Неживая, Немертвый (гет)

— Так значит, я имею честь принимать у себя борца с вампирами? — протянул граф, рассматривая мрачно сверлящую взглядом пламя в камине Нази с интересом энтомолога, неожиданно обнаружившего прямо у себя под носом редкое насекомое. — Что ж, полагаю, во избежание неприятных недоразумений мне стоит повесить на двери склепа замок. Разумеется, если сегодня ты рассмотрела все, что хотела. — Столкнувшись с вопросительным взглядом женщины, Кролок пояснил: — Ты закапала воском мой камзол.

— Должно быть, старею, — криво усмехнувшись, Дарэм покачала головой. — Теряю былую хватку. Прошу прощения за испорченный наряд, Ваше Сиятельство.

Сказать, что Нази в этот момент была собой недовольна, означало бы сильно преуменьшить действительность. И ладно бы она являлась начинающим некромантом, из тех, кому еще простительна подобная неаккуратность, но у Дарэм с ее почти десятилетним стажем не было права допускать такие грубые, вульгарные ошибки. Уходя за грань, Винсент, кажется, унес с собой часть ее разума — ту самую, что отвечала за трезвый расчет и скрупулезное внимание к малейшим деталям.

— Что ж, будем считать это реваншем за твою испорченную сорочку, — великодушно принял ее извинения граф, и добавил тоном, мягкая вкрадчивость которого Нази совершенно не понравилась: — Надеюсь, зрелище стоило затраченных усилий?

Как ответить на этот вопрос, Дарэм понятия не имела, поэтому только покрепче стиснула подлокотники кресла и пожала плечами. Поднявшись, вампир сделал плавный шаг по направлению к ней, и Нази, которая за годы в Ордене приучилась чуять даже хорошо замаскированную опасность, поспешила вскочить, не желая смотреть на него снизу вверх. Впрочем, учитывая более чем внушительный рост графа, положение от ее действий практически не изменилось.

Напряжение, мгновенно сгустившееся в воздухе, было настолько велико, что, казалось, еще немного — и Нази наяву услышит его сухое потрескивание. Ледяные, жесткие пальцы сжали ее плечо, и Дарэм едва не поморщилась от боли.

— Чем обязан приятности нашего дневного свидания, Нази? — негромко, но отчетливо поинтересовался граф. — И лгать я тебе не советую. Впрочем, судя по тому, как колотится твое сердце, ты едва ли заходила пожелать мне доброго дня.

— Ваш «сон» слишком крепок, чтобы вы могли расслышать мои пожелания, — так спокойно, как только могла в сложившейся ситуации, ответила Дарэм. — Потому и приходила.

— Намереваешься меня убить? — подчеркнуто мягко осведомился фон Кролок. Вид у него был все такой же заинтересованно-учтивый, однако у Дарэм внутри все похолодело от какого-то иррационального, животного ужаса, которому она усилием воли не позволила отразиться на лице. По крайней мере, попыталась.

— А вы меня? — в последний момент Нази все-таки смалодушничала и прикрыла глаза. Цепкий взгляд графа проникал, кажется, в самые дальние уголки подсознания, пробуждая дремлющие там тени, взывая к сохранившимся в каждом человеке с древних времен инстинктам. Инстинктам, которые заставляли людей ночами прятаться под сводами глубоких пещер или бежать что есть духу, заслышав в кустах тихие, крадущиеся шаги изготовившегося к броску хищника.

— Туше, — возле самого ее уха произнес граф, и пальцы на плече Дарэм разжались, а затем она ощутила их мягкое, почти невесомое прикосновение на собственном горле. — Что ж, в конечном счете, это моя оплошность тоже, и я немедленно ее исправлю, дабы впредь уберечь тебя от искушений. Не тревожься, Нази, в склеп тебе больше не попасть. Если ты собиралась что-то предпринять, стоило делать это сразу, а теперь уж не обессудь.

Граф задумчиво провел подушечкой пальца по часто бьющейся жилке на шее женщины. Голод, мучительно обострившийся после визита к фройляйн Шагал, делал запах, исходящий от Дарэм, куда более привлекательным. То, что раньше казалось Кролоку отталкивающей горечью, теперь представлялось терпкостью, подобной той, которой обладает старый, долго настаивавшийся на травах вермут.

