреть, как Гермиона переместила приятеля в его квартиру.

Скинула на диван, как мешок. Залечила раны, налила какого-то зелья из своих аптечных припасов. Лучше бы яда. Никаких болезней и проблем.

Но что Блэк несет?!

И почему не сопротивляется она? Какие-то жалкие бормотания про неправильность…

В глазах у Тома потемнело. Или это потемнело не только у него в глазах?

Дальнейшее уже казалось магу самым страшным кошмаром, самым жутким зрелищем за всю его жизнь.

Как она могла предать его? Как она посмела?!

Смотреть больше не было сил.

Забытое чувство проснулось в Риддле — ледяной гнев, сметающий все на своем пути.

— Avada…

Но маленький огонек самоконтроля, который еще оставался у Тома, сместил вектор жизни в другую сторону.

— Crucio!

Блэк вскрикнул от неожиданности, когда его тело вывернуло, перекорежило, скрутило.

Мученья врага притупляли боль. Только слегка, но так было легче. Пусть же мерзавец сам захочет умереть!

Почему же ты не умоляешь о пощаде, Блэк?!

Не выдержав адской боли, проклятый маг наконец закричал. И Риддл отвел волшебную палочку.

Нет, он даже не потрудится стереть память этому подлецу.

— Собирайся! — тоном, предполагающим беспрекословное подчинение, приказал Том. — Будешь давать показания в Управлении.

— Судя по всему, не как жертва непростительного проклятия, — ядовито выдавил Блэк.

Он все еще смеет тявкать?!

— Еще одно слово, и ты отправишься в Азкабан, — спокойно, едва слышно пообещал Риддл, но от его тона Блэка передернуло.

Волшебник заставил себя подняться с дивана и, пошатываясь, прошел в соседнюю комнату.

Минут через десять он вновь появился в зале, одетый с иголочки и подтянутый, как будто вовсе и не пережил Круциатос.

Глотнул бодрящего зелья из коллекции Дон Жуана?

— Как ты посмел соблазнить мою жену, Блэк? — не в силах больше молчать, выпалил Том.

Как она могла так поступить?

— Если бы ты обращался с ней лучше, она бы не соблазнилась! И дело, знаешь, вовсе не в том, у кого длиннее руки или член. Дело в элементарной заботе о потребностях другого. Ты хотя бы в курсе, как сильно твоя жена хочет иметь детей?

Риддл в ярости вновь поднял волшебную палочку.

— Ты ничего не знаешь о нашей жизни, о том, что мы пережили с ней бок о бок! — зашипел он. — Ты коварно воспользовался моментом ее слабости, и это очень хорошо характеризует твою шакалью породу!

Альфард попытался было что-то сказать, но Риддл пригрозил:

— А сейчас ты молча последуешь со мной. Иначе ты об этом пожалеешь, клянусь Салазаром!

Блэк молча наградил давнего противника презрительным взглядом, который Том заставил себя проигнорировать.

В Министерстве он вызвал Эйвери и младшего Лестрейнджа.

— Допросить о Тонкинском заливе, привлеките русских ребят, — коротко приказал он. — А ты, Блэк, помни про места не столь отдаленные!

Быть может, зря он его не убил?

Гермиона, зачем же ты сделала это? Как же верить тебе сейчас?

Гнев, боль, обида затмили все.

Переместившись в замок Певерелл, Риддл быстрым шагом направился в кабинет жены. Та сидела на диване, в пеньюаре, заплаканная. С письмом в руках.

Увидев мужа, она бросилась ему на шею.

— Том! Фламель! Фламель ушел!

Риддл резко отцепил ее руки и, оттолкнув жену, прорычал:

— Он погиб из-за тебя! Как ты могла?!

Гермиона едва удержалась на ногах, с испугом глядя на него.

— Я не просила его спасать Альфарда. Он вызвался сам!

— Как ты могла изменить мне с этим ничтожеством?!

Волшебница упала на диван. Не ожидала, дорогая?

— У нас ничего не было! — твердо заявила она.

Еще осмеливается лгать?!

— Как он там называл тебя? Кажется, «мечта моя»? — ядовито напомнил Риддл.

— В реальности этого не было! Я никогда не изменяла тебе, Том!

— Нашла бы версию поубедительнее, — он уже не слушал ее. — Тебе же врать не привыкать!

— Я не врала тебе и не вру! — Гермиона вновь вскочила с дивана и попыталась взять его за руку.

Но маг снова оттолкнул жену гневным, решительным движением.

— Не врала? Да кто бы говорил! Я был тогда сопливым влюбленным дураком, иначе никогда бы не простил твоей лжи!

Гермиона смертельно побледнела. Поняла, о чем он?

— Да-да, я именно об этом! — Риддл вошел в раж. — Ты верно догадалась… грязнокровка.

Охнув, волшебница отступила назад и почему-то схватила волшебную палочку. Неужели драться с ним задумала? Поздно, милая! Том мог простить ложь во благо, но предательство он не простит никогда!

— Да, все эти годы я знал твою тайну, — злорадно продолжил он. — Грязнокровка Грейнджер, засланная из будущего и возомнившая себя способной остановить лучшего мага современности! — Гермиона смотрела на него во все глаза. — А знаешь, когда я узнал? Это был чудесный свадебный подарок! Представь себе, каково мне было в нашу первую брачную ночь узнать все это? Тогда я увидел не только то, что ты до беспамятства влюблена в меня, но и все твои тайны и секреты! И то, что ты вовсе не блондинка, и зубы у тебя были, как у бобра. Видимо, сие так сильно беспокоило тебя, что я прочитал всю это гадость в твоих мозгах, как в открытой книге!

Как больно! Забытое чувство, будто мир сужается до черной точки абсолютной безысходности.

— Но я любил тебя, — смотря на жену, словно ее не существовало, добавил Риддл.

И тут Гермиона зарыдала.

Привычное женское оружие.

Едва слышный шепот:

— Прости меня.

— Все эти годы я жил, ощущая твои оценивающие взгляды, а не сделал ли я что-нибудь «дурное», — бесстрастно продолжил Том. — Этот призрак прошлого висел над нами, как дамоклов меч, постоянно угрожая нашей жизни!

— Я любила тебя, Том, — убито сказала Гермиона.

Она сидела на диване, теребя кружево пеньюара. И не смея взглянуть ему в глаза.

— Любила?

— И люблю!

— Однако твоей любви оказалось недостаточно, чтобы принять меня таким, какой я есть!

Волшебница помотала головой:

— Человек должен внутренне расти. Я всегда желала тебе только этого, Том.

— Расти куда? Куда скажешь ты, Дамблдор, Фламель? — Он сжал кулаки. — Ты добилась прямо противоположного. Посмотрел бы я на тебя, если б тебе не верил самый близкий человек!

— Но я верила тебе, иначе бы не стала помогать! — в отчаянье воскликнула она. — Всю свою жизнь я посвятила тебе!

— Не мне, а своей миссии по «спасению» мира! — Как же горько было это осознавать. — Сам по себе я для тебя ничто, лишь источник постоянной угрозы, которому и детей родить планировалось лишь в целях миссии!

— Да как ты смеешь так говорить?! — Она вновь вскочила на ноги и стремительно приблизилась к нему чуть ли не вплотную. — Я любила тебя и только тебя! И никогда не спала с Альфардом, ему это приснилось, а ты поверил, не разобравшись!

— Тогда благодари своего любовника, что его версия событий вышла убедительнее, — сухо парировал Риддл.

Ее глаза заполыхали. Бывшая гриффиндорка, что с нее возьмешь, а еще смеет учить его!

— Фламель ушел, а ты думаешь лишь о том, что кто-то ранил твой эгоизм! Я полагала, ты изменился, Том, позволив себе любить, создав Философский камень. Но я ошибалась: каким ты был, таким ты и остался! Эгоист, думающий только о себе!

Ее слова отравляли ядом, как жало скорпиона. Он, Наследник Слизерина, столько лет трудился на благо волшебного мира, а в результате… Да, его собственная власть выросла соответственно, но, видит Мерлин, он думал не только о себе!

— Лучшая защита — нападение? — с издевкой выдал Риддл.

Еще несколько минут такого разговора — и он не выдержит. Не перенесет взгляда в бездну боли. Ту бездну, что становилась родным домом для тех, кого предали. Его предавали не один раз.

— В течение двух дней твои вещи должны исчезнуть из моего родового замка, — ледяным тоном заявил он, стараясь не глядеть в эти глаза с расширившимися зрачками, в которых зияла все та же бездна. — Кроме этой комнаты, в которой будь любезна оставить тряпки, необходимые для приемов. Будешь продолжать играть идеальную жену, тебе не привыкать!

— Но я люблю тебя, — растерянно выдавила Гермиона, от ее апломба не осталось и следа.

— Если любишь, уходи! — Удар был нанесен точно.

И не дав ей шанса продолжить, Том вышел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что, казалось, дрогнул весь замок.

* * *

Настоящее горе дано познать большинству людей. Кто-то оказывается более счастливым, не сталкиваясь с ним долгое время, кто-то обречен увидеть его с детства. Но в какой-то момент, как правило, неожиданно, оно врывается в жизнь, подобно смерчу, сметая все на своем пути. Оказывается, Гермиона раньше не знала, что такое горе в полной красе своей, в жестоком, бездушном многогранье.

Том даже не захотел выслушать ее. Но если бы и выслушал, то все равно бы не поверил. А поверив, обвинил бы в том, что она подставила его, выставив посмешищем в глазах заклятого врага. Так ему было легче. Закрыться от правды жизни, отстраниться от проблемы, погрузившись лишь в свою собственную правду. Вновь его эго дало знать о себе — настойчиво, беспринципно, подчиняя себе сердце и даже разум.

А она сама? Том был прав, разве не ее маниакальная подозрительность и готовность поверить в самое плохое косвенно были повинны в таком плачевном исходе?

Весь день, пятого августа, когда началась война, Гермиона плакала навзрыд. Только сейчас она поняла, как такое бывает, когда из-за боли невозможно спать. Невозможно думать, невозможно жить. Это был не только книжный штамп плохих романов, это оказалось правдой жизни. Хотелось удариться головой об стену, быть где-то в другом месте, в другой жизни, лишь бы не здесь, не так…

Неужели Фламель знал, что так будет? Его наследство красноречиво говорило об этом. В таком случае, почему он написал, что верит в них обоих? Простит ли ее муж?

Волшебница перевезла все свои вещи в дом алхимика, который тот завещал ей.

Нет, она никому не скажет про эту секретную обитель. Здесь она сможет скоротать свои горестные дни, наплакаться всласть. И возможно, понять загадку месье Николя.

Через пару дней Гермиона уже ходила по комнатам, перебирая книги Фламеля, время от времени погружаясь в заинтересовавший ее томик. Иногда гладила маленького сфинкса, который даже забросил свое озорство, чувствуя состояние хозяйки. Но боль лишь пряталась в такие моменты, вновь и вновь потом выплакиваясь горькими слезами.

Если ей не удалось изменить Тома, придется измениться самой. Потому что такую боль терпеть невозможно. Невозможно!

Несколько дней волшебница ни с кем не общалась. И совсем не ожидала, что в окно постучится сова.

Письмо было от Альфарда с приглашением увидеться и поговорить. Тяжело вздохнув, Гермиона согласилась на встречу в Хогсмиде.

Бедный Альфард, бедный Том. А более всего — она сама.

Почему же Том всегда оказывался прав, завладевая преимуществом в их общении? Всегда, если у нее не было припасено тайного оружия. Сколько же можно было жить в атмосфере вечного опасении и недоверия? Том был прав даже в этом.

Дай ей Мерлин силы выдержать встречу с Альфардом!

…Август в Шотландии уже веял прохладой. Кутаясь в шаль, волшебница заглянула в ближайший к Хогсмиду городок, где прочитала свежие новости про американские бомбежки во Вьетнаме. Казалось, ничего не изменилось. Но такого просто не могло быть! Разойдясь с прежним вариантом развития в критических точках, мир уже не мог вернуться на прежний путь. И чем больше проходило времени, тем сильнее все менялось. Магглы не знали про то, что делали маги в попытке вывести свое общество на ступеньку вверх по лестнице развития. Какая же она дура, в критические моменты она будет вдали от того, кто являлся душой этих перемен!

Альфард ждал подругу в «Трех метлах», красивый и бледный, с застывшим вопросом в серых глазах. Сделал было попытку обнять ее, но Гермиона отстранилась, и тот, отвесив церемонный поклон, поцеловал ее руку.

— Ты знаешь, что Том…

— Давай прогуляемся до Хогвартса. У стен есть уши.

— Привычка жены разведчика? — слабо улыбнулся он.

— Почти уже бывшей жены, — сухо ответила она.

На лице Блэка последовательно промелькнуло сразу несколько эмоций: радость, тревога, сочувствие, гнев.

— Да как он посмел так обращаться с тобой?!

— Альфард, не здесь, — Гермиона потянула его за рукав элегантной мантии.

Как всегда, одет с иголочки. Эх, дорогой мой Дон Жуан!

Блэк молча кивнул и, взяв подругу под руку, повел ее по дороге к школе. Когда они покинули пределы Хогсмида, он слегка притормозил и вдруг сказал:

— Выходи за меня замуж, Гермиона.

Волшебница застыла как вкопанная.

У него все было в порядке с головой после приключений в Тонкинском заливе?

— Ты слишком много на себя берешь, Альфард, — оправившись от изумления, ответила она. — Во-первых, еще не факт, что Том захочет официально развестись со мной. А во-вторых, нас связывает слишком много тайн. Они стоят между нами и всеми остальными.

— Ты хочешь сказать, что будешь терпеть этого негодяя несмотря ни на что?! — возмутился Блэк. — Ты имеешь право на счастье. Позволь же хоть раз в жизни что-то сделать для себя!

Гермиона слегка обняла его, легко, по-дружески.

— Я ценю твой благородный порыв, — с вымученной улыбкой отозвалась она. — Но я не хочу, чтобы ты жертвовал собою из-за чувства вины. Ты мне ничем не обязан. А счастлива я буду только с Томом.

Альфард казался уязвленным. Опустил голову, морщинка прорезала высокий лоб.

— Ты действительно так сильно любишь его? — едва слышно прошептал он. — И сделала это лишь из жалости ко мне?

— Жалость тут ни при чем, — уверенно сообщила волшебница. Незачем ему об этом думать. — Ты мне нравишься, Альфард. Но мы связаны с Томом сильнее, чем ты можешь себе представить.

— Это почему же не могу? — недовольно фыркнул Блэк. — Я знаю одно: если нет надежды на нормальную жизнь, нужно искать ее в другом месте. Я не могу спокойно смотреть, как ты мучаешься, дорогая.

Он порывисто прижал ее к себе, и Гермионе вдруг захотелось послушать его, просто потому что это было так приятно — оказаться в сильных мужских руках, почувствовать пусть не любовь, но хотя бы заботу и нежность.

До этого момента волшебница держалась, но тут вновь подступили предательские слезы. Она выплакивала в плечо друга все то, что накопилось за долгие годы. Почему же так получилось? Что помешало им с Томом любить друг друга безоблачно и радостно? Может быть, проклятый разум? Вечная логика и постоянный анализ? Или же им не хватало простого, но захватывающего чувства бытия? Неужели было поздно? Том никогда раньше не говорил ей такие слова. Какая же глупо она вела себя! Причинила ему столько боли. Правдивость необходима для отношений. Если бы только можно было все вернуть! Но нет, свою карту она уже разыграла, и пути назад не было.

Альфард гладил подругу по спине, осторожно, понимающе, молча. Дождавшись, когда рыдания закончатся, несколько раз быстро поцеловал ее в лоб.

— Ты сегодня же переезжаешь ко мне.

Как просто переложить ответственность на мужские плечи.

Гермиона отстранилась от Блэка.

— Спасибо, Альфард, но у меня есть, где жить.

Лицо мага помрачнело.

— Ты отказываешься, потому что надеешься вернуться к этому эгоисту?

— Я отказываюсь, потому что ты не любишь меня. Но даже если бы и любил, я не имею права провоцировать Тома.

— Ты подчиняешь свою жизнь его?! — не выдержав, вспылил Блэк. — Это выглядит просто жалко для такой сильной личности, как ты!

Больно. Видит Мерлин, она не заслужила таких обвинений!

— Ты ничего не знаешь, Альфард, а потому не тебе судить! — Гермиона протестующе ударила его кулачками в грудь.

— Так ты мне ничего не рассказала! — воскликнул Блэк, хватая ее за плечи.

В его глазах читалась давняя обида.

И он был прав. Он тоже не заслужил такого.

Тяжело вздохнув, Гермиона кивнула:

— Хорошо, я расскажу тебе. Только давай пойдем. Мне будет легче.

Какое-то время друзья шли молча. Блэк время от времени тревожно смотрел на свою спутницу.

— Альфард, я появилась в Хогвартсе на пятом курсе неслучайно, — осторожно начала Гермиона. — Ты правильно тогда узнал, что я не имею никакого отношения к семейству Гаррисвиллей. И я очень благодарна тебе за то, что ты больше никогда не поднимал этот вопрос.

— Меня удовлетворило твое объяснение, что ты внебрачная дочь Гаррисвилля, — пояснил маг, ожидая продолжения.

— Это не так. Я Гермиона, но не Гаррисвилль, — призналась волшебница и выдохнула: — Но главное вовсе не в этом. Я не из вашего времени, Альфард.

Застыв на месте, Блэк потрясенно смотрел на нее.

— Я родилась в 1979 году, — продолжала Гермиона, видя, что тот не в силах промолвить и слова. — В 1997 году погиб Дамблдор, и самый сильный темный маг захватил Министерство магии, — Гермиона сглотнула. Не верилось, что это был он, ее Том. — Мы сопротивлялись ему, я и мои друзья: Поттер и Уизли.

Альфард издал неопределенный звук.

— А потом как бы случайно нашелся древний артефакт, который переместил меня в 1942 год. Во время, когда тот самый темный маг еще был школьником и не сделал ничего ужасного.

В глазах Блэка застыл ужас.

— Это был Том, да? — дрогнувшим голосом наконец спросил он.

— Да, — просто и грустно отозвалась Гермиона. — И я не подозревала тогда, что полюблю его.

Альфард вновь обнял ее, крепко прижимая к себе.

— Бедная, ты моя бедная… — послышался его горячий шепот.

Они не замечали, как поднялся ветер, не слышали хлопотливого Хогсмида, не видели на удивление ясного неба, в котором высоко парили птицы. Это был момент молчаливого понимания, когда один отчаянно хотел, но знал, что не в силах изменить судьбу другого. А последний осознавал, что некоторые вещи приходилось принимать как есть, будь они проклятием или благословением.

— Прости меня, — тихо сказал Блэк.

— За что, Альфард? — Гермиона заставила себя слегка улыбнуться. — Ты всегда поддерживал меня в трудные моменты. Спасибо тебе, что ты был со мной все эти годы.

— Гермиона, ты просто не понимаешь, какой ты великий человек! — отрывисто проговорил волшебник. — Прости меня, что я невольно помешал тебе и Тому. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Но я больше никогда не сделаю твою жизнь сложнее.

— Что ты имеешь в виду?

Неужели она потеряет еще и Альфарда?

— Я откажусь от участия в делах твоего экстремиста. Уеду в Европу и присоединюсь к одному из Отделов Совета, в котором смогу принести максимум пользы. Я слишком много знаю и умею, чтобы оставаться в стороне от судеб общества! Иначе я просто не смогу смотреть тебе в глаза!

Гермиона долго молча глядела на него. С одной стороны, ей было безумно горько: теперь она осталась совсем одна. А с другой, она радовалась за Альфарда, сумевшего победить свой слизеринский эгоизм.

Волшебница крепко сжала руку друга.

— Я горжусь тобою, Альфард. Ты прав, сейчас не время стоять в стороне! Верь — все будет хорошо!

Теперь она улыбалась широко и искренне. И возможно, сама поверила в свои слова.

Она справится со всеми трудностями, обязана справиться, даже если для этого ей придется избавиться от собственных страхов, проекций и умозрений. И измениться самой.

Подарок Гермионы на его день рождения был скромным, но именно эта вещица всколыхнула тот тайный пласт сомнений и боли, что, казалось, уже затих. Это была статуэтка павлина с роскошным хвостом — болезненное напоминание об испытаниях Философского камня и о любви, изменившей всю жизнь Тома Марволо Риддла. Но что в действительности изменилось?

Том хотел власти — он фактически ее получил, проведя наконец реформу определенных структур волшебного мира. Нелегальные организации Лорда Волдеморта постепенно выходили из тени. Через некоторое время при правильном курсе он даже сможет влиять на политику магглов их собственными методами.

Но почему всегда чего-то не хватает для полного счастья? Как будто ты стоишь у неисчерпаемого источника, жадно глотаешь холодную воду — и с каждым глотком мучительно понимаешь, что она не утоляет жажду, оборачиваясь жестокой шуткой и вечным проклятием.

Гермиона… Гермиона… Любимая жена.

Том откинулся на спинку дивана, пальцы невольно сжали пергамент. Как она легко все расписала. И ее ложь не отличить от правды. Уж кто-то, а Гермиона вполне смогла бы модифицировать память самой себе, не говоря уже про все остальное.

Ирония судьбы, сколько раз он сам распинался по поводу того, что для успеха в любом деле необходимо учитывать одновременно несколько факторов. И лишь при их совпадении успех будет стабильным. Вот несколько факторов и совпало — только успехом семейную жизнь Риддлов назвал бы лишь хронический оптимист.

Том мог понять, почему Гермиона ему ничего не сказала, но не верить ему, сомневаться в нем…

Быть может, и вправду стоило, подобно его двойнику из ее «ужасного» мира, всю жизнь оставаться одиночкой?

Любой человек и так одинок. Непреодолимо, беззастенчиво одинок. Как бы он ни понимал, ни чувствовал другого — все приходят и уходят в этот мир в абсолютном одиночестве. А живут, как еще раз подтвердилось, лишь в мнимом понимании. В конце концов, игра смыслов и значений настолько обширна, что всегда будет разница в восприятии. Даже если пользоваться легилименцией направо и налево, что уже само по себе являлось весьма «радужной» перспективой.

Однако ему казалось, что с Гермионой у него было не так, но… Почему же она не разобралась со своими страхами?.. Как жить без нее?

Предательства он простить не мог.

А если бы и мог… невозможно переносить постоянное недоверие и подозрение. Причем — следовало признать — теперь уже взаимные.

И нужно забыть про то, как она ко всему прочему унизила его, предложив самой платить за работу эльфов в его собственном доме.

Какая же ты дура, Гермиона! Полная, набитая дура!

Том чуть было не швырнул подарок об стену, но в этот момент павлин распустил хвост, засверкавший всеми цветами радуги. Словно пещера с самоцветами, комната заиграла яркими переливами.

Выругавшись в сердцах, Риддл вскочил и кинул статуэтку в ящик стола. Заклинанием призвав мантию, волшебник аппарировал.

Интересно, что можно сказать о человеке, который своим единственным другом считает смертельно ядовитую змею?

