Власть женщины сильней (гет)

После встречи с генералом Оттавиани кардинал Беллармино понял, что пора действовать. В его руках уже есть два свидетеля, готовых клятвенно заверить следствие, что имели сношение с графиней де Бельфор на предмет убийства кардинала Боргезе. А кроме того в самой дальней камере Дома инквизиции Рима с того самого весеннего дня сидел тот, кто действительно стрелял в кардинала-викария. И у кардинала-инквизитора были средства убедить его указать на нужного человека, как на организатора.

Великий инквизитор и советник Святого престола по вопросам веры Роберто Беллармин собрал у себя всех, кто имел отношение к расследованию: римского комиссара, судью городского магистрата, двух доминиканцев, назначенных инквизиторами по делу графини, и монсеньора Монтальто. Роберто объявил, что Святейший Отец дал разрешение на начало публичного расследования и оглашение обвинения синьоры Юлии де Ла Платьер графини де Бельфор. Однако заточение в замке Сант-Анджело решено было пока заменить содержанием графини в ее палаццо.

Бенвенуто ди Менголли слушал своего начальника, не сводя с него внимательного взгляда черных глаз, и пытался догадаться, с чем связано такое проявление милосердия Великого инквизитора. Ведь гораздо проще будет добиться от графини нужного признания, если держать ее где-нибудь на нижнем этаже крепости. Значит, признание синьоры де Бельфор совершенно не обязательно. Роберто Беллармино нужно успеть до прибытия человека из Испании. К тому моменту не должно возникать никаких сомнений в том, что синьора де Бельфор не может быть претенденткой на кастильскую корону, что бы ни говорили документы дона Кастильо. От догадки по спине Бенвенуто прошелся холодок. "Только ты! Только сам!" — вспыхнули перед глазами слова последнего письма отца. И тогда кардинал Монтальто, возвысив голос, сказал:

— Я сам пойду в палаццо Бельфор с отрядом сбиров и сообщу графине решение трибунала! Графиня будет изолирована в своем доме.

Беллармино нахмурился было, когда молодой кардинал бесцеремонно перебил его. Но выслушав Бенвенуто, инквизитор сожалеюще покачал головой:

— Монсеньор, я понимаю, что это нелегко для вас особенно. Ваша мать…

— Ваше преосвященство! Моя мать — Святая церковь. Я лишь выполняю свой долг.

Все потянулись к выходу, но кардинал Беллармино окликнул Бенвенуто:

— Сын мой, — глаза Роберто подозрительно блестели, — позволь я благословлю тебя.

— Да, ваше преосвященство, — Менголли преклонил колено перед старшим.

— А теперь ступай и пусть Господь поможет и защитит тебя.

Когда отряд папских сбиров во главе с капитаном ди Такко и в сопровождении монсеньора Монтальто прибыл в палаццо Бельфор, они обнаружили пустую виллу: не было никого, кроме старого привратника.

* * *

Накануне ночью Юлии приснился сон. Она шла через сияющий огнями зал в роскошном платье. Дамы и кавалеры кланялись ей. А шла она туда, где на возвышении стояло кресло с вышитой на высокой спинке короной. Медленно она поднялась на ступени трона и обернулась, чтобы приветствовать своих подданных. Но тронное возвышение превратилось в эшафот, а нарядные синьоры — в бушующую толпу. Ее роскошное платье стало простым и невзрачным. Ей подали распятие. Человек, что держал его, был одет в хабит монаха, и лицо его было знакомо графине до ужаса. Это был Беллармино…. Нет, Боргезе… Менголли! Юлия не могла разглядеть в подробностях лицо стоявшего рядом человека, но точно знала, что это ее сын. Юлия потянулась, чтобы лучше рассмотреть его, заглянуть в глаза… Перед ней стоял Феличе Перетти в кардинальской мантии. Они были одни в безмолвном, безжизненном пространстве, где не было времени, боли, чувств. Только холодный мертвенный свет. Перетти что-то говорил ей, но она не слышала его. Вдруг он медленно повернулся и… Он уходил. Все дальше и дальше. Не оглядываясь. Юлия закричала, но голос тонул в вязкой тишине. Тогда она бросилась догонять кардинала. В то же мгновение ее пронзила безысходность. Такая сильная, что ей показалось, душа и тело разрываются на части. Она плакала от тоски с страха, а он уходил все дальше, дальше… Обессилев, Юлия упала и тут почувствовала, что проваливается в бездну… И проснулась.

За окном давно рассвело. Но это был хмурый осенний рассвет, набрякший дождем и серостью. Юлия провела руками по лицу. Оно было мокрым от слез. Графиню охватило необъяснимое чувство нехватки времени. Она четко осознала — если не предпримет что-то именно сейчас, то безвозвратно опоздает.

Через несколько минут графиня уже рылась среди своих платьев в сундуках. Позже вошедший на звонок госпожи Пьер изумился — в комнате графини, у зеркала сидела какая-то горожанка. Она обернулась, и управляющий узнал синьору де Бельфор.

— Пьер, переоденься, ты будешь сопровождать меня. Мне нужно исчезнуть ненадолго… до вечера. Я пойду к Теодоро.

— Но, ваша светлость…

— Ты не слышал?! Поторопись!

— Синьора, посмотрите в окно. Этот человек околачивается здесь со вчерашнего дня.

Юлия закусила губы, но тут же улыбнулась.

— Ступай. Пришли ко мне Стефанию и Женевьеву.