Женщина рядом с ним замерла, стараясь, кажется, даже не дышать.

— И, поскольку этот вопрос я полагаю исчерпанным, вернемся к изначальной теме нашей беседы, — как ни в чем не бывало проговорил граф, отступая назад и занимая свое прежнее место в кресле. — Не сочти за оскорбление, но ваша профессия с годами явно измельчала. В былые годы охотой на вампиров занимались физически крепкие, хорошо обученные мужчины, благословленные церковью.

Нази некоторое время молчала, потирая плечо и разглядывая расположившегося напротив нее вампира: на губах светская полуулыбка, украшенные перстнями пальцы сложены «шпилем», край плаща, как всегда, небрежно переброшен через подлокотник. Секунду назад Дарэм отчетливо дали понять, что, как бы далеко ни простирались границы любезности графа, каким бы интересным и отчасти даже обаятельным собеседником он ни казался, забываться Нази не следовало — она была жива лишь до тех пор, пока не представляла для фон Кролока опасности. Граф выжидательно приподнял брови, и Дарэм поняла, что тянет с ответом до неприличия долго.

— Наверное, потому, что у вас люди так до сих пор и не поняли, что для нашей профессии важна не столько физическая сила, сколько скорость реакции и доскональное знание противника, — собравшись с мыслями, сказала Нази, и Кролок вынужден был признать, что в ее словах крылась некая доля истины.

За то время, что он знал фрау Дарэм, он имел несколько возможностей неплохо ее рассмотреть — невысокий рост женщины дополнялся худобой, так что, беря Нази на руки, граф в буквальном смысле не ощущал ее веса, однако изнеженной или хрупкой Дарэм странным образом не казалась. Скорее, своим телосложением она напоминала графу борзую, способную гнать дичь часами, мчась по лесу впереди всадников.

— Так или иначе, я не охотник на вампиров, — тем временем продолжала Нази. — Я некромант, а наша специальность предполагает многие умения. Мы боремся с разного рода нежитью, в число которой, естественно, попадают и носферату. Но, кроме этого, мы связываемся с умершими, изгоняем духов, спасаем жизни людей в тех случаях, когда лекари умывают руки, создаем артефакты и защитные амулеты. Ну и охотимся на своих же «коллег», в случаях, когда те начинают пользоваться своей силой и умениями в неблагих целях — такое периодически случается.

— Насколько мне известно, фрау Дарэм, некромантия — это нечто вроде сорта гаданий, во время которых взывают к мертвым. Эффективность и действенность этого метода лично у меня всегда вызывала сомнения, равно как и у любого трезвомыслящего существа, — в сознании Кролока слово «некромант» вызывало стойкие ассоциации с мрачными шарлатанами, утверждающими, будто они могут слышать голоса с того света и наводить порчу.

— Кто же тогда на вас охотится? — спросила Нази.

— Как я уже говорил, либо ставленники церкви, либо отдельные фанатики-энтузиасты, — пояснил граф. — Должен признаться, как первые, так и вторые в этом веке попадаются все реже, поскольку прогресс лучше всяких внушений борется с тем, что ныне называют «предрассудками». Говоря иначе, сегодня все меньше людей верят в существование вампиров, что, без сомнения, крайне удобно.

— Забавно, — Нази невесело усмехнулась. — В вашем мире есть вампиры, но нет нормальных, обученных некромантов… Что ж, Ваше Сиятельство, вас можно только поздравить: по большому счету, вы находитесь на самой вершине пищевой цепи.

— В нашем мире? — мгновенно выхватив из речи собеседницы самую спорную и самую важную часть, переспросил фон Кролок, по многолетней привычке откладывая в сторону не нужные ему в данный момент детали. — Надо полагать, ваш мир, фрау Дарэм, чем-то существенно отличается от мира, в котором существуют все остальные?