Огромная пещера предстала в своей сияющей красоте, ничуть не уступая роскошной комнате замка в многоцветном сиянии. Шеша радостно приветствовал хозяина, и необычная пара друзей надолго погрузилась в беседу, которую едва ли кто мог понять.

— На день рождения мне подарили прекрасную новость, — поделился Том. — Благосостояние нашей компании достигло необходимого уровня для того, чтобы начинать создавать столь нужные нам независимые фонды.

— Ты хочешь постепенно полностью избавиться от зависимости от Министерств?

— Скорее, их поставить в зависимость от себя, — усмехнулся Риддл. — И кое-что показать Дамблдору.

— Я рад, что твое настроение улучшилось, — одобрительно прошипел василиск. — Если бы ты еще помирился с женой… все в жизни совершают ошибки. Даже столь примитивные создания, которые населяют леса и пещеры.

— Да, я понимаю, Шеша, ты прав, — медленно отозвался Том. — Но я не в состоянии это сделать.

— Любовь — слабость, потомок Слизерина.

Неужели опять смеется? По морде василиска юмор не читался, по крайней мере, человеком.

— Именно так, друг мой, именно так, — улыбнулся Риддл и уже серьезно прибавил: — А еще я очень устал.

Шеша прошипел сочувствия в ответ и посоветовал пойти развлечься. Том со смехом представил, что для василиска означало «развлечься». В общем-то, волшебник тоже развлекался охотой, вот только совсем на другую дичь.

Парселтанг расслаблял наследника Слизерина. Казалось, именно в эти моменты и именно здесь он ощущал себя по-настоящему дома. Удобно устроившись в кольцах Шеши и заговорившись с ним, Том не заметил, как его глаза начали смыкаться. Последней мыслью Риддла перед тем, как провалиться в сон, было: может быть, пора вернуться в замок?

Но сделать этого он не успел, осознав, что на этот раз вновь окружен мистическим туманом. Полусон, полувидение…

Артур стремительно шел по коридорам, и был он явно не в духе. Мерлин едва поспевал за учеником, пока тот не остановился, выбежав на крепостную стену. Король ударил сжатыми кулаками по каменным бойницам. Лунный свет отразился от броши с красным драконом Пендрагонов. И Том увидел лицо Артура: плотно сжатые губы, метающие искры гнева глаза, нахмуренный высокий лоб. Король давно уже не был юношей, его красивые черты, обрамленные длинными, до плеч, волосами, приобрели печать суровости и властности.

Мерлин казался опечаленным.

Риддл остановился в непосредственной близости от легендарных личностей, столпов волшебного мира. Что же произошло?

— Артур, вспомни о том, что важен не сам факт, а реакция на него, — наконец промолвил Мерлин. — Пропусти эту боль сквозь себя и позволь ей уйти в воды Аннона.

Король вздохнул, убирая со лба выбившуюся прядь:

— Учитель, а ты сам никогда не боялся попасть под власть женских чар?

На Мерлина он не смотрел.

— Я ничего не боюсь, мой мальчик, — едва заметно улыбнулся тот. — Однако я не буду зарекаться. Женские чары столь тонки и иллюзорны. Но слаб тот, кто кидается в них очертя голову, так же как и тот, кто в страхе бежит от них. Принимай то, что дает тебе жизнь, но не будь привязан к этому.

— Гвиневра… я верил ей. И я любил, — едва слышно выдохнул король.

Во рту у Риддла пересохло. Значит, этот факт из истории был правдив.

— Ты исполнил свой долг, Артур. Ради блага страны ты взял в жены магглу и христианку.

Похоже, случай с Гермионой был еще не самым плохим…

— Теперь я даже не знаю, Мерлин, являлось ли это верным.

Маг положил руку на плечо ученика.

— Верно или нет — невозможно сказать. Потому что мы не знаем и никогда не узнаем, что бы произошло в ином случае. Можно только предположить, сколько рек крови еще было бы пролито. Сколько вреда было бы причинено волшебникам, привыкшим к своему укладу жизни. И сколько магглов пострадало бы от них.

А вот ему «повезло» доподлинно узнать, что было бы при ином раскладе.

— Я знаю, Мерлин. Сожаление о непоправимом — это одно из трех действий, которых мудрецы избегают любой ценой, — король повернул голову, казалось, глядя прямо на Тома. — Но когда у страны нет наследника, а королева изменяет мужу… — он развел руками. — Хорошо, что живы остались. Оба.

Риддл смотрел на Артура в немом понимании. Конечно, сам он не являлся королем, даром что приходился родственником английским монархам. Брак с Гермионой в какой-то степени тоже был обусловлен общественной пользой. И за спиной Тома также имелся немалый опыт самосознания. Но волшебник прекрасно понимал чувства короля. Наверное, потому что оба все еще оставались людьми, не пройдя дальше определенной черты.

— Воспринимай любое горе как индикатор и помощь. Оно поможет тебе избавиться от очередной иллюзии, мальчик мой.

— Да, Мерлин, — грустно кивнул король, — я буду благодарить и радости, и беды. Все, что происходит, дает возможность стать мудрее. Но иногда путь так тяжек…

По губам волшебника скользнула теплая улыбка:

— Никто бы не пошел по пути, если бы знал заранее, с какими испытаниями придется столкнуться. Артур, ты понимаешь, что жребий никогда не падает на недостойного. Испытания никогда не превышают возможности.

Король кивнул, но было заметно, как побелели костяшки пальцев, крепко сжатых в кулаки.

— Что же делать, учитель? — потерянно произнес он. — Я ощущаю себя опять беспомощным мальчишкой, так сильно нуждающимся в твоем совете.

— Тот мальчишка всегда был отважен и любознателен, — с гордостью в голосе отозвался Мерлин. — Исполнять свой долг, Артур. И жить. Жить надо, каким бы тяжким ни казалось бремя.

— И жизнь сама толкнет меня на преодоление завесы иллюзии? — с сомнением спросил король.

— Жизнь состоит из выборов и решений, это не абстракция, мой мальчик. Когда-нибудь ты осознаешь механизм завесы. И тогда в полной мере поймешь меня.

В этот момент Мерлин повернул голову, и Том встретил его пронзительный взгляд.

Туман застлал виденье. Что имел в виду великий маг? Какая завеса и как все это связано с Орденом Мерлина? Впрочем, и без углублений в философию Том ощутил, что совет мага подействовал и на него. Жить надо!

И Мерлин раздери, если в скором времени головоломка не сложится воедино!

Василиск почувствовал пробуждение хозяина, и тот тепло попрощался со своим другом.

Аппарировав в замок, Риддл первым делом достал из ящика статуэтку павлина.

Нет, он не думал «мириться» с женой, но и отрицать того, что было, тоже не собирался.

* * *

Гермиона не осталась в Хогвартсе на зимние каникулы. Мало того, что на празднестве зимнего солнцестояния ей пришлось изображать счастливую жену, но день рождения Тома она бы просто не вынесла вдали от того, что было дорого и любимо. Конечно, Хогвартс тоже хранил много счастливых воспоминаний, но в то же время он был неразрывно связан с мужем. И потому директриса решила отправиться в дом Фламеля, теперь уже ее собственный дом.

Его обстановка дышала теплом и любовью бывших обитателей. А огромная библиотека алхимика быстро отвлекала от грустных мыслей.

Вновь полагаясь на проверенный способ докапываться до истины — скрупулезное изучение литературы, Гермиона погрузилась в исследования. Сейчас она стояла на высокой стремянке, уткнув нос в интереснейший исторический трактат. Надо было отдать должное Фламелю — библиотеку он содержал в порядке и отлично сумел ее систематизировать. В руках у волшебницы находилась уникальная древняя рукопись по истории магической Британии, написанная на латыни. Как известно, в те времена на острове господствовала традиция устной передачи знаний, и даже история осталась на откуп иностранным волшебникам. И лишь ближе к временам основания Хогвартса традиции стали меняться.

Спустившись со стремянки с добычей в руках, Гермиона уселась за стол. С китайского сервиза ей улыбался зеленый дракончик, напоминая о веселых и дружных чаепитиях в семействе Фламелей. Подобно тому, как научные материалы были прекрасно организованы месье Николя, все хозяйство в доме еще хранило на себе теплый след заботливых рук Перенеллы.

Гермиона отпила чая и перевернула страницу рукописной книги. Через некоторое время она удивленно вскинула брови, поразившись умению автора связать мифологию народа с искусством магии. Он явно претендовал на научность, причем в достаточно современном ее понимании.

Невероятно интересны мифы о создании мира. Из них мы можем узнать о всеобщем веровании, будто мир возник из Божьего слова, которое упало на первичную субстанцию тремя Лучами Благоговения. От них пошла рябь по водам Аннона, и возникли, как круги на воде, Три Круга Бытия, разделенные тремя завесами. Первая — это Завеса Аннона, темного забвения. Все живые существа проходят ее, чтобы быть рожденными. Ее символ — голубая цепь. Вторая завеса — Завеса Китраула, призрак, сквозь которую необходимо пройти, чтобы достичь блаженства Гвинеда, мира дваждырожденных. Ее символ — стеклянный корабль. Третья — это завеса Лионесс, потерянный остров, при ее прохождении достигается бесконечность с Богом в Сеганте, мире триждырожденных. Ее символ — голубая роза.

Насколько мы можем судить, преодоление завес являлось важной частью жизни британских магов древности. И даже сохранились намеки на то, что самые великие из них могли влиять на мир посредством завес как таковых. Но уже сейчас нам остается гадать, насколько правдивы эти сведенья.

Завеса — какое интересное определение для обозначения состояния сознания. А не преодолели ли они с Томом завесу Гвинеда во время испытаний Философского камня? Блаженство было достигнуто. Пусть временно. Но может быть, они тогда ступили на стеклянный корабль?

Интересно, это как-то было связано с Мерлином? Он тоже жил достаточно давно, чтобы законно относиться к древним волшебникам Британии. Но Гермиона не сомневалась, что в биографии великого мага были опущены подобные тонкости.

А Тому, наверное, он продолжает сниться. Вернее, они: Мерлин и Артур. И все еще не ясно, почему. Зато есть потрясающая возможность получить информацию из первых рук. Как жаль, что ей они не снятся!

Эх, Том… Им было так легко и просто решать головоломки вдвоем.

Гермиона вновь поднесла чашку к губам и перевернула страницу. Та была покрыта рисунками, и глаза волшебницы остановились на помянутом символе — корабле. Где-то она уже его видела. Причем не в виде рисунка. А как предмет — именно стеклянный корабль. Но где? В библиотеке, музее, в коллекции одного из древних семейств, которые пришлось посетить по долгу службы в качестве супруги Тома Марволо Риддла? Нет, она видела этот кораблик совсем недавно, и это даже как-то было связано с Фламелем!

Дракончик на чашке вновь с энтузиазмом взмахнул крыльями. И волшебница быстро допила чай. Оставался лишь один способ проверить — еще раз осмотреть весь дом.

…Колдография нашлась через несколько часов. После того как Гермиона перерыла семейный архив Фламелей, перевернула весь кабинет алхимика и облазила все комнаты, включая чердак. Затем она, уставшая и разочарованная, вернулась в прихожую — и потрясенно застыла. На стене — на самом видном месте — висела та самая колдография. Волшебница видела ее так часто, что перестала обращать внимание!

На нее смотрел Николя Фламель, облаченный в элегантный костюм. Алхимик тонко улыбался. В согнутой руке была зажата трость, а другой он держал стеклянный кораблик. Когда глаза Гермионы и Фламеля встретились, тот усмехнулся, перевел взгляд на кораблик, а затем обернулся, глядя за спину.

Глаза волшебницы расширились. Как же раньше она не заметила интерьер, на фоне которого была сделана колдография? Хотя язык не поворачивался назвать интерьером портрет самого Мерлина. Фламель оказался запечатлен на колдографии на фоне памятного портрета в зале заседаний Совета Конфедерации! Да еще и со стеклянным корабликом в руках!

Совпадение? Гермиона не верила в совпадения и случайности. Случайностей не бывает.

Тайное послание?

Мерлин… А Мерлин тоже улыбался в своей загадочной манере, с абсолютно нечитаемым выражением лица.

А что если?..

Сейчас все празднуют, так что зал пустует. Пропуск у нее сохранился, хоть и действовал он последние часы до Нового года. Надо спешить!

Впрочем, если бы документ даже оказался просрочен, уж кому-кому, а путешественнице во времени было не привыкать к нарушению правил.

Приняв решение, Гермиона быстро оделась и, выйдя на улицу, аппарировала к самому известному и большому зданию в женевском магическом квартале. Через несколько минут волшебница уже стояла у пропускного пункта, регистрируя свою палочку.

В здании царила полутьма — даже домовые эльфы в это время отдыхали. Гермиона быстро добралась по знакомому пути до главного зала.

Дверь отворилась легко — и незваная гостья проскользнула внутрь. Так непривычно было видеть пустым этот зал, обычно оживленный, наполненный жаркими спорами, увлеченными дискуссиями, яркими выступлениями лучших представителей мировой магической общественности. Она ощущала это пространство родным. Тут было ее место — рядом с любимым мужем. И не из-за долга, а потому, что в этом заключалось ее призвание — помогать людям.

Тяжело вздохнув, Гермиона заставила себя отбросить пессимистичные мысли. Ни до чего хорошего они ее не доведут.

— Lumos!

Волшебница подошла к портрету, поднося к нему светящуюся палочку.

Великий маг, казалось, спал. По крайней мере, его глаза были закрыты, голова наклонена к плечу, и он удобно облокотился о ближайшее дерево.

— Мерлин, — прошептала волшебница, словно самим именем боясь проявить неуважение к основателю законов магического мира.

Маг никак не отреагировал на ее обращение.

— Приветствую тебя, Мерлин! — позвала она громче.

Неужели волшебник настолько утомился за долгие годы созерцания политических дебатов, что в одиночестве мог только спать?

— Ответь мне, пожалуйста, Мерлин! Я Гермиона Риддл.

Никакой реакции.

— Я жена… — волшебница осеклась.

Имя «Лорд Волдеморт» не следовало произносить даже в пустынном зале, особенно в связи с ее мужем, пока с него публично не снимут все обвинения.

— Я жена Тома Марволо Риддла.

Видимо, это имя не производило особого впечатления. То-то драгоценный Лорд в несостоявшемся варианте событий так шарахался от него.

— Наследника Слизерина.

Вот если бы Том считался наследником самого Мерлина, возможно, тогда мэтр бы и прореагировал. Хотя бы для того, чтобы опровергнуть возмутительное родство.

— Мы создатели Философского камня.

Но даже эта информация нисколько не впечатлила великого мага. Он продолжал мирно спать.

Тогда Гермиона перешла сразу к делу:

— Меня отправил сюда Николя Фламель, чтобы узнать о стеклянном корабле и завесах, разделяющих сферы бытия.

— Вот с этого и надо было начинать! — раздался глубокий голос, и Гермиона невольно отшатнулась от портрета, изумленно уставившись на мага.

Мерлин никогда и ни с кем не разговаривал!

— Ну почему же, мне довелось пообщаться с Николя, — улыбнулся мэтр, вновь становясь в центр картины, где его и привыкли созерцать.

— Мое почтение, великий Мерлин! — поклонилась Гермиона. — Я обратилась к тебе, потому что мы с мужем столкнулись с трудной проблемой, но обещали месье Фламелю ее решить.

— Да, на этот раз был совершен куда лучший выбор, — заметил Мерлин, осматривая гостью пронзительным взглядом, и та не вполне поняла, что имелось в виду. — Значит, ты добралась до этого вопроса.

— У меня много вопросов, — слегка потупившись, подтвердила Гермиона. — И главный из них: кто за всем этим стоит?

— За чем именно? — усмехнулся маг, поглаживая бороду.

— За странным вмешательством в маггловские отношения, — бойко пояснила волшебница.— Есть мнение, что с этим как-то связан основанный тобой Орден.

Мерлин засмеялся — громко, заливисто, совсем не так, как пристало мэтру.

— Орден лишь следствие, моя дорогая. Зри в корень! И надо сказать, ты не так далеко находишься от истины.

Гермиона смутилась. Что имел в виду маг? Почему великие так любят головоломки?

— Ты говоришь о стеклянном корабле — символе завесы Китраула?

— Уже теплее, — довольно подтвердил Мерлин. — Но я не собираюсь тебя томить, умная ведьма. Я доверю тебе одну книгу, которая испокон веков считалась утерянной. А ты поделишься со мною выводами.

Гермиона даже не знала, чему обрадовалась сильнее — возможности решить задачу или прочитать уникальный источник. Великий маг хитро улыбался, глядя на радость волшебницы.

Но в этот момент вдруг раздался громкий вой сирены и резкий высокий голос заверещал:

— Посторонние в здании! Посторонние в здании!

Срок действия ее пропуска истек.

— С Новым годом, великий Мерлин! — бодро сказала Гермиона, стараясь не думать о том, что произойдет в следующий миг. — Мой пропуск закончился. А значит, наступил 1965 год.

Мерлин покачал головой и, посмеиваясь, заявил:

— С Новым годом! По правде говоря, я уже слегка запутался в системах летоисчисления. Думается мне, можно праздновать хоть каждый день, по какому-нибудь календарю он да окажется праздничным. — И спокойно прибавил: — Кажется, у тебя легкие неприятности?

— И не с такими справлялись, — призналась Гермиона, прикидывая варианты отступления.

Сейчас здесь окажутся если не авроры, то домовые эльфы.

Аппарирование было заблокировано, а перемещение по каминной сети выследят.

— Загляни за картину, — вдруг сказал Мерлин. — Там ты найдешь обещанное сокровище и портал, который приведет тебя как раз туда, где ты сейчас живешь. Буду ждать твоего визита, Гермиона. Не торопись, обдумай все тщательно. Второго шанса у тебя может и не быть.

— Спасибо, великий маг, — склонила голову волшебница. — Я не подведу тебя!

Но времени на церемонии у нее не было, и она спешно отодвинула тяжелую картину. В стене был тайник, который открылся, едва Гермиона дотронулась до крышки.

Поверх увесистого тома лежал стеклянный корабль. Портал в дом Фламеля!

Не раздумывая больше ни секунды, волшебница вытащила книгу, плотно закрыла тайник и прикоснулась к кораблику.

Мгновенный рывок в солнечном сплетении — и Гермиона обнаружила себя в прихожей напротив судьбоносной колдографии. Но ее мысли были о другом.

— С Новым годом, Том, — едва слышно прошептала волшебница.

— Наши достижения значительны, господа. Еще год, и мы не только сами полностью обеспечим продовольствием магический мир — что уже сделано, — но и начнем экспорт. Мы избавились от зависимости от магглов — и, надо сказать, от гоблинов тоже — в таких областях, как металлургия, машино— и приборостроение. У нас мощно развивается собственный транспорт. И по нашим прогнозам, в небе над Лондоном, Парижем или Москвой скоро можно будет увидеть не один персональный магический автомобиль. А значит, увеличивается уровень благосостояния волшебников. Как и прирост населения, что для нас является первостепенным в борьбе за чистокровность и качество магических талантов наших детей. Экспорт товаров, рассчитанных на маггловское потребление, вышел на самую верхнюю отметку за все время, с тех пор как мы начали программу экспорта продуктов совместных технологий. Золотой запас волшебного мира практически удвоился.

Том говорил торжественно и официально, несмотря на то, что в замке Певерелл собрался только ближний круг «Вальпургиевых рыцарей». Пусть чувствуют значительность того, чего им довелось стать участниками.

После Риддла выступил Абраксас Малфой, поделившись результатами финансовой деятельности их предприятий. Жаль, что не существовало под рукой второго Малфоя, Люциус был еще ребенком. А Тому нужен был кто-то, чтобы возглавить американское отделение компании, которое уже требовало отдельного руководства. Ничего, постепенно найдется…

«Рыцари», развалившись в креслах с напитками в руках, являли собой картину истинного довольства аристократии. И действительно, с чего им было быть недовольными?

А потому вопрос Долохова прозвучал как гром среди ясного неба:

— Мой Лорд, а какие будут ближайшие шаги по уничтожению магглов и грязнокровок? Не пора ли начинать радикальные действия?

Остальные перевели взгляд на Риддла, и в глазах у некоторых он заметил тот же вопрос.

Идиоты! Неужели они и вправду не понимают, что реальная власть заключается далеко не в том, чтобы быстро избавиться от представителей иного класса? Общество всегда будет делиться на классы, по крайней мере, в отношении занятий людей и их способностей.

Что за детский сад? Пагубное влияние маггловской России, погрязшей в бюрократизме?

Но объяснить сие за пару минут не представлялось возможным. Особенно в этой компании: все как на подбор тут являлись либо магглоненавистниками, либо гордецами, либо и тем, и другим одновременно. Разве что Абраксас выделялся редкостным наплевательством на политику вне своих финансовых операций. Ну просто образец лояльности!

Вот она, оборотная сторона лидерства.

Однако сейчас надо было думать о том, как заткнуть не в меру ретивых горе-рыцарей. Пойдет он уничтожать сейчас грязнокровок, когда скоро вырастет вдвое число рабочих мест в магическом мире, как же!

— Все должно выполняться вовремя и последовательно, господа, — с выверенной дозой высокомерия провозгласил Риддл. — Сейчас нам следует подготовить точный удар по всем фронтам. Мы должны обречь систему на умирание, а не просто больно ужалить.

Как же трудно иногда бывает даже взрослым людям отринуть детские представления о врагах. Истинным врагом всегда бывает система, и именно с ней следует бороться, укрепив свои собственные позиции.

— И такая работа нами проводится уже давно. Мы постепенно скупаем золото и драгметаллы, усугубляем зарождающийся валютный кризис. А в данный момент удар должен прийтись по важной области, поддерживающей систему капитала, — одному из источников максимальной сверхприбыли.

Абраксас встрепенулся — Том даже едва успел сдержать улыбку. Сверхприбыль — это слово для некоторых служило настоящей приманкой, алмазной россыпью, заставляющей молчать не только совесть — абстрактную по большому счету субстанцию, — но и здравый смысл.

— Мой Лорд, что ты имеешь в виду? — задал свой вопрос Малфой. — Неужели?..

Долохов пристально смотрел на своего лидера, и этот взгляд Риддлу очень не понравился.

— Абраксас, ты один из немногих, кто способен рассуждать предметно. В данный момент я действительно имею в виду вполне определенную, столь любимую магглами «отрасль производства». Если мы нанесем удар по наркобизнесу, то это будет действительно удар.

— Наркотики? — вскинул брови Лестрейндж. — Это то самое столь популярное и безумно приятное, о чем нес Альфард?

Упоминание Блэка покоробило Риддла настолько, что он чуть было не поморщился. Но видит Салазар, его наследник никогда не показывал свои слабости подчиненным! Том выдавил улыбку.

