Дикие лебеди (гет)

Драко

Северус стоит лицом к камину, и со спины он невероятно похож на ворона. Только с его губ вместо карканья слетают слова.

— Почему ты один? — Драко пьет невероятно вкусный чай с ромашкой, а в окна свирепо бьет дождь. И от этого горящий камин становится только уютнее. От чая в воздух поднимается струйка ароматного пара.

— Жизнь иногда несправедлива.

— Но ведь у тебя были женщины?

— Хочешь спросить, спал ли я с женщиной? — Северус на мгновение оборачивается. — Да. Любил ли я? Очень давно. И потом, я вполне доволен своим одиночеством. Один взгляд на Молли Уизли мне это доказывает.

Драко усмехается и берет из керамической вазочки с неуклюже изображенной змеей лимонное пирожное. Теперь он любит цитрусовые. И в глубине души, куда редко проникает свет, он начинает верить в другую любовь. Не к цитрусовым.

— И как ее звали? Ту, что ты давно любил.

— Кандида Руфус.

Драко оглушительно кашляет, пытаясь не подавиться пирожным. Кандида Руфус? Кандида? Это вроде как основательница Когтеврана, только с ужасной маггловской фамилией.

— Ничего смешного, — в голосе у Северуса на мгновение сквозит неподдельная горечь. — Как давно ты слышишь голоса жертв?

Драко с удовольствием вдыхает приятный, кисловатый запах лимона. Когда-нибудь у него будет целый сад, полный деревьев с апельсинами и лимонами. И клумбы с ирисами. А на заднем дворе будет буйно цвести крапива.

А в зале, залитой солнцем, будет танцевать Уизли, и ее огненные волосы вспышками пламени будут развеваться в тишине.

А он будет смотреть на нее, прислонившись к двери. И улыбаться. И быть счастливым. И все его раны покроются новой кожей, а не временными заплатками. Сейчас он весь покрыт заплатками.

Только это никогда не сбудется. Никогда.

— С тех пор, как умер Дамблдор. Правда, сначала они были почти не слышны. Просто болела голова, как всегда при вызове Метки. А вчера я чуть с ума не сошел.

— Вчера ты чуть не попался под горячую руку Лорда, — Северус подбрасывает в камин несколько поленьев и садится рядом с Драко. Впервые за долгое время в его глазах черная мягкость, а не застывший лед. — Я знаю, что ты обижен на мать. Ты только забываешь, что ее и твоего отца практически не выпускают из дома. Неверное движение — и они умрут.

Драко раздраженно дергает плечом. Ему все еще семнадцать, и он считает, что родители всегда хотят видеть своих детей.

— Ты можешь написать мне разрешение, чтобы я смог съездить в Лондон на каникулах? — небрежно интересуется он. — Хочу заглянуть в Косой переулок.

Северус тянется за пирожным. Драко знает, что сладкое — его единственная слабость. Вдобавок к крепкому, черному как бездна, кофе. И отвратительно горькому.

— Я подумаю. Как твоя работа по маховикам времени?

— МакГонагалл сказала, что они уничтожены. И продиктовала мне взамен зелье времени.

Северус молча откусывает уголок пирожного. Руки у него красивые, чего не скажешь о его лице. Оно не уродливо, просто своеобразно и привычно угрюмо.

— Что бы ты изменил, если бы отправился в прошлое?

— Слово, — не раздумывая, отвечает Северус, разглядывая начинку. — Слово, выкрикнутое в запале. Слово, которое перечеркнуло слишком многое.

— Что за слово?

— Тебе пора на занятие. Я подумаю, что можно сделать насчет твоих голосов. Не понимаю, как ты можешь быть связан с Лордом и этими жертвами.

Драко залпом допивает еще теплый чай и поднимается со стула. Ему не хочется уходить, но через десять минут начнется история магии, и стоит занять место поближе к Уизли.

— Спасибо за угощение, Северус. И подумай про Косой переулок, хорошо?

У Большой лестницы он чуть не сталкивается с Паркинсон. Он все еще думает о залитой солнцем зале и зарослях крапивы. Он невольно встречается с Пэнси взглядом — впервые за последние два года — и замечает, как она мгновенно смущается.

— Блейз заболел с утра, — сообщает она странно веселым голосом. Что, и Забини уже осточертел? — Можно я сяду рядом с тобой?

Драко по привычке собирается отослать ее далеко в Запретный лес собирать мох, но тут вспоминает, что она может быть тем самым добровольцем.

— Разумеется, — улыбается он сквозь стиснутые зубы, едва не скалясь, как волк. Только как взять у нее кровь? Можно случайно порезать ее руку на зельеварении, но ведь это будет недобровольно… К черту. Он получит ее кровь, а там — решит, как выпросить у нее помощь.

Пэнси вышагивает рядом с важностью павлина. От нее пахнет дешевыми цветочными духами: фиалкой или лавандой. Юбки у нее всегда короче, чем у других, и верхние пуговицы рубашки вульгарно расстегнуты.

— Тебе идет новая прическа, — замечает он лениво, мельком взглянув на ее шатеновое каре.

Пэнси едва не плачет от счастья. Драко сдерживает усмешку: еще бы! Сколько лет ему было наплевать не то что на ее прическу, а на все, что с ней связано. Он садится за парту и чихает. Мерзкая лаванда, он всегда ее ненавидел. Как и все дешевое. А Паркинсон насквозь пропахла дешевизной.

И тут же его лицо покрывается ядовито-красными пятнами стыда. Ведь Уизли носит такую же дешевую одежду. И использует старые учебники. У нее нет ничего нового.

А он непонятно с чего решил, что имеет право ненавидеть бедность.

— Что с тобой? — Пэнси наблюдает за ним с удивлением и одновременно с интересом.

— Ничего. Слушай, Пэнси, — Драко лениво откидывается на спинку стула. — Ты не могла бы мне помочь?

— Все, что угодно, — она улыбается, обнажая ряд ровных, мелких, как у акулы, зубов. Хотя какая из нее акула. Так, рыба — зубатка. Рыба — прилипала.

— Я факультативно занимаюсь со Снейпом, чтобы получить лучшие баллы на ЖАБА. Для одного зелья мне нужно три капли крови человека, которому будет не жаль их пожертвовать.

Пэнси сияет, как начищенный перед праздником серебряный поднос. В ее каре-зеленых глазах отражается желание сделать для него все, что он попросит.

— Всего-то три капли? С радостью, Драко! Хоть прямо сейчас!

Он быстро выпрямляется на стуле.

— Серьезно? — из внутреннего кармана появляется маленький складной ножик. Старый подарок от деда, и поэтому — бесценный. — Давай руку.

Интересно, если он уколет ее — она уснет на несколько веков?

Драко усмехается и берет протянутую руку за запястье. Кожа у Пэнси прохладная и приятная на ощупь. Но ему плевать.

С некоторым наслаждением укалывая Пэнси, он краем глаза замечает бешеный взгляд Уизли. Он заранее знает, что она скажет: Пэнси не считается, Пэнси тебя не любит…

Джинни

— Да, но чем дьявол не шутит, — отзывается Малфой, хищным движением срывая зрелый мандарин.

В теплицах мадам Стебль тепло, сумрачно и влажно. Они — в тропиках, чуть дальше растут пальмы и агава. Здесь никогда не бывает зимы. Здесь всегда немножко трудно дышать.

Джинни садится на низкую скамью, поросшую ядовитым плющом, и несколько мгновений неотрывно смотрит на поблескивающие металлом садовые ножницы.

— Иногда хочется взять и отрезать волосы. Под корень, под шею. И чтобы не узнать себя.

— Думать забудь, — Драко по одной отрывает дольки мандарина и протягивает ей. — Женщина без волос отвратительна.

Джинни тихонечко смеется. И ей кажется, что она все на свете делает тихонечко. Тихонечко живет, тихонечко любит и дышит.

— Поэтому тебе не нравится рыба-прилипала? — она берет из его липких пальцев липкую дольку. В сумраке не видна ее ядовитая яркость.

