Утёс (гет)

Гермиона поморщилась, услышав отдалённые глухие голоса. Кто-то тревожно перешёптывался над ней, и Грейнджер потребовалось много усилий, чтобы наконец открыть глаза.

— Ох, милая, — жалостливо прошептала мадам Помфри, всматриваясь в бледное лицо. — Я же вам говорила…

— Она очнулась? — жёсткий голос Макгонагалл разрезал тишину лазарета подобно острому клинку. — Мисс Грейнджер, как вы себя чувствуете?

Почти материнская тревога на лице директора польстила Гермионе. Она постаралась улыбнуться и разомкнула пересохшие губы:

— Немного болит голова. Что произошло?

— Мадам Пинс была обеспокоена шумом в библиотеке в поздний час. Она увидела вас и вызвала меня, — пояснила Минерва, нахмурившись.

— Вы спали несколько суток, мы так боялись за ваше состояние, — обеспокоенно проговорила мадам Помфри и придвинула к Гермионе поднос со склянками. — Вам нужно выпить несколько укрепляющих и хорошо отдохнуть.

— Несколько суток? — Гермиона с ужасом распахнула глаза: столько времени было потрачено впустую! Грейнджер вспомнила о последних минутах сознания, о прозрачно-серебристых глазах с танцующими языками пламени, о настойчивых прикосновениях и своём нежелании останавливаться. Блаженство, растёкшееся по венам, захватило её, словно гипноз. Гермиона ясно осознавала, что слабеет, но это было так ничтожно по сравнению с наслаждением, которым была пропитана каждая клеточка тела, что почти не стоило внимания.

— А где… — она замялась, глядя на Минерву, и внезапно покраснела. Очевидно, директор и библиотекарь протрактовали увиденное совершенно ошибочно. — Где мистер Малфой?

Лицо Макгонагалл вытянулось и как будто посерело, она вздёрнула подбородок и проговорила с ледяной строгостью в голосе:

— Мистер Малфой отправлен на домашнее обучение.

— Что? — Гермиона, превозмогая слабость, приподнялась на постели. — Вы исключили его?

— Нет, — Минерва поджала губы. — Профессора будут направлять ему задания, пока он находится в Уилтшире.

Гермиона задрожала от возмущения; в груди поднялось негодование, и виски запульсировали тупой болью.

— Малфой-мэнор разорён и наполовину пуст после обысков! — Гермиона в шоке распахнула глаза. — Там же ничего нет.

— Так будет лучше, — процедила Минерва, удивлённая поведением студентки.

— Для кого?

— Для нас всех, — и, поколебавшись, добавила: — И для мистера Малфоя тоже.

— Вы же знаете, что он страдает. Его нельзя оставлять в одиночестве! — Гермиона ощущала, как шея покрывается испариной от пронзительной паники и гнева.

— У мистера Малфоя есть домовой эльф, который обеспечит его всем необходимым.

— Ему нужны зелья и помощь целителей!

Минерва промолчала, поджав губы, и Гермиона покачала головой, сбрасывая с себя одеяло.

— Мисс, вы ещё очень слабы… — встревоженно затараторила мадам Помфри, но Гермиона всё равно села на кровати, стараясь справиться с лёгким головокружением.

— Я должна помочь ему, — настойчиво проговорила она.

— Боюсь, я вынуждена надавить на вас авторитетом, — Минерва подошла к Гермионе, возвышаясь над ней непреклонной статуей, — и запретить приближаться к мистеру Малфою.

Грейнджер опешила, открыла и закрыла рот, а потом медленно поднялась, держась за прикроватный столик.

— Он причинил вам вред и Мерлин знает что ещё мог натворить, если бы мы не отослали его прочь. Я понимаю, — Минерва примирительно подняла руки. — Моё решение кажется вам жестоким. Но поверьте: если кто и нуждается в защите, так это студенты Хогвартса.

— Драко — тоже ваш студент! Отчего такое лицемерие?

— Попрошу вас выбирать выражения, мисс Грейнджер, — Минерва растерянно смотрела на свою любимицу и не узнавала её. — Ваше поведение недопустимо, и…

— Вы бросили его умирать, — перебила Гермиона. — Не вам говорить мне о неподобающем поведении.

