Сталь и серебро (гет)

Железные холмы, 2942 год Третьей эпохи, спустя два месяца после Битвы Пяти Воинств

— Умри! — Сигни разрезает топором воздух, подпрыгивает так, что с потолка сыплется земля. — Умри, проклятый орк!

Топор чиркает воздух. Орк падает замертво, и Сигни кажется, его зловонное дыхание заполняет комнату. «Мертв, — убеждается Сигни. — Мертв!».

— Сигни! Что ты там копаешься? — слышится из-за двери недовольный голос Гунвор.

Мертвый орк исчезает. Остается только пустая подземная комната — кровать из грубого дерева, стол, свечка.

— Да иду я, иду, — Сигни понуро плетется на кухню.

— На-ка, отнеси, — Гунвор отвлекается от кастрюли и вываливает в большое блюдо огненные картофелины. — Что это, Сигни, топор и веревка? А ну-ка!

— Нет! — Сигни прячет топор за спину и ловко хватает тарелку с картошкой.

— И во что ты опять вырядилась! — Гунвор подпирает бока толстыми руками. — А ну-ка дай хотя бы штаны почищу. Во имя Дурина, еще немного, и тебя начнут принимать за твоего брата.

— Было бы неплохо, — бормочет Сигни, еле удерживая картошку. — Гунвор, а у меня тоже вырастет борода, как у тебя?

Гунвор щурит круглые глаза, покусывает пухлые губы. Борода вьется мягкими рыжими кольцами. Когда Сигни была маленькой, любила заплетать из нее косы.

— Ты красивая, как эльфийка, — хохочет Гунвор. — Не будет у тебя никакой бороды. И поэтому отнеси-ка Наину ужин. Видела, как он смотрит на тебя? Ну-ка быстро, давай, давай!

— Почему Скафти можно бывать на собраниях, а мне нет? — спрашивает Сигни напоследок.

— Потому, — Гунвор возвращается к стряпне. — Ты идешь?

— Потому, — передразнивает ее Сигни, хватает мягкую горячую картошку и засовывает в рот не жуя.

* * *

В подземельях мерцает свет. Сигни крадется по темному коридору, стараясь идти как можно тише. Голоса гномов звучат издалека, и пока можно разобрать только отрывки.

На самом деле Сигни рада таскать еду — это единственная возможность попасть на собрание и хоть одним глазом подсмотреть, что там происходит. Но обычно стоит ей показаться в большом зале, как голоса смолкают. «Женщины не должны лезть в дела мужчин», — так говорит старый Ове.

Сигни все это знает.

Женщины не должны лезть в дела мужчин.

Не должны участвовать в битвах.

Не должны носить топор и веревку.

Женщины ничего не должны.

Только варить картошку и отводить глаза, если сопляк вроде Наина, не умеющий держать кинжал в руках, бросает на тебя сальные взгляды.

Сигни останавливается у входа, откуда видно фигуру Скафти. Брат стоит в центре круга и отбрасывает длинную черную тень.

— Мы должны пойти в Эребор! — слышатся голоса. — В Эребор!

— Орки повержены! Там наш дом!

— В Эребор!

— Нет!

Это голос Скафти. Он всегда так говорит — четко и громко. Словно он тут самый главный.

Сначала тишина, но потом гномы начинают возмущаться.

— Скафти, чего ты уперся? — это старый Ове. — Мы воевали за Эребор, мы должны быть там!

— Да почему мы слушаем этого мальчишку? — еще один голос. Это Тхил, рудокоп. — Только потому что он внук Нара?

— Да, потому что он внук Нара! — осаждает его Гайн.

— Мы выросли здесь, в Железных холмах, — упрямо повторяет Скафти. — Когда Даину нужна была помощь, мы пришли на битву. Но с меня хватит!

— Скафти, послушай, — это снова Ове, — не разумно ли нам вернуться в Эребор, к нашему королю? Получить сокровища, данные нам по праву? Мы воевали за них.

— Мы воевали не за них, — Скафти сплевывает на земляной пол. — А за тщеславие Короля-под-Горой! Скольких он погубил из-за своей чертовой гордыни! Да пропади пропадом этот Эребор!

Гномы притихли. Сигни быстренько засунула в рот еще одну картофелину: только бы не заорать. Скафти перегнул палку. Оскорблять память Торина Дубощита — это слишком, все-таки.

— Ну, чего молчите, гномы? — хмыкнул Скафти. — Боитесь моих слов? Лучше бы вы боялись своих подгорных королей! Это они ведут вас на смерть!

Сигни ойкнула, случайно наклонила блюдо. Картофелины шмякнулись на пыльный пол — звук глухой, но и его достаточно.

— Кто здесь? — рявкнул Скафти. — Сигни, ты? Подойди.

Маленькими шагами Сигни вышла на свет, стараясь не отвечать на десятки взглядов.

— Ну же, Сигни, давай сюда ужин и уходи, — Скафти махнул рукой.

Сигни не двигалась. Сжимала блюдо с холодной уже картошкой, затылком ощущая, как жгут сзади глаза Наина. «Красивая, как эльфийка», — говорят они. Как можно поверить, если ты не видела за всю жизнь ни одного эльфа? Ни разу не выходила из подземелий?

И не можешь простить Скафти, что он был на Битве, а ты нет.

— Я считаю, что мы должны пойти в Эребор, — сказала Сигни негромко. — И не смей ничего говорить о Короле-под-Горой, брат. У тебя нет на это права. Никакого.

Старик Ове шумно сглотнул.

— Почему это? — прошипел Скафти.

— Потому что он вернул нам дом. И погиб. А мы здесь. Так что заткнись.

Гномы молчали. Слышно было, как жужжит мошка, как шуршат деревянные стулья, как кряхтит старый Ове.

— Ты бы приструнил сестру, Скафти, — наконец послышался голос Наина.

Сигни от злости чиркнула ногтем по блюду — мерзкий звук. Ощущение — еще хуже.

— Не вы ли, — она прищурилась, оглядев притихших гномов, — только что хотели идти в Эребор? Я тоже внучка Нара! Что, меня не надо слушать?

— Не хватало еще, чтобы девчонка рассказывала мужчинам, что делать! — фыркнул Наин.

— Тварь, — шикнула Сигни.

В одну секунду она оказалась у стола, где он сидел и, размахнувшись, врезала ему по лицу блюдом с картошкой, а потом еще и еще раз. Наин грохнулся со стула и заскулил.

Сигни выхватила топор из-за пояса.

— Хватит! — крепкие руки Скафти сомкнулись у нее за спиной. — Ты рехнулась? А ну пошли!

Напрасно она брыкалась и кусалась — брат был сильнее.

Не говоря ни слова, он протащил ее по залу, пустым коридорам и запихнул в комнату.

И только когда дверь захлопнулась, Скафти заговорил.

— Запомни, — прохрипел он. — Ты никогда не поднимешь оружие на гнома! Лучше умереть! Сдохнуть! — выкрикнул Скафти в воздух. — Только не драться со своими! Позор! Кем ты себя возомнила?

— Никем, — Сигни опустила глаза. — Просто… он же оскорбил меня.

— Он лишь сказал, чтобы ты не вмешивалась.

— Но ведь они хотели идти в Эребор! — Сигни почти плакала. — Я думала… Они поддержат меня! Почему ты не хочешь идти в Эребор, Скафти? Почему нужно сидеть в этом проклятом захолустье?! Без приключений. Без надежды на лучшую жизнь. Когда ты вернулся с Битвы, я думала, ты вернулся за нами! Чтобы мы могли жить в Эреборе!

— Потому, — ответил Скафти тихо, — что я был на Битве. Я был в армии Даина. И я видел, что золото делает с гномами. Не нужно нам туда идти.

— Расскажи, — тихо попросила Сигни, присаживаясь рядом, в ногах Скафти. — Расскажи про Битву.

— Я зол на тебя.

— Пожалуйста.

— Нечего рассказывать, Сигни. Было — и прошло.

— Правда, что войско Даина пришло на помощь Торину Дубощиту?

Скафти уставился на маленький огонек свечи, вспоминая. В глазах плясало пламя, и Сигни чудилось, что она видит огонь Смауга и слышит лязг оружия.

— Да, — наконец прошептал Скафти, — мы пришли и оказались в самом пекле. Мясорубка. Кругом смерть.

— Ты видел его?

— Кого?

— Торина. Короля-под-Горой, — прошептала Сигни.

— Не тех ты выбираешь себе в пример, сестра. Не тех. Но да, я видел его.

— А короля эльфов?

— И короля эльфов, — сказал Скафти.

— А Даин наградил тебя?

— Наградил.

— И у нас в Эреборе есть золото? Зачем оно, если мы здесь?

— Когда у тебя будет свадьба, я пойду в Эребор и возьму его.

— Я не хочу свадьбу, — еле слышно ответила Сигни.

— Так ты чтишь род Дурина, Сигни? — Скафти поморщился. — Женщин-гномов мало. Если мы не будем жениться, если у нас не будет потомства, мы погибнем без битв и орков.

— А правда, что потомки Азога поклялись извести весь род Дурина?

— Правда.

— Значит, и нас?

— И нас.

— Ну, в нас же течет половина крови Черновласов. В нас с тобой. Поэтому у нас нет бороды. Гунвор так говорит.

— Это не считается.

— У Азога Осквернителя остались наследники?

— Двое. Его племянники Болдог и Луг.

— Скафти, а ты веришь, что Дурин бессмертен?

— Конечно, нет.

— А в то, что Торин защищался от орков дубовым щитом?

— Не знаю. Может быть. Я не видел.

— Я так мечтала оказаться на той битве. Почему ты запер меня? Почему не позволил пойти с тобой? Ты же сам учил меня драться! Ты же знаешь, я бы могла помочь! — вздохнула Сигни.

— Потому что у меня никого нет, кроме тебя, — ответил Скафти после недолгой паузы. — Мы с тобой одинаковые, понимаешь? Мы семья.

Сигни смотрит на брата снизу вверх: и правда, одинаковые. У Скафти черные жесткие волосы до плеч и нет бороды, и гномы смеются над этим, особенно Наин. У Скафти, как и у Сигни, зеленые глаза и взгляд с прищуром.

Двойняшки. Скафти старше на три минуты — так Гунвор рассказала. Это она приняла роды у Ари, а потом они с Ове похоронили ее в большой пещере за рудниками.

Ари, дочь Нара. Нара, лучшего друга и спутника короля Трора. Нара, закрывшего мертвому Трору глаза.

— Скафти, а можно с тобой на дежурство? На границу? — тихо просит Сигни.

— Нет.

— Почему?

— Потому что ты правильно сказала — потомки Азога придут, чтобы вырезать народ Дурина, и случиться это может в любой день. Сегодня. Завтра. Через год.

— Но я хочу, — Сигни запнулась. — Это не важно.

— Послушай, — голос Скафти смягчился, — нет ничего хорошего в этих дежурствах. Ты даже не знаешь, как тебе повезло! Да посмотри на себя! Ты можешь выбрать любого гнома! Хочешь, Наина, хочешь…

— Может, и Наина, — фыркнула Сигни. — Его точно убьют первым, и ты наконец оставишь меня в покое.

— Мне пора, — Скафти оставил ее выпад без внимания. — Солнце садится.

— Граница?

— Как обычно.

— Скафти, — Сигни подняла глаза на брата. — Прости меня. Обнимемся?

— Конечно.

Сигни сжала брата в объятиях — крепко, как только могла. Скафти не сразу понял, что она задумала. А когда понял — было поздно. Руки стягивала тугая веревка.

— Прости, брат. Сегодня на границу иду я.

Она выскочила из комнаты, пробежала пустой коридор и скрылась в кладовке.

— Красивая, как эльфийка, — повторяла Сигни, глядя в осколок зеркала и отрезая топором длинные жесткие пряди. — А вот и нет. А вот и нет.

Ривенделл, два дня спустя

— Владыка, — Тауриэль сжимает в кармане черный камешек. — Орки у южной границы. Вероятно, пришли со стороны Дол Гулдура.

— Сколько их было? — король эльфов смотрит в пол.

— Семь.

— Откуда они здесь?

— Если вы слышали о том, что произошло в Эреборе...

— Мертвы? — резко выдыхает король.

— Мертвы. Мы убили пятерых.

— А остальных? — Трандуил наконец поднял глаза.

— Остальных убил Скафти, гном Железных холмов.

— Кто?

— Так он себя называет. Скафти, внук Нара, гном Железной холмов, убийца Болдога.

Тауриэль заметила, что у Трандуила дернулся глаз.

— Как много титулов. Не хватает только Король-под-Горой, — язвительно заметил эльф.

