Сталь и серебро (гет)

Тауриэль обмакнула бинт в чашу. Со стороны входа послышались звуки борьбы, и через секунду гнома втолкнули внутрь шатра.

— Поаккуратнее с ним, Тирон, — шикнула Тауриэль на стражника.

Тот смерил ее холодным взглядом и вышел. Гном остался стоять, и на толстый светлый ковер на полу тут же упало несколько капель крови.

— Больно? — спросила Тауриэль.

Гном ничего не ответил, только плотнее прижал к груди раненую руку.

— Тебе повезло, что мы в дозоре. Как, ты сказал, тебя зовут? Скафти?

Снова молчание в ответ.

— Ты храбро сражался, Скафти.

Тауриэль расправила бинт и обернулась. Гном все еще стоял, прижав руку к груди. Она подошла ближе, присела на корточки.

— Давай-ка сюда руку.

Он несмело протянул залитую кровью ладонь, и Тауриэль осмотрела рану.

— Глубоко, но кость не задета.

Гном молча кивнул, сцепив зубы.

«Почему они всегда терпят боль без звука?» — мелькнуло в голове у Тауриэль.

Она положила бинт ему на ладонь. Подняла глаза и едва не закричала.

Глаза.

Она знала эти глаза. Она помнила их с дня похорон.

Зеленые. Отчаянные. Или…

Тауриэль закусила губу и дрожащими руками перевязала гному ладонь.

Вспомнила, как он крикнул: «За Кили». Почему?

— Так лучше, — выдохнула она. — Сними плащ, я обработаю другие раны.

Гном отпрянул, словно Тауриэль сказала что-то ужасное.

— Тогда сам, — Тауриэль кивнула на чашу. — Я выйду, если хочешь.

Тот еле заметно кивнул.

Стоя у входа в шатер, Тауриэль краем глаза подсматривала, как гном несмело придвинулся к чаше, обманул в нее окровавленные пальцы. Стащил через голову плащ, оставшись в одной рубашке.

— О нет, — прошептала Тауриэль.

Гном стоял спиной, и было видно, что вся рубашка пропиталась кровью.

«Как он еще сознание не потерял».

Не в силах смотреть, она отвернулась.

* * *

Сигни тихонько застонала. Больно, больно, больно. Хоть тысячу раз скажи себе, что не больно, — больно все равно. Убедившись, что эльфийка больше не смотрит, она задрала рубашку. Пришлось чуть ли не отрывать ткань от тела — кровь запеклась. Обмакнула бинт в раствор и, постанывая, обработала рану на животе.

«Это просто глубокая царапина, Сигни, просто царапина». И все равно — так больно, что хочется взвыть.

Закончив, она снова закуталась в дорожный плащ и нарочито громко кашлянула. Ткань шатра поднялась, и эльфийка вернулась. Сигни рассматривала ее украдкой — какая же красивая. Волосы рыжие, как огонь. Статная, стройная, будто сделанная из гибкого податливого материала. Зеленоглазая, как и Сигни, только с рыжими волосами это гораздо красивее. Ямочки на щеках. Красивая, очень красивая, но не той безжизненной красотой, что хочется поставить в рамку и стряхивать пыль. Нет, по-другому. Живая. Воинственная. И почему-то бесконечно печальная.

«Врали, врали, — думала Сигни с усмешкой. — Что я красивая, как эльфийка. Врали». И от того, что некого было ткнуть в плечо по-дружески, рассказав о чудовищных гномьих заблуждениях по поводу женской красоты, выть хотелось еще сильнее, чем от боли.

* * *

Тауриэль украдкой рассматривала гнома. Тонет в этом ужасном плаще не по размеру. Лицо разбито, отекло. Руки маленькие, с тонкими, совсем не мужскими запястьями. Неровно обрезанные волосы. И, кажется, совсем никакой бороды — хотя когда лицо превратилось в огромный синяк, мало что разглядишь. Тот ли это гном, кто нес тело Кили? Тот ли это зеленоглазый?

Может, да. Может, нет.

— Мы едем в Ривенделл, — сказала Тауриэль. — Но ты не удержишься в седле.

Тауриэль заметила, как у гнома чуть дернулся уголок губ.

— Это почему? — произнес он наконец.

«Даже голос не сломан. Совсем мальчишка», — в ужасе подумала Тауриэль.

— Ты ранен. Дорога дальняя. И у нас нет пони, только лошади. Не бойся, я помогу.

— Твои стражники считают, что я специально привел орков в ваш лес. Это не так.

— Что ты вообще делаешь в лесу?

Тауриэль наконец задала вопрос, который мучил ее все это время.

— Я иду за помощью, — хрипло ответил гном. — В Ривенделл. К вашему королю.

— За помощью?

— Орки убили всех в Железных холмах. Кроме меня.

Тауриэль ничего не ответила. Гном стоял, переминаясь с ноги на ногу. Взгляд зеленых глаз был горьким. Она представила его, ребенка, один на один с врагами.

Убийца Болдога.

— Ты убил Болдога? — спросила тихо Тауриэль. — Наследника Азога?

Кивок.

— Как ты смог? Болдог… Очень силен.

— Потому что он убил мою семью! — резко ответил гном. — Спрашиваешь, как? Топором! — и он выхватил оружие из-за пояса.

Тауриэль вздрогнула. Гном, выдохнув со свистом, сунул топор обратно.

— Выпей. Ты устал, — эльфийка протянула гному маленькую фляжку.

Он осушил не глядя. И в ту же секунду сполз на пол.

— Лежи, лежи, — Тауриэль подхватила гнома и, плотнее закутав в плащ, вынесла на улицу. — Тебе нужно поспать.

«Легкий, как пушинка».

— Едем, — кивнула она стражникам. — Нужно успеть, пока погода не испортилась.

— А ты его на руках повезешь? — фыркнул Тирон. — Привяжи к седлу да и все!

— Замолчи, — ответила Тауриэль. — Не твое дело.

— Не обязательно быть ласковой с гномами, Тауриэль, — заметил Тирон. — Особенно с теми, кто тащит орков в наши леса. Или ты все еще…

Он осекся под тяжелым взглядом Тауриэль.

Она хотела ответить, выругаться, но ничего так и не сказала.

Тирон прав: она все еще.

Все еще любит Кили. И вряд ли это когда-нибудь изменится.

Столетия, тысячелетия горя, если это горе или орочий меч в конце концов не убьют тебя. Последнее — предпочтительней.

Тауриэль сжала черный камешек в кармане. Гном спал у нее на руках. Дыхание его было ровным и спокойным.

* * *

… Удар топора — и все. Торин падает замертво, и бордовая кровь заливает его одежду. Глаза смотрят в небо. Топор все еще торчит у него в груди, поблескивая на солнце.

Тауриэль задыхается, резко подскакивает.

Мерно потрескивает костер, все небо в звездах.

В темноте виден силуэт дежурного. Остальные стражники спят вповалку.

Гном тоже спит. Пальцы сжимают рукоятку топора.

Тауриэль испуганно вглядывается в этот топор — тот самый, что секунду назад в ее сне торчал в груди Короля-под-Горой.

«Торин мертв, мертв, мертв, ­­— повторяет Тауриэль. — Его нельзя убить еще раз».

Убийца Болдога постанывает во сне, облизывая запекшуюся кровь на губах.