Власть женщины сильней (гет)

В Риме синьора Мария Сантаре баронесса Портиччи готовилась к своим именинам. Дядя Роберто пообещал, что к тому времени вернется кардинал Монтальто. Фантазии, связанные с этим молодым человеком, все чаще возникали в прелестной белокурой головке.

Мария раздраженно воткнула иглу в канву вышивки. Она ненавидела вышивать! Но это занятие придавало ее образу черты нежной мягкости. И она каждый день упражнялась искусно скрывать отвращение, продолжая протягивать нитку сквозь ткань. В мысли о том, что всем не обязательно догадываться о ее амбициях, уме и презрительном отношении к большинству окружающих — неудачникам, дуракам и просто некрасивым людям — младшая дочь обедневшего дворянина из Монтепульчано утвердилась, едва девочка начала восприниматься родителями и домочадцами как молодая девушка. Судьба старших сестер, рано отданных замуж за сыновей дворян-соседей и уже спустя несколько лет обремененных детьми и нелюбимыми мужьями, Марию никогда не прельщала. Начитавшаяся Абеляра и Петрарки, убежденная матерью, тетками и братом, что прелестна сверх всякой меры, девушка решила во что бы то ни стало выбраться из захудалой провинции. Мария мечтала о любви, богатом и знатном муже, о Риме!

Правда, реальность, в лице отца, делала все, чтобы выбить эту блажь из девичьей головы. Не скрывавший, что видит в красоте младшей дочери одно из средств поправить все более ухудшавшееся положение семьи, отец вызывал у Марии жалость, брезгливость и желание сделать все по-своему.

Первым ее самостоятельным поступком и проверкой силы своего оружия — красоты — стало соблазнение офицера городской стражи. Юная Мария убедилась, что против ее очарования мужчина устоять не способен. Познавшая с молодым военным первые плотские радости, она в то же время познакомилась и с возможной расплатой за эти утехи, понеся в чреве дитя. Разочарование было велико: юная красавица поняла, что вечная любовь хороша лишь в книгах, а перспектива стать матерью ублюдка грозит свести на нет все ее великие планы. Только вмешательство дяди-кардинала избавило ее от позора.

Пребывание в монастыре, куда Марию определил Роберто Беллармин, девушка сначала восприняла как заточение и наказание, но довольно быстро поняла, что маленький мир монастырской общины может стать хорошим полигоном для приобретения жизненного опыта. Среди сестер были девушки из знатных родов, которых судьба разными путями привела в ряды Христовых невест. У этих аристократок Мария училась непринужденности общения, грациозности движений и еще множеству женских уловок, которые не умерли даже под монашескими одеяниями. Данный природой острый ум и наблюдательность позволили ей сделать еще один важнейший жизненный вывод: в том, чтобы казаться такой, какой тебя хотят видеть окружающие, нет ничего зазорного. Тем более, это бывает еще и полезно. Как могут быть полезными и самые разные люди.

Первым таким по-настоящему полезным для своих планов человеком, Мария сочла дядю — кардинала римской курии Роберто Беллармино. Понимая, что судьба дальней родственницы из забытой богом провинции не самое важное дело в его жизни, и он в любой момент может исчезнуть так же внезапно, как и появился, девушка приложила максимум усилий, чтобы очаровать дядю Роберто. Несколько раз кардинал навещал ее и, в первую очередь, мать-настоятельницу в монастыре, когда служебные дела приводили его в соседние города или диоцезы. Именно отзывы пожилой аббатисы, увидевшей в юной белокурой девушке едва ли не воплощение небесной красоты и кротости, заставили князя церкви пристальнее присмотреться к бедной родственнице. Знала бы аббатиса, какими словами поминал белокурый ангел ее наставления и как скрипел зубами, выполняя с нежной улыбкой на лице все правила и условия монастырской жизни!

Роберто Беллармин хорошо понимал, что порой именно женщина способна стать решающим аргументом и козырной картой в хитрой политической игре. Кардиналу хватило нескольких бесед с Марией, чтобы оценить ее ум и почувствовать, как хочет юная прелестница выбраться из своей жизни в другую — яркую и богатую. А уж в том, что сможет использовать амбиции и сообразительность Марии в нужном для себя русле, Беллармин не сомневался.

Поняв, что нашла в лице дяди хороший шанс, Мария задумалась о том, что могло стать препятствием для его реализации. Имея трех старших сестер, она знала, что иногда нежеланные по разным причинам дети могут и не появиться на свет или покинуть материнское чрево раньше срока. Просто кроме молитв нужно прибегнуть к более земным способам. В споре богобоязненности, страха совершить смертный грех и вопроса о дальнейшей жизни победила уверенность, что Господь милосерден, и за свою долгую жизнь она успеет замолить все грехи. Услышал ли Господь молитвы юной грешницы, или сыграли роль другие обстоятельства, но вскоре Мария освободилась от бремени до срока и была готова к новой странице своей жизни под покровительством монсеньора Беллармина.

Дальнейший путь к мечте лежал через брачный союз с пожилым бароном Портиччи. Поскольку старый заслуженный вояка испытывал к молодой супруге скорее отеческие, чем мужские, чувства, Мария начала скучать. Однако урок был хорошо усвоен, и она не рискнула в угоду недолгим радостям подвергнуть угрозе свое мечтаемое будущее и усилия дяди-кардинала. Еще в монастыре синьорина Сантаре, от скуки, занялась изучением латыни. Знание чистого языка помогло ей познакомиться с книгами по медицине и это неожиданно ее увлекло. А после случайного разговора с дядей — беседа зашла о различных лекарствах, о превращении лекарства лечащего в убивающее, о сложности фармацевтического знания — Мария стала обращать внимание именно на этот раздел врачебной науки. Некоторые эликсиры, собранные юной женой, даже помогали старому мужу на недолгое время забыть о болячках — спутниках возраста. За что он был благодарен супруге и не препятствовал ее странному занятию. Дядя-наставник ненавязчиво направлял свою подопечную именно по этому пути и вовремя предостерегал от чрезмерного рвения.

