Re animae (гет)

Сразу после обеда из Хогвартса вышли трое мужчин и направились в сторону Запретного Леса. Они были такие разные. Впереди, будто нарисованный черной краской, широко и стремительно шагал Северус Снейп. Но мантия не вилась, как всегда, за его плечами. Было глупо идти в Запретный Лес в мантии, собирая по дороге все колючки и цепляясь за ветки. Потому Снейп был в черном сюртуке, именно в том сюртуке с несчетными маленькими пуговицами. За ним шагал высокий широкоплечий парень в вязанном домашнем свитере с большой буквой «Р» на груди. Волосы его были огненно-рыжими. И последним, то есть не последним, а замыкающим, как думал он, шагал черноволосый юноша в очках, одетый в потертые джинсы, старую куртку и кроссовки — Гарри Поттер, конечно. Такое сочетание было не то чтобы необычным — Снейп, Поттер и Уизли — Золотое Трио в новом составе? — но даже невозможным в иные времена. Но Снейп признавал, что если с кем и идти «в разведку», так только с ними. А они, восхищенные доверием, согласились. И, слава Мерлину, не предлагали в помощь Снейпу еще и невыносимую гриффиндорскую всезнайку. Ни к чему женщинам разгуливать по Запретному Лесу.

Они шли молча, а под ногами шуршала трава, и иногда трещали ветки. Воздух был влажный и холодный. Быстрый шаг не помогал — пробирало до костей. Снейпу нравилось, что они приняли его заключения как должное. И даже не пытались разобраться, как он до этого додумался. Они были аврорами, а значит, быстро думали и быстро действовали.

Снейп видел карту с этим крестом так, будто она была перед глазами. Недалеко от поляны кентавров. Не хотелось бы видеться с ними, он никогда не любил этих предсказателей, которые изрекали свои прорицания с умным видом. Будто это могло кому-то помочь, будто могло спасти тех, кому суждено было умереть. Или убить тех, кто в будущем послужил бы причиной смерти сотен людей. Снейп не понимал и не признавал предсказания, и ничто не могло убедить его в обратном.

Все они взяли палочки, свое оружие, от которого здесь и сейчас не было никакого проку. Но они не знали, что ждет их впереди, и предполагали, что волшебство может вернуться. Гарри Поттер веселился сам и веселил Уизли. И Снейпа, хоть тот этого и не показывал. Победитель Волдеморта нацепил на пояс кобуру с настоящим маггловским пистолетом калибра триста двадцать. Почему бы и нет? По крайней мере, на живое существо свинец подействует. Гарри не очень хорошо стрелял на расстояние больше трех шагов, но предпочитал об этом не упоминать.

Чего не хотел Северус Снейп, то и случилось. Они встретились с кентаврами. Их вел Магориан. Он выступил вперед и подошел к Снейпу. Горделивый, изящный, от него веяло скрытой силой. Северус стоял перед ним и смотрел с обычным язвительным прищуром.

— Приветствую тебя, Магориан!

— И тебе доброго дня, Директор. Мое почтение, Гарри Поттер и Рон Уизли. Что привело вас в Запретный Лес сегодня?

— Неужели, Магориан, вам это до сих пор неизвестно? Неужели Марс сейчас не ярок, а чей-то Плутон прошел мимо восьмого дома?

— Не стоит шутить с прорицаниями. Если ты не хочешь их знать — это твое право, все равно исполнится так, как сказано.

— Что исполнится? Сначала вы говорите так расплывчато и непонятно, что стоит употребить не одну бутылку огневиски, чтобы хоть как-то приспособить это к жизни. Зато потом, когда все уже случилось, ваши предсказания чудесно подстраиваются под свершившиеся события. Вы как всегда правы, просто глупые люди не смогли ничего понять. Так, прорицатель?

