Власть женщины сильней (гет)

Святейший Отец и его двор вернулись из Кастель-Гандольфо в Рим. Папа был доволен. Строительство дворца шло полным ходом, и можно было надеяться следующий сезон провести в летней резиденции с большим комфортом. Кроме того, новый глава Общества сотоварищей Иисуса — кардинал Оттавиани — оказался достойным противовесом притязаниям кардинала-викария монсеньора Боргезе, но не таким авторитарным советчиком, каким был до этого кардинал Перетти. Пришлось даже несколько усилить позиции викария, назначив его на должность секретаря Конгрегации римской инквизиции. Святой Отец надеялся, что это назначение поможет ему контролировать главу Конгрегации — Роберто Беллармина.

Возвращение понтифика в Город было встречено колокольным перезвоном и достойно отмечено торжественными службами, раздачей благословений, милостыни и публичными аудиенциями. Везде, где бы ни появлялся Папа, рядом с ним шли два человека — кардиналы Оттавиани и Боргезе. И находились горячие головы, предлагавшие делать ставки на то, сможет ли сиенец одолеть римлянина так же, как одолел иллирийца.

Дела о покушении на викария и убийстве кардинала Перетти были закрыты, за что Папа не преминул выговорить, возглавлявшему комиссию по расследованию, кардиналу Боргезе. Попенял на нерасторопность в деле поиска виновных и на другой день подписал буллу о передаче викарию еще одного доходного диоцеза. На том страшные события в соборе Сан-Джованни постарались забыть. Святейший Отец занялся подготовкой к очередной номинации. Коллегию кардиналов понтифик решил в этот раз не собирать, полагаясь на рекомендации своих ближайших советников. В проектах назначений, среди прочих, звучало имя кардинала Монтальто, так успешно завершившего форлийское дело.

Не все смирились с нежеланием Святого престола искать организаторов происшествия во время Торжественной мессы. Вот только для Великого инквизитора эти поиски стали не целью, но средством. Средством привести к смирению одну строптивую синьору, обладательницу ценных документов.

* * *

Путешествие, как и надеялась графиня де Бельфор, а вместе с ней и благословивший на него Юлию Давид Лейзер, было прекрасным. Лишь несколько эпизодов омрачили чудесные впечатления в первой половине поездки. Но и они, как страшный сон, постепенно подернулись поволокой памяти. Сама природа помогла этому, даровав не самое жаркое лето. Казалось, вернувшаяся в Рим синьора Ла Платьер помолодела. Ветер дорог выдул печаль из ее глаз, и они вновь засияли как драгоценные капли янтаря. Свежий морской воздух сделал ее кожу еще нежнее. Прекрасные пейзажи Лацио помогли забыть мрак смерти. Боль ушла, была уверена графиня. Осталась память и надежда на лучшее в будущем. А еще уверенность в том, что она исполнит желание Феличе Перетти и станет герцогиней Кастилии. Во что бы то ни стало.

После долгих раздумий над сообщениями от людей Теодоро, которые ей пересылал Пьер, опереться в этом деле Юлия решила на монсеньора Боргезе. А если удастся, то еще и заручиться симпатией кардинала Оттавиани. Расклад сил в Ватикане никак не способствовал планам синьоры де Бельфор. Но и отдаваться ни милость Великого инквизитора Юлия не желала.

Роберто Беллармин, как оказалось, тоже не бездействовал. На следующий день после возвращения графини в Рим, в палаццо Бельфор пришел странный зеленщик. Его руки и повадки скорее приличествовали мяснику, а не торговцу травами и овощами. От него синьора Ла Платьер узнала, что некто в городе пытается узнать, как связана графиня с владельцем нескольких трактиров на окраине и куда все-таки делся Витторио Чаккони.

Наутро после визита зеленщика графиня де Бельфор вошла в приемную кардинала-викария монсеньора Боргезе и поинтересовалась, может ли его преосвященство уделить ей время. Викарий попросил секретаря повторить имя пришедшей с визитом синьоры. Но даже во второй раз услышав его, кардинал с сомнением посмотрел на слугу.

— Пусть войдет. Никого больше не пускай сюда. Гуерино скажи, чтобы был настороже... На всякий случай.

Невысокая изящная женщина, склонилась в низком поклоне перед хозяином кабинета:

— Монсеньор, благодарю вас, что согласились принять меня.