— Да, и весьма сильно, хотя на первый взгляд этот мир очень похож на тот, из которого пришла я. Насколько мне удалось узнать за те полтора месяца, что я здесь торчу, у нас примерно общая география, хронология и языковая система. А, раз уж вы знаете историю о Золушке, то, получается, фольклор тоже, если не совпадает, то, по меньшей мере, пересекается. Однако дьявол, как обычно, кроется в мелочах. В вашем мире почти нет… силы, энергии, магии — называть можно по-разному, но суть от этого не изменится. Там, откуда я родом, концентрация силы в пространстве такова, что обученные люди могут ей пользоваться. При развитых способностях ее можно зачерпнуть буквально из воздуха, ну, или аккумулировать при помощи артефактов, чтобы в нужный момент пустить в ход. А тут… Нет, разумеется, некое поле присутствует — что и объясняет существование вас, как нежити высшего порядка. Однако, кроме слухов о вампирах, мне за целый месяц не довелось услышать ничего о восставших мертвецах, активности стрыг или хотя бы о блуждающих огнях, которых по зиме, тем более в лесу, обычно хватает. Ваше Сиятельство, скажите, вы вообще хоть раз сталкивались с нежитью не вашего вида?

Если поначалу Нази с трудом подбирала слова, то к концу своей речи она успела так увлечься, что совершенно позабыла о внимательно слушающем ее фон Кролоке, расхаживая перед камином из стороны в сторону.

— Во-первых, нет, мне не доводилось встречать ни призраков, ни стрыг, ни оборотней, ни прочих… существ, отличных от людей. И, поскольку я повидал довольно многое, я с большой долей вероятности предполагаю, что, кроме вампиров, высших и обычных, никого иного не существует, — отозвался граф и, чуть поморщившись, добавил: — А во-вторых, я хотел бы попросить тебя оказать мне любезность и не называть «нежитью высшего порядка», хотя бы в лицо. В противном случае я стану обращаться к тебе «жалкая смертная».

Было в направленном на Нази взгляде что-то такое, что заставило ее почувствовать себя крайне неловко. Мужчина перед ней, может статься, и не был живым, но он по-прежнему способен был удивляться, впадать в ярость, улыбаться, а, следовательно, ощущать обиду — тоже.

— Простите, Ваше Сиятельство, — в отличие от прошлого раза, вполне искренне извинилась Дарэм. — Вчера вы сказали, что стараетесь не привязываться к смертным. А нас, в свою очередь, учат не думать о вас, как о людях, чтобы…

— …чтобы не так тяжело было убивать, — спокойно закончил за нее граф. — Не испытывать жалости, не вглядываться слишком внимательно, не позволять себе мыслей о том, что чувствует твой враг. Не думать о том, что у него, как и у тебя, наверняка есть возлюбленная или возлюбленный, дети, дом. О том, что он такой же, как ты. Так учат солдат на войне, Нази, и учат, поверь, абсолютно верно. Ты, разумеется, не совсем солдат, но, в сущности, такое ли имеет значение, о поле битвы идет речь или о борьбе с отдельным противником? Однако, если я не ошибаюсь, с попыткой применить эту нравственную позицию ко мне ты опоздала, не так ли?

На этот вопрос Дарэм предпочла не отвечать, да Кролоку, похоже, ее ответ и не требовался. Ей не раз приходилось видеть, как погибали молодые, еще только начинающие свой путь некроманты: какой бы суровой ни была моральная подготовка, сколько бы ни прикладывали усилий наставники, на практике все оказывалось совершенно иначе. Уничтожать то, что внешне едва ли напоминало человека — относительно просто. А вот направить удар на прекрасную испуганную девушку-вампира, отчаянно молящую о пощаде, обратить во прах еще не тронутого тлением, поднятого из могилы восьмилетнего ребенка, вонзить ритуальный кинжал в грудь всхлипывающего в центре круга одержимого юноши… Некоторые переступали через эту незримую черту и шли дальше, но многие, очень многие «ломались», как правило, тут же становясь добычей того, к кому проявили сострадание.