— Возможно, — его глаза возбужденно блестят. — Я не люблю, когда мне навязываются. Помнишь, в какую сторону идти до смоквы?

Джинни достает из кармана скомканный листочек пергамента и подносит к нему палочку, слабо освещающую уголок огромной теплицы. Джинни не хочется двигаться. Ей нравится запах влажной земли. Ей наконец-то тепло, и она не хочет лишаться этого тепла. Не хочет возвращаться в осень. В одиночество. В пещеру.

— Кажется, туда, — она указывает рукой в сторону северо-востока, где в темноте чернеет еще одна податливая дверь.

Его липкие губы вдруг оказываются рядом и осторожно прижимаются к ее губам, словно спрашивая: можно, можно? Да, да, тысячу раз да, отвечает она без слов, вкладывая весь порыв в поцелуй. Хрупкость — их любви, дрожание — их тел, соприкосновение — их душ.

— Джинни…

Она не отвечает, закрывая его рот поцелуем. Сейчас, в теплой, душной теплице ничего не имеет значения. Есть только сейчас. Не потом. И лебедь внутри нее расправляет крылья. Она сначала робко, потом смелее касается ладонями светлых волос, обнимает за шею, вдыхает его запах. Его руки скользят вниз, ложатся на ее плечи, талию, ласкают спину.

— Так странно думать не только о себе, — произносит он, отстраняясь. — Раньше мне было плевать, что чувствуют другие.

Джинни снова тихонечко смеется.

— Я решил, в какой момент прошлого мы отправимся, — вдруг говорит он, отворачиваясь. Словно боится, что проснется. — Тебе может не понравиться, но выбора нет. Мы попадем на кладбище, в мае девяносто пятого.

В темноте не заметно, как она бледнеет.

— В мае?... Но ведь это тогда, когда Гарри и Седрик выиграли Турнир и… Получается, мы столкнемся с Гарри?

— Если только Лорд с Петтигрю не прибудут туда намного заранее.

Джинни нервно обрывает листья плюща. Май девяносто пятого! Словно другая жизнь. Другая Джинни.

— Он не должен видеть меня с тобой.

— Разумеется, — его слова едва прорываются сквозь зубы. — Мы будем в мантиях, масках и изменим голоса. Твое дело — отвлекать змею, пока я убью Петтигрю и Лорда. Идем?

Джинни пожимает плечами и неохотно поднимается со скамьи. Ей не хочется уходить из тепла.

Они несколько минут идут в тишине, прерываемой только шелестом растений. Джинни искоса смотрит на Драко: он выше Гарри, и ей это нравится. Нравится, что для того, чтобы поцеловать его, нужно привстать на носочки. Нежно. Нежность — это то, что она никогда не испытывала с Гарри.

— Получается, мы должны рассказать Гарри о пророчестве. Иначе все бессмысленно. Ведь если мы на время уберем Лорда, не будет ни его возрождения, ни Битвы в Отделе Тайн, ни объединения Ордена Феникса. Сириус останется жив. А Гарри не будет готов к удару.

— Я беру это на себя. Он не должен знать, что ты со мной.

— А может быть, наоборот? — Джинни останавливается и хватает его за руку. — Я ведь знаю, Драко, что ты совсем другой… Сейчас. В этом году. И… Если бы Гарри узнал… Если бы все узнали…

Он зло вырывается из капкана нежных рук.

— Ни за что. Чтобы меня жалел Поттер? Может быть, меня еще и Грэйнджер пожалеет?

— Дело не в жалости, Драко.

— Я на своей стороне, Джинни. На своей. И зачем тебе это? Объяснить, какого черта ты вдруг со мной?

— Осторожно! — она снова хватает его за руку. — Дьявольские силки.

Драко задерживает ее руку в своей. Его ладонь еще липкая от мандарина, как и его губы.

— Я с тобой… — Джинни вдруг повторяет его слова. — Получается, я теперь твоя девушка?

Драко кивает, разглядывая ее лицо. В глазах у него затаенная горечь. От того, что она станет это отрицать. Но она не станет.

И Джинни слабо улыбается. Шагать — так широко. Шагать — так в бездну.

— Зачем охранять смокву? — Драко выпускает ее руку, морщась от раздражения, и осторожно подносит палочку к дьявольским силкам. Они не выносят света и огня, словно дьявол. Может, поэтому у них такое название?

Они бережно срезают смокву, и Драко прячет красновато-оранжевые плоды в сумку. Им остается раздобыть полынь, крапиву и златоглазки. И капли утренней росы.

Все оставшиеся растения в тропиках не растут. Приходится идти в теплицу, где не так тепло и влажно, но все же приятнее, чем в ледяных галереях замка. И это только ноябрь. Когда наступит декабрь — они нацепят по два свитера сразу и предпочтут оставаться в нагретых каминами гостиных.

Джинни решительно наклоняется над клумбой. Отчаянное, резкое движение руки — и она выдирает три больших побега крапивы. Губы у нее искривляются, но не пропускают ни звука боли.

— Меня окружают маггловские сказки, — Драко зажимает в руке пучок жизнерадостных златоглазок, сорванных по дороге. — Одна ходит ночью за крапивой, слава Мерлину, что не на кладбище, другая самая настоящая Белоснежка. Скоро я наткнусь на спящую непробудным сном или проводящую все дни на кухне на побегушках у эльфов.

— Откуда ты-то знаешь маггловские сказки? — Джинни с каменным лицом кидает ему крапиву в сумку, поверх смоквы. Следом отправляются златоглазки.

— Слуги нашептали, — презрительно отзывается он, но перед глазами всплывает один из вечеров в кабинете деда, звук горящих поленьев и тихий старческий голос, читающий ему все сказки подряд. Драко любил сказки. Пока они не разрушили его жизнь.

— А я никогда их не читала, — Джинни с отвращением и любопытством рассматривает волдыри на ладонях. Жжется. Как в ее душе. — Только слышала об одной, о которой Гарри рассказывал. Про Эльзу и ее одиннадцать братьев. У него-то в детстве были только маггловские книги. Драко… Я подумала — внезапно — что мы играем слишком опасно. Помнишь, если использовать маховик для возвращения на несколько часов назад, на день или два, это ничего не изменит. Но мы вернемся на три года назад. Что, если…

Драко кривит губы, вытаскивает из кармана платок и вытирает запачканные землей руки.

— А что, если мы застряли в этой чертовой школе навечно? Если ничего не изменится? Никогда? Лорд будет пытать магглов. Ты будешь страдать от ран и издевательств. Моих родителей убьют. А потом и меня. А когда Поттер вылезет из леса, не останется никого, кто мог бы ему помочь. Потому что людей в вашем Ордене недостаточно. Остановить Лорда и предостеречь Поттера — наш единственный шанс вернуть миру покой.

— Хочешь сказать, вернуть себе покой.

Ей хочется быть менее жестокой, но действительность упала в нее семенами и теперь прорастает с невероятной силой.

— Для меня обратной дороги нет. Мосты сожжены, стены разрушены, на моем предплечье — Метка, — Драко касается метки поверх рубашки. — Я просто считаю, что все это вокруг — моя вина и моего отца. Он подкинул тебе дневник. Он был верен Лорду. Я впустил в школу Пожирателей. Я пытался убить Дамблдора, чуть не убил Белл и Розмерту. Я…

— Совершал ошибки, — Джинни складывает руки на груди. — Ты никого не убил. И я хочу быть с тобой. Сейчас. Я хочу быть тебе нужна. Потому что ты нужен мне.

Она внезапно, в порыве, обнимает его руками-крыльями и утыкается носом в его грудь.

— Ты такой невыносимо отвратительный, ты пахнешь засахаренными апельсинами и покупаешь мне перечных чертиков.

Он замирает, и ей слышно, как бьется его сердце. Тихо. Вдох-выдох. Вдох-выдох. И на мгновение ей становится тепло и спокойно.

Мгновение проходит. Драко приподнимает ее лицо за подбородок и осторожно целует. Потом шепчет:

— Почти рассвело. Где бы нам собрать утреннюю росу и полынь? Не вижу ее здесь. И как мы потом вернемся в гостиные?