Камилло Боргезе не пытался скрыть ни настороженность, ни удивление, вызванные появлением именно этой посетительницы в стенах его студиоло. Кардинал не вышел из-за стола, лишь плавным движением руки предложил синьоре сесть на один из резных стульев, стоявших чуть поодаль. Юлия опустилась на краешек сиденья, выпрямила спину. Понимая, что разговор придется начинать ей, глубоко вздохнула.

— Я понимаю, что мой визит удивляет вас, монсеньор. Поэтому начну сразу с того, почему и зачем я пришла. Думаю, что вы в курсе истории о короне герцогов Кастилии. Я пришла просить вас помочь мне получить эту корону.

Странная смесь чувств отразилась на лице кардинала-викария. Голос Камилло прозвучал резко:

— Кого мне ждать следом? Монсеньора Беллармино с обвинением или монсеньора Монтальто с предложением вечной дружбы?

Брови Юлии удивленно дрогнули:

— Я не могу отвечать за действия этих святых отцов и не умею предсказывать будущее. Я пришла к вам, потому что думаю и надеюсь, что именно ваша поддержка способна обеспечить исполнение моего желания, а вам, монсеньор, не будет лишней поддержка Кастилии и ее герцогини, — она помолчала, потом взглянула прямо в глаза Боргезе и закончила: — ...на вашем пути к Святому престолу.

Камилло оперся подбородком на руку и посмотрел на графиню де Бельфор с интересом.

— Я итальянец, синьора. Зачем мне поддержка Испании?!

— Главе христианского мира может оказаться нужной поддержка любой его части, — Юлия чуть склонила голову к плечу, из-под длинных ресниц бросив пристальный взгляд на собеседника.

— Я молюсь о том, чтобы Господь в милосердии своем хранил здоровье нынешнего Святейшего Отца как можно дольше.

— Не сомневаюсь, ваше преосвященство, — Юлия почтительно склонила голову. — Однако, все смертны.

— Уходите, синьора! И передайте монсеньору Беллармино и монсеньору Оттавиани, что они могли бы выбрать более изощренный способ скомпрометировать меня, — кардинал-викарий поднялся на ноги и для верности указал посетительнице на дверь.

Помедлив секунду, Юлия тоже встала, не спеша расправила подол платья:

— Они на самом деле могли бы выбрать другой способ, если бы выбирали и знали, что я приду к вам. Думаю, вскоре монсеньор Беллармин постарается заручиться вашей поддержкой в попытках обвинить меня в покушении на вас и убийстве монсеньора Перетти. И Марк Оттавиани его поддержит. Монсеньор Беллармин не смог получить от меня документы, оставленные кардиналом Феличе Перетти. И теперь он просто постарается уничтожить меня, чтобы кастильский престол заняла его протеже. В любом случае, я благодарю вас, что вы нашли время для меня.

Боргезе внимательно выслушал графиню, но гневная складка между густыми черными бровями не разгладилась.

— Храни вас Господь, синьора Юлия, — недвусмысленно попрощался он.

Синьора де Бельфор склонилась в низком поклоне, опустила на лицо вуаль и направилась к двери, борясь с подступающими к горлу слезами и мучительным, накатывающим как волна, тошнотворным отчаянием. Юлия потянула на себя тяжелую дверь и, не оборачиваясь, шагнула за порог.

Как только синьора отвернулась, взгляд монсеньора стал задумчивым. Кардинал Боргезе размышлял и собирал воедино все обрывки сведений о синьоре де Бельфор. Когда дверь закрылась за ней, кардинал потянул шнурок за своей спиной. Через несколько мгновений в студиоло вошел Гуерино.

— Сейчас отсюда вышла графиня де Бельфор. Присмотри за ней. И организуй мне встречу с этой донной.

— Слушаюсь, монсеньор.

Гуерино поспешил выполнять распоряжение своего господина. Он нагнал Юлию уже у выхода и после не отставал ни на шаг от ее портшеза. До вечера он простоял в узком переулке, откуда был виден подъезд к палаццо Бельфор. Это положение позволило соглядатаю определить, что он не один внимательно следит за жизнью дворца синьоры Ла Платьер. Об этом обстоятельстве Гуерино решил доложить господину сразу и на время покинул наблюдательный пост.

Выслушав своего человека, монсеньор Боргезе подумал: "Люди Беллармина следят за ней?! Возможно, она не лгала", — и распорядился:

— Сделай так, чтобы завтра она была в известной тебе церкви, после вечерней службы.