Скорее всего, та же глупая, позорная участь ожидала и саму Нази: сколько бы раз Дарэм ни напоминала себе, что имеет дело с хладнокровной, расчетливой нежитью, требующей соответствующего к ней отношения, глядя на графа фон Кролока, она отчетливо видела перед собой человека. Пускай весьма своеобразного, опасного, циничного даже по меркам некромантов, цинизм которых за годы практики развивался до невиданных высот — но все же человека.

— В утешение тебе могу сказать, что в вопросах уместного и неуместного отношения мы находимся в равно невыгодной позиции, — очевидно, догадавшись, о чем думает его собеседница, усмехнулся граф. — В противном случае мы не вели бы с тобой столь занимательной беседы. Впрочем, я, признаться, не уверен, стоит ли принимать за правду то, о чем ты говоришь. Иные миры, магия, некромантия... — он плавно повел ладонью. — Звучит слишком фантастически. К тому же — бездоказательно.

— И это говорите мне вы? — мигом забыв о своих терзаниях, рассмеялась Нази, обводя своего собеседника весьма красноречивым взглядом. — Следуя вашей логике, дальше вы должны заявить, будто истории о вампирах — всего лишь сказки. Ваше Сиятельство, вы ведь и сами — яркое воплощение «магии» мира, в котором существуете. И при этом ставите под сомнение саму возможность, что я говорю правду! Не знаю, как по-вашему, а по-моему, это даже забавно. Впрочем, воля ваша, иной правды, которая устроит вас больше, у меня нет: я действительно родилась в другом измерении, в котором вполне реальны как призраки с упырями, так и некроманты. Скажите лучше, у вас не возникло проблем с моими амулетами?

— Непреодолимых не возникло, однако определенные неудобства от прикосновения к ним я ощутил, — вынужден был признать граф, размышляя, является ли все-таки Нази Дарэм умалишенной, всецело верящей в собственные иллюзии, или ему в очередной раз придется пересматривать известные ему истины.

С одной стороны, россказни Нази не вызывали ни малейшего доверия, а с другой — когда-то люди искренне верили в то, что центром вселенной является земной диск, что человек способен видеть, потому что внутри его глаз есть собственный источник света, а все на Земле когда-то было создано из воды. За века посмертия фон Кролоку уже не раз доводилось менять свой взгляд на активно познаваемую человечеством действительность, и, вполне возможно, история Дарэм была всего лишь еще одной переломной точкой, означающей, что в полностью сложившейся картине мира для графа появилось нечто новое. А если и было в существовании фон Кролока что-то более мучительное, чем неутолимый, вечный голод, то это была смертельная, всепоглощающая скука.

— Ну, вот вам первое, пусть и косвенное, но подтверждение моих слов, — сказала Нази. — Что же касается второго… Говоря откровенно, Ваше Сиятельство, много ли в вас желания меня укусить?

— Порой, фрау Дарэм, его даже слишком много, — с изрядной долей иронии "признался" Кролок. — Однако это желание никак не связано с чувством голода. Скорее, оно вызвано стремлением избавиться от лишних хлопот, но, поскольку решение пригласить вас погостить в замке было исключительно моей инициативой, я вынужден сдерживать себя. По крайней мере, пока.

— Как изящно вы именуете похищение «приглашением», — саркастично отметила Дарэм, боком присаживаясь на подлокотник собственного кресла.

— Как благодарно вы именуете оказанную вам услугу и спасение жизни «похищением», — не остался в долгу граф, насмешливо глядя на Нази поверх переплетенных пальцев. — Тебе не кажется, что в эту игру мы можем играть сколь угодно долго, и победителя в ней не будет? Ситуация слишком двояка, а посему, думаю, лучше нам обратить внимание на более существенные темы. Твоя кровь действительно обладает странными свойствами, и ее аромат мне печально знаком: обычно так пахнут сами вампиры.

— Нет, — поправила его женщина. — Так пахнет, прошу прощения, нежить, каждый из видов которой объединяет одно общее качество: вся она, до некоторой степени, мертва и, соответственно, пахнет она смертью.

— Однако, ты — живой человек, — для порядка все же уточнил фон Кролок.

— И да, и нет, — Нази нахмурилась, явно размышляя о том, как лучше объяснить. Молчание затягивалось, и граф, которому откровенно наскучило ждать, протянул своей собеседнице руку помощи.