Первой пришла синьорина делла Пьяцца.

— Девочка моя, подойди, — Юлия взяла Стефанию за руки, серьезно посмотрела в синие глаза. — Ты говорила, что монсеньор Монтальто приглашал тебя в свой дом. Я просила отца Иосифа позаботиться о тебе, если что-то… случится со мной…

— Матушка!

— Тише, пока еще ничего не случилось. Но, боюсь, отец Иосиф может опоздать, — тут Юлия не стала уточнять, что вообще не так уж и уверена в участии монаха-иезуита. — Собери только самое необходимое. Джованни проводит тебя в палаццо к монсеньору. Так будет лучше.

И про себя добавила: "Надеюсь, девочка моя".

— Поспеши, Стефания.

Они обнялись на прощание, и синьорина направилась в свои комнаты собирать вещи.

Через час, как раз когда кардинал Монтальто разговаривал с капитаном Антонио ди Такко, из палаццо Бельфор, крадучись, выскользнула графиня. Ее лицо скрыл капюшон, но подол дорогого платья, походка и выбившийся золотисто-рыжий локон выдали синьору. Соглядатай последовал за женщиной. Слежка привела его в церковь святого Антония, где в глубокой молитве на одной из скамей замерла мнимая графиня.

Тем временем через неприметную калитку сада, выходившую на переулок через квартал от главного здания палаццо, вышли мужчина и женщина в неброских одеждах римских горожан. В комнате графини под небольшой вазой с эдельвейсами осталась записка: "Трактир "Золотое дно", мадам Бейль", на случай, если отец Иосиф будет искать ее. В самой вазе лежал простенький перстень-печатка — двойник кольца Юлии. И снова у синьоры де Бельфор не было совершенно никакой уверенности в том, что монах станет ей помогать. Но оставалась надежда.

Мужчина и женщина вошли в трактир и сели у дальнего столика. Через некоторое время к ним подошел хозяин заведения. Вместо заказа женщина протянула ему перстень-печатку. Изумленный трактирщик исчез. А вскоре вместо него возле столика появился высокий мужчина:

— Кто вы, синьора? Графиня?!

— Тише, Теодоро. Мне нужно спрятаться.

— Идемте.

Юлия обернулась к своему спутнику, вынула из-под плаща тугой сверток:

— Пьер, ты должен сохранить это. Любой ценой. Дай мне слово, что будешь беречь себя и документы.

— Клянусь, ваша светлость.

Пьер накрыл изящную ручку синьоры своей рукой и продолжил:

— Береги себя, Юлия.

— Удачи тебе, мой друг.

Теодоро привел синьору де Бельфор в комнату под самой крышей трактира. В ней были лишь кровать, стол и два стула. На столе стояли остатки трапезы и одна нетронутая бутыль вина, постель была смята. Юлия скинула плащ и села на стул. Странный контраст являли ее нежные изящные руки и грубая ткань платья. Мужчина отошел к окну и стоял молча. Юлия заговорила первой:

— Мне пригодилось твое кольцо сегодня. Я прошу твоей дружбы.

— Синьора, — голос того, кого определенные круги Рима знали как предводителя нищих, был спокоен, — я помню, что обязан вам жизнью.

— Прости, — Юлия опустила голову на руки.

Не поднимая лица, она спросила:

— Что узнали твои люди?

Теодоро опустился на стул напротив графини:

— Того малого, что мы доставили к вам из церкви видели с нашей танцовщицей в городе. Но она недавно погибла, зарезал ревнивый поклонник. Однажды парень разговаривал с какой-то девицей в "Колоколе" на площади Навона. Но кто это был мои люди не узнали. Найти того, кто стрелял в кардинала Боргезе, им тоже не удалось.

Юлия покачала головой:

— Плохо. А о суде над делла Пьяцца во Флоренции?

Теодоро помрачнел, но голос его остался спокоен:

— Ведь та девочка, Стефания делла Пьяцца, у вас?

Когда до Юлии дошел смысл сказанного, она резко подняла голову, посмотрела на предводителя нищих:

— Что ты знаешь об этой истории?

— Я был секретарем в том трибунале, — мужчина опустил глаза. — После этого я ушел из церкви.

— Ты сможешь найти тех, кто подтвердит участие Роберто Беллармино в преступлении?

— Я попробую, синьора.

— В церкви святого Антония Женевьева. Забери ее оттуда, но будьте осторожны, за ней следили. И еще… Теодоро, ты помнишь монаха-иезуита — брата Иосифа? Он может помочь.

Вскоре Теодоро ушел. Юлия осталась одна. Она хотела дождаться вечера, чтобы увидеть Марка Оттавиани и узнать последние ватиканские новости. А еще оставалась надежда на отца Иосифа.

Люди капитана ди Такко осмотрели дом графини де Бельфор. Не было ни хозяйки, ни ее воспитанницы, не было даже слуг — горничной-компаньонки Женевьевы и Пьера де Шане. Кардинал Менголли отправил сбиров во двор, а сам еще раз прошелся по комнатам. Он решил заглянуть в спальню графини де Бельфор в надежде отыскать кастильские документы. Кардинал раскрыл двери. Взгляд сразу наткнулся на приземистую фигуру в черной рясе. Монах замер возле туалетного столика графини, на котором стояла пустая ваза, цветы из нее были почему-то вынуты и брошены. В руках брат Иосиф держал небольшой клочок бумаги. Кардинал вошел в спальню и плотно прикрыл за собой двери.