На следующий день Гуерино молился и просил Всевышнего и судьбу послать толику удачи. И Фортуна улыбнулась ему. После обеда синьора графиня покинула свой дом и направилась в церковь святого Антония. Как после понял Гуерино, к могиле кардинала Перетти. Он не стал тревожить женщину до того, как она вышла из памятной часовни. Гуерино подошел к карете графини, когда она вышла из церковных ворот.

— Ваша светлость...

Заметив его приближение, несколько человек, стоявших поодаль, направились к своей госпоже, но остановились, увидев короткий жест графини. Лишь Пьер заступил дорогу неожиданному визитеру, впрочем, не выказывая агрессии.

— Что вам угодно, сударь? — поинтересовалась сама женщина.

— Мой господин хочет встретиться с вами. Вы недавно виделись с ним, но некоторые обстоятельства не способствовали вашему общению. Не согласитесь ли вы последовать туда, куда я укажу?

Заметив, как напрягся Пьер, Юлия успокаивающе коснулась его рукава.

— Да, конечно. Со мной поедет мой человек.

— Я мог бы сесть рядом с кучером и показать дорогу.

— Хорошо, — Юлия с помощью Пьера поднялась в карету; сам Пьер дождался, пока незнакомец устроится на козлах, и последовал за ней верхом.

Гуерино привел карету графини к церкви Иль-Джезу, где Камилло Боргезе ранее встречался с Викторией Морно. Монсеньор решил не менять места. Ведь тогдашняя встреча принесла ему удачу. Теперь здесь же он намеревался встретиться еще с одной женщиной, связанной с кардиналом Перетти. Гуерино велел кучеру остановиться и соскочил на землю. Пьер помог Юлии выйти из кареты. По губам графини скользнула легкая улыбка — она узнала церковь Ордена сотоварищей Иисуса.

— Ожидайте меня здесь, синьор Шане.

Она обернулась к посланцу:

— Я следую за вами.

Гуерино глянул на сопровождающего графини и качнул головой:

— Входите. Вас встретят в храме, синьора.

Юлия молча склонила голову и направилась внутрь. Она любила эту церковь за скромное внешнее обличье и роскошное внутреннее убранство, хотя и крайне редко бывала здесь. Особенно ее восхищала тончайшая деревянная резьба, буквально превратившая храм в сплетение изящнейших кружев. А еще Юлии нравилось то, что здесь всегда было малолюдно. Войдя под своды храма, женщина осенила себя крестным знамением и неторопливо пошла в направлении алтаря.

— Синьора графиня, вас ждут. Следуйте за мной, пожалуйста, — молодой министрант указал в направлении бокового нефа. Там, сидя на каменной скамье, Юлию ожидал монсеньор Боргезе.

При виде кардинала-викария по губам Юлии скользнула тонкая, чуть заметная улыбка. Но, следуя правилам, женщина склонилась в почтительном поклоне. В этот раз начало разговора она оставила за монсеньором.

— Синьора, если вы действительно заинтересованы в том, о чем просили меня вчера, вы выбрали не самое удачное место для встречи, — вместо приветствия проговорил Боргезе, но тут же чуть улыбнулся:

— Здесь, — он обвел взглядом убранство Иль-Джезу, — гораздо уютнее и, как ни странно, безопаснее.

— Не думаю, что, если бы я пригласила вас сюда, вы бы пришли, — в ответ на его улыбку улыбнулась графиня. — Вы были удивлены моим визитом, и я прекрасно понимаю вас. У вас нет причин мне верить. Поэтому я и пришла к вам именно туда.

— Полагали, что я побоюсь встретиться с вами в ином месте?

— Нет, что вы. Думала, что если вас заинтересует то, что я вам скажу — вы сами решите, где и когда продолжить разговор.

Камилло склонил голову:

— Благодарю за столь лестный мотив. Но я действительно опасался встречи с вами. Хотя причин для этого за собой не знаю.

За почти шутливым тоном скрывался вполне читаемый намек и вопрос.

— Так же как и я не знаю причин, по которым вы могли бы или должны были бы опасаться меня, — уголком губ усмехнулась Юлия. — Хотя многие могут думать иначе.

Боргезе кивнул, принимая ее ответ.

— Итак, кастильское дело... Я внимательно слушаю вас, синьора.

