Переломный момент (гет)

Кристина

Это был не тот Эрик, которого я помнила раньше. Тот Эрик никогда бы не прогнал меня в страшный мороз на улицу, не оставил бы умирать в метель, нет, он бы всё мне простил, как и прощал раньше. Снег больно жег ноги, я вся дрожала от ветра и стужи, но пусть сейчас хоть всемирное похолодание начнется, и мне будет суждено превратиться в ледяную фигуру — обратно я не вернусь. Так, прыгая с ноги на ногу, я доковыляла до какого-то бара на самой окраине «Фантазмы». Это было единственное место, где горел свет. Влетев туда, я почувствовала, что меня всю трясет.

Забравшись на высокий стул, я подышала на руки, стараясь согреться. Ко мне подошел высокий мужчина и осведомился, что мне принести.

— У меня нет… нет денег, — опустив глаза, смущенно пробормотала я, но вдруг сзади послышался женский голос:

— Всё в порядке, Брайан, я заплачу за неё.

Я почувствовала резкий запах дешевого табака, обернулась и замерла, забыв как дышать.

— Мэг!

Вот так встреча!

— Здравствуй, Кристин. Я уже слышала, что ты в Кони-Айленде. Только не очень-то надеялась тебя встретить. Почему ты уехала из Парижа?

Мэг ногой отодвинула второй стул и села рядом, закуривая новую сигарету.

— Я… Рауль бил меня, и я не могла больше этого терпеть, мне не к кому было пойти, кроме как… кроме как сюда.

— К Эрику? Кристин, я тебя уверяю, это не самая лучшая мысль. Он сильно изменился, почерствел, погрубел и стал… напыщенным индюком, честное слово, — девушка затянулась сигаретой и склонила голову. — Так почему ты здесь, а не у него?

— Я сорвала с него маску… Не понимаю, как я могла так глупо поступить… Всё произошло так быстро, что я ничего не поняла.

Мэг закашлялась и присвистнула:

— Сорвала маску? Вот это да! Не то, чтобы мне никогда не было любопытно, что у него под ней, но я бы никогда не решилась, — она окинула меня оценивающим взглядом. — Слушай, я тут работаю, ты можешь пожить со мной хотя бы до Дня Благодарения. Я помогу тебе найти работу. Заработаешь деньги и не будешь ни от кого зависеть.

— Нет, спасибо, Мэг, — отказалась я, качая головой. — А что такое День Благ…

Но Мэг, взглянув на часы, вдруг подскочила со стула:

— Прости, Кристин, я должна бежать. Ты точно не хочешь пойти со мной?

— Да, точно.

Мэг пожала плечами, накинула пальто и выскочила на улицу. Она сильно изменилась. Не было больше той родной, правильной и понимающей Мэг, которая была подобна ангелу с ее белокурыми волосами. Сейчас она курила, стала бледной и тощей, пропала вся её женственность и детская непосредственность.

Вздохнув, я допила заказанный сидр, вышла на мороз и остановилась под тусклым фонарем, решая, куда теперь идти. Мне не хотелось становиться обузой для старой подруги, поэтому я и отказалась.

Я бродила по заснеженной аллее, пока поняла, что уже почти не чувствую ног. Сил не было, на плечах образовались целые снежные сугробы, зубы не переставали стучать от жуткого холода.

Я уже хотела опуститься на бордюр, как увидела темный силуэт большой Оперы. Во мне осталось сил только для того, чтобы пройти по ступенькам, сесть, опереться об стену, закрыть глаза и провалиться в темноту.

Когда я проснулась, то почувствовала, как что-то острое упирается мне в спину. Я попыталась пошевелить ногами, но это далось мне с огромным трудом. Еще спустя мгновение я ощутила, как мне тяжело дышать. Оказалось, что я лежала под целой тонной одеял. Нервно сглотнув, я перевернулась на бок, протерла глаза и ахнула. Прямо передо мной на прикроватном столике стояло фото в старой рамке. Ну, как фото, это была скорее вырезка из газеты. Там на сцене Парижской Оперы стояла я, это был мой первый дебют… Я высунула руку из-под кучи одеял, протянула её к рамке, но пальцы плохо сгибались, и фотография выскользнула и полетела вниз, разбившись с громким звоном.

