Тёмные воды (джен)

— Белла! — прогремел под сводами Большого Зала полный ярости голос Тёмного Лорда. — Белла!

МакГоногалл, Дивангард и Кинглсли отлетели прочь, словно сухие листья, подхваченные ветром.

— Ты! Крольчиха! — рявкнул Реддл на Молли. — Сука! Дешёвая подстилка дешёвой шестерки из Министерства. Как ты посмела убить ЕЁ?!

— Мерзавка подняла руку на мою дочь! — бесстрашно вздёрнула подбородок Молли, даже не пытаясь молить о пощаде.

— Умри! — взревел Волдеморт.

Но прежде, чем проклятье сорвалось с острия палочки...

— Протего! — прогремело почти столь же внушительно.

— Поттер! Поттер жив!

Прокатилось. И замерло. Никто больше не дрался. Все взгляды были прикованы к двум фигурам.

Волдеморт и Гарри начали кружить, словно две большие акулы.

— Пусть никто не пытается мне помочь, — четко проговорил Гарри.

Волдеморт оскалился в злобной усмешке:

— Шутишь, мальчик? Неужели у тебя нет парочки живых щитов, а? Поттер?

— Никаких щитов, — покачал головой сын Лили. — Никаких крестражей. Никаких козырей и джокеров в рукаве. Только ты и я. Один из нас сегодня умрёт. Навсегда.

— Один из нас? — насмешливо повторил Волдеморт.

Казалось, среди сотен людей, заполнивших Большой зал, дышат только двое.

— Обещаешь, что не станешь увиливать, Поттер? Прятаться за спинами, позволяя убивать других вместо тебя?

— Сегодня ты никого больше не убьёшь, — заверил его Гарри,— Я готов умереть за тех, кого люблю.

— Готов-то ты всегда, — с насмешкой бросил Темный Лорд, — однако, дальше слов дело не продвигается. Как думаешь: это случайность или закономерность, а, Поттер?

— Постоянные случайности складываются в закономерность, — язвительно парировал Гарри.

Темный Лорд снова склонил голову, ожидая пояснений.

— Хочешь, Том Реддл, расскажу, где именно ты совершил роковую ошибку, которая не даст тебе меня обыграть?

— Поделись своим видением, — согласился Лорд. — Думаю, дело не обошлось без любви? Роковой, всевластной, всеправящей и всепобеждающей, а, Поттер? О! Эта любовь, побеждающая смерть! — хохотнул он. — Сказочка для подростков. Что дальше? Ну, была твоя мать, которую многие любили. Их любовь ничего для неё не изменила, так?

— Так. Зато её любовь многое изменила для меня.

— Достойный ответ, — рассмеялся Волдеморт. — Весьма достойный.

Его смех звучал страшнее, чем окрик. Холодный и безумный, растекся он по залу.

— Она любила и этим была сильнее тебя! Как и Дамблдор! Он был самым лучшим волшебником в мире! — прорычал Поттер. — Он был сильнее!

— Это и есть твоя «всепобеждающая» правда, Поттер: «Дамблдор сильнее!» Однако факты отрицают данный постулат. Сильнейший — выживает, а Дамблдор мёртв. Мертв, Поттер. Ах, как грустно...

«Не закипай, Гарри, — мысленно обращалась к нему София, словно в молитве. — Не дай ублюдку спровоцировать тебя».

— Дамблдор мертв, — согласился Гарри. — Но разве не величайшее проявление силы — жить, так, как считаешь нужным? И умереть, как хочешь?

— Ты вот это сейчас о чём? — Волдеморт не сводил с Гарри красных глаз.

— Северус Снейп служил не тебе. Он был на стороне Дамблдора с тех самых пор, как ты стал преследовать мою мать!

Холодный смех вновь прокатился по зале, но на этот раз он был полон язвительного веселья:

— Поттер, ты заслужил себе несколько часов жизни! Ибо то, с каким видом ты открываешь мне глаза «на правду» так забавно! Снейп — верный цепной пёс Дамблдора, таскающий старикану из огня каштаны? Какая новость! Какое открытие! Я ранен, уязвлён и потрясен открывшейся мне истиной. Никогда даже не догадывался ни о чем подобном! — скалился Темный Лорд. — Что ж? За свою «верность» бедняга Снейп уже заплатил. Он ведь, знаешь ли, мог умереть далеко не такой мучительной смертью. Но что поделаешь? За любовь нужно платить.