— Если тебе что-то недоступно, Северус, не стоит говорить, что это непознаваемо. Ты видишь звезды, но не знаешь, почему они движутся так, а не иначе, и это не значит, что нет на их движение никаких законов. Ты хочешь знать. Я вижу это в твоих глазах. И в ваших, Гарри и Рон. Это людское любопытство. И пока у вас нет точных знаний, вы готовы довольствоваться и прорицаниями. Вдруг они натолкнут вас на что-то еще.

— Ты не совсем прав, Магориан. Я и хочу знать, и не хочу. И тут ты можешь меня не спрашивать — ты сам понимаешь почему.

— Да. Потому, что предназначение делает одних слабыми, а других сильными. Одних лишает воли…

— Других заставляет сражаться наперекор судьбе. Скажи же, если хочешь, что вы знаете?

— Тогда слушай, Северус, а потом непременно заметь, что это все бред и нелепица. Чрезмерная жажда знания приводит к падению человека. Ничто не может существовать вечно и не меняться. Никто из вас не сможет и близко подойти к той границе. Хотя вы, несомненно, попробуете, — и кентавр отвесил Снейпу короткий поклон, — пройти. А тот, кто сможет сражаться, тому уже, казалось, нечего терять. И все же, он потеряет самое дорогое. Как? Проникся?

— Ну, нет, Магориан, такой чепухи я сам сочиню сорок сороков. Ты никак не смутишь меня этими предсказаниями. Я никогда не мог понять, зачем они нужны, если, как не бейся, все свершится по предначертанному… Мы все-таки попытаемся… Поттер, Уизли?

— Мы бы не стали возражать, — ответили они в один голос, — если бы вы называли нас Роном и Гарри. Мы, хотя бы, перестанем вздрагивать от звука вашего голоса. Поверьте, Директор, вокруг и так чересчур много поводов для страха.

Снейп потер подбородок, вздернул брови, раздумывая.

— Хорошо, я попробую. Но это не дает вам право на ответную фамильярность.

— Конечно, Директор.

Они шли по лесу, вдыхая запах прелых листьев, хвои, и запах был густым и влажным. В лесу висел молочный туман, и видно было только стволы ближних деревьев. А потом стало трудно идти. Они переглянулись, но продолжили шагать, шурша опавшей листвой. Снейп безошибочно вел их к тому месту на карте, где он начертил серый крест. Кровь застучала в висках, сбилось дыхание и мучительно не хватало воздуха. Впереди они не видели ничего — все тот же туман, все те же черные деревья. Сначала остановился Рон и неверными шагами побрел назад. Треск — сломалась его палочка. Потом Гарри, он толкал себя вперед, он пытался бороться, но замер и развернулся, ощущая неимоверное облегчение… и стыд. Дольше всех продержался Снейп. Он шел пока не перестал чувствовать ноги, шел, пока перед глазами все не помутилось, и он уже ничего не видел. Он никогда не чувствовал себя таким слабым. Ноги его подогнулись, он опустился на колени и уткнулся лицом в спасительную траву. Снейп не видел, как Гарри и Рон волоком оттащили его. Как взяли потом под руки. Очнулся Директор уже на опушке Запретного Леса и сказал только одно: «Не прошли»... Как ни смейся над предсказанием кентавров, но они оказались правы.

А Гермиона сидела на скамейке и всматривалась вдаль. Хагрид сказал ей, что Рон, Гарри и Снейп отправились в сторону Запретного Леса. Она ждала, совсем замерзнув на деревянной лавочке у ворот. Беспрерывно доставала носовой платок из кармана. Пыталась что-то разглядеть в Запретном Лесу, который сегодня был укутан дымкой. И все слушала, слушала биение своего сердца. Олли не искал ее, и Гермиона не уходила. Она не знала, сколько просидела на той скамейке, когда, наконец, на опушке Запретного Леса появились трое. Они посидели на траве и медленно пошли к Хогвартсу. Гермиона, конечно, видела и Рона и Гарри, но смотрела только на одного — на черную высокую фигуру Северуса Снейпа. И думала, почему он так нетвердо ступает, и что случилось с его горделивой осанкой. И она, конечно, хотела броситься им навстречу и все узнать, но осталась сидеть на скамейке, сама не зная почему.