— Блэк замечает лишь часть огромного айсберга. То, что творится среди маггловской молодежи, — лишь отголосок большого течения. Но сомневаюсь, приходили ли в голову Блэка мысли о том, что если убрать этот источник сверхприбыли, то всей системе придется плохо. Маггловские правительства запрещают наркотики не потому, что заботятся о здоровье своих граждан, а потому что криминализация раздувает цены на то, что в действительности стоит сикли. Мы снимем с наркотиков криминальный ареол, переведя проблему из области преступности в область медицины. ЦРУ больше не сможет финансировать свои операции за этот счет, а множество мелких конфликтов, зачастую весьма выгодных для контроля над странами третьего мира, иссякнут сами по себе, потому что никто не будет стремиться контролировать территории произрастания этого «эликсира». Никто не сможет наживаться на воздухе. И в результате не останется тех, кто был бы способен и желал разрушить наш мир, магическое сообщество, в котором не место примитивным ценностям маггловских общественных систем!

Волшебники обменялись озадаченными взглядами.

— Мой Лорд, — Долохов подался вперед, — но как ты собираешься делать это?

Риддл показательно рассмеялся, откидываясь на спинку кресла.

— Антонин, — вкрадчиво начал он, отпив кофе, — можешь не вспоминать о массовом применении непростительных проклятий. Это задача не просто для магии, а для магии в совокупности с разведкой. Неужели ты полагаешь, что мое Управление все это время только на волшебников, замеченных во вмешательствах в дела магглов, искало… компромат?

Эйвери злорадно фыркнул, а Лестрейндж повел плечами.

— Нет ничего легче, чем держать маггла под колпаком, — брезгливо сообщил он. — И так будет до тех пор, пока у них существует поразительная склонность, я бы даже сказал — талант, к нелицеприятным поступкам.

— А она будет всегда, — уверенно подхватил Эйвери и весело прибавил: — Что ты хочешь, все приятное испокон веков или вредно, или аморально.

— Не правда ли, это неслучайно? — иронично добавил Том.

Он оглядел своих соратников. Те усмехались, но было очевидно, что далеко не все действительно понимали, о чем шла речь.

Спросить решился Долохов. То ли русский менталитет придавал ему уверенности, то ли был он по природе своей нагл и пока недостаточно вымуштрован, то ли вообще оставался себе на уме.

— И что, наркотики действительно приносят такой доход? В последнее время я был вынужден изучить кипу сведений о русских магглах, но даже не слышал ничего подобного!

Глаза на длинном лице казались въедливыми линзами. Том покачал головой.

— Ну вот, а ты ругаешь советский режим! — откровенно подразнил Эйвери. — Подумаешь, есть нечего, зато нечем и травиться!

Мужчины уже откровенно смеялись.

— Отличный аргумент, — скривился Долохов, изобразив что-то вроде ухмылки. — В стиле: лучшее лекарство от старости — Авада Кедавра.

— И правильно, — поддакнул Эйвери, уже давясь своим коктейлем. — Нам памятник должны ставить за то, что храним его в запасниках!

— Смотри, друг, как бы и вправду не поставили тебе памятник, — ехидно предупредил Розье. — Надгробный!

Том смеялся вместе со всеми, своей бессловесной поддержкой глумящихся «рыцарей» давая ответ на вопрос русского.

— Я понял, мой Лорд, — спрятав недовольную гримасу за опрокинутой рюмкой коньяка, уже с улыбкой заявил тот. — Весьма логичный ход. Хотя это укрепит маггловские общественные отношения.

— Правильное замечание, — отозвался Риддл с тонко замаскированным сарказмом. — Но мы боремся не с голодающими маггловскими старушками и даже не с маггловскими воришками, мы воюем с отвратительной системой, которая готова поглотить кого угодно и не подавиться. Даже весь волшебный мир!

Как же ему все надоело. Игра начала утомлять его. И это было даже странно. Казалось, сейчас, когда победа была все ближе и ближе, энтузиазму следовало удвоиться. Но нет…

Неужели Гермиона все-таки довела его до точки кипения? Жена называется.

Ему пора было отдохнуть, да и повод был подходящий — как-никак, завтра второе февраля, празднование середины зимы.

Том быстро закончил собрание. Кажется, он знал, что могло оживить его уставшие чувства и прояснить действительно волновавший вопрос.

Когда «рыцари», довольные публичным раскрытием той части плана, что могла вполне удовлетворить их кровожадные умы, покинули замок, Том быстро пошел спать. Поднявшись за несколько часов до рассвета, он плотнее закутался в зимнюю мантию и аппарировал. Теперь он уже точно знал, куда.

…Предрассветные сумерки покрывали Гластонбери тихим, мучительным облаком. Казалось, тайна скрывалась совсем близко, и достаточно было лишь сделать шаг, чтобы вдохнуть ее полной грудью и проникнуться заветным пониманием истинной сути природы вещей.

Том Риддл подошел к памятному месту, в скрытой надежде услышать звон серебряных колокольчиков. И ему на миг показалось, что он услышал его в тот миг, когда вспыхнули свечи.

Том произносил заклинание, предназначенное для того, чтобы призвать именно ее. Не Мерлина, потому что Риддл отчаялся получить от великого мага прямой ответ.

Моргана. Пожалуй, сейчас Том слегка жалел, что не поддался искусу… чуть дольше. Теперь он был во всеоружии, но глубоко сомневался, что великая волшебница польстится на все то, что он был в состоянии предложить.

Но положа руку на сердце Том мог поклясться, что главной причиной его действий всегда являлось понимание и умение, а уже потом услада и утеха. Впрочем, отличалось ли одно от другого? Не ради ли последнего люди всегда стремились обрести первое? Неужели все подчинено удовольствию, даже бытие?

Подобные мысли приводили к странным выводам, думать о которых как-то было совсем не время. Он не должен отвлекаться от магии.

— Интересные у тебя движения ума, Наследник Слизерина, — раздался насмешливый голос.

Испытал ли он радость, услышав его? Или же, наоборот, чувство смертельной опасности? А может быть, как раз эти два ощущения вместе грели его душу?

— Приветствую тебя, леди Моргана.

Вокруг мелькали серебряные искры: то ли отблески бывшей здесь когда-то воды, то ли сияние серебряных колокольчиков.

Том склонил голову, приветствуя волшебницу и молча ожидая, когда же она продолжит. Из ее первых слов было в общем и целом понятно, что кровожадных планов у коварной женщины на данный момент не имелось. Более того, Риддл заметил скрытое любопытство.

— Я ожидала, что ты придешь, хотя и не так скоро.

Том состроил кисло-сладкую гримасу:

— Можешь благодарить мою жену и Николя Фламеля.

Моргана рассмеялась — откровенно, громко. Том смотрел на нее во все глаза: сейчас она куда более походила на девчонку, чем на великую колдунью прошлого.

— Они причинили тебе боль, а ты не смог с ней справиться. Не стыдно в твоем-то возрасте?

— Даже не думай, что я начну жаловаться, как легко судить с высоты твоего возраста, — глядя в темные глаза волшебницы, улыбнулся Том своей самой обольстительной улыбкой.

Она усмехнулась:

— Не боишься заигрывать со мною, маг?

В ее глазах играли искры белого пламени. Риддл окинул Моргану долгим взглядом. Она стояла в предрассветном серебре, оттеняемом длинным платьем цвета кроваво-красных рубинов. Тонкие пальцы касались ветви дерева, усыпанной серебряными колокольчиками.

И Том вновь почувствовал, как сильно и отчаянно он желал эту женщину. Как вновь хотел ощутить нечто большее, чем физиологическое удовольствие от совокуплений со «жрицами любви».

— Чего мне бояться, колдунья? Я и так уже под чарами твоих прекрасных глаз.

Моргана тонко улыбнулась:

— Тебе пора отдыхать, Наследник Слизерина. Видимо, ты переусердствовал в праведных трудах, что совсем запамятовал: во-первых, ты любишь свою жену — не надо отрицать очевидное; во-вторых, я тебя предупреждала, что другого шанса не будет; а в-третьих, ты не за этим пришел, Том Марволо.

Все это было сказано столь игривым тоном, что Том с ухмылкой сделал шаг вперед, обхватывая волшебницу за талию.

Казалось, она придвинулась к нему ближе, прижимаясь всем телом, но тут же отстранилась.

— Я все понимаю, Том, — едва слышно прошептала она. — Но ты же хочешь не меня, а ту остроту чувств, которая, полагают многие, таится в завоевании нового. Но присутствует ли тут действительно что-то новое, Том? Потому я и сказала, что ты пришел не за этим.

Том Риддл долго смотрел на волшебницу, прямо и немигающе, словно хотел разглядеть скрытый смысл в ее словах.

— Однако ты откликнулась на мой призыв, Моргана, — Том все еще держал ее руку. — Если тебе ничего от меня не надо, зачем ты пришла?

Соблазнительно улыбаясь, волшебница подалась к нему и шепнула на ухо, вновь обдавая горячей волной желания:

— Ты проницателен. И я понимаю, чем ты лучше Фламеля.

Это было уже интересно. Что за игра с участием создателей Философского камня?

Риддл не позволил женщине отстраниться. Притянув ее вплотную к себе, уже сам дразняще коснулся губами мочки уха.

— Я не привык быть пешкой в чьей-то игре. Ты это уже заметила, ведьма.

— Заметила, потому я и общаюсь сейчас тобой, — она прильнула к нему, и Риддл усмехнулся при мысли о том, кто же кого пытается соблазнить.

Кто проверяет чью слабость? Моргана была достойным оппонентом. Однако он понимал, что ее игра лежала в других сферах и противником в ней был не он. Но кто?

— Чем же тебя не устроил месье Фламель?

Моргана фыркнула:

— Не гадай, Том Марволо. Лучше задавай свои вопросы, пока я в настроении на них отвечать.

Риддл заметил, что она больше не делала попыток вырваться из его объятий.

— Я хочу знать, как Орден Мерлина связан с вмешательством магов в дела магглов.

Волшебница провела рукой по щеке своего гостя.

— Сейчас уже никак не связан. Но мог бы.

— А ранее?

— Ранее Орден был призван приглядывать за порядком в магомире. Прежде всего, за тем, не обижают ли маги несчастных магглов. Закон о секретности — результат тайной деятельности Ордена, после чего тот постепенно прекратил свое существование.

Все оказалось так, как они и предполагали с Гермионой. Риддл скривился.

— Но кто же тогда стоит за всем этим? — он теснее прижал ее к себе, прикасаясь губами к белой шее.

— Твои вопросы очень убедительны, — сладострастно отозвалась волшебница. — Но увы, все, что я могу поведать тебе, — это краткий обзор тех славных дней, что вошли в легенды.

Озеро теперь виднелось очень четко, но Том не мог понять, где же стоят они с Морганой: на земле, окутанной утренним туманом, на самой воде, таинственно мерцающей, или в серебряных небесах.

Почему же столь известная личность, подобно Фламелю, не жила среди них? Правда, Риддл нисколько не сомневался, что они с ней вмиг бы оказались соперниками в борьбе за лидерство в магомире.

Раньше она как раз…

Том провел руками по стройному телу Морганы. Его ладони задержались слегка ниже талии.

— Ты имеешь в виду свою жизнь, не так ли?

Она ничего не ответила, лишь коснулась щеки своего гостя.

— Вот за что я ценю тебя, Том Марволо, так это за силу и ум, — наконец сказала волшебница. — Когда-то мы с Мерлином серьезно поспорили. И надо сказать, до сих пор не ясно, кто из нас был прав. Ты, конечно же, в курсе, что нам «посчастливилось» стать свидетелями насильственного вторжения магглов в наш мир и насаждения их религии среди магов, которое прекращало наше с ними сотрудничество. Я предлагала силовой способ решения проблемы. Мерлин же пытался провести вариант с Артуром. — Она усмехнулась. — В результате мы имеем современную ситуацию: как только маггловский мир сделал мощный рывок в развитии, так сразу же возникла угроза конфликта. Мерлин, признаться, это предполагал, но он оставил слишком неоднозначный инструмент регулирования ситуации, в том числе Орден имени себя.

Неожиданно для Риддла Моргана вздохнула, и он еще теснее прижал ее к себе, ощущая все изгибы красивого жаркого тела. Казалось, она и не заметила его движения. Надо же, это действительно заботило ее. Ранее Том был уверен, что умную ведьму не волнует ничего, кроме самой себя и собственной репутации.

— Поразмышляй об этом на досуге, — между тем продолжила Моргана. — Может быть, ты додумаешься до третьего пути, пути сотрудничества. Но ты же сам понимаешь, как это сложно!

Риддл на миг даже позабыл, что крепко обнимает невероятно сексуальную женщину. Та проблема, над которой он так долго бился, до сих пор не была решена величайшими магами!

— Ты хочешь, чтобы я поддержал твою сторону, леди Моргана? — официальным тоном осведомился он, глядя ей в глаза.

Она откровенно вымученно улыбнулась.

— Нет, Наследник Слизерина, как я уже сказала, я хочу, чтобы ты нашел свой путь. А потому, извини, но я не могу раскрыть тебе подробности того, что уже было сделано. Ищи противоядие другим путем. Не хватало только, чтобы ты пошел по дорожке Мерлина. А он сам вряд ли напрямую с кем-то обсуждал свои действия, даже с Артуром, чтобы показать тебе во снах.

Моргана высвободилась из объятий Риддла.

Тот почувствовал острую досаду. Хитро подбросив важные для себя сведения, она так и не раскрыла главного! Как же это было в ее стиле!

Заставил себя лучезарно улыбнуться.

— Что ж, ведьма, я действительно поступлю так, как решу сам!

Решительным движением прижав Моргану к себе, он впился губами в ее губы. Поцелуй длился недолго, и был ни в коей мере не любящим. Риддл подчинял ее себе, властно, беспрекословно, сильно. Через несколько мгновений он отстранился и, взмахнув волшебной палочкой, громко произнес заклинание возвращения в «реальность».

* * *

Гермиона и не вспомнила бы, что наступил День весеннего равноденствия, если бы сова не доставила записку от мужа с предложением — надо сказать, более похожим на приказ — явиться в замок Певерелл. Как это было похоже на Тома! Он даже ни на миг не усомнился, что она придет. Конечно, кто откажется принять эликсир жизни!

Волшебница посмотрела время — оставался еще целый час до момента действия порт-ключа. Вновь открыв увесистую книгу, она погрузилась в таинственный мир, созданный для нее талантом Мерлина. Как же много всего было похоронено под толщей веков, забыто, преобразовано в другое или просто использовалось без понимания сути.

Мерлин! Благодаря нему волшебный мир все еще существовал! Благодаря нему в Британии не началась тотальная война против магглов.

Мерлин, великий маг, который преодолел вторую завесу, достигнув блаженства, и мог бы уйти дальше. Или же он ушел, оставив после себя лишь свой портрет и это сокровище — книгу?

Тем временем настал момент для действия портала, и волшебница прикоснулась к ржавой связке ключей.

Том не ждал ее в зале, открытом для пространственных перемещений, и Гермиона, вздохнув, направилась в подземелье замка, где и хранился Философский камень. С самого начала они с Томом договорились поставить магический замок, который открывался лишь при совместном участии создателей.

Если бы не поглотившая ее задача, то встречи с мужем оказались бы убийственным ядом для ее психики. Хотя была большая вероятность того, что вместо чужой проблемы волшебница занялась бы своей собственной — более углубленной работой с собой, на которую почему-то постоянно не хватало времени.

Том появился минутой позже жены. В ритуальной мантии, серьезный и такой красивый, что сердце сжалось от тоски и боли. Он молча кинул ей, и Гермиона ответила тем же. Их палочки соединились на замке, и тот, подчиняясь заклинанию, открылся, впуская магов в самое сердце древней обители.

Не сказав друг другу ни слова, волшебники начали ежегодный ритуал.

Том, любимый мужчина. Неужели он действительно решил уйти совсем? Она не хотела этому верить, но осознание факта душило ледяной волной.

Однако боль скоро прошла: в тот момент, когда красный порошок камня превратился в жидкость — эликсир жизни, в очередной раз утвердивший сомнительное превосходство людей над природой. Чаша прикоснулась к губам, обжигая радостью и тем неповторимым чувством целостности, которое, казалось, и открывало завесу…

Завеса… магия… Философский камень…

В этот миг Гермиона заметила, что муж неотрывно смотрит на нее. И она знала: ей вовсе не привиделось, что в его глазах горит та самая не зависящая ни от чего нега, которая всегда в данный момент толкала их в объятия друг друга.

Том. Блаженство. Завеса блаженства. Мерлин, преодолевший ее. Магия, связанная с ней…

Как же она не догадалась раньше?! Вот оно!

— Мерлин!

Нужно было проверить догадку, и срочно, иначе можно сойти с ума!

Кивнув Тому, Гермиона стремительно покинула помещение. Ее ожидала Женева.

Идиот. Какой же он идиот! Недалеко ушел от своих «рыцарей»! Но в отличие от них, еще и неудачник. За пару месяцев две женщины — единственные, кого он действительно хотел, — отвергли его, прямо или косвенно. Неужели все, на что он был способен как мужчина, — это играть роль карикатурного объекта вожделения сопливых дур и скучающих женушек аристократии?

Почему же Гермиона скрылась так быстро? Том видел, что она, по крайней мере, хотела его. Побежала к своему Блэку, испугавшись, что поддастся искушению?

Значит, сознательно выбрала этого недоумка.

Гордячка! Гремучая смесь слизеринской спеси с гриффиндорским упрямством!

Да как она посмела себя так вести? Это он должен принимать решение, простить ее или нет!

Всю ночь Риддл плохо спал и, поднявшись рано утром, принялся за работу. Слишком много дел навалилось на него по двум фронтам: официальной и тайной деятельности. Но это было и к лучшему. Чем больше он занят, тем меньше времени на личные неурядицы.

С утра пораньше его ждал Нобби Лич. Наспех позавтракав, Том отправился в министерство.

В кабинете друга он появился с увесистой папкой — обещанные Личу подробные отчеты Абраксаса.

С министром было легко общаться, он относился к числу тех закоренелых джентльменов старого толка, которые могли позволить себе дружелюбие без всякого ущерба для самомнения.

Рассевшись в мягкие кресла комнаты для отдыха, мужчины принялись за кофе.

Они кратко обсудили международное положение, поговорили о финансовой политике и коснулись забот родного министерства. Нобби до сих пор сетовал на то, что Риддл теперь появляется в британском офисе слишком редко.

— Кого поставишь на место Гэджеона? — между делом поинтересовался Том.

Вопрос был решен, причем почти без участия Риддла, а его жертва об этом и не подозревала. Как же надоел этот выскочка, посмевший в последнее время приставить авроров для слежки за ним. Надоедливое насекомое, которое норовит укусить побольнее!

И почему на каждого талантливого человека приходится целый выводок завистливых недоумков? Причем с таким постоянством, будто это нерушимый природный закон. Видимо, для того, чтобы жизнь гению не казалась малиной, и он отстаивал свою гениальность. Неужели действительно самую большую ценность имеет то, за что все время приходится бороться?

— Полагаю, тут без вариантов. Лучше нашего почтенного Малсибера мы никого не найдем, друг мой.

Риддл улыбнулся в ответ, он давно прочил своего приятеля на эту роли, и министр был неоригинален.

— Я согласен, Нобби, это верное решение.

— Меня сейчас заботит другой вопрос, весьма заботит, — Лич протер платочком гладко выбритую голову. — Достаточно ли мы приняли мер безопасности? Нет, нет, я ни в коей мере не предвижу неудачи, Том. Равно как и ошибки с нашей стороны. А посему забочусь лишь о страховке. Ты сам слишком красочно расписывал то, что военная машина магглов не ведает пощады, готовая впиться в горло любому неудобному и выступающему против нее.

Риддл молча открыл папку. Этот документ был отмечен высшим грифом секретности в Управлении магической безопасности. Даже Гермиона не знала о нем, хотя и могла догадываться. Не говоря уже о Совете Конфедерации, у которого, в любом случае, на тот момент уже не осталось бы выбора. Том искренне надеялся, что до такой катастрофы не дойдет никогда. Война с магглами, которой панически боялся Дамблдор, была расписана в подробностях — секретный документ действительно скрывал в себе убийственную по силе тайну.

Разумеется, многие могли сделать предположения о форме этой войны. Но только изощренный ум Тома умудрился свести все к четырем пунктам — приказам для национальных авроратов и сил Управления безопасности.

Моргана бы им гордилась!

Общество магглов превратилось из физического в информационное в тот самый миг, когда было изобретено электричество — бич и счастье цивилизации.

Если магически заморозить средства связи и возможность применять электроэнергию — никакого серьезного сопротивления не будет. Том рассматривал победоносную войну именно с этой точки зрения.

Нобби молча поднял глаза на своего друга. Министр был бледен и тяжело дышал.

— Я надеюсь, что никогда, — едва слышно выдавил он, — никогда нам не придется уничтожать друг друга. Мы люди, Том. Мы должны оставаться людьми.

Риддл вздохнул:

— Я тоже надеюсь на это, Нобби. В такого рода войнах не бывает победителей, проигрывают все. А потому мы будем идти другим путем. И пусть я буду последней сволочью в глазах общественности, Дамблдора, даже своей жены, но то чудо, которое представляет собой магия, я защищу!

— Это наша обязанность, — с готовностью согласился министр. — Я так понимаю, документ не нуждается в дополнительных чарах?

— Нет, — Том заставил себя улыбнуться. — Можешь положить его на самое видное место, никто не догадается что это, кроме тех, кто должен. Но лучше спрячь. Мало ли.

Лич легким взмахом палочки отправил пергамент в сейф.

— Того, что делаешь ты, друг мой, еще не найдено в анналах истории. Разве что эпоха Мерлина было настолько же фундаментальна.

Кажется, он примирился с тем фактом, что мир в волшебном мире — это не данность и не право, а достояние, которое нужно ценить.

— А зачем нам нужны эти самые анналы? Почувствуй себя творцом истории, Нобби! — весело предложил Том.

— Пожалуй, я бы предпочел проводить свои дни в эпоху стабильности, полностью делегировав титул «творца» тебе! — Министр поерзал в кресле, устраиваясь удобнее. — Вспоминается китайское проклятие: «Чтоб ты родился в эпоху перемен»!

— Бывает хуже — не родиться вообще, — с легким сарказмом заметил Том.

Лич встретился с ним глазами. Беспокоится, но уверен в своих намерениях.

— Я жалею, что не смогу дожить до результатов трудов наших. Каким он будет, мир, в котором волшебные технологии соединятся с маггловскими, в котором наша культура обретет новые черты, станет чем-то актуальным и необыкновенным. Так хотелось бы это увидеть!

Мечтатель! Риддл давно подозревал это в Личе, более того, пользовался на полную катушку.

— Чтобы это случилось, и наш мир действительно расцвел и расширился, а не выродился, поглощенный маггловской культурой, мы должны действовать, Нобби, — мягко сказал он. — И в тот момент, когда дурной системе магглов придет конец, у нас уже будет создана альтернатива.