— Король-под-Горой мертв, — холодно ответила Тауриэль. — Род Дурина пал. Пал навсегда.

* * *

Железные холмы

Перепрыгивая через две ступеньки, Сигни спустилась к конюшням. Без тяжелой косы спине было непривычно легко.

Она затянула короткие волосы тонкой тряпкой, как всегда делал Скафти, и поправила топор на поясе.

— Ну вот и прекрасно, — сказала она, надевая седло на пони брата. — Но, поехали!

Громкий хруст заставил Сигни остановиться. Она опустила поводья и, тревожно вглядываясь в темноту, спросила:

— Кто здесь?

Шумно дышали пони, пахло травой и лошадьми. Сигни нутром чувствовала: этот хруст — от человека, будто чей-то сапог наступил на сено.

— Кто здесь? — переспросила она, стараясь, чтобы голос звучал низко.

— Род… Дурина…. Пал навсегда.

— Ове, это ты? Ове?

Сигни различила силуэт старого гнома. Ове стоял, покачиваясь из стороны в сторону. Ночной свет полоснул его по лицу, и Сигни увидела глаза с закатившимися зрачками — белые и круглые, как две луны.

— Род Дурина пал навсегда, — повторил Ове.

Сигни вцепилась в поводья, чувствуя, как по спине капля за каплей катится липкий пот.

— Род Дурина пал, — прошамкал Ове беззубым ртом, — но могила короля пуста.

— Какая… могила? — тихо спросила Сигни.

Ове сделал несколько шагов и вдруг вцепился Сигни в руку, расцарапав ее до крови. Белые глаза уставились в стену.

— Могила короля пуста, в могиле никто не лежит, — зашептал Ове, — Королю нужна защита гнома Железных холмов! Наш дом наполнится кровью! Кровью! Кровью! Везде кровь! Кровь течет по мечу Короля-под-Горой! Все умрут, все!

Сигни дернулась и наконец высвободила ладонь из цепких пальцев Ове. Старик моргнул и затих.

— Ове? — Сигни легонько потрясла его за плечо. — Ове?

Гном открыл глаза.

— Скафти? — прошамкал он, вглядываясь в лицо Сигни. — На дежурство?

Сигни отшатнулась, посмотрела Ове в глаза. Нормальные. Зрачки на месте.

— Ове, что это? Могила короля пуста? Везде кровь?

— Какая кровь? — хрипнул Ове. — Не болтай чего ни попадя, сынок, еще беду накличешь.

И, хлопнув пони по черному боку, он поковылял к выходу.

Сигни припустила во весь опор. Рука, расцарапанная Ове, саднила. А от сказанных слов к душе словно привязали огромный камень. И как Сигни ни пыталась избавиться от него, он не исчезал.

* * *

— Долго ждать тебя, безбородый? — фыркнул Наин. — Ты чего испуганный такой? Будто орка увидел.

— Отвали, — буркнула Сигни, слезая с пони. — Не твое дело.

— Топорик у сестренки свистнул? — заметил Наин. — Ладно, пошли.

— Куда?

— Скафти, ты пьян что ли. Вдоль границы пошли.

Они привязали лошадей и побрели по тропинке. Лес шелестел неприветливо, глухо.

Наин нес фонарь. Желтый свет блуждал на черных еловых ветвях, под ногами хрустели сухие листья. Где-то вдалеке ухнула сова, и Сигни с непривычки подпрыгнула.

— Точно перебрал, — покачал головой Наин. — Ты поговорил с сестрой? Пойдет она за меня?

— М-м-м, — промычала Сигни.

Вот у Скафти с Наином, значит, какие договоренности.

— Она у тебя горячая, — одобрительно кашлянул Наин. — Ты прости за сегодня, ну ты понимаешь, не дело это — когда девки лезут. Она на дежурства у тебя так и просится?

— Бывает, — хрипнула Сигни в ответ. Черт, как же изобразить голос Скафти?

— Болеешь что ли? — Наин скосил глаза. — Так вот, ну какое Сигни дежурство? Ну вот что она будет делать, если орки придут? Ну ты и я — сильные мужчины, мы сразу дадим отпор, если что.

Вдалеке запела ночная птица и ветка хрустнула — тревожно как-то.

— Наин. Наин, что это?

— Что? — отмахнулся Наин, — Что — что! Зайцы! Так вот, мы-то сразу дадим отпор врагу, нас этому с детства учили. Как гоблинов убивать, орков. Вон у эльфов бабы воюют — да это вообще смех. Вот ты на Битве был — скажи, хоть одна баба там помогла чем-нибудь?

Ветка хрустнула еще раз, громче.

— Скафти, ты слушаешь? Отвечать будешь?

Вдруг все осветилось. Желто-красные языки пламени заплясали на деревьях и земле.

Наин не дождался ответа — острый меч пронзил ему глотку, и кровь брызнула Сигни прямо на лицо. Время будто замедлилось. Сигни беспомощно смотрела, как выступают из темноты орки — огромные, сильные, скалящиеся.

Орк, шедший в центре, выставил вперед руку. В ней болталась отрезанная голова — волосы намотаны на длинную орочью руку, глаза выколоты, ниже подбородка — безобразные ошметки кожи.

Сигни знала, чья эта голова.

Его, запертая в комнате, она провожала на Битву, подглядывая в маленькую щелку.

Даина Второго.

Короля-под-Горой.

Узкие глаза орка уставились на Сигни.

— Ну и где ваш Король-под-Горой? Где он? Струсил?

Опомнившись, Сигни развернулась и побежала. Она летела по лесу, а войско гналось за ней.

«О каком короле он говорит? — мелькнуло в голове у Сигни, — если сам отрезал ему голову?».

— Сигни, милая, принеси ужин.

Сигни идет, едва переступая ногами.

Торин сидит в глубине стола — высокий для гнома, а разве гномы бывают такими высокими?

«Сигни, все ждут ужин».

Сигни может рассмотреть его издали. У него острый взгляд, как у ястреба.

Перед ним стоит бокал красного вина, но он едва пьет и едва говорит — смотрит в стол. Не смотрит на Даина. Не смотрит ни на кого.

Сигни идет мягкими шагами и ставит перед Королем-под-Горой тарелку с плохо прожаренной картошкой. Он берет одну рукой, не глядя, и кивает.

У него черные волосы с едва заметной проседью.

Гунвор считает, что истории о короле — неправда. Он не так стар, как о нем говорят.

Ему нет даже ста.

Сигни кажется, ему нет даже сорока.

Он жует непрожаренную картошку, словно не чувствуя вкуса. Он вроде бы здесь, но где-то далеко.

Когда Сигни ставит перед королем тарелку с кусками мяса, он даже не говорит «спасибо».

Скафти сидит рядом с Даином.

Торин, Даин, Скафти.

Словно Скафти — важная персона.

— Ну и, — говорит Торин, усмехаясь, — как живут гномы Железных холмов?

Он обращается даже не к Даину, а к Скафти.

— Нормально, — фыркает Скафти. Он занят пережевыванием мяса. Ему плевать на короля.

«Ну же, Сигни, неси еще вина».

И Сигни несет еще вина. И еще. И еще.

И потом еще мяса, и потом еще вина. Торин едва прикасается к еде — он смотрит в земляную стену, в одну точку, ни разу не улыбнувшись.

Гномы заискивают перед ним.

Наин подливает вина, хотя Торин почти не пил. Бокал полон до краев. Секунда — и потечет на стол.

Гайн задает идиотские вопросы.

Тхил постоянно трогает короля за рукав.

Даже старый мудрый Ове молчит.

Только Скафти усмехается и засовывает в рот картофелину. Одну за одной.

«Сигни, принеси еще».

— Я иду в поход, — говорит Торин, в кои-то веки отхлебнув вина. — В Эребор. Я хочу вернуть наш дом.

— Наш дом здесь, в Железных холмах, — плюет Скафти. — Тут жили, тут и помрем.

— Внук Нара, — бросая на Скафти короткий взгляд, замечает Торин. — Я, потом Фили и Кили, потом Даин, потом ты, внук Нара, — Торин добродушно усмехается, — А можно еще картошки?

«Он же сказал — ещё, — недовольно замечает Гунвор, — Давай, Сигни, неси, и поживее».

И Сигни несет. Несет, хотя знает, что он не съест и куска.

Ей хочется закричать: «Возьми меня, возьми меня в свой дурацкий поход».

Говорят, однажды Скафти может стать Королем-под-Горой.

Если Торин умрет.

Если Фили и Кили умрут.

Если Даин умрет.

Скафти — следующий. Он внук Нара. Того-самого-Нара.

У Даина и Торина нет прямых потомков.

Но Торин и Даин не могут умереть. Фили и Кили не могут умереть.

Это почти невозможно.

Сигни ставит перед Торином Дубощитом тарелку с картошкой.

За пояс у нее заткнут топор.

Железные холмы

Вдох, выдох. Нога проваливается в яму, вязкую, гадкую. Сигни с остервенением дергает ногу, падает, встает. Снова падает.

Кое-как встает. И опять падает.

Ей чудится, что орк дышит в спину и что над левым ухом болтается отрезанная голова Даина.

Они сзади. Отстают будто специально, зная, что ей не убежать.

Лес смыкает ветви за спиной Сигни, путает, дурачит орков, и они наконец оступаются. Увязают в грязи. Получают ветками по мордам.

Сигни бежит, и сердце трепыхается в горле.

Бок режет так, что кажется, сейчас лопнет живот.

Впереди маячит гора и дверь в спасительные родные подземелья.

Еще немного.

Еще совсем чуть-чуть.

Не оборачиваясь, Сигни хватается за ручку и залетает внутрь.

Здесь свои.

Свои спасут.

— Сигни! Слава Дурину!

Это Скафти.

* * *

За спиной у Скафти светится голубым эльфийский меч Бальмунг, подарок деда. На запястьях — разрубленная веревка, и Сигни чувствует острый укол совести.

— Скафти, орки, — шепчет Сигни, и зуб не попадает на зуб. — Наин…

Она не может сказать «убит».

Все так, как она предсказывала: Наина убили первым.

Только сейчас это не кажется смешным.

— Я знаю, — сухо отвечает Скафти. — Иди вниз!

— А ты?

— Вниз, я сказал! В подземелья! — и он хватает ее за плечо и спускает по лестнице.

Сигни ударяется о камень и катится вниз по ступенькам.

Слышно, как сверху хлопает дверь.

* * *

Подземный зал, где еще недавно кипело собрание, пуст. Свечка догорела, она тает на углу стола. Шипят головешки в камине, и в полутьме блестит желтым фонарь.

Гномы оставили недоеденный ужин: куриные кости, надкусанные куски картошки, кружки с еще горячим вином.

В зале так тихо, что Сигни слышит только свое частое неровное дыхание.

Она не сразу понимает, где все.

Но потом взгляд случайно останавливается на стене, грязно-бурой от крови.

На разломленном напополам столе.

На клинках, раскиданных по полу, как ненужное барахло.

На мертвецах.

С неестественно вывернутой головой лежит Тхил, рудокоп.

Лицом вниз, с расставленными руками — Гайн.

Рыжебородый Вар проткнут мечом.

Все мертвы, все, и рядом с мертвыми гномами лежат мертвые орки.

У одного отрезана голова, она валяется рядом с безобразным телом.

Узкие глаза застыли, рот исказила гримаса.

…В углу, уткнувшись носом в стену, замер старый Ове.

— Нет, — кричит Сигни, но не слышит своего голоса. — Нет!

Она подбегает, тормошит Ове за окровавленный рукав, приподнимает ему голову.

Глаза гнома смотрят в потолок.

Как во сне, Сигни поднимается и на полусогнутых идет на кухню. Там, среди царства кастрюлей, плошек и чадящих сковородок, лежит на полу Гунвор с воткнутым в спину клинком.

Приступ тошноты, и Сигни хватается за косяк.

Сигни кричит так громко, что ее крик можно услышать в самом Эреборе.

Значит, они со Скафти единственные остались в живых.

Только Скафти там, на улице.

Один против семерых или восьмерых орков.

Сигни взлетает обратно по лестнице и, выхватив топор, начинает ломать дверь.

Удар.

За дверью тихо.

Удар, удар. Давай же.

Наконец дверь поддается и падает.

— Скафти, — зовет Сигни.

Никто не отвечает. Испуганно обернувшись, Сигни видит лежащего брата.

Он не шевелится.

Орки стоят напротив. У самого большого по-прежнему в руках голова Даина.

— Так я услышу ответ, — хохочет он, обнажая острые зубы и потрясая мертвой головой. — Где ваш Король-под-Горой? Где он, а, гномье отребье?