Снейп заметил ее давно, как только что-то вообще начало просматриваться в тумане, как только эти прозрачные круги перестали мелькать перед глазами. Она с ногами забралась на скамейку и ежилась в короткой клетчатой курточке, грея руки в карманах. И Снейп точно знал, что она смотрит на него своими карими глазами. Но он не знал, что ей сказать, и стоит ли вообще к ней подходить. Сил не было даже на такую малость, как дойти до Хогвартса. И точно не хватило бы на обычную язвительность.

Гермиона поразилась, как тяжело они идут и как выглядят — в лице Гарри и Рона, казалось, не осталось и кровинки. Снейп тоже был бледнее, чем обычно. Она сидела, замерев, и смотрела на них, а сердце все быстрее и быстрее стучало в груди, как поезд, что потихоньку набирает скорость, удаляясь от станции.

Они уселись рядом с ней — Гарри и Рон с одной стороны, а Северус с другой. Она чувствовала его — он сел совсем близко. Потом, когда они отдышались, Рон спросил:

— Ну, и что теперь? Мы даже не можем приблизиться к этому! И палочка, опять я лишился палочки, уже пятой по счету, а толку никакого…

— Рон, успокойся, очередная сломанная палочка — это не беда. Где магия? Может, профессор что-нибудь придумает? И мне кажется, можно посоветоваться в Лондоне кое с кем из старых волшебников.

Снейп медленно произнес, будто пробуя имя Поттера на вкус.

— Да, Гарри. Мне нужно время. Самое страшное — это то, что границы безмагического пространства расширяются. Кто знает, может быть, скоро магии не будет нигде — ни в Англии, ни в Европе, ни во всем мире…— он поежился и сказал. — Как же холодно этой осенью.

И Гермиона взяла Северуса под руку, хоть это, конечно, не могло его согреть. Рукав был мокрый и холодный, и она пробралась к запястью, там, где кончалась ткань, но и кожа была не теплее ткани. Ни Гарри, ни Рон не обратили на это внимание, они все никак не могли прийти в чувство. Но, если бы они и заметили, Гермиона бы не смутилась. Ведь Рон с Гарри были бы только рады. Правда, не за Снейпа.

Северус молчал. Она ждала его. Она прижималась к нему теплым боком. Она так внезапно ворвалась в Хогвартс и в его жизнь. В этот мир без магии вернулась Гермиона Грейнджер, которая давно лишилась своей силы. Они были на равных. И, если магии не будет нигде, а Снейп не исключал такой вариант, то она окажется даже лучше приспособленной к жизни, чем любой из них. А если магия вернется, она, наверное, уйдет в свою маггловскую жизнь. В любом случае, он не видел, где там он в ее будущем, да и себе не представлял, какое место может занять она в его жизни. Просто сейчас все смешалось, и он уже не знал точно, что правильно, а что нет. Что должно делать, а что не должно. Снейп мягко высвободил руку и сказал:

— Мне нужно идти, — посмотрел на ее обветренные губы и покрасневший нос. — Ты тоже совсем замерзла.

И в его глазах Гермиона увидела обещание.

В лазарете было тихо. Все спали, даже Джек прикорнул за столом, положив голову на сцепленные руки. Олли свернулся в единственном кресле. В печке тлели угли, от окна тянуло холодом. На полке стояла тарелка, накрытая сверху блюдцем. Гермиона не удивилась, обнаружив там застывшую овсянку, которую можно было нарезать ножом. Как врач она знала о высокой пользе и питательности этого продукта, но как человек устала от однообразия. К тому времени, как она закончила свой ужин, проснулся Джек. Он посмотрел на нее, спросил тихо:

— Все в порядке?

— Да, Джек. Я…

— Вы сегодня здесь будете? Нет?

— Нет, Джек. Олли…

— Олли знает?

— Да. Спасибо.