— Довольна? — донесся хриплый голос неподалеку. Я вздрогнула и судорожно вздохнула. — Чёрт бы тебя побрал!

— Я… Эрик… Прости, мне… мне очень жаль.

— Разве отец не учил тебя, что некрасиво трогать чужие вещи?

— Прости.

Всё в голове перемешалось. Это Эрик меня нашел? Он меня… спас?

И мне вдруг стало ужасно стыдно.

— Эрик, я хочу сказать, что очень сожалею о том, что сняла с тебя маску. С моей стороны это было глупо.

Но он словно не слушал, молча собирая в совок осколки разбитой рамки.

— Эрик?

— Мне всё равно на твои извинения. У тебя вошло в привычку втаптывать моё самолюбие в грязь, — он помедлил, а потом под нос себе проворчал. — «Наша жизнь была бы так же прекрасна, как твоё лицо!»

Я покраснела и прижалась щекой к подушке, наблюдая, как он рассерженно выбрасывает в урну стекло и останавливается возле подоконника.

— Ты могла умереть, у тебя переохлаждение. Не надейся, что я позволю тебе всегда валяться в моей постели.

— Она, кстати, ужасно неудобная. Какая-то пружина постоянно колется в спину… И как ты здесь спишь?

Если раньше Эрик был просто зол, то сейчас он весь задрожал от ярости, сжав кулаки:

— Ах, леди, прошу прощения, что моя кровать недостаточно удобна для вашего величества! Я успел забыть, что ты привыкла спать в роскошной двуспальной постели с дотошным виконтом!

— Нет… Я не это имела в виду…

Я снова и снова проклинала себя за длинный язык, в то время как Ангел повернулся ко мне спиной, стараясь взять себя в руки. Мэг была права — он сильно изменился, старый Эрик мне нравился куда больше. Он заговорил только спустя пару минут, голос его звучал спокойнее, но не менее сухо:

— Пока довольствуйся тем, что есть. Я позабочусь о новой кровати для тебя, всё равно до весны ещё очень долго. А пока тебе нужно отдохнуть.

И он просто вышел. Я озадаченно приподнялась на локтях, глядя на захлопнувшуюся за ним дверь. Впервые за всё время он заговорил со мной так: без осуждения, без напоминаний о прошлом. Пусть его тон звучал не очень дружелюбно, но он беспокоился обо мне.

Он вернулся только через час и сразу сел за свой стол. Я молча лежала, смотря в окно на падающие снежинки и быстро темнеющее небо. Меня то и дело пробирал глубокий кашель, который я старалась заглушить одеялом.

— Хочешь пить? — наконец мягко спросил Ангел, не отрываясь от бумажной работы. Он так заботливо это произнес, что я сначала не ответила, рассуждая, смогло ли оттаять его заледенелое сердце, а он снова проникнуться ко мне симпатией.

— Немного, — отозвалась я.

— У меня есть горячий бульон. Знаешь, твой кашель совершенно отвлекает от работы.

Я раздосадовано выдохнула. Нет, Эрик был всё тем же. Его не беспокоит моё состояние, я, видите ли, мешаю ему!

Мужчина принёс мне чашку с бульоном, поставил на прикроватный столик, а потом встал возле окна, задумчиво глядя вниз. Я потягивала вкусную и теплую жидкость, но вдруг моё внимание привлекли ужасные скобы на ногах Эрика. Это выглядело не очень приятно, и, кажется, ему довольно тяжело стоять на ногах с их помощью.

— Разве тебе из-за них не больно?

Эрик повернулся и проследил за моим взглядом.

— Да, очень больно. Но без них я просто упаду на пол и буду валяться плашмя. Ты всё?

— Да, — кивнула я, отставив чашку на тумбочку и откинув одеяло. Мои ноги были все в синяках и царапинах.

— Укройся, — тут же посоветовал Эрик, — ты пока должна находиться в тепле.