Джинни разжимает руки. Ей бы хотелось, чтобы он сказал: «Ты моя». Но он не скажет. Для него она — путеводная звезда, маяк надежды. Она нужна ему. А про любовь он ничего не знает.

— Я останусь и соберу росу, — решает она вдруг. — Полынь ты увидишь почти у выхода, по правую сторону, там, где травы степей.

В его глазах — огоньки сомнения.

— Останешься? А как же Стебль?

Джинни нервно заправляет прядь волос за ухо.

— Если что, я смогу убедить мадам Стебль, что просто не могла не посмотреть на ее зимние орхидеи.

.— Тебе они нравится? — Драко ненавидит орхидеи и олеандр. Беллатриса пахнет олеандром, и он старается забыть этот сладкий запах. И не может.

— Нет. Рядом с ними я жуткая уродина. Я люблю ирисы. Они так сладко пахнут, и одновременно резко. Я люблю сладкое, потому что у нас дома его никогда нет.

Драко смотрит на нее с непониманием человека, у которого всегда было все, и даже больше.

— Пару недель назад моя тетка приходила ко мне, когда я лежал у Помфри. Она хочет, чтобы я забыл о Малфоях и вспомнил о Блэках. Мне кажется, рядом с тобой я больше Блэк?

Джинни несколько мгновений смотрит на него задумчиво. Неужели ему действительно интересно, что она думает? И зачем это Беллатрисе? Беллатриса опасна, как гадюка. Нельзя на нее наступать.

— Я плохо знаю Блэков. Думаю, рядом со мной ты — это просто ты.

Драко улыбается уголком рта. Потом что-то вспоминает, и в его глазах танцуют икорки смеха.

— Ни за что не поверишь, как звали возлюбленную Северуса.

Джинни насмешливо фыркает.

— Ни за что не поверю, что у него вообще была возлюбленная. Кому захочется трогать эти сальные патлы…

— Кандида Руфус. — Драко кажется справедливым поделиться своим открытием о Снейпе. — Кандида. Руфус. Словно ей сразу под пятьдесят.

Джинни самодовольно и торжествующе улыбается. Джинни Уизли — лучший друг Невилла Долгопупса, бредящего травологией с первого курса.

— Он тебе соврал, Драко. Это название цветка. Рыжая лилия, если говорить на нормальном английском, а не на латыни.

— И черт с ним! Увидимся у Миртл, — Драко ненавидит выставлять себя посмешищем. — Постарайся не попасться никому на глаза. И еще…

Он бессовестно, жадно и отчаянно крадет у нее поцелуй. Вдох-выдох. Вдох-выдох. И вокруг них — дрожащая тишина.

Джинни крадется вдоль стены, как кошка, которая улизнула из приоткрытого окна и теперь хочет вернуться. Впереди, в темном туннеле галереи, мерцает чья-то отвратительно знакомая фигура, и Джинни инстинктивно прижимается к прохладному камню. Рядом с потухшим факелом она вдруг нащупывает небольшой выступ, опирается на него ладонью и едва не выпадает на открытую площадку. В галерею врывается ветер, полный дождя, и ноябрьская серость.

У самого края площадки статуей стоит облаченная в черный плащ черная фигура. С неба сыпется мелкий ноябрьский дождь.

Она плотнее закутывается в мантию, дрожа от холода, и уже собирается вернуться в галерею, как фигура поворачивается. И в профиль она видит чуть горбатый нос Снейпа и его сжатые губы. Он стоит как истукан, как огромный промокший ворон. Ворон.

Какого черта он тут делает? Один. В проклятый дождь. В предрассветный час, когда еще можно нежиться в своей одинокой постели. Когда в камине приветливо горит огонь.

И тут, как и сотни людей в мгновение прозрения, Джинни сразу все понимает. Все, все. Рыжая лилия — это не обман и не насмешка. Рыжая лилия — это настоящий, осязаемый, реальный человек, которого давно нет на свете. Рыжая лилия — это Лили Поттер. Драко не мог этого понять, потому что он вряд ли помнит имена родителей Гарри. Для него они — Поттеры с презрительным придыханием на букву «П».

В проеме вырастает дьявольская фигура Беллатрисы Лестрейндж, и Джинни вжимается в небольшое углубление в скале, молясь всем существующим богам, чтобы ее не заметили.

— Какие новости, Снейп?

Ворон вздрагивает как от удара и неспешно расправляет крылья. Джинни почему-то вспоминает, что в той сказке про Эльзу тоже был ворон. Он помогал Эльзе. Он ее спас.

— Никаких, Беллатриса. В школе Поттер не объявлялся.

— Чертов мальчишка, скрывается в лесах или где-то еще. Вполне возможно, что на площади Гриммо, как ты и предполагал, — Беллатриса кривит тонкие губы. В каждом ее движении, в каждом жесте видна порода. — Я здесь не ради Поттера. Я хочу поговорить о Драко. Ты обещал разобраться, почему он слышит голоса.

Снейп стоит вполоборота к ней, вполоборота к краю пропасти. Сквозь решето неба сыпет дождь, и тусклый рассвет с трудом пробивается сквозь тяжелые тучи. Зубцы замка зловеще возвышаются над головами.

— Откуда такой интерес? Не помню, чтобы ты его любила. Обучала легилименции — да. Но интерес?

— Он моя кровь. Он наполовину Блэк. — Непонятно, приятна Беллатрисе эта мысль или нет.

Джинни с отвращением разглядывает ее лицо. Его можно было бы назвать красивым, если бы оно не обезображивалось внутренней одержимостью. Одержимостью смерти.

— Видно, эта его половина погружена в глубокий сон. — Снейпу нравится ее задирать. — Что ты хочешь от меня? Еще один Непреложный обет? Мне иногда кажется, что я единственный, кто заботится о Драко. Единственный, кто его любит. Если слово «любовь» можно ко мне применять.

Беллатриса подносит руку к горлу и поправляет застежку плаща.

— Просто держи его подальше от Малфой-Мэнора. Нарцисса на него плохо влияет. И эта его выходка… Зачем он явился к Лорду?

Снейп смотрит прямо ей в глаза. Как ворон.

— Почему бы тебе самой не спросить его об этом?

— Он меня ненавидит. — Беллатриса снова трогает свое горло.

Джинни не может отвести от нее завороженных глаз. Заворожена. Почему?

— Это приятно. — Снейп закладывает руки за спину.

— Чем дальше Драко от дома, тем в большей безопасности он находится. Не думай, что я переживаю за щенка. Просто он — последняя надежда на продолжение рода. Я думаю, Люциус и Нарцисса не переживут зиму.

Снейп кивает. Он и сам так думает. Малфои бесполезны для Лорда. Бесполезные люди долго не живут.

— Чертов мальчишка, — Беллатриса словно говорит сама с собой. — Как пробиться в его душу? Что он скрывает?

Снейп неприятно и холодно улыбается.

— Кажется, ты и все, что происходит в его доме, ему осточертело. И я это понимаю. Это осточертело даже тебе, Белла, а ты в несколько раз сильнее его.

— А тебя? — требовательно спрашивает она. — Я сильнее тебя?

Снейп снова неприятно улыбается. Потом выдыхает густое облачко пара.

— Алекто напала на Драко в раздевалке, — выдает он, подумав. — После того, как Лорд наказал Амикуса.

Тонкие ноздри Беллатрисы раздуваются, словно у молодой норовистой лошади. И в этом они похожи с Драко. В нем тоже есть норов.

Беллатриса вынимает из кармана палочку, и в воздухе растекается запах смерти. Кто-то посмел задеть ее кровь! Кровь Блэков. Этого она простить не может. С лицом разъяренной королевы она исчезает в галерее, не взглянув на Снейпа.

Джинни вспоминает, что нужно дышать. Она продрогла и замерзла до последней косточки, но упрямо сжимает губы. Ей нужно улизнуть, пока он не…

— Вылезайте из вашего жалкого укрытия, Уизли.