Время замужества Мария использовала еще и для того, чтобы завершить создание образа, столь понравившегося дяде и оказывавшего сокрушительное воздействие на большинство окружающих — очаровательно-скромной, детски-искренней и в меру умной светловолосой красавицы, преданной своему мужу, почтительной к опекуну, хозяйственной и богобоязненной. Даже многоопытный кардинал удивлялся, насколько хорошо усваиваются его ненавязчивые уроки и с каким старанием выполняются вскользь высказанные советы.

Монотонную, хотя и насыщенную планами и заботами жизнь юной баронессы в те времена разнообразили лишь воспоминания о краткой встрече с папой Сикстом. Феличе Перетти она впервые увидела, когда еще только готовилась пойти под венец с Джованни Портиччи. Сам он вряд ли помнил о том, что однажды в доме товарища встретил скромно потупившуюся при виде Святейшего Отца девушку, принесшую им чаши с сорбетто. Но вот для Марии тот визит стал судьбоносным. Она наблюдала за двумя прелатами издалека, но даже на расстоянии почувствовала властность, исходившую от статной фигуры Папы, поддалась обаянию мужской силы, сквозившей в каждом движении Феличе Перетти. Уже потом, лежа по ночам без сна, сначала в монастырской келье, а потом и в супружеской постели, она не раз ловила себя на мысли, что именно с таким мужчиной хочет быть рядом. Именно он достоин обладать ею, положить все богатства Рима и мира к ее ногам! От мысли о прикосновениях его рук жаркая волна пробегала по телу, а образы себя рядом с ним заставляли замирать от восторга. Тогда Рим в мечтах Марии обрел лицо, и этим лицом стал Феличе Перетти, Папа Сикст.

Однажды она попыталась даже задать о нем вопрос дяде-кардиналу, но получив холодный строгий ответ, смысл которого она поняла, как совет даже не задумываться об этом человеке, Мария больше не поднимала эту тему в разговорах с дядей. Сам Роберто, однако, ничего не забывал.

Спустя некоторое время Господь призвал старого мужа к себе. Юная, впрочем, не слишком горюющая, вдова вернулась на попечение римского прелата. Уезжая из Портиччи в Рим, Мария понимала, что ее радость слишком противоречит образу преданной жены, но поделать с собой ничего не могла. Она ехала в Рим! И каждый поворот колес кареты приближал ее к Вечному городу и к Феличе Перетти.

Но приезд в Город и встреча с объектом своих мечтаний, сменившим белую сутану вновь на красную, оказались отделены друг от друга довольно большим промежутком времени. Мария неожиданно поняла, что жить в Риме, даже под опекой дяди не так просто, как ей виделось из Монтепульчано или Портиччи. Дядя не спешил ввести ее в круг римской знати, хотя во время их вечерних бесед с присущим ему чувством юмора рассказывал о самых известных фигурах Вечного города. Конечно, в этих разговорах имя Перетти звучало часто, и теперь на ее вопросы об этом человеке дядя отвечал весьма охотно. Марию немного смущало только одно — рядом с Феличе Перетти была женщина. Эту рыжеволосую графиню Мария не раз видела во время прогулок. Очень часто ее пути пересекались с путями графини, а словоохотливая горничная дополняла образ весьма пикантными историями. Каждый раз, когда баронесса задумывалась об этой женщине, ей не давал покоя вопрос: что держит такого человека как монсеньор Феличе рядом с, пусть и красивой, но уже немолодой синьорой? Разве не лучше ему будет рядом с белокурой юной красавицей? Ему стоит только узнать, что она здесь, рядом. А потом Мария с позволения и по совету дяди прочитала стихи монсеньора Феличе, став тайной свидетельницей дружеской вечеринки друзей-кардиналов, услышала, как он поет. Она догадывалась, что все это дядя делает не случайно, но пока не задавала себе вопроса — зачем? Она просто чувствовала, что монсеньор Беллармино словно подталкивает ее к мужчине, о котором она мечтала ночами. Мечтала, представляя себя в его объятиях, как наяву видя перед собой картины, когда она, а не графиня де Бельфор, проезжает по Риму, неся на себе статус возлюбленной Феличе Перетти.

Когда дядя посвятил ее, в той мере, в которой счел нужным, в историю заговора против Феличе и ясно дал понять, что ему угрожает опасность, Мария потеряла покой. И как уже не раз бывало за последнее время, решение пришло после беседы с Роберто. В ее головке родился план — как найти и чем шантажировать Витторио Чаккони. Точнее, Мария была уверена, что этот план придумала она, а вот монсеньору Беллармино стоило некоторых усилий так построить разговор, чтобы Мария даже не заподозрила, что все ходы этой игры давно продуманы. Кардинал с интересом и даже некоторым удивлением наблюдал, как отчаянно идет к своей цели очаровательная молодая женщина. И на этом пути ее не останавливает ни мысль об убийстве, ни вопросы о том, чего желает сам Феличе Перетти и уж совсем не вспоминается Юлия де Ла Платьер. Впрочем, самого Беллармина эти вопросы тоже не слишком заботили: старый друг Феличе уже стал к тому моменту разменной фигурой в кастильской партии. Когда же баронесса пришла к Беллармину просить печать на письмо к Перетти, он, с трудом скрывая улыбку, но проявив необходимую меру строгости, подумал, что не ошибся, решив проявить покровительство созданию с внешностью ангела и упорством раненого вепря. В исходе визита племянницы к предмету ее мечтаний Беллармин не сомневался.