— В ту ночь, когда ты пыталась воззвать ко мне, ты сказала, что «такие, как ты» всегда немного мертвы. Также ты говорила о неких тропах, на которых каждый раз оставляешь часть своей жизни.

— Да? — поразилась Дарэм. — Не помню. Впрочем, ничего удивительного.

Тропы. Именно так в негласно утвержденной терминологии некромантов называлось место, лежащее по ту сторону привычной людям реальности: двери в него неумолимо распахивались сразу за последним судорожным вздохом, последним ударом сердца, последним проблеском в стекленеющем взгляде. Пройти через эти двери могло любое живое существо, но только некромант был способен вернуться обратно. Он делал шаг в преддверие загробного мира, замирая на зыбкой грани между тем светом и этим, вступая в пределы того, что смело можно было называть «долиной смертной тени».

У этого бесконечно огромного, погруженного в непроницаемую мглу, выстуженного могильным холодом пространства не было определенных границ, и тот, в ком осталось хоть немного жизни, никогда не смог бы дойти до его края и увидеть то, что предназначалось только для взгляда умерших.

Души людей, отошедших в мир иной, совершали свое обязательное паломничество, оставляя на тропах свои зыбкие, едва различимые следы, и Нази, как и прочие, не знала, куда они попадают потом: некроманты не могли проследовать дальше плотной завесы, погрузившей проложенные мертвецами пути в непроглядную, вечную ночь.

И в этой ночи скрывалось немало чудовищ — кроме тех, кто без остановки проходил по тропам, спеша навстречу загробной жизни, во мгле нашли свой приют химеры, демоны низшего порядка, мороки и падальщики. Вечно голодные, вечно ищущие, они не могли покинуть пределов Изнанки самостоятельно, так что главным их стремлением было найти того, кто проведет их в мир живых, отдаст им свою силу, позволит им воплотиться, чтобы начать убивать. Раньше или позже те, кто в обмен на силу, власть, богатство или иные блага соглашался открыть им дорогу, находились, и тогда некроманты начинали свою охоту, возвращая порождения Изнанки обратно.

Однако своя цена была у всего: за возможность войти в этот зыбкий мир, пользоваться его силой и возвращаться назад некромант расплачивался собой. И, если обычные люди рассчитывались с долгами единожды и навсегда, то такие, как Нази, выплачивали их частями, отдавая свою жизнь по кусочкам, с каждым визитом на тропы становясь все более похожими на тех, кого должны были истреблять.

— Именно поэтому практикующие некроманты не живут долго, Ваше Сиятельство, — подытоживая свой рассказ, сказала Дарэм. — Мы начинаем в восемнадцать и, при нашем образе жизни, к тридцати полностью истощаемся. Все зависит от природного уровня силы: у кого ее много, тот держится дольше, доживая до сорока, у кого ее мало, может вычерпать себя к двадцати пяти. И вся пикантность в том, что никто с точностью не знает, когда за возвращение к жизни платить станет нечем. Так что мы выходим на тропы каждый раз, как последний.

— Звучит весьма занятно и, в некоторой степени, драматично, — констатировал граф, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла. — Должен сказать, то, что ты называешь «тропами», по описанию удивительно точно совпадает с состоянием нашего дневного сна.

— Вы что-то видите, когда «спите»? — искренне изумилась Нази, глядя на графа с неприкрытым любопытством. — Честно говоря, я всегда думала, что в этот момент вы просто не существуете, однако…

— Полагаю, такой детали, как прекращение собственного существования я бы не пропустил, — с бархатистым смешком отозвался граф. — Однако ничего подобного со мной не происходит. В такие моменты я пребываю в темноте, но продолжаю прекрасно сознавать себя. Пожалуй, более всего это похоже на слепое блуждание в пространстве, границ которого я за все эти годы так и не сумел обнаружить, а я, поверь мне, пытался. Особенно в первые пару десятилетий.

— Ваше Сиятельство, могу я узнать, сколько вам лет? — задала Дарэм вопрос, который не давал ей покоя вот уже некоторое время.