— Я все про вас знаю. Драко, конечно, ничего не понял, но все же было опрометчиво сообщать ему такую информацию. — Джинни складывает на груди руки. Голова кружится от собственной дерзости.

— Выражайтесь точнее, Уизли. — Снейп устало поджимает губы. Ему на нее очевидно наплевать. — Вам не пора спать?

— Вот почему вы постоянно смотрите на мои волосы. Они рыжие.

— Я еще не ослеп, Уизли.

— Рыжая лилия. Это ведь никакая не Кандида Руфус. Это Лили Поттер, не так ли? — Джинни делает шаг вперед, заглядывая в его глаза. — У нее были рыжие волосы. И вы любили ее.

Снейп разворачивается к ней спиной, пряча лицо. Он внезапно взъерошен. Он хватается руками за острые выступы скалы, и его тело выгибается дугой. На какое-то мгновение Джинни кажется, что он сейчас бросится в пропасть.

— Я мог бы сделать с вами несколько ужасных вещей, Уизли. — Он не поворачивается, привычный ледяной голос предательски дрожит и теплеет. На мгновение. И вновь становится ледяным. — Сбросить в пропасть. Убить здесь, на утесе под дождем. Отнять всю память. Пытать до помутнения рассудка, которого у вас и так ничтожно мало. Однако я приказываю вам убираться отсюда куда-нибудь подальше и постараться не попадаться мне на глаза.

— Почему же? — Джинни кричит так громко, что в горло залетает ветер. — Что во мне такого, что вы отпускаете меня так просто каждый раз? Что же вы молчите?

— Драко. — Снейп все еще стоит к ней спиной. — Не хочу причинять ему боль. Убирайтесь, Уизли. А эта ваша информация, которая кажется ценной, никому не нужна. И вас не касается.

Джинни хочет спросить, знал ли об этом Дамблдор, но не решается. У Снейпа в это мгновение слишком жуткое лицо, словно он давно умер, но его забыли похоронить. Резко развернувшись, Джинни сует руки в карманы и с наслаждением возвращается в кажущуюся теплой галерею. Потом оглядывается. Нужно запомнить это место. Вдруг пригодится. Добравшись до башни, она выдыхает. И вдруг понимает, что все встало на свои места: что-то в глазах Снейпа не давало ей покоя. Теперь она знает, что. Теперь она думает, что понимает, за что же он так ненавидит Гарри. Мерлин! Как же это очевидно! Лили предпочла Джеймса. Не поэтому ли Снейп стал Пожирателем смерти? Не от отчаяния ли? А теперь — неужели он настолько ненавидит Гарри, что выдаст его Волан-де-Морту? Ведь это не только сын Джеймса. Это сын Лили… И у него ее глаза.

До занятий остается не больше двух часов, и, пробравшись в спальню, Джинни без сил валится на кровать и падает в тяжелый сон. Она — одна на скалистом утесе в облаке черных ворон. А внизу — море крапивы.

Беллатриса

Беллатриса опирается локтем о каминную полку и поводит костлявым бедром. Все остальное тело у нее тоже костлявое, но это не исправить. Бледность и худоба — первые друзья аристократов. В другой руке она зажимает бокал виски, от которого ее глаза блестят ярче обычного.

— Какого дьявола ты не знал, что девчонка давно встречается с Поттером?

Драко спокойно ставит чашку с мятным чаем на белоснежное блюдце. Руки у него не трясутся, как на допросах у Лорда. И лицо — отрешенное.

Беллатриса чует подвох, но не может понять, что не так. Драко оказывается слишком способным легилиментом, и ей это не нравится. О чем он думает?

— Я что, должен лезть в его постель?

Его тонкие губы кривятся, как нитки в вышивке Нарциссы, и Беллатриса со звоном ставит бокал на камин, неприязненно морщась. Как всякая аристократка, она не переносит пошлостей, что не мешает ей убивать и пытать людей. Вырывать языки. Или выкалывать глаза.

Как удачно она встретила ту девчонку с короткими шоколадными волосами и цепкими глазами. Цепкие глаза. Это именно то, что не хватает Драко.

— Ты следил за ним, — спокойно произносит она. — Неужели ты не видел? Паркинсон сказала, что они встречались месяца два.

Драко резко дергает плечом. Она понимает: ему неприятно находиться рядом с ней. Это не страх. Это жгучее, вызывающее отрицание.

— Мне кажется, ты ей нравишься? — Беллатриса ни черта не понимает в отношениях, ей нужно понять, что нравится Драко, а что нет. Может быть, тогда они смогут поговорить?

— Ненавижу Пэнси, — вдруг отвечает он сквозь зубы. — Мерзкая сучка, которая вечно таскается за мной, как собака, высунув язык. Хочется дать ей пинка.

Беллатриса довольно хмыкает. Есть в нем что-то от Сириуса, только спрятано так далеко в раковине, что не видно. Но когда-нибудь он покажет себя. Уже начинает показывать. Еще месяц, два — и Нарцисса его не узнает.

Беллатриса снова берет прохладный бокал в руку и оглядывается на Снейпа, но тот стоит к ней спиной, показывая всем видом, что ему неприятен ни допрос, ни ее присутствие в кабинете.

— Может быть, кто-то спросит меня о моих отношениях с Гарри?

И тогда она поворачивается к девчонке. У нее прямые рыжие волосы и усыпанное веснушками круглое лицо. Беллатриса хищно раздувает ноздри. Она презирает Уизли, но в яростном взгляде девчонки она наталкивается точно на такое же презрение. Внутри нее — дьяволенок. Беллатриса знает это наверняка, потому что внутри нее самой сидит точно такой же.

Беллатриса любит запах страха, но Уизли не боится. Пока что.

— Где Поттер? — спрашивает она вкрадчиво. — Ты должна знать.

Уизли как-то странно хмыкает и улыбается, но улыбка отравлена.

— Мы с Гарри давно не разговаривали. Он скрывается где-то, и ни вы, ни я не знаем, где.

— А как же твой брат?

— Мой брат болен, — огрызается Уизли, смотря ей в глаза. Беллатриса знает, что она не врет. Но все равно достает палочку. Что, если она сможет принести господину свежую информацию! Застывший дом снова начнет вращаться, и она вместе с ним.

— Думаю, через пару минут ты скажешь совсем другое.

Краем глаза она замечает, как бледнеет Драко. Интересно. Ему жалко девчонку или он настолько боится пыток?

— Я не позволю пытать студентов в моем кабинете, — Снейп резко перестает изображать равнодушие и впивается аспидным взглядом в ее лицо. — Это там, у Малфоев пытай сколько твоей черной душе влезет, пока не утонешь в крови.

Беллатриса запрокидывает голову и смеется. Снейп не знает пары вещей: на ее плече сидит Рита, которая останется здесь незамеченной. И еще одно…

— Я знаю об этой твоей якобы любви или как там ее, — морщится она. Любовь. Даже слово-то тошнотворное. Да, она любит господина — но это другое. — Подозреваю, что девчонка напоминает тебе ту, грязнокровную шлюху, которая в итоге легла под Поттера?

— Заткнись, — в его глазах дрожит ненависть. О, эти редкие эмоции на его лице! Как она наслаждается ими! — Уизли! Что вы знаете о местонахождении Поттера?

— Ничего, — с вызовом отвечает Уизли и откидывается на спинку стула. Кажется, она уже готова умереть. В карих глазах — обреченность. Но не такая, какую Беллатриса видит в глазах узников.

Беллатриса делает шаг ей навстречу и наклоняется над ухом.

— Говори.

— Идите к черту, — шепотом отвечает Уизли и поднимает на нее свои бесстрашные глаза.

Беллатриса выпрямляется, улыбаясь. Девчонка ей нравится, хотя семейку Уизли она презирает всей душой, которой нет. Пожалуй, она единственная в рыжей семье, кто не является Уизли до мозга костей.

— Северус, дай мне сыворотку правды, — шипит Беллатриса, и ее волосы топорщатся как змеи. — Или я швырну девчонку под ноги Лорду, и тогда лучшее, что с ней случится — быстрая смерть.