— Почитаю, почитаю, что ты мне принес, — Лич перебрал в руках документы Тома и отложил их на стол. — Ты лучше расскажи, что это такое творится у вас с собственностью производственных предприятий? Кто-то, кажется, Сигнус Блэк имел наглость мне посетовать. Дескать, Риддл обогащает всех, кому не лень потрудиться.

— О, слышал бы ты, как матерился Малфой! — рассмеялся Том и слегка повел плечами. — У нас нет наемного труда, Нобби, — заявил он, зная, что подобная информация неизменно ввергает в шок. Даже магглов, он мог поклясться. — Все сотрудники — собственники. Это единственный способ быстрого обогащения всех, вне зависимости от первоначального капитала отдельного мага. И единственный способ формирования той силы, что нам важна, нового самосознания — самосознания волшебников. И, конечно же, это как раз то самое, что противоположно маггловскому укладу. Зри в корень!

Лич смотрел на друга расширившимися глазами.

— С этим трудно смириться древним магическим семьям. Как ты сумел справиться, Том?

Риддл хмыкнул:

— Всего лишь расширил понятие «волшебник». Магия — вот то, ради чего стоит жить.

Лич вздохнул:

— Да, вопрос жизни и смерти.

— Главное, чтобы не собственной, — прибавил Том.

Черный юмор. Иногда играть действительно приятно. А иногда…

Нет, долой хандру, долой все, что с ней связано! И даже мысли о Гермионе. К Мерлину жену!

В этот момент пробили часы — из золотого цветка на стене вылетела сверкающая птичка и, облетая комнату, запела: «Десять часов! Десять часов! Лучший час тем, кто трудиться готов!»

— Эх, действительно, пора трудиться, — прокряхтел Лич, поднимаясь с кресла.

Том машинально проследил, как птичка-часовщица, взмахнув хвостиком, прячется в свой цветок, и покинул комнату вслед за ее хозяином. Мужчины прошли в зал совещаний. Там уже собралась за длинным столом практически вся министерская верхушка.

Все те же лица. Риддл с любезной улыбкой поприветствовал чиновников вслед за министром, но взгляд его оставался холоден. И совсем превратился в лед, когда скользнул по Гэджеону. Недолго осталось терпеть эту лошадиную физиономию!

Но едва все расселись по свои местам, как в зале появился секретарь министра и неожиданно подошел к Тому.

— По каминной связи мистер Лестрейндж просил передать вам, чтобы вы немедленно прибыли в Женеву, мистер Риддл, — с поклоном сообщил тот. — Это касается Совета Конфедерации, миссис Риддл и… кхм… Мерлина.

Гэджеон многозначительно покашлял.

Том, кивнув секретарю, непроизвольно сжал кулаки. Во что она вляпалась? Гермиона владела арсеналом успешного общения не меньше него. Что же произошло? А вдруг все публично раскроется про нее и Блэка? Главное, не паниковать.

— Не смею задерживать вас, мистер Риддл. — Министр доброжелательно улыбнулся. — Тех сведений, что вы передали мне, будет достаточно.

— Супружеский долг на первом месте, — все-таки вставил Деверелл.

Гад! Тупорылый министерский червь! Из-за таких, как он, вся система и погрязла в бюрократизме!

Том наградил Гэджеона откровенно презрительным взглядом и, вставая, выдавил улыбку:

— Боюсь, дело куда серьезнее. Прошу прощения, господа.

— Передай Гермионе мои поклоны, Том, — вдогонку прибавил Нобби.

Риддл кивнул и, выйдя из кабинета, быстро направился к камину.

Нет, главное, при чем тут Мерлин? Что за игру ведет его дорогая женушка?

Том терпеть не мог быть не в курсе. Он должен был знать все!

В офисе Управления волшебника уже ожидал Рудольфус. Глаза молодого человека возбужденно горели. Он бросился к шефу, едва тот появился в комнате, и доложил вовсе не по форме:

— Мерлин заговорил! — И видя сконфуженное лицо начальника, уточнил: — Портрет! В зале Совета Конфедерации.

Больше пояснять не пришлось. Том мгновенно понял все.

Мерлин все-таки переиграл Моргану! Он оставил прямой способ коммуникации — через свой портрет!

Но почему же он выбрал не самого Тома, а его жену? Неужели великий маг действительно знал, что ее мировоззрение куда ближе к его собственному?

Волшебники аппарировали к зданию Совета. Там уже собралась целая толпа — в основном авроры. Из руководства Риддл заметил только председателя Совета, да и то, очевидно, потому, что тот жил в Женеве. Все-таки разведка работала куда оперативнее!

Но никто не решался нарушить ту практически идиллическую картину, что предстала перед глазами Тома, когда он протиснулся сквозь толпу.

Гермиона стояла почти вплотную к портрету. Мерлин хитро улыбался в своей привычной манере и что-то тихо говорил.

Том решительно подошел к жене, церемонно поцеловал ее руку и отвесил поклон магу на портрете.

— Мое почтение, Мерлин! Это радостная новость для всех нас — услышать ваш голос, великий маг.

Глаза мэтра остановились на Томе. Но обратился он к Гермионе:

— В любом конфликте обе стороны неправы. Так что вам лучше разобраться в себе, чем выставлять свои проблемы напоказ.

— Я уже поняла это, Мерлин, — с легкой улыбкой отозвалась волшебница.

Том почувствовал себя так, будто его окатили ледяной водой. Мерлин даже не ответил ему! То, что он не ответил и другим, утешало слабо.

— Да, вот это я и имею в виду, Том Марволо, — неожиданно отозвался на его мысли маг.

Издевается? Не может быть! Да нет, вот кто-кто, а Мерлин может. Он и с Артуром обходился иногда весьма жестко.

Странная самоассоциация.

Риддл мгновенно представил себе картину со стороны: огромный зал, они с Гермионой в центре, десятки глаз, обращенных на них, и внимательные уши, готовые разнести все по всему волшебному миру. Чудесная тема для сплетен!

Во что ввязалась Гермиона?

Том встретил внимательный взгляд темных глаз мэтра.

— Скажи мне, то, что я видел про твою жизнь, — это правда?

Губы Мерлина вновь тронула усмешка.

— Если ты имеешь в виду, я ли делал это, то ответ отрицательный, Том Марволо. Я такая же часть механизма саморегуляции системы, как и то, что вызвало твои сны.

Лоб Тома пересекла морщинка:

— Ты говоришь очень туманно, Мерлин.

— Я бы не сказал тебе и этого, если бы твоя жена не догадалась, в чем тут дело.

Только сейчас Гермиона посмотрела на мужа. И тот даже не знал, то ли ему гордиться за нее, то ли впадать в уныние от того, что ее вновь превознесли выше него. Него, который заслужил не меньше почестей и уважения.

— Испытания делают человека сильнее и лучше, Том. Если таков его выбор.

Видимо, за всем этим таился какой-то скрытый смысл. И в курсе была только Гермиона.

Эта ведьма… бывают же люди, которые меняют всю жизнь. Словно ураган или лесной пожар, который уничтожает и очищает. И ему «повезло»… наверное, и в самом деле повезло. Но ничто не стоит на месте.

— Очень рад этому, — Риддл слегка кивнул Мерлину, упорно отгоняя сомнения, поделится ли с ним жена драгоценным знанием.

В этот момент глаза мэтра устремились к входу. Толпа заметно выросла, и среди нее Том заметил Дамблдора и Блэка.

— Все будет хорошо! — с улыбкой громко провозгласил Мерлин и намного тише, так, чтобы слышали только Том и Гермиона, прибавил: — Вы не Артур и Гвиневра, и мир сейчас другой. Помните об этом, и все действительно будет хорошо.

Риддл, казалось, погрузился в бездонный омут взгляда великого мага, поражаясь той мудрости, безмятежности и… любви, что царила в нем. Через миг тот уже развернулся и скрылся за большим дубом, прежде чем кто-либо успел вставить хотя бы слово.

Том покосился на жену. Та отвела от него глаза и мельком взглянула туда, где среди прочих стоял Блэк. Интересно, как быстро она побежит к любовничку?

Гермиона вновь повернулась к мужу.

— Это Мерлин, Том! Все это сделал Мерлин!

Пока Риддл соображал, о чем шла речь, волшебница быстро направилась к двери и прошла сквозь толпу. Никто не посмел остановить ее.

Мысленно выругавшись, Том быстро последовал за Гермионой. Но на улице ее уже не было.

* * *

Его присутствие все еще было ошеломительным для нее. Каждый раз, когда они встречались, ей приходилось преодолевать острую боль в груди. Гермиона любила его. Хотела его. И никто другой не мог заменить его.

Том. Неужели никогда не станет легче? А у него уже была другая женщина — Гермиона прочувствовала это еще тогда, в день весеннего равноденствия, но не хотела верить…

Прошла целая неделя после памятной встречи в зале Совета. Наступил апрель. Первое апреля — День дурака. Очень подходящий праздник для них с мужем! Он ни о чем не спрашивал, а она не объясняла ему подробности происшедшего. Гордый.

Но скрывать от него столь ценные сведения Гермиона не могла. Потому что Мерлин сказал, они должны сами понять пути решения ситуации. А два ума, по крайней мере, таких как у нее с Томом, — однозначно было лучше, чем один.

С глаз долой — из сердца вон. Быть может, это сработает и в ее случае.

Кого ты обманываешь, Гермиона? Только саму себя. Нужно найти время и разобраться в себе, Мерлин был в этом прав. Он был прав во всем!

Гермиона допила ромашковый чай и отправилась в кабинет. Взяла пергамент и перо.

Здравствуй, Том!

Я доверяю эти важные сведения пергаменту, защитив его чарами: письмо сможешь прочитать только ты. Надеюсь, ты оценишь то, что я делюсь с тобой столь конфиденциальной информацией, ничего не прося взамен. И распорядишься ею мудро.

Николя Фламель передал мне свою библиотеку, изучая которую, мне удалось найти книгу Мерлина и поговорить с ним. За всем происходящим стоит Мерлин — что мы с тобой и подозревали. Но Орден Мерлина являлся лишь малой частью гигантского плана мага. Он применил магию высшего уровня, связанную с так называемой завесой блаженства, застилающей сознание людей.

Магия Мерлина, как дополнительный фильтр, влияла на сознание магов, заставляя их бессознательно вмешиваться в дела мира. Авроры иногда пытались выяснить, в чем же дело, но не находили виноватых. Потому что никто не был виноват.

Раньше подобный механизм урегулирования маггло-магических конфликтов был идеален. Но со временем, когда социум стал сложнее, образовалось во много раз больше связей и уровней коммуникации и взаимоотношений, начались сбои. Именно поэтому действия «врагов» нам казались порой необоснованными и нелепыми.

Но при чем тут мы и Фламель, обоснованно спросишь ты. Мы как создатели Философского камня частично прошли эту завесу и оказались избавлены от этой магии. Фламель намекал тебе об этом, помнишь?

Сам он не смог — вернее, я думаю, не захотел брать на себя такое бремя. Потому что не считал себя вправе принимать решения подобного масштаба. Я понимаю его очень хорошо. Но теперь остались только мы с тобой, Том. С нас и спрос.

Если ты готов взяться за столь нелегкое дело, я пришлю тебе книгу Мерлина. Я верю в тебя.

Г. Р.

Рука Гермионы дрогнула. Она быстро свернула пергамент, запечатала его и, наложив защитные чары, выпустила из клетки сову.

— Ты знаешь, куда лететь, отнеси письмо Тому.

Сова ухнула и вылетела в открытое окно. Гермиона долго наблюдала за ней. Как же тошно. Как невыносимо тошно. И тошнит от самой себя!

Мерлин открылся ей, когда она догадалась о его секрете. И это означало, что именно в ее руки была передана власть, ответственность, возможность… Великий маг не просто так решился на подобный шаг, Гермиона прекрасно представляла, сколько отчаянья стояло за выбором этого варианта. Уход Артура, конец миру и старым укладам жизни. Мерлин не побоялся взять на себя ответственность за весь мир! И более того, он настолько все продумал, что в момент, когда отлаженная система стала давать сбой, на первый план выступили те, кто был в состоянии все изменить.

Кто-то наверняка злорадно усмехнулся бы, дескать, светлый маг позволил себе такое, по сути дела, насилие над волей людей. Но осуждать Мерлина посмел бы только тот, кто сам оказывался способен что-то сделать лишь на словах, сидя на диване и разводя демагогию о волшебном сообществе! Как же она ненавидела подобных краучей и фаджей!

И потому Гермиона уважала Мерлина и его нелегкое решение.

А Том… Том, которого некоторые до сих пор считали темным магом, тоже мог теперь поступить неоднозначно. Но Гермиона верила в него, несмотря ни на что. Он заслужил свой шанс сказать в истории решительное слово. А она сама… она сама всегда будет рядом, готовая помочь, даже пусть скрыто, незримо.

Любовь не исчезает из-за убеждений, взглядов, даже веры. Она не исчезает никогда.

В этот момент в ногу волшебницы ткнулся мордочкой сфинкс, и Гермиона погладила зверя по голове.

— Все будет хорошо, Осирис. Мерлин обещал.

При условии, если они с Томом перестанут разыгрывать мелодраму из глубоко прошлого. Поистине, Гермиона не Гвинерва.

Но кто она? Жена Тома Риддла? Директриса Хогвартса? Олицетворенный кошмар из будущего? Подруга Гарри Поттера?

Кто она?

Потерянный во времени обрывок чьей-то переписанной пьесы?

Чтобы разобраться с концом, надо вернуться к началу.

Предупредив МакГонагалл, что скоро вернется, Гермиона отправилась в Лондон.

Знакомый дом всегда радовал ее своей традиционной незыблемостью.

— Мальчики, идите пить чай! — раздался родной бабушкин голос.

Гермиона, наложив на себя чары невидимости, вошла в сад.

Дед и бабушка, такие молодые. Двенадцатилетний отец. Какой же он веселый и симпатичный!

Он обязательно встретит маму!

Гермиона осторожно прокралась в дом — все семейство традиционно в пять вечера пило чай. Эта картина была такая трогательная, что подступили слезы.

Ее отец, ее мама. Бабушка, дедушка.

Гермиона прикрыла глаза. Лишь где-то на периферии сознания возникла мысль про хорошую методику установления связи со своим родом, обретения родовой силы.

Она словно падала вниз в темноту, перед глазами возникали образы прошлого, ее родителей. А где-то еще глубже были дед и бабушка. И неизвестные ей прадед и прабабушка. Ее род уходил в прошлое век за веком. Эти линии тянулись куда-то столь далеко, где зарождалась сама жизнь. И Гермиона ощутила силу этих личностей, ее предков, ту силу, результатом которой являлась она сама. Да, она была потомком и твореньем столь многих, столь замечательных людей!

Непреодолимый рывок потянул ее вверх, от прошлого к настоящему.

И волшебница сама не заметила, как аппарировала. Открыв глаза, она обнаружила себя в Косом переулке.

Она была, есть и будет Гермионой Грейнджер. И это никто не в силах у нее отнять!

…Вернувшись в Хогвартс, волшебница увидела сову с короткой запиской от Тома:

Присылай.

Предупреждение: Real Person Fiction

* * *

Короткой ответной записки оказалось достаточно, чтобы получить уникальную рукописную книгу. Гермиона так и не смогла отказать ему в заслуженном праве знать правду. Возможно, проявилась ее душевная доброта. Но скорее всего, во весь голос трубило чувство вины. Мораль все еще довлела над женушкой, как и принцип: не причиняй вреда другому.

Вот уже несколько месяцев Том ломал голову над тем, как же преодолеть, отменить, разрушить магию Мерлина. Все-таки это был не Дамблдор! Но пока маг не видел другого способа, кроме как достигнуть того же уровня. У Мерлина, судя по всему, ушло на это немало времени. Вряд ли меньше уйдет у него. Или все-таки меньше? На создание Философского камня у него тоже теоретически ушло бы намного больше времени, если бы не Гермиона и тот, кто уже создал камень, — Фламель.

Теперь Риддл всерьез задумывался о том, а не подстроил ли все Фламель именно с целью создать себе преемника, перекинуть на кого-то ту задачу, которую он сам был не способен решить? Слишком хитро было выстроено испытание, и его невозможно было избежать.

А тут… завеса, наводящая страдание, из-за которого живое существо двигается в этом мире, совершает действия, лишь бы избавиться от плохого и прийти к хорошему. Так примитивно, биполярно устроена психика. А потому и нет счастья в этом мире. Увы, полного нет. Абсолютный минус, как и плюс, — это смерть.

Не потому ли зовутся прошедшие завесу дваждырожденными?

Легко понять, но трудно сделать. Выход за систему координат «плюс» и «минус» — это уже высший эксперимент над собственной психикой. Том был уверен, что в этом вопросе Гермиона полностью бы согласилась с его выводами.

Но данная ступень пугала Риддла. Мерлину было хорошо: другой выход у него просто отсутствовал или, по крайней мере, оказался неприемлем.

Лето 1965 года мало чем отличалось от других. Абраксас наживался вовсю, все больше и больше расширяя производство. Чему в том числе отлично помогала работа преемника Блэка по популяризации всего паранормального и эзотерического, начиная с «Викки» и заканчивая лабораториями по изучению лептонных полей. Соединенные Штаты увязли в войне во Вьетнаме. Маги из Отдела безопасности теперь уже перестали отлавливать жертв магии Мерлина. И согласно разработанному Томом плану предпринимали превентивные меры. Которые в какой-то степени можно было назвать вмешательством в маггловские дела к вящей радости Долохова и других «рыцарей», разделяющих крайние взгляды русского. В конце концов, именно ему Том поручил силовую борьбу с наркомафией, оставив кулуарные игры за собой.

Если бы не поиски вариантов решения, Риддл был бы полностью доволен тем, как идут дела. Везде, кроме своего опустевшего дома.

Прошел целый год, а он так и не привык жить без нее. В отличие, похоже, от Гермионы.

И как только она представляет себе жизнь с другим мужчиной? Неужели попытается этого недоумка Блэка приобщить к тайне Философского камня? Иначе он очень скоро состарится и сдохнет.

А это мысль. Женщин на Земле всегда будет много, и уж точно не одна Гермиона обладает моральными качествами для создания камня.

Но… а нужно ли все это ему?

Прав был Мерлин: надо просто жить.

* * *

Время… таинственное измерение, создающее парадоксы. Неужели оно и в самом деле является лишь характеристикой сознания? Почему же тогда его категорически не хватает?

Все лето Гермиона провела по библиотекам, пытаясь осознать то, что открылось ей в древней книге, копию с которой она предусмотрительно сняла, прежде чем отдать ее Тому. Время также отнимали вечные конференции, деловые встречи с Дамблдором и директорами других школ. Пару раз удалось пересечься с Альфардом — единственным среди журналистов, которому Гермиона дала официальное интервью о своей беседе с Мерлином.

С Томом стало немного легче встречаться — подействовали методики, которые волшебница регулярно испытывала на себе.

Жизнь продолжалась! И в этом не было сомнения.

Осень прошла незаметно, оставляя в памяти лишь горящие тыквенные головы Хэллуина, туманы и дожди, которые тем не менее пребывали где-то побоку жизни. К ноябрю Гермиону почти перестали мучить вопросами о Мерлине. Оба Риддла по-настоящему прославились, в чем был и позитивный момент, — к ним прислушивались с большим доверием. Разумеется, Том забыл поблагодарить за все это свою жену.

Декабрь наступил неожиданно, засыпая снегом и окутывая предвкушением праздников. И сейчас Гермиона действительно ощущала праздник наяву.

Даже вид сморщившей нос Беллатрикс добавлял сердцу радости. Концерт легендарной ливерпульской четверки в Глазго не мог пройти незамеченным для директрисы Хогвартса! Она привела на него всех своих старшеклассников.

Сидя в огромном зале «Одеона» в окружении школьников, Гермиона испытывала целую палитру чувств, и, прежде всего, радость. Наверное, потому эту музыку любили многие поколения — она радовала, пробуждая в душе глубинные слои ничем не омраченного блаженства бытия. И, казалось, секрет заключался еще в невероятной общности, которая неизменно рождалась на концертах «Битлз».

Гермиона сама не ожидала от себя столь задорного и даже хулиганского настроения. Но было чрезвычайно интересно узнать, о чем думают прославленные музыканты в момент сценического таинства. Соблазн был слишком велик!

Пока директриса изощрялась с легилименцией, ее подопечные уже успели составить свое мнение о выдающихся магглах.

— Орут, как баньши в преддверии войны. Гиппогрифы, которых потянули за хвост!

— Беллатрикс, помолчи! — шикнули на девчонку.

— Ты еще маленькая, и ничего не понимаешь, — кажется, кто-то из чистокровных. — По этой музыке магический звуковой эффект плачет! И была бы вещь!

Неужели это слизеринец предложил?

— Все у этих магглов недоделанным выходит.

Точно, слизеринец.

— А им и так хорошо. Вот потому они и магглы!

Вздохнув, Гермиона покосилась на гриффиндорцев. Те уже планировали для организованной в прошлом году хогвартской музыкальной группы новый репертуар.

Вот он, плод ее усилий, у нее перед глазами!

Магглорожденные оживленно предполагали, какой магией директриса достала билеты, и кому ей пришлось привести неотразимые аргументы.

Девчонки в перерывах между песнями весьма эмоционально рассуждали о сравнительной красоте знаменитых музыкантов и их несомненных мужских достоинствах во всех смыслах этого слова. Белла, гордо вскинув голову, утверждала, что все четверо страшные и Блэкам в подметки не годятся. А уж маггловская музыка, дескать, вообще пародия на оную.

Подростки…

Крайности еще никого не доводили до добра. Абсолюта среди людей не существовало…

А вот насчет магии и билетов — это было хорошо подмечено. Не зря же легилименцию называли краеугольным камнем для любого серьезного влияния. Да и хорошего развлечения, видимо, тоже: Гермиона с огромным интересом прислушалась к мыслям известной ливерпульской четверки. И не зря! Пора было позволить себе расслабиться и задержаться в родном для нее мире!

А детишек в Хогвартс отведут другие.

…Вечеринка, на которую «Битлз» позволили себя вытащить, была небольшая, но до зубовного скрежета привилегированная. И поэтому никому и в голову не пришло, что элегантную, добротно одетую девушку никто не приглашал.

Музыка — по большей части в исполнении самих героев дня — заполняла залы раскованностью, жизнью и каким-то сказочным теплом. В толпе проплывали официанты, предлагая напитки и закуски. Все было красивым, до невозможности английским и благодаря «Битлз» невероятно живым.

Гермиона отпила дорогого вина. Никто из группы не происходил из высших слоев общества, но это и не было важно на волне денег и успеха. Возможно, аристократы и проявляли кулуарно свою известную чванливость, однако никто из них не сумел помешать награждению безродных музыкантов Орденами Британской империи.

Здесь было не лучше, чем там. И маггловский, и магический мир в действительности недалеко ушли друг от друга.

— Скучаете, таинственная незнакомка? — раздался над ухом жизнерадостный голос.

Гермиона повернула голову и встретилась взглядом с сияющими темными глазами.

— Мисс?..