— Где моя мать?

— Я знаю не больше твоего, — записка и кольцо исчезли в складках одеяния монаха.

— Что ты прячешь? Иосиф, я был твоим учеником, а ты был прекрасным учителем. Поэтому не пытайся меня обмануть. Или мне позвать капитана, чтобы он арестовал тебя как соучастника и пособника?

— За что ты на самом деле хочешь арестовать ее и меня? Ведь не за покушение на Боргезе…

Прозрачно-серые глаза иезуита, как стальные клинки, уставились прямо в черные зрачки Бенвенуто. Брат Иосиф усмехнулся:

— Ты все еще жаждешь мести, мальчишка. Отдай ее и меня Беллармину. Он прекрасно справится с этим вместо тебя.

— Где бумаги? Ты ведь пришел за ними.

— Их нет здесь. Можешь обыскать меня, — иезуит развел руки в стороны.

Бенвенуто поверил, сразу. Но удивился, что может смотреть в эти ледяные глаза без прошлого страха и боли. Почти.

— Дай мне встретиться с ней и поговорить. А после забирай.

— Хорошо. Где?

— "Золотое дно", после полудня.

— Не дай тебе Бог обмануть меня, учитель, — сквозь зубы проговорил Менголли.

— Я всегда честен с тобой, ученик, — в тон ответил брат Иосиф и шагнул прямо на кардинала, к выходу.

Но Бенвенуто не намерен был отступать с его пути. И вот, когда столкновение казалось уже неизбежным, иезуит легко двинулся в сторону и обошел застывшего монсеньора. После ухода бывшего учителя тот еще некоторое время стоял, сцепив зубы и глядя прямо перед собой. Позже Менголли вышел во двор и велел своим людям до полудня отдыхать. Здесь же, в палаццо Бельфор.

Брат Иосиф направился в трактир "Золотое дно". Привыкший извлекать пользу и сведения из всего, даже из своих собственных ощущений, иезуит пытался понять чем вызвано новое чувство, появившееся у него при общении с мальчишкой Менголли. К неприязни и застарелой злости в этот раз прибавилось отчетливое чувство опасности. Но не обычной, той, которую ощущаешь, общаясь с противником, а той, что заставила брата Иосифа вспомнить свои видения и горьковатый запах волчьей шкуры.

В палаццо Бельфор иезуит спешил, чтобы сообщить Юлии о решении, принятом на коллегии Священного трибунала, и предотвратить возможные необдуманные действия испуганной женщины. Было еще, конечно, особое распоряжение кардинала Оттавиани — успокоить синьору Юлию и заверить ее в том, что она не останется без поддержки. Но последним брат Иосиф был готов пренебречь. Привратник беспрепятственно пропустил посетителя в дом. Найдя палаццо покинутым, иезуит всерьез разозлился. Он решил проверить свою догадку и прошел в покои графини. Кастильских документов брат Иосиф там не нашел, но зато на туалетном столике обнаружил записку. А когда сдвинул вазу, прижимавшую клочок бумаги, понял, что в ней есть еще что-то помимо цветов. Когда на пороге спальни графини появился кардинал Менголли, брат Иосиф не удивился, только посмеялся про себя: "Как же ты торопишься выслужиться, сопляк".

Глаза трактирщика "Золотого дна" расширились от изумления, когда порог его заведения переступил монах в черном хабите.

— Что вам угодно, святой отец? — подобострастно поинтересовался он.

— Мне нужно видеть мадам Бейль, — святой брат словно бы невзначай тронул кольцо на своем мизинце, привлекая к нему внимание трактирщика.

— Ах, мадам Бейль, — заулыбался тот и часто закивал посетителю: — Да-да, святой отец… Наверх, святой отец, и налево по лестнице. Мадам там, под самой крышей.

Суетливость не вязалась с дородностью трактирщика, но очень уж он обрадовался, что монах пришел не по его душу.

Брат Иосиф без стука раскрыл двери комнаты, которую ему указал трактирщик, и остановился на пороге. Заведение было иное, но обстановка в комнате и, главное, поза женщины за столом раздражали память. Он молча смотрел на Юлию, склонившую голову на руки.

Графиня подняла лицо, несколько секунд молча и очень спокойно смотрела на стоявшего у дверей мужчину. Кажется, она даже не удивилась, узнав вошедшего:

— С чем вы пришли на этот раз, святой отец?

— Зачем вы это сделали?

Он чувствовал, что не может справиться с желчью, клокочущей в горле, а потому даже не попытался скрыть злость в голосе.

— Теперь у Беллармина будет не только пара убедительных свидетельств против вас, но и ваше бегство.

Монах шагнул в комнату и прикрыл за собой двери.

— Бегство?! — по лицу синьоры скользнуло выражение удивления, но уже в следующий миг оно приняло то же спокойное, чуть отрешенное выражение. — Значит, я не ошиблась. Великий инквизитор перешел в наступление… Мне нужно было время, святой отец.

— Менголли с отрядом сбиров уже рыщет по городу в поисках беглой преступницы. И к полудню они найдут вас.

При упоминании имени сына Юлия не смогла удержать болезненную гримасу.

— Я отправила Стефанию к нему. Надеюсь, он сдержит обещание и не отдаст ее Беллармину.

— Но что он потребует от девушки взамен?

Иезуит покачал головой, но, заметив, что губы женщины дрогнули, продолжил:

— Он сдержит обещание, если начальник не прикажет ему поступить иначе.