Юлия на несколько секунд сосредоточилась, потом негромко заговорила:

— Уверена, вам известна ситуация с отсутствием наследника кастильского герцогства. Документы, собранные монсеньором Перетти, позволяют утверждать, что я могу претендовать на эту корону как прямая наследница правителей Кастилии. Я прошу вашей помощи в контактах с мадридским двором и поддержке моей кандидатуры на роль герцогини Кастилии.

Кардинал Боргезе с сомнением покачал головой:

— Синьор Феличе Перетти был, — тут монсеньор осенил себя крестным знамением, — весьма склонен к авантюрам, сударыня. И вам это известно, как никому другому.

Не ясно было — намеренно ли провоцирует монсеньор графиню или просто высказывает свое сомнение. На мгновение лицо женщины словно окаменело. Но она постаралась быстро взять себя в руки.

— Единственным подтверждением моих слов являются документы. Вы сами сможете оценить, насколько они убедительны.

Она старательно обходила любое упоминание имени Феличе, боясь, что, произнеся его, сорвется в истерику, в желание прекратить этот театр лицемерия и убить.

— Бумаги у вас с собой?! — не сдержал изумления кардинал.

Юлия оторопела от неожиданности и вдруг рассмеялась:

— Нет, монсеньор!

Боргезе усмехнулся в ответ. В этот момент его лицо приобрело довольно приятное добродушно-лукавое выражение:

— Возможно, это имело бы смысл.

— Возможно, — в тон ему, еще не погасив улыбку в глазах, ответила женщина. — Их копии доставит вам мой слуга, если вы пожелаете.

Синьор Камилло задумчиво проговорил:

— Не стоит поручать это слуге, синьора. Тем более, я хотел бы посмотреть документы в вашем присутствии. И, возможно, сразу оценить их, как бы сказать... дееспособность.

— Тогда назовите место и время, — прозвучал спокойный ответ.

— Здесь же, через день. И вот еще что, синьора Бельфор... Вы знаете, что за вашим домом следят?

Лицо графини неуловимо изменилось, став строже. Она помолчала, оценивая значимость известия, после, явно сдерживая дрожь в голосе, проговорила:

— Благодарю вас, монсеньор. Теперь знаю.

Боргезе выжидательно посмотрел на нее. Поймет ли, что эти сведения — не подарок.

— Чем я могу отблагодарить вас за это предупреждение, монсеньор?

— Исключительно своим доверием в ближайшие дни, — кардинал усмехнулся.

— Охотно, — уголок женских, изящно очерченных, губ дрогнул в усмешке. — Если к тому времени монсеньор Беллармин не будет допрашивать меня как убийцу.

— Великий инквизитор умеет долго не терять надежду на благоразумие того, в ком он заинтересован.

— Если нет возможности получить желаемое иным способом. А у него такие способы вполне могут найтись.

— Могут?

Короткое слово, вопрос. Но похоже было, что кардинал-викарий Камилло Боргезе вложил в него довольно много смысла. Смысла, касавшегося лично его, его жизни.

— Если он решит доказать, что на вас и Фе... монсеньора Перетти покушалась я, у меня не будет ничего кроме уверенности, что я к этому непричастна, — Юлия чуть усмехнулась. — Но, надеюсь, что правы вы, и Великий инквизитор проявит должную меру терпения.

— Непричастны... — без единого оттенка вопроса повторил он.

Юлия лишь чуть склонила голову, соглашаясь и подтверждая: «Непричастна».

Лишь после этого Боргезе отвел глаза. Оказывается, кардинал очень внимательно смотрел за лицом графини с того момента, как они заговорили о Роберто Беллармино.

— Ох, инквизитор, — сокрушенно качнул головой Камилло.

Обычно мягкие черты лица викария стали резкими, недобрыми.

Теперь настала очередь Юлии с пристальным интересом следить за игрой эмоций монсеньора.

— Думаю, мне нужно это сказать. Я пришла к вам, потому что из двоих, кому монсеньор Перетти завещал закончить задуманную им испанскую партию, как минимум один решил сыграть ее по-своему. А умирать я пока не готова. Как и отказаться от шанса получить то, что хотел подарить мне монсеньор.

— Я отвечу вам, когда посмотрю бумаги.

— Тогда до встречи, монсеньор, — если Юлии и хотелось сказать, что Феличе Перетти вряд ли собрал не имеющие веса документы, которые хотел заполучить Великий инквизитор, то она свое желание ничем не выдала, склонившись перед священником в коротком грациозном поклоне.