Когда Мария Сантаре увидела Феличе Перетти на пороге своего студиоло, она ощутила, что никогда не была так близка к совершеннейшему счастью. Аромат его духов, власть, исходящая от всего облика кардинала, ощущение того, что исполнение ее желаний столь близко заставили Марию отбросить все сомнения и стыдливость. Почти отбросить… Потому что чутье ей подсказывало, что только через абсолютную невинность и безграничную искренность она сможет получить этого мужчину. Марии ни на секунду не пришла в голову мысль, что кардинал может просто выгнать ее как блудницу. Такого не могло случиться!

Она пришла к нему, мужчине своих грез и иногда совершенно неподобающих приличной женщине снов, пришла готовая отдаться ему и принять его ответную любовь! Впрочем, все размышления на время покинули ее головку, когда Феличе Перетти склонился к ее губам. Чтобы после с новой силой вернуться. Мария ощущала, что что-то из произошедшего не вполне укладывалось в сценарий, созданный в мечтах. Не было белоснежных шелковых простыней, был лишь диванчик в студиоло и, вероятно, она была не первой на нем. Не было пламенных слов о любви из уст кардинала. И больше всего Марию испугало слишком спокойное выражение его глаз, даже немного усталое. Ее попытки заговорить об опасности, грозящей ему, и ее планах по спасению кардинала вызвали у него приступ гнева. Пришлось изобразить испуг. А потом, уже вернувшись домой, серьезно задуматься — где она ошиблась? Почему монсеньор не воспылал к ней страстью, хотя она честно сказала ему, что хочет остаться с ним навсегда?

Вечер и ночь принесли новую пищу для размышлений. Кардинал Феличе Перетти приехал к дяде, а после и вовсе отправился вместе с ней в палаццо Потиччи. Но приехав, он задавал вопросы про заговор. Пришлось снова изобразить обиду и испуг. Он не пожелал верить в ее знание ядов, он не пожелал насладиться любовью — теперь уже на широком, почти супружеском, ложе в ее доме. И — самое главное — он запретил появляться ей на службе! Он не желал, чтобы она была рядом с ним. Или он не желал, чтобы об этом знала та, другая? Мария Сантаре чувствовала, что влюбленный кардинал Феличе из ее грез и реальный монсеньор Перетти отличаются. И очень сильно. Кажется, в чем-то ее ожидания оказались не верны. Ну что же, нужно исправить ошибки.

Когда монсеньор Беллармино принес печальную, но ожидаемую новость, Марию ждал еще один удар. Дядя не просто не пустил ее к монсеньору Перетти — а ведь она должна была быть там, чтобы или помочь ему или принять его последний вздох — но и совершенно безжалостно дал понять, что рядом с монсеньором Перетти будет другая женщина! Дядя, который так много сделал, чтобы убедить ее в том, о чем она знала сама — ее место рядом с Феличе!

Впервые Мария нарушила прямой приказ опекуна и направилась в дом Перетти. Она ожидала чего угодно, но не того приема, который ей оказали. Ее не просто не допустили к монсеньору, ей дали понять, что никогда он не будет принадлежать ей, ни живой, ни даже мертвый! Вернувшаяся в слезах обиды и гнева, которые дядя принял за слезы горя, Мария задумалась. Ее многолетняя мечта умерла. Нужно было искать другое решение.

Однако вскоре дядя познакомил ее с сыном Феличе Перетти, монсеньором Бенвенуто ди Менголли. Более того, недвусмысленно дал понять, что ей следует обратить особое внимание на молодого кардинала.

Мария усмехнулась, вновь принимаясь за шитье. Кажется, кардинал оценил племянницу своего наставника, ее грацию и обаяние. Впрочем, и она признавала, что молодой человек показался ей интересным кандидатом. В чем-то он был похож на своего отца, но он был молод. Мария невольно вспомнила длинные чувственные пальцы монсеньора Менголли, и ее губы вновь тронула улыбка. Ей подумалось, что прикосновения этих пальцев могут доставить истинное наслаждение. И, кажется, дядя видит в этом молодом человеке большие задатки. Вот только молодой инквизитор отбыл по делам церкви в Форли, и сопровождает его девушка, воспитанница синьоры Бельфор. При этой мысли Мария невольно поморщилась — старшая женщина не уступила ей отца, неужели ее воспитанница претендует на сына?!