— Гермиона, — подавив вздох удивления, представилась она.

— Из Шекспира? Чудесное имя! — вскинул брови не кто иной, как Пол Маккартни собственной персоной.

— Вы можете не представляться, сэр Пол, — с улыбкой ответила волшебница. — Рада познакомиться.

И он станет сэром — через каких-нибудь тридцать два года!

Забавно, что сейчас молодой Пол связал ее слова с королевскими наградами.

— Потанцуем?

Гермиона приняла протянутую руку.

Пол Маккартни! О великий Мерлин!

Как же хотелось волшебнице вдохнуть полной грудью эту богемную атмосферу свободы! Медленный танец кружил голову. Или это вино?

Оказывается, Гермиона уже успела забыть, как это было приятно — находиться в мужских объятиях, ощущать, что тебя обнимает не просто красивый, но еще и безумно талантливый мужчина.

С этого момента все чувства женщины слились в радужное многоцветье.

Джон шутил о посещении Букингемского дворца и грозился пустить утку для журналистов, как он курил там в туалете марихуану. Дескать, недаром аристократы поспешили возвратить в знак протеста свои ордена. Это же такое бесчестье — быть удостоенными тех же наград, что и какие-то фигляры-музыканты! Риччи смешно гримасничал. Джордж постоянно улыбался. А Пол… его внимание, тонкие замечания, танцы, музыка, вино, казалось, заставили забыть горести последнего года.

И Гермиона даже не заметила, как оказалась в полутемной комнате, почти беспомощная и прижатая к стене. Жаркое мужское дыхание опаляло шею. Руки Пола блуждали по телу в страстной игре. И волшебнице хотелось еще и еще — слишком давно она не ощущала, не имела ласки. Том… Но это был не Том. Темные глаза Пола завораживали и так сильно походили… Нет, эти были карие, другие. И все другое. Другие ласки, совсем неродные.

И что? Так хорошо!

Что она делает?

Поцелуй сводил с ума, расплавлял сердце. Губы Пола играли с ее губами уверенно, но мягко и нежно, постепенно вовлекая все больше и больше, лишая воли, сводя с ума. И она таяла в неге, все теснее прижимаясь к неожиданному любовнику.

Это же Пол, сам Пол Маккартни! Отказалась бы только идиотка!

И, кажется, это правда, — на каждом концерте за кулисами у него была новая девушка, пока не появилась постоянная подружка.

Ого, да он на нее обижен! Чем же ему не угодила красавица Джейн,[1] девушка куда более благородного происхождения по сравнению с ним, простым ливерпульским парнем?

Он же любит ее… Любит и обижен, ощущая себя ненужным, заброшенным, лишенным семейного тепла. И все потому, что подруга слишком много времени отдает своим делам, игнорируя его потребности и желание иметь настоящую семью.

И, несмотря ни на что, Пол все еще любит эту девушку, а сама Гермиона любит Тома!

О Мерлин! Они же с сэром Полом, можно сказать, товарищи по несчастью.

Ну и что? Почему бы не найти хотя бы временного утешения на обломках домашнего очага?

Вопрос был не в морали и не в правильности. Вопрос заключался в том, а зачем все это было нужно?

Нет, как и в случае с Альфардом, это было не нужно! Ни ей, ни ему.

И Гермиона заставила себя прошептать:

— Прости, но я не могу так, Пол.

Он отстранился, во взгляде — жажда и удивление.

Нужно уничтожить пути для искушения.

— Я замужем. И я люблю его.

А теперь — бежать! Как можно быстрее!

Но сначала:

— Все было прекрасно. И ты самый лучший. Ты самый талантливый музыкант, Пол! И твоя звезда не зайдет даже с распадом вашей великой группы.

Темные глаза расширились в изумлении.

Возможно, не стоило сообщать ему факты из будущего. Но волшебница сделала это совершенно сознательно.

Не успев услышать ответ, Гермиона выбежала за дверь и аппарировала.

Дура! Какая же она дура!

Когда же призрак мужа перестанет довлеть над ней?

Но на душе все равно было радостно — будто она побывала в сказке, став ее героиней, принцессой, с которой танцевал прекрасный принц.

Впрочем, Гермиона подозревала, что уровня принцессы будет явно недостаточно для счастья.

* * *

1966 год прошел для Тома легко… более легко. К декабрю месяцу стало ясно, что уже хватало средств для того, чтобы организовать если не обвал, то тяжелый удар по мировой экономике, порождению и опоре капитала. Не зря прошел последний десяток лет, в течение которого прилагались последовательные усилия в этом направлении, совсем не зря!

Том долго распинался про успехи на очередном собрании «рыцарей».

Приближался его сороковой день рождения. Который опять будет проведен в одиночестве. Но главное — усилия не прошли даром, цель была близка. И пусть любимой женщины нет рядом, за его-то бессмертную жизнь…

Но кто бы мог подумать, еще неделя — и ему будет сорок! Интересно, не пей он эликсир, у него уже не стоял бы?.. Что за подростковые мысли?

Из размышлений вывел голос Долохова:

— Мой Лорд, по словам Малфоя, выходит, что у нас уже есть возможность для крупной акции. Если мы сейчас начнем скупать…

Началось… дернуло же Абраксаса за язык! Риддл не любил магглов — любить их по большому счету было не за что, — но и действовать, повинуясь лишь социальной ненависти и мракобесию, не собирался.

— Стоп, Антонин, — с холодной доброжелательностью заявил Том. — Ты можешь объяснить, зачем это нужно?

Долохов откашлялся. Но через миг открыто взглянул в лицо своему предводителю.

— Я думал, мы все тут собрались ради великого и благородного дела — утвердить превосходство волшебников над магглами и грязнокровками! Мне не понятно, почему мы сознательно отказываемся от собственной выгоды. И уверяю тебя, мой Лорд, не только мне!

Его лицо покрылось испариной. Волнуется? Не научился еще сдерживать сильные чувства.

— Вы меня разочаровываете, господа, — сурово отозвался Том. Пронзительно взглянул на Долохова и оглядел всю толпу — сидят, потупили глаза. Легко размышлять, развалившись в креслах! — Привлеките свои мозги! Вы сейчас призываете к войне, к открытой войне, которая ничем хорошим ни для кого не закончится!

— Но мы готовы на жертвы, особенно с их стороны, лишь бы… — начал было Долохов, но Том прервал его, рявкнув:

— Молчать! — Кажется, они довели его. — Да когда же до вас дойдет, что у нас два реальных врага! И именно с ними надо бороться. Это мировой капитал, способный подгрести под себя наш мир. И маггловская культура, внедряемая не только через грязнокровок, но и благодаря совместному проживанию с магглами на одной земле. Мы постепенно ослабляем и заставляем кардинально перестраиваться первого врага, а второму навязываем свою культуру, одновременно показывая нашим детям все возможные соблазны. Мы это делаем, господа, делаем каждый день. Да сколько можно это повторять?! Вот ты, Антонин, жаждешь приключений, на что, разумеется, имеешь право. Но ты подумай о своих семьях, о тех — чистокровных — магах, которые будут убиты! Ты призываешь к войне, а не приходило ли тебе в голову, что война, мягко говоря, не самый выгодный путь? — Том гордо вскинул голову. — Более того, далеко не все из вас даже помыслить могут о других методах — истинно магических. Даром что чистокровные маги! И никто из вас до сего момента не был в курсе, что мы с женой обнаружили уникальную книгу Мерлина. Да, господа, мы вплотную подошли к ответу на вопрос, глубоко волнующий всех тех, кто в курсе дела: как Мерлин сумел весь мир погрузить в свою иллюзию. Мы маги, а не горстка убийц!

«Рыцари» как по команде встрепенулись, обмениваясь изумленными взглядами.

— Книга Мерлина?! Он оставил книгу?

— Мой Лорд, почему ты не говорил об этом?

— Да уж, Мерлин. Поистине, светлый маг! Чета Дамблдору!

Том заставил себя слегка остыть и строго кивнул:

— Все верно. Но о деятельности Мерлина нам пока следует молчать. Книга есть лишь у жены и меня, и в чужие руки она попасть не должна. Иначе будет большой скандал, и все наши труды могут оказаться напрасными!

Долохов молчал, напряженно и хмуро.

— Но почему ты сразу не сказал нам, мой Лорд? — поинтересовался Розье, коротко взглянув на Малфоя. — Все-таки магический путь решения проблемы зачастую куда выгоднее экономического.

Абраксас, вскинув брови, лишь повел плечами.

— Вы сейчас уже доказали, что и правильно не сказал! — саркастично отозвался Риддл. — Это все равно, что вооружать волшебными палочками баньш — не только войну накликают, но и всех убьют, в том числе себя!

Его суровый взгляд на миг задержался на каждом из подчиненных. Возникший было с подносом домовой эльф испуганно пискнул и мгновенно ретировался.

Ну и кто теперь осмелится выступать?

Самым смелым оказался Лестрейндж. После солидного, надо сказать, глотка огневиски.

— Мы просто хотим дожить до светлого будущего, мой Лорд. Никто из нас не обладает уникальной магией сохранять молодость.

Неужели действительно намекает на его, Тома Марволо Риддла, не по возрасту молодой вид? Ну и наглость! Ничего, пусть гадают и дальше про «уникальную магию» своего шефа и про пределы ее досягаемости.

Риддл усмехнулся и слегка подался вперед:

— Вот если хотите дожить, тогда иногда привлекайте на помощь мозги, господа. Поверьте, это бывает полезно даже сотрудникам министерства и членам Совета. И следующий раз, прежде чем задавать дурацкие вопросы, думайте головой.

Он поднялся.

— И потому на этом мы закончим. Антонин, жду доклада по твоей основной теме. — Мало кто уловил издевку в голосе шефа, но тот мог поклясться, что Долохов ее расслышал точно. — Засим откланяюсь, господа.

Слегка кивнув, Риддл вышел из зала и быстрым шагом направился в кабинет. Работа с уникальным произведением в последний год была его практически единственной сильной страстью. И его даже не смущало то, что все дела шли по накатанной и требовали все меньше непосредственного участия. А для ведения хозяйства пришлось нанять семейную пару волшебников. Такой ерундой он заниматься не привык. И как только справлялась Гермиона!

Книга была и в самом деле уникальна. Иное сознание, иная культура. И как только Мерлин с портрета был в состоянии общаться со своими неразумными преемниками! Тем не менее, люди всегда оставались людьми, а потому их мир подчинялся одним и тем же законам во все века и тысячелетия. Но форма менялась, а потому и магия Мерлина потеряла свою прежнюю эффективность. В общем и целом, изучая схему творения мира, Том пришел к мысли, что важны точки пересечения трех лучей с тремя сферами бытия. И одна из них представляла собой таинственный остров радости — Авалон.

* * *

[1] Джейн Эшер — девушка Пола Маккартни с 1963 по 1968 гг., с декабря 1967 — его невеста.

Июнь 1967 года выдался утомительным и жарким. Директриса Хогвартса как всегда волновалась за своих выпускников. Оценки являлись формальностью, но они открывали определенные двери в обществе, и потому были столь важны.

Гермиона гордилась своими учениками. Наверное, в определенном смысле они заменили ей собственных детей. За годы работы она узнала их с точки зрения не только учебы, но и личных качеств, и увлечений. Бурная жизнь Хогвартса стала еще оживленней с появлением театра, постоянного дуэльного клуба, кружка продвинутой магии и музыкального ансамбля. Все это являлось плодом усилий и ее самой, и вот этих ребят — нынешних выпускников. Гермионе по праву было чем гордиться!

С Томом она общалась очень мало, лишь по необходимости. Чем закончилось его изучение книги Мерлина, копия которой надежно была спрятана в директорском кабинете, оставалось для волшебницы тайной. Хотя у нее имелись некоторые догадки. В конце концов, и Тому далеко не все могло оказаться по зубам. По крайней мере, сразу.

Что же понадобилось от нее Долохову с утра пораньше? Засланец Тома? Но почему он? Гермиона дала разрешение русскому на вход в Хогвартс с большими сомнениями, но отказывать причин не было.

Долохов был в своем репертуаре — явился с бутылкой дорогого вина и огромным букетом роз. И все это смотрелось как-то странно, даже нелепо в большом строгом кабинете, лишенном лоска и роскоши, под неодобрительными взглядами директорских портретов.

— Это мало походит на деловую встречу, — приветствуя русского, с усмешкой заметила Гермиона.

Долохов поцеловал ей руку. Пронзительные серые глаза царапнули хитрой непринужденностью.

— Моя госпожа, мы же пили с вами на брудершафт. К чему нам формальности?

Волшебница покачала головой и жестом пригласила гостя присесть. Поставила цветы в изящную серебряную вазу, инкрустированную переливающимися самоцветами, — подарок Тома, привезенный им из Индии. Здесь все дышало Томом.

Неужели что-то не ладилось у него? Как же спросить, чтобы не раскрывать правду? Сначала, конечно, расположить гостя к себе всевозможными приемами…

— Прошу, — Долохов разлил вино в высокие бокалы.

— Надеюсь, на этот раз обойдемся без брудершафта, — слегка улыбаясь, прибавила Гермиона. — Думаю, мы сможем и так обсудить любые вопросы, Антонин.

Бокал холодил руку. Выпьет первым или не выпьет?

Долохов, кивнув, пригубил вино, и волшебница только тогда последовала его примеру, привычно оценивая качество жидкости с магической точки зрения. Муж привил ей паранойю, утверждая, что жена Лорда Волдеморта всегда будет привлекательной мишенью как для врагов, так и для некоторых друзей… Нет, Том все-таки не годился на роль Отелло, это было из другой пьесы Шекспира.

— Чему обязана, Антонин? — с показной легкостью поинтересовалась Гермиона, левитируя на стол коробку шоколадных конфет с веритасерумом.

Маг не притронулся к угощению, как предусмотрительно с его стороны!

— Том не предупреждал о твоем визите.

Глаза Долохова сузились, но он сладко улыбнулся:

— Надеюсь, это дело останется между нами, Гермиона? — Та кивнула. — Я не слепой и заметил, что ваши отношения с мистером Риддлом уже далеко не самые лучшие.

Волшебница изумленно вскинула брови. Как-как он назвал Тома?

— Наши отношения с мужем, — тем не менее напоказ спокойно произнесла она, — касаются только нас двоих и обсуждению не подлежат. Так что можешь сразу переходить к сути дела.

Улыбнулась самой официальной улыбкой.

Ну надо же, Антонин совсем обнаглел!

Тот тоже не переставал улыбаться, длинное лицо казалось вполне приветливым.

Классика лицемерия. Даже противно…

— Что вы, Гермиона, это меня ни в коей мере не касается. Меня куда больше интересует ваше мнение как мудрой и красивой женщины, которая прекрасно разбирается в политической ситуации. — Долохов потянулся через стол и взял ее за руку.

В какую игру он решил поиграть? Однако она не стала отнимать ладони. Посмотрим, что он скажет дальше.

— Наш горячо любимый лидер слишком нерешителен в последнее время. По всей видимости, ему не хватает уверенной женской руки, от которой никто бы не отказался…

Он пожал руку Гермионы, пальцы заскользили выше…

У него плохо с головой? Или дело еще хуже?

— У Тома есть веские причины и понимание общей ситуации, которые и диктуют такое поведение, — пожала плечами она.

— Понимание ситуации? — невинным тоном повторил русский. — Хотелось бы мне приобщиться к нему!

Гермиона отдернула руку. В этот момент в кабинет постучались, и, не желая выставлять на чей бы то ни было обзор странные посиделки с нежданным гостем, директриса вышла в коридор. Перебросившись парой фраз с Макгонагалл, она вернулась к столу.

— Поймите меня правильно, моя госпожа, — любезно продолжил Антонин. — Я просто хочу знать, почему ваш дражайший супруг не переходит к более решительным мерам. А потому давайте, Гермиона, выпьем за понимание.

Мужчина коснулся бокала собеседницы своим.

Вкус вина показался странным… Неужели это Долохов каким-то образом вызвал Макгонагалл, чтобы остаться в кабинете одному? И все подстроил? Или просто воспользовался моментом… Как глупо вышло! Позорище!

Гермиона откинулась на высокую спинку кресла. Мысли расплывались. Том…

Нужно собрать волю в кулак и не заснуть! И, главное, заодно не умереть!

Не дать векам сомкнуться.

Не то. Сосредоточиться на ощущениях тела — это не поможет. Нужна психическая концентрация. Эмоции.

Безразличие накрывало уютной волной. Вот бы сейчас попасть на остров вечного блаженства, на Авалон… Мерлин.

Кажется, она сказала это вслух.

И кажется, присутствие великого мага коснулось теплой волной, как будто он был совсем рядом, поддерживая и успокаивая. Мерлин… В душе воцарился мир. Что сделано, то сделано. Она вне всего, как и истинное блаженство!

Но Том…

— Как объять необъятное? — неожиданно раздался знакомый голосок.

В ответ прозвучало нечто, идентифицированное волшебницей как русское ругательство.

Кабинет накрыл пронзительный визг, послышалось гневное рычание и странный звук, похожий на смачное гавканье.

Гермиона открыла глаза. Дотянулась до палочки в кармане мантии и едва слышно прошептала заклинание, блокирующее магию. Поднялась на ноги, которые еще слегка подкашивались в коленях.

Бедный сфинкс лежал на полу, жалобно скуля. Из ноги обидчика сочилась кровь — зверь вцепился на славу, словно дорвавшись до русской натуральной еды!

Долохов копался в бумагах на рабочем столе. Книга Мерлина оказалась на видном месте… так вот зачем он пришел!

Как же ты так неосторожно проговорился, Том?!

В этот миг русский обернулся.

Подавив шок, потянулся было за волшебной палочкой, но Гермиона опередила его. Ее оружие был точно направлено ему в грудь.

— Надеюсь больше никогда тебя здесь не увидеть, Антонин!

Гермиона едва стояла на ногах, но сохраняла видимость полного контроля и уверенности.

— И не думай, что можешь справиться с женой твоего Лорда! Вон!

Она едва дождалась, когда Долохов, наградив волшебницу молчаливо-убийственным взглядом, покинул директорский кабинет. Из последних сил Гермиона добралась до шкафа с зельями и нашла беозар.

* * *

Том Риддл рвал и метал. Одно дело — идиот и недоумок, и совсем другое — предатель! Риддл был готов стереть Долохова в порошок, засадить в Азкабан, нет, даже отдать зацеловать дементорам!

Возможно, зелье было несмертельным, но он посмел поднять руку на нее!

Том не помчался к жене — та уже справилась сама. Однако нельзя было мешкать в разборках с предателем.

Что же теперь делать? Убирать Долохова из организации не хотелось, кому нужны лишние враги? Оставить безнаказанным — тем более. Изменить память? Слишком много всего придется трансформировать. Устранить физически? Незачем привлекать к себе внимание и давать козыри в руки таким реальным противникам, как Дамблдор.

Как поступили бы на его месте Артур и Мерлин? Устроили бы законный суд, прецедент был, и как раз с драгоценной женушкой короля. Что-то подобное и придется сделать — чтобы другим неповадно было!

Риддл пронесся по коридору замка и лишь у дверей в зал слегка притормозил. Сделал глубокий вдох. Лишь бы не убить мерзавца в первый момент!

«Рыцари» в полном составе ближнего круга сидели за столом. Вечерние экстренные заседания ни для кого не были редкостью, а потому вся компания не подавала признаков беспокойства, вальяжно развалившись в креслах. Кто-то покуривал травяной табак, кто-то делал заметки в пергаменте, другие спокойно беседовали с бокалами в руках.

С появлением предводителя шум затих. Том сел во главе стола и, даже не взглянув на Долохова, начал:

— Господа, сегодня повод для нашей встречи весьма печальный. Мы знакомы друг с другом долгие годы. И никто никогда не сомневался в правильности нашего пути. И даже если кто-то не одобрял отдельные задачи и методы, они жертвовали своими представлениями ради целостности организации и общего блага. Но вчера, господа, произошел вопиющий инцидент, который, надеюсь, никогда не повторится!

Мужчины удивленно переглянулись и вновь обернулись к Тому. На Долохова тот все еще не смотрел.

— На известную всем вам Гермиону Риддл, которая входит в состав нашей организации практически с момента ее создания, не говоря уже о том, что является моей женой, сегодня утром было совершено нападение. Одним из вас. — Послышались изумленные возгласы. Атмосфера сразу же насытилась тревогой и напряженностью. — Антонин Долохов пытался украсть ту самую уникальную книгу Мерлина, о которой я говорил вам, но недооценил магические таланты моей жены.

Теперь «рыцари» молча и во все глаза смотрели на русского: кто неверящи, кто шокированно, а в глазах иных даже проглядывало сочувствие. Все они ждали, напряженно и мучительно, а что же будет дальше.

Даже не хочется применять к ним легилименцию — словно придется копаться в грязном белье.

Долохов тоже молчал, осознав, что оправдания не помогут, а лишь разозлят и без того взбешенного шефа, и Риддл продолжил:

— Я могу понять многое: и то, что в России волшебникам приходится трудно, и то, что хочется поскорее завершить начатое великое дело, и то, что чрезвычайно интересно все, чем располагает ваш лидер. Но это не оправдание для преступных действий! А было совершено именно преступление, которое карается по магическим законам во всех уголках мира! Более того, я неоднократно повторял, что еще не время для массированных активных действий в отношении магглов. И если подождать, они все сделают сами — это будет гарантией действительно коренных изменений ситуации! А мы исключим риск благополучием и жизнями наших соратников, родных и близких! Я надеюсь, что Антонин отважился на свой шаг сгоряча, иначе это было бы расценено не просто как преступление, — Том выдержал паузу, смерив Долохова тяжелым взглядом, — а как преступление перед товарищами, которые работают не покладая рук, и нашим общим делом! И надо признаться, я рад, что пострадало не оно, а только моя жена.

Долохов сделал было попытку возразить, но Том не позволил:

— Помолчи, Антонин, я еще не закончил! Как вы все знаете, параллельно нашей деятельности мы с Гермионой ведем исследования в области магического вмешательства Мерлина в дела будущих поколений. Мы уже не раз обсуждали правомерность его действий и то, можно ли их предать гласности. Сейчас дело не в этом. Мерлин передал эти материалы нам, мы ими владеем на законном основании! И по какому праву кто-то считает приемлемым красть их у нас? Не говоря уже о том, что при этом забывается о целях нашей организации! Однако Гермиона решила не обращаться в аврорат, и это мудрое решение. Но мы с вами не можем оставить сей вопиющий факт без внимания! — Голос Тома стал холоден, как лед. — Скажи, Антонин, ты сам как оцениваешь меру своей вины?

Долохов побледнел, черты его вытянутого лица перекосились.

— Мой Лорд, — тихо начал он. — Ты ничего не говоришь нам о своих планах и текущей ситуации. И я, признаться, уже начал думать, что ты игнорируешь доставшееся тебе знание.