— Храни вас Господь, синьора, — совсем иным, чем в ватиканском студиоло, тоном попрощался викарий.

Они встретились вновь в условленное время. Пока монсеньор Боргезе просматривал бумаги, графиня молчала, судорожно стиснув руки под полой плаща. Кардинал дважды перебрал документы, но Юлия понимала, что это лишь способ потянуть время и подумать. «А ведь Великий инквизитор прав, синьора, — размышлял Камилло Боргезе. — Используя эти бумаги, связи при мадридском дворе и при правильной игре корону Кастильо можно надеть не только на вашу голову. Но кого хочет использовать для этого друг Роберто? Неужели свою белокурую племянницу…»

— Мне нужны копии всех документов, графиня.

Юлия вздохнула чуть свободнее:

— Они готовы, ваше преосвященство. Прошу. А что делать мне?

Боргезе прервал цепь своих размышлений и посмотрел прямо на Юлию:

— Вам? Сосредоточьтесь на том, чтобы не стать добычей инквизиции и сбиров, синьора. Дайте монсеньору Беллармино надежду на то, что еще можете согласиться с его условиями.

— А вы? Что будете делать вы?

— Я возобновлю контакты с испанским двором и вновь приглашу в Рим графа Оливареса. Полагаю, имя синьоры Виктории Морно донны Кастильо и моя… дружба с ней будут еще иметь значение для синьора Гаспара.

— Хорошо, монсеньор, — только и смогла проговорить графиня.

Упоминание Виктории из уст Камилло Боргезе воскресило в памяти синьоры Бельфор вечер в ватиканском саду, где, как она теперь понимала, была окончательно решена судьба кардинала Феличе Перетти, и легло тяжелым камнем на сердце Юлии.

* * *

Кардинал Монтальто рассчитал свой путь так, чтобы въехать в Рим до обеда. Миновав Порта Пиа, монсеньор отпустил отряд сбиров и своих помощников, а сам продолжил путь следом за каретой, в которой ехала синьорина делла Пьяцца. На небольшой площади перед палаццо Бельфор монсеньор спешился, дождался пока Стефания выйдет и, подхватив девушку под руку, отвел синьорину в сторону. Для нее жест Менголли стал совершенной неожиданностью; послушная в первые мгновения, придя в себя, Стефания возмущенно освободила локоть из захвата кардинала. Менголли не дал ей возможности выразить неудовольствие своим вольным поведением, а сразу заговорил:

— Надеюсь, синьорина, вы понимаете, что о происшествии с Аурелио Нои вам следует молчать? Все считают, что он погиб как герой, пусть и по ошибке караула.

— О, у вас, монсеньор, проснулись совесть и жалость?!

Стефания не на шутку разозлилась: мало того, что Менголли игнорировал ее на протяжении недели, словно только она и была виновна в произошедшем, так еще и закончить это путешествие он хотел, поставив на своем. Ее ответ прозвучал громко и дерзко, но девушка тут же стушевалась. Инквизитор смотрел на нее так, словно принимал решение — продолжить допрос или уже перейти к вынесению приговора. Наконец, он ответил, предварив слова широкой улыбкой:

— Только жалость и исключительно к тебе, сестра.

Договорив, он совершил еще один неожиданный поступок — обеими руками придержал черноволосую изящную головку синьорины и запечатлел поцелуй на ее белом высоком лбу. Движение Бенвенуто было настолько стремительным, что Стефания не успела что-либо сделать. Поцеловав ее, кардинал отступил и обернулся, почувствовав чей-то взгляд. С порога палаццо за ними наблюдал управляющий графини Пьер Шане. Монсеньор взмахнул рукой, благословляя Стефанию, и быстрым шагом направился к своей лошади.

— Разве вы не зайдете поприветствовать свою матушку? — спохватившись, крикнула Стефания.

— Нет, сестра!

— Но ведь вы не виделись так долго?!

— Бывало, мы не виделись и дольше! — ответил он уже сидя в седле.

Монсеньор направил коня к бывшему дому кардинала Перетти. Валетто должен был обустроить в нем новое жилище для монсеньора Монтальто.

Пьер распахнул перед синьориной делла Пьяцца двери палаццо Бельфор. Графиня встретила Стефанию на пороге дома:

— Здравствуй, моя девочка! — она нежно обняла девушку, ласково поцеловала.

— Матушка, я так рада видеть вас! — синьорина в ответном движении прильнула к женщине. — Я так скучала. Так много всего случилось!