Уизли бледнеет и вцепляется пальцами в край стола. Драко не смотрит на нее, он вообще не смотрит ни на кого, уставившись взглядом в пол. Только на скулах у него ходят желваки. Какого черта он нервничает?

Снейп угощает ее испепеляющим взглядом и неторопливо подходит к стеклянному шкафчику. Медленным движением достает с полки бутылочку.

— Дай сюда твою чашку, — Беллатриса пододвигает чашку Драко с остывшим чаем и быстро отмеривает пять капель зелья. — Пей!

— Я вас не боюсь, — отчеканивает Уизли, взяв чашку в ладони. — Можете делать со мной все. Я вас не боюсь. Но я вас ненавижу.

Беллатриса почему-то вздрагивает и отступает на шаг. Она как огромный черный шар темноты, который отступает от яркого луча света, прорвавшегося в комнату.

— Где Гарри Поттер? — спрашивает она, снова встав напротив Джинни.

— Скрывается в лесах.

— Один?

— Нет.

— Что он там делает?

— Ищет способ убить Темного Лорда. И как только найдет — он вернется и убьет его. — Ореховые глаза торжествующе сверкают.

Беллатриса не выдерживает и с размаху ударяет ее по щеке. Драко вздрагивает и встает из-за стола. Джинни отвечает ей уничтожающим взглядом. Беллатриса ударяет снова, в этот раз сильнее.

По нежной коже Уизли стекает слабая струйка крови. Чистой крови.

— Кто ему помогает? — Беллатриса повышает голос. Она не особенно любит пытать подростков, но выбирать не приходится.

— Орден Феникса. — Уизли слизывает кровь кончиком языка. И Беллатрисе вдруг хочется повторить. Вкусить ее кровь.

— Твой отец состоит в Ордене?

— Нет.

Драко сдавленно кашляет, и Беллатриса знает, почему: Артур Уизли не может не быть членом Ордена. Уизли выпила сыворотку правды и все равно врет? Колдовство какое-то. Этого просто не может быть. Беллатриса сужает глаза.

— Как часто у вас жил Поттер?

— Каждое лето.

— Кто скрывается вместе с ним?

— Гермиона Грэйнджер.

Беллатриса смотрит на веснушчатое лицо очень пристально. Грэйнджер — та меркая грязнокровка, которая посмела швырнуть в нее проклятие в Отделе тайн. Она еще заплатит. Однажды.

— А твой брат? Он болен?

— Да.

— Что ты знаешь о делах Ордена?

— Ничего.

Врет. Врет, и это видно. Только как она может врать?

— Ты любишь Поттера?

— Нет, — в ее глазах такая уверенность, что Беллатриса не переспрашивает. Такое «нет» невозможно подвергнуть сомнению.

Она обходит стол вокруг и кладет свою изящную маленькую руку на плечо Уизли. Девчонка ничего не знает, а пытать на глазах у Драко Беллатриса не решается. И удивляется самой себе. На мутном стакане — трещинка.

— Ты мне нравишься, Уизли, — открыто заявляет она, слабо улыбаясь. — Не хочешь ли ты встать на сторону Темного Лорда? Ты получишь все, о чем только попросишь. Взамен на верность. Мне кажется, ты на нее способна.

Уизли с отвращением сбрасывает ее руку с плеча и вдруг поднимается на ноги. Беллатриса замечает, как дергается рука Драко. Словно ему хочется вытащить палочку, но он не смеет. Да что с ним творится?

— Получить все! — Уизли насмешливо и презрительно смотрит ей в глаза. Беллатриса делает шаг назад и смотрит на нее заинтересованно. — И стать такой, как вы? Лучше умереть. Мужчины убивают. Мужчины пытают и охотятся. У них это в крови. Они веками убивали друг друга и будут убивать. Вы — женщина. И вы в сотню раз омерзительней всех мужчин. Вы, которая не смогла дать жизнь, убиваете. Вы просто извращенная, сумасшедшая мерзавка. И я надеюсь, что когда-нибудь я встречусь с вами в бою и разорву в клочья ваше утонченное лицо.

Беллатриса усилием воли сдерживает желание еще раз ударить ее наотмашь, чтобы выбить пару зубов и оставить на щеках черные синяки.

— Пожалуй, я принимаю условия, — Беллатриса любит поиграть с жертвой, как сытая кошка с пойманной мышью. — Надеюсь, до той поры ты не умрешь от чужой руки. Кажется, Кэрроу не слишком к вам снисходительны. Видела этого… Долгопупса. Весь избит. Наверное, не сдается, как и его родители?

Уизли ненавидит ее. И Уизли, как и Беллатриса за несколько секунд до этого, с трудом сдерживает желание ударить.

— Марш отсюда на занятия! — рявкает Снейп. — И ты, Драко. Насколько я помню, у вас сейчас история магии?

— Почему ты не сказал, что с тобой сделала Алекто? — Беллатриса кладет руки ему на плечи, когда Уизли с грохотом захлопывает за собой тяжелую дверь. — Я могу…

— Мне не нужна ваша помощь! — Драко вырывается и отступает. Его губы трясутся, а в глазах застыл лед. — Мне ничья помощь не нужна! Не собираюсь опять становиться посмешищем, прячась за вашей худой спиной! Оставьте меня в покое. Лучше скажите, что с моими родителями?

Беллатриса впервые отводит взгляд. Его родители не переживут зиму. Она не может сказать ему это. Она пришла сюда по другому поводу, но сейчас понимает: она снова пришла из-за Драко. А вчерашней ночью она снова отдалась Рудольфусу, потому что не в силах больше стоять на месте. Если Поттер не объявится скоро — она начнет зверствовать, лишь бы двигаться. Лишь бы не становиться сломанными часами.

— Люциус наказан за очередные промахи. Твоей матери запрещено покидать комнату.

Драко молча подходит к бутылке виски, наливает в мутный стакан и залпом осушает. Беллатриса и Снейп смотрят на него, нахмурившись.

— А твой муж? — Драко морщится и вытирает рот ладонью.

Беллатриса удивленно поднимает на него глаза. Она сама слегка пьяна от виски и ночной усталости. Она как олицетворение чумы, хотя и не знает этого.

— Рудольфус? Еще жив. Хотя кувшинами хлещет все, что может стащить у твоего отца и курит сигары.

— Из-за тебя. — Драко наливает себе второй бокал. И снова его осушает. Снейп даже не пытается его остановить, и Беллатрису это злит. — Он тебя ненавидит. Ты его высосала. Ничего не дала взамен. Даже змеи так не поступают.

Беллатриса пытается сказать, что это не его дело, но слова тонут в попытке. Не желают рождаться.

Она молча уходит из кабинета, оставляя племянника наедине со Снейпом. Они оба не подозревают, что в комнате остается ее подарок — Рита.

Беллатриса запрокидывает голову и громко смеется. Смех у нее дьявольский.

Драко

Пытаясь прийти в себя после виски и слов Уизли, Драко медленно шагает к классу истории магии. Она сказала «нет». Сказала, что не любит Поттера. Драко уверен, что сыворотки правды в ее чашке не было. И все-таки…

Каждый шаг набатом бьет в висках. Он встает рядом с однокурсниками и заглядывает в сумку, проверяя, на месте ли чернила и перо. В стороне от него Паркинсон что-то щебечет о завивке ресниц девушке с двойным подбородком. Драко с трудом вспоминает, что ее фамилия Булстроуд.

Мелькает рыжая копна волос, вспышка белого света ослепляет, и Паркинсон неуклюже и некрасиво отлетает к стене и падает на пол.

— Шлюха проклятая, — Джинни тычет ей палочкой чуть ли не в грудь. Ореховые глаза горят безумием. — Шлюха! Мерзкая, ничтожная… Импедимента!

Паркинсон еще раз швыряет об стену, слезы градом льются из ее глаз. И это слезы ненависти и боли.