По краю сознания скользнула мысль еще об одном человеке. Она знала, что он близкий друг и соратник монсеньора Перетти, не раз замечала его рядом с ним. Но, увлеченная другими делами, особого внимания на монаха не обращала, считая его просто слугой. Поэтому для нее стало неожиданностью, когда он возник на пороге ее дома, в поисках средства разбудить раненого кардинала. Его ненавязчивое упоминание о Чаккони заставило Марию пристальнее присмотреться к монаху, который так много знал. Отдавать снадобье просто так она не собиралась, но вот оценить степень угрозы от слуги Перетти было необходимо. И в тот момент, когда Мария взглянула ему в лицо, ее словно накрыла волна неведомого ранее чувства — горячая обжигающая волна физического желания, спровоцированного исходящей от стоящего напротив монаха первобытной мужской силы. Она была в его позе, в уверенном спокойствии, в выражении глаз, невероятного льдисто-прозрачного цвета. Это испугало баронессу. Но еще более пугающим было понимание, что против этого человека ее оружие — красота — бессильно. Она тогда отдала ему лекарство, хотя потом так и не смогла понять — почему. Как, чем он принудил ее к этому? Мария Сантаре не знала. Кажется, она ничем не выдала себя, подняв как щит против него и своих ощущений, от которых слабели ноги и срывалось дыхание, заботу о жизни кардинала Перетти. О, да! Впервые она так безрассудно захотела мужчину. Даже сейчас отголоски тех ощущений заставили ее поерзать в кресле. Но он просто монах! А теперь, когда его покровитель умер, он очень скоро исчезнет из Рима и римской политики. А значит, никак и ничем не поможет ей в достижении ее мечты. Он просто монах, о нем необходимо забыть. Хотя, возможно когда-нибудь, когда у нее будет все — она вспомнит о нем. Чтобы убедиться, что ощущения ее не обманули.

Сосредоточенно накладывая на канву стежки — дядя утверждал, что вышивание помогает лучше думать, — Мария решала, в каком наряде лучше предстать на празднике. И прежняя возлюбленная монсеньора Менголли — Виктория Морно, и его нынешняя спутница черноволосы и высоки ростом. Это может быть случайностью. Но что если это его предпочтение? Не чернить же ради него свои светлые золотые локоны! Значит, свое отличие надо преподнести как несомненное достоинство, в наиболее выгодном обрамлении. Отложив вышивание, Мария встала и подошла к зеркалу. Присмотрелась к своему отражению. Тонкая нежность светлых волос, ниспадающих на приоткрытые белоснежные покатые плечи, яркие голубые глаза с искрами любопытства, обрамленные темными ресницами, аккуратные коралловые губы, готовые дрогнуть в улыбке. Ей хотелось, чтобы именно такой увидели ее на балу в честь именин. Она начала мысленно примерять наряды. Зеленый атлас и изумруды? Нет, слишком бледно. Красный шелк и рубины? О, дорогая, ты не одна будешь в красном. К тому же, это слишком вызывающе. Ему не понравится. Нет, мой наряд будет прост и тонко-изящен. Надо будет духи составить другие — легкие, свежие. Мария вздохнула и вернулась к вышиванию.

* * *

Это было обычное римское утро. Юлия де Ла Платьер проснулась рано и лежала, наблюдая за качающимися за окном плетями плюща. Она думала о словах мастера Лейзера: «Однажды это средство вам уже помогло. Будем надеяться, что поможет и вновь. Оставьте мертвого мертвым. Ваша память все равно будет хранить его образ. Но самой вам необходимо вернуться к живым». Юлия понимала правоту слов старого врача. Только теперь она осознала, какое огромное место в ее душе и в ее жизни занимал Феличе Перетти. И это была не только любовь. Сейчас она чувствовала себя покинутым ребенком. Почти всю жизнь он был рядом — советовал, приказывал, угрожал. И она была самостоятельной только рядом с ним или вопреки ему. Она была смелой, когда знала — он придет к ней: другом или врагом. И даже тогда, когда он приходил врагом, она могла противопоставить его воле свою. Правда, лишь потому, что была уверена — ей это не будет грозить всем тем, чем грозило другим сопротивление воле кардинала Перетти. Юлия вспомнила, как много лет назад он тихо произнес: «Убеги от меня, прошу…» Не умом, но сердцем она чувствовала, что порой Феличе Перетти боится самого себя. И часто пользовалась этим. Но всегда, где и с кем бы она ни была, что бы ни делала, Юлия знала — если ей будет очень плохо, Феличе будет рядом, и она сможет спрятаться в его объятиях от всего мира. Словно ожившие картинки чудесной книги замелькали воспоминания: грустные и смешные, страшные и добрые, приятные и не очень…

На губах женщины мелькнула улыбка — печальная, светлая. С удивлением Юлия поняла, что воспоминание о Феличе Перетти не режет душу невыносимой болью. Так болит глубокая медленно заживающая рана — от каждого прикосновения или неудобного движения взрывается, но если ее не тревожить, она почти не беспокоит. Почти. Феличе Перетти ушел в иной, возможно лучший, мир. Погас ориентир, направлявший жизнь парижской девчонки. Совсем недавно она была так близка к тому, чтобы встретиться с ним вновь, где бы он ни был. За долгие часы болезни Юлия не раз возвращалась к этой мысли, не раз задавала Феличе один и тот же вопрос — почему он не захотел забрать ее к себе? Почему именно его лекарство оставило ее жить? Никогда не бывшая суеверной, Юлия, тем не менее, увидела в этом знак и только один смысл — он не хочет, чтобы она умерла. А значит, ей придется учиться жить заново.

Корона кастильских герцогов стала первым, о чем подумала Юлия в связи с новой жизнью. Женщина усмехнулась: кажется, взлет безродной сироты имел шансы продолжиться. Но сначала графиня решила обдумать совет Давида. Она поедет, как только позволит врач. А Пьер за время ее путешествия должен будет изменить дом: обновить шпалеры, сменить интерьер спальни, перепланировать атриум. Юлия разрешила себе пофантазировать. И снова мысленно поблагодарила Феличе Перетти, оставившего ей в конторе Фуггера достаточно средств для осуществления этих фантазий.

Пьер, зашедший к госпоже справиться о здоровье, получил самые общие указания. Возможность детализировать их графиня предоставила лучшим мастерам Рима. Единственное требование — к ее возвращению дом должен измениться так, чтобы как можно меньше нести в себе воспоминаний.