Макгонагалл замерла с приоткрытым от возмущения ртом и оглянулась на мадам Помфри, надеясь обрести поддержку в её лице. Та печально покачала головой и обратилась к Гермионе:

— Нам очень жаль мистера Малфоя, но ему уже ничем нельзя помочь. По правде, никто не думал, что он проживёт так долго.

Гермиона едва могла сохранять молчание, выслушивая эти жестокие слова. Она не понимала, как нечто настолько ужасное могло происходить под носом и у всего магического мира и оставаться незамеченным.

— Вы даже не пытались! — обвиняюще проговорила Гермиона.

— Мы ничего не можем сделать, мисс Грейнджер. Изменения, которые претерпевает тело мистера Малфоя, несовместимы с жизнью. Его сердце не выдержит такой нагрузки и остановится. Это только вопрос времени, — мрачно выдохнула Минерва. Усталость ещё больше состарила черты её лица. — То, что с ним происходит, чудовищно. Я знаю, что вы пытаетесь ему помочь, но ваши действия только продлевают страдания мистера Малфоя. Будет лучше позволить ему не мучиться и… умереть.

— Откуда такая жестокость? — Гермиона задыхалась, не в силах подобрать слова. — Неужели вы поступили бы так же, окажись на его месте я? Неужели вы оставили бы меня умирать?

Гермиона поняла по лицу Макгонагалл, что это вовсе не так. Нечто близкое к состраданию и мукам совести проскользнуло во взгляде директора, но так же быстро сменилось официальной холодностью.

— Вы знаете, что такое магический вампиризм?

Грейнджер неуверенно мотнула головой. Кажется, об этом что-то говорили на курсе изучения магических существ, но информация была такой сжатой, что Гермиона почти ничего не запомнила.

— Подобной способностью обладают представители некоторых волшебных рас: сирены, один из подвидов вампиров и, конечно же, вейлы.

— Так вы знали, что с ним происходит!

— Не перебивайте меня, мисс Грейнджер, — строго отчеканила Минерва, подавляя Гермиону своим холодным взглядом. — Я не могла представить, что такое возможно, но произошедшее в библиотеке заставило меня поверить. Я должна была догадаться раньше, — она с досадой цокнула языком. — Ваш интерес к вейлам, внезапное сближение с Малфоем… Что вы делали в библиотеке поздно вечером вдвоём?

Гермиона почувствовала, как краснеет лицо.

— Мы занимались исследованием, — сжимая кулаки, выпалила она.

— Тогда вам полезно будет узнать, что мистер Малфой истощил вашу магию настолько, что вы провели без сознания несколько суток. Наверное, не стоит говорить, как глупо было позволять ему сделать это.

— Мы ничего не знали!

— И это могло привести к необратимым последствиям… — Минерва укоряюще покачала головой.

— Нельзя лишить волшебника магии совсем, она является его неотъемлемой частью, — протестующе выпалила Гермиона. — Даже если Малфой по незнанию…

— Он нашёл источник, мисс Грейнджер, — Макгонагалл покачала головой, — и наверняка попытается воспользоваться им ещё раз. Я выслала мистера Малфоя прежде всего ради вашей безопасности.

— Он не знал, что может причинить мне вред, — упрямо продолжала Гермиона. — Если бы вы объяснили ему…

— Никто не может объяснить вейле; эти существа просто берут то, что хотят. Магическое общество постаралось изолировать их не просто так.

— Но ведь он не только вейла! Он всё ещё волшебник, всё ещё ваш ученик, и…

— Именно поэтому я не позволю ему натворить ещё больше глупостей. Сожалею, но это всё, что я могу для него сделать, — в голосе Макгонагалл было нечто, подавляющее все попытки к возражению. — Я предупреждаю вас, мисс Грейнджер: если вы намерены и дальше настаивать на своей точке зрения и пытаться помочь Драко Малфою, я буду вынуждена отчислить вас из Хогвартса по причине неподчинения школьному уставу.

Гермиона пораженно замерла, ощущая, как холодеют от страха внутренности. Грейнджер казалось, что перед ней стоял кто-то безжалостный и жестокий, но не Минерва Макгонагалл, являвшаяся для Гермионы примером справедливости и честности с первых дней в Хогвартсе.

— Это всё, — напряженно проговорила директор и, нервно дернув подбородком, повернулась. — Отдыхайте.