Риддл раздраженно фыркнул:

— О планах я говорил подробно не раз! Но где были твои уши, чтобы услышать? И Мерлин тут совсем ни при чем. И без его магии мы добьемся своей цели, продолжая действовать медленно, но решительно. Более того, это не причина подмешивать зелье моей жене с намерением стереть ей память после успешного воровства! — Нужно было давить до конца. Так, чтобы никому потом мало не показалось. — Какое наказание ты сам бы назначил себе? Думаю, три месяца Азкабана рассматривать не стоит? Да и на российских членов нашей организации я бы на твоем месте не рассчитывал. Мне посчастливилось неделю назад встретиться с Михаилом Поляковым, вторым по рангу в вашем регионе после тебя, и между нами было достигнуто полное взаимопонимание, — тон Риддла стал саркастическим.

— Я бы предпочел то, что положено по закону, — пытаясь сохранить достоинство в глазах волшебников, заявил Долохов.

Его длинное лицо застыло, словно маска, и он, ни на кого не смотря, прожигал взглядом полированную столешницу.

— Вот и отлично, — с показной жизнерадостностью резюмировал Том. — Я не намерен отстранять тебя от твоей работы в нашей организации, да и в Совете ты нужен. Я даже не буду подвергать тебя безболезненной, но столь некрасивой процедуре изменения памяти. Но по закону за попытку воровства дается три месяца тюрьмы — вот на три месяца ты и отправишься в отпуск. — И вкрадчиво пояснил: — На Канарские острова без возможности использовать магию.

Долохов побледнел. А что, неужели он думал, что Лорд Волдеморт простит его? И наказание, по большому счету, было еще гуманно!

Губы Эйвери кривились. Лестрейндж равнодушно пожимал плечами. Розье шептал на ухо Малсибера какое-то критическое замечание. А последний удивленно вскидывал брови. Покуситься на жену шефа, когда в отношении самого шефа это сделать страшно, — подобное бесчестье не поддержал бы никто из английской аристократии, даже сторонники самых что ни на есть радикальных мер против магглов.

Долохов поднялся на ноги.

— Надеюсь, вы учтете мои мотивы как смягчающий фактор, мой Лорд. И позволите завершить текущие дела.

Не понравилась перспектива смещения? Еще бы! Надо тайно приставить охрану к Полякову. На сегодняшний день и после возвращения. А уж как будут следить за русским на Канарах… Вот уж он оценит жизнь магглов, так оценит!

— Конечно, Антонин, — напоказ улыбнулся Том, и все присутствующие оценили угрозу и предупреждение, скрытые в этой улыбке. — Жду тебя завтра в центральном офисе Управления. Можешь идти.

После ухода Долохова он быстро отпустил остальных, раздав несколько особо важных поручений.

Том Риддл оставался Лордом Волдемортом. И пусть даже думать не смеют, что он будет проявлять гуманность к тем, кто ее не заслужил!

* * *

Том взял на себя полномочия карать и миловать. Долохов, конечно, заслужил наказания, но… было в этом что-то неправильное. С другой стороны, нельзя подменять дух закона его буквой. Это вело к страшным последствиям, впрочем, как и самосуд.

Эх, Том. Прощать он так и не научился.

Маленький сфинкс Осирис уже окончательно поправился, и по завершении экзаменов Гермиона перевезла его в Женеву, где провела лето.

Муж наверняка отследил ее частые международные перемещения и связал их с Альфардом. Чего другого!

Но почему же Том ни слова не говорил о разводе? Приличия? Сомнительно — если бы формальности и приличия были и в самом деле ему столь важны, то он бы никогда не выгнал жену из дома.

Есть ли шанс, что он все еще любит ее?

Прошло уже три года…

А Эйлин только этим летом поняла, что у Гермионы с Томом что-то не так. Остальные, не относящиеся к ближнему кругу, возможно, не поняли ничего.

В Англию волшебница вернулась в конце августа. Навестила несколько семей учеников, с чьими родителями давно хотела поговорить, своих собственных юных родителей и, конечно же, отправилась к подруге.

Дом Элджи и Эйлин Лонгботтомов расположился в Вест-Хэмпстеде, северной части Лондона. На этом месте раньше находилась деревушка, и никто не тревожил магов, но сейчас семейство оказалось в самом центре бурной столичной жизни.

Гермиона приоткрыла тяжелую калитку и проскользнула в сад. Подруга с сыном уже были во дворе.

— Бонифатиус! — воскликнула Гермиона и раскрыла руки, поджидая бегущего к ней крестника.

— Тетя Гермиона! — Мальчик крепко обнял ее.

Сильный, она едва удержалась на ногах. Кто бы мог подумать, ему уже четыре года!

Волшебница достала из сумки объемную яркую книжку, зная, чем угодить ему больше всего.

— Ух ты!

— Нравится, Бон-Бон?

— Еще бы!

— Дорогой, а кто скажет спасибо? — покачала головой подошедшая Эйлин.

— Спасибо, тетя Гермиона! — воскликнул мальчик, и мать отправила его изучать подарок.

— Хорошо, что зашла, — миссис Лонгботтом, улыбаясь, взяла подругу под руку и повела ее к большой резной скамейке, укрывшейся под тенью бука.

Август дышал прохладой, и Эйлин куталась в шаль. Домовой эльф принес горячий чай и бисквиты. Гермиона откинулась на спинку скамьи и с удовольствием слушала рассказы о проделках Бонифатиуса и его раннем увлечении магическими премудростями, в особенности зельеварением.

Мальчик чем-то походил на «бывшего» Снейпа, по крайней мере, волосами и носом. Но был он куда более открытым и доброжелательным. Возможно, сказалось влияние отца. Потому что сама Эйлин даже сейчас однозначно не являла собой образец жизнерадостности.

Неужели действительно все может измениться настолько, затронуть столь важные аспекты жизни? Жизнь не запрограммирована, хотя бы в какой-то ее части есть свобода выбора.

Почему же ее, Гермионы, собственный выбор всегда основывался на общественном благе, отставляя в сторону личное? Был ли хоть малейший шанс на то, что она могла оказаться счастливой домохозяйкой? Да ни единого шанса! Это противоречило с потребностями ее души, с ее путем, с ее сущностью. А потому в любом варианте мира общественная жизнь оставалась для нее неизбежной.

— Может быть, тебе все-таки помириться с мужем? Ему скоро стукнет сорок один. Еще годик, и, как ты сама утверждала, он жутко захочет иметь детей.

Гермиона, вымучив улыбку, слегка покачала головой.

— Детей он, вероятно, хочет и сейчас. Вопрос не в детях, а в степени доверия и близости.

Это была лишь пустая фраза, ничего не объясняющая в том хитросплетении проблем, которое разделяло их с мужем. Эйлин нахмурилась:

— Не понимаю. Мне казалось, что более близких людей, чем вы с Томом, просто не найти!

Как же больно, все еще больно было это осознавать! Гермиона вздохнула.

— Я тоже так думала. Но, видимо, различия в мировосприятии все-таки должны были сказаться, рано или поздно.

Эйлин недовольно фыркнула, чуть не пролив чай на грудь.

— Не ври сама себе! Вы просто очень гордые, оба!

— О нет, я переступила через свою гордость, когда… — Отправила ему книгу. — Впрочем, не важно. — Гермиона вновь заставила себя улыбнуться: — У меня есть Хогвартс, и я счастлива!

— Раны зарастают только тогда, когда на них проливается целительный бальзам, — миссис Лонгботтом не смотрела на подругу, но было ясно, что она говорит о своем опыте. — И никакая подделка не может его заменить.

И в этот миг Гермиона поняла, что все ее счастье было лишь внешним, мнимым, лишенным души.

* * *

Том знал, такое небо лишь на Авалоне. Высокое, появляющееся будто ниоткуда, когда в одно мгновение рассеиваются туман и облака. Ослепительно синее, оно спускается до Земли, и ты словно паришь, охватывая сознанием бесконечность.

Риддл понял это мгновенно — именно там сейчас находились те двое, за чьим путем он много лет неизменно следил в своих снах.

Битва была проиграна. Надежды не оправдались — два мира так и не удалось соединить.

Смертельно раненый король уже не испытывал боли. И было так странно видеть его, великого Артура, распростертым на земле. Красный плащ, на котором лежал король, казалось, символизировал жертвенную кровь.

Кровь была пролита, но ее оказалось недостаточно.

Будет ли когда-нибудь достаточно жертв для того, чтобы победить низменную человеческую природу?

— Я подвел тебя, Мерлин, — прошептал король, когда великий маг склонился к нему.

— Это не так, мой мальчик. — Волшебник прикоснулся к ладони Артура, и тот крепко сжал руку наставника. — Все идет своим чередом. Важны не плоды усилий, а их мотивы.

— Но как же люди и мир… — Артур едва заметно усмехнулся. — Странно, я еще мыслю как король, хотя от этой внешней оболочки уже не осталось ничего.

— Мир получает лишь то, что он заслуживает, — заметил Мерлин. — Это было бы так, если бы те, кто по праву могли уйти, не остались бы на грани миров, передавая людям знание.

— Ты призываешь меня остаться? — он шептал уже совсем тихо, и Том невольно сам склонился над умирающим королем, чтобы услышать последний диалог магов.

— Ты сам это поймешь, преодолевая завесу.

— Мерлин. Так горько, что этот момент больше никогда не повторится. И мы с тобой больше не встретимся вот так…

— Мой мальчик, мы с тобой обязательно встретимся. В том месте, где сливается время и сходятся все миры, — голос мага был наполнен таким теплом, что замирало сердце.

Артур слабо улыбнулся, и Том увидел, как отчаянная синева небес будто вошла в его глаза, в которых проявился не остров рядом с Гластонбери, не земля, которой он правил. В них был Авалон, сияя манифестом того изначального бытия, в которое уходил король Британии.

Риддл проснулся со странным чувством одновременного покоя и отчаяния. Нужно было действовать как можно быстрее.

Как же ей не хватало Фламеля! Не хватало до сих пор. Только глупец мог полагать, что способен обойтись в этой жизни без учителя, духовного наставника. Того, кто уже прошел путь и может показать направление в пугающем тумане жизни. Вот только идти к желанной цели все равно придется самому.

Но чего же она хотела? Счастья? Понимания магии Мерлина? Помощи всем страждущим? Обретения цели в жизни? Вечного блаженства Авалона?

Казалось, у волшебницы было практически все: любимое дело, когда-то испытанное неизмеримое счастье рядом с обожаемым мужчиной, радость из-за спасения мира от темного мага. Но для чего она жила сама по себе?! Кто-то другой мог вполне все это сделать за нее. В чем же заключался смысл этой бесконечной жизни, в которой ты, наделенная молодым телом и старой душой, пыталась играть не свою роль? А какая роль своя?

Замкнутый круг, из которого не было выхода! И даже осознание целостности своего бытия не спасало, потому что Гермиона не видела особого смысла и дальше тянуть эту линию жизни из прошлого в будущее. Зачем? Ради чего она живет?!

Не боль, и не радость — пустота зияла в душе. Не та пустота, что поднимает вверх своей легкостью и синевой, а та, что мрачной тяжестью тянет в могилу, предлагая отказаться от всего, погружая в пучину забвения.

Все психологические методики, все позитивные ориентиры, целепостановки и аффермации[1] казались лишь умелым макияжем на унылой маске смерти. Все, на что она опиралась ранее, растворялось в пучине безысходности.

Надо жить! Но где взять на это силы?

Когда на землю упала зима, освящая ее белизной снегов, очищая морозами и ветрами, Гермиона поняла, что должна обратиться к тому, кто обладает знанием. К единственному, кому она могла доверять.

В зал заседаний Совета Конфедерации миссис Риддл пустили без лишних слов и вопросов. Она попросила остаться одна, и ей не смогли отказать — все равно в преддверии Рождества здание пустовало.

В полутемном зале было спокойно, но вопреки ожиданиям, совсем не тихо.

Мерлин сидел под своим деревом, самозабвенно играя на арфе. И Гермиона застыла у порога, завороженная красотой древней мелодии, которая наполняла зал таинственностью и волшебством. Затаила дыхание, боясь разрушить тонкую ткань музыки. Эта музыка была настоящей — она рождала эмоции: заставляла рыдать в неизбывной боли, смеяться в безграничном счастье, а в следующий миг — уносила своим могущественным течением в океан покоя.

К сожалению, Мерлин закончил играть быстрее, чем Гермионе хотелось бы. Почувствовал ее присутствие?

Что же сказать ему, чтобы разорвать круг повторов, иллюзии и боли? Как получить надежду на то, что смысл жизни есть? Смысл существования — и ее, и всего живого, и самого мироздания…

Великий маг поднялся с земли и неспешно вышел из-за старого дуба.

Темные глаза Мерлина были пронзительны. Это выходило далеко за пределы легилименции, маг будто смотрел прямо в душу.

Гермиона почтительно поклонилась волшебнику. Тот ответил легким кивком и сразу же сказал, просто и спокойно:

— Ты отдала книгу ему.

Это было не вопросом, а утверждением. Волшебница смущенно опустила глаза:

— Я не могла иначе, Мерлин. Самой мне не справиться. И Том… он заслужил…

Мэтр едва заметно улыбнулся.

— Про то, что он достоин, спору нет. А вот насчет себя ты ошибаешься, юная. Не имей ты искреннего запроса, то не пришла бы сюда. Все случается вовремя, Гермиона. Ответы даются тогда, когда в них действительно нуждаются. Но ты и сама уже поняла, как справиться с этой ситуацией, не так ли?

Гермиона пожала плечами:

— Понять это было сложно, но вполне возможно. Для магии твоего уровня, Мерлин, необходимо определенное состояние сознания.

И действительно, человеческие мысли, являясь негэнтропийными по своей сути, несут упорядоченность в систему. Когда творится магия, эффект их влияния усиливается заклинанием. Поэтому чем лучше сосредоточенность, тем сильнее магия. Но обычно даже самые способные волшебники, концентрируясь на сложных вещах, добавляют к своим мыслям постороннюю эмоциональную окраску: обеспокоенность результатом, сомнения, воспоминания и другие отвлекающие факторы. Что для магии высшего уровня просто неприемлемо.

И в раздумьях добавила:

— Отсюда вывод — лишь избавившись от определенной иллюзии, от завесы для сознания, создающей вечное беспокойство, можно сделать что-то значительное. А вот как добиться этого, я пока лишь только догадываюсь.

Мерлин усмехнулся, теперь в его глазах отчетливо просматривалось если не лукавство, то определенный задор.

И это было так мучительно приятно — стоять в полутемном зале, в том месте, где на протяжении сотен лет принимались важнейшие решения, судьбоносные для волшебного мира. Стоять напротив великого мага и беседовать простым языком о сложных вещах.

— Сие я и имел счастье полагать. Позволь услышать о твоих догадках?

— Я думаю, что пересечь завесу можно лишь через ключевые точки — реализации определенных состояний сознания, — начала излагать свою теорию Гермиона. — Если посмотреть на схематичное описание творения, мы найдем точки пересечений трех лучей вдохновения с тремя сферами бытия. Как раз эти точки — области проявления — и являются отображением этих ключевых состояний. В мире идет как бы процесс развертки, проявления этих качеств. Нам же надо наоборот их свернуть, то есть проявить в чистом, совершенном виде. И тогда произойдет качественный скачок. Одна из них — Авалон, о котором так часто снились сны моему мужу.

Мерлин перестал улыбаться.

— Легко ты говоришь о внутреннем мире, Гермиона. Но представляешь ли ты, милочка, что это значит не в теории, а на практике? Что приходится пережить, когда рвутся связи с миром, и человек перестает принадлежать к нему, переходя в другой?

Она молчала. Чего он хотел от нее?

— Уверен, ты кое-что разумеешь, раз уж создала Философский камень. И должна знать, что для этого не нужно время. Всего, абсолютно всего можно добиться мгновенно. Однако трудность в том, что мало кто к этому готов. Людей держат их эмоциональные привязки к другим людям, к своей собственности, занятиям, окружению. Но тебе ведомо, каково это — быть вырванной из своего мира, не так ли?

Неужто он… А может быть, он имеет в виду не только, вернее, не просто то, что она из другого времени?!

Гермиона смертельно побледнела.

— Мерлин… — выдохнула она. — Неужели и мое перемещение было подстроено... оказалось следствием твоей магии?

Он слабо улыбнулся:

— Об этом я и говорю, Гермиона. Только сила твоей души оказалась способна проявить то, что мы видим и знаем.

— Но что же будет дальше? Как же ты помнишь обо всем? — растерянно пробормотала она. — Значит, я не в параллельной вселенной и в будущем она не схлопнется, вновь вернувшись на прежний путь развития?

Мерлин был на удивление спокоен.

— Я стою вне этого, девочка. А вот ты сейчас задаешься не тем вопросом, который в действительности волнует тебя. Все это ты сама осознаешь позже. И многое будет зависеть не только от тебя, но и от другого человека, которого твое беспричинное милосердие и сила души смогли отвратить от пути разрушения и деградации. Теперь вы оба близки к тому, чтобы сделать решающий шаг.

Гермиона в отчаянии вздохнула и оперлась о трибуну.

Возьми себя в руки!

— Но сейчас, Мерлин, меня и в самом деле волнует куда более парадоксальный вопрос. Зачем все это?

— Что именно? Перемещение?

— Бытие.

Он издал невольный смешок. За который тотчас же извинился.

— Прошу прощения, Гермиона. Но это как раз тот вопрос, который не имеет ответа внутри системы. Мы можем долго рассуждать о том, что есть и чего нет. Равно как и о том, зачем вообще что-то есть. Но тем и отличается пустое рассуждение от прямого осознания природы и источника бытия. В нем сосредотачиваются все концепции и пути. Это абсолют, который одновременно и есть, и нет. Впрочем, сейчас дело в другом. К подобному осознанию не прийти без ощущения собственной природы. Выход из твоего внутреннего конфликта очень прост — в прямом переживании осознать свое бытие, незамутненное ни эмоциями, ни разумом, ни окружением. Блаженство — твоя природа.

Мерлин говорил такие очевидные, но в то же время жизненно важные вещи.

— Это и есть преодоление завесы? — спросила она, слегка смущенно улыбаясь. — Я правильно понимаю? Нужно выйти за пределы мирской любви, горести, боли и умственных представлений?

— Это лишь жалкое описание реальности, Гермиона. Но можно с очень большой натяжкой сказать, что это так. Поразмысли в последний раз, ты действительно хочешь сделать еще один шаг вперед, зная, что возврата к прежнему быть не может?

Мерлин смотрел очень внимательно, и Гермиона поняла, что вот он, момент.

— Мне некуда и незачем возвращаться.

Великий маг протянул руку. Мир, казалось, дошел до своего предела, готовый взорваться, свернуться в точку. Неужели это она стоит здесь, в этом зале? Защемило сердце. Да, она была здесь, всего лишь в зале заседаний Совета, где портрет оставался портретом. Но Мерлин, сам Мерлин протягивал руку ей, магглорожденной волшебнице Гермионе Грейнджер!

И она приняла его руку. Когда ее пальцы прикоснулись к его ладони, в области солнечного сплетения почувствовался рывок, как при аппарации.

* * *

Том Риддл, невольно утирая капли пота со лба, с отвращением смотрел на рабочий поселок, огороженный колючей проволокой. Жалкие пальмы, сухая земля и грязная вода из лужи, которую жители принимали за колодец, навевали удручающие мысли даже на любого закоренелого оптимиста. Все здесь кричало о голоде и нищете, более того, о самом страшном ее виде — нищете, которая считалась нормой.

— Оборотная сторона «великой» маггловской цивилизации, — с отвращением прошептал стоявший рядом Эйвери.

Защищенные чарами невидимости, волшебники проникли на один из африканских объектов, где добывались алмазы.

— Что ты хочешь, еще один источник сверхприбыли, — обронил Том, пристально глядя на хромающую женщину, выглядящую лет на сорок, насколько он вообще мог судить о возрасте чернокожих магглов. Она тащила на руках маленького ребенка — у чумазого мальчика не было ноги.

— Говорят, их специально калечат, чтобы не смогли бежать. Дешевая рабочая сила, — заметив направление взгляда шефа, пояснил Эйвери.

— Поражает не само по себе неравенство, оно неизбежно, — наконец выдавил тот. — Поражают формы его проявления.

И некоторые еще хотели, чтобы он уважал эту цивилизацию, основанную на насилии, грабеже и эксплуатации! Интересно, что бы сказал дорогой Альбус, окажись он сейчас рядом.

А самое главное, ничто не объединяло магглов в единый живой организм, ничто не поддерживало дух общности. Даже концепция Бога, потому что она не могла быть подтверждена экспериментально и превратилась в отличный повод для разжигания конфликтов и розни. Зато у волшебников такой объединяющий фактор был: магия — та хрупкая, но незыблемая ценность, которая лежала в основе крепких связей их мира и являлась залогом его выживания!

Впрочем, Том явился сюда не для того, чтобы удостовериться в порочности и лицемерии современного маггловского общества. Это было понятно и без экзотического путешествия по алмазным шахтам. Нужно было разработать эффективный план борьбы с очередным источником немыслимого обогащения, за счет которого кормились многие, в том числе нелегальные, структуры, не говоря уже об участии таких монстров, как ЦРУ.

— Пойдем, мой Лорд, все с этим ясно, — вывел его из раздумий Эйвери, кладя руку ему на плечо. — У меня уже есть пара мыслишек, обсудим на следующем оперативном собрании.

Риддл молча кивнул и, в последний раз окинув взглядом грязную деревню, населенную калеками, вооруженных людей на вышках, напоминавших тюремные, огоньки сигнальных устройств на проходной, аппарировал вслед за приятелем.

Вернувшись домой, Том никак не мог отделаться от чувства, будто он измарался в грязи.

* * *

Гермиона никогда не встречала упоминания о подобной магии — возможности перемещаться между реальностями. Но теперь она окончательно убедилась в том, что испытание Философского камня являлось одного поля ягодой с тем, что случилось сейчас.

Волшебница находилась внутри картины, и все вокруг казалось вполне реальным. Ветерок легонько теребил волосы, вокруг щебетали птицы, луг был покрыт вереском и полевыми цветами, и даже запах медоносных трав приятно щекотал ноздри.

Гермиона огляделась. Вдали что-то поблескивало серебром, напоминая полоску реки или озерную гладь. Дальнейший пейзаж терялся в беловатой дымке.

Авалон? Но это не вполне походило на описания Тома.

— Авалон один, но у каждого он свой, — голос Мерлина прозвучал где-то над ухом. — Просто нужно его найти.

Гермиона обернулась. Но там никого не было.

— Мерлин?

Куда же он подевался?!

Поляна вокруг была пустынна, как будто маг тут никогда и не появлялся.

Сдерживая страх, Гермиона побежала назад, откуда, как ей казалось, она переместилась в эту солнечную, но столь пугающую реальность.

Большого старого дуба, под которым так любил отдыхать мэтр, нигде не было видно. И волшебница вдруг поняла, что Мерлин перенес ее в иное пространство, не то, где на картине находился он сам.

Неужели это испытание, как с Философским камнем? Но теперь Тома не было рядом, и проходить его придется одной.