После завтрака, утреннего туалета и визита врача, подтвердившего свое разрешение на отъезд, синьора де Бельфор приказала не беспокоить ее. Юлия достала из потайного ящика секретера пакет с кастильскими документами. Истончившиеся за время болезни, но ставшие от этого еще более изящными, пальчики перебирали бумаги. Завещание герцога Кастильо, выписка из приходской книги церкви в Толедо; заверенные парижским нотариусом свидетельские показания, говорящие о том, что Юлия дю Плесси-Бельер прибыла с няней в известный год в один из нормандских портов на судне из Испании. Часть переписки кардинала Феличе Перетти с испанским грандом, приближенным короля Филиппа Гаспаром Оливаресом. Вникнув во все бумаги, и вновь спасибо кардиналу — в свое время он заставил юную протеже освоить, помимо высокого французского языка еще и латынь, тосканский итальянский, кастильский испанский и даже основы германского наречий — Юлия осознала, какое оружие вручил ей, уходя, Феличе. Эти документы могли вознести ее на одну из вершин мира, но они же могли и погубить. Чтобы избежать второго исхода, необходимо заручиться поддержкой Ватикана. Но кто поможет ей? Лица вереницей проходили перед мысленным взором синьоры де Бельфор. Беллармин… Альберти… Оттавиани… Боргезе…

Поразмыслив, Юлия отвергла старого кардинала-библиотекаря — он умный и приятный человек, но совершенно далек от политических интриг. Его намного больше интересует то, о чем могут поведать многочисленные кодексы уникальной библиотеки, хранителем которой он является.

Камилло Боргезе... Противник и вероятный убийца Феличе Перетти. Вряд ли он посвящен в подробности "испанского проекта", но, наверняка, если появится возможность, не откажется поучаствовать в борьбе за столь ценный приз. Вот только — нужна ли ему будет та, на чью голову хотел возложить корону Кастилии Феличе Перетти? Или намного проще и удобнее будет воспользоваться идеей и документами в своих интересах, и не связываться с женщиной мертвого врага? И как оправдать для самой себя поиск помощи у того, кто вероятней всего стоял за убийством Феличе?

Роберто Беллармин... Великий инквизитор. При мысли об этом человеке графиня зябко повела плечами. Может быть потому, что любое напоминание об инквизиции вызывало у Юлии приступ паники. Кроме того, ей просто не нравился этот человек. Да, Феличе считал Роберто близким другом. Однако, то, что живой Перетти был его другом и союзником, не гарантировало, что Беллармин будет столь же верен ему мертвому. Он может предпочесть — зная все подробности и детали плана — разыграть кастильскую карту по-своему. Был у Юлии и еще один повод для того, чтобы задуматься о Роберто Беллармино. Мария Сантаре баронесса Портиччи — прелестная племянница Великого инквизитора. Теодоро и его люди разузнали все о биографии белокурой красавицы. И Юлия, давно не верившая в случайности, не раз задавалась вопросом — как же так получилось, что именно перед смертью, всего за день, она появилась в жизни Перетти, словно из ниоткуда, с письмом, на котором стояла печать Баллармино? Ведь не мог же Великий инквизитор случайно забыть печать, чтобы ею смогла воспользовалась влюбленная девица? Значит, он знал об этом письме. Из его дома Мария и Перетти уехали вместе. А сейчас синьора Портиччи ищет дружбы с его женщиной и не скрывает своего интереса к его сыну.

Марк Оттавиани… Самый молодой в компании четырех друзей, известный ловелас, острослов и сибарит. Истый римлянин. Умный и сильный политический игрок. Он был искренне симпатичен Юлии. Прежде всего, потому, что его ум и сила не мешали ему оставаться легким и приятным в общении с теми, с кем не пересекались его дела и интересы Ордена. И конечно Юлия чувствовала его внимание к себе. Внимание дамского угодника к красивой женщине, внимание вежливое, поскольку это — женщина друга. И если с Боргезе и Беллармином Юлии пришлось быть только деловым партнером, то с Марком — графиня невольно усмехнулась собственной циничности — у нее были шансы использовать свое женское обаяние. Или не только обаяние.

Юлия устало вздохнула, потерла виски. Что-то тревожило ее, скребло, словно мыши в подвале, в дальних закоулках сознания. "Феличе, почему ты оставил все мне, почему не им?" Графиня почувствовала, как кожа покрывается мурашками и холодеют пальцы. "Мне. Не им. Феличе, неужели ты тоже не мог ответить на эти вопросы? Как каждый из них поступит с бумагами, если тебя не станет? Нет, не может быть. Или все-таки..." Вот оно, это ощущение, сидевшее занозой — недоверие! "Я не знаю, кому из них можно верить... Кто не предал тебя? Кроме Иосифа, но он сейчас далеко, в Форли, с Бенвенуто..."

Юлия с облегчением вздохнула. Если друзья-соратники Феличе Перетти готовы следовать его плану, они должны знать, что он оставил ей право выбирать, что сделать с документами. И они будут ждать, когда она сама придет к ним. А вот если кто-то попытается добраться до кастильских бумаг раньше… Юлия усмехнулась: на воре и шапка горит. Сейчас ее поездка только кстати. А когда она вернется, уже будет ясно, кто какие планы имеет в отношении испанского пирога. К тому времени вернутся сын и отец Иосиф, а значит она будет не одна.