* * *

Сигни пятится назад к двери, но не успевает нырнуть в подземелья.

Огромная дубина обрушивается на нее, заставляя пролететь пару метров и упасть рядом с братом.

— Скафти, — зовет Сигни тихонько, подползая к нему. — Скафти…

Он не отвечает, но вроде бы дышит.

Сигни не успевает позвать его снова — новый удар дубины, хруст в позвоночнике и странный соленый привкус во рту.

Перед глазами пляшут мошки. На ладонях, на лице — снег вперемешку с грязью.

— Так он не придет? — слышится над ухом.

Еще удар, на этот раз по голове.

Перед глазами чернеет, и возникает странное чувство — будто земля меняется с небом местами. Будто голоса слышатся очень далеко.

Будто страх, колючий страх, опутывающий все тело, куда-то делся, и стоит потерпеть еще пару минут, как все будет хорошо.

— Гномье отребье! — шипит над ухом орк. — Ваша кровь на его совести!

* * *

Железные холмы, два месяца назад

…Осень кончилась, наступила зима. Через щели в дверях в подземелья Железных холмов лезли настырные лучи зимнего солнца, елки на верхушке горы надели толстые шапки снега.

Сигни начинала ждать с самого утра, и ни одно дело не могло отвлечь ее от этого болезненного ожидания.

Нарушая запреты Гунвор, сразу же после завтрака она неслась к южной границе, взбиралась на холм и вглядывалась в дорогу, пытаясь рассмотреть, не идет ли кто.

Но в тот день, когда Скафти вернулся с Битвы, по закону подлости Сигни не могла выйти.

Гунвор заставила драить полы во всех подземельях, и как Сигни ни пыталась улизнуть под благовидным предлогом, ничего не выходило.

Она как раз мыла пол на кухне, когда дверь распахнулась, и подземные залы наполнились голосами.

Расплескав воду, Сигни бросилась к брату, повисла на шее, прижалась к теплой щеке.

Он не был ранен. Если бы не синяки под глазами и не мертвецкая бледность, можно было сказать, что Скафти не воевал, а прогуливался по лесу.

С ним вернулось еще десять гномов. Никто из вернувшихся не улыбался. Они плакали в объятиях родных и молчали о победе.

И Сигни поняла: битва закончилась не так, как все рассчитывали. Не так, как хотелось.

— Что случилось? — спросила она брата тихо.

— О, вы не знаете, да, — нахмурился Скафти. — Много погибло.

— Кто? — спросила Сигни еле слышно. — Кто из наших?

— Фили и Кили, — ответил Скафти быстро, не глядя на сестру. — Племянники Торина. Они бывали здесь, помнишь?

Сигни отстранилась.

— Помню, — ответила она глухо, чувствуя, как внутри оборвалась тонкая нитка.

Как не помнить. Они ведь были почти ровесниками — Фили и Кили старше на пять лет. Тоже родные души, как они со Скафти.

Наследники трона Дурина.

— Слушай, — сказал Скафти, едва не плача, — но это не все. Не все, кто погиб. Это может тебя ужасно расстроить, даже не знаю, как сказать...

— Не все?

— Дубощит мертв, Сигни. Даин — новый Король-под-Горой.

— О, — ответила Сигни после короткой паузы. — Как жаль.

— Да, сестричка, — Скафти улыбнулся, — по мне, так его жизнь не стоила и кусочка руды. Но я знаю, тебе он всегда казался очень смелым. Не расстраивайся. Все так, как должно быть.

— Конечно, — кивнула Сигни. — Конечно.

Удивительно, но в этот момент Сигни почти ничего не поняла. Только безумная радость от возвращения брата сменилась необъяснимой, бесконечной тоской. Резко, будто порыв ветра затушил свечу.

Тоской, которая потом преследовала каждое утро, каждый день и особенно — по ночам.

В висках звучали слова: «Дубощит мертв».

Мертв. Погиб. Убит. Умер. Смысл, в конце концов, всегда один.

И от этой мысли хотелось колотить в стену, пока не собьешь костяшки в кровь.

Сигни не могла объяснить себе, что ее связывает с Торином Дубощитом.

Иногда она думала, может, это то, о чем говорила Гунвор? Может, это то, о чем все говорят — влюбленность, любовь, первая и почти всегда неразделенная. Наверное, именно ей, этой пресловутой влюбленностью, Скафти объясняет странную привязанность Сигни к Королю-под-Горой: мол, девчонка, бывает, скоро пройдет.

Но дело было совсем в другом, и Сигни это знала. Не было здесь никакой влюбленности.

Просто Дубощит был тем, кем Сигни всегда хотела бы стать сама.

Решительным. Смелым.

Сумасшедшим настолько, чтобы отвоевать Эребор.

И когда он умер, Сигни показалась, что вместе с ним умерла и ее надежда вырваться из плена Железных холмов.

* * *

Лес Лориэн

Тауриэль не знала, зачем каждый раз, приезжая в Лориэн и ожидая короля, бросала взгляды в сторону Зеркала. Она уже смотрела в чашу однажды, когда Трандуил говорил с владычицей, а она вместе с другими эльфами-охранниками стояла на страже.

Никто тогда не проболтался.

Но вот самой Тауриэль от взгляда в чашу легче не стало. Она-то хотела увидеть будущее и получить ответ, как жить дальше.

Как изо дня в день стоять на страже, ездить, приносить, говорить, отчитываться, стрелять, есть, пить.

Как забыть эту Битву. Как забыть хруст жухлой травы под огромным валуном, которым завалили могилу Кили. Как забыть его лицо и ледяные пальцы, сжимающие клинок. Но вместо будущего в Зеркале Галадриэль она увидела прошлое.

Темницу Эрин Гален. Хижину Лучника. Эребор. Битву. Кили.

Лучше бы не смотрела. Вот честно, лучше бы не смотрела.

… Трандуил задерживался. Тауриэль поправила сапоги и, кивнув эльфам-охранникам, прошлась туда-сюда по саду, бросая взгляды на невысокий каменный постамент с чашей.

«Если я вижу там только прошлое, значит, будущего у меня нет», — подумала Тауриэль.

— Ты можешь посмотреть.

От мягкого голоса, раздавшегося прямо над ухом, Тауриэль вздрогнула и тут же опустила голову.

— Не смею просить вас, владычица, — прошептала она.

— Не бойся, Тауриэль, — Галадриэль сделала плавный жест рукой. — Ты всегда можешь изменить будущее, если оно тебе не понравится. Пойдем.

«Но я не могу изменить прошлое».

Они прошли по садовой дорожке к чаше, Галадриэль взяла серебряный кувшин и медленно наполнила чашу водой.

Тауриэль взглянула — омут зеркала затягивал, увлекал за собой. Омут знал ответы.

* * *

… — Что ты видела в Зеркале, Тауриэль, — Леголас нагнал ее по дороге в Эрин Гален. — Владычица разрешила тебе посмотреть в чашу. Что ты видела?

— Об этом нельзя говорить, — сухо осадила его Тауриэль.

— Глупые предрассудки, — бросил Леголас.

— Я видела смерть Торина Дубощита, — ответила Тауриэль тихо. — Больше ничего.

— Не живи прошлым, — голос Леголаса стал мягким. — Умоляю, не живи прошлым. Нужно смотреть в будущее.

— Я пытаюсь, — ответила Тауриэль, пуская лошадь во весь опор.

Она сказала Леголасу не все.

В видении и правда была смерть Дубощита, только убивал его не Азог.

Короля-под-Горой убил другой гном.

Рубанул по грудине, прямо по сердцу — жестоким, выверенным ударом топора. Без капли жалости и сожаления.

«Что это, прошлое? — думала Тауриэль. — Да разве это может быть прошлым?».

Но будущим это тоже не могло быть никак.

Железные холмы

Сигни лежала на животе, лицом в грязи. Левый бок, в который попала дубина, нещадно саднил, в голове звенело, но запахи, боль и снег на зубах напоминали — жива, еще жива. Пока жива.

Умереть с грязным лицом, подвывая от боли и страха, — нет, не так Сигни представляла смерть.

Орки стояли сзади, и Сигни все еще чувствовала их горькое дыхание. Не было сил даже повернуться, чтобы взглянуть смерти в лицо.

— Сигни…

Сначала Сигни показалось, что голос звучит у нее в голове — такой он был тихий и вкрадчивый.

— Сигни… Сестра…

Сигни подняла голову и увидела Скафти. Он лежал совсем рядом, раскинув руки, как ветряная мельница. Меч в одной руке. Другая тянется к Сигни.

Сигни кое-как привстала на локтях и схватила брата за ледяные пальцы.

— Сигни, — прошептал Скафти, — Ривенделл. Если выживешь… Иди в Ривенделл…

— Зачем? — прохрипела Сигни.

— За помощью…

Скафти кашлянул, и по его подбородку потекла темная кровь. Отпустив руку Сигни, он схватился за землю, оперся на меч и поднялся.

Орки, окружившие двух гномов плотным кольцом, зашлись шипучим, злым смехом. Сигни смотрела, как брат стоит, покачиваясь, и на его рубашке разрастается черное кровавое пятно.

— Сыны Дурина, — прошептал Скафти, сделав отчаянную попытку вдохнуть, — не умирают… на коленях.

— Скажи это своему королю! — рявкнул главный орк и потряс отрезанной головой Даина. — Только не этому! А тому, кто не явился на бой!

Скафти ничего не ответил. Он резко, со свистом выдохнул и рухнул на спину с глухим стуком.

— Скафти!!! — Сигни подползла к брату, пощупала теплое пятно на груди. — Скафти…

Пустые глаза брата смотрели в звездное ночное небо. Рука все еще сжимала переливающийся синим меч.

— Нет, — беззвучно заплакала Сигни, — нет, нет, нет, нет!

В голове помутилось. Исчезла родная гора, заснеженные верхушки елок, пятна крови на снегу. Смех орков звучал далеким эхом, и все, что видела Сигни — мертвые, остекленевшие глаза брата и кровавое пятно на его груди.

— Скафти, — позвала Сигни, ложась всем телом на брата и перемазавшись в его крови, — Скафти…

В его груди ничего не отзывалось и, чем дольше — секунда за секундой — она слушала эту звенящую тишину — тем быстрее накатывало понимание.

Скафти мертв.

Ее брат, ее лучший друг, ее самый близкий человек мертв.

Напрасно она грела его ладони в своих, напрасно гладила похолодевший лоб и пыталась вдохнуть жизнь в приоткрытые губы.

Напрасно.

Скафти лежал, как поломанная кукла, и смотрел в бескрайнее небо.

— Ш-ш-ш, — услышала Сигни.

Кольцо орков стало плотнее. Самый главный стоял в центре и шипел, подбрасывая кривыми пальцами голову Даина.

Сигни сидела на снегу, баюкая мертвого брата и поочередно вглядываясь в уродливые орочьи морды.

Они хохотали. Они брызгали слюной. Они ждали расправы.

И вдруг Сигни поняла, что не боится. Нет, не боится, ее просто тошнит.

Отпустив Скафти, она поднялась и схватилась за рукоятку заткнутого за пояс топора.

В висках стучало, в пальцах покалывало, и казалось, стоит сделать неверный шаг, как ненависть выплеснется наружу, чистая, неразбавленная.

— Это даже забавно, — главный орк сощурил и без того узкие глаза. — Жаль, что ваш король не такой смелый!

— Пошел ты, — сплюнула Сигни.

Орки встретили реплику смехом.

Стеклянный сосуд с ненавистью внутри Сигни лопнул.

Она схватила топор и бросилась на орка с диким воплем, больше похожим на визг, чем воинственный клич.

От неожиданности орк упал. Сигни рубанула топором ему по морде, потом еще раз и еще, и еще.

Она била, не глядя, била со всей силы. Била, пока враг не перестал сопротивляться, и его морда не превратилась в черное месиво. Била, пока орк не дернулся в последний раз и не затих, выпустив наконец голову Даина.

— Кто еще?! — выкрикнула Сигни, оглядывая орков. — Ну! Хотите истребить род Дурина? Убейте сначала меня!

Но орки не спешили нападать. Они вдруг испуганно попятились назад, в лес.

— Он убил Болдога! — прошипел один.

— Убийца Болдога!.. Его должен убить Луг! — повторил второй, бросив короткий взгляд на Сигни.

Орки развернулись и побежали, и через пару секунд скрылись в темноте.

Сигни сидела на мертвом орке, все еще крепко сжимая топор.

Из-за сосен показался молодой месяц, тоненький, как сырная корка.