* * *

— Ваша светлость, вы ничего не ели со вчерашнего дня, — Норд окинул полупустую комнату мрачным взглядом. Следовало длительное молчание. — Вам следует перебраться в главные покои; в остальных комнатах конфискована почти вся мебель.

— Я уже говорил, что мне ничего не нужно, — донёсся глухой голос со стороны глубокого кресла у окна.

Хмурый день в Уилтшире подходил к концу, и сквозь мутные от пыли окна пробивался угасающий свет бледного солнца. Драко наблюдал за бегом туч в небе уже около нескольких часов, стараясь не двигаться и дышать медленнее. Он находился в мэноре уже несколько дней, и все они были похожи на один сплошной поток серости, уныния и безнадежности.

Когда Малфой взошел по разбитым ступенькам крыльца и посмотрел на облупившиеся и кое-где чёрные от копоти стены, на сколотые барельефы, на узкие окна с выбитыми стёклами и увитые диким вьюнком колонны, он в шутку назвал себя лордом развалин и этим очень обидел старого Норда. Домовик старался держаться, но при виде того, в какой упадок пришло родовое имение, служившее ему домом уже около века, снял свой монокль и некоторое время жмурился, стараясь скрыть слёзы.

Драко не был растроган; он уже давно перестал видеть в этом нагромождении колонн, лестниц и безликих комнат свой дом. Возвращение не принесло ему ни радости, ни злости, ни разочарования. Малфою было всё равно, и он поразился бы своему равнодушию, если бы гнетущая апатия не набросила оцепенение на его мысли.

В первый день он бродил по разворованным залам, рассматривая некогда натертые до блеска, а теперь усыпанные комками земли с мощной обуви мракоборцев полы, снимал со стен изрезанные портреты предков, закрывал скрипящие на ветру разбитые окна и сгребал в кучи осколки фарфоровых статуэток и старинных сервизов, которые так любила Нарцисса.

Он не преследовал никакой цели, занимаясь этим с утра до поздней ночи; им двигала потребность монотонной непрерывной деятельности, которая могла бы отвлечь от посторонних мыслей. Драко вернулся в свою комнату, опустевшую на две трети, лишь когда луна поднялась высоко в небе и его боли, почему-то утихшие после вечера в библиотеке, вернулись.

Драко смутно помнил свой последний разговор с директором. Она что-то напряженно говорила и, кажется, обвиняла его, но Малфой думал лишь о том, что случилось с Гермионой и как скоро он сможет убедиться в том, что не убил её. На просьбу объяснить произошедшее с ним Драко получил молчаливый отказ; Минерва или ничего не знала, или не видела смысла в разговорах. Куда больше её волновал вопрос его немедленного отъезда из Хогвартса. Малфой беспрекословно подчинился: он давно привык следовать туда, куда ему скажут.

Его выслали из Хогвартса той же ночью, снабдив стопкой учебников и десятью флаконами с обезболивающим. Норд, кряхтя и пошатываясь, тащил на себе мешок с провизией на первое время, когда вслед за Малфоем вошёл в открытый по экстренному случаю камин в кабинете директора. Их прощальным маршем было молчание, и Драко решил не оборачиваться, прежде чем исчезнуть в зелёном пламени.

И вот уже вторые сутки он шатался по коридорам опустевшего особняка, теперь служившего пристанищем для призраков. Драко почти не спал из-за тянущей боли, сковывающей мышцы, и сквозь мутную дремоту слышал их крики и стоны, просачивающиеся из подвалов. Ужас полз по коже мурашками, но даже шорохи в темных коридорах и печальные вздохи под потолком не могли занимать его мысли больше, чем она.

Малфой не находил себе места, не имея возможности удостовериться в том, жива ли Грейнджер и всё ли с ней в порядке. Прежде его угнетало лишь то, что он противен сам себе; теперь же Драко боялся существа, которое развивалось подобно зародышу в его теле и готово было вот-вот заговорить его голосом. Малфой тысячу раз прокручивал в голове их фатальный эксперимент и не мог понять, почему вдруг ему так отчаянно захотелось Грейнджер себе.

Он и после ощущал остатки этого желания. Сперва оно было таким сильным, что почти соблазнило его ослушаться директора и проникнуть в лазарет. Затем, оказавшись в мэноре, Драко всё же пришёл в себя и постарался взглянуть на произошедшее трезво. Пришло разочарование, но подсознательное желание не исчезло. Ещё несколько часов после поцелуя он ощущал себя так, словно кто-то влил в него свежую кровь, смешанную с чем-то наподобие сладкого дурмана. Что бы ни случилось в библиотеке, Драко хотел ещё, хотя понимал: он вряд ли должен поощрять это желание.