— Тебе нужно отдохнуть с дороги, а потом мы обо всем поговорим. А монсеньор? Он не проводил тебя?

Стефания опустила глаза:

— Кардинал проводил меня, синьора. Но он очень куда-то спешил.

Девушка успела заметить, как грустно изогнулись губы графини, но уже в следующий миг Юлия вновь улыбнулась:

— Ну, конечно же. Кардиналу нужно рассказать о том, как выполнена его миссия. Думаю, ванну тебе уже приготовили. Отдохни, и я буду ждать тебя.

Ближе к вечеру женщины встретились за столом. Им было, что рассказать другу, чем поделиться. Но если рассказ Юлии был задумчиво светел и спокоен, то история Стефании казалась историей невероятных и страшных приключений. А еще графиня заметила, что иногда в рассказе девушки появлялись неожиданные паузы, и нить повествования словно сплеталась маленьким узелком недоговоренности. Впрочем, о героическом поведении монсеньора Монтальто и отца Иосифа Стефания рассказала без утайки. О пережитом страхе — тоже. А вот в подробности их с кардиналом Менголли отношений синьорина делла Пьяцца вдаваться не стала. Юлия, пристально следившая за каждым жестом и словом юной собеседницы, неожиданно почувствовала тревогу. Слишком странное выражение появлялось не на лице, но в глазах девушки, когда она заговаривала о своем "брате".

Уставшая Стефания рано ушла спать, а графиня долго еще сидела на балконе, закутавшись в шаль. Может быть, кого-то ждала.

Из бывшего дома отца, переодевшись на скорую руку в кардинальскую сутану, Бенвенуто отправился в Ватикан, к монсеньору Беллармино. Во дворце его уже ждали. Один из младших помощников главы Конгрегации доктрины веры встретил монсеньора Монтальто едва ли не на пороге.

— Ваше высокопреосвященство, монсеньор Беллармино ждет вас, — низко склонившись перед прелатом, проговорил молодой служка.

Менголли проводили в один из частных залов. Войдя туда, Бенвенуто с удивлением обнаружил накрытый стол. Рядом стоял Роберто Беллармин.

— Монсеньор Монтальто, мальчик мой, я так волновался за тебя, — голос старого кардинала был проникнут подлинной тревогой и радостью встречи.

Это радушие выбило почву из-под ног Бенвенуто. Всякое желание обвинить в чем-либо Великого инквизитора растворилось. Менголли приветственно склонил голову, но отголоски сомнений, развеять которые он так торопился, отразились в изумленном: «Волновались?!»

— Не скромничайте, кардинал Монтальто, — Роберто указал рукой на стол, приглашая Менголли к трапезе. — Мне уже все известно. Ты был в большой опасности, сын мой.

Бенвенуто не тронулся с места. Он пристально посмотрел на кардинала и задал вопрос:

— Вы знали, что борьба с ересью и колдовством в Форли лишь прикрытие для того, чтобы свалить архиепископа Равенны и добиться большей власти для болонского Бонкомпаньи?

Беллармин покивал своим мыслям и улыбнулся:

— Ты увидел самый корень, синьор Менголли.

— Мне помогли прозреть. Но только в самом конце, когда все было кончено.

Роберто отчетливо услышал в интонациях своего подопечного обвинительные нотки.

— Я узнал обо всем слишком поздно. Это была задумка Марка Оттавиани. Ни он, ни Папа не поставили меня в известность об этом плане. Поэтому я и волновался за тебя. Если бы я знал об этом заранее, то обязательно предупредил бы, — Роберто открыто посмотрел в глаза Менголли. И почти сразу пожалел об этом. Взгляд молодого прелата был настолько тяжел, что захотелось тут же зажмуриться, но тот же взгляд и не позволил этого. Через несколько долгих мгновений Бенвенуто ди Менголли вновь склонил голову:

— У меня нет причин сомневаться в вашей искренности, ваше преосвященство.

Монсеньор Беллармин с усилием моргнул. Его качнуло так, словно, отведя глаза, Менголли убрал некую опору или связь, на которой удерживал своего покровителя. Еще не до конца придя в себя, Роберто как-то суетливо прошел к столу:

— Садись же! Я знаю, ты сразу с дороги. Я приказал накрыть обед для нас.

— Благодарю, монсеньор. Я рад, что вернулся в Рим. И для меня очень много значит то, что вы ждали меня, святой отец. Простите мне эту минуту сомнения.