— Почему найти меня поручили его преосвященству?

— Я не знаю, — брат Иосиф прошел к маленькому окну, попытался хоть что-нибудь разглядеть сквозь мутное грязное стекло. — Может быть потому, что держать вас пока собираются не в замке, а у вас же в доме.

Графиня проводила его взглядом, но не шевельнулась.

— Сначала Беллармин хочет уничтожить мое имя и не дать мне встретиться с испанцами.

— За испанцев не переживайте. Их есть кому встретить.

— Вы нашли документы по флорентийскому трибуналу?

— Их не нужно искать. Они в архиве у Великого инквизитора. К нему у меня доступа нет.

Иезуит уже справился с собой, и тон его снова был отчужденно холоден.

— Есть несколько человек, которые могут рассказать об этом деле, — и Юлия коротко рассказала иезуиту о Теодоро. — Процесс графини де Бельфор должен превратиться в процесс или в скандал кардинала Роберто Беллармино! Можете считать меня сумасшедшей, отец Иосиф, но я уверена, что инквизитор связан с покушением на монсеньора Боргезе.

Юлия опустила голову, ее голос зазвучал глухо, напряженно:

— Я ненавижу этого человека. Я хочу его бесчестья или… смерти.

— Осторожнее, синьора. Не вздумайте сказать подобное еще кому-либо. Вы сейчас должны являть собой образ верной дочери церкви, смиренной мученицы, неправедно обвиненной. Мы отправили гонца герцогу Монферрату. Помнится, он благоволил вашему супругу князю де Бельфор. Будем надеяться, что он скажет свое слово в защиту его вдовы. А ход монсеньора Перетти с баронством Манфреди в Фаэнце и Имоле можно назвать пророческим. Нам будет, что предложить испанцам в их споре с Венецией.

Иезуит вдруг замолчал. Карие с золотыми искорками, чуть влажные глаза потрясенно смотрели на него. Он посмотрел в них так же открыто, и вдруг его брови удивленно изогнулись:

— Вы думали, что вас все покинули? — брат Иосиф укоризненно покачал головой.

Юлия встала и шагнула к нему, остановилась так близко, что подол ее платья касался монашеского одеяния брата Иосифа:

— Почему вы помогаете мне? — голос женщины был тих, но требователен.

Ее глаза не отрывались от его взгляда, а пальцы сжали его руки.

— Нет, Иосиф, не отводи глаза. Ответь мне.

Он долго молчал. После проговорил:

— Потому что в итоге это поможет мне и церкви.

Юлию охватило странное ощущение — словно она, рискуя, положила руку на холку дикого хищника, а тот решает: сомкнуть ему на хрупком запястье челюсти или пригнуться к земле и отдаться неожиданной ласке.

— Зачем ты лжешь?!

— Это не ложь.

— Но это и не правда. Тобою движет что-то еще, Иосиф.

— Вы ошибаетесь, синьора.

Неуловимым, ловким движением он освободил руки из плена ее пальцев и, мягко качнувшись, отступил назад. Зверь не огрызнулся, не лязгнул зубами, но и ручным становиться не торопился. Чтобы унять дрожь, охватившую ее тело, Юлия обняла себя за поникшие плечи.

Вероятно, причиной тому было сохранившееся на руках ощущение прикосновений тонких женских пальчиков. Беззащитный жест Юлии тронул то самое "что-то" в душе мужчины.

— Не дразните Беллармино флорентийским делом, пока я не найду для синьорины делла Пьяцца безопасное место. И будьте осторожны с теми, кто останется в вашем доме стеречь вас. Монсеньор Роберто ясно дал понять Марку Оттавиани, что не остановится ни перед чем. Нам важно дождаться испанца.

— Нам?! — длинные ресницы скрыли вновь ярко заблестевшие глаза. — Я постараюсь, святой отец.

Брат Иосиф успел заметить этот блеск и снисходительно, на сей раз без издевки усмехнулся:

— У вас получится, синьора.

Уже взявшись за ручку двери, монах обернулся:

— И еще... Мы встретились с кардиналом Монтальто в вашей спальне. Он искал кастильские бумаги. Я, признаться, тоже. Надеюсь, вы не оставили их в доме?

— Их нет ни в доме, ни со мной. Бумаги…

— Нет, — остановил ее брат Иосиф, — ни слова. Я догадываюсь у кого они, синьора, но вы мне этого говорить не должны.

Юлия улыбнулась — искренне, почти весело:

— Хорошо, святой отец. Ступайте. Скоро меня найдут, монсеньору ни к чему видеть вас здесь.

— Я постараюсь увидеться с вами, — он нахмурился от того, как неловко прозвучала эта фраза.

— И я надеюсь, что мы увидимся, — Юлия мягко улыбнулась. — Хотя, возможно, вам и не стоит рисковать, святой отец.

— Храни вас Господь, — проговорил иезуит и вышел.

Едва ли не сразу после того, как городские часы пробили полдень, возле трактира "Золотое дно" остановились две кареты и несколько всадников. Папские жандармы во главе с капитаном ди Такко вошли в заведение. Монсеньор Монтальто остался в своей карете чуть в стороне от основного места действия.

В полуденный час в трактире было почти пусто, лишь двое мужчин дремали за столиками, да хозяин протирал кружки за стойкой. Пожалуй, только он и обратил внимание на вошедших, а обратив — поспешил им навстречу:

— Что угодно господам?