— Могу я хотя бы предложить вам воды? — Норд всё ещё стоял у входа в комнату, которая теперь принадлежала пустоте и пыли, а не Драко.

— Нет, — спустя время отозвался Малфой, поднимаясь из кресла. Он мимолетно прикоснулся к щеке и поморщился: челюсти ныли уже двое суток, и с каждым часом боль только сильнее ввинчивалась в дёсны. Обезболивающее заканчивалось, и есть становилось невозможно. — Я прогуляюсь.

Норд подозрительно взглянул на своего господина, когда тот прошёл мимо него. Малфой тихо миновал залы и вышел через чёрный ход, когда-то используемый слугами. Обогнув дом, он вышел к обширному парку, поросшему вереском. Вдали слабо поблескивали стёкла большого построения, отчасти утопающего в густой роще, и Драко направился к нему. Достигнув потрескавшихся мраморных ступеней, Малфой на некоторое время остановился, поднимая взгляд.

Вся из разбитых стеклянных окон, кое-где треснутых и оплетённых паутиной, оранжерея, созданная Нарциссой, казалась самым главным призраком поместья. Драко сглотнул, переступил через руины, в которые превратились статуи дриад у входа, и осторожно потянул на себя покосившуюся дверь с выбитым стеклом.

Внутри было сухо и пахло прелой листвой. Стеллажи громоздились на полу жалкой кучей обломков, повсюду на широких каменных плитах виднелись разбитые горшки и клумбы. Драко посмотрел на почерневшие розы, на кусты высохших лилий и съёжившиеся листья папоротника, устилавшие пол.

«Она была бы в ужасе», — отстраненно подумал Драко, продвигаясь к центру построения, туда, где виднелась окружность небольшого фонтана. Застоявшаяся вода была неподвижна, и Малфой поморщился, увидев на некогда белоснежном дне толстый слой ила.

Жизнь была похожа на эту оранжерею: некогда цветущую, а теперь разрушенную. И не было больше никого, кто смог бы восстановить всё по крупицам, терпеливо стирая грязь, убирая осколки и латая трещины. Мысли о Нарциссе острыми клинками пронзили сердце: Драко не видел её уже много месяцев и не был уверен в том, что увидит снова. Он ощущал себя беззащитным и бессильным без её рук, в трудные минуты нежно обвивавших его шею.

Обессиленно опустившись около бортика, Драко закрыл лицо руками и остался неподвижным даже тогда, когда по уцелевшему стеклу на крыше забарабанил дождь.

* * *

— Ты не можешь просто игнорировать меня, — Джинни шла за Гермионой по пятам. — Что произошло? Я не видела Малфоя уже несколько дней, а ты ведёшь себя так, словно получила гадкое пророчество.

— Всё в порядке, — Гермиона скользнула взглядом по корешку книги, которая была ей необходима, взяла её с полки и нетерпеливо вздохнула. — Есть небольшая загвоздка с исследованием.

Грейнджер умолчала о том, что тревога и страх почти разрушили её нервную систему, а сама она едва могла уснуть, даже выпив две порции зелья сна без сновидений. Она старалась найти в библиотеке хотя бы отдаленные упоминания о магическом вампиризме, но пока что ей не удалось обнаружить ничего кроме нескольких поверхностных заметок. Все они так или иначе повторяли сообщённую Макгонагалл информацию, и Грейнджер смогла узнать лишь то, что от магического вампиризма можно защититься с помощью особого вида окклюменции, о котором было известно и того меньше.

— Почему бы тебе не написать Флёр? Уверена, она могла бы многое рассказать. Её бабушка — вейла, — не унималась Джинни, не на шутку встревоженная состоянием подруги.

— Я уже писала, — с недовольством проговорила Гермиона. — Она ответила, что почти с ней не общалась и ничего не знает.

— В самом деле? — Джинни хмыкнула, задумчиво поднимая глаза к потолку. — Она довольно странная.

Грейнджер заинтересованно покосилась на неё, и Джинни, довольная тем, что сумела заинтересовать подругу, за последние дни сказавшую ей не более десяти слов, продолжила:

— По-моему, Флёр очень суеверна… — и добавила заговорщическим шёпотом: — Они с Биллом даже не целовались до свадьбы.