— Все правильно, мой мальчик, все правильно. Ты сын своего отца, и этим все сказано! Но ведь я предупреждал тебя. Помнишь? Не стоило тебе дерзить Марку. Теперь он — черный Папа, Генерал ордена. Я прошу тебя, будь осторожен.

Во время трапезы святые отцы серьезных тем не обсуждали, только достоинства того или другого блюда. Но Бенвенуто все время казалось, что старший кардинал приберег нечто важное напоследок.

— Брат мой, — Роберто ополоснул пальцы в небольшом серебряном тазу с водой и взялся за кубок с вином, — я хочу выпить за твое новое назначение!

Обращение как к равному удивило Менголли, а тост заставил замереть в предвкушении. Все-таки предчувствие его не подвело.

— В ближайшие дни Папа огласит номинацию этого года. Ты получишь церковь Санта-Мария-ин-Домника и сан кардинала-диакона. Добро пожаловать в Священную Коллегию, монсеньор Монтальто!

Радостная торжествующая улыбка рвалась осветить обычно сосредоточенное с темными густыми бровями молодое лицо. Бенвенуто так и не смог ее сдержать. Беллармин рассмеялся, наблюдая безуспешную попытку Менголли сохранить невозмутимость.

— Я давно говорил твоему отцу, что он зря держит тебя в черном теле.

— Он считал, что мне еще многому нужно научиться.

— И каков результат? Ушел, оставив тебя ни с чем. Этот сан ты давно заслужил, монсеньор Монтальто. Но это накладывает на тебя определенные обязательства.

— Я понимаю.

— Боюсь не до конца… Отныне ты на полных правах в курии, и ты на службе в моей Конгрегации. Но рядом со мной теперь и монсеньор Боргезе. Ты должен это принять.

Улыбка померкла на лице Бенвенуто. Менголли опустил голову, и хотя Беллармино не мог видеть, каким гневом загорелись глаза молодого кардинала, он прекрасно видел, как на четко очерченных скулах играют желваки. Наконец, Бенвенуто заговорил:

— Я, — тут голос изменил ему, но он продолжил, — приму это.

— Ты умен, мой мальчик. И, я уверен, хорошо освоил науку терпения. Всему свое время, монсеньор.

В последних словах кардинала Беллармино Менголли услышал обещание. Это помогло ему поднять глаза и прямо взглянуть на старшего:

— Да, ваше преосвященство.

Роберто поднялся из-за стола, и Бенвенуто сделал то же, поняв, что встреча окончена.

— Ох! — вдруг взмахнул рукой Беллармино. — Вот мне попало бы от племянницы! Едва не забыл… Надеюсь, ты придешь к Марии на праздник в честь ее именин?

— Непременно, монсеньор. Я не знал, куда направить гонца с письмом для синьоры Портиччи, поэтому отправил его к вам.

— Не переживай. Мария получила его, — Роберто улыбнулся. — А еще я попрошу тебя напомнить синьоре Бельфор наше приглашение. А так же передать приглашение ее воспитаннице — синьорине Стефании. Мария очень хочет познакомиться с твоей названной сестрой, синьор Менголли.

На этот раз Бенвенуто ничем не выдал ни своего удивления, ни своего недовольства приглашением в дом синьоры Портиччи Стефании делла Пьяцца. Он согласно склонил голову и очень мягко улыбнулся:

— Мария очень добра. Я обязательно передам все.

— Ты еще не заезжал к синьоре Ла Платьер?

— Нет, монсеньор. Я поспешил сюда.

Тон, которым кардинал Беллармино задал вопрос о матери, показался Бенвенуто слишком напряженным.

— Я навестил палаццо Бельфор перед отъездом графини в путешествие. Мне показалось, что смерть кардинала Перетти и потом эта болезнь… сильно повлияли на рассудок синьоры.

Теперь Бенвенуто встревожился по-настоящему:

— Но возможно поездка как-то улучшила состояние графини?

— Понимаешь, она стала очень подозрительна, особенно к друзьям. Недоверчива. Даже враждебна. Меня это очень огорчает. Ты мог бы, если не повлиять на нее, то хотя бы присмотреться. Мы ведь так и не нашли ни одного из стрелявших в тот день в кардиналов. Тише, мой мальчик! Я знаю, что ты хочешь сказать. Камилло Боргезе стоял у алтаря рядом с Феличе Перетти! Стрелял не он! Но вот куда делся стрелок — до сих пор не ясно. Ну, а кто мог быть напрямую заинтересован в убийстве кардинала-викария, я думаю, тебе объяснять не нужно. Обдумай все это хорошенько. Слава Иисусу Христу, брат мой! Повторяю, ты вернулся в Рим — будь осторожен.