— Учитывая и жизнь тоже? — фон Кролок вопросительно приподнял брови и, дождавшись короткого кивка женщины, ответил: — Что ж, изволь. Я родился в тысяча пятьсот семьдесят пятом, умер в тысяча шестьсот тринадцатом, нынче же декабрь тысяча восемьсот девяносто второго года, из чего можно сделать вывод, что сейчас мне триста семнадцать полных лет.

В ответ на это заявление Нази весьма забавно, с точки зрения Кролока, приоткрыла рот, мгновенно став похожей на впервые выведенную в свет провинциальную девицу, и неловко, боком, рухнула в кресло, продолжая взирать на графа с каким-то странным выражением, больше всего похожим на благоговейный трепет.

— Триста семнадцать… — хрипло повторила Дарэм и, заметив насмешливую улыбку на губах графа, торопливо прокашлялась. Однако взгляда от его лица так и не отвела. — Черт возьми… нет, я, конечно, и раньше подозревала, что ваш возраст весьма внушителен, но, чтобы настолько… Невероятно! Самый старый вампир, о котором слышали в моем мире, едва разменял вторую сотню.

— Счастлив, что мне удалось столь эффектно поразить твое воображение, — фон Кролок равнодушно пожал плечами. — Однако, если принимать все твои истории за истину, то не логично ли предположить, что виной высокой смертности среди вампиров твоего мира являешься ты и тебе подобные? Как ты вполне справедливо заметила, в последнюю сотню лет мы — вершина пищевой цепи, а количество врагов, способных пресечь наше существование, крайне невелико.

— Да-да… — рассеянно откликнулась Нази, явно размышляя о чем-то своем. — Это и правда логично… триста семнадцать… граф, сила вашей души просто потрясает! И даже, отчасти, пугает.

— У вампиров нет души, любезная фрау Дарэм, уж вам-то это должно быть прекрасно известно, — Кролок попытался сохранить нейтральный тон, однако голос его все равно прозвучал глухо и мрачно.

— Какой дурак сказал вам эту чушь!? — с удивившим Кролока жаром воскликнула женщина, которая по непонятной причине оскорбилась так, будто граф обвинил в отсутствии души ее саму. — Души нет только у исконной нежити и поднятых умертвий! У первых, потому что они сразу формируются, как нежить, и живыми никогда не были, у вторых — потому что ими движет воля заклинателя, в то время, как дух, прежде занимавший тело, давно уже обрел покой за гранью. Ваша душа по-прежнему остается при вас и, более того, именно она, ее сила и энергия определяют состояние вашего тела! Могу я вас попросить…

— Попросить ты определенно можешь, — покладисто согласился фон Кролок, которого немало забавлял внезапно проснувшийся в Нази энтузиазм. Огонек, зажегшийся в тусклых глазах фрау Дарэм, странным образом преображал весь ее бесцветный облик, делая женщину ярче и, пожалуй, приятней, так что граф наблюдал за происходящими метаморфозами с не меньшим любопытством, чем сама Нази смотрела на него. — Вопрос лишь в том, стану ли я эту просьбу выполнять.

— Снимите плащ, пожалуйста, — выпалила женщина, и Кролок вынужден был признать, что желание Дарэм оказалось еще более неожиданным, чем он рассчитывал.

— Как тебе будет угодно, — тем не менее, сказал он и, поднявшись, неторопливо принялся расстегивать украшенную мелкими рубинами застежку, не сводя с собеседницы пристального взгляда серых глаз. Ничего предосудительного ни в просьбе Нази, ни в действиях графа не было, однако этот насмешливо-внимательный взгляд все портил, придавая ситуации некое двойное дно. И прекрасно понимавшая, что Их Сиятельство развлекается со скуки, Дарэм все-таки смешалась и поспешила отвести глаза в сторону.

Из пучины неловкости ее вывел мелодичный голос фон Кролока:

— Фрау некромант желает, чтобы я снял что-нибудь еще?

— Нет! — торопливо отказалась от столь щедрого предложения Нази и укоризненно посмотрела на графа, который в спорном своеобразии своего чувства юмора раскаиваться был явно не намерен. — Плаща более чем достаточно, спасибо.