Если бы у графини было больше времени на размышления, она возможно поступила бы иначе. Но судьба, теперь в лице Роберто Беллармино, не позволила Юлии долго выбирать. Именно в день отъезда, когда вещи уже были уложены, последние приказы отданы, а сама хозяйка стояла у зеркала и застегивала плащ, у дверей палаццо Бельфор остановился портшез монсеньора Беллармино. Вошедший доложить о визите Пьер заметил, как по лицу графини скользнула гримаска удивления и недовольства. Но к высокому гостю Юлия вышла с улыбкой:

— Монсеньор, я рада видеть вас.

— Я боялся увидеть вас еще нездоровой, а вы, слава Всевышнему, полны здоровья и даже собрались уезжать.

Роберто тоже улыбался, хотя в голове отложилась мысль о том, что хорошо было бы выпороть слугу, не предупредившего о несвоевременности визита. Тот сказал лишь, что синьора графиня оправилась после болезни.

— Далеко и надолго вы собрались покинуть Рим?

— Давид Лейзер посоветовал мне развеяться, сменить место на время. Надеюсь, путешествие станет лучшим лекарством.

— Да, — Роберто покачал головой, — гибель Феличе Перетти стала ударом для вас. Но, простите! Я не стану вам более напоминать. На самом деле я приехал, чтобы передать вам приглашение моей племянницы на бал по случаю ее именин. Вам как раз хватит времени и попутешествовать, и подготовиться к банкету.

Юлия склонила голову:

— Передайте Марии мою искреннюю благодарность, монсеньор.

Но не верилось графине, что кардинал лично прибыл только, чтобы позвать в гости. Потому вопрос и нетерпение в ее глазах стали явственнее. Роберто прочел это выражение, и ему пришлось прятать снисходительную улыбку.

— Очень жаль, что я застал вас в день отъезда, и вы так спешите. Я мог бы предложить вам лекарство ничуть не хуже путешествия.

Юлия с неподдельным интересом взглянула на кардинала. Неужели «испанский проект» так его интересует, что он нашел смешной предлог, чтобы приехать и первым заговорить об этом? Она усмехнулась, вспомнив свои недавние размышления. Нетерпение в янтарно-карих глазах сменилось любопытством.

— Это путешествие посоветовал врач, но почему бы не выслушать и другой совет? — чуть лукаво улыбнулась графиня. — Тем более от такого мудрого советчика.

Юлия сбросила на спинку кресла плащ, оставшись в простом изысканном дорожном костюме. Жестом пригласила монсеньора занять место в кресле и опустилась в кресло напротив:

— Приказать принести вино? Фрукты?

Милая обаятельная женщина, совсем не привычная к сложным политическим играм, была готова внимать опытному в них Великому инквизитору.

— Воду с лимоном и льдом, — кардинал удобно устроился, откинувшись на резную спинку сиденья.

— Прошу простить, но мне придется вновь вспомнить моего друга Перетти. Я уверен, кардинал говорил с вами об одном деле, связанном с большими перспективами. Я имею в виду кастильскую корону, которая до сих пор остается без хозяина, — он выжидающе посмотрел на собеседницу.

Юлия позвонила, отдала приказ вошедшему слуге. Задумчиво поизучав рисунок ткани платья, она подняла взгляд на кардинала:

— Монсеньор не успел ничего сказать. Он просто оставил бумаги, которые позволят мне надеть на голову корону кастильских герцогов... Если я захочу, — она дословно повторила слова Перетти, которые он произнес, отдавая ей документы. И на несколько мгновений вновь вернулась в тот день, услышала его голос. Взгляд женщины на мгновение стал отрешенным и далеким, но она быстро вернулась в окружающую ее действительность — вошел слуга с кувшином и кубками.

— И вы захотите, — с оттенком вопроса, но в большей степени утверждая проговорил Роберто.

— Очевидно, мне следует ответить "да", — чуть усмехнулась Юлия. — Почему вы об этом спрашиваете?

— Потому что в последние минуты жизни Феличе просил меня и Марка закончить это дело.

— Почему же мне монсеньор не сказал, что я могу рассчитывать на помощь вашу и монсеньора Оттавиани? — в глазах и голосе Юлии было лишь удивление. Но за ним таилось хорошо спрятанное недоверие.

Роберто печально улыбнулся:

— Полагаю, у вас на тот момент были более важные темы для разговора.

— И почему он оставил бумаги мне, а не вам, своим близким друзьям?

— Я не знаю, — кардинал покачал головой.

Услышав наполненный печалью ответ на свой первый вопрос, Юлия вновь на миг вернулась к постели умирающего любимого мужчины. Память легко вернула ей звуки, запахи, каждое мгновение их последнего разговора. И с пронзительной ясностью она поняла — Феличе сказал ей то, что хотел, что считал нужным сказать, ни словом больше, ни словом меньше. Второй ответ Великого инквизитора заставил ее вновь опустить глаза на сложенные на коленях руки — чтобы не прорвалось во взгляде крепнущее с каждой секундой недоверие. Женщина глубоко вздохнула и, не поднимая взгляда, поинтересовалась:

— Правильно ли я поняла вас, монсеньор, вы готовы помочь мне сделать то, что не успел сделать кардинал Феличе Перетти?

И уже глядя мужчине в лицо закончила:

— Помочь стать королевой Кастилии, если я этого захочу?

— Разве я выразился не достаточно ясно? Да, синьора Юлия, я готов помочь вам в этом.

— Вы или вы с монсеньором Оттавиани?

— Боюсь, Марк сейчас будет занят делами иного рода. Но в любом случае, я способен гарантировать вам помощь Ордена в полной мере.

Графиня покивала головой — скорее своим мыслям, чем ответу Беллармино.

— И в чем же заключается лекарство, которое вы хотите предложить мне вместо поездки, монсеньор?