Дрожащими пальцами Сигни вытерла кровь с топора о краешек одежды.

Меч Скафти больше не горел, и в лесу стало темно и тихо.

Ночь опустилась на Железные холмы, черная и непроглядная. Только блестели над пиками елей далекие звезды.

Сигни шла по лесу, по щиколотку проваливаясь в снег, и тащила на себе тело Наина. Она старалась не смотреть, как мертвая голова с остекленевшими глазами бьет ее в плечо, но на удивление не испытывала ни страха, ни отвращения, ни суеверного ужаса перед смертью.

Просто тащила на закорках мертвого товарища, сцепив зубы и прогибаясь под его весом.

Пошатываясь, Сигни спустилась в подземелье и бережно положила Наина у стены. Там уже лежали остальные — ровными рядами, будто спят.

Тело Скафти покоилось с краю — Сигни вложила в его руки меч. На секунду она подумала, что меч хорошо бы забрать, но тут же отказалась от этой мысли — воинов хоронят со своим оружием. Точка.

Сигни принесла и голову Даина, Короля-под-Горой. Она держала ее — окровавленную, с выколотыми глазами — и руки дрожали. Но страшно не было. И противно тоже.

Сигни осталась последней среди гномов Железных холмов и выполняла страшный долг — хоронила мертвых. Нет, она не могла похоронить их в пещерах. И устроить церемонию прощания тоже не могла. Все, что она могла, — принести, еле дыша, тела в большой зал, где еще недавно кипели гномьи собрания.

Сигни и сама удивлялась, почему ей так спокойно, почему мертвые орочьи глаза, смотрящие на нее из темноты, не пугают больше. Почему лицо Скафти, спокойное и тихое, не внушает утробный ужас.

«Убить, — думала Сигни, закрывая глаза брату. — Убить всех, кто убил гномов Железных холмов. Ни один из них не заслужит пощады».

В последний раз прошла Сигни, держа свечу, меж убитыми. Погладила бороду любимой Гунвор.

В горле стоял ком, казалось, стоит выдохнуть, выпрямиться, и умрешь сама — не выдержишь, сломаешься, как ветка.

Сигни потушила свечу, прошла в гулкий темный коридор, повернула на ощупь в кладовую. Там на полу еще валялась ее отрезанная коса. Не зная зачем, Сигни сунула косу в дорожную сумку. Затем открыла дверцы шкафа и принялась набивать карманы едой — яблоками, вяленым мясом — всем, чем придется. Достала длинный плащ Ове, теплые сапоги, шарф, связанный Гунвор и все еще хранящий ее запах.

Сигни подошла к старому комоду, вытащила ящик и вытряхнула содержимое. Внезапно рука скользнула по тонкому шелку, и длинное белое платье, будто змея, опустилось на пол. Сигни посмотрела на нежное облачко на грязном полу и больше не смогла сдерживать слезы. Она зажала рот ладонью, но и это не помогло — сиплый хрип вырвался наружу. Дурацкое, дурацкое платье.

«Гунвор, бедная моя, бедная Гунвор», — шептала Сигни, сжимая кулаки.

* * *

За год до нападения орков на Железные горы

— …Скафти, ну ты сам подумай, — ворчит Гунвор, — а тут и вариантов никаких. Наша Сигни красивая…

— Как эльфийка, — заканчивает за нее Скафти. — Глупости, эльфийки не слишком-то красивые.

— Она очень красивая, Скафти, — с укором смотрит Гунвор. — Такая красота не должна пропадать… Ты слышал, что у него нет наследников?

— Говорят, у него и женщин никогда не было, — ворчит Скафти, — и ты знаешь, Гунвор, я в это верю! Он больной на всю голову!

— Тихо, Скафти, как не стыдно говорить такое о нашем короле, — Гунвор упирает руки в бока. — Однажды он станет Королем-под-Горой!

— Нет у него никакой горы, — отвечает Скафти злорадно.

Сигни подслушивает у двери и никак не может понять: о чем они? Почему ее красота должна куда-то там пропасть? Сигни только-только стала совершеннолетней. Она не чувствует себя красивой, нет, хотя об этом талдычат на каждом углу. Скорее… сильной. Сигни легко взваливает на плечи мешок картошки и под улюлюканье приятелей участвует в мальчишеских забавах. Еще в прошлом году Наин и Тхил боролись с ней на деревянных кинжалах и удили рыбу, но почему-то в этом все изменилось. Друзья все чаще отказываются от игры. «Ты же девочка», — бормочет Тхил, пряча глаза.

Девочка. Сигни слышит это слишком часто. Но как объяснишь тут, что она сильнее некоторых мальчиков? Как объяснишь, что когда они, запыхавшись, бросают чертову картошку на пол, Сигни может еще перетаскать целую телегу. Но она и сама видит, как изменилась, видит, что под свободной рубашкой виднеется грудь — небольшая, но и она мешает. Сигни боится, что у нее, как у Гунвор, вырастут два огромных шара. И борода. Да, бороду Сигни не хочется. Она едва себе в этом признается, но ей нравятся ее высокие скулы и острый подбородок. И даже губы — тонкие, сложенные в саркастичную гримасу, точь-в-точь, как у Скафти — ей тоже нравятся.

На следующий день Гунвор тащит Сигни в комнату и даже освобождает от неизбежного мытья полов.

Расплетает ей косу. Волосы вьются тугими кольцами по спине и плечам, и Гунвор украдкой вытирает бородой влажные глаза.

— Гунвор, а зачем это все? — удивленно спрашивает Сигни, глядя, как Гунвор надевает ей на запястья широкие золотые браслеты.

— Ох, Сигни, — только и вздыхает Гунвор, — какая же ты счастливая!

— Почему?

Вместо ответа Гунвор распахивает дверцы шкафа и достает легкую ткань. Нежный шелк трепыхается от малейшего ветерка. Сигни на секунду замирает: это явно не работа гномов. Откуда этот шелк — и такой красивый?

— Ну же, примерь, Сигни, — Гунвор уже не скрывает слез.

Едва касаясь пальцами ткани, Сигни кое-как просовывает руки в рукава. Ей кажется, еще секунда, и платье порвется, треснет по швам.

Она смотрится в зеркало. Легкий шелк плотно облегает талию, шелестит у коленок. «Красивая, как эльфийка, — шепчет Гунвор. — Великий Дурин, какая же красивая!».

Сигни не может удержаться от усмешки. В этом платье видно, что у нее крепкие, широкие плечи — обычные гномьи плечи, в общем. И руки — такими только топор таскать и мешки с картошкой.

Стоит поежиться от холода, и торчат соски, и выглядит это глупо, а не красиво.

У Сигни совсем не изящные пальцы, а под ногтями грязь. Глаза еще ничего, зеленые. И ямочки на щеках — они появляются, когда Сигни смеется, рассматривая себя в этом дурацком платье.

— Ужас какой, Гунвор, — хохочет Сигни.

— Никакой не ужас, Дурин с тобой! — причитает Гунвор. — Ну-ка, держи арфу.

Она отодвигает кровать и наконец вытаскивает пыльную арфу. Кажется, на ней не играли лет двести.

— Гунвор, я не умею играть на арфе! — улыбается Сигни. — У меня слуха нет.

— А не надо играть! — Гунвор поправляет Сигни платье. — Ты просто так перебирай пальцами и все! Сигни, да ты такая красавица, он даже не заметит, как ты играешь!

— Он — кто? — переспрашивает Сигни недоверчиво.

Гунвор заговорщицки улыбается, щурит глаза, прячет морщинки в бороде.

— Все знают, Сигни, — говорит она тихо, — все знают, как ты любишь его! Твой брат, конечно, считает, что тебе подойдет кто помоложе, но уж если так распорядилась судьба!

— Кого я люблю? — переспросила Сигни, выпучив глаза. — Я никого не люблю, Гунвор!

— Можешь не скрывать, милая, — Гунвор смачно целует Сигни в лоб. — А теперь иди, иди! Он уже здесь!

Сигни едва успевает заскочить в комнату, чтобы схватить топор. На поясе легкого платья его не спрячешь, и приходится взять веревку и обмотать оружие вокруг голени, укрыв лезвие кожаными ножнами.

Сигни идет по темному коридору к большому залу, едва переставляя ноги. Белый шелковый подол тянется по земле. Арфа тяжелая. Сигни может перетаскать мешки с картошкой, но арфа кажется ей самой тяжелой ношей на свете.

И когда впереди мелькают огни большого подземного зала, когда Сигни начинает различать голоса, она понимает, что произошло. Понимает, почему она в дурацком платье, с распущенными волосами и с арфой. С уродской арфой, раздери ее орки.

За столом сидит Торин. Не выходя в зал, Сигни видит его тень на земляной стене.

— Что?.. — шепчет Сигни. — Да они с ума сошли!

Вдруг рядом раздаются тяжелые шаги, и Сигни вздрагивает: Даин Железностоп, правитель Железных холмов. Обычно Даин сух и неприступен, и нельзя просто так подойти к нему и что-то сказать, но сейчас Сигни все равно.

— Дядя Даин, — она вцепляется в руку Даина мертвой хваткой. — Дядя Даин, что происходит? Почему здесь… Торин?

На самом деле никакой он ей не дядя. Родственник — седьмая вода на киселе. Только из-за того, что они со Скафти — внуки Нара, Даин Железностоп считает Сигни и Скафти своими племянниками.

— Сигни, — Даин усмехается в рыжие усы, довольно оглядывая племянницу, — пора тебе замуж.

— Замуж? — Сигни ошалело хлопает глазами. — За кого?

— Вот, посмотри, — Даин разворачивает ее к свету, и она снова видит тень Дубощита. — Он же тебе всегда нравился? Вот он здесь.

— А арфа зачем? — ляпает Сигни, и Даин чешет подбородок: кто, мол, его знает, зачем. Для красоты.

Сначала Сигни смеется. Ее ужасно веселит мысль, что она выйдет в этом дурацком платье на потеху гномов и будет, как идиотка, перебирать пальцами на арфе. Но уже через пару секунд смех уступает место злости. Как они могли решить за нее?! Да с чего они вообще взяли, что ей хочется замуж за Торина! Да кто им сказал!

— Он долго шел, — покачивает головой Даин, — из самих Синих гор.

— Из-за меня?!

— Нет, честно говоря, — бормочет Даин. — У нас дела.

— То есть он не в курсе?

— Нет, — отвечает Даин. — Да и вообще идея так себе, Сигни. Мы, сыны Дурина, одиночки, сама знаешь. Воины. Хотя ты красивая, — гном морщит лоб, — уж если тебе так нравится Торин, лучше-то ему все равно не найти. А я же, племянница, ради твоего счастья уговорю брата, не переживай.

— Мне. Не. Нравится. Торин, — повторяет Сигни громким шепотом, опасаясь, что их могут услышать.

Даин смотрит с сомнением. Не верит. Сигни хмурится: ну как им объяснить, что ей нравится Торин. В том смысле, что ей хочется воевать с ним бок о бок, но не идти за него замуж. И уж — упаси великий Дурин — не видеть его голым и не рожать ему наследников. Этим ведь занимаются женщины, пока мужчины уходят в дальние походы?

— Мы сыны Дурина, дядя, — горько усмехается Сигни, — мы одиночки. И я тоже.

Даин молчит. Кашляет в густую бороду.

— Не зря Нар отдал тебе топор, — бормочет он. — Не зря, видать, отдал… Чего ты хочешь, племянница? Как тебе помочь?

— Дай плащ, дядя, — просит Сигни, указывая на дорожную робу Даина. — И ничего не говори, умоляю, ничего.

Хмыкнув, Даин снимает черный льняной плащ. Сигни натягивает его, утопая в рукавах и надвигая капюшон на лоб. И только когда и лицо, и платье надежно спрятаны под грубой тканью, делает шаг на свет.

* * *

Как только она появляется в зале, гномы перестают стучать ложками. Дикое, должно быть, зрелище — нечто в черном и с огромной арфой. Сигни надвигает капюшон сильнее и, едва не падая, ставит арфу посередине зала.

Она видит только узенькую полоску света, и в эту полосу как раз попадают голубые глаза Торина.

«Что за?» — без труда читается на его лице. Сигни картинно кланяется и, подойдя ближе, сгребает с края стола ножи для мяса. «Раз, два, три», — считает Сигни.

Она делает несколько четких шагов к стене. Разворачивается. Впереди маячит арфа, и за ней — стол и лицо Торина. Даин уже стоит рядом с ним. Он прячет улыбку в бороду.