Слизеринцы вытаскивают палочки и выпаливают ответные заклинания. Щеку Джинни прорезывает глубокая царапина. Следующее заклинание сбивает ее с ног, но упав, он бросает проклятие, которое заставляет Булстроуд выплеснуть на окружающих свой завтрак.

И тут за спиной Джинни вырастает смешанная толпа гриффиндорцев, когтевранцев и пуффендуйцев. Как один человек, они синхронно вынимают палочки.

— Рискни, — сквозь зубы предупреждает Корнер Гойла, выступая вперед и осторожно поднимая Джинни на ноги. Драко почему-то хочется его ударить. Это он должен ее защищать. От бессилия он топает ногой, но никто не обращает на него внимания. — Рискни, урод жирный, и я вышибу твои мозги.

Паркинсон поднимается на ноги и с неприкрытой злобой смотрит на Джинни.

— Я найду тебя, сучка рыжая, когда ты этого не ждешь. Клянусь.

— Я всегда готова врезать тебе еще. Вот этой самой рукой. — Джинни сжимает ладонь в кулак. — А в магии я в тысячу раз тебя лучше, Паркинсон. И ты это прекрасно знаешь. Удивлена, что я не умерла этим утром, да? После того, как я разделаюсь с Беллатрисой, я разделаюсь с тобой.

Слизеринцы гогочут. Все, кроме Драко и Паркинсон.

— Она напала на меня! — Пэнси вдруг меняется в лице, истерически визжит и театрально прижимает руки к груди. — Алекто, помоги!

Коровья туша Кэрроу медленно подплывает к Паркинсон и хмурит брови. Гриффиндорцы разом ощетиниваются, но понимают, что этот бой им не выиграть.

— Инкарцеро!

Драко сжимает пальцы в кулак, смотря, как веревки овивают худенькое тело Джинни, зло впиваются в руки и ноги, и сквозь белую рубашку проступает кровь. Джинни упрямо молчит. Ей невыносимо больно, веревки сдавливают ей ребра, душат ее, режут тело, но она позволяет себе только тихий стон. Она скорее умрет, чем даст Паркинсон повод для торжества. Мерлин, как она глупа! Драко от отчаяния едва не кусает губы. Эта дерзость ее погубит. Какого черта она выделывается? Мало ей Круциатусов на парах по маггловедению?

Алекто опускает палочку только тогда, когда Джинни, обмякнув, мешком с соломой падает на каменный пол.

— Не сметь подходить! — визгливо заявляет коровья туша, направляя палочку на бледного Невилла. — Не сметь подходить! Пусть лежит, пока я не разрешу ей встать!

Драко снова от бессилия топает ногой. И снова никто его не замечает.

— Что происходит? — Северус бесцеремонно расталкивает гриффиндорцев и едва не наступает на Джинни. — Что вы опять тут устроили, Кэрроу? Я просил: без жестокости.

— Я делаю, что хочу, Снейп. — Кэрроу брызжет слюной. — И ты мне не указ. Хочу — убью. Хочу — покалечу.

Северус бросает взгляд на обмякшее тело Джинни.

— Лорд ясно дал понять: наказывать, но не жестоко. Или вы хотите извести всех чистокровок? Нужно отнести студентку в больничное крыло.

— Малфой! — Алекто снова брызжет слюной и тычет пальцем в Драко. — Пусть Малфой ее несет!

Драко пожимает плечами, стараясь не выдать своей радости, и осторожно поднимает Джинни на руки. Она совсем легкая, как подстреленная птица. Как убитый лебедь.

— В мой кабинет. — Северус говорит это незаметно, притворно наклоняясь над Уизли.

— И если вы опоздаете на минуту на лекцию Бинса, я отправлю вас чистить совятню! — Алекто меряет Драко ненавидящим взглядом. Он знает, что она жаждет расправиться с ним. Не сегодня, сука. Не сегодня.

И проходя мимо толпы поклонников Золотого мальчика, Драко нарочно толкает плечом Майкла Корнера.

Джинни

Ей снится стая черных ворон, сбивающая ее с ног, шквальный ветер, рвущий волосы, и чья-то стройная фигура в золотом свете. Потом фигура исчезает, и на ее месте вырастает застывшая статуя женщины. Статуя, смеющаяся дьявольским смехом.

Комната оказывается залитой теплым зеленовато-желтым светом лампы с черным абажуром. Джинни понимает, что лежит на мягкой кушетке, укрытая уютным одеялом. В комнате пахнет книгами и чем-то пряным.

Где-то в стороне кто-то стучит ложкой по стеклу. По бокалу или вазе. Не разобрать. Она приподнимается на локте и видит под собой окровавленную обивку кушетки.

— Лежать, — приказывает голос позади нее.

Она покорно ложится обратно, тяжело выдыхая. Двигаться больно. Щека горит так, что перед глазами плывет. Лебедь подстрелен.

— Не успокоитесь, пока не погибнете?

— Мы все погибнем в этой чертовой войне.

— Пессимистично. — Голос приближается, но ей больно поворачиваться. — Но вполне реалистично. Особенно с вашим умением попадать в неприятности.

В плывущей реальности возникает худое лицо Снейпа в обрамлении смоляных волос.

— Почему вы помогаете мне? — очевидный вопрос.

— У мадам Помфри закончился бадьян. Без него ваши раны будут заживать неделями.

— Ложь. — Она едва не теряет сознание снова. — Ложь.

Снейп некоторое время молчит, размешивая зелье в высокой пузатой колбе. И слова вырываются наружу стаей птиц.

— Видите ли, Уизли, мое проклятье, а ваша удача в том, что вы слишком похожи на Лили Эванс.

Джинни закрывает глаза, пытаясь остановить головокружение. Эванс. Не Поттер.

— Вы ее до сих пор любите. — Утверждение, не вопрос. — И поэтому так ненавидите Гарри. И поэтому выбрали Темного Лорда.

Снейп молчит. Он не собирается ничего говорить. Она и так слишком много знает.

— Всегда удивлялась, что Лили выбрала Джеймса. — Джинни с усилием приоткрывает глаза. — По всем рассказам он представляется мне таким идиотом. Как Корнер.

И впервые за долгие годы упорного труда губы Снейпа искривляются в некое подобие улыбки.

— Пейте. Это снимет боль на время. — Он выливает содержимое колбы в бокал и ставит на потрескавшийся от времени столик. Комнату заполняет запах полыни и мяты.

— В том бокале не было сыворотки правды, да?

— Тратить сыворотку на вас? Рисковать, что Беллатриса узнает о вас с Драко? Подчиняться ее приказам? Увольте.

Джинни слабо и благодарно улыбается, осознавая, что ей не страшно. Этот худой человек с осунувшимся лицом убивает людей там, за стенами замка. Но здесь он другой. Он такой же, как Драко. Джинни с трудом берет бокал и жадно глотает горькое зелье.

— Который час?

— Уже вечер. Вы долгое время были без сознания.

— Где Драко?

Губы Снейпа снова кривятся.

— Алекто обещала наказать его, если он опоздает на историю магии. Он опоздал. Не хочет, чтобы вы видели его… таким.

Джинни с внезапной силой почти швыряет бокал на стол. И сразу обмякает.

— Ненавижу Кэрроу.

— Я смотрю, вы много ненавидите.

— Как будто вы — нет.

Снейп откидывается на спинку кресла, обитого темно-зеленой кожей. Он ненавидит двух человек: Темного Лорда и себя. Остальные для него не существуют.

— Хотите есть? — тихо спрашивает он, рассматривая свои пальцы.

— Немножко, — зелье придает сил и боль уходит. Джинни садится на кушетке, натягивая одеяло почти до подбородка. — Там сегодня… суп рыбный… Я его люблю.

Они смотрят друг на друга несколько долгих минут. Потом Снейп отворачивается, скрывая лихорадочный блеск черных глаз.

Ему только тридцать семь, думает Джинни, провожая его взглядом, всего тридцать семь. Он может еще влюбиться. Он еще может жениться. Растить детей.

Но он навсегда останется один. Черный ворон.