— Шагай в свою каморку и не высовывайся, — приказал ему капитан и скомандовал своим людям: — Обыщите здесь все.

Немолодой грузный человек довольно быстро исполнил приказ военного, но продолжал украдкой наблюдать за развитием событий, в немалой степени переживая за сохранность собственного имущества.

— Синьор, — с верхней площадки, потемневшей от времени, сажи и множества прикосновений лестницы, раздался негромкий женский голос, — вы меня ищете?

Капитан взмахом руки остановил своих людей, с сомнением рассмотрел женщину в неброском платье с осанкой аристократки:

— Синьора Ла Платьер?

— Да, сударь, — она чуть склонила голову.

— Следуйте за нами, синьора.

— Потрудитесь представиться, сударь, и объяснить на каком основании вы приказываете мне следовать за вами, — высокомерно холодно прозвучал ответ.

— Капитан Антонио ди Такко. Я выполняю приказ коллегии Священного трибунала и магистрата Рима. Вы должны вернуться в свой дом и пребывать там до завершения следствия по делу о покушении на кардинала-викария монсеньора Камилло Боргезе.

Юлия оглядела капитана с головы до ног, усмехнулась. Не стесняясь, пересчитала солдат.

— Мне приятно, синьор ди Такко, что у меня будет столь внушительный кортеж. Начинаю чувствовать себя опасной преступницей. А если я откажусь идти с вами?

— У меня самые широкие полномочия, синьора, — открыто улыбнулся командир сбиров. — Я могу позволить своим людям развлечь сброд в этом переулке.

— Вы командуете бродячим цирком, развлекающим публику в переулках?! — в глазах женщины засверкали огоньки смеха. — Ваши спутники не похожи на фигляров. Боюсь, их представление провалится!

— Никогда! Особенно если сама синьора де Бельфор выступит в главной роли, — капитан отвесил короткий поклон.

На улице в окно своей кареты всматривался монсеньор Монтальто. Время шло, а капитан с арестованной все не выходили из трактира.

Графиня улыбнулась:

— Надеюсь, ваши полномочия, капитан, не помешают мне спокойно спуститься с этой лестницы, не вызвав ажитации ваших спутников, и вы покажете, куда мне проследовать далее?

— Непременно, синьора. Прошу вас, — синьор Такко отступил от подножия лестницы и широким жестом указал графине на дверь.

Юлия легко спустилась со ступеней и, коротко оглянувшись на капитана, направилась к выходу. На улице ее встретили двое стражей. Один из них открыл перед ней дверцу кареты. Следом за графиней вышел капитан ди Такко. Он почти бегом направился ко второй карете.

— Почему так долго?

— Обсуждали с ее светлостью вариант сопротивления аресту, монсеньор.

— Хм... Капитан, вы все помните? Еда, вино, вода, всякие женские штучки, вроде румян, должны приносить только ваши люди.

— Ваше преосвященство, я все отлично понял.

— Если с де Бельфор что-то случится, ответите головой.

— Да, монсеньор.

Переговорив с кардиналом, капитан поспешил обратно к карете, где устроилась Юлия. Ди Такко сел на сиденье напротив и дал команду: "Поехали!"

— А что же монсеньор?! Не отважился проводить меня под арест лично?

Юлия заметила вторую карету возле трактира и догадалась кто в ней. То, что Бенвенуто ди Менголли даже не вышел, неожиданно сильно задело синьору де Бельфор. Поэтому тон ее был настолько язвителен, что капитан глянул на Юлию с удивлением. Но распоряжение кардинала Монтальто было однозначным — графиня не должна догадываться о двойном назначении охраны в ее доме. И Антонио счел за лучшее ответить в тон арестованной:

— Монсеньор очень спешил сообщить в трибунал о том, что вы добровольно отдались в руки правосудия.

Всю дорогу до собственного дома графиня де Бельфор молча смотрела в окно кареты. Уже на пороге она обернулась к капитану:

— Полагаю, именно вы укажете мне мои комнаты, синьор? Или я могу сама выбрать?

— Вы правы, ваша светлость, — подчеркнул капитан титул своей подопечной. — Ваши комнаты в крыле прислуги. Там нам будет удобнее вас охранять.

Графиня окинула взглядом спутников капитана:

— Позволю себе напомнить вам, синьор ди Такко, что все остальные комнаты этого дома должны остаться в неприкосновенности. Вашего жалованья не хватит, чтобы оплатить хоть один гобелен или одну вазу в этих комнатах. И, имейте в виду, я не привыкла обходиться без услуг горничной.

— Надеетесь еще полюбоваться на свои гобелены и вазы, ваша светлость?! — капитан весело, но нагловато усмехнулся. — Будет вам горничная. Простите, если окажется не такой обходительной, как вы привыкли, синьора.

— Я не просто надеюсь, я уверена, что буду еще долго любоваться этим домом, капитан, — спокойно ответила графиня. — Поэтому советую вам вести себя в моем доме как гости, а не как хозяева. И еще, я хочу увидеть своего повара. Просто потому, что если я не прикажу ему кормить вас, капитан, и ваших... товарищей, он не станет этого делать.

— О?! У меня еще не было такого заботливого арестанта! Но, прошу вас, не беспокойтесь, ваша светлость, наш, — ди Такко выделил это слово, — повар накормит всех. Даже вас, синьора.