— Эта пружина… — прошипела я, изгибаясь, чтобы её острый конец не так сильно царапал спину.

Эрик нахмурился, вытащил из комода ещё одну подушку и помог мне привстать, подкладывая её под спину. Я была в каких-то пару сантиметрах от него, могла чувствовать запах знакомого, такого привычного когда-то одеколона, могла слышать биение его сердца… Когда он снова укрыл меня горой одеял, я искренне улыбнулась.

— Спасибо, так намного лучше.

— Отлично, тогда я могу нормально вернуться к работе, — уже холоднее сказал Эрик и вновь склонился над своим столом.

Я задумчиво смотрела в потолок, пока не вспомнила, как Мэг говорила о каком-то дне… Я нахмурилась, попытавшись вспомнить:

— Эрик, — наконец вспомнила я, — что такое День Благодарения?

— Я что, похож на энциклопедию? Не мешай, я пытаюсь работать.

— Прости, просто, когда мы вчера говорили с Мэг, она упомянула его, и я поняла, что даже не знаю, что это.

— Ах, Мэг… Что ж, если я скажу, что это, ты дашь мне заняться бумагами?

— Да.

Эрик продолжал что-то писать и одновременно говорить:

— День Благодарения — это праздник, который отмечают американцы. В этот день принято есть индейку и говорить близким и родным, как ты им за всё благодарен.

— И ты уже готовил индейку?

— Я не праздную День Благодарения. Мне некому быть благодарным. А теперь не мешай.

Но меня нельзя было угомонить, мне было настолько скучно, что хотелось постоянно говорить, поэтому я пропустила его просьбу мимо ушей и спросила:

— А когда он?

— В следующий четверг.

В комнате воцарилась тишина, пока я не задала очередной вопрос, на который, в общем-то, заранее знала ответ:

— А мы будем его отмечать?

— Нет.

— Но почему?

— Я уже говорил, что, во-первых, мне некому быть благодарным, а во-вторых, я не сяду с тобой за один стол, мы это уже обсуждали. А вся суть этого праздника — сесть за стол и наесться до отвала индейкой.

Я вспыхнула:

— Да что с тобой не так, Эрик? Почему ты не можешь быть прежним? Твоё сердце словно заключили в ледяную клетку! Это ведь просто ужин! Пожалуйста, давай отметим?

Ангел поколебался и вздохнул:

— Я подумаю.

— Но…

— Я сказал, что подумаю! — прорычал он.

Остаток вечера прошел в молчании. Я меньше всего хотела снова злить Эрика, поэтому помалкивала. Он хоть и не проронил ни слова, но очень трогательно заботился обо мне, приготовил суп и поставил передо мной, а сам опустился в кресло, уставившись в пространство. Уже стемнело, неяркая свеча бросала тени на мебель, в камине потрескивал огонь, и меня начало клонить в сон.

— Эрик, — наконец позвала я, — где ты будешь спать? Я могу освободить тебе место.

Ангел завернул штанину и принялся откреплять скобы, при этом болезненно морщась:

— Ерунда. У меня много работы, я вряд ли этой ночью сомкну глаза.

Он вздохнул, вышел и через пару минут вернулся уже в пижаме. Я видела, как мешковатая ткань свисает с его костлявых рук, он был таким худым… Я подняла глаза, наши взгляды встретились.

— Твои синяки почти сошли, — сообщил Ангел, рассматривая моё лицо. Я коснулась пальцами щеки и кивнула, совсем не ожидая, что в следующую минуту он спросит меня о Рауле. — Как долго он распускал руки?

— Целые годы, — нахмурилась я, не желая всего этого вспоминать, — всё началось с того, что я никак не могла забеременеть. Мы пытались много раз, но безуспешно. И потом он начал меня избивать, говорить, что я не настоящая женщина, раз не могу исполнять свой долг. Особенно страшно было, когда он напивался. Тогда он совсем не контролировал себя.

— По-моему, это он не настоящий мужчина, раз посмел поднять руку на девушку, тем более на жену. Может, когда-нибудь он это поймёт.

— А ты? — спросила я. — Почему ты никого не нашел за эти десять лет?