Гермиона взяла кое-какие вещи и через пару минут стояла перед дверью кабинета профессора Снейпа. Она набралась смелости и вошла без стука. Северус сидел в кресле перед камином и пил огневиски. В том кресле, что она уже считала своим. Он мельком посмотрел на девушку, и она не смогла понять: рад он ее видеть или нет. Кинул: «Заходи». И Гермиона прошла в комнату, остановившись напротив его кресла. Снейп молча взял со столика еще один бокал и налил ей огневиски. Не потрудился даже спросить. Гермиона, расположившись в кресле сбоку от Снейпа, пригубила огневиски и вернула бокал на место. Она не хотела пить и сидеть как в тумане, и потом что-то не вспомнить. Гермиона рассматривала Снейпа, она сегодня как-то странно ощущала мимолетность всего, что есть в ее жизни. И, если бы можно было что-то запомнить навсегда и до последней черточки, то она запомнила бы Северуса. Как сидит он в кресле перед камином и смотрит на огонь. Но она знала, что это невозможно. И ей захотелось убежать от всего этого — этой невозможности, этой мимолетности, и Северус казался единственно настоящим. Поэтому она подошла к нему, пододвинула столик, поставила его перед креслом и уселась напротив Северуса. Он выглядел усталым, она не видела раньше в нем такой усталости. Снейп посмотрел на нее и сказал:

— Расскажи мне что-нибудь.

— Что, Северус?

— Все, что угодно. Просто говори.

— Хорошо… Сейчас я что-нибудь придумаю… Я, я могу рассказать тебе о своей работе. Знаешь, она меня спасла. Нет, никакого пафоса. Просто она увлекает, и я никому не говорила, но я чувствую себя отчасти кем-то, вроде Бога — я могу спасти. Но я не Бог и могу спасти не всех. А еще — ты не видел, как смотрят на тебя, как верят тебе даже тогда, когда умирают и уже понимают это — как доверчиво смотрят они тебе в глаза… И все… Я раньше не могла остановиться, а теперь с трудом нахожу слова. Северус?

— Да.

— Я люблю тебя, я так мучительно люблю тебя.

Ничего не изменилось в его лице. Он поставил стакан на подлокотник.

— Когда ты это решила?

— Почему решила? Разве это можно решить?

— Гермиона, милая Гермиона, ты вполне способна решить, что тебе нужно влюбиться и выполнить это. Тебе просто одиноко и холодно здесь.

— Нет, Северус, я ничего не решала. Такое разве можно решить? Но ты прав: мне холодно и одиноко. И мне тепло и спокойно с тобой. И я же не говорю, что буду любить тебя всегда, хотя мне и хотелось бы так. В этом есть что-то… вечное и прекрасное. Но я люблю тебя сейчас.

— Я что-то должен ответить?

— Как хочешь. Какое это имеет значение?

— Пойдем спать, — сказал он просто. Поднялся, взял ее за руку и повел в спальню. И снова холодные простыни, и запах полыни. И Северус — один единственный, такой настоящий, такой теплый, такой родной. Гермиона отчаянно обнимала его, будто завтра что-то случится — исчезнет Хогвартс, Земля, Вселенная. И, зная, что это бесполезно, все равно силилась рассмотреть его лицо… Потом она сказала шепотом: «Не отворачивайся, пока я не усну, пожалуйста». И он тоже что-то невнятное такое сказал. И она надеялась, что ей не послышалось это его — «я и не собирался». Она лежала, повернувшись к нему лицом, и чувствовала его горячее дыхание на своем плече. Его рука лежала на ее бедре. Он был так молчалив сегодня, но она, отчасти, была рада. Он не пытался ее обидеть. И Гермиона провела рукой по его щеке, шее, коснулась ключицы, груди. Северус легко выдохнул: «Спи». И Гермиона подумала, что с тех пор, как она засыпала в своей квартире, в той забытой Богом и Мерлином стране, прошло всего три дня. Но, казалось, что это было давным-давно и вообще не с ней. И ей не снилась больше Последняя Битва. «Спокойной ночи, Северус…».