— Не стоит благодарности, — Кролок небрежно повел плечами, ожидая дальнейших действий со стороны Нази.

Та же, в свою очередь, приблизившись, окинула его внимательным взглядом: дорогой просторный плащ скрывал очертания графской фигуры более чем успешно, так что ей еще ни разу не удавалось толком разглядеть своего «противника» и оценить, в какой форме тот находился. А форма эта, пожалуй, впечатляла, поскольку не только при отдаленном, но и при ближайшем рассмотрении фон Кролок выглядел поразительно… обычным. Широкие плечи, поджарое, но отнюдь не худощавое тело и ни малейшего намека на атрофию — если бы не трупная бледность, да «когти», которыми заканчивались его пальцы, Нази не отличила бы графа от обычного, вполне живого мужчины. И это в триста семнадцать лет, притом, что с возрастом душа вампира, пускай и не покидала тела владельца, но существенно слабела, ради экономии энергии запуская процесс физического истощения.

Дарэм задумчиво обхватила ладонью затянутое в черный шелк предплечье Кролока и попыталась сжать руку. Наблюдавший за всеми ее манипуляциями с неподдельным, пускай и снисходительным, интересом граф пошевелил пальцами, и Нази почувствовала, как двигаются, перетекая под кожей, его мышцы.

— И что же, намерена брать или нет? — со смешком осведомился он.

— А? — Дарэм вскинула на него расфокусированный, непонимающий взгляд и нахмурилась.

— Ты весьма похожа на человека, выбирающего лошадь на торжище, — пояснил свой вопрос фон Кролок. — Следующим логичным шагом с твоей стороны будет оценить состояние моих зубов.

Синевато-бледные губы разомкнулись в полуулыбке, так что стали отчетливо видны острые, белоснежные кончики слегка удлиненных клыков.

— Считать вампиру зубы? — Нази нервно рассмеялась. — Нет уж, увольте, Ваше Сиятельство, даже у моей наглости есть свои пределы.

— Отрадно слышать, — "одобрил" фон Кролок. — Так каков же твой приговор?

— Для человека, мертвого чуть менее, чем три сотни лет, состояние у вас великолепное, — честно признала Дарэм. — Скажу больше — вы в прекрасной физической форме даже для живого.

— О, — граф чуть склонил голову к плечу. — Комплимент? Учитывая, что я даже не пользуюсь своими возможностями… Я польщен.

— Какими возможностями? — немедленно ухватившись за оговорку Кролока, поинтересовалась Дарэм.

— Закрой глаза, — велел граф и, верно оценив скептическое выражение, появившееся на лице Дарэм, добавил: — Ты всерьез полагаешь, что все это время от вероломного укуса меня удерживал лишь твой пристальный взгляд?

Возразить на это Нази было решительно нечего, поэтому она, покорившись неизбежному и уповая на собственную везучесть, зажмурилась. Впрочем, долго созерцать темноту под собственными сомкнутыми веками ей не пришлось.

— Теперь можешь взглянуть, — прозвучало над ее головой. — Это умение, как и многие прочие, приходит к вампирам лишь с опытом, и мне любопытно, приходилось ли тебе сталкиваться с подобным применением наших ментальных возможностей в твоем мире.

— Вот дьявол… — выдохнула Нази, глядя на графа во все глаза и решительно отказываясь верить в то, что видит. — Вы и на такое способны!? Как?

— Не так давно в Ирландии появилась довольно занятная писательница, знакомство с одним из романов которой, пожалуй, доставило мне удовольствие, — сообщил фон Кролок, который сейчас, вопреки всему, что было известно Дарэм о вампирах, выглядел на сто процентов живым. — В частности, из-под ее пера вышла прекрасная и абсолютно точная фраза: «Красота в глазах смотрящего». ⁽¹⁾

1) Граф имеет в виду роман "Молли Бон" 1878 года, написанный Маргарет Вольф Хангерфорд. Вопреки расхожему заблуждению о том, что данное высказывание принадлежит Оскару Уайльду, настоящим его автором является именно она.

Вернуться к тексту