Эрик поднял брови:

— Издеваешься? Посмотри на меня: я ущербный, уродливый, да ещё эта маска. Все только смеются надо мной.

Я почувствовала неловкость и опустила глаза. Эрик вздохнул, поднялся на ноги и пересел за свой стол, обложившись кипой бумаг.

— Спокойной ночи, Кристин.

— Спокойной ночи, Эрик.

Я перевернулась на спину и закрыла глаза, желая провалиться в спокойный сон.

Проснулась я от скрипа стула. Зевая, медленно протёрла глаза. На улице уже мало-помалу светало, а Ангел всё ещё сидел за столом.

— Эрик?

— Да? — он, кажется, дремал, опустив голову на стол, потому что, услышав мой голос, резко подскочил и обернулся.

— Ты бы мог принести мне попить?

— Конечно.

Он зевнул, сходил на кухню и принёс мне стакан воды.

Я поблагодарила его, быстро осушила чашку и поставила на тумбу.

— Эрик, сколько времени?

— Без четверти четыре.

После он по шею укрыл меня одеялами и сел обратно. Я тут же уснула, а когда проснулась, то не сразу поняла, что изменилось. Оглядевшись вокруг, я заметила, что моя постель была передвинута к окну, а на том месте, где она стояла раньше, теперь красовалась новенькая кровать. Она была очень красивой, с красно-белым покрывалом и резной спинкой. Я так крепко спала, что не проснулась, когда он передвигал кровать? Бедный, ему, наверное, нужна была помощь.

— Эрик? — позвала я, приподнимаясь.

— Да?

Я обернулась. Он сидел в кресле, налаживая железки на скобах для ног.

— Ты купил новую кровать?

— Она теперь твоя. Я подумал, что до весны ещё долго, и нам нужно как-нибудь выбираться из положения. И да, я заказал тебе новые наряды, они уже лежат в твоём гардеробе. Уж извини, выбирал на свой вкус. Если хочешь, то можешь перебраться на новое место прямо сейчас, если та пружина тебя сильно беспокоит.

Я поспешно закивала, откинула одеяло и вскочила на ноги, но обмороженные конечности тут же дали о себе знать. Ноги подогнулись, и я точно бы упала, если бы подоспевший Эрик не успел меня подхватить. Он даже не стал ругать меня за неосмотрительность, а молча довёл до нового ложа и снова укрыл одеялами по самое горло.

— Отдыхай, Кристин.

Я непроизвольно улыбнулась. Он так давно не произносил моего имени без злости и упрёка. К обеду мне стало лучше. Я медленно встала и прошлась по комнате, с любопытством открыла гардероб и принялась рассматривать висящие там прекрасные платья разных цветов и тканей. Повернув голову, я заметила на дверце гардероба длинное зеркало во всю дверь и вздохнула. Выглядела я помятой, уставшей, синяки на лице прошли не до конца, и это явно не красило меня.

Я оглянулась в поисках Эрика. Он сидел за столом, опустив голову на руки и, кажется, дремал. Мне вдруг стало жаль его. Я причиняю ему столько неудобств… и это очень неловко. Решив хоть чем-нибудь его отблагодарить, я прошмыгнула на кухню, чтобы приготовить нам обед. Эрик нездорово выглядел, он был очень худым, ему точно нужно больше есть, а за всё время моего пребывания здесь я ни разу не видела, чтобы он это делал. Продуктов у него было мало: овощи, сыр и небольшая бутылочка со сливочным маслом. Найдя в шкафу чёрный хлеб, я соорудила большой бутерброд и, стараясь, чтобы он выглядел как можно красивее, украсила его сверху листиком салата. Улыбнувшись, я положила его на тарелку и поспешила обратно в комнату. Ангел уже проснулся и опять возился со своими бумагами.

Я поставила тарелку с бутербродом и стакан с молоком на стол и заметила, как его взгляд медленно оторвался от своих записей, перекинулся на еду, а потом снова вернулся к бумагам:

— Что это?

— Эрик, ты должен поесть. Посмотри на себя — ты очень худой.

— Убери это, я не голоден.