— Я хозяйка этого дома, капитан, а вы здесь временно и, очевидно, по чьей-то ошибке. Вынуждена вас предупредить, ничего, приготовленного вашим поваром я даже пробовать не стану. Солдатская еда мне не по вкусу. Прикажите своим людям принести из моих покоев книги, рукоделие и мою шаль. Служанки укажут им, о чем я говорю.

Капитан покачал головой и уже вполне серьезно сказал:

— Синьора, вам лучше сразу осознать свое положение. То, что вы находитесь здесь, в своем доме, а не в Сант-Анджело, будучи обвиненной в тяжком преступлении, исключительно проявление милосердия главы священного трибунала. Ни вашего повара, ни ваших служанок в доме нет. Отныне и до суда здесь только вы, я и мои люди. Мои служанки, мои слуги, мои повара. Не желаете пользоваться их услугами — справляйтесь сами. Не желаете есть, то, что они приготовят — готовьте сами, или я буду кормить вас насильно. Ясно?

Графиня вскинула голову, оценивающий взгляд холодно-пренебрежительной волной окатил солдата с головы до ног:

— Я не нуждаюсь в милосердии ни со стороны главы священного трибунала, ни с чьей либо еще. Просто потому, что не виновна в том, в чем меня пытаются обвинить. И я желаю как можно реже видеть вас и ваших подручных, капитан. Мне нужна вода для питья, мои книги, рукоделие.

— Все мы нуждаемся в милосердии Божьем, синьора, — наставительно ответил ди Такко.

Женщина резко развернулась, и направилась в сторону комнат прислуги.

Антонио пожал плечами, но все же крикнул вслед де Бельфор:

— Лучше бы нам подружиться, синьора!

Юлия резко остановилась и обернулась так стремительно, что подол платья взвихрился вокруг изящных щиколоток:

— Я не дружу с теми, кто готов однажды повести меня на казнь. Но вы можете постараться заставить меня изменить этому правилу, капитан ди Такко.

Женщина коротко взглянула в глаза мужчине и продолжила путь.

"Пф... Вот еще... Забот больше нет... Сама позовешь... Вот посидишь пару дней взаперти..." — ворчал про себя капитан, обустраиваясь в небольшой комнате, отделенной от нынешних покоев графини лишь широким коридором.

Юлия захлопнула дверь в комнату: " Вот еще... Дружить с тобой! Солдафон…" — скинула плащ и упала на постель, служившую до того Женевьеве.

От трактира "Золотое дно" монсеньор Монтальто поехал не в Ватикан и не в Священный трибунал. Кардинал поехал домой. Больше всего его сейчас интересовало, куда делась синьорина делла Пьяцца. Упускать Стефанию из вида, тем более в свете проявленного к ней интереса со стороны Великого инквизитора, Бенвенуто был не намерен. Дело было за малым — найти девушку. Ради этого Бенвенуто был готов даже поехать к синьоре де Бельфор и спросить о том, где искать синьорину.

Все оказалось гораздо проще. Возле палаццо Перетти-Монтальто кардинал увидел карету с бельфоровской золотой башней на дверцах. А Валлетто с порога сообщил, что монсеньора ожидает странная гостья.

Девушка в простом темном плаще, изяществом фигуры и позы похожая на статуэтку, ожидала хозяина стоя у окна в комнате, куда проводил ее слуга. Стефания выполнила приказ графини, но что сказать кардиналу Монтальто, она не знала, ведь не так давно категорически отказалась от его приглашения. Как объяснить свое появление здесь? От чего пыталась защитить ее графиня, и что угрожало самой Юлии? Как встретит ее Бенвенуто ди Менголли?

— Благослови тебя Господь, сестра. Вижу, ты все же сделала правильный выбор.

Кардинал остановился на пороге гостевой комнаты и, прежде чем заговорить, некоторое время разглядывал свою гостью.

— Я приехала, потому что так мне посоветовала графиня, — девушка обернулась и, только после того, как произнесла первые слова, склонилась в поклоне. — Извините мне мое вторжение, монсеньор. Я не могла ослушаться матушку, но я не понимаю, зачем я здесь. С синьорой Юлией что-то случилось?

— Вот как... Ты здесь только потому, что так сказала ее светлость… — он прошел в комнату. — То есть мое приглашение для тебя ничего не значит? Ты здесь потому, что против синьоры де Бельфор официально выдвинуто обвинение в покушении на служителя Святого престола. Она под арестом. Все ее слуги сбежали. Мой дом теперь для тебя единственное убежище.

Девушка опустила взгляд.

— Я буду просить вас, монсеньор, найти обитель, куда я могла бы уехать, пока синьора не вернется домой.

Бенвенуто подошел к Стефании, почти не касаясь, заставил ее поднять лицо, заглянул в глаза:

— Я не верю в то, что ты так ничего и не поняла. К чему это упрямство?

Она мягко отняла лицо, отстранилась, вновь отвернулась к окну:

— Я не могу оставаться в вашем доме, монсеньор.

— Позволь узнать, почему?

— Потому что это повредит вашей репутации в глазах многих, и прежде всего синьоры Сантаре.

— Ошибаешься, — Бенвенуто улыбнулся. — Брат приютил сестру. Где же вред?!

— Вы приютите меня? — девушка взглянула в его глаза. — Однажды я уже согласилась на ваше предложение, и это навлекло беду на вас и многих других.

Что-то неуловимо изменилось в лице Бенвенуто.

— В том, что случилось в Форли... В том мятеже не было твоей вины. Не будем больше вспоминать об этом. Так ты останешься?