«Спасибо, дядя», — шепчет Сигни. Она присаживается на корточки. Чуть приподнимая капюшон, зажмуривает правый глаз. Примеряется, фокусируясь на тонкой полоске между струнами арфы. И, наслаждаясь тишиной, метает первый нож.

Он пролетает, едва задевая струны. Арфа издает недовольное гудение. Нож втыкается в деревянный стол рядом с тарелкой с картошкой.

Сигни довольно хмыкает и метает следующий. И еще один. Все три попадают точно в стол.

Сигни кланяется. Гномы секунду сидят молча, а потом раздаются громкие аплодисменты.

— Отличные у тебя парни, Даин! — кто-то хлопает Железностопа по плечу.

Сигни тоже хочется веселиться, но она, повинуясь неведомому чутью, оборачивается на дверь. Там, сложив руки на груди, стоит Скафти.

И он очень, очень зол.

Откланявшись напоследок, Сигни пятится к двери.

— Ты чего творишь? — Скафти хватает ее за руку. — Что это за дурацкий спектакль?

— Нет, это ты чего творишь! — огрызается Сигни. — Замуж решил выдать? Меня спроси сначала!

— Да я, между прочим, о тебе забочусь, сестра! Ты же в него влюблена!

— Я в него не влюблена!

— Ох, если Гунвор узнает, что ты натворила, — покачал головой Скафти. — Ты же разобьешь ей сердце!

— Прости, — бормочет Сигни.

— Давай сюда свой плащ! Быстро!

Сигни быстро стягивает плащ, и его надевает Скафти.

— Скажешь Гунвор, что испугалась и просидела в комнате! — шепчет Скафти напоследок.

Он накидывает капюшон и выходит в зал, чтобы сорвать новую порцию оваций.

Торин молчит.

— А теперь топор, — говорит он, когда все остальные затихают. — Метни топор.

— Какой топор? — Скафти стягивает капюшон. — Нет у меня никакого топора!

— А ведь раньше был, — говорит Дубощит. — Странно, правда?

На этом моменте Сигни не выдерживает и бежит к себе в комнату. Платье рвется. Кожаные ножны натирают ногу.

Наутро Гунвор все-таки обижается.

— Глупая, глупая девка! — вытирает она слезы кулаком. — И братец твой! Вытворил! Ножики метал! Позора не оберешься! А ты? Чего испугалась-то? Ох, надо было с тобой идти! Надо было!..

— Ну не плачь, Гунвор, — Сигни обвивает руками ее шею.

— Так ты же замуж за него не выйдешь! Никогда не выйдешь! Хоть и красивая!

— Не выйду — да и пусть! — улыбается Сигни.

* * *

… Еще раз, последний, Торин Дубощит появился в Железных холмах за полгода до смерти.

Гунвор больше не приставала с платьем и арфой. Только заставляла носить картошку и горько причитала.

— Отсюда до Эребора — сутки пути, — говорил Даин, и Сигни ловила обрывки разговора. — А от твоих Синих гор?

— Мне нужны люди, — упрямо повторял Торин. — И еще. Мне нужен взломщик.

— Возьми моих людей, — разводил руками Даин.

— Нет, — хмурился Торин, — если твои люди пойдут со мной, некому будет прийти нам на помощь.

— Это сейчас тут тихо, — упорствовал Даин. — Если кто-то узнает, что ты идешь на Эребор, если тебя заметят орки…

Торин не слушал и не ел. Сигни таскала картошку, и неведомое предчувствие войны не могло никак ее покинуть.

— Во сколько ты уйдешь сегодня? — спросил Даин.

— В полночь.

Дубощит встал из-за стола. Сигни взяла кубок с нетронутым вином, убрала тарелку.

— Береги топор, — бросил он ей.

Сигни поперхнулась, едва не выронив посуду.

— Откуда он у тебя? — повторил Торин тихо.

— От деда, — также тихо ответила Сигни.

Дубощит кивнул. Разговор был окончен.

В ту ночь, лежа в кровати, Сигни знала, что сделает. Она пойдет с ним. Она будет с теми, кто отвоюет Эребор. Сумка в дорогу была готова. Сигни вскочила, толкнула дверь. Закрыто. Она толкнула еще раз и еще. Потом схватила топор, выломала замок, выскочила в темный пустой коридор.

— Ты куда собралась?

Скафти, ну как же.

— Не твое дело!

— В Синие горы? — фыркнул Скафти. — Они ушли час назад, успокойся.

И Сигни едва не расплакалась. Ушли! Без нее!

* * *

Она шла по той же дороге, что полгода назад уходили гномы Синих гор — вдоль реки Карнен, на юг.

Шелковое платье так и осталось валяться на полу — Сигни не смогла его поднять.

Эребор был в другой стороне. Сначала Сигни хотела пойти туда, но поняла — не стоит. Судя по всему, орки пришли с запада, а значит, со стороны Эребора. Значит ли это, что Эребор принял бой? Скафти был прав — нужно в Ривенделл за помощью.

И что значит предсказание Ове: «род Дурина пал навсегда?».

Нужно только повернуть к старой лесной дороге, пройти лес насквозь и добраться по прямой до Ривенделла, думала Сигни. Звучит просто — на деле не так легко.

Сигни не взяла пони. Испугалась, что придется кормить не только себя, но и лошадь. Отвязала всех в стойле, насыпав побольше еды. Все равно погибнут.

Тонкий месяц висел над головой. Справа тихо журчала речка.

Лес быстро закончился, и вскоре очертания родных Железных холмов исчезли в темноте.

Тауриэль помнила тот день до мельчайшей подробности: как шелестел ветер в кронах деревьев, как дребезжала от его дуновения вода озера, как пробирал до костей колючий холод на вершине.

Похоронная процессия началась на подступах к Одинокой горе. Гномы затянули тяжелую, унылую песню на одной ноте, от которой все замирало внутри. Тела несли на носилках, они мерно покачивались, и Тауриэль казалось, что мертвые просто спят на плечах своих братьев, убаюканные завываниями ветра. Первым несли тело Торина. Король-под-Горой сжимал в руках Оркрист, и у его лба покоился Аркенстон.

Тауриэль шла последней, и ей удалось увидеть лицо Торина всего лишь на секунду. Король будто бы напряженно вглядывался вдаль — только глаза плотно закрыты.

Он не обрел покой, думала Тауриэль. Никто из них не обрел.

Большинство эльфов отказались присутствовать на гномьих похоронах. Не из-за злого умысла, нет — просто живому живое. Воины погибли, значит, нужно начинать новый день.

Но Трандиул остался и шел рядом с носилками Торина. Тауриэль казалось, она может сколько угодно делать вид, что она здесь из солидарности, из чувства долга, но владыка знает все.

…Следом за Торином несли тела Фили и Кили. Тариуэль запомнила лицо того гнома, кто поддерживал носилки у изголовья Кили.

Молодой. Не раненый. С мечом наперевес, с колючими зелеными глазами. Он смотрел прямо перед собой, а Тауриэль, чтобы не смотреть на погибшего возлюбленного, разглядывала этого гнома — того, кто посмел выжить в Битве.

Она хотела запомнить Кили живым, но не получилось. Она вспоминала день похорон постоянно, даже когда не хотела. Он, этот день, просто был — и все.

* * *

…Когда ночью один из стражников без стука ворвался в шатер Тауриэль, ужас дня похорон Кили снова стоял у эльфийки перед глазами.

- Орки… У южной границы, — выдохнул стражник.

- Пошли, — кивнула Тауриэль, не до конца понимая, что происходит.

Она гнала лошадь во весь опор, держа стрелу наготове. Тауриэль увидела их еще до границы. Под весом орков сгибались спины свирепых варгов, но они не ждали нападения.

- Вперед, — Тауриэль выпустила первую стрелу. Она попала орку между лопатками.

Тауриэль вдруг поняла, почему никто из орков не заметил эльфов. Они были увлечены другой добычей.

На поляне, окруженный врагами и освещенный скудным светом луны, стоял маленький гном. В руке он сжимал окровавленный топор, и один орк уже валялся мертвым. Гном смотрел хмуро, исподлобья — прикидывал, кто будет нападать дальше.

Он точно понимал, что уже не жилец, что все кончено, и в его глазах застыла холодная, черствая безысходность. Тауриэль знала этот взгляд. У Кили когда-то был точно такой же.

- Вперед! — крикнула она, выпуская одну стрелу за другой.

Эльфы неслись, разя не глядя. Три орка и два варга были убиты сразу.

Маленький гном вздрогнул, крепче сжал топор. Он, казалось, не мог поверить, что пришла помощь, что его спасли, и смерть, пусть, может, и ненадолго, но отступила.

- За Торина! — хрипло крикнул он, шагнув в самую гущу атаки. — За Фили! За Кили! За Даина! За гномов Железных гор!

Услышав родное имя, Тауриэль закусила губу. «За Кили», — прошептала она, выпуская очередную стрелу.

* * *

За сутки до появления орков в лесу

Ветер утих, и из-за низких, зимних облаков выглянула первая робкая звезда. Искры от костра поднимались и тут же гасли. Сигни сидела на мерзлой земле, грела руки у огня, плотнее закутавшись в дорожный плащ. «Гномы не боятся холода, — говорила она себе, — так что мне не холодно. Не холодно. Мне даже тепло».

Но даже когда она повторила эту фразу раз двести, теплее не стало. Темнота впереди пугала. Сигни вытащила кусочек сушеного мяса и проглотила, не жуя. Воду она набрала в реке, чуть не поскользнувшись на круглых камнях. Подогрела кипяток и стала пить маленькими глотками из жестяной кружки.

Сигни быстро поняла, что к походу нужно было готовиться лучше — она не взяла ни котелка, ни нормального куска мяса, из которого можно было бы приготовить суп. Да и одежда могла быть потеплее — от глубокого снега сапоги быстро стали мокрыми.

Ссадина на спине ныла, на подбородке запеклась кровь, а все ладони были в мелких царапинах. «Легко отделалась», — думала Сигни.

Почему орки пришли в Железные горы? Почему они не убили ее? Что случилось с Эребором? И помогут ли ей эльфы? Сигни задавала и задавала себе эти вопросы, и ответов на них не было. Она даже не была уверена, что доберется до Ривенделла.

Сигни понимала: идти дальше по ночной дороге бессмысленно и опасно. Но спать — не спалось. Она подбросила еще пару головешек в костер, сжала рукоятку топора и, облокотившись на дорожную сумку, прикрыла глаза. И воспоминания — одно горше другого — не заставили себя ждать.

* * *

… — Скафти, расскажи историю!

Сигни сидит на постели, хитро поглядывая на брата.

— Про Битву? — усмехается Скафти.

— Про Битву!

— Ну что ты за девушка, Сигни, — брат треплет ее по черной макушке. — Девушкам нужны истории про любовь, а не про войну!

— Ну расскажи про любовь, — пожимает плечами Сигни. — Разве ты знаешь истории про любовь?

— Знаю одну, — шепчет Скафти, — только она грустная. Очень грустная. Будешь слушать?

— Конечно, — Сигни натягивает одеяло до ушей, кладет холодные ступни на колени Скафти. — Давай уже, рассказывай.

— Один гном влюбился в эльфийку, — шепчет Скафти, растирая ноги сестры горячими руками. — Представляешь?

— В эльфийку? — прыскает Сигни, — так не бывает! Они же огромные, эльфы! Ты же сам говорил, что они огромные!

— Ну вот так произошло, — пожимает плечами Скафти, — а она влюбилась в него. Только они не могли быть вместе.

— Потому что им мешала разница в росте? — издевательским голосом шепчет Сигни и смеется в кулак. — Ладно, я шучу. Ну разве эльфийка может полюбить гнома?

— Получается, может.

— А ты откуда знаешь? — улыбается Сигни. — Это в тебя что ли влюбилась эльфийка?

— Ну конечно, нет, Сигни! Что за чушь!

— Тогда почему ты так уверен, что это не выдумка?

— Хорошо, — вздыхает Скафти. — Я знаю этого гнома. Знал.

— А я знаю его? — Сигни вскакивает на кровати. — Я знаю?

— Знаешь, — говорит Скафти после недолгой паузы. — Хорошо, скажу, кто это.

— Скажи, скажи скорее!

— Кили влюбился в эльфийку.

— Да быть не может! — Сигни зажимает рот ладонью. — Но… Это, наверное, слухи…

— А я тоже так думал, — говорит Скафти, — но на похоронах после Битвы я видел одну девушку. Я нес тело Кили в пещеру, и она… Она не плакала. Она просто… В общем, я как-то сразу понял, что это она, потому что взгляд у нее такой был… Ох, зачем я тебе это рассказал! — Скафти обхватывает голову руками, — начал тут вспоминать… Я до сих пор не верю, что братьев нет, Сигни. Не проси меня ничего рассказывать, не проси, не проси….

