Мир тебе, Воин (джен)

Кайт открыл глаза с тяжёлым ощущением, что вечер внезапно превратился в утро, а он так и не успел отдохнуть. Разминка не прибавила бодрости, а очередной урок истории от профессора Дипэка стал великой битвой со сном, которую под конец мальчик всё же проиграл. Благодаря Биджою его дезертирство снова не осталось незамеченным. Профессор расстроено посмотрел на нового Бога Войны и спросил:

— Вы что же, приехали на фестиваль, чтобы поспать?

Следующим уроком стояла физическая подготовка. Рэй Барни был тем человеком, который заставлял проснуться одним своим взглядом. Но на Кайта не действовала сегодня даже эта магия. Он послушно пытался выполнять все задания, но самому себе казался героем фильма, прокручиваемого в замедленной съёмке. Кораблей им больше не показывали. Вместо этого Барни заставлял бегать, прыгать, отжиматься, висеть на турниках и канатах. А под конец урока предложил попрыгать по лестнице из деревянных столбов, с которой Кайт свалился, ударившись рукой.

— А теперь представьте, что это был Небесный Корабль, — хмыкнул Барни.

Представлять такое не хотелось.

Хуже дела обстояли только у Саймона, тот не смог одолеть и половины лестницы.

Теперь Кайт понимал, почему дядя Уорли так мало рассказывал о подготовке к фестивалю. Наверняка, он был в лучшей физической форме, чем его племянник, но всё равно прыжки по столбам не слишком шли величественным героям древности.

— Зайдите перед обедом в лазарет, — напомнил Кайту Барни. — Ну, и работёнку мне задали в этом году! Неужели не нашлось никого поспортивнее!

— Правая Рука Бога Войны в отличной форме! — весело напомнил Биджой.

— Однозначно! — подтвердил Барни. — Но, к сожалению, руку на плечи не приставишь.

В лазарет Кайт не пошёл: ушиб болел, но не так сильно, чтобы беспокоить врачей. Однако и в столовую вместе со всеми он не отправился. Дойдя до Малого пруда, мальчик опустился на камень, укрытый тенью плакучей ивы. Круглые листья кувшинок путались в тонких ветвях, и казалось, что у этого дерева корни в воде.

Чёрный ворон сел на поросший мхом валун на противоположной стороне пруда.

— Альраи рассказывал, что этот пруд называется Вороний глаз, — сказал Кайт, обращаясь к молчаливому собеседнику. — Может, он говорил о вас.

Ворон перелетел на камень поближе. Кайт заметил на его крыльях светлые перья, почему-то напомнившие погоны.

— Я обязательно узнаю вас, когда снова увижу, — пообещал мальчик.

Из своего укрытия он наблюдал, как остальные ребята, пообедав, шли на занятия, оживлённо обсуждая что-то. Прогулять обед было верным решением. Без него исчезла и причина раскола. Только тоненькая фигурка Саймона, пытавшегося идти вместе со всеми и всё равно казавшегося одиноким, окрашивала сознание собственной правоты в некрасивые цвета бегства.

Раздался протяжный удар колокола, возвещавший о начале нового часа, а значит, приближающемся времени урока. Кайт поднялся и, помахав ворону, отправился в класс.

Преподаватель ещё не пришёл, но дети сгрудились вокруг Биджоя, вдохновенно расписывающего доску. Закончив, он отошёл в сторону, чтобы все могли видеть его творение. Первый картинок изображал перекроенную человеческую фигурку: плечи венчала правая рука, голова была зажата подмышкой. На втором человечек точным пасом отправлял свою голову в урну.

Биджой картинно поклонился, зрители засмеялись, даже Вирджи не сдержала улыбки. Заметив Кайта, она с притворной строгостью толкнула художника и подошла к мальчику.

— Как себя чувствуешь?

— Всё в порядке, — протянул он.

— Пропускать обед — не лучший способ стать здоровым и сильным.

— Ты права, постараюсь больше не опаздывать.

— И что означают сии пиктограммы? — раздался позади них голос профессора Огона.