Тревога кольнула Гермиону под лёгкими. Она сжала в руке книгу и нервно выдохнула:

— Почему?

— Мама сказала, что Флёр боялась своих генов, — Джинни пожала плечами. — Верила в байки о том, что человек, которого поцеловала вейла, уже никогда не забудет такой поцелуй и всю жизнь будет желать ощутить его снова. А ты ведь знаешь, они с Биллом долго присматривались друг к другу. Похоже, она сомневалась, раз терпела так долго…

— О, — Гермиона побледнела, отводя взгляд. — Молли знает это наверняка?

— Брось, — Джинни легкомысленно взмахнула рукой. — Это всего лишь сказочки, которыми мама пугала нас в детстве, а Билла — вплоть до свадьбы. Она недолюбливала Флёр; считала, что полувейла опутает её сына своими таинственными чарами и бросит.

— Но зачем это… Флёр? Зачем вообще вейлам кого-то очаровывать?

Джинни пожала плечами и тут же хмыкнула:

— Не говори мне, что ты веришь в эту чушь, — и снисходительно посмотрела на Гермиону. — Билл и Флёр просто слишком традиционные… ну или зажатые.

— Наверное, так и есть, — криво улыбнулась Грейнджер. Страх усилился, в груди загудело неудовлетворение, напомнившее обо всех прежних опасениях. — Спасибо, Джинни. Я правда в порядке. Просто немного устала, — и попятилась к выходу. — Пожалуй, лягу сегодня пораньше.

Весь вечер она думала о словах Джинни и о возможных последствиях их с Малфоем опыта. Так и не прикоснувшись к ужину, Грейнджер скинула одежду и устало рухнула на постель. Укрывшись одеялом и сложив руки на животе, она напряженно уставилась в потолок. С некоторых пор даже собственная кровать напоминала ей о Драко Малфое. Гермиона ощутила, как напряглись её плечи при мысли о том, что совсем недавно он был здесь, рядом.

Теперь Драко находился за сотни миль, почти недосягаемый и одинокий как никогда. Прошло лишь несколько дней, а она уже сходила с ума от тревоги: были ли у него необходимые зелья, находился ли он в сознании, дышал ли он в эту самую минуту, пока она была в безопасности?

Гермиона ударила ладонями по постели и нервно вскрикнула, поднимаясь. Она ощущала, что предаёт себя бездействием. Возможно, прямо сейчас Малфой умирал от потери крови или корчился в невыносимой агонии, а она всё ещё терзалась ничтожными сомнениями. Да, он был опасен, и да, она чувствовала, что поцелуй только подтвердил это. И всё же Гермиону тянуло в далёкие земли Уилтшира, тянуло в мэнор, населённый страшными и болезненными воспоминаниями, тянуло к тому, кем теперь был Малфой. Грейнджер знала, что и сама уже не станет прежней. Она сделала выбор и обязана была нести ответственность за последствия. Хоть кто-то, думала она, должен был оставаться честным, чтобы мир не развалился.

Гермиона вскочила с постели и ринулась к стулу с одеждой, быстро натянула рубашку и джинсы, собрала волосы в небрежный хвост и остановилась перед зеркалом. Любому со стороны могло показаться, что её лихорадит. Грейнджер, стиснув зубы, подошла к столу и достала из него пергамент с несколькими строчками, написанными ею ещё несколько дней назад. Она малодушно спрятала его в порыве сомнений, но теперь знала, что должна делать.

Грейнджер тихо прошла по коридорам, подспудно ощущая спокойствие, граничащее с ужасом. Она нисколько не беспокоилась о том, что за окном была ночь, когда постучалась в комнату Макгонагалл. Около нескольких минут было тихо, и лишь когда Гермиона занесла руку для того, чтобы ударить в дверь ещё раз, щёлкнул замок и на пороге появилась Минерва. Она ошеломлённо посмотрела на Гермиону и сжала пальцами накинутую на плечи шаль.

— Мисс Грейнджер, что-то случилось? — она обеспокоенно нахмурилась. — Время позднее.

— Извините, — холодно отчеканила она. — Я больше не могу ждать, — и протянула пергамент.