Сигни обвивает брата руками, гладит по голове, осторожно целует в лоб. Никто не увидит, как ее брат плачет. Бесстрашный, гордый Скафти, внук Нара, наследник Даина. Будущий Король-под-Горой. Короли не умеют плакать.

* * *

Небо потихоньку начало светлеть. Лучи солнца продрались через голые ветви деревьев и пощекотали Сигни по лицу. Она вздрогнула и проснулась. Съев последний сушеный кусок мяса и умывшись речной водой, Сигни подобрала полы длинного плаща и продолжила путь, повернув на запад.

Днем шлось веселее, чем ночью. Под горячим солнцем одежда высохла, ночные страхи немного отступили, оставив только тихое горе утраты, которое было не с кем разделить.

Сигни шла весь день, не останавливаясь. Эребор то исчезал, то появлялся по правую руку, и Сигни тревожно вглядывалась в очертания горы: там были орки. Кто остался в живых?

«Эльфы помогут, — думала она. — Обязательно».

Не то чтобы Сигни надеялась на помощь эльфов — просто больше надеяться было не на кого.

Над дорогой сгущались сумерки, полоска неба впереди стала ярко-алой. Деревья стали появляться все чаще, дорога манила вперед. Сигни не заметила, как вокруг нее сомкнулась чернота вечернего леса.

Лес, что был у них в Железных холмах, ни в какое сравнение не шел по сравнению с тем, что увидела Сигни. Так, лысые елки — одно слово — «лес». А тут… Деревья стремились в небо, сильные, могучие. Большинство, не смотря на зиму, не сбросили листву и теперь стояли, подгибаясь под тяжелым снегом. Дорога становилась все уже, а на душе у Сигни — все тревожнее.

Напрасно она убеждала себя, что нужно переночевать, а к вечеру следующего дня она уже будет в Ривенделле. Но сердце испуганно трепыхалось, заставляя Сигни ускорять шаг. Кусочек неба над головой становился все меньше, и постепенно Сигни осталась в полной темноте. Она слышала только свое неровное дыхание и незнакомые шорохи впереди. Шорохи, которые становились все громче и громче.

- Кто здесь? — дрожащим голосом спросила Сигни, вытаскивая топор.

Никто не ответил и, ведомая беспричинным страхом, Сигни побежала, тут же потеряв дорогу.

Она продиралась через ветки, неслась сквозь лес, надеясь прибежать хоть куда-нибудь, где будет кто-то живой. Кто-то, с кем можно поговорить.

Наконец впереди показалась небольшая лесная поляна. Сигни замедлила шаг, вытерла со лба пот, отдышалась. Лунный свет скупо освещал жухлую траву. Сигни прищурилась и едва не заорала: на нее смотрели чьи-то глаза.

«Орки, — подумала Сигни, глядя, как один за другим они выступают из темноты. — Орки… на варгах…. Прекрасно, просто прекрасно».

— Убийца Болдога! — прошипел первый. — Убийца Болдога умрет!

Странная сила пригвоздила Сигни к земле и не дала сдвинуться с места.

Что бы сделал Торин?

Побежал бы он прочь или принял бой? Ответ очевиден.

Что бы сделал Скафти?

Ее брат умер как герой, и Сигни не могла, нет, не могла опозорить его память.

…Топор лязгнул, ударившись об орочий меч, рядом с лицом мелькнула лапа варга. Сигни отлетела в сторону, ударившись спиной о промерзшую землю, но тут же вскочила. Щеку обожгло, и на губах появился соленый привкус крови.

Орк наслаждался легкой победой.

«Даже дубовой ветки, и той нет», — пронеслось в голове. И почему-то с этой мыслью пришло озарение: она знает, что делать.

Орк напал снова. Когда его меч оказался почти у лица, Сигни не стала отбиваться. Она схватилась за острие, поранив руку, и подтянулась.

Орк затряс мечом, но Сигни проворно вскарабкалась по рукоятке на спину варга и, уличив момент, толкнула орка ногой.

Тот упал. Она и сама не удержалась, свалившись варгу прямо под мощные лапы и еле-еле успев выставить топор.

Сигни откатилась в сторону. Орк ждал, пока она встанет, но Сигни вместо этого приподнялась на локтях и рубанула топором орку по ступне.

Он заревел. Сигни прыгнула сверху, нанося удары по орочей руке с мечом. Черная кровь была повсюду, Сигни чувствовала во рту ее горький привкус, и наконец орк затих.

«Убила», — подумала Сигни, — пораженно глядя на поверженного врага.

Она думала, что, как и в прошлый раз, увидев мертвого главаря, орки развернутся и убегут.

Но нет. Красные глаза снова мелькнули в темноте, и Сигни упала, сраженная волчьей лапой. «Ну все, конец», — подумала она, лежа на спине и глядя на кусочек темно-синего неба.

Встать? Нет, слишком больно. Кажется, что кишки вывернуло наружу, и что-то теплое в районе живота…

Сыны Дурина не умирают на коленях.

Нет, уже не подняться.

Не умирают на коленях.

Мы скоро встретимся, Скафти.

Не умирают…

Кое-как опершись о топор, Сигни поднялась.

Вдруг лес наполнился звуками: топотом копыт, свистом стрел, голосами, и один из орков рухнул со стрелой между лопаток.

Из чащи появились эльфы. Сигни смотрела на их мощные спины, на развевающиеся гривы лошадей и все никак не могла поверить, что это — наяву.

«Спасена! Спасена!».

Повинуясь неизвестно откуда взявшемуся чувству ликования, Сигни крепче сжала топор и бросилась на орков.

— За Торина! — вырвался из груди хриплый крик. — За Фили! За Кили!

…Все закончилось быстро. Орки лежали, поверженные эльфийскими стрелами и мечами, и топором Сигни.

Она выдохнула. С глаз словно спала пелена, и в ужасе Сигни посмотрела на залитую кровью поляну.

… Рыжеволосая эльфийка спрыгнула с лошади и подала Сигни руку.

— Как тебя зовут, юноша? — спросила она. — Ты ранен?

Сигни ошалело захлопала глазами: юноша? Только через пару секунд до нее дошло: она все еще в мужском дорожном плаще, у нее короткие волосы, а все лицо в крови, так что и глаз не разглядеть.

И, сама от себя не ожидая, Сигни произнесла:

— Скафти, внук Нара, гном Железных холмов. Убийца Болдога. И... еще вот этих двух.., — она махнула топором на мертвых орков.

— Пойдем-ка, Скафти, внук Нара, — фыркнул один из эльфов, — думаю, нашему королю будет интересно узнать, зачем ты привел в наши леса орков.

Тауриэль обмакнула бинт в чашу. Со стороны входа послышались звуки борьбы, и через секунду гнома втолкнули внутрь шатра.

— Поаккуратнее с ним, Тирон, — шикнула Тауриэль на стражника.

Тот смерил ее холодным взглядом и вышел. Гном остался стоять, и на толстый светлый ковер на полу тут же упало несколько капель крови.

— Больно? — спросила Тауриэль.

Гном ничего не ответил, только плотнее прижал к груди раненую руку.

— Тебе повезло, что мы в дозоре. Как, ты сказал, тебя зовут? Скафти?

Снова молчание в ответ.

— Ты храбро сражался, Скафти.

Тауриэль расправила бинт и обернулась. Гном все еще стоял, прижав руку к груди. Она подошла ближе, присела на корточки.

— Давай-ка сюда руку.

Он несмело протянул залитую кровью ладонь, и Тауриэль осмотрела рану.

— Глубоко, но кость не задета.

Гном молча кивнул, сцепив зубы.

«Почему они всегда терпят боль без звука?» — мелькнуло в голове у Тауриэль.

Она положила бинт ему на ладонь. Подняла глаза и едва не закричала.

Глаза.

Она знала эти глаза. Она помнила их с дня похорон.

Зеленые. Отчаянные. Или…

Тауриэль закусила губу и дрожащими руками перевязала гному ладонь.

Вспомнила, как он крикнул: «За Кили». Почему?

— Так лучше, — выдохнула она. — Сними плащ, я обработаю другие раны.

Гном отпрянул, словно Тауриэль сказала что-то ужасное.

— Тогда сам, — Тауриэль кивнула на чашу. — Я выйду, если хочешь.

Тот еле заметно кивнул.

Стоя у входа в шатер, Тауриэль краем глаза подсматривала, как гном несмело придвинулся к чаше, обманул в нее окровавленные пальцы. Стащил через голову плащ, оставшись в одной рубашке.

— О нет, — прошептала Тауриэль.

Гном стоял спиной, и было видно, что вся рубашка пропиталась кровью.

«Как он еще сознание не потерял».

Не в силах смотреть, она отвернулась.

* * *

Сигни тихонько застонала. Больно, больно, больно. Хоть тысячу раз скажи себе, что не больно, — больно все равно. Убедившись, что эльфийка больше не смотрит, она задрала рубашку. Пришлось чуть ли не отрывать ткань от тела — кровь запеклась. Обмакнула бинт в раствор и, постанывая, обработала рану на животе.

«Это просто глубокая царапина, Сигни, просто царапина». И все равно — так больно, что хочется взвыть.

Закончив, она снова закуталась в дорожный плащ и нарочито громко кашлянула. Ткань шатра поднялась, и эльфийка вернулась. Сигни рассматривала ее украдкой — какая же красивая. Волосы рыжие, как огонь. Статная, стройная, будто сделанная из гибкого податливого материала. Зеленоглазая, как и Сигни, только с рыжими волосами это гораздо красивее. Ямочки на щеках. Красивая, очень красивая, но не той безжизненной красотой, что хочется поставить в рамку и стряхивать пыль. Нет, по-другому. Живая. Воинственная. И почему-то бесконечно печальная.

«Врали, врали, — думала Сигни с усмешкой. — Что я красивая, как эльфийка. Врали». И от того, что некого было ткнуть в плечо по-дружески, рассказав о чудовищных гномьих заблуждениях по поводу женской красоты, выть хотелось еще сильнее, чем от боли.

* * *

Тауриэль украдкой рассматривала гнома. Тонет в этом ужасном плаще не по размеру. Лицо разбито, отекло. Руки маленькие, с тонкими, совсем не мужскими запястьями. Неровно обрезанные волосы. И, кажется, совсем никакой бороды — хотя когда лицо превратилось в огромный синяк, мало что разглядишь. Тот ли это гном, кто нес тело Кили? Тот ли это зеленоглазый?

Может, да. Может, нет.

— Мы едем в Ривенделл, — сказала Тауриэль. — Но ты не удержишься в седле.

Тауриэль заметила, как у гнома чуть дернулся уголок губ.

— Это почему? — произнес он наконец.

«Даже голос не сломан. Совсем мальчишка», — в ужасе подумала Тауриэль.

— Ты ранен. Дорога дальняя. И у нас нет пони, только лошади. Не бойся, я помогу.

— Твои стражники считают, что я специально привел орков в ваш лес. Это не так.

— Что ты вообще делаешь в лесу?

Тауриэль наконец задала вопрос, который мучил ее все это время.

— Я иду за помощью, — хрипло ответил гном. — В Ривенделл. К вашему королю.

— За помощью?

— Орки убили всех в Железных холмах. Кроме меня.

Тауриэль ничего не ответила. Гном стоял, переминаясь с ноги на ногу. Взгляд зеленых глаз был горьким. Она представила его, ребенка, один на один с врагами.

Убийца Болдога.

— Ты убил Болдога? — спросила тихо Тауриэль. — Наследника Азога?

Кивок.

— Как ты смог? Болдог… Очень силен.

— Потому что он убил мою семью! — резко ответил гном. — Спрашиваешь, как? Топором! — и он выхватил оружие из-за пояса.

Тауриэль вздрогнула. Гном, выдохнув со свистом, сунул топор обратно.

— Выпей. Ты устал, — эльфийка протянула гному маленькую фляжку.

Он осушил не глядя. И в ту же секунду сполз на пол.

— Лежи, лежи, — Тауриэль подхватила гнома и, плотнее закутав в плащ, вынесла на улицу. — Тебе нужно поспать.

«Легкий, как пушинка».

— Едем, — кивнула она стражникам. — Нужно успеть, пока погода не испортилась.

— А ты его на руках повезешь? — фыркнул Тирон. — Привяжи к седлу да и все!

— Замолчи, — ответила Тауриэль. — Не твое дело.