Снейп возвращается спустя полчаса, неся в руках большой поднос. Джинни отчего-то понимает: у него хорошее настроение, если это вообще возможно. Она ерзает на месте, пытаясь сказать что-то приветливое, но слова не идут.

— Вам лучше? — осведомляется он.

— Да.

— Берите тарелку. Ради исключения я тоже поужинаю здесь. Эльфы добавили еще пироги и пирожные. Я их люблю.

Джинни глотает обжигающий суп. Снейп что-то любит? Пироги и пирожные. Единственная сладость в его жизни. От жалости к нему у нее щемит сердце. Она напрочь забывает, что он хладнокровно убил Дамблдора. А когда вспоминает, не может удержать ядовитые слова.

— Никогда мне не нравился.

— Кто? — Снейп с удовольствием разглядывает пышный пирожок с капустой.

— Дамблдор.

Снейп кашляет так, что на его глазах выступают слезы.

— Любил только себя, — Джинни уже не остановиться. — Все время что-то хотел от Гарри. Все время его испытывал. Устраивал ему приключения на выживание. И ничего не давал взамен. Мне его не жаль. Он все время стоял у края пропасти, раскачиваясь под шквальным ветром. И, в конце концов, он в этой пропасти сгинул. Потому что нельзя так играть с жизнью.

— Надо же, — Снейп отодвигает тарелку с остатками вареной моркови и картошки. — Я был уверен, что вы в клубе почитателей Дамблдора.

— Вы многого обо мне не знаете.

— В одном я уверен: вы Драко не по зубам, — Снейп ставит на огонь большой железный чайник с пятнами ржавчины на пузатых боках. — Когда он это поймет, не держите его. Ему необходим кто-то менее вулканический.

Джинни пожимает плечами, торопливо доедая суп. Люди должны быть разными. Если бы Лили выбрала Северуса, она бы до сих пор была жива. Но высказать эту мысль вслух она не решается.

— Особенно странной кажется идея завещать меч Гриффиндора Поттеру, или только я так считаю? — Вдруг замечает Снейп, играя ложкой. — Меч принадлежит школе. А не нахальному мальчишке, который вечно любит влезать в передряги.

Джинни пропускает это замечание мимо ушей.

Ночью она не может уснуть. Раны болят и горят драконовым огнем, голова тяжелеет от усталости. Ей хочется прижаться к Драко, обнять его, уткнуться лицом в его грудь. Джинни тихо встает и медленно идет в спальню Снейпа.

— Профессор, вы спите?

Снейп спит. Он спит беспокойно, подложив одну руку под подушку, другую вытянув вдоль тела. Одеяло бесстыдно сползло, обнажая красивую спину и плечи.

Джинни сглатывает. Ей не стоит здесь оставаться, но она просто не может уйти. Ей одиноко, больно, страшно. Она садится на краешек кровати и поджимает под себя ноги. Голова идет кругом.

Так проходит пара часов, а может, больше, Джинни не следит за бегом времени. Она дремлет, закутавшись в плед, стараясь забыть о ноющем теле. Ей снится Нора, мама, ставящая на стол тарелки с тыквенным пирогом, отец, обнимающий маму за плечи. Ей снится украшенная гирляндами елка.

Но сон ее чуток. Она просыпается от неясного шума в гостиной и, завернувшись в плед, осторожно идет навстречу неяркому свету. Ее палочка где-то в диване, и бежать к ней поздно. А что, если это Кэрроу? Какого черта они здесь?

Она быстро возвращается к Снейпу и кладет руку на его плечо.

— Профессор, проснитесь, кто-то в вашем кабинете…

Снейп резко садится на кровати и откидывает волосы назад. И в глазах — никакого сна. Словно он и не спал. Словно он — стойкий оловянный солдатик, всегда готовый к бою. Джинни отворачивается, дав ему мгновение накинуть рубашку, и тихо шепчет:

— Может быть, это Кэрроу?

— Держитесь за мной, Уизли, — раздраженно отвечает он и, подняв палочку, решительно шагает в гостиную. — Стоило вам явиться сюда, сразу началась чертовщина. Остолбеней!

— Протего! — выкрикивает в ответ высокий женский голос. — Давно не виделись, Северус.

Джинни всматривается в лицо стоящей перед ней женщины, которая что-то быстро прячет в карман. И узнает. Она немного постарела, но все еще фальшиво блестит.

— Рита Скитер, — произносит она изумленно. — Что вы здесь делаете?

— А вы, милочка? — улыбается Рита в ответ. — Вы и Северус. Кажется, пахнет скандалом?

Снейп обессиленно рычит. Так рычит раненый зверь, загнанный в угол.

— Беллатриса! — выдыхает он наконец. — Это она послала тебе шпионить за мной. Тебя. Продажную блестящую пустышку. Как ты здесь оказалась?

— Она анимаг, — Джинни смотрит на Риту с неприязнью. И одновременно с интересом. Рита — подруга Беллатрисы? Разве это возможно? От пережитой боли и слабости у Джинни кружится голова. — Она незарегистрированный анимаг. Гермиона держала ее в банке почти год.

Снейп вымученно улыбается. И в глазах — обреченность.

— Прости, Рита. Ты узнала слишком многое…

— Для одной книги. Слишком много для одной книги! — восклицает Рита, поправляя прическу дрожащей рукой. Она боится Снейпа, но не хочет это показывать. — Драко Малфой влюблен в дочь Уизли. Северус Снейп, кажется, скорее на стороне Дамблдора, потому что не рискует делиться с Лестрейндж сывороткой правды. И, наконец, наша запутавшаяся в своих чувствах мисс Уизли. Кого же вы выберете? Малфоя, Поттера или Снейпа?

Джинни оторопело моргает. Снейпа? Снейп здесь при чем?

— Мне придется убить тебя, Рита. — Снейп поднимает палочку. — Я не могу позволить тебе уйти. Ты вылезла из своей норы в самое неподходящее время. Ты знала, чем рискуешь, проникнув в мой кабинет. И верни обратно то, что взяла со стола.

Рита дрожащими пальцами вынимает из кармана смятый листок бумаги.

— «С любовью, Лили», — издевательски произносит она. — Написанная любовь. На бумаге. Это письмо даже не предназначалось тебе! Неужели ты так безнадежен?

Снейп резко взмахивает палочкой. Скитер не успевает выставить защиту и врезается спиной в шкаф. Очки со стразами со звоном разбиваются. И красная сумочка сбивается на бок.

Снейп тихо подходит к ней, не раздумывая. Джинни успевает схватить его за поднятую руку. Тело отзывается мучительной болью.

— Не надо, профессор!

— Уизли, какого черта…

— Сотрите ей память, сотрите память, — как заведенная бормочет Джинни. — Не убивайте. Вы и так многих… убили. Останьтесь хоть немного… человеком.

Они смотрят друг другу в глаза. Девушка — подросток с бледными от потери крови губами, и мужчина с волосами цвета воронового крыла. Он первый отводит взгляд.

— Идите к черту, Уизли, — Снейп отталкивает ее. Не сильно. Но с примесью отчаяния. — Что вы вообще понимаете?

Рита быстро хватает палочку и вдруг исчезает. На полу остаются лежать осколки разбитых очков и мелкие выпавшие стразы.

— Драконово проклятье, Уизли! — Снейп дрожит от ярости. — Понимаете, что вы наделали?

Джинни задирает веснушчатый нос, борясь с желанием стонать от вернувшейся боли.

— Она не расскажет…

— Черта с два она не расскажет, — Снейп обходит стол вокруг и ударяет кулаком по столешнице. Мятая рубашка слегка приоткрыта, обнажая его неширокую грудь. — Надеюсь, я не доживу до книги о себе.

Джинни насмешливо фыркает. Мерлин великий, как много случилось за эти три месяца! Драко стал ей ближе, чем Гарри. Снейп спас ее от Кэрроу и Лестрейндж. Что дальше? Булстроуд окажется милой девочкой?

Гарри никогда ей не поверит. Не поверит, что это правда. В эту минуту он кажется таким же далеким, как мерцающие на небе звезды.