— Что это? — подозрительно протянула Макгонагалл, и спустя секунду, взглянув на строки, удивлённо замерла. — Мисс Грейнджер, — повторила она медленно, явно собираясь возразить тому, что было написано на пергаменте, но Гермиона прервала эту фразу:

— Не знаю, как вы, директор, но я не смогу до конца дней жить с мыслью о том, что из-за моего равнодушия Драко Малфой умер в агонии и одиночестве. И если мне не отыскать справедливости в Хогвартсе, я рискну и попытаюсь найти её в другом месте, — Гермиона кивнула на пергамент в руках Макгонагалл. — Я хочу, чтобы вы меня отчислили.

* * *

Драко вскинулся, прижимая ладони к лицу: челюсти болели так, словно кто-то сдавливал их, протыкая плоть вокруг раскаленными иглами. Он застонал сквозь сомкнутые зубы и почувствовал, что ему становится только хуже. Пульсация ударяла в голову, и Малфою показалось, что его черепная коробка вот-вот разорвётся от давления изнутри.

Он медленно приподнялся, опираясь о сколотый бортик фонтана, и оглянулся: за мутными окнами оранжереи чернела ночь, и только в самом верху в стёклах бликами отражалась высоко взошедшая луна. Он попытался подняться, но тело подвело, и Малфой снова рухнул на каменные плиты, ощущая под пальцами высохшие корни растений.

— Малфой, — прозвучал слабый сострадательный голос, и Драко поднял голову, запечатлевая её фигуру у входа.

— Уходи, — он отвернулся, смазывая последние звуки в стон. Боль пронзила челюсти с новой силой; Драко показалось, что он услышал хруст, словно кости передвигались, стираясь друг о друга. — Как ты сюда попала?

— Через камин, — встревоженно отозвалась она, делая шаг навстречу. — Макгонагалл не смела так поступать с тобой, и я…

— Оставь меня, Грейнджер! — он зарычал и метнулся в сторону, хватаясь за колонну. — Она права. Я опасен…

Гермиона сделала ещё один осторожный шаг, словно боясь напугать кроткое животное. Драко стоял, сгорбившись от боли, и пристально наблюдал за ней исподлобья.

— Директор сказала, что отчислит меня, если я попытаюсь помочь тебе снова. Я сама положила заявление на её стол.

— Ты просто идиотка, — низко проговорил он. — Возвращайся в Хогвартс.

Она робко улыбнулась и покачала головой:

— Пути назад нет. Макгонагалл подписала приказ… — и, увидев изумление и недоверие в его взгляде, мягко продолжила: — Иначе меня бы здесь не было.

— Зачем? — боль обрушилась на него с новой силой, колени подкосились, и он, ощущая стыд за свою немощность, сполз вниз по колонне. В горле защипало, и он закашлялся, ощущая на языке кровь. Казалось, будто в лёгкие начал забиваться густой дым, и некоторое время Малфой пытался вдохнуть, борясь с ужасом. — Уходи, Грейнджер, мне осталось недолго.

— Нет! — она решительно вздернула подбородок. — Я принесла несколько зелий, и…

— Я могу убить тебя или сделать что-то ужасное, — прорычал Драко, ощущая, как то странное желание, которое породил её поцелуй, расправляет когти внутри его грудной клетки. — Неужели ты не понимаешь?

— Всё будет хорошо, Драко, — дрожащим голосом выпалила она, протягивая ему тёмно-зелёную бутылочку. — Я помогу тебе.

В голове вспыхнуло зарево, затмевающее боль и отчаяние. Он из последних сил поднялся и мрачно взглянул ей в глаза. Грейнджер была похожа на пламя свечи в глухом склепе, и Драко не мог не смотреть, не мог не желать устремиться к ней как к единственному источнику света. В груди разрасталось тепло, и оно, подобно проклятью, медленно поползло вверх и вниз по его телу, заставляя истерзанные мышцы двигаться.

— Тебе понравилось, — внезапно он холодно улыбнулся и заметил, что плечи Грейнджер забавно вздрогнули. — Вот почему ты здесь.

— Я не понимаю, о чём ты говоришь.

— Мой поцелуй.

— Это не так!

Она покраснела, выдавая себя с головой, и Драко почти ощутил, как от жара её щёк раскаляется воздух в его лёгких.

— Ты хочешь ещё? — он наклонил голову, и внимательность взявшего цель охотника поселилась во взгляде.