— Мы рассуждали о возможности замены головы рукой, — начал объяснять Биджой, — в случае если голова…

— Не справляется со своими задачами, — коротко закончил Найджел Деврай.

— Интересная тема, — кивнул профессор, — но, надеюсь, вы позволите стереть её, чтобы я смог поместиться со своей.

Он провёл губкой, и рукоголовый футболист, забивающий гол, исчез, уступив место алфавиту праязыка.

— Итак, повторим изученное вчера.

Кайт старательно пытался вспомнить правильное начертание знаков. Сейчас он жалел, что вместо часов, отданных бессоннице, не читал конспекты — всё было бы больше пользы.

А вот Найджел Деврай, похоже, давно уже истратил все свои ночные часы на изучение праязыка. Даже профессор Огон в конце урока сказал с улыбкой:

— Боюсь, мне нечему вас учить.

Сложив учебники и словари в потёртый кожаный портфель, Огон продолжил:

— Возвращаясь к вашей теории, Биджой, — он указал на доску. — Печально, когда голова не справляется со своей ролью. Но согласитесь, несколько настораживает и рука, задирающая голову.

С трудом дождавшись, пока грузный преподаватель неторопливо покинет класс, Стинэй повернулся к Кайту:

— Это ты во всём виноват, Сорняк!

— Я вообще ничего не говорил… и не рисовал, — добавил Кайт.

— В самом деле, Стинни, разбирайся сам со своими теориями, — поддержал Магги.

— Не было бы этого придурка, не было бы и теорий! — огрызнулся Биджой.

— Но «этот придурок» есть, — сказал Найджел.

Неизвестно, сколько бы продолжалась перепалка, но в класс вбежал Экейн и спросил, с беспокойством глядя на Кайта:

— Как вы себя чувствуете?

Кайт, не понявший, что имеет в виду куратор, вопросительно посмотрел на Магги, потом на Вирджи. Та молча кивнула, указывая на его локоть.

— Ах, это! — вспомнил мальчик и добавил немного смущённо. — Всё в порядке.

— Вы не пошли в госпиталь! — продолжал куратор. В его голосе звучала забота, но Экейна выдавали глаза. В них был страх, глубокий страх за себя.

Кайт опустил голову. Ему стало неловко, будто он случайно подсмотрел чей-то не очень красивый секрет.

— Это всего лишь царапина, само заживёт. Не стоит беспокоить врачей.

— Но я настаиваю!

— Хорошо, я схожу. После уроков, — согласился мальчик, желая поскорее прекратить этот разговор.

Экейн, удовлетворившись этим ответом, кивнул и покинул класс.

— Смотри, как бы тебе совсем не расхвораться, — подслащённым голосом проговорил Биджой.

— Спасибо за заботу, — буркнул Кайт.

— А вот и мои новые ученики, — послышался старческий голос, и на пороге появился невысокий сухонький старичок с маленьким саквояжем, притороченным к тележке на колёсиках. Он не спеша довёз свой багаж до стола и с беспомощной улыбкой посмотрел на детей.

— Положить это на стол? — с готовностью пришёл на помощь Магги.

— Будьте так добры, — кивнул старичок. — Учитывая, что вас девять, могу сделать вывод, что все на месте, — заметил он, проставляя галочки в журнале. — Новые лица, старые имена, — пробормотал преподаватель и вдруг цепким взглядом впился в Кайта. Тот, вздрогнув, опустил голову.

— Что ж, позвольте представиться и мне, — произнёс старик, тоже опуская глаза. — Джая Савитар, хотя это имя вам вряд ли что-то скажет.

— Вы пишете слова главного предсказания на Фестивале Небесных Кораблей, — почтительно проговорил Найджел.

— Из чего следует, что я неплохой каллиграф, — усмехнулся старик.

— Вы лучший… — прошептал Найджел.

— Высота ступени мало значит, когда стоишь на пороге смерти, — ответил Савитар.

Пространство наполнилось такой тишиной, что стало слышно, как звенит воздух.