— А вы по-прежнему предлагаете мне кров?

— А что-то изменилось за последнюю четверть часа?!

Он спрашивал, предполагая отрицательный ответ, и лукавил. Потому что изменилось что-то в нем самом. Сознанием Бенвенуто завладела фантазия. Фантазия о том, как они будут жить под одной крышей...

Синьорина взглянула на молодого человека, вновь опустила глаза:

— Следуя правилам приличия, мне следует уйти. Но мне хочется верить в искренность вашего предложения. В то, что мое присутствие здесь не повредит вам. И в то, что матушка не ошиблась, наказав мне ехать к вам,.. брат.

Бенвенуто разозлился на себя, на свое разыгравшееся воображение, поэтому ответил резко:

— Хочется верить — верь. Не хочешь — можешь не верить в то, что я не желаю однажды узнать, что ты удавилась в келье какого-нибудь монастыря из страха попасть под инквизиционное расследование!

Стефания несколько секунд молча смотрела на него. Потом склонилась в низком поклоне:

— Благодарю вас, монсеньор, и не смею более обременять своим присутствием.

Она выпрямилась и направилась к двери, по дороге, проходя мимо него приостановилась:

— Грех самоубийства никогда не прельщал меня, святой отец.

Менголли переступил, заслоняя собой двери:

— Ты... Постой! Успокойся. Я был груб. Не каждый день участвуешь в аресте собственной матери. Прости меня.

Девушка остановилась, но глаз не подняла:

— Почему вы арестовали синьору Юлию?

— А ты предпочла бы, чтобы это сделал кто-то чужой?

Синий взгляд стал холодным:

— Я бы предпочла, чтобы синьору не коснулось это. Почему графиня приказала мне приехать сюда?

— Приказала?! — кардинал помолчал. — И она, и я думаем, что здесь ты будешь в безопасности.

Стефания упрямо покачала головой:

— А что мне может угрожать?!

— Ровным счетом ничего. Так, пустяк, право же... Всего лишь Великий инквизитор!

— Монсеньор Беллармино?! — от лица девушки, казалось, отхлынула вся кровь. — И чем же я могу быть интересна ему?

— Вашим совместным прошлым. Но только не интересна, а опасна.

— У нас не было совместного прошлого, монсеньор. Кажется, вы интересовались, когда и как наши судьбы пересеклись? Мне, в отличие от монсеньора, нечего скрывать, — в синих глазах появился отблеск льда.

— Ну, так расскажи мне, — в глазах Бенвенуто явственно проявился блеск вызова.

Губы девушки плотно сжались. Синие до черноты глаза нашли черноту его взгляда:

— Инквизитор требовал от моей мамы признаний. В ереси и колдовстве. А ей не в чем было признаваться. Я ждала маму дома. А потом меня привели в подвал, раздели и... Я помню, что мне было больно, страшно и противно. Тот мужчина… Он был очень большим и сильным, я могла только кричать. И я слышала, как плакала мама. Она призналась во всем, а меня отправили в монастырь.

Менголли отошел, освобождая ей путь к выходу. Непослушная рука с заледеневшими пальцами потянула ворот сутаны.

— В протоколах про тебя нет ни слова, — проговорил он, когда удалось справиться с голосом, когда обрел уверенность, что вместо слов не раздастся рычание.

— Тогда монсеньору нечего опасаться, — Стефания глубоко вздохнула, пытаясь победить тьму воспоминаний, гасящих сознание, сделала несколько шагов к двери и уже у самого порога тихо, словно надломленный цветок, опустилась на пол.

Бенвенуто тот час оказался рядом. Опустился на колени возле Стефании, прислушался к легкому поверхностному дыханию. Вот так он хотел бы смотреть на нее всегда, одной рукой прижимать к себе ее голову, а другой — ласкать открытое ему тело, одновременно заглядывать в сапфировые глаза и тоже ласкать — раскрытое для него сознание. Но только чтобы не было этой восковой бледности щек и безвольно приоткрывшихся губ!

Менголли дотянулся до двери, с силой толкнул ее и громко позвал:

— Валлетто! Помоги мне!

Камердинер поспешил на зов синьора. Вместе они уложили Стефанию на софу здесь же, в гостевой комнате.

— Ступай, приготовь в западном крыле комнаты для синьорины. Пусть Доменика тебе поможет.

Когда Валлетто вышел, Бенвенуто положил руки на виски девушки и тихо позвал:

— Стефания...

Синие глаза распахнулись огромными бездонными провалами.

Это было так соблазнительно... Бенвенуто несколько мгновений балансировал на самом краю сапфировой бездны, борясь с желанием погрузиться в ее глубину. Сейчас он с восторгом принял бы и мягкость бархатного ночного неба, и колкость кристаллических осколков. Он до боли закусил губы, прочищая сознание от томного дурмана, и снова тихо позвал:

— Стефания... Посмотри на меня.

Как только взгляд девушки обрел ясность, она сделала попытку высвободиться из рук кардинала:

— Уже все хорошо, монсеньор, благодарю вас.

И вновь он сделал над собой усилие — чтобы заставить себя отпустить, перестать чувствовать, как бьются жилки под тонкой кожей на висках. Менголли одним движением поднялся с колен и отошел от софы.

— Я велел приготовить тебе комнаты. Ты никуда не уйдешь отсюда.