— Не обязательно быть ласковой с гномами, Тауриэль, — заметил Тирон. — Особенно с теми, кто тащит орков в наши леса. Или ты все еще…

Он осекся под тяжелым взглядом Тауриэль.

Она хотела ответить, выругаться, но ничего так и не сказала.

Тирон прав: она все еще.

Все еще любит Кили. И вряд ли это когда-нибудь изменится.

Столетия, тысячелетия горя, если это горе или орочий меч в конце концов не убьют тебя. Последнее — предпочтительней.

Тауриэль сжала черный камешек в кармане. Гном спал у нее на руках. Дыхание его было ровным и спокойным.

* * *

… Удар топора — и все. Торин падает замертво, и бордовая кровь заливает его одежду. Глаза смотрят в небо. Топор все еще торчит у него в груди, поблескивая на солнце.

Тауриэль задыхается, резко подскакивает.

Мерно потрескивает костер, все небо в звездах.

В темноте виден силуэт дежурного. Остальные стражники спят вповалку.

Гном тоже спит. Пальцы сжимают рукоятку топора.

Тауриэль испуганно вглядывается в этот топор — тот самый, что секунду назад в ее сне торчал в груди Короля-под-Горой.

«Торин мертв, мертв, мертв, ­­— повторяет Тауриэль. — Его нельзя убить еще раз».

Убийца Болдога постанывает во сне, облизывая запекшуюся кровь на губах.

Сигни приоткрыла глаза и подняла тяжелую голову. Сжала и разжала забинтованную левую ладонь — кажется, затянулось. Ощупала лицо, напрягла живот — не болит.

— Проснулся?

От вкрадчивого голоса Сигни вздрогнула, едва не упала и наконец проснулась окончательно. Происходящее еще не до конца до нее доходило: она заснула на руках рыжеволосой эльфийки и проспала... А сколько она спала?

Кони стражников медленно переступали копытами.

— Сколько?.. — пробормотала Сигни.

— Полтора дня, — ответила эльфийка, не дожидаясь окончания вопроса. — Проснулся как раз к приезду. Добро пожаловать в Ривенделл.

Сигни сползла на седло, кое-как перекинув ногу.

— О Махал, — только и смогла выговорить она. — О…

Скалы расступились, будто живые, чтобы открыть проход в долину. Журчали маленькие водопады, и из тени деревьев выступил… Сигни не знала, как правильнее назвать то, что она увидела. Небольшой замок? Большой дом? Легкий, будто сделанный из невесомого материала и сам являющийся неотделимой частью природы.

— Владыка Трандуил сейчас в Ривенделле, — сказала эльфийка, глядя вперед. Пока лорд Элронд нужен в Эреборе.

Она осеклась. Сигни обернулась и испуганно посмотрела на эльфийку.

— В Эреборе? Почему он нужен в Эреборе? Что там произошло?

— Тебе лучше поговорить с владыкой, — шепнула эльфийка.

Лошади остановились у лестницы. Эльфийка помогла Сигни слезть.

— Ничего не бойся, — снова прошептала она.

— Ты думаешь, я не боюсь орков и при этом боюсь вашего короля? — фыркнула Сигни, стараясь скрыть правду: от страха зуб на зуб не попадал.

Эльфийка удивленно подняла брови, но ничего не ответила. Они поднялись по витой лестнице и прошли несколько комнат. Сигни только и успевала крутить головой: вот это ковры! Вот это резьба! А потолки какие высокие! Вот это окна! Да даже сам факт того, что у эльфов были окна, казался поразительным!

Наконец они остановились перед диковинной резной дверью.

— Я доложу о тебе, — сказала эльфийка и исчезла. Сигни осталась в компании двух других стражников: выглядели они гораздо менее дружелюбно, чем ее спасительница.

Время ожидания тянулось мучительно. В тот момент, когда Сигни уже готова была заныть от скуки, дверь приоткрылась, и один из стражников грубо пропихнул ее внутрь.

Сигни оказалась в залитых светом покоях. Король стоял спиной и задумчиво смотрел в окно на долину. Белые волосы эльфа искрились на солнце, и Сигни поневоле залюбовалась.

Рыжеволосая стражница заговорила на эльфийском. Король ответил, не поворачиваясь. Сигни подавила вздох разочарования: почему, почему она не понимает!

* * *

— Через три дня я хотел вернуться в Эрин Гален, — сказал король. — А ты приносишь мне такие новости, Тауриэль. Не для этого ли я выставил дозорных? Чтобы защищать наш дом?

— Но враги мертвы, Владыка.

— Враги все это время ходили по лесу в поисках какого-то гнома! — король наконец обернулся. — Или ты забыла, что я уже изгонял тебя и могу сделать это снова?

Король бросил короткий взгляд на гнома. Тот смотрел на него прямо, не прячась и не таясь. Трандуил едва заметно вздрогнул: на секунду ему показалось, что в зеленых глазах незваного гостя мелькнул знакомый огонь — тот самый, что навсегда потух в глазах Торина Дубощита.

* * *

Хотя Сигни так и подмывало отвернуться, она насупила брови и старалась смотреть на эльфийского владыку как можно тверже.

— Как тебя зовут? — наконец спросил король.

— Скафти, внук Нара, — дрожащим голосом ответила Сигни. — Из Железных холмов.

— И зачем же ты пришел, Скафти, внук Нара? — король улыбнулся одним уголком губ, но глаза оставались холодными.

— За помощью, — горячо ответила Сигни. — Орки убили всех в Железных холмах! И что-то случилось с Эребором! А я… а я даже не знаю, что!

— Ты убил Болдога? И двух орков в лесу?

— Да, — закивала Сигни. — А в лесу — можно считать, что трех орков, так как хотя ваш лучник и всадил в него стрелу, мой топор ранил его за секунду до этого.

— О. Он подсчитывает, — заметил Трандуил, и эльфийские стражники попрятали улыбки в кулаки.

Сигни фыркнула: ну, подсчитывает. А что смешного-то?

— Трандуил, — произнесла она тверже. — Трандуил. Пожалуйста. Мне нужна помощь.

В этот момент стражники рассмеялись уже в открытую. Даже рыжеволосая эльфийка усмехнулась, и Сигни показалось, это была одобрительная усмешка.

Казалось, бескровное лицо короля на секунду побелело сильнее.

— Как ты меня назвал, гном? — процедил он, едва сдерживая гнев. — Как ты посмел обратиться к лесному владыке по имени?

— А это разве не твое имя? — искренне удивилась Сигни.

Фраза вызвала вспышку хохота, но Трандуил резким жестом приказал стражникам замолчать. Сигни не могла понять: а чего он так разозлился? У них, у гномов, было принято обращаться к королям по имени и без лишних титулов — Торина все называли Торином, а Даина Даином, а не каким-нибудь там «владыкой» или «величеством».

— Обыскать, — коротко бросил король. — Тауриэль. Быстро.

Рыжеволосая эльфийка с трудом вытащила из сомкнутых пальцев Сигни дорожную сумку и провела руками по плащу.

«Ну все, — зажмурилась Сигни. — Сейчас». Руки эльфийки похлопали Сигни по поясу. Эльфийка взяла топор и протянула его лесному королю. Сигни дернулась, но спину тут же царапнуло острое копье одного из стражников.

— Стой смирно, гном, — сказал он. — Не дергайся.

Эльфийка медленно ощупывала Сигни в поисках другого оружия. Руки рыжей скользнули под плащом, прямо по груди.

Сигни закусила губу. Вот сейчас. Сейчас она все и скажет. «Постойте, это женщина», — что-нибудь в этом роде. А дальше что? Если бы Трандуил был гномьим королем, он бы такое точно не одобрил. А об эльфийских порядках Сигни знала и того меньше.

В глазах рыжеволосой застыл немой вопрос. Она медленно нагнулась, чтобы ощупать брюки. Осторожно провела ладонью Сигни между ног.

— Быстрее, — рявкнул король.

— Тауриэль просто нравится трогать молодых гномов, — сказал один из стражников громким шепотом, так, чтобы Сигни слышала.

«Тауриэль, — произнесла Сигни имя рыжеволосой про себя. — Тауриэль, пожалуйста! Пожалуйста! Не сдавай меня!».

Тауриэль поднялась и взяла сумку Сигни. «У меня же там мои волосы! — подумала Сигни в ужасе. — Еще лучше!». Чем объяснить отрезанную косу в сумке?

— Два яблока, — сказала Тариуэль, выкладывая содержимое на маленький столик. — Кружка. Шарф. — она тряхнула сумкой и вернула все обратно. — Как видите, из оружия у него только топор.

Сигни облегченно выдохнула. Отдельно хотелось поблагодарить Тауриэль, что она не стала переходить на эльфийский.

— У него только топор, — повторил Трандуил, повертев оружие Сигни в руках и отбросив его на столик.

— Скажи мне, внук Нара, — он повернулся к Сигни. — Какой помощи ты ждешь от эльфов?

Сигни смутилась. Что значит — какой помощи? Орки разрушили ее дом, а этот король спрашивает, какая ей нужна помощь?

— Мы должны отомстить, — сказала она, снова отвечая на прямой взгляд короля. — Вся моя семья, все мертвы!

— Мы, — повторил Трандуил. — Мы.

— Трандуил! Болдог убил Даина и принес его голову! А ты спрашиваешь, какая помощь мне нужна?

— И ты считаешь, что я должен рисковать армией ради мести за горстку гномов? — холодно заметил король.

— Что случилось с Эребором? — выкрикнула Сигни. — Скажи!

Трандуил приблизился, склонив голову, внимательно рассматривая Сигни.

— Твой Эребор пал. И не говори мне, что ты об этом не знал, внук Нара!

— Нет, — Сигни зажмурилась и постаралась выровнять дыхание. Только не разрыдаться прямо здесь. — Что значит «пал»? Как «пал»?

— Это значит, что из тысячи гномов, что остались там, выжили десять.

— Это неправда! — закричала Сигни. — Ложь!

Король коротко усмехнулся.

— Был у меня один старый знакомый, — сказал он, снова отворачиваясь к окну, — тоже любил подозревать меня во лжи. Только вот лгуном оказался он сам. Заключил со мной сделку — и не сдержал слова. Его звали Торин, ты, вероятно, тоже его прекрасно знаешь, внук Нара?

— Не смей оскорблять память моего короля, — прошипела Сигни, чувствуя, как по лицу пошли красные пятна.

— А то что? — ответил Трандуил.

Сигни развернулась, выхватила копье у одного из стражников и направила его на Трандуила. Но в ту же секунду копье было выбито у нее из рук, а у горла блеснул эльфийский меч.

— Где ваши манеры, внук Нара? — проговорил Трандуил вкрадчиво. — Будьте осторожнее. Манеры выдают с головой ваше некоролевское происхождение. Хотя… для вас, гномов, никакой разницы. В темницу его!

Руки Сигни скрутил один из стражников.

— Спасибо за помощь, — прохрипела она.

— Будешь сидеть хоть сто лет! — отрезал Трандуил. — Пока не скажешь, зачем на самом деле пришел!

Сигни поволокли по длинному коридору. Напрасно она брыкалась и царапалась — стражник держал крепко.

* * *

— Можешь идти, Тауриэль, — сказал Трандуил, когда дверь хлопнула. — И забери вещи этого гнома. Не хочу видеть их в своих покоях.

Но эльфийка не сдвинулась с места.

— Владыка, — проговорила она. — Владыка, он ранен. Вы знаете гномов — они несдержанны и упрямы! Но он не преступник!

— Ты знаешь, кем был Нар, Тауриэль? — Трандуил бросил взгляд на стражницу, и она отрицательно покачала головой. — Когда король Трор покинул дом, с ним ушел старик Нар. Нар видел смерть Трора у Мории. Нар сообщил Траину о смерти отца. И за его верность, — Трандуил помолчал, — Траин пообещал, что потомки Нара будут идти следом за его потомками. В списке тех, кто когда-нибудь может занять престол и быть королем Эребора. Королем-под-Горой.

— Да, и…

— Я не знаю — кто передо мной, — ответил Трандуил. — Может, это самозванец, прознавший о падении Эребора и идущий занять престол? А может, будущий Король-под-Горой, замышляющий что-то. Анарендил, — он подозвал второго стражника. — Езжай в Эрин Гален. Предупреди Леголаса. Отправляйтесь в Железные холмы. Найдите все переписи, всё! Кто родился, когда родился! Надеюсь, у гномов хватило ума вести записи на каком-нибудь нормальном языке, — он поморщился.

Анарендил кивнул и направился к выходу.

— Анарендил, — Трандуил остановил его жестом. — И если этот гном говорит правду, и там все мертвы… Похороните их достойно.