— Но мы ведь собрались здесь, чтобы поиграть в бессмертие, — сказал старик, и воздух снова обрёл вес. — Как верно заметил… — он вопросительно посмотрел на Найджела.

— Найджел Деврай, — назвал себя тот.

— Как верно заметил Найджел Деврай, я здесь, чтобы научить вас каллиграфии. Магии знаков, если хотите.

Магги прыснул в кулак.

— Вы, юноша, не верите в магию или в знаки? — с добродушной улыбкой спросил преподаватель, но пронзительный взгляд был серьёзен.

— Да, честно говоря, ни в то, ни в другое, — ответил Магги.

— А вот ваши предки верили. Причём настолько, что считали: предельно чётко изображая имя вещи, рискуешь коснуться её души. Ведь, как гласят легенды, цель знаков, которые вы будете писать на запястьях друг друга — стать якорями для душ, ждущих своего часа в вечности. Но, пожалуй, вы не верите и в душу.

— Нет, ну, если я увижу, как… — запротестовал Магги.

— Как я пишу слово «птица» — и из-под моей ладони вылетают чайки? Боюсь, я давно утратил способность к подобным фокусам. Но вот нарисовать надежду — тому, кто отчаялся, свет — тому, кто блуждает во тьме… Вам кажется, что мы отвлеклись от сути изучаемого предмета? — старик метнул проницательный взгляд на Эрстона, красноречиво поглядывающего на часы. — Но это и есть суть. Без неё всё написанное вами останется лишь красивой картинкой. Подойдите ко мне, Сорнэй, вас ведь так зовут? — учитель перевёл взгляд на Кайта.

— Да, это моё имя, — смутившись, ответил мальчик. Потом поднялся и подошёл к преподавательскому столу.

Старик открыл свой чемоданчик и сказал:

— Достаньте девять листов бумаги и столько же баночек с тушью.

Кайт повиновался.

— И возьмите кисти из пенала.

Он открыл серебристую крышку, под которой лежали деревянные кисти и одна, белая. Кайт выложил на стол девять одинаковых и собирался закрыть пенал, когда рядом с белой заметил чёрную кисть.

— Раздайте инструменты, — внимательно глядя на него, приказал каллиграф.

Кайт закрыл крышку и прошёлся между партами.

— Задание просто. Вы уже начали изучать праязык. Напишите три слова. Это может быть связное предложение или отдельные слова. Время — до конца урока.

— Но ведь осталось больше часа! — удивился Магги.

— Да, времени мало, но надеюсь, вы успеете, — сказал профессор и закрыл глаза.

Не прошло и десяти минут, как Биджой и Тирс воскликнули хором:

— А что делать тем, кто уже выполнил задание?

— Готовиться к уроку тишины, — не выходя из дрёмы, ответил старик.

— А можно достать конспекты по праязыку? — спросил Магги. Букв, осевших у него в голове, явно не доставало для создания необходимых слов.

— Так и вижу, как на фестивале вы просите вашу подругу подождать, пока не сверитесь с учебниками и словарями, — усмехнулся преподаватель.

— Ну, так до фестиваля ещё три месяца! — попробовал оправдаться мальчик. — И вообще, знаков этих под одеждами не видно. В моей роли главное — не запутаться, неся её мантию или шлейф, или как это у них называется.

— Если бы всем наперёд знать свои роли… — протянул Савитар.

У Кайта тоже было мало шансов поразить старого профессора каллиграфическим мастерством. Каждый раз, начиная новую тетрадь по школьным предметам, он обещал себе, что постарается писать аккуратно и разборчиво. На первой странице у него получалось довольно сносно, особенно если попадалась ручка с достаточной толщиной линии письма. Но стоило перевернуть страницу, под которой теперь была только обложка, и магия исчезала. Буквы ложились вкривь и вкось, словно примятая ливнем трава.

Теперь он ещё и не знал, какие буквы писать. Черновиков им не выдали, приходилось прописывать знаки в воздухе. Но когда казалось, что подобрано нужное слово, обнаруживалось, что он забыл какую-то часть знака. А когда все знаки оказывались верны, само слово вдруг начинало казаться пустым.