Юлия не могла понять, что беспокоит ее в этом разговоре с инквизитором. Но неясная мысль, как заноза, сидела в сознании — что-то не договаривается в этом диалоге...

Роберто приложился к кубку с напитком. Кардинал как будто брал паузу, чтобы собраться с мыслями или решиться на что-то. Наконец, он заговорил:

— Мы о многом говорили с ним. К Марку он приходил отдыхать душой и телом. А со мной делился... Не всем, но многим. Может быть потому, что я чаще других спорил с ним.

Монсеньор Беллармино усмехнулся своим воспоминаниям. Но тут же вернул все свое внимание Юлии.

— Мое лекарство заключается в том, чего жаждет ваш несгибаемый дух. В борьбе. За корону, за власть, за жизнь. И, кто знает, может быть, в этой партии вы найдете и то, чего жаждете больше, чем борьбы. Любовь.

Что-то неуловимо дрогнуло и изменилось в лице Юлии. Монсеньор Беллармино очень откровенно заговорил о личном.

— Я всего лишь женщина, потерявшая любимого мужчину. И не стоит преувеличивать силу моего духа, монсеньор. Вы пришли предложить мне свою помощь, но вы так и не получили моего ответа — хочу ли я эту корону и это лекарство?

— Если и преувеличиваю, то только основываясь на словах монсеньора Перетти. И я так и не получил вашего ответа. Но я не тороплю вас. Поезжайте в путешествие. Давид Лейзер редко ошибается в своих рекомендациях. Вернетесь, мы еще раз обсудим ваши желания.

Роберто даже не пытался скрыть оттенок разочарования в голосе. Юлия усмехнулась:

— Монсеньор, вы хотите сказать, что у меня есть выбор — согласиться или отказаться? Что судьба проекта, который был задуман Перетти, который заставил вас придти ко мне, и который — не сомневаюсь — интересен и Церкви и Ордену зависит от моей прихоти?

— Буду с вами откровенен, синьора Юлия... Как с Феличе в свое время. От вашего желания зависит не судьба проекта, а ваша судьба.

— Должна ли я это понимать так, что в случае моего отказа будет найдена другая кандидатка, а мне будет угрожать опасность?

Юлия чуть выше подняла голову, как делала всегда, когда чувствовала угрозу.

— Иная кандидатура будет найдена в любом случае. Не хочу пугать вас, но вы должны понимать, что корона кастильских герцогов очень привлекательный приз, — Роберто покачал головой. — И опасность будет угрожать вам. Но лишь до того момента как вы либо наденете корону, либо покажете, что отказываетесь от борьбы.

— Иная кандидатура будет найдена в любом случае, — теперь Юлия улыбнулась совершенно открыто. — Думаю, что она уже найдена, не так ли, монсеньор?

Удар был неожиданным, а потому и изумление кардинала — неподдельным. Но слишком хорошую школу диспутов прошел инквизитор и советник Святого престола по делам веры.

— К вам уже кто-то приходил с тем же разговором?!

Графиня совершенно открыто проигнорировала вопрос:

— Зачем вы пришли, монсеньор? Предложить помощь, угрожать или забрать то, что Феличе оставил мне?

Темные густые брови сошлись на высоком лбу кардинала:

— Разве я пришел, как вор ночью, чтобы забрать? Или как разбойник с кинжалом, чтобы угрожать?

— Нет, монсеньор, вы пришли, прикрываясь именем кардинала Перетти.

— Прикрываясь?! Объяснитесь, синьора.

— Не думаю, что это требует объяснений, монсеньор. Хотя... Сейчас я уверена, что монсеньор Перетти не случайно оставил все документы мне, а не вам, и не монсеньору Оттавиани. И если вы надеялись получить их, предложив помощь, разочарую вас — документы останутся у меня. Если бы Феличе считал, что для меня безопаснее и надежнее будет, чтобы они были у вас — они были бы у вас. Но он решил иначе.

Юлия подняла голову. Она понимала, что ее слова могут быть сочтены объявлением войны. Но, сказав, что замена ей на кастильском престоле уже найдена, Беллармин не оставил ей выбора.

— И вы не думаете, что ему просто не хватило времени, чтобы принять такое решение? Я был третьим, кто после брата Иосифа и Давида Лейзера знал о том, что Феличе Перетти не погиб в деревенском доме. Я был тем, кому он поручил заботу о сыне. Вам ни о чем это не говорит, синьора?

— Признаю, вы много значили в жизни Феличе, — Юлия с трудом остановилась, чтобы не добавить: "И многое подарили ему, даже племянницу": — Мы можем лишь догадываться о его истинных планах. Но если бы он хотел передать документы вам — он успел бы это сделать во время вашей последней встречи. Так же как у него хватило времени передать их мне. Думаю, вы знаете их содержание. И, в том случае, если вы хотите помочь мне, вам этого знания будет достаточно. Если же у вас иные планы… Бумаги останутся у меня.

— Вы не доверяете мне? — казалось, кардинал искренне огорчен. Но на самом деле Роберто Беллармин был в бешенстве.

— Вы начали с предложения помощи, но закончили скорее угрозами. Как я могу доверять вам? — Юлия подавила желание коротко бросить ему в лицо: "Да! Не доверяю!"

— Угрозами?! Бог мой, что вы приняли за угрозу? Мое предупреждение о том, что вы можете оказаться не единственной претенденткой на корону? Но это же очевидно! Или вы полагаете, что у Мадрида не может быть иного мнения по этому поводу? Или, что даже здесь, в Риме, ни у кого нет своего представления о том, чья голова должна держать эту корону?