— Лорд Волдеморт! — повысил голос Гарри Поттер — Прежде, чем мы сойдемся в поединке, подумайте! Я призываю вас раскаяться в том, что вы сделали!

— Да не ори ты так, Поттер, — насмешливо фыркнул Темный Лорд. — Призывай немножечко потише. Узлы на голосовых связках — это плохо. Белла могла бы рассказать тебе об этом кое-что...

— Попытайтесь почувствовать хоть немного раскаяния! Это ваш последний шанс! Я видел, во что вы превратитесь! Это не описать словами. Это по-настоящему страшно. Гораздо страшнее смерти.

Зрачки в алых глазах Темного Лорда сузились.

«Он боится, — подумала София, — лорд Волдеморт боится!».

— Попытайтесь, Реддл...попытайтесь раскаяться!

— Поттер? — вкрадчиво зашелестел Тёмный Лорд. — Моя душа — не твоя забота. Хватит трепаться. Приступим к главному...

— Твоя палочка не принадлежала Снейпу! Ты убил не того человека, Реддл! — торжествующе кричал Гарри.

И снова — смех:

— Ты бесподобен, Поттер. Спасибо, что повеселил меня напоследок.

— Снейп не побеждал Дамблдора! — Поттер, выкрикивая слова, отбивал проклятия Темного Лорда, одно за другим, вынужденный отступать. — Смерть Дамблдора была обговорена между ними! Дамблдор хотел умереть непобеждённым!

— Узнаю старого маразматика, — послал в мальчишку следующее проклятие темный маг. — Вот у кого была мания величия, так мания величии! Мне до неё ещё — у-у! — сколько...

— Дамблдор умер подлинным хозяином Бузинной палочки! — перешёл в наступление Поттер.

— Молодца! — кивнул Темный Лорд.

И было непонятно, кого он хвалит: юнца или старика?

— Ничего не значит то, что сейчас она в твоих руках, Реддл! — продолжать с пафосом ораторствовать Поттер. — Обладать палочкой недостаточно. От того, что ты держишь её в руках и отдаешь ей приказы, она не становится по-настоящему твоей.

— Да хрен с этим! Будем считать, что я её временно арендую, — ухмылялся Волдеморт, ловко парируя заклятья Поттера, — удар за ударом.

— Настоящий хозяином палочки был Драко Малфой! — торжествующе прокричал Поттер.

— Ты лишён зависти? Хороший мальчик! — скалился ведьмак. — Ох, уж эти мне Малфои! Всему-то хозяева, да? Хорек, всего лишь жалкий Хорек, а ведь исхитрился и овладеть девушкой, которую ты себе приглядел, и стырить мою палочку! Прямо у меня под носом, а? Гаденыш! — со смаком выплюнул Реддл. Но с такой интонацией, как если бы хвалил. — Выживу, надеру ему задницу, А сейчас... готов, Поттер?

Золотисто-алое сияние рассвета проникло в Большой Зал через восточное окно. Лицо Волдеморта виделось в нём пылающим пятном.

Два голоса выкрикнули одновременно:

— Авада Кедавра!

— Экспелиармус!

Пламя взвилось в самом центре круга, где столкнулись оба заклятья — зеленая вспышка слизеринца с алой вспышкой гриффиндорца. Золотое облако взмыло вверх и рассыпалось, словно перья Жар-птицы. Черный вихрь, похожий на воронку торнадо завертелся на месте, где за секунду до этого стоял Темный Лорд. А потом распался крупными черными хлопьями.

Темный Лорд рассыпался пеплом, словно в Большом Зале прошумела Черная Метель.

София, ощутив странную тяжесть в кармане мантии, нырнула туда рукой. Пальцы коснулись изломанного кольца с Воскрешающим камнем. Тот пульсировал, сделавшись горячим, как уголь из костра.

Девушка сжала его в ладони и почувствовала, как пол поплыл под ногами...

* * *

Высокий темноволосый и черноглазый юноша стоял в центре пентаграммы, составленной из ломаных линий, испещрённых непонятными знаками. Слова наползали одно на другое, как гусеница. Линии тянулись, перекрещивались, снова расходились. Пространство светилось ядовитым зеленым цветом.

Юноша в центре раскинул руки и поднял лицо, принимая в себя токи, идущие снизу вверх. Его трясло, словно сотни электрический разрядов пробивало тело одновременно.

Пентаграмма вытянулась шестиугольником, над каждым углом которого вращалось вокруг собственной оси шесть предметов: тетрадь, кольцо, медальон, чаша, диадема, лента. За каждым предметом из зеленого яркого свечения сплеталось шесть фигур. Все силуэты поплыли к центру, входя в центральную фигуру.

За яркой вспышкой света последовала острая, разрывающая тело боль.

София пришла в себя, корчась на полу.

* * *

«На полу лежали смертные останки Тома Реддла — слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волан-де-Морт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага», — так напишет в своей статье Вритер. — «Какое-то мгновение вокруг ещё стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна. Все рванулись к Гарри, и первыми к нему подбежали Рон и Гермиона; это их руки обвивали его, их громкие голоса наполняли звоном уши. Потом рядом возникли Джинни, Невилль и Луна, а потом всё семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, МакГонагалл, Флитвик, Стебль. Гарри не мог разобрать ни слова из того, что все разом кричали ему, не мог понять, чьи руки обнимают, тянут, толкают. Сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику, Который Выжил, благодаря которому всё наконец кончилось...

Солнце стояло прямо над Хогвартсом, и Большой зал был полон жизни и света».

И как всегда всё в этом отчёте было ложью.

Не было никаких останков Волдеморта. От него вообще не осталось ничего, словно Том Реддл не жил, а был всего лишь порождением черных, извращенных умов.

Черная Мечта, — Темный Лорд, — развеялся по ветру невесомой пылью...

Не было криков победы; не было восклицаний радости. Люди не бежали пожимать руку Гарри Поттеру, поздравляя с долгожданной победой, и не кидались радостно друг другу на шею.Они метались по залу, переходам, окрестностям Хогвартса в поисках близких. И чаще всего замирали в немой тоске, когда находили.

Хотя были счастливцы, рыдающие на груди любимого или родственника.

София чувствовала себя совершенно опустошенной. Только одна мысль слабо пульсировала в голове: «Всё закончилось». Но мысль эта не могла принести, ни облегчения, ни радости. Ощущения победы не было. Его не могло быть. Победа это то, что следует после беды. Пока же беда была с ними рядом.

Джинни сидела, обнимая за плечи мать, замершую над телом Джорджа Уизли. Рядом, переминаясь с ноги на ногу, топтался Невиль, всё ещё сжимая в руке меч Годрика Гриффиндора...

Насчёт сияющего солнца Вритер тоже наврала. Какое солнце?! На небе в то утро висели тяжелые свинцовые тучи.

София, словно во сне миновав Зал и вестибюль, выбралась на свежий воздух. Проталкиваясь через потерянную, усталую, стихшую толпу, она всё пыталась отыскать взглядом Драко. И радовалась, что среди мертвых не находила его.

На то, чтобы волноваться, у неё не оставалось сил. Болело тело, болела душа. Она сама себе напоминала переполненную чашу, уже ничего не способную вместить.

Ветер дул с юго-востока. Первые дождевые капли смешивались с грязью, копотью и кровью. «Авада» убивает чисто, но упавшие стены, нападавшие монстры, «работали» не так стерильно.

Преодолевая сковывающее оцепенение, девушка заставляла двигаться себя дальше, стараясь не смотреть, чтобы не узнавать в останках знакомых.

Рабастан. Долохов. Яксли. Сердце Софии мучительно, болезненно ёкнула — Скабиор. Так сложилась жизнь, что большинство тех, кого приходилось оплакивать, были на Тёмной стороне.

Вдруг?! Ноги отказались держать, и София медленно обсела, не обращая внимания на то, что опускается в жижу.

Она увидела Драко Малфоя...

В трёх шагах...

Всего в трех шагах от неё...

Живой!!!

Он стоял, подставляя лицо бушующему штормовому ветру. Капли стекали по бледному, узкому лицу с опущенными веками. Лицу, застывшему алебастровой маской. Светлые волосы и плащ бились на ветру, мятежно споря с ним.

— Драко...

Софии хотелось кричать от радости. Но с губ срывался только хрип, еле-еле слышный.

Блондин медленно повернулся.

Мгновение Малфой смотрел на девушку, словно не узнавая её. Потом кинулся к Софии, падая на колени рядом, сжимая в судорожных, удушающих объятиях.

София, не таясь, плакала. Лицо Драко тоже было мокрым. Но может быть, то были не слёзы? Может быть, это был просто дождь?

— Почему? — встряхивал девушку за плечи Драко. — Почему ты не ушла, как мы договорились?!

— Разве я могла уйти без тебя? Я хотела быть с тобой. Просто быть рядом. Я не успела...

— Разве? — лукавая улыбка скользнула по худому, изможденному лицу юноши. — Так уж и не успела? А мне показалось, ты как раз вовремя.

— Драко! София! Хвала Небесам — вы живы!

К ним спешили Люциус и Нарцисса.

* * *

Тела павших разрешили забрать всем — и членам Ордена Феникса, и Пожирателелям.

Беллу и Андромеду похоронили в фамильном склепе Блэков. Там же упокоился и младший Лейстрейндж. Судьба старшего осталась для Софии неизвестной.

Профессор Снейп нашел свой последний приют в Годриковой Лощине, неподалёку от надгробия Поттеров. Люциус поставил над его могилой дорогой черный обелиск, на котором летящими резкими буквами было высечено: «Верность существует даже во тьме».

Малфои ждали известий из Министерства. Ждали почти неделю. И дождались.

Мистер Кингсли выглядел насупленным, недовольным и возмущенным.

— Я вижу, ваш дом сохранился лучше Хогвартса? — презрительно обернулся он к спешившему ему навстречу Люциусу Малфою.

— Вы пришли сюда, чтобы сказать мне это, сударь? — после гибели Волдеморта к лорду Малфою быстро возвращалась вся его утраченная спесь.

Кингсли шагнул вперёд:

— Вы хоть понимаете, что прошли на волосок от гибели, мистер Малфой?

— Я пока не в курсе событий. А что? Я действительно уже «прошёл»?

— Да, дьявол вас забери! — вскричал Кингсли. — Поттер выгородил вас, заявив, что все эти годы вы, как и профессор Снейп, были тайным агентом Дамблдора! Он даже неопровержимые доказательства предъявил! Можешь радоваться! — снова вышел сухим из воды. Даже нитки на мантии не замочил!

София с Нарциссой с лестницы, на которой они заняли наблюдательный пост, могли наблюдать, как Кингсли бесновался ещё добрую четверть часа.

— Нарцисса, — улыбнулся жене Люциус, спровадив назойливого визитёра, принесшего, между тем, благую весть их дому. — Мы свободны! По-настоящему свободны! — в руках он держал какие-то бумаги. — Нас официально уведомляют о том, что все обвинения сняты...Ну мог ли я подумать о том, что настанет день, когда я поблагодарю кого-то с фамилией Поттер?

— Мы многим ему обязаны, — тихо заметила Нарцисса.

— Многим? — хохотнул лорд Малфой. — Мы обязаны ему всем!

Нарцисса вздохнула:

— Пойду, прикажу эльфам накрыть праздничный стол. София, девочка моя дорогая, приодеться к ужину...

— Конечно. Прямо сейчас этим займусь, леди Малфой.

Свекрови удалось совершить настоящее чудо. Мрачный колорит из Малфой-мэнора почти полностью исчез. Осталась много света и цветов. Дом был уютным, несмотря на богатство. У Люциуса вкуса не было, одна помпа. Зато у Нарциссы он был безупречен.

Скользя по пронизанным солнцем широким коридорам с большими французскими окнами, София с наслаждением втягивала в себя воздух. Теперь она действительно чувствовала себя Победительницей.

Они, Малфои, выиграли; они остались живы!

Внимание девушки привлек тугой свиток, лежащей на столе в её комнате. Поколебавшись, она взяла свиток и стянула с него черный с золотом шнурок:

«Дорогая моя племянница!

Это обращение не издевательство, потому что ты действительно мне дорога.

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет среди живых. Если все пойдёт по плану, к тому времени я рискую стать Новейшей Историей. Если же нет...

Зачем я пишу к тебе? Потому что, наблюдая отсюда разворачивающийся в Хогвартсе бой, я должен хоть чем-то себя занять. Быть может, как и всякое живое существо, я пытаюсь оправдать себя? Слабость, конечно. Но на пороге небытия, — возможно, полного? — можно позволить себе капельку расслабиться.

Сейчас, поверишь ли, все мои устремления и чаяния кажутся мне незначительным, мелким. Все эти подковерные игры во власть.

Отсюда, из моего темного беспросветного одиночества, отлично просматривается вся жизнь. Выстраивается в цепочку. И я с неотвратимостью понимаю, что если бы хоть одно звено выпало, Лорд Волдеморт никогда бы не гонялся за несчастным маленьким мальчиком.

Если бы родители Меропы её любили, она бы никогда не связалась с ничтожным магглом. Моя мать ,вопреки распространенным мнениям умерла не от разбитого сердца, не от неразделённой любви. Её сразила нищета.

Не стану рассказывать о том, что такое английский приют тридцатых годов прошлого столетия. У меня на это просто нет времени. Я могу не рассказывать. Жаль, что не могу забыть!

А потом был Хогвартс. Встретивший меня, грязнокровного мальчика из приюта, далеко не с распростёртыми объятиями.

Хогвартс — мой вечный трофей!

Сейчас, наблюдая, как Чистокровные взрывают его, я мучаюсь, подобно отвергнутому любовнику, понимая, что изнасиловать — ещё не значит добиться взаимности.

Хогвартс. Моя непокоренная крепость.

Он в этом чем-то похож на Дамблдора. Можно разрушить — не дано сломить.

А теперь я сделаю сентиментальное отступление. Я тоже был влюблён. В женщину, очень похожую на Лили Эванс. В её родную тётку. В девочку с факультета «гриффиндор», такую же грязнокровку, как я сам. История наших взаимоотношений могла бы составить целый роман. С тяжелым концом. Магглы отправили её в психиатрическую лечебницу. К тому моменту, как я смог её найти, в результате лоботомии несчастная девушка превратилась в идиотку.

Я убил её, потому что в том растении, что передо мной стояло, уже не оставалось ничего от той, кого я любил.

Надежды на личное счастье у меня больше не было. Когда Дамблдор говорил о том, что у меня каменное сердце — он не ошибался. В этом каменном сердце было выбито только одно имя. Для других мест не оставалось.

Камень, он такой. Века хранит высеченные на нем имена.

Знаешь, когда я поднялся по ступеням Поттеровского коттеджа, Лили Эванс стояла ко мне спиной. Когда проклятье сорвалось с палочки, она повернулась, и тогда я увидел... увидел, как похожи эти женщины.

В жизни нет случайностей — прошу тебя это запомнить.

Я уверен, если бы Мери не отправилась к своим родителям, отдавшим дочь психиатрам, а доверилась мне — не было бы в истории Магической Британии Лорда Волдеморта. А у нас с ней могла бы родиться девочка, похожая на тебя. Или мальчик, похожий на Поттера.

Того самого, которого через несколько часов мне придется уничтожить. Ты вскоре увидишь, как Поттер добровольно пойдёт на смерть....

Знай: я тоже иду. И тоже — добровольно. На смерть. Знаю: не будет понимая, прощения, примирения.

Как ни чёрен я в действительности, враги сделают меня ещё чернее. Но пусть лучше так, чем публика начнём пускать слезы умиления и рыдать в платок, со словами: «Он был не так уж и плох...».

О, нет! Такой судьбы я не хочу.

Пусть они боятся, пусть трясутся от страха при звуках моего имени.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели.

Мы пред нашим комбатом, как пред господом богом, чисты.

На живых порыжели от крови и глины шинели,

На могилах у мертвых расцвели голубые цветы.

Расцвели и опали... Проходит четвертая осень.

Наши матери плачут, и ровесницы молча грустят.

Мы не знали любви, не изведали счастья ремесел,

Нам досталась на долю нелегкая участь солдат.

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели.

Кто в атаку ходил, кто делился последним куском,

Тот поймет эту правду,— она к нам в окопы и щели

Приходила поспорить ворчливым, охрипшим баском.

Это наша судьба, это с ней мы ругались и пели,

Подымались в атаку и рвали стальные мосты:

Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого не жалели,

Мы пред Родиной нашей и в трудное время чисты...

Последний постулат, конечно, спорен. Но во всем остальном...

P.S

Конечно, я бы на твоем месте выбрал Поттера. Поттер мне ровня. Малфой — сын «скользкого друга».

Но, с другой стороны, из «скользких» Малфоев получаются хорошие мужья. А из нас с Поттером — только злодеи и мученики.

Вспоминай обо мне тепло, но никогда не жалей.

Том Редлл».