Кайт взял кисть, надеясь, что она подскажет ему ответ, но кисть молчала. Он отложил её и стал смотреть в окно. Вдалеке виднелся пруд, ветви ивы нагибались над водой тонким мостом, в листве слышался шёпот ветра… Кайт тряхнул головой, понимая, что опять засыпает, но там, на грани сна и реальности, нашёл нужное слово — «голос». До этого он пытался придумать сразу три слова, чтобы оценить, как они сочетаются между собой, но на этот раз думать не стал. Взял кисть и быстро сделал надпись в верхней части листа. Буквы получились угловатыми, теряющими баланс, словно неумелые канатоходцы, и, конечно, далёкими от хоть какого-то представления о каллиграфии, но Кайт остался доволен.

А вот следующее слово никак не приходило в голову. Когда до конца занятия оставалось уже менее получаса, он сдался и решил написать своё имя. Но и тут его ждала неудача: он напрочь забыл написание буквы «К». Промучившись ещё несколько минут и поняв, что «К» окончательно потерялась в недрах памяти, он попрощался с «Кайтосом» и решил написать свою фамилию, но позабыл и букву «Е», с которой она писалась в праязыке. В конце концов, он написал просто «Сорн», надеясь, что умудрённый знаниями профессор слышал что-нибудь о северных королях и звёздах.

Оставалось последнее слово и десять минут урока. Кайт украдкой посмотрел вокруг: лица детей выражали беззаботную умиротворённость, только Саймон в отчаянии цеплялся взглядом за стены, словно пытался разыскать там нужные слова. Интересно, как выглядит он, когда улыбается?.. И тут Кайту вспомнился ребёнок с плаката, увиденного в свой первый день у реки. Переведённая надпись заканчивалась словами: «Преисполнившись чувством благодарности, человек, может быть, сумеет глубже почувствовать радость пребывания в этом мире и постигнет суть счастья...» Вот оно, последнее слово — «счастье»! Кайт был не уверен, что справится со всеми знаками, но ему так захотелось написать его, словно оно могло поселить настоящую радость в сердце Саймона и его собственном сердце. «“Е”, опять эта буква “Е”», — вздохнул мальчик и написал слово в той форме, в которой оно было в молитве: «счастья».

— Время почти истекло, — сообщил преподаватель, — можете сдать работы, инструменты, и до встречи завтра.

Выйдя из класса, ребята начали обсуждать написанное.

— «Голова или рука», — торжественно продекламировал свою фразу из трёх слов Биджой.

— Надоел же ты со своими головорукими шутками! — отмахнулась Вирджи. — Задание очень лёгкое, напиши своё имя и роль: «Вирджелия», «Валентайн», «бог».

— Точнее было бы «богиня», — поправил её Тирс. — Только Богини Милосердия ведь не существует.

— Сам-то ты что написал?

— Тоже имя и «бог».

— Ты не бог, ты моя правая рука, — подражая его голосу, проговорила Вирджи.

— А вот у меня третье слово вообще «тут», — не давая разгореться ссоре, сообщил Магги.

— Какой «тут»?

— Мы же изучали сегодня: «Дом — тут, а река — там».

— Ничего умнее не придумал? — хохотнула Вирджи. — А вы что написали? — повернулась она к близнецам и Найджелу.

— «Мелкон Бог Войны», — ответил старший брат.

— А я написал «белый», «жёлтый», «голубой», — сказал младший.

— Это что описание флага? — рассмеялся Тирс.

— Я думала, у вас даже слова будут одинаковые, — усмехнулась Вирджи.

— А у тебя что? — спросил Кайта Магги.

— «Голос», «Сорн» и «счастья»… — замявшись, ответил он.

— Какой ещё голос? Чей? — удивилась девочка.

— Не помню…

— А «сорн» — это что? Ты своё имя написать не мог?

— У меня проблемы с буквой «Е».

— И не только с ней, — покачала головой Вирджи. — А у тебя что получилось, Саймон?

Мальчик остановился.