В улыбке Юлии явно проступило ехидство:

— Неужели вы думаете, что документы, собранные монсеньором Перетти дают возможность столь множественного толкования кандидаток, что эти документы будет так легко оспорить... или сменить голову под короной?

— Мы с вами знаем, что подлинными в этом собрании являются лишь завещание старого герцога Кастильо, запись в приходской книге Толедо и свидетельство о признании сына герцога мертвым. Все остальное основано на интересе испанского двора и силе монсеньора Перетти. Сейчас остался только интерес Мадрида. И нужно решить, чья сила будет им управлять. И в чью пользу эта сила повернет интерес испанского двора и короля. Я пришел к вам, — Роберто пристально, со значением посмотрел графине в глаза. — Так не дайте же вашей ревности встать на пути вашего возвышения.

— Ревности? — вот сейчас Юлия искренне удивилась. — О какой ревности вы говорите?

Но тут же, не позволив кардиналу ответить, задала другой вопрос:

— Допустим, я соглашусь принять это... лекарство. Отдам документы вам, и вы из всех кандидатур выберете меня. Простите, но я не верю в ваше бескорыстие. Что вы попросите от меня за вашу помощь, и какие ваши условия мне придется принять?

— Не важно, чью помощь вы примете, — больших усилий стоило кардиналу сказать это, но он выдержал все тот же тон друга, оскорбленного недоверием. — Вам придется выйти замуж за того, кого выберет Мадрид.

Юлия усмехнулась краешком губ:

— Но на решение Мадрида сможет повлиять тот, чью помощь выберу я.

— Я уже сейчас могу сказать вам, кого выберет Мадрид... Видите, я предельно откровенен, несмотря на ваши сомнения во мне.

— Мне это пока не интересно, — Юлия пожала плечами. — И все-таки... Чего же вы хотите?

— Прежде всего, дать вам возможность отправиться, наконец-то, в задуманное путешествие, синьора, — Роберто Беллармин улыбнулся, поднимаясь на ноги. — А заодно время подумать о том, есть ли у вас на самом деле выбор.

— Благодарю вас, — Юлия поднялась вслед за гостем. — Не думаю, что после своего возвращения я скажу вам что-то отличное от того, что сказала сейчас. Но, конечно, подумаю над всем, что вы сказали. И еще раз благодарю синьору Марию за приглашение. И за ваше участие в судьбе монсеньора Перетти и моего сына.

Все вежливые слова хозяйки кардинал принял с благосклонной улыбкой на лице и, сложив руки на животе, направился к выходу. Уже у порога под рукавами мантии сжались кулаки. Монсеньор обернулся:

— Имейте в виду, любезная графиня, к чьей бы помощи вы не прибегли, от вас потребуют передачи документов. А... вашего союза с кардиналом Боргезе не поймет не только ваш сын.

— Я подумаю над вашими словами, монсеньор. Но документы я отдам тому и тогда, когда решу сама. Тому, кому буду доверять

Дружеская улыбка застыла на его губах и погасла. Последние слова Юлии оскорбили Великого инквизитора, несмотря на всю их справедливость. Кардинал не знал, было ли это сделано ею намеренно. Но он не собирался прощать капризов женщине.

— Храни вас Господь в пути, — все же проговорил монсеньор и вышел.

Когда кардинал ушел, Юлия нервно прошлась по комнате. Графиня понимала, что получила противника в лице Великого инквизитора. Но, тем не менее, она была уверена, что поступила правильно. На глаза попался сброшенный недавно плащ. Графиня подхватила его и зябко накинула на плечи, завернулась плотнее, словно желала им укрыться от последствий только что законченного разговора. Она хорошо знала святых отцов — такой встречи Великий инквизитор ей не простит. И Генерал скоро обо всем узнает. Догнать? Просить милости? Отдать документы? Юлия подошла к окну. Рука легла поверх небольшого стола на резных ножках, скользнула по гладкой поверхности и едва не сбросила что-то на пол. Графиня небрежно глянула и увидела, что на самом краю столешницы лежит томик стихов, оставленный ей Феличе Перетти. Как она могла забыть его? Книгу давно должны были положить в каретный сундучок. Пальцы сжали тисненый переплет. Нет! Милости и прощения Юлия де Ла Платьер просила только у одного мужчины, но он умер. Убит. Значит нужно искать того, кто сможет противостоять нескольким силам сразу.

Перед глазами вновь встало лицо кардинала Боргезе. Юлия могла ненавидеть его, но отказать ему в уме и силе не могла. Он — первый советник Папы, кардинал-викарий Рима и весьма вероятный будущий Папа. Но Бенвенуто… Сын не простит матери союза с тем, кто стал причиной гибели отца.

Или же все-таки этим человеком может стать Марк Оттавиани?

Юлия посмотрела на обложку книги. «Феличе, ведь ты понимаешь, я не могу иначе», — она прижала томик стихов к груди и быстрым шагом направилась прочь из дома. У крыльца ее ждала готовая карета, в ней — горничная-компаньонка Женевьева, на козлах — кучер и слуга, а кроме того два верховых охранника, присланных Теодоро по просьбе графини.

Часть пути Юлия планировала проделать по рекам, чтобы вдоволь насладиться покоем и пейзажами Лацио и Тосканы. На обратном пути она собиралась задержаться на вилле Перетти, так же завещанной ей Феличе. Всего — чуть больше месяца, столько времени отвела себе графиня на излечение. И на это время пообещала себе забыть обо всем — о Кастилии, о ссоре с Великим инквизитором, о необходимости выбора между союзом с Боргезе или Оттавиани.