— Но, Эрик, ты не можешь всё время обходиться без еды, ты должен немного перекусить!

— Я не ем, когда работаю, — процедил он сквозь зубы.

— Тогда сделай перерыв, ты ведь работал всю ночь!

— Просто оставь меня в покое, Кристин! — он затрясся от гнева.

— Тогда я… я иду спать, — пробурчала я. Сердито посмотрев на Эрика, я легла в свою новую постель и укрылась тёплым одеялом. Прижавшись щекой к подушке, я задумчиво смотрела на спину своего Ангела. Скоро я потеряла счет времени и уже готова была закрыть глаза и уснуть, как Эрик вдруг зашевелился. Он оглянулся на меня, чтобы проверить, что я сплю, затем, тихо шипя от боли, снял маску и положил её на стол. Потом подвинул поближе тарелку с бутербродом и принялся медленно есть. Он ел бутерброд и запивал его молоком, пугаясь каждого шороха и готовясь в любой момент одеть маску.

Я тихонько улыбнулась и перевела взгляд в окно, прислушиваясь к детскому смеху и крикам. Дети даже после закрытия парка прибегали сюда играть. В этот момент я с тоской подумала, как бы и мне хотелось иметь ребёнка… Все эти мысли вдруг прервал резкий хлопок двери и неприятный звук рвоты. Я вскочила на ноги. Боже мой, неужели это из-за меня? Неужели продукты были испорчены?

Когда звуки из ванной прекратились, я тихонько постучала в дверь:

— Эрик?

— Уйди.

Я покачала головой, медленно приоткрыла дверь и судорожно вздохнула. Он уже надел маску и сейчас сидел, привалившись спиной к кафельной плитке, съежившись и побледнев.

— Ты болен… — печально пробормотала я, обвиняя во всём себя. — Мне очень жаль!

— Ты тут не при чём, — Эрик опустил глаза, — я давно не ел, это моя вина, что съел так много и сразу. Твоей вины в этом нет.

Я решила уйти, чтобы он снова не разозлился на меня, но как только я развернулась к двери, он вдруг окликнул меня:

— Постой… Ты не могла бы помочь мне подняться?

Я очень хотела быть ему полезной, поэтому с радостью бросилась к нему, взяла под локоть и проводила до комнаты, где он опустился в кресло.

— Привести врача? — спросила я.

— Нет, нет, всё в порядке, — отмахнулся Ангел.

Я посмотрела на него с недоверием, затем взяла пустую тарелку и пошла на кухню, чтобы вымыть посуду. Вытерев руки, я оперлась на косяк двери, наблюдая, как он садится на свою постель и снимает скобы. Эрик поднял на меня глаза и сказал:

— Если хочешь, можешь воспользоваться ванной, тебе не помешает тёплая вода.

Я кивнула, набрала полную ванну, закрыла дверь и опустилась в воду. Тёплая вода успокаивала, и я пришла в себя только тогда, когда она уже чуть остыла. Лежать в холодной ванне удовольствие не из лучших, поэтому я поспешила завернуться в полотенце и остановилась возле зеркала, расчесывая волосы. На глаза попался полуоткрытый шкафчик над раковиной, и я, ведомая любопытством, не преминула в него заглянуть. Там было много колб, шприцов, таблеток и капсул. Видимо, он и вправду болеет, причём серьезнее, чем я предполагала. Но что с ним? Я резко закрыла дверцу шкафчика, услышав стук в дверь.

— Ты в порядке? — спросил Эрик.

— Да, я сейчас выйду.

Когда я надела ночную сорочку, заплела волосы лентой и вышла из комнаты, Эрик уже лег в постель. Маска находилась на тумбочке, а он лежал как раз на уродливой части лица так, чтобы её не было видно. Он никогда так рано не ложился… наверное, сейчас ему правда нездоровится.

Я не стала спрашивать о его здоровье, ибо заранее знала ответ, поэтому молча забралась в мягкую кровать. Его сердце начинало оттаивать, а эта болезнь — отличная возможность поухаживать за ним, заслужить его доверие и согреть своей любовью.

По крайней мере, я на это надеялась.