— Слава Иисусу Христу, монсеньор, — Менголли склонил голову под благословение старшего кардинала и в замешательстве покинул зал, а после и Ватикан.

Глубоким вечером Бенвенуто Менголли сидел в кресле возле камина в своем студиоло. Валетто постарался на славу — бывший палаццо кардинала Перетти был восстановлен во всей красе, из подвалов загородной виллы возвратились ценности, в том числе коллекция оружия и доспехов в фехтовальный зал. Теперь кардинал Монтальто оценил его размеры и применительно к занятиям с кнутом. Однако было в обновленном дворце несколько мест, интерьер которых отвечал исключительно духу его нового владельца. Одним из таких стал кабинет синьора Менголли. Камин здесь сложили очень большой, и имел он форму головы огнедышащего чудовища. В больших глазах дракона, выточенных из кусков обсидиана, временами отражалось пламя свечей.

Кардинал размышлял. Ни мягкий голос, ни скорбный тон монсеньора Беллармино не обманули Бенвенуто. Он понял, что Великий инквизитор разгневан на графиню де Бельфор. Оставалось выяснить за что. Это, а еще упоминание закрытого дела о покушении на кардинала Боргезе вкупе позволяло составить весьма определенное представление о ходе мысли главы Конгрегации доктрины веры. Чем же могла так настроить против себя кардинала Беллармино синьора де Бельфор, что он прибег едва ли не к прямой угрозе в разговоре с ее сыном?! И при этом синьор Роберто не отменил своего приглашения на праздник в честь именин племянницы. Он хотел, чтобы Юлия де Ла Платьер осознала опасность противостояния Великому инквизитору, но оставлял ей путь к примирению. К такому выводу пришел Бенвенуто.

Взгляд кардинала уже не в первый раз скользнул по строкам письма, которое он держал в руке. Ему не нужен был свет, чтобы читать его. Весь текст, до единого слова, давно запечатлелся в памяти. С того самого вечера, когда брат Иосиф передал Бенвенуто ди Менголли последнее послание отца. В самом конце его была приписка — уже не строгим каллиграфическим почерком куриального кардинала, но еще более узнаваемым, родным росчерком Феличе Перетти. Это были слова о Юлии дю Плесси Бельер маркизе де Ла Платьер графине де Бельфор. Это были слова мужчины о женщине. Как отблески пламени свечей на столе за спиной кардинала, вспыхивали эти слова перед мысленным взором Бенвенуто: «Пришло время сказать тебе правду. В ночь накануне твоего посвящения в сан кардинала эта женщина приходила убить меня… отомстить за то, что я избрал путь, на котором ей не было места… Ты спас мне жизнь, но она забрала мою душу. Я — мужчина — оказался слаб… Сколько бы она ни вредила мне, сколько бы раз ни предавала, я ничего не мог поделать с собой, с той страстью, что она возбуждала во мне… Она не должна остаться безнаказанной! Но ты должен сделать это сам. Это наше семейное дело, сын. Только ты! Только сам! Тогда моя душа обретет покой в Господе…» Зернами крупных четок скользили воспоминания: сцена, которую юный епископ застал в кабинете Святого Отца; его гнев в ответ на незначительную оплошность в ответе новоиспеченного магистра богословия, вызванный, как оказалось, всего лишь известием о том, что графиня де Бельфор забеременела; одиночество и подавляемый страх, когда Феличе Перетти отрекся от престола и исчез из Рима ради этой женщины; наглая уверенность Жерара Манфреди; объявление о помолвке с бароном, приведшее отца на грань гибели. И самое главное — брат Иосиф. Человек с ледяным, режущим сознание и душу, взглядом — наставник, учитель и враг. Его привела она — Юлия де Ла Платьер — женщина, назвавшаяся матерью.

— Монсеньор, пора, — послышался от двери голос Валлетто.

Бенвенуто Менголли аккуратно свернул уже изрядно потрепанный лист бумаги и убрал его в небольшой ящик секретера. Плащ, поданный слугой, скрыл странного вида мантию на плечах господина. Крылатый Дракон сегодня встречался со своими детьми.