— «Мама»… — пробормотал он и опустил голову, словно пытаясь найти недостающие слова на полу.

— «Мама — тут, а папа — там», — смеясь, снова процитировал урок праязыка Магги. — Наш человек!

— Всего одно слово? — удивилась Вирджи. — Ты бы хоть «тут», как этот болван, дописал или «папа».

Магги рассмеялся, а Саймон совсем поник. Кайт с грустью смотрел на него и думал, что его знакам не хватило силы подарить Саймону счастье, а может, без буквы «Е» оно не считалось.

Найджел о своих словах говорить не стал.

Перебрасываясь шутками, ребята зашли в зал, где проходили уроки тишины. Впервые услышав о таких уроках в речи настоятеля, Кайт представил себе помещение, обитое войлоком, чтобы не пропускать наружу ни единого звука. Но в действительности всё оказалось с точностью наоборот: просторная комната с раздвижными окнами во всю стену. От внешнего мира их отделяло тонкое стекло, а в тёплые дни, как сегодня, лишь прозрачная москитная сетка. Многоголосие цветущей весны настойчиво звало присоединиться к общему хору, но, видимо, в этом и заключалась сложность задания.

Магги, в первый день оказавший Экейну неоценимую помощь в поддержании тишины, сегодня оказался главным противником своего куратора. Слов мальчик не произносил, но корчил такие уморительные рожи, что прыскали со смеху даже самые серьёзные. А сам мим-юморист заканчивал каждое выступление оглушительным взрывом хохота. В конце концов бедный куратор не выдержал и воскликнул, уткнувшись лицом в сетку:

— Вы знаете значение слова «тишина»?

Кайт слушал беззаботный смех Магги и смотрел, как кружатся в воздухе омытые солнцем пылинки. Есть место, откуда мир кажется наполненным светом, только найти его непросто и в ясную погоду. Сегодня ему повезло оказаться в таком месте. Здесь сомнения и тревоги теряли свой вес и становились лёгкими, будто те пылинки, наполняющие воздух. Взмахнёшь рукой — и они закружатся в сияющем вальсе, а ты будешь сидеть — неподвижная ось мира. И ничему не согнуть тебя, ничему не сломить. Всё — лишь звёздная пыль, танцующая под твоей рукой.

— Пошли! — хлопнул его по спине Магги. — Конец тишине!

Кайт вздрогнул: час пролетел, будто пара мгновений, наверное, он снова задремал. Поднявшись, он отправился вместе с остальными в класс для самостоятельных занятий. В коридоре им встретился Экейн, не преминувший высказаться по поводу недопустимого поведения Магги, на что неутомимый шутник простодушно ответил:

— Альраи объяснил нам, что мы не должны ничего говорить. Про то, чтобы не смеяться, речи не было.

— А вы, Сорнэй, должны показаться врачу! — не найдя стрел против щита радости Магги, Экейн набросился на Кайта. — Если в следующий раз не обнаружу у вас на локте пластыря, отведу в лазарет за ухо.

— Я схожу, после ужина, — пообещал Кайт. Ему не хотелось покидать своих товарищей сейчас, когда он наконец-то испытал некоторое чувство сопричастности.

Домашнее задание по праязыку вернуло всех к воспоминаниям об уроке каллиграфии.

— По-моему, старикан всё-таки с приветом, — убеждённо заявил Магги.

— Начальная стадия старческого слабоумия, — кивнула Вирджи.

— А мне кажется, он всё понимает, — возразил Марк Тирс, — просто не хочет ничего делать. Вот увидите, все уроки у нас так будут проходить. Мы будем сами что-то рисовать, а он — дремать.

— Ты говорил, он лучший каллиграф. И пишет главное предсказание на фестивале, — осторожно обратился Кайт к Найджелу, но тот сделал вид, что не расслышал его слов.

— Может, он и был когда-то лучшим, но сейчас это наверняка лишь инерция славы, — высказал своё мнение Эрстон.

— Да, я представлял его другим, — ответил ему Найджел.