Снейп продолжает кружить вокруг стола, как пони в зоопарке. Привязан веревкой к шесту — и нет выбора. Джинни вспоминает, что Скитер прихватила с собой ту записку. Что в ней было? Чья любовь?

Джинни подходит к камину и берет в руки чайник, еще полный остывшей воды.

— Профессор, а вы знаете маггловские сказки?

Снейп останавливается и смотрит на нее исподлобья. Лицо его спокойно, как каменная скала, и только в глазах — шторм. Черный шторм.

— Слышал некоторые. От одного человека. Пару раз.

— А про диких лебедей?

— Никогда не слышал.

— Садитесь, я сделаю чай. Вы, наверное, не хотите спать? Может быть, тогда поговорим? Пожалуйста, сэр, — Джинни почти умоляюще смотрит на него. — Если я останусь одна, эта боль сведет меня с ума.

Снейп раздраженно пожимает плечами, но садится в низкое кресло у камина и придвигает к себе стол.

— Вы сможете защитить замок от возвращения Риты?

— Да, — он смотрит на языки пламени, слабо ворочающиеся в камине. — Здесь и так слишком много шпионов.

Джинни снимает чайник с огня и разливает чай по высоким чашкам с треснутыми блюдцами. И вдруг, не спрашивая разрешения, начинает рассказывать печальную историю Эльзы и ее одиннадцати братьев. Снейп молчит, не отрывая глаз от камина и изредка поднося чашку к искривленным в усмешке губам. Словно одновременно хочет, чтобы она и замолчала, и продолжала говорить.

И когда она заканчивает, он довольно усмехается:

— Тяжело жить в мире без магии.

— Профессор!

— Если бы девчонка использовала оборотное зелье, чтобы обмануть короля, потом применила несколько полезных заклинаний трансфигурации, все вышло бы гораздо быстрее. И зачем красться на кладбище, когда туда можно трансгрессировать? Кто вообще рассказал вам эту чепуху?

— Гарри.

— А, стало быть, вы у нас Эльза. А кто принц?

— Я не знаю. — Джинни пунцово краснеет и отворачивается.

— Прямо поразительно.

— Зато я знаю, кто вы, — Джинни улыбается. — Вы тот ворон, что дважды спасает Эльзу.

— Я ворон? — Снейп тихо смеется. Кажется, впервые смеется по-настоящему. Не каркая. — Вот только я не смогу спасать вас каждый раз, Уизли. Надеюсь, вы это понимаете. И если быть немного откровенным: мне больно на вас смотреть. Вы меня пытаете, сами того не подозревая. Давайте спать, уже почти четыре. А завтра утром я передам вас мадам Помфри. Надеюсь, она вернется к этому времени, и ей самой не понадобится помощь.

Джинни покорно поднимается на ноги, волоча за собой зеленый плед. Накрывшись одеялом поверх пледа, она сонно произносит:

— Вы хороший человек, профессор.

Он не отвечает.

Джинни проваливается в сон через мгновение, едва успев опустить голову на подушку.

Снейп долгое время сидит, словно врастая в кресло, глядя в потухающий камин. Ему не хочется двигаться. Ему не хочется ничего. Он — ворон в выжженной пустыне без оазисов. Только перед рассветом он забывается тяжелым сном, так и не сдвинувшись с места. Ему снится Лили в венке из одуванчиков, вся залитая ярким солнечным светом.

Мертво. Для него все — мертво.

…Джинни приоткрывает глаза, зная: он здесь. Он не мог не прийти, ведь она так его ждала. И снова эта пульсирующая мысль: еще только три месяца назад она сходила с ума, мечтая увидеть Гарри. А теперь Гарри отступил назад, растворился в дымке войны, она перестала чувствовать его. С каждый днем он отступает все дальше. И с каждый днем она все больше запутывается. Или это наваждение? Драко Малфой — наваждение. Драко Малфой — осколок льда, который она не хочет вынимать из своего сердца. Драко Малфой — племянник Снежной королевы.

— Привет, — он странно улыбается и привычным движением смахивает челку в сторону.

— Иди ко мне, — ровным голосом произносит она. — Слышишь?

Драко медленно откладывает в сторону стопку желтых пергаментов и так же медленно стаскивает с себя джемпер. Потом рубашку. Брюки.

Джинни отводит взгляд, не в силах держать в себе пылающий румянец. Он заливает щеки, как малиновое желе покрывает идеально творожную массу.

Драко ныряет к ней под одеяло, как в омут, и обнимает ее со спины. Джинни едва слышно дышит. Они так близки, как не были близки даже с Гарри. От Драко пахнет усталостью и совятней.

— Подумать только, я тайно встречаюсь с бывшей девушкой Поттера. Хуже было бы только в случае, если бы вместо тебя в совятне я встретил Грэйнджер, — тихо произносит он, шумно дыша ей в шею.

Джинни тихонечко смеется и поворачивается к нему. Треснувшие губы не удерживают тихий вскрик.

Щеку Драко прорезывает багровый синяк. Наказан из-за нее. Наказан с жестокостью, и даже сотня Беллатрис не может его защитить. Потому что он не хочет защиты. У Джинни щемит сердце от нежности. Рука крылом взлетает вверх и проводит по его волосам.

— Как же долго тебя не было.

— Всего день.

— Это очень долго.

Она тянется к нему, как цветок к весеннему солнцу, обвивает шею руками. Его горячее тело будоражит ее, соски, всегда реагировавшие только на ледяной ветер в раздевалке, вдруг твердеют.

— Сними рубашку, — шепотом просит он и как-то часто дышит. Гарри никогда так не дышал. Почему?

— Наглец.

— Какой смысл ждать? — Драко нетерпеливо облизывает губы. — Мы можем умереть в любую секунду. Сейчас. Завтра. Через неделю. Мы не принадлежим себе. Мы принадлежим времени, в котором живем. Мы живем этим мгновением, Джинни. Прошлого и будущего нет. Исчезли. Есть сейчас.

Она повинуется, стягивая рубашку.

— Ты когда-нибудь…

— Нет. — Это видно по странному блеску его глаз. Он впервые касается обнаженной девушки, бережно гладя ее бархатную кожу, с содроганием прикасаясь к израненным веревками рукам и спине.

В его жизни была тьма и кошмары, крики жертв и печальная улыбка матери, и вдруг в темноте возникла эта безумная девушка с сияющими ореховыми глазами. Драко знает, что они никогда не смогут быть вместе. Как бы сильно ему этого ни хотелось. Ради него ей придется отказаться от всего. От всех. Он не сможет жить с этим.

Ее ладонь ложится на его грудь. Спускается вниз.

Драко шумно выдыхает. Джинни малиново краснеет и улыбается.

— Послушай, насчет зелья… — от неопределимого желания ласкать ее комната кружится перед глазами. — У нас теперь есть все необходимые травяные ингредиенты. Не думал, что все окажется так легко.

— И один морской.

Драко вопросительно приподнимает брови.

— Кровь рыбы-прилипалы, забыл? — Она тихонечко смеется. Сердце продолжает щемить.

— Смешно, — он досадливо морщится. — Я выберусь в Косой переулок за саламандрой. Если у меня окажется нужная сумма. Остается поймать кельпи и добыть яд акромантула.

— Ты не сможешь их купить заодно с кровью саламандры?

— У меня нет столько денег. А если я пойду в Гринготтс, это вызовет слишком много вопросов. Придется рисковать.

— Я сделаю что-нибудь такое гадкое, что меня отправят в Запретный лес. — Страх подступает к самым губам, но она его сглатывает. Ради Драко. Ради Гарри. Ради братьев. — А на кельпи нужно охотиться только вместе. Иначе ее не поймать, она слишком опасна. И охоту нужно начинать тоже в Запретном лесу.

— Помолчи, — Драко прижимает ее к себе. Тишина вокруг них пленяющая. И его объятия сулят безмятежность хоть на несколько минут.

Джинни проваливается в сладкий плен и впервые за долгое время засыпает спокойным сном.