* * *

Наверное, именно так происходили ломки у маггловских наркоманов. Том с иронией думал о своей собственной зависимости. Ради чего он стремился к власти и ее фундаменту — бессмертию? Чтобы победить страх, чтобы жить на полную катушку, чтобы обрести величие и просто быть счастливым. Получил ли он желаемое? Нет, страх лишь усилился — пусть не за свою жизнь, но за ее качество. Страх и ответственность за всю организацию, за магию, да чуть ли не за весь мир! Какая горькая ирония. Подчинив себе что-то, ты навеки оказываешься связан с тем, что подчинил. Величайшая свобода всегда оборачивается величайшей тюрьмой. Если, конечно, она принадлежит этому миру: миру людей, социуму.

Нужно было сделать решительный шаг в другом направлении! Последовать за Мерлином. Но у Тома оказался лишь один способ добиться этого. И вновь посредством женщины! Наверное, это было его проклятием, расплатой за грехи своей несостоявшейся ипостаси, которая была не способна любить.

Риддл понимал, что если говорить откровенно, то в прошлый раз он послал Моргану подальше. И опять идти туда…

Но сейчас не оставалось ничего другого. Наследник Слизерина ненавидел признаваться в собственном бессилии, а особенно в том, что он нуждался в помощи. Теперь же был один из тех редких случаев, когда приходилось переступать через свою гордость. Причем от результата зависело не только его собственное благополучие. Хотя и оно стояло далеко не на последнем месте.

Гермиона очень удачно отказалась от участия в традиционных празднованиях в замке Певерелл, и Риддл тоже отговорился от них, возложив организацию торжества на плечи своих слуг и помощников.

Вечером перед самой длинной ночью в году он аппарировал в знакомые окрестности Гластонбери. Подножие горы покрывал сумеречный туман, придавая пейзажу мистическую красоту и таинственную нереальность. Казалось, тут начинался иной мир, скрывающий в себе множество загадок и тайн. Недаром сумерки считались одним из удобных периодов для так называемого перехода — трансформации сознания.

Том зажег свечу. Маленький огонек в тумане приковывал внимание, прорываясь своим теплом сквозь влажное марево. Это был магический якорь, чтобы не потеряться между мирами.

Взмахнув палочкой, волшебник прочитал нужное заклинание. И теперь оставалось ждать. Ждать ее.

Моргана все не появлялась. Постепенно он уже начал терять терпение. Обиделась? Неужели такие, как она, все еще способны обижаться? Или же разочаровалась, решив, что Риддл не подходит на роль ее марионетки?

— Ну что ты, Том, — раздался полный веселья голос. — Ты же с самого начала дал понять, что не собираешься быть ничьей марионеткой.

Ведьма.

— Мое почтение, леди Моргана, — с очаровательной улыбкой отозвался он. — Я ни в коей мере не собираюсь и до сих пор. Но я подумал, что тебе будет интересно узнать, как хитро выкрутился Мерлин.

Крючок был закинут точно. Том видел, как сразу зажглись любопытством ее глаза.

— Интересно? Мне вот тоже очень интересно узнать, как попасть на Авалон.

Она засмеялась. В своей манере — звонко, искренне, с чувством превосходства.

— Ты и вправду желаешь узнать, Наследник Слизерина?

Запугивает?

— Уж не имеешь ли ты в виду, что я боюсь, Моргана?

— Ну что ты, — все так же весело отозвалась она. — Ты слишком далеко зашел, Том Марволо. Бояться уже поздно!

— Вот и замечательно, — обаятельно улыбнулся Риддл. — Значит, ничто не останавливает нас от магической сделки. Нерушимая клятва, думаю, нам не понадобится, вполне будет достаточно лишиться удачи в случае несоблюдения условий.

— Я согласна. Лишь потому, что у старого хитреца всегда было, чему поучиться. Любопытно, что же он придумал на этот раз.

Том взял Моргану за руку. Они вместе произнесли заклинание и свои обещания, направив палочки на соединенные руки. Белый туман окутал ладони и затем, заиграв всеми цветами радуги, взвился в небеса.

— Мерлин оставил свой портрет, который висит сейчас в зале Совета Конфедерации. Надо сказать, весьма функциональный, — начал Том, отпустив руку волшебницы. — И весьма разговорчивый. Теперь я понимаю, что за механизм стоит за его магией, но…

— Но хочешь ее преодолеть, — подхватила Моргана.

Услышав о простом и гениальном решении Мерлина, она слегка нахмурилась, задумчиво глядя сквозь своего гостя.

Том сомневался, что новость привела ее в восторг. Выражение лица волшебницы, тем не менее, оставалось нечитаемым. Она походила на хищную благородную птицу, готовую взвиться в небеса.

— Теперь твоя очередь, леди, — через некоторое время, проигнорировав ее утверждение, напомнил Риддл.

Он слегка усмехнулся, пристально глядя на собеседницу. Моргана больше не улыбалась. Смерила мага оценивающим взглядом. В ее глазах вспыхнули золотые искорки, и она сделала шаг вперед. Коснулась рукой щеки Тома, и ему показалось, что этот жест был жестом прощания.

Неужели все так серьезно?

Он прижал ее к себе. Теплые губы были уже столь знакомы, он почти привык к поцелую Морганы — страстному, обжигающему, будто в последний раз.

В последний раз…

Волшебница отстранилась. Встретилась пылающим взглядом с его темными глазами.

— Пойми, Том Марволо, одну простую, но чрезвычайно важную вещь. Ничто не может сравниться с блаженством, которое приносит осознание своей собственной сущности, своей природы. Ни слава, ни власть, ни могущество. Поверь мне, я сама когда-то шла по твоему пути. Все это лишь жалкие пылинки по сравнению с осознанием того, кем в действительности является человек! А бессмертие и так неизбежно, потому что сущность человека, его душа — вечна. И именно она является наивысшей ценностью. Хочешь ли ты того или нет, но бессмертие — такой же неизменный атрибут твоего бытия, как и блаженство. Ты просто осознай это, не прячься и не беги от этого. Авалон — он тут, — она прикоснулась рукой к его сердцу. И помолчав, будто вглядевшись в его душу, прибавила: — Следуй за белой ланью. Да пребудет с тобой благодать!

Глаза волшебницы вдруг показались ему огромными, темными, как омуты. В них словно плескались искры на воде мистического озера. И все застлал густой туман.

* * *

Солнце пекло удивительно жарко для августа, насыщая воздух почти осязаемой удушливой пеленой. Но Гермиона понимала, что в этом пространстве и не следовало ожидать особых совпадений с так называемым реальным миром. Успокоившись, волшебница внимательно огляделась — нужно учесть все детали, чтобы правильно оценить ситуацию.

Слава Мерлину, — да уж, поистине слава! — что оживших мертвецов тут не было. Впрочем, жара постепенно стала мучить не меньше — пора идти к озеру, чьи воды поблескивали в туманной дымке. Иначе ожившим мертвецом станет она сама.

Луг, ведущий к воде, простирался на многие мили вокруг. Солнце палило нещадно. Гермиона трансфигурировала из цветка ромашки шляпу с большими полями. Но, водрузив ее на голову, заметила, что та начала болеть, будто ее сжали плотным кольцом.

Волшебница отбросила шляпу, проводя руками по мокрому от пота лицу. Что за ромашки в этом мире? Заодно избавилась от мантии из плотного алого атласа. Как же хочется пить! Но наколдованная вода, казалось, лишь усилила жажду.

Что происходит?

Оставшись в одной тонкой сорочке, достающей до пят, Гермиона вновь побрела к воде.

Солнце стало печь еще невыносимей, в воздухе появилась влага. Дышать становилось все труднее, а пот, казалось, залил лицо так, что смыл всю косметику.

Нашла о чем волноваться!

Достаточно быстро Гермиона осознала закономерность — чем больше она использовала магию, тем хуже оказывались последствия и условия окружающей среды. В прошлый раз они с Томом просто не могли колдовать, а тут волшебство еще и вредило? Ну, Мерлин… На что же конкретно направлено это испытание? Как физические страдания могут привести к блаженству?

Сколько же еще идти? А что, если… Когда ты устал до изнеможения, думать не хочется. Быть может, это и есть цель всей болезненной трагикомедии? Остановка внутреннего диалога, полное безмыслие? Что, без сомнения, являлось основой для успеха многих психологических практик. Но, пожалуй, к этому она была готова меньше всего. С ее-то умом и интеллектом, которыми она гордилась всю свою жизнь!

А возможно, испытание сводилось к осознанию: бесполезно рассчитывать на опору в материальных сферах, нужно искать причину, основу и выход из любой трудной ситуации в себе?

Она так и видела Мерлина, который по-доброму усмехался, поглаживая темную с серебряными нитями бороду: «Ты же спрашивала насчет смысла жизни?»

Все сливалось перед глазами в белый туман, в котором сверкали золотые искорки. Неожиданно запнувшись, волшебница упала на траву. И подняться не было сил.

* * *

Серебряный туман застилал глаза. Ведьма устроила ему испытание! Салазар ее побери!

Но стоило ли удивляться? Нет, ни в коей мере не стоило. Ничто не давалось просто. Лишь жизнь являлась вечным даром — ведьма была права, — а о качестве приходилось заботиться самому!

Но почему-то заботиться ни о чем не хотелось. И где же пресловутая лань?

Белая тень проскользнула в серебристом тумане словно ответом на его мысли, и Том Риддл сделал шаг вперед.

Туман почти рассеялся, по крайней мере, настолько, чтобы волшебник смог созерцать это поистине мифологическое животное. Белая лань действительно показалась впереди, и маг даже слегка растерялся. Неужели Моргана действительно ожидала, что он понесется за зверем?

Стоп… Он еще не забыл испытания Философского камня! Белая лань или косуля являлась значимым символом. Прежде всего, символом тайны. Косуля в чаще. Где же именно она пряталась?

Том пошел быстрее, и серебряный туман, рассеявшись, обнажил красивый пейзаж, чем-то напомнивший ему Гластонбери. Свет, казалось, исходил не от солнца, но сквозил в каждом листочке, пронизывал высокие травы.

Маг углубился в небольшой лесок в поисках мистического животного. Где может прятаться лань? Какой во всем этом смысл?

Quert. Ну конечно же, белая лань традиционно прячется под сенью яблони! Алфавит Огама[2].

В тот же миг тропинка вывела его в чащу. Священная роща, неметон, символ целостности внутреннего мира.

Лань спокойно лежала под плодоносящим яблоневым деревом. Том усмехнулся — неужто Моргана думала, что он не сможет разгадать столь элементарную загадку?

И кто может не знать, что Авалон — остров яблок?

Белая лань — символ загадки. Быть может, следовало понимать, что он подошел не просто к головоломке, а к чему-то принципиально важному?

Том сорвал яблоко — какая символика! Все-таки алхимики недалеко ушли от создателей Огама.

Плод раскололся в руке мага, будто срезали ножом, — и тот какое-то время созерцал семенную коробочку яблока, на срезе походящую на пятиконечную звезду.

Пентаграмма. Недаром яблоко — символ совершенства, начала и конца, бессмертия. Бессмертия, которого достиг на Авалоне Артур.

Звезда, ведущая к совершенству, символ самореализовавшегося человека, прошедшего круг.

Звезда. Том невольно повернул голову к чуть было не забытой уже новой знакомой. Лань смотрела на него умными глазами, которые показались ему невероятно знакомыми. Влажные, темные, не дающие шанса их забыть. Моргана?

Звезда сияла в зрачках этих глаз и вдруг стала расширяться, расти, заливая белым сиянием мистическую рощу.

Свет был ярким, но не слепил, и настойчиво призывал сделать шаг вперед.

— Готов ли ты? Возврата к прежнему быть не может, — прозвучал сладкий голос.

Готов ли он? В действительности он этого не знал.

— Мир никогда больше не будет для тебя завораживающим разнообразием форм и вкусов. Но ты обретешь изначальный вкус.

По крайней мере, он разрушит магию Мерлина.

Но достаточно ли этого мотива?

От наркотика так трудно отказаться!

Но если не сейчас, то никогда. А вечно мучиться — на это он не согласен!

И Том сделал шаг вперед, в самый яркий свет в своей жизни.

* * *

Что-то больно ударило Гермиону по лбу. И в следующий миг она удивленно смотрела на круглое красное яблоко, которое рефлекторно успела поймать, когда оно отскочило. Да, отскочило ото лба.

Какая ирония! Интересно, у Ньютона осталась шишка?

Измученная жаждой волшебница уже было вонзила зубы в сочную мякоть плода, но остановилась, когда до нее дошло, что именно свалилось на нее. И откуда. Великий Мерлин!

Гермиона подняла голову. Над ней возвышалась яблоневое дерево, хотя она могла поклясться, что раньше его здесь не было. Яблоко, заключавшее в себе пентаграмму, являлось символом совершенства человека. И его бессмертия. Пять лучей означали пять элементов и пять чувств. Недаром остров блаженства был назван Авалоном, что буквально означало «остров яблок».

А пить все равно хотелось. И волшебница надкусила яблоко, с интересом маленького ребенка ожидая, что же случится дальше.

Несказанно яркое радужное сияние словно занавесом после хорошей пьесы упало на мир, и Гермиона потеряла ориентацию в пространстве. Интересно, какого цвета бывает смерть? Мысль появилась где-то на периферии сознания, и ей показалось, будто послышался смешок Мерлина. Но он же не хотел довести до смерти свою… ученицу? Что же она должна сделать, чтобы пройти испытание? Или не делать ничего?

А может быть, придется умереть, если она так и не решит все загадки. В конце концов, Том справится и без нее.

А она сама жаждет увидеть истину!

Тем временем тело будто потеряло свой вес, легким облаком паря в ярко-синем, широком своде небес. В ушах был даже не звон, а тонкая вибрация, подобная переливам серебряных колокольчиков, где-то на самом пределе восприятия звука. Во рту застыл сладковатый яблочный вкус.

Постепенно цвета первоэлементов начали последовательно сменять друг друга. И Гермионе казалось, будто она поднимается по радуге вверх. А та расширялась все дальше и дальше, заполняя собою все пространство. И вдруг начала сиять еще ярче, словно тысяча солнц, превращаясь в бесконечный белый свет.

И волшебница уже не думала, где в этом свете был мир, а где она сама. Ум перестал делать различия, отказался от ярлыков и определений. Осталось только одно ощущение — состояние собственного присутствия, которое являлось изначальным, истинным состоянием бытия. Это состояние было знакомо Гермионе, но она никогда еще не испытывала подобного во всей его победной, глубокой полноте.

Наконец она была свободна.

* * *

Он сам и был этим светом, ярким, безграничным. Он существовал, потому что никто не мог умереть — исчезнуть, раствориться безвозвратно. Бытие оказалось неизбежным и неизбывным. Лишь наносные, временные, а потому иллюзорные вещи, исчезали, как мотыльки на пламени свечи. Все чувства, эмоции, ощущения, умозаключения и мысли сгорали в свете «я есть». И Том даже понимал это где-то далеко на границе сознания. Но только одно затмевало все — ощущение собственного изначального состояния, которое инициировал в нем Философский камень, а довела до безусловной полноты волшебница Моргана.

Предвечный свет был эпитомой блаженства.

Но неожиданно он померк. Непроницаемая мгла накрыла весь мир плотным, мрачным покрывалом.

Вечная ночь как отражение материи не была готова так просто отпустить свою почти уже бывшую жертву.

Но Риддл волевым — нет, более чем волевым — усилием не позволил фокусу сознания сместиться с завоеванных позиций туда, где царили только оковы и страдания. Это было даже не усилие, а лишь отказ вновь забыть про свой уже проявленный потенциал. Казалось, во тьме пролетали мимо его несчастное детство, подставы друзей и гениальные достижения врагов, Дамблдор, Гермиона, любовь к ней и страх ее потерять, жажда власти и могущества. Но все это находилось вне его.

Постепенно Том потерял ощущение времени, он просто присутствовал во мраке ночи души. И даже не заметил, как сквозь темень вновь появились лучи света. И во тьме есть солнце. Оно есть всегда, как и маленькое солнце — сама душа.

Свет становился все ярче. И вот уже Риддл стоял среди цветущих яблонь под ослепительной синевой небес. Это был Авалон, обетованная земля, о которой каждый тосковал в глубине своего сердца. В руке у мага оказалась палочка, и тот взмахнул ею, читая заклинание из книги Мерлина.

Мысль волшебника прошла по ткани мироздания в противофазе, гася волну, запущенную сотни лет назад. Оковы спали, и небо стало еще более синим, безудержным и высоким.

Сейчас был тот самый миг — оставить свою печать в мировых течениях, каллиграфически прописать теперь уже свой закон в высших сферах бытия.

И Том почти поднял волшебную палочку. Но вдруг остановился.

Это неправильно! И даже больно…

Мир был большой и живой. Он заслуживал такой же свободы, которую сейчас обрел сам волшебник! Достигнув независимости, Том в то же время оставался единым с ним. Мерлин!

Как же Риддл теперь сочувствовал великому магу! В этот предвечный миг сотворить такое насилие над миром — все равно, что воткнуть нож в собственное сердце. Но Мерлин несмотря ни на что исполнил свой долг, ради других, не для себя.

И Том вдруг понял, страшно и незабвенно, что сам он потерял бы Авалон, отринув мир и сосредоточившись только на себе.

Моргана все-таки взяла реванш. По-женски, хитро, и в то же время следуя по стопам великого мага, как ученица, за ним. Том Риддл не повторил его деяние, древнее колдовство было разрушено. Эпоха Мерлина прошла.

Повернув голову, Том увидел удаляющуюся фигуру в красном плаще.

* * *

Завеса пала, открывая возможность для великой магии. Но Гермиона вдруг поняла, что в этом больше не было необходимости.

Из белого света появился стеклянный корабль — увеличенный вариант подарка Мерлина. Она обнаружила себя на нем, и он понес ее по сверкающей водной глади. Волшебница ступила на священный остров, который больше не покрывал туман. Авалон!

Казалось, она никогда ранее не видела яблоневый цвет. Цветок яблони удивлял ее своей сложностью: лучи солнца просвечивали сквозь тончайшие бело-розовые шелковые лепестки, тычинки источали сладчайший аромат. Золотое светило больше не жгло, полновластно сияя в высоком синем небе. И все вокруг было живым: каждая травинка, капля воды, луч света. И со всем вокруг была связана ее душа.

Что же сделал с ней Мерлин? Очищение пяти элементов и чувств. Состояние тотального ощущения собственного бытия, сущностное состояние, к которому пытались привести и НЛП, и гештальт-терапия, и многие учения и практики.

Как удивительна жизнь!

— Это действительно так, Гермиона, — раздался теплый, глубокий голос.

Волшебница повернулась и сразу же поняла, кем являлась его обладательница. Перед ней стояла леди Озера. Полумесяц украшал ее лоб, золотые волосы обрамляли прекрасное лицо, зеленое платье ниспадало мягкими складками. И она смотрела так, как могли смотреть только люди, познавшие себя.

— Приветствую тебя, леди Вивиана, — с поклоном сказала Гермиона, удивляясь, как глубоко звучит ее собственный голос.

Та улыбнулась в ответ, и две колдуньи, тихо переговариваясь, пошли через яблоневый сад.

От Вивианы Гермиона получила подтверждение тому, что невольно почувствовала и так. Она вспомнила про заклинание Мерлина в тот самый миг, когда Том применил его! Что ж, он тоже сделал свой выбор. Радовалась ли волшебница за него? Без всякого сомнения. Тем не менее она знала, что больше не зависит от своей безумной любви к этому мужчине. Как и он больше не зависел от любви к своей жене.

— Ты любила Мерлина? — вдруг спросила Гермиона.

Вопрос был прям, но Вивиана лишь понимающе улыбнулась.

— Конечно, — призналась она, убирая со лба золотой локон. — Но это не помешало мне… делать то, что я должна была. А также любить еще и других.

Гермиона вскинула брови. Она догадывалась, что должна была делать Вивиана.

— Истинная любовь не связана с объектом, — пояснила хозяйка острова. — Но именно через кого-то одного обычно открывается путь наверх. Пока нашим выбором было оставаться тут, мы могли чувствовать что угодно, даже гнев и сексуальные желания, но они не связывали нас.

Гермиона молча смотрела на Вивиану, та продолжала доброжелательно, слегка по-озорному улыбаться. Но волшебница поняла все, что та хотела ей сказать.

Было. Было выбором. Теперь же они уйдут навсегда. А она с Томом останется в этом мире.

* * *

[1] Аффермация — позитивное утверждение, повторяемое с целью заложить его смысл в подсознание.

[2] Огам — алфавитная письменность древних кельтов, сакрально связанная с деревьями.

Том Риддл аппарировал в замок Певерелл, когда гости уже разошлись c ежегодного празднования.

Он знал, что больше не увидит Моргану. Она ушла дальше. В тот самый миг, когда он прошел ее испытание.

Но это было не… нет, это было важно… но это можно было пережить.

Теперь он не зависел ни от кого и ни от чего. И так было легче исполнять свой долг, который он добровольно на себя возложил, — то, к чему располагали все его качества, способности и успехи.

Этот самый долг явился к нему с утра пораньше, не дав хорошенько выспаться, в виде патронуса Лестрейнджа.

— Мой Лорд! — едва ворвавшись в комнату, прокричал леопард голосом своего создателя. — Мерлин пропал с портрета! Туда собираются вызвать вашу жену!

Признал, что его эпоха закончилась. Мерлин! Как жаль, что не успел дольше пообщаться с тобой…

Нужно бы попридержать толпу зевак.

Том взмахнул палочкой, создавая патронуса, чтобы отдать распоряжения Лестрейнджу. И замер. Яркий белый туман принял форму не привычного для него похожего на Шешу василиска — сейчас это был большой сверкающий дракон, будто сошедший со знамени короля Артура.

Выйдя из оцепенения, Том решил обдумать удивительный факт смены патронуса позже. Все может быть. Даже то, что он предположил в самый первый момент.

Сначала Мерлин, потом Артур…

Том быстро скинул пижаму, умыл лицо и побрился с помощью заклинания. Как же он не любил этот способ вечно опаздывающих разгильдяев. Обычно после него то оставались висеть клочки волос, то появлялась куча болезненных порезов. Но только не у него. Даже в плане бытовых вопросов сильным магом быть полезно!

Когда Том оказался в зале Совета, Гермиона уже была там. Волшебник на миг замер. Все выглядело так же, как в прошлый раз: та же толпа зевак, те же стены, тот же шепот вокруг, стоящая спиной к нему жена. Но Мерлина не было.

Том спокойно подошел к супруге. Мгновенного взгляда на нее оказалось достаточно, чтобы понять: и она тоже. Они изменились оба. Риддл понял это даже не на уровне мыслей — он просто знал. Мерлин ушел из-за них обоих.

— Теперь тут должен быть твой портрет? — прошептала Гермиона, оборачиваясь к нему.

Он помолчал, затем покачал головой, слегка улыбнувшись:

— Нет, я собираюсь прожить достаточно долго, чтобы изменить все лично.