— Послушай, — она напряженно сглотнула и наконец попятилась. — Я знаю, что тебе тяжело контролировать свою… сущность, но…

— Мы можем повторить, — он развел руками, словно приглашая её в объятия. — Как ты хочешь? Можем сделать это здесь или внутри. Я покажу тебе главные покои, — продолжал Драко, приближаясь к ней так плавно, что Грейнджер едва замечала эти движения. — Они великолепны, Грейнджер: семь помещений, обставленные самой дорогой мебелью во всём магическом мире.

— Прекрати, мне не до интерьеров, — её рука, протягивающая склянку, дрогнула и почти опустилась. — Малфой, выпей зелье. Тебе нужно отдыхать.

— Столовая, два кабинета, обширная ванная, гостиная и, конечно же, спальня, — он ни разу ни взглянул на склянку, зажатую в её маленькой ладони. — Ты знаешь, для кого предназначены эти комнаты?

Гермиона продолжала пятиться, а он так же медленно наступал, с каждой секундой цепляя и захватывая в плен всё больше её мыслей.

— Они принадлежат лорду и его леди, — не дожидаясь её ответа, произнёс он и усмехнулся, когда Грейнджер споткнулась о ветку и прижалась спиной к колонне. — Там они завтракают, читают, сидят над бумагами, заботясь о счетах и владениях, — Драко удовлетворённо выдохнул, приближаясь к её неподвижному из-за напряжения телу. — И, конечно, занимаются любовью.

Гермиона сощурилась, пытаясь справиться с наваждением, просачивающимся в её тело вместе со словами Малфоя.

— Прекрати.

— Ты смущена? — в его шёпоте слышалось лукавство.

— Ты слишком много себе позволяешь, — процедила она, всё ещё пытаясь обороняться.

— Я даже не прикасаюсь к тебе, — он показательно поднял ладони и, наклонившись, упёрся ими по бокам от её головы. — Ты говорила, что вовсе не являешься леди, но, на мой взгляд, даже самая суровая мать не воспитала бы такую чопорную девицу. Хотя знаешь, Грейнджер, — он наклонил голову, стараясь поймать её взгляд. — Те, что днём больше всех краснеют и кричат о добродетели, ночью превращаются в настоящих фурий. И один лишь Мерлин знает, на что способна ты, — его ладони скользнули ниже, почти касаясь её плеч. — Или, быть может, кто-то был удостоен чести заглянуть под твой полог после отбоя и это известно наверняка?

— Ты переходишь все границы, — отчаянно выцедила она, приподнимая подбородок и стараясь находиться дальше от его лица. — Выпей зелье, и я провожу тебя до твоих покоев.

— Как это мило, моя леди, — он обнажил зубы в улыбке. — Что будет потом?

— Ты уснёшь.

— Поцелуй на ночь?

Гермиона рвано выдохнула, заметив, с какой жадностью скользнул его взгляд по её горлу.

— Такие чопорные девицы, как я, Малфой, проводят ночи под своим пологом в одиночестве.

— До тех пор, пока не выйдут замуж.

— Меня начинают беспокоить твои матримониальные наклонности, — процедила Гермиона, стараясь избежать цепкого взгляда, и постаралась тут же перевести тему: — Тебе уже не больно?

— Не так, как прежде, — он покачал головой. — Когда я был один, мне казалось, что агония разорвёт меня на части, а теперь она вдруг отступила. Ты действуешь исцеляюще.

— Вовсе нет, — Гермиона печально вздохнула. — Это из-за одиночества.

Драко вопросительно хмыкнул, разглядывая линию её шеи и пытаясь угадать, где именно пульсация её крови будет ощущаться сильнее, если прижаться к коже губами. Не было ничего более правильного, чем Грейнджер — уставшая, но всё ещё такая яркая, что можно было ослепнуть, — здесь, рядом с ним.

— Одиночество утраивает боль и печаль, — пояснила Гермиона, тяжело вздохнув. — Я думаю, оно даже может убить. Теперь ты не один, и что бы ни было, Малфой, мы найдем выход.

— Ты очень мила, но всё же немного наивна, — он поймал пальцами её локон и потянул его, заставляя Гермиону приблизиться. — Неужели действительно думаешь, что мои кости перестанут ломаться только потому, что ты в это веришь?