Шаги Тауриэль гулко разносились по подземелью. Она посветила себе факелом: он полоснул толстые стены, каменную кладку и наконец задержался на дальней решетке.

Узница сидела в углу, лицом к стене, сгорбив худую израненную спину.

Тауриэль осторожно опустилась на ступеньки рядом с темницей.

На секунду эльфийке показалось, что она не в Ривенделле, а в Эрин Гален, а за решеткой — не гномья девчонка, а Кили. Тауриэль сжала в кармане черный камешек и что было силы впилась короткими ногтями в ладонь.

— И как тебя зовут на самом деле? — спросила она.

Девчонка вздрогнула, подернув плечами, и медленно обернулась.

— Поешь, — Тауриэль просунула через прутья решетки кусок хлеба. — Это лембас. Поддержит твои силы.

Девчонка протянула руку, схватила хлеб и проглотила не жуя.

— И вода, — Тауриэль пропихнула в камеру плоскую флягу, и узница осушила ее одним глотком.

— Так как тебя зовут? — повторила эльфийка.

Ответа не последовало.

— Долго будешь молчать?

— Какой смысл говорить с теми, кто упрятал меня в темницу, — бросила девчонка, вытерев губы грязной ладонью.

— Между прочим, я пытаюсь помочь.

— И это странно. Почему ты мне помогаешь? — она подняла на Тауриэль зеленые глаза. — Твой король что-то не слишком любезен.

Глаза — единственное, что оставалось на ее лице живым. Остальное напоминало огромный опухший блин, фиолетовый из-за кровоподтеков.

Тауриэль снова нащупала в кармане черный камешек. Объяснишь тут, почему.

Потому что в этой девчонке — даже сейчас, когда оказалось, что она девчонка, а не парень — есть что-то от Кили.

Может, отчаянье. Тауриэль затруднялась сказать.

— Это мое дело, почему, — отрезала она. — Так скажешь правду? Кто ты такая и как оказалась в лесу? И кто этот Скафти, внук Нара?

Девчонка помолчала, разглядывая тени, которые отбрасывал фонарь.

— Меня зовут Сигни, — сказала она тихо. — А все остальное и так правда. Орки пришли в Железные холмы. Убили всех, кто там был. Я убила Болдога…. Того, кто отрезал голову Даину.

— А Скафти?..

— Мой брат, — произнесла Сигни еще тише. — Погиб. Это он сказал, что нужно в Ривенделл за помощью. Не знаю, зачем…

— Почему ты сказала, что ты — это твой брат? — спросила Тауриэль.

— Долго рассказывать, — ответила Сигни. ­— Но я подумала, так меня хоть кто-то послушает. Эльфы. Король. И поможет мне.

— Послушает, если ты будешь… мужчиной?

— Да, — Сигни кивнула. — Тебе-то хорошо. Тебе не понять.

— Что не понять?

— Ты стражница, — Сигни пожала плечами. — А меня к границам даже не подпускали. А Скафти… его слушали…. Если бы он не умер, он бы стал…

— Королем-под-Горой, — закончила за нее Тауриэль.

— Точно, — усмехнулась Сигни.

— Я знаю, — Тауриэль перешла на совсем тихий шепот, — что случилось в Эреборе.

Сигни прижалась перебитым носом к решетке.

— Несколько дней назад туда из Гундабада пришел отряд племянников Азога — Болдога и Луга. Орков сто.

— Зачем? — выдохнула Сигни.

— Мстить, — шепнула Тауриэль. — За убийство Азога. А знаешь, как мстят орки? Они грабят могилы. Даже если враг умер…. Они будут издеваться над трупом, пока от него не останется одно кровавое пятно.

Сигни в ужасе отпрянула. Было видно, что слова глубоко ее потрясли.

— ­Почему они не отстанут от него, — произнесла она еле слышно. — Почему они не оставят его в покое. Он умер, так найдите себе живых врагов.

Тауриэль ничего не ответила. Она поняла, что Сигни говорит о Торине — говорит с такой чудовищной болью, словно он был для нее больше, чем легенда. Словно в его смерти было что-то личное.

— Они не нашли его, Сигни, — сказала Тауриэль. — Могила была пуста. Ни Торина, ни Оркриста, ни Аркенстона.

— Почему?

— Наверное, гномы перепрятали тело. Чтобы орки не нашли.

Сигни кивнула.

— Я знаю, что было дальше, — сказала она. — Они не нашли тело. Они подумали… что он жив и где-то прячется. Обыскав Эребор, они пришли в Железные холмы. Где ваш Король-под-Горой — вот что они кричали. Вот… что они кричали….

Она подняла голову вверх и беззвучно заплакала.

— В Эреборе сейчас лорд Элронд, — объяснила Тауриэль. — Вроде там пятнадцать выживших. Тело пока не нашли. Скорее всего, тот, кто прятал, погиб.

— Даин, — всхлипнула Сигни. — Дядя Даин… Дядя… Он бы придумал… куда спрятать…. Он бы… Он бы….

Она опустилась на пол и уткнулась носом в колени. Тауриэль смотрела, как дергаются худые плечи Сигни, как сжимаются маленькие ладони в кулаки.

— Послушай, — Тауриэль кашлянула. — С орками не так просто.

— Это ясно, что непросто, — Сигни подняла красное лицо.

— На Эребор напали внезапно — поэтому они не отбились. После бойни большая часть орков с Лугом отступила в Гундабад. Видимо, несколько отделились и пошли на Железные холмы вместе с Болдогом.

— Когда я убила Болдога, они ушли…. Они не убили меня.

— Правильно, — кивнула Тауриэль. — законы мести. Теперь ты добыча Луга.

— А те, что в лесу?

— А эти пришли со стороны Дол Гулдура. Туда после Битвы два месяца назад отступил один из приближенных Азога, Хартог. И… если он или его люди, а не Луг убьют тебя первым, то предводителем орков станет Хартог. Убийца Болдога — самая желанная добыча сейчас.

— Может, меня никто не убьет, — усмехнулась Сигни.

Тауриэль улыбнулась в ответ. Ненормальная, отчаянная девчонка. Кажется, она уже знает, что все, даже самые храбрые, смертны, но еще не совсем верит, что смертна она сама.

— Эй, — Тауриэль вытащила из-под плаща топор. — Возвращаю.

В зеленых глазах Сигни мелькнул счастливый блеск. Она протянула пальцы и кое-как протащила топор в камеру.

— Спасибо! — она помахала оружием, вытащила руку обратно и, примерившись к замку, начала его сбивать.

— Ты… Прекрати сейчас же! — шикнула Тауриэль.

Лязгало ужасно громко.

Тауриэль схватила Сигни за запястье.

— Не собьешь ты замок!

— Почему?

— Эльфийский. Только стражников разбудишь. Тогда я уже тебе ничем не помогу.

— Извини, — Сигни стряхнула руку эльфийки и продолжила, — спасибо за помощь, но дальше я как-нибудь сама. Я ухожу.

— Я только что сказала, что за тобой гоняются два предводителя орков, а ты хочешь уйти? Что делать-то будешь?

— Именно поэтому и хочу, — Сигни снова долбанула по замку. — Пойду в Гундабад.

Тауриэль не выдержала и рассмеялась.

— Одна что ли?

— А что, есть еще желающие? Им нужна я — они меня получат. И, может, когда они меня получат, больше ни на кого не нападут. Какое-то время. Хотя бы какое-то время.

— Сигни, это безумие, — покачала головой Тауриэль. — Чтобы идти на Гундабад, нужна армия. Ты погибнешь еще до того, как доберешься туда.

— Ты не понимаешь, — Сигни наконец прекратила долбить по замку. — Не понимаешь. Они все… погибли из-за меня.

В ее глазах плясал нездоровый огонь.

— Почему не понимаю?

— Да откуда тебе знать, — шепнула Сигни, — что это такое — когда кто-то умер из-за тебя. И ты должна отомстить за них! А то, что их кровь на мне, я всегда буду помнить! Моего брата, всей моей семьи! Торина.

Последнее имя — Торин — она произнесла еле слышно, на выдохе.

— Их всех убили орки, Сигни, — ответила Тауриэль, помолчав. — Не ты. И если ты думаешь, что я не знаю, как это — винить себя в чьей-то смерти, то ты ошибаешься.

Тауриэль незаметно коснулась камешка. Она не перестанет винить себя за смерть Кили. Никогда не перестанет.

Она отпустила камень и пошарила в поисках связки ключей на поясе.

— Я тебя выпущу, — сказала она тихо. — Только ты не пойдешь в Гундабад. Не сейчас. Вместо этого мы пойдем в Эребор.

— Мы? — переспросила Сигни, поигрывая топором. — Не обижайся, подруга, но мне компания не нужна. Да и опасно со мной — видишь, где я, там орки.

— Ты не пройдешь одна через лес, — отрезала Тауриэль. — Или будешь плутать неделю, или сгинешь. Так-то, подруга, — добавила она издевательским тоном.

— Ну хорошо, и что мы, — Сигни посмотрела на эльфийку исподлобья, — будем делать в Эреборе?

— Ты станешь Королем-под-Горой. Соберешь армию, договоришься с эльфами и пойдешь на Гундабад.

Сигни уставилась на Тауриэль, как на сумасшедшую.

— Что? — рассмеялась она. — Я не могу править гномами. У меня нет права на корону.

— Неправда, — заявила Тауриэль. — Если Скафти — твой брат, то ты тоже внучка Нара. Наследники Нара получили право претендовать на престол. У тебя есть еще родственники?

— Нет, — ответила Сигни. — Мы со Скафти — последние внуки Нара. Только у гномов женщина не наследует престол. Никогда. Ни за что. У Торина осталась сестра, Дис. Как ты думаешь, почему Даин стал королем, а не Дис — королевой? Не знаю, какие правила у эльфов, но у гномов, — Сигни усмехнулась, — правителем скорее сделают чьего-нибудь пятиюродного племянника, чем женщину королевских кровей.

— Возможно, — согласилась Тауриэль. — Но кроме меня пока никто не знает, что ты — это ты. Все думают, что ты — это Скафти.

— Они догадаются, — засомневалась Сигни.

— А если нет? Эльфы гномьих женщин в глаза не видели.

— Гномы догадаются.

— Похоже, те, кто хорошо тебя знал, уже мертвы. А остальных — и тех, кто остался в Эреборе, и тех, кто придет туда из других мест, мы обманем.

— Это нечестно, — Сигни сунула оружие в ножны и поправила его на поясе. — У меня нет прав на эту гору. Я не хочу быть королем. Или королевой.

— А чего ты хочешь?

— Я хочу, — Сигни шумно вздохнула, — хочу, чтобы они умерли! Все умерли, все! Все, кто убил гномов Железных холмов! Кто убил Скафти! Даина! Гунвор, Ове, всех!

— Так это твой шанс, — Тауриэль тряхнула ключом.

Вдруг со стороны лестницы послышались шаги.

— Тауриэль? — спросил кто-то негромко.

— Ладно, открывай, открывай сейчас же, — проговорила Сигни.

Тауриэль вставила ключ в замок и несколько раз повернула.

— И почему все-таки ты мне помогаешь, — покачала головой Сигни.

— ­Давай быстрее, — шикнула эльфийка, оставив вопрос без ответа. — Потом как-нибудь обсудим.

Сигни выскользнула из камеры, и Тауриэль, схватив ее за руку, устремилась вперед.

* * *

Темные подземелья остались позади, и вскоре забрезжил скудный лунный свет и пахнуло сеном. Тауриэль вытащила Сигни на улицу и, подгоняя, нырнула за малоприметную дверь.

Они оказались в конюшнях.

— Давай-ка, — Тауриэль ловко взобралась на гнедую лошадь и протянула руку Сигни.

Та кое-как подтянулась и с третьего раза смогла сесть сзади эльфийки. Сигни заметила, что через спину лошади перекинуты две дорожные сумки.

— Только не говори, что ты планировала побег, — покачала головой Сигни.

— Ходить по лесу с яблоками и отрезанными волосами — плохая идея. Но, поехали!

Тауриэль натянула поводья. Лошадь вскинулась, заставив Сигни крепче вцепиться эльфийке в спину, и вдруг замерла.

Дорогу преградили двое стражников со стрелами наготове. Один, тот, что повыше, заговорил, но Тауриэль промолчала.

Прошла минута — эльфы оружие не опускали.

— Будут стрелять? — шепотом спросила Сигни, и эльфийка чуть пожала плечом — кто знает.

Сигни еще раз бросила взгляд на стражников, оценивая, что случится, если она пошевелится и сколько у нее времени на маневