Выбор (джен)

Отказаться от предложения миссис Лам Гвеннит так и не решилась — и вот так попала в госпиталь святого Камилла. Днём училась в школе — а вечерами работала, получая за это скромные полтора сикля в час. Половину каждого выходного она проводила там же — и всё вместе приносило ей чуть меньше десяти галеонов в месяц. Этого вполне хватало и на то, чтобы откладывать деньги на оплату долга, и на еду. Гвеннит невероятно гордилась тем, что не тратит полученных денег, и с трудом удерживалась от того, чтоб похвастаться Скабиору — но ей так хотелось увидеть его лицо в тот момент, когда он об этом узнает! И она решила ничего ему пока не говорить, вернее, не писать, конечно, а при встрече просто вручить кошелёк и попросить пересчитать его содержимое.

Дом достался ей почти пустым — и всё же некоторое количество мебели в нём имелось. Например, в кухне были и плита, и стол, и даже пара полок — правда, не было ни стульев, ни посуды. В гостиной миссис Лам оставила замечательно удобное и уютное кресло и такой же замечательно удобный диван, и единственным недостатком их обоих была совершенно прохудившаяся и, кажется, едва ли не истлевшая обивка.

В большей из двух спален была кровать — простая, без каких-то украшений, но большая и удобная. Был ещё комод, больше похожий на два составленных друг на друга больших ящика, как ни странно, нормально выдвигавшихся — а больше в комнате площадью ярдов в двадцать ⁽¹⁾ ничего не было. Впрочем, Гвеннит этого вполне хватило: комод оказался с чарами расширения, и, значит туда должен был вполне вместиться весь её нехитрый скарб. Правда, шкафа Гвеннит всё равно отчаянно не хватало: мантии и платья куда удобней вешать — но и он нашёлся.

На чердаке.

Гвеннит забралась туда, едва въехав в дом, настолько ей было любопытно, что же там найдётся. Внутри оказалось неожиданно светло: день был солнечным, и света, проникающего из четырёх треугольных окон, оказалось очень много. И чего здесь только не было! Старые кровати — большей частью узкие, на одного, и некоторые — даже вполне целые; табуреты — разные, некоторые, на первый взгляд, не повреждённые, некоторые — со сломанными ножками; два… нет — три комода, три стола, правда, у двух отсутствовало по одной из ножек и, наконец, то, что она так искала. Шкаф. Обычный потёртый шкаф, довольно большой и, кажется, вполне целый. Гвеннит даже вскрикнула от радости и немедленно уменьшила его, а затем, забрав, спустилась вниз и, вернув ему размер, долго искала ему место в своей спальне. Наконец, оно нашлось, и Гвеннит с удовольствием распахнула дверцы, намереваясь повесить, наконец, свою одежду — и ойкнула от неожиданности.

Внутри шкаф вовсе не был пуст.

Во-первых, там нашлось немало постельных принадлежностей, от подушек и до одеял, а также яркого лоскутного покрывала. Во-вторых, под ними обнаружилась банкетка в удивительно хорошем состоянии, обтянутая нежно-розовым атласом с мелкими белыми букетиками, и, в-третьих, под ней Гвеннит нашла маленький сундук.

Вдоволь налюбовавшись на банкетку и установив её в изножие кровати, Гвеннит подтащила к ней сундук и попробовала открыть крышку, приготовившись заранее к тому, что у неё ничего не выйдет. И ошиблась — та, хотя и заедала, но открылась сразу, безо всяких заклинаний.

Первым, что она увидела внутри, была книга. Толстый фолиант в кожаной коричневой обложке. Гвеннит вынула её, открыла — и увидела рисунки.

Птицы. Разные и совсем ей незнакомые. Каждой посвящался разворот… нет, два: один с рисунками — самец, самочка, птенцы, гнёзда, яйца — и второй с подробным описанием повадок и особенностей. Правда, часть из них была неполной — кое-где вообще присутствовали лишь рисунки и описание предпочитаемого рациона. И как раз из описаний Гвеннит поняла, что речь идёт о местных птицах — Мерлин, сколько их! Скоро зима, а, значит, они начнут прилетать сюда, и она увидит всех — или почти всех. Гвеннит зачиталась, позабыв о времени и разглядывая невероятно точные и детальные рисунки, и очнулась ближе к вечеру — от холода. Ёжась, она встала с незастеленной кровати и потянулась, разминая затёкшее тело — а потом, наложив на себя согревающие чары, вместо того, чтобы спуститься и затопить печь, отправилась изучать сундук дальше. И нашла коробочки — много маленьких, разной формы и размера, коробочек, подписанных и пронумерованных, внутри которых оказались перья. Разные: лёгкие и маленькие, очевидно, с тела, и длинные упругие — с крыльев и хвоста. «Маховые» — вспомнила название Гвеннит, перебирая аккуратные коробочки и ощущая себя неожиданной наследницей. Будто кто-то завещал ей неоконченное дело, и теперь надеется на то, что она его доделает. Но она не сможет… Ей стало грустно и почти что стыдно, и она, сложив назад и книгу, и коробочки, закрыла сундучок и вернула его в шкаф.

Остаток того вечера она занималась обустройством своего нового жилья — так же, как и многие другие, и о сундуке почти забыла. Дел здесь было много: ей хотелось обустроить всё здесь поуютнее, обойдясь подручными средствами и потратив минимум. Это удалось — в конце концов, диван и кресло можно было прикрывать тем самым найденным в шкафу лоскутным покрывалом, ибо свою кровать она закрывала тем, что получила в подарок от Мальсибера. Тем более что и застилать её ей попросту пришлось его же бельём — потому что те простыни, что дал ей Скабиор, оказались для её кровати слишком узкими. И ей это нравилось: она быстро полюбила, ложась спать в застеленную белым, плотным и нежным хлопком постель, представлять, что война давно закончилась, и они живут здесь со Скабиором и, возможно, кем-нибудь ещё… может быть, её мужем, и…

Время шло — и чем дальше, тем больше ей хотелось нарядить свой дом, но она держалась — до того момента, пока как-то раз, гуляя днём в субботу после работы в госпитале, не увидела в витрине одного маггловского магазина ковёр. Она замерла, разглядывая вытканные на зеленоватом фоне листья папоротника. Это до того напоминало настоящий лес, что Гвеннит даже огляделась, убеждаясь, что находится в маггловском квартале. Вот бы положить его в гостиной и сидеть на нём вечерами, глядя на огонь в печи, или же лежать, подложив под голову подушку, и читать! Поглядев на ценник, Гвеннит лишь вздохнула — и вдруг просияла, поражённая внезапной мыслью. Ведь всё то, что она купит, она заберёт с собой и перевезёт в тот дом, что они заведут со Скабиором! Им же всё равно придётся покупать туда всё: мебель, вещи… может, и ковёр. А этот Скабиору наверняка понравится, она была уверена! А значит… значит, она может украшать свой дом как и чем захочет — а потом всё это просто заберёт с собой. Так просто!

Ковёр она купила — тот оказался шерстяным, с тёплым мягким ворсом, по которому невероятно здорово было ходить босиком — и тем же вечером, сидя на полу у печки, сделала, наконец, то, что сама считала невероятной глупостью, но о чём мечтала с детства. Взяв один из подаренных ей Мальсибером отрезов бархата, травяно-зелёный, она аккуратно разложила его на ковре и тщательно измерила. И вздохнула радостно и, может быть, немного обречённо: да, как раз хватало. Ровно. Словно бы даритель подгадал нарочно!

— Гвеннит, это очень глупо, — сказала она сама себе, погладив восхитительную ткань ладонями. — Это очень-очень глупо — так никто не делает! Из такого платья шьют — нарядные и даже бальные! Платья, а не шторы, — сказала она с отчётливым упрёком. — Это глупо, и Крис засмеёт тебя, и будет издеваться до конца жизни, слышишь? — и сама себе ответила: — Ну и ладно. Пусть. А я всегда мечтала. И зачем мне бархатное платье — я не собираюсь на балы!

А потом решительно взялась за ножницы.

Шила она хорошо — хоть чарами, хоть руками. Да, её ещё не было семнадцати, но закон здесь позволял тем, кому уже исполнилось пятнадцать, колдовать в своих домах — и в чужих в присутствии и с разрешения совершеннолетних. Так что двор она мела, держа метлу в руках, и руками же сыпала зерно в подвешенные в воздухе («чтоб еноты не залезли») птичьи кормушки — но дома колдовала. Правда, шёлк шить оказалось тяжело: он скользил, и даже чары помогали удержать его не до конца. Так что Гвеннит засиделась почти до утра — но когда шторы были сделаны, сообразила, что вешать их не на что. Нужны были петли — или специальная тесьма. Но сегодня было воскресенье, и её взять было негде. Гвеннит ушла спать расстроенной — а, проснувшись через несколько часов, вскочила и буквально побежала вниз, прихватив с собой ещё кое-что из своих подарков.

К ночи у неё были готовы ещё три комплекта штор: голубые бархатные для её спальни — к счастью, этой ткани оказалось больше, чем зелёной, и её как раз хватило на все три окна, правда, еле-еле: так, последнюю, у меньшего окошка, что сейчас было над изголовьем её кровати, пришлось сделать не до пола, а короткой, едва прикрывающей подоконник — и два полотняных: жёлтые для кухни и фисташково-зелёные для второй, пока пустующей, спальни. Гостевой. Впрочем, Гвеннит поставила туда одну из найденных на чердаке кроватей, застелив её обнаруженным в шкафу, добавив табурет, комод и стол. Вышла вполне обустроенная комната — не хватало мелочей вроде книжных полок и, наверно, шкафа, но ведь жить здесь было некому, и Гвеннит пока всё оставила как есть.

Чтоб успеть зайти перед работой в магазин за тесьмой, Гвеннит не пошла на последний урок в школе — это был её первый и пока что единственный пропуск, и она не без оснований рассчитывала, что его простят. И потом опять сидела полночи, пришивая купленное к шторам, а потом развешивая их. Чары очень помогали, но она и с ними провозилась очень долго — но зато, ложась, наконец, спать, засыпала, привычно зарываясь лицом в одну из отданных ей Скабиором простыней, почти совсем счастливой.

Следующим шагом стала новая обивка для дивана с креслом. Гвеннит долго думала, и выбрала, в конце концов, замирая внутренне от собственной смелости и, она понимала это, глупости, почти такой же бархат, как для штор, но куда темнее. Это было глупо, глупо, глупо — но ей так хотелось этого! И пускай потом Кристиан её ругает и смеётся, пускай издевается — но не выбросит же он диван и кресло! Что плохого в том, что ей хочется жить в красивом доме? Это ведь надолго — шторы, мебель… может, даже навсегда! Она же не на безделушки тратится и не на развлечения и не покупает ни дурацких статуэток, ни нарядов, ничего такого — но ведь мебель же нужна! Не всегда же закрывать её пусть даже очень интересным покрывалом! Она даже коврик прикроватный покупать не стала, обойдясь так популярными здесь войлочными туфлями — но диван ведь точно нужен! Если, например, позвать кого-то — где гостям сидеть? На табуретках?

Впрочем, никаких гостей она не приводила. Причин было много: начиная с времени, которого и так ей не хватал ни на что, и заканчивая отсутствием подходящих кандидатур. Нет, она легко сошлась и с одноклассниками, пусть они все были куда младше — после небольших экзаменов Гвеннит отправили в четвёртый класс, где почти что всем ученикам было лет четырнадцать-пятнадцать — и с некоторыми жителями общины, и с коллегами, но не настолько, чтобы приглашать домой. И потом, тогда пришлось бы заводить хотя бы самую простую посуду — а Гвеннит до сих пор прекрасно обходилась тем набором, что дал ей Скабиор, по которому она отчаянно скучала.

Письма помогали — но и каждый раз усиливали её чувство одиночества. Она перечитывала их по многу раз — покуда не выучивала почти наизусть, но и тогда продолжала их читать и класть ночами под подушку, ведь бумага долго сохраняла запах, и Гвеннит удавалось иногда, будучи уже на грани сна, почувствовать присутствие отца. В один из таких моментов к ней и пришла мысль о подарке, который она сделает ему на Рождество — и о том, что она сделает его без всякой магии, руками.

Свой подарок Гвеннит закончила за десять дней до Рождества — когда уже успела получить подарки и от Скабиора и, к её удивлению и радости, Мальсибера. Впрочем, те пока не открывались: видимо, коробки были зачарованы, и она сложила их в углу гостиной, поставив рядом с ними одолженную у Айи большую вазу с наломанными в лесу сосновыми ветками. К сожалению, зачаровать так свой собственный подарок она не смогла — пришлось просить помощи у преподавателя чар. К счастью, тот помог — и только выйдя от него, Гвеннит вдруг сообразила, что ничего не приготовила Мальсиберу. Это было неудобно — а ещё… ещё она совсем забыла о своих родителях и в целом о семье. Да, конечно, она навсегда ушла из дома — но… но она скучала. Не так сильно, чтобы захотеть увидеть их — но отправить им открытку ей хотелось. Только как объяснить Киту, что нужно поначалу залететь к ним в дом, отдать письмо — а всё остальное унести в другое место? Совы не умеют так, а гонять его туда-сюда ей было жалко. Как же быть?

Впрочем, решение она нашла быстро. Куда сложнее оказалось отыскать подарок для Мальсибера, ведь она его не знала и понятия не имела, что ему понравится. Что вообще можно подарить тому, кто может купить всё? Пожалуй, что-нибудь такое, что есть только здесь, в Канаде. Но что именно? Ну не сувениры же ему прислать… Первым, что ей показалось подходящим, была бутылочка кленового сиропа: в Англии такого точно не было, а самой Гвеннит он очень нравился. И она купила — две, решив, что Скабиору не понравилось бы оказаться обойдённым такой редкостью. Но теперь нужно было что-нибудь ещё — пусть какая-нибудь мелочь, маленькая и простая. Что?! Время шло, Рождество неумолимо близилось, и Гвеннит даже отпросилась в пятницу с работы и потратила несколько часов на то, чтобы обойти рождественские базары, лавочки и магазины в поисках чего-нибудь и милого, и интересного — и уже под вечер в одной из волшебных лавочек увидела ёлочный шар с кленовым деревом внутри. Клён был в точности таким, как в министерстве: половина его была зелёной, а вторая — красно-золотой. Вот его она и выбрала, попросив упаковать, уменьшить и наложить такие чары, что позволили бы открыть подарок только в праздник, благо, продавец их знал.

Кита Гвеннит выпустила утром — и когда он улетел, вдруг остро ощутила одиночество. Её звали праздновать в общину, но она не захотела — может, зря? Но ведь это был семейный праздник — а её семья была сейчас за морем. Обе — хотя она не хотела бы сейчас быть с первой. Скабиор отправит им совой её открытку — этого вполне достаточно. Праздновать она хотела с ним — пускай даже так, как они делали это в прошлом году. В конце концов, ведь было действительно весело — и не важно, что в борделе. Нет — она, определённо, не хотела проводить этот вечер в общине.

Так что она вызвалась работать всю рождественскую ночь — тем более что и платили вдвое. А подарки она откроет утром — утром Рождества. Она так устанет, что наверняка крепко уснёт — и проснётся уже днём, когда праздник кончится. И можно будет радоваться подаркам и жить обычной жизнью.

1) Около 17 кв. м.

Вернуться к тексту