Утром она снова проснулась одна. Почему она не чувствовала, как он просыпался? Как тихонько выбирался из кровати, стараясь не потревожить ее?… Ее вещи были аккуратно сложены на стуле. Гермиона неспешно оделась. Северус сидел у камина и читал какой-то пергамент. Пахло кофе. Он быстро глянул на нее:

— Как ты там говорила? Доброе утро?

— Доброе утро, Северус. Я… я, может, могу помочь?

— Попробуй, та стопка книг — твоя. Я и сам не знаю, что мы ищем, но надеюсь, что ты сможешь разобраться, что поможет нам, а что нет. Я могу рассказать тебе, что я знаю. Держи кофе.

Гермиона приняла маленькую горячую чашку с кофе. Она рассматривала книги и, забыв, что пьет, глотнула обжигающей жидкости. Покраснела, стараясь перетерпеть боль, и все же не выдержала — пуфффф — и брызги кофе разлетелись по комнате и на снейповские книги, и ей на свитер и джинсы. Гермиона быстро-быстро задышала через рот, пытаясь справиться с болью. Испуганно глянула на Снейпа и так удивилась, что забыла про обожженный язык. Северус смеялся. Он смеялся так, что слезы выступили на глазах, что ему не хватало дыхания, и смех был почти беззвучным. Мгновенно растеряв всю злость, расхохоталась и Гермиона. Не было больше Волдеморта и Пожирателей Смерти, но исчезало волшебство. Продолжал бороться Хогвартс. И его защитники не собирались сдаваться. И великий и ужасный Директор Хогвартса, он же ужас Подземелий и черная летучая мышь, никак не мог остановиться — он смеялся вместе с невыносимой гриффиндорской всезнайкой, и смех делал их бесстрашными и всесильными.

Снейп, успокоившись, старался не смотреть на Гермиону, потому что вновь, в попытке удержать смех, начинали кривиться губы. Он начал говорить своим обычным лекторским тоном:

— Я не нашел ни одного упоминания в известных мне источниках о случаях исчезновения волшебства. О том, что на какой-то определенной территории волшебники вдруг становились бессильны. Может, нужно поискать в других магических библиотеках, но я не знаю, где искать, да и, кажется, осталось не так много времени. Я сопоставил границы безмагической территории и рассчитал эпицентр — он находится в Запретном Лесу. Там на столе лежит карта, посмотри. Ты встретила нас вчера — мы пробовали туда пройти. Ничего не получилось. С каждым шагом ты лишаешься силы, я шел и шел, пока не потерял сознание. Ощущение невыносимое, дементор по сравнению с ним — источник радости и силы. Ах, да. По дороге нам встретились эти безумные кентавры и с умным видом выдали очередное предсказание…

— Какое?

— Не важно, мне кажется, оно не имеет никакого значения. Или может направить нас по ложному следу. Просмотри лучше книги. А после обеда я хотел бы сходить к квиддичному полю и дальше — посмотреть, как отодвинулась граница.

— Я могу…

— Можешь, ты вроде хотела побывать на улице. Или нагулялась вчера?

— Да. Но я с удовольствием… Как твоя рука?

— Спасибо, лучше, чем была, но вся твоя маггловская медицина не такая мгновенная, как колдовская.

— Я знаю, давай перевяжу.

И она вновь смотрит на ладонь Снейпа. Отстраненно обрабатывает рану. Белый бинт на бледной руке. И вновь почему-то краснеет. Но Снейп молчит.

Гермиона быстро просматривала книги. Этому она научилась еще в Хогвартсе, но и учеба в медицинской школе не давала расслабиться. Попробуй выучить трехтомник по анатомии, сверху двухтомник по фармакологии и еще пару десятков сопутствующих дисциплин. Гермионе иногда казалось, что в Хогвартсе даже было легче.

Она, как и Снейп, ничего не нашла в книгах.