Ее глаза расширились, лишь несколько секунд она молчала, а потом широко улыбнулась.

— Я горжусь тобой, Том! Ты все сделал правильно. Даже если мир и не заслужил свободу.

Молча кивнув Гермионе, Риддл еще раз посмотрел на пустой портрет. Она поняла его полушутку или, скорее, полуобещание. И не могла не понять, если тоже открыла для себя тот прекрасный остров. Авалон, место силы в душе.

Теперь все будет так же, но в то же время совсем по-другому.

Не сговариваясь, Том и Гермиона направились к выходу, игнорируя толпу.

— Ты расскажешь им?

— Я должен и имею право.

— Они не поймут.

Риддл знал, что на этот раз она имела в виду не магическое сообщество — с ним особых проблем не предвиделось. Речь шла о его «рыцарях».

Том встретил взгляд Гермионы. Ее глаза изменились: стали бездной, такой же глубокой, как воды бесконечности.

— Недаром Мерлина называли великим магом, — наконец сказал он. — Можно много говорить о его деяниях, но поймет их далеко не каждый. Да, я им расскажу. Но каждый поймет по-своему.

Гермиона кивнула, и оба волшебника, едва заметно улыбнувшись друг другу, вышли из здания и аппарировали по своим делам.

* * *

Огромная толпа была пугающей, вульгарной, но в то же время завораживающей, поражающей воображение. Стихийный протест всегда был самой действенной, активной и разрушительной силой, потому что у властей отсутствовали рычаги управления этими людьми. Ни через конформистские профсоюзные организации, ни через полицию невозможно было взять под контроль разъяренное, пробудившее в себе животные силы тело возмущенной толпы. И насилие тут не спасало. Достаточно было по этому поводу вспомнить Ганди и освобождение Индии. Применять же другой опробованный метод — тотальное насилие — было возможно, но обошлось бы еще дороже.

Гермиона сама выразила желание отправиться с Томом, Эйвери и Лестрейнджем посмотреть на результат их усилий — один из многочисленных митингов протеста в США. Да, она опять начала принимать некоторое участие в деятельности «рыцарей», в конце концов, сейчас все карты были открыты. Скрывать было нечего и незачем. По просьбе Тома — почему бы не помочь ему в столь трудном деле? — Гермиона взяла на себя бремя вновь ненадолго вступить в игру и под иным обличием хорошенько пообщаться с сенатором Робертом Кеннеди, от которого, собственно, и исходила инициатива запрета ЛСД в Соединенных Штатах. Под медицинский контроль надо брать, а не запрещать. Причем она конкретно намекнула на то, что если сенатор и дальше будет продолжать подыгрывать не тем людям, одновременно идя наперекор им, то и его постигнет участь брата. И даже подсказала, с чьей стороны этого стоило ожидать.

— Спасибо этому озабоченного властью магглу, Мао Цзэдуну, — донесся до нее веселый голос Лестрейнджа, — и его культурной революции. Вот ведь, какая волна пошла!

— И этим, как их там, ху… хум… хузвейбинам?.. — попытался вспомнить Эйвери.

— Нет, помнится, Долохов как-то иначе интерпретировал это название! — фыркнул начальник разведки.

— Хунвейбины, — покачав головой, подсказал Том. — Впрочем, подобная волна родилась во всех крупных странах, момент пришел. Главное, дать ей вторичный импульс и не позволить затихнуть.

— Думаю, кое-кто бы посетовал, что твой пинок под зад, пардон, импульс, мой Лорд, в основном информационный.

— Надеюсь, ты не себя имеешь в виду? — с показной угрозой вскинул брови Риддл и усмехнулся: — По-моему, было забавно наблюдать, как вся эта хунта открыто прочитала в газетах про свои тайные делишки.

— Да, если уж даже их любимчики «Битлз» высказались за отмену запрета на ЛСД, — согласился Лестрейндж.

Гермиона мгновенно прислушалась. «Битлз»? Какие же ребята молодцы…

На душе было ровно и спокойно. Удивительно, как просто и легко они могли теперь общаться с Томом, будто ничего и не произошло и, более того, будто ничего и не было. Как коллеги и даже друзья.

— Гермиона, — тихий голос Тома вывел ее из созерцания, — ты абсолютно уверена, что их следующей жертвой намечен тот чернокожий лидер?

— Мартин Лютер Кинг? Да, полностью уверена — и это вполне логично, — но не помню, когда именно. Впрочем, теперь события могли сместиться. Ты активно вмешался во все, во что только можно было вмешаться!

Том хмыкнул:

— Маги — единственные, у кого хватит сил что-то изменить. Во времена Мерлина ситуация была не та, но сейчас… сама понимаешь.

— А это правда, что Дамблдор согласился на детсады для детей-грязнокровок?

Гермиона перевела взгляд на подошедшего Эйвери.

— А что он мог бы возразить? Передружить всех со всеми — что еще надо истинному гриффиндорцу? — Волшебники засмеялись. — Приобщение детишек к культуре магов — против этого он все-таки не может возражать.

— И что вы врете их мамочкам?

— Не бойся, тебя туда врать мы не пустим! — сделав большие глаза, улыбнулась Гермиона. — Подавляющему большинству, кстати, не приходится врать.

Ее голос потонул в скандировании и криках, с новой силой наполнивших пространство, когда показалась еще одна группа полицейских. С ближайшей улицы вырулила новая большая толпа митингующих, сметая все на своем пути. Но прежде чем Гермиона почувствовала, как та увлекает ее в свой кипучий водоворот, мужчины пришли на помощь. Подхваченная за руки Томом и Эйвери, волшебница обнаружила себя в безопасности возле домов. Прижалась к кирпичной стене, переводя дыхание. Все-таки это было страшно. Пугающее, глобальное противостояние с системой не могло обходиться без жертв.

Почему же Авалон — удел лишь избранных? Почему люди не ищут ответов в себе, вместо того, чтобы насиловать окружающий мир? Впрочем, новая волна идейного протеста и невозможности жить по-старому, захлестнувшая мир, как раз давала на это надежду.

* * *

После победного выступления Лорда Волдеморта перед полным составом «Вальпургиевых рыцарей» скрытая оппозиция в его движении почти сошла на нет. Да и кто посмел бы сделать что-то против волшебника, умудрившегося противостоять магии самого Мерлина? Риддл преподнес это как важнейший фактор для успеха их деятельности: теперь ничто не связывало магический мир — формальные законы не в счет, — все были свободны действовать по своему усмотрению.

А уж как обсуждался новый патронус шефа и проводились параллели…

К марту 1968 года все, казалось, оживилось вокруг, активно закипело и забурлило, как вешние воды.

Но Дамблдор, напротив, почему-то совсем притих и полностью погрузился в культурные аспекты жизни магического общества. Туда ему и дорога, хотя и слегка не понятны были мотивы.

Том поставил на стол недопитый бокал вина. На шумном бале было откровенно скучно.

— Мой Лорд, я так рада, что вы пришли на мой праздник! — Друэлла Блэк отвлекла его от мыслей, улыбаясь своей самой очаровательной улыбкой.

Она не упомянула про миссис Риддл. И правильно. Но Том больше и не собирался пускать пыль в глаза, не было причин претендовать на то, что отсутствовало в его жизни.

На бал Гермиона не пришла.

— Мы с тобой знакомы целую вечность, Друэлла, как же я могу не поздравить тебя с днем рождения? — обернувшись к ней, в ответ улыбнулся Риддл. — И браво, организация торжества просто замечательная.

Том всегда посещал пышные, даже помпезные, праздники Блэков. Игнорировать эту древнюю чистокровную семью не стоило. И он даже время от времени персонально помогал им, не говоря уже о том, что способствовал росту их состояния.

— Спасибо, мой Лорд. — Только сейчас он заметил рядом с матерью высокую темноволосую девочку, нет, уже вполне взрослую девушку. — В таком случае, не окажешь ли ты мне любезность? Потанцуй с моей дочерью, для нее это большая честь. Беллатрикс Блэк.

Девушка поклонилась и затем гордо вскинула голову, встречая его взгляд.

— Как же, как же, извечная чемпионка турниров! — кивнул Риддл, протягивая ей руку. — Буду рад.

Руки девушки обвились вокруг его шеи, и Том почувствовал, как она охотно и трепетно льнет к его телу.

Когда же дочь Блэков успела так вырасти? Ее темные глаза сияли той самой одержимостью и вовлеченностью, с которой она неизменно побеждала в дуэлях и соревнованиях.

— Ты прекрасно танцуешь, Беллатрикс, — заметил он.

— Благодарю, мой Лорд, — она мило покраснела — девчонка. — Прошу вас, зовите меня Беллой. Так называют меня все друзья и близкие.

Том про себя хмыкнул, но согласно кивнул — девушка его забавляла.

Мисс Блэк действительно танцевала хорошо. Она мгновенно реагировала на каждое его движение, словно глина, из которой легко творилась форма танца. И Риддлу было приятно отдаваться летящим движениям, ощущать собственное тело. Находиться в «здесь и сейчас».

Том вспомнил о партнерше лишь под конец танца.

— Мой Лорд, позвольте мне показать вам достопримечательность дома Блэков, которую уже видели, наверное, все, кроме вас, — вдруг сладким голосом сказала она. — Вы так давно не радовали нас своим присутствием. И маме очень хотелось, чтобы вы оценили плоды ее усилий.

Риддл внимательно посмотрел на нее. Уже пытается манипулировать другими. Недаром Рудольфус говорил о ней как о ближайшей кандидатуре в «Вальпургиевы рыцари». Лучшая в молодежном клубе, Белла заслуживала этого, — убеждал он своего шефа.

Особых причин возражать Беллатрикс у Тома не было, и даже появилось любопытство узнать, что же будет дальше. Неужели начнет проситься в «рыцари»?

Девушка привела его под самую крышу дома, на веранду, которая казалась открытой всем ветрам — магия скрывала от глаз толстое стекло. Вот это да! Никто не мог ожидать увидеть в середине туманного Лондона такое количество зелени и цветов!

Оранжерея поражала своей пышностью. Всевозможные виды пальм в окружении прекрасных орхидей, рододендронов и акаций превращали это место в небольшой рай, затерявшийся среди серого урбанистического пейзажа.

— Хоть какая-то польза от дяди Альфарда, — с кривой усмешкой пояснила Белла. — Он привез экзотические растения.

Упоминание бывшего одноклассника оставило его равнодушным. Оглядевшись вокруг, Том выразил мисс Блэк свое восхищение и поинтересовался, что именно здесь ей нравится больше всего.

Ее ответ слегка поразил.

— Мне нравится, что за деревьями есть место, где можно прятаться от родителей и тренироваться с заклинаниями. — Белла смущенно опустила глаза и, осмелев, потянула его за руку. — Пойдемте, я покажу.

Это здесь она в каникулы оттачивает навыки? Да, возможно, Рудольфус и прав.

Тропическая растительность отлично прятала средних размеров площадку с украшенным резными мраморными бабочками фонтанчиком и скамейками. Бабочки неожиданно ожили и закружились вокруг посетителей.

— Уж не на них ли ты оттачиваешь свои навыки, Белла? — подразнил девушку Том. Он уже разворачивался, чтобы направиться к лестнице, когда почувствовал ее руки вокруг своей шеи.

И не успел запротестовать — губы девушки прижались к его губам. В следующий миг она уже целовала его, увлеченно, исступленно, со всей искренностью своего юного существа.

Быть может, она не только в боевых заклятиях тут тренировалась?

Том позволил ей целовать себя — с любопытством и легкой иронией. Когда девушка наконец отстранилась сама, осознав, что на поцелуй не отвечают, он окинул ее долгим взглядом. Да, девочка и в самом деле выросла.

Бабочки несколько раз порхнули вокруг пары и, устремившись к фонтану, вновь застыли мраморным украшением в брызгах воды.

Сейчас она испугана. Глаза расширены, чуть ли не на пол-лица. Сама шокирована тем, что сделала.

Однако нашла в себе силы прошептать:

— Я люблю вас, мой Лорд. Я всю жизнь любила вас. — И, видя, что выражение его лица нисколько не изменилось, горячо продолжила: — Я знаю, что вы с женой разошлись. И вы не найдете никого, кто бы любил вас так искренне, как я!

В этот момент Тому послышался шорох в кустах. Он повернул голову, вглядываясь в зеленую пелену сада. Да, сейчас ему придется сказать девочке все, что он думает по этому поводу.

Кажется, показалось.

Риддл вновь посмотрел на Беллатрикс. И наткнулся на обжигающий взгляд темных молящих глаз. Она молила его, как путник в пустыне молит о воде. Как молит об удаче игрок, заложивший все свое имущество.

А что, если… Жена из древнего чистокровного рода. В конце концов, ей не обязательно быть приобщенной к таинству Философского камня, достаточно родить детей и… Чем эта девочка хуже всех остальных?

Бред, вот это действительно бред, пережиток условностей общества и отмирающего эгоизма…

Видя, что Риддл молчит и, возможно, не уверен, Белла вдруг опустилась на колени и дотронулась до ширинки его брюк. И в следующий миг Том ощутил на себе горячие, податливо-охотные, упругие губы Беллатрикс Блэк.

* * *

Рудольфус Лестрейндж появился в Хогвартсе совершенно неожиданно. Что это за мода такая повелась? Сначала Долохов, теперь секретарь Тома.

Занятия уже давно закончились, и директриса в домашних тапочках и шали уютно устроилась на диване, просматривая новое методическое пособие для маленьких волшебников, которое готовила для Дамблдора. Ее давняя идея совместных детских садов для магов и магглорожденных, которые могли бы служить и приютом для сирот, нашла горячий отклик у обеих сторон. В этом, что и не удивительно, бывшие враги сошлись.

Возможно, Лестрейндж пришел по поручению Тома? Молодой человек казался взволнованным и, очевидно, хотел сообщить что-то важное. Про своего шефа?

— Здравствуй, Руди. Проходи.

— Миссис Риддл, — на губах мага появилась улыбка, но была она какой-то вымученной и неискренней.

Гермиона провела его в кабинет, взмахом палочки призвала еще один чайный прибор и налила чай.

— У меня есть для вас предложение.

Вот как? Интересно.

— Присаживайся. Тебе что-то поручил мистер Риддл?

Он взял было в руки чашку, но потом решительно поставил ее обратно на зависший в воздухе поднос.

— О нет, это целиком и полностью моя инициатива.

Поднос плавно приземлился на столик возле дивана, и Гермиона внимательно посмотрела на своего гостя. Его неуверенность исчезла, теперь во взгляде серых стальных глаз волшебница уловила даже некую наглость.

Она вскинула брови. Он поправил упавшие на лоб каштановые волосы.

— Я предлагаю вам, миссис Риддл, — его губы тронула легкая усмешка, — заключить соглашение.

О чем это он?

Видя искреннее недоумение Гермионы, Лестрейндж продолжил:

— Я полагаю, мы с вами могли бы объединить усилия, чтобы вернуть вам вашего мужа, а мне — мою невесту.

Гермиона похолодела. Что он несет?!

— Каким образом мой муж связан с твоей невестой, Рудольфус?

— Боюсь, что сейчас самым что ни на есть тесным, — отозвался он с неприкрытым сарказмом, за которым, тем не менее, пряталась горечь. — В доме Блэков, если, конечно, они еще остались там.

Гермиона встала на ноги и нервно прошлась до стены, развернулась, глядя на Рудольфуса.

Больно? Нет, больно не было. Просто новая жизнь обрушивалась на нее слишком стремительно и быстро.

— На дне рождения Друэллы?

— Конечно, ведь моя невеста все-таки ее дочь.

Беллатрикс Блэк!

Нет, только не это!

Так и есть. Чистокровные маги подбирают своим детям пару чуть ли не с детства.

— Белле нужно еще один год проучиться в Хогвартсе, а потом она должна стать моей женой. В чем я сейчас уже не уверен!

Гермиона оперлась рукой о стену. Бедный Том. Неужели он решил построить новое счастье с этой высокородной гордячкой? А ведь не было по сути никакой разницы… может быть, как раз поэтому и решил.

— И что же ты предлагаешь, Руди? — собравшись с мыслями, учительским тоном поинтересовалась волшебница.

Он тоже поднялся с дивана и, неожиданно оказавшись совсем близко, проговорил резко, на одном выдохе:

— Разлучить их и отомстить!

Рудольфус неожиданно прижал ее к стене. И не успела Гермиона осмыслить происходящее, как его губы уже целовали ее, настойчиво и сильно. И только тогда, когда его рука уверенно проникла под мантию, заскользила вверх по ноге, нагло останавливаясь на точке женской уязвимости, Гермиона очнулась и сделала попытку вырваться.

Ну, это уже слишком! Мальчик заигрался. Нашел способ мести! Самый пошлый, осмеянный даже в бульварных романах.

Но Лестрейндж лишь теснее прижался к ней, захватывая ее запястье, а другую руку блокируя тяжестью своего тела. Мерлин, в таком положении не достать палочку!

— Это не только месть, Гермиона, — видя ее шок, проговорил он. — Я был одержим тобою лет с пятнадцати. И да, я завидовал твоему мужу, который мог трахать тебя в любой момент и даже на столе в своем кабинете. А наблюдать за тем, как твоя собственная нареченная готова лечь под него, помани он пальцем, — это было вообще невыносимо! Понимаешь? Да, я был готов ждать в надежде, что все это пройдет. Но сегодняшний день доказал обратное!

Гермиона нахмурилась. Почему он так говорит? Том совсем распустил подчиненных! Или это вернулись последствия ее собственных усилий — она сама когда-то соблазнила в этих стенах юного Темного Лорда.

— Мой муж — свободный человек и волен поступать, как ему будет угодно, — строго заявила она, вздернув подбородок.

— Но и ты тоже, — его губы коснулись мочки ее уха, рука вновь поглаживала внутреннюю поверхность бедра.

Изголодавшееся по ласке тело хотело этого — физиологически, по-животному, страстно. Так просто было сейчас прижать Руди к себе, впервые в жизни позволив себе насладиться другим мужчиной. Но это был уже пройденный этап. Она отказала самому Полу, что уж говорить о несостоявшемся Упивающемся смертью! Гермиона видела эту черту — насколько карикатурными выглядят материальные желания, если они не подкреплены порывами духа. Как отражения в пыльном зеркале или круги на воде, где даже самые отвратительные формы могут показаться чем-то любопытным.

Лестрейндж напряженно вглядывался в выражение лица плененной им женщины, готовый отреагировать на малейший жест, самое незначительное выражение уступки, в то время как его настойчивые пальцы продолжали ласкать ее между ног.

Интересно, он заметил, что на ней маггловские трусы? Неужели это ничуть не отобьет желание? Или маг настолько воспламенен, что не думает уже о таких пикантных деталях?

Нет, шуток даже по такому поводу он сейчас не поймет. И он не в том состоянии, чтобы поддаться на мольбы, послушать голос разума и даже дружеские чувства.

Гермиона подалась к молодому человеку, вовлекая его в страстный поцелуй, сильнее прижавшись бедрами к его руке. И как только он ослабил свой захват, волшебница быстро выхватила палочку из-за пояса. Резким движением приставила ее к шее мага.

— А сейчас послушай меня, Руди, — она решительно поймала его взгляд. — Слушай внимательно! Я ничего не расскажу Тому, если ты немедленно уйдешь отсюда. Чтобы ни было между мной и мужем — мы друзья, которые никогда не будут вредить друг другу. И не вздумай наделать глупостей. Том предательств больше не простит. Да и предаешь ты вовсе не его, а дело, которому посвятил всю свою жизнь твой отец!

Рудольфус медлил, видимо, прикидывая свои шансы в магической дуэли… И посчитал их небольшими. Потому что убрал руку из-под ее мантии и наконец сделал шаг назад. Его лицо перекосилось в отчаянии:

— Он изменяет тебе, а ты даже не хочешь это остановить?

Теперь ее палочка была направлена ему в грудь.

— Хочу, Рудольфус, очень хочу. Но это не те методы и не та мотивация. Насилием не добиться ничего, уж поверь!

— Ты предлагаешь мне стоять и ждать, когда уведут мою невесту?!

— Я предлагаю подумать прежде всего о собственных ошибках и несовершенствах. Стать выше этого. Избавиться от них — и…

— Белла бросит олицетворенное воплощение Совершенства? — с сарказмом закончил Лестрейндж.

— Возможно. А возможно, найдется другая мисс Совершенство, которая сумеет оценить твои достоинства. Хотя в это тебе сейчас и не верится. Но иные пути не ведут никуда, они бесплодны!

Гермиона убрала палочку, тем самым подтверждая свои добрые намерения.

— Уходи, Рудольфус. И подумай над тем, что я тебе сказала.

Его рука несколько раз дрогнула, чуть было не повиновавшись желанию достать из мантии волшебную палочку.

Затем он все-таки опустил руки и, наградив Гермиону тяжелым взглядом, поспешно вышел из комнаты.

…В эту ночь ей снился Авалон. Туманов не было и в помине, остров открылся во всем своем великолепии, приглашая ее как хозяйку.

В прозрачной воде показалось лицо Вивианы, она смотрела на недавнюю гостью без улыбки, будто пытаясь о чем-то предупредить.

И вдруг по воде пошли круги, картинка распалась, исчезая в водной ряби…

Гермиона проснулась со странным чувством то ли щемящей тоски, то ли светлой грусти. Авалон никуда не мог деться от человека, все остальное — круги на воде.

Утренние школьные дела заставили забыть о странном сне, и директриса не вспоминала даже о подробностях посещения Рудольфуса. Хотя и думала про то, что он сообщил.

Будешь ли ты счастлив, Том? Беллатрикс Блэк — это не подарок! Однако фанатично предана своему кумиру.

В конце концов, у Тома своя голова на плечах, хоть иногда в ней и происходят странные процессы.

Пора бы уже начинать писать тезисы для доклада. Как раз суббота, выходной день, и никто не помешает.

Погрузившись в мысли, Гермиона быстро шла из Большого зала. И только у горгульи заметила поджидавшую ее школьницу.

Беллатрикс серой тенью отделилась от стены. Торжествует победу? Истинные качества проявляются в экстремальные моменты. Пришла поиздеваться? Утвердить свое торжество?

— Я ненавижу тебя! Ты, чужачка сомнительного происхождения, приспешница Дамблдора. Старуха! Он уже давно не с тобой! Да как ты смеешь претендовать на него?!

Гермиона потрясенно замерла и молча взирала на девушку. Беллатрикс шипела ей в лицо, исступленно, надрывно, со всей скопившейся ненавистью.

Легилименция мгновенно высветила нужное, столь болезненное для слизеринки воспоминание. Рудольфус не дождался самого интересного момента — сцены, в которой Том дал от ворот поворот своей ненормальной фанатке с еще не просохшим молоком на губах!

Бедняжка Белла!

Гермиона даже не знала, смеяться ей или плакать. Уже второй день творится какой-то бред!

И потому она не уловила момента, когда в руке у девушки появилась палочка.

— Avada Kedavra!