— У меня есть зелья, и…

— Клянусь, никакие зелья не сравнятся с тем, что я сделал с тобой в библиотеке, — перебил Драко, приближаясь настолько, что она почувствовала жар его дыхания на своей щеке. — Думаю, ты могла бы исцелить меня собой…

Гермиона задрожала, ощущая, как его пальцы касаются задней части её шеи и скользят в волосы, сжимая их и фиксируя голову в одном положении.

— Ты причинишь мне вред.

— Никогда, — Драко ощущал, как последние отголоски боли покидают его тело. Он неумолимо приближался, и грудь Грейнджер высоко вздымалась, касаясь его. — Представь, — продолжал Малфой, — как тебе будет хорошо, — и, заметив, что она собирается возразить, тут же добавил: — Не лги, что тебе не было приятно, когда я касался тебя. К чему споры? Все моё будет принадлежать тебе, только тебе. Но ты должна дать согласие…

Она была слаба под его руками, и Драко прижал её к себе, чтобы уже никогда не отпускать. Её сила гудела под пальцами, её шумное дыхание звучало как сама жизнь, но внезапно оно дрогнуло и начало замедляться. Тихий хрип вырвался из горла Грейнджер, и Драко захотелось успокоить её. Он мягко коснулся её губ, и Гермиона послушно открыла рот, беспрекословно принимая его.

Малфой уже не старался разобраться в своих ощущениях; он знал, что должен взять её на руки и унести прочь из этого унылого места. Она была тёплой и приятной, и Малфой вцепился в её талию, готовясь взять на руки, однако пульсирующая боль заставила его зажмуриться.

Открыв глаза, Драко ещё долго в замешательстве смотрел на свои руки, лежащие на бортике фонтана. Вокруг была непроглядная чернота, и только свечка, принесённая Нордом, слабо трепетала поблизости.

— Грейнджер, — прохрипел он и съёжился, вслушиваясь в тягучее молчание.

Это был сон. Всего лишь бредовый сон, засланный в истерзанное сознание болью, и Малфой по-прежнему был один в заброшенном саду своей матери. Драко скривился, с каждой секундой начиная ощущать своё тело всё яснее. Оно казалось тяжелым, безобразным и изломанным.

Драко поднялся, с трудом расправляя сгорбленные плечи, и прикоснулся к челюсти. Нечто тёплое и вязкое поползло вниз по его пальцам. Малфой открыл рот, тревожа глубокие раны на дёснах, и кровь хлынула от уголков губ с новой силой, скользя противной теплотой по шее. Медленно сглотнув, он провёл кончиком пальца по верхнему ряду зубов и застонал от ужаса, когда в кожу вдавилось остриё клыка. Драко отдёрнул руку, задыхаясь от панического бессилия. Кровь бешено пульсировала шумом в ушах, и только чудом он смог услышать хруст стекла под чьей-то подошвой позади себя.

— Что с тобой?

Приглушённый и робкий голос облачил его кожу в мурашки. Он резко повернулся, хищно щуря глаза, и остановил взгляд на тёмной фигуре, застывшей у входа. Плечи Грейнджер лихорадочно поднимались, словно до этого она долго бежала, а с её волос на плащ стекала влага.

— Это сон, — он сжал виски руками и мотнул головой. — Ты не здесь. Это всего лишь сон! — закричал, пытаясь убедить себя.

— Малфой! — её голос был слишком плотным и слишком осязаемым, чтобы продолжать игнорировать его.

— Я умираю, — сказал он то ли Грейнджер, то ли своему видению.

— Нет, — лицо Гермионы исказилось ужасом, когда она подошла ближе и увидела его, залитого кровью. — Я здесь, и я помогу.

Малфой хмыкнул и покачал головой.

— Это сон, — снова повторил Драко шёпотом, и оставшиеся силы заставили его сделать несколько шагов вперёд. — Но прежде чем он закончится… — он сделал неожиданно резкий и уверенный выпад вперёд, словно собираясь наброситься на неё, и Грейнджер подпрыгнула на месте, вскидывая руку с палочкой.

Драко измученно улыбнулся: он был уверен, что Гермиона сдастся, снова замрёт в его руках подобно кроткому зверьку и позволит ему напоследок, пусть даже во сне, почувствовать эту силу, бьющую в ней бурными потоками. Но вопреки всем его ожиданиям Грейнджер вдруг подняла руку, и своими прекрасными, невероятными губами прошептала:

— Ступефай!