— Спасибо, монсеньор, — девушка осторожно села, борясь с остатками легкого головокружения. Ее взгляд следовал за движениями молодого человека, а Стефания пыталась понять, что за ощущение накрыло ее теплым пологом, стоило его рукам прикоснуться к ней. Даже в обмороке она знала, что это ОН держит ее в объятиях.

На лице Бенвенуто отразилось облегчение — кардинал опасался новых возражений в ответ на свое категоричное заявление.

— Доминика проводит тебя и поможет обустроиться.

Девушка кивнула головой, соглашаясь.

— Чего мне нельзя в этом доме, монсеньор? — спросила она, поскольку вопрос о том, в каком качестве и на каких условиях она будет жить в палаццо Монтальто, для Стефании был не вполне ясен.

— Не буду обманывать тебя и говорить, что ты здесь хозяйка. В доме ты свободна, сестра. Но на улицу ты будешь выходить только со мной. Есть небольшой внутренний дворик... Хотя, сейчас все равно холодно.

— Я поняла, монсеньор, — девушка кивнула головой. — А что будет с синьорой Юлией?

— Следствие и, вероятней всего, суд.

Бенвенуто не потрудился скрыть раздражение из-за возобновления этой темы.

— И вы по-прежнему не сомневаетесь в ее виновности?

— Ты снова хочешь довести себя до обморока?

Стефания упрямо сжала губы.

— Почему вы не хотите ей помочь? Вы ведь знаете, что синьора непричастна к тем событиям. И что такое случилось, когда синьора заболела, что вы сначала так заботились о ней, а потом даже видеть ее не хотели, монсеньор?

Менголли в сердцах ударил по двери так, что она распахнулась:

— Валлетто! Где Доминика?

— Она растапливает камин в комнате синьорины вашей гостьи.

— Проводи синьорину Стефанию и отпусти карету де Бельфор.

— Слушаюсь, монсеньор.

Синьорина делла Пьяцца пристально посмотрела на кардинала — ее удивила эта неожиданная вспышка. Что такого было в ее вопросе?!

Услышав распоряжение хозяина, Стефания поднялась и склонилась перед ним в поклоне, готовая следовать за слугой в отведенные ей покои.

В западном крыле палаццо Стефанию встретила служанка. Доминика присела в глубоком реверансе:

— Я к вашим услугам, синьора.

Когда Валлетто уходил, его бархатный карий взгляд ненадолго коснулся глаз Стефании. Камердинер Крылатого дракона тепло улыбнулся и отправился выполнять поручение хозяина.

В гостевой комнате кардинал Менголли стоял у окна. Монсеньор улыбался. Давно уже он не испытывал подобного тонкого удовольствия. Ибо даже раздражение и злость, которые вызывала в нем Стефания делла Пьяцца, доставляли ему наслаждение. Это противостояние было тем более пленительным, что Бенвенуто ясно видел в сапфировой синеве те же пламенные сполохи, что плясали в его глазах при каждом их столкновении. Дай, Господь, только немного времени, и два их пламени — алое и синее — закружатся в едином танце!

Бенвенуто почувствовал, как наливается тяжестью низ живота и с еле слышным глухим стоном прислонился к подоконнику. Монсеньор решил, что пора навестить Марию Сантаре на вилле. Он выдержал уже достаточную паузу, чтобы баронесса воистину возжелала встречи с ним. Но, дабы не ехать к одной женщине наполненным грезами о другой, кардинал решил сначала завернуть на виллу Монтальто и проверить свой тайный грот.

* * *

Монсеньор архиепископ Анджело Даламенти Рикар возвращался в милый сердцу Мадрид. Кардинал Перетти перед своей трагической гибелью успел выполнить обещание. Анджело Рикар сменил Пьетро Миллини в должности апостольского нунция при испанском дворе. Первым делом архиепископа должны были стать переговоры о судьбе кастильской короны. В свите нунция ехал один неприметный человек. Он вез особое письмо, не предназначенное для озвучивания на официальных церемониях. Послание это посвящалось Юлии де Ла Платьер синьоре де Бельфор и призвано было напомнить дону Гаспару де Гусману графу Оливаресу о его переписке с монсеньором Перетти.

…Король Испании Филипп прогуливался по Полуденной галерее мадридского дворца в сопровождении своего ближайшего советника дона Гаспара. Его величество высказывался о новом нунции, только что прибывшем из Рима и вручившем верительные грамоты. Суровый и величественный вид архиепископа Рикара произвел на суеверного монарха неизгладимое впечатление.

— Не правда ли, граф, нынешний нунций чем-то похож на падре Томаса? И голос такой… звучный.

— Да, ваше величество. Хотя дом Торквемада, если судить по портрету в пурпурном зале, был не так высок ростом.

— О чем он хотел говорить с нами особо?

Оливарес прекрасно знал эту манеру короля притворяться непомнящим с той лишь целью, чтобы услышать, в каких выражениях будет высказываться о деле советник.

— О кастильском деле, ваше величество. И о новом союзе со Святым престолом против Англии.

— Папа готов дать за невестой богатое приданое? — Филипп рассмеялся собственной шутке.

Оливарес посмеялся вместе с монархом, но был готов ответить на следующую, вовсе не веселую, реплику Филиппа:

— Она ведь старая? И вряд ли понесет?..

— У Рима нынче две невесты, ваше величество.

— Вот вы поедете, граф, и выберете нам невестку. Пора нашему брату остепениться. Хватит уже гоняться за этим самозванцем из Португалии.

— Слушаюсь, ваше величество, — граф Оливарес склонился в низком церемонном поклоне.