Позавтракали они в молчании. Тосты, сыр и чай. Чудесная еда и в таком количестве, что не наесться до сонной одури. Нужно было идти, но они еще чуть-чуть посидели каждый в своем кресле и помолчали. Потом Гермиона подошла к Северусу — ну глупо было ожидать от него каких-то активных действий — и коснулась губами лба — в лоб целовать, заботу стереть….

Она ждала этого многообещающего «после обеда», как первого свидания. В лазарете остался только один мальчишка из тех, кто совершил налет на кладовые. Он почти поправился, много спал и пил. Утром пришел загипсованный Том — показаться. Он был такой счастливый, будто носил на косынке не загипсованное предплечье, а получил Орден Мерлина. Весь гипс был исписан — «Поправляйся. Ты нужен Хогвартсу. Джимми. Гриффиндор», «Том — белая ручка. Лаванда. Слизерин». Да, Том ходил героем. Прибегали Джеймс и Хьюго и, узнав, что для них ничего нет, вновь умчались. Они собирали листья для осенних букетов, что украсят Большой Зал в воскресенье.

К полудню пришел Гарри. Он выглядел расстроенным и усталым. Гермиона попросила его присесть в кресло, налила чая — это было последнее оставшееся зелье, панацея от всех бед. Поставила стул напротив Гарри. Присела.

— Рассказывай.

— Да мне и нечего рассказать хорошего.

— Тогда делись плохим.

— Хогвартс закрывают.

— Когда?

— В понедельник-вторник, пока оповещают родителей. Пешком до Хогсмида, потом на Хогвартс-Экспресс.

— А кто останется здесь?

— Преподаватели. Домовые эльфы. Авроры. Гермиона, но скоро здесь никого не останется. Ты не понимаешь? Мы не знаем, что происходит. Здесь нет магии. И Снейп говорит, что границы безмагической территории расширяются. Непонятно, что вообще творится. Что случилось в Хогвартсе? Что случилось с Хогвартсом? Что будет с волшебниками?

— А со мной, Гарри?

— Что?

— Я-то куда денусь? Куда мне теперь? Ох, прости, я и забыла, что это не навсегда… Что ты просто просил помочь.

— Я думал, что ты сможешь отыскать свое место. Где-нибудь в Волшебном Мире.

— С кем-нибудь в Волшебном Мире… — тихо сказала Гермиона.

— Что ты говоришь?

— Ничего, Гарри, ничего…

— Я аппарирую тебя, куда скажешь.

— Спасибо.

И Гермиона вдруг забыла, что решила не думать о будущем. Это оказалось совсем непросто, когда тебе приносят дурные новости. Горевестник Гарри. Хотя, на что ты рассчитывала? Что все так и будет? Без магии? Чему учить волшебников? Без магии? Сколько продержится Хогвартс? И как это — каждый день видеть, что он умирает? Несмотря на все старания. Это как наблюдать за человеком, жизнь которого поддерживают искусственно. Аппарат вдувает ему в легкие воздух. Питается он через трубочки и живой все еще, только уже формально. Человека, которого вы знали, больше нет. Нет, и не будет. Но только не нам решать, кому жить, а кому умирать.

Гермиона схватила Гарри за руку, сжала сильно, у него даже что-то в кисти хрустнуло. Потом взяла Олли за уши, притянула к себе и поцеловала в щеки, посмотрела пристально в глаза — знаешь, где искать, Олли, знаешь. Потом расцеловала Джека. Схватила куртку и выбежала в коридор. Гарри сорвался за ней.

— Куда ты, Гермиона?

— Знаменитый Директор Хогвартса задолжал мне прогулку.

— Какую прогулку? — недоуменно спросил Гарри.

— Одну единственную прогулку. Это настолько невероятно звучит, что я сама еще не верю.

— Снейп?

— Снейп.

И Гермиона оставила Гарри в коридоре. Он мало чему удивлялся, не удивился и тут. Какие-то мозгошмыги явились Гермионе. И, вроде бы, ей это нравилось. Гарри подумал с минуту, запустил пятерню в волосы и отправился на поиски Рона.