Кайт вздохнул и продолжил прописывать букву «Е». Пожалуй, сопричастность существовала больше в его воображении.

После ужина Биджой заботливо напомнил ему о госпитале.

— Не то пострадает не только твой локоть, но и ухо. А безухий бог — это уж совсем смешно.

— Спасибо, что напомнил, — пробормотал Кайт.

Тратить крохи свободного времени на поход к врачам, казалось расточительством, но не хотелось сердить куратора. Получив мазь от ушибов и заветный пластырь, Кайт отправился побродить немного перед закатом. Уже зажглись фонари, и воздух был наполнен той благоуханной теплотой, какая на севере бывает в разгар лета. «В Кленверте только раскрываются почки», — думал он, касаясь тяжёлых алых цветов, названия которых не знал.

Со стороны тренировочного поля показался Саймон, видимо, тоже решивший посвятить своё свободное время прогулке по храмовому парку. Заметив товарища, он остановился и неловко потупился.

— Хороший сегодня вечер, — сказал Кайт, пытаясь как-то начать диалог.

— Да… — протянул Саймон, потом, словно вспомнив, спросил. — Как твоя рука?

— Получил волшебную мазь, — он помахал баночкой.

— Эти столбы слишком высокие, — прошептал Саймон.

— Но у других здорово получается по ним прыгать. Биджой верно сказал: «Правая рука бога в отличной форме».

— Вы с ним из одной школы?

— Из одного класса, — усмехнулся Кайт. — А ты с кем-нибудь был знаком до встречи здесь?

— Найджел Деврай и братья Садатони. Мы учимся в одной школе, но в разных классах, — в голосе Саймона помимо воли послышалось облегчение.

— Кажется, Найджелу я тоже… не очень симпатичен.

— Это естественно.

— Почему? — удивился Кайт.

— Просто… — Саймон замялся, сообразив, что сказал лишнее. — Просто все думали, что Найджела выберут на роль Бога Войны. Его дедушка был Альраи. Найджел всегда был уверен…

Кайт потерянно смотрел под ноги:

— Я не знал.

— Не говори, что я тебе рассказал! — испуганно попросил Саймон.

— Конечно, — пробормотал Кайт. — Я погуляю ещё немного…

Всего пару часов назад он хотел побыть вместе с новыми товарищами, ощутить себя частью повседневных разговоров, а теперь отчаянно желал оказаться в одиночестве. Почти сбежав от растерянного Саймона, Кайт вернулся к пруду. Сумерки становились гуще. Уже невозможно было разглядеть, сидел ли на противоположной стороне его дневной собеседник.

Он с самого начала ошибался, приписывая другим собственные чувства. Сам поражённый внезапной необходимостью принять участие в фестивале, он решил, что и Найджела тяготит этот спектакль. Но того тяготило не представление, а роль.

Словно воочию видел Кайт мальчика, с детства мечтающего надеть расшитые золотом одежды Бога Войны, всего себя отдающего этой мечте. Каждый день старающегося стать умнее, сильнее, смелее. И в решающий миг обнаружившего, что всё досталось самозванцу. Будь Кайт действительно умнее, сильнее, Найджелу, возможно, было бы легче смириться. Но проиграть менее достойному — как это, наверное, жгло душу!

И тут Кайт понял, что должен сделать. Нужно отказаться от своей роли. Гор Скалатэни уже доказал всем, что способен сделать слабого первым. Дальнейшее притворство не имеет смысла. Если хотят, пусть поменяют их с Найджелом местами или вообще сделают Кайта помощником какого-нибудь бога, если уж его участия в фестивале не избежать. Конечно, для мамы лучше иметь сына-бога, но даже их финансовое благополучие не стоит разрушенной мечты. Нужно скорее поговорить с кем-то из взрослых, лучше с самим Альраи. Кайт чуть было сразу не бросился разыскивать настоятеля, но удар колокола напомнил, что ему пора возвращаться в общежитие. «Поговорю завтра», — решил он и побрёл к храмовой постройке, служившей им домом.

На противоположном берегу пруда взмахнул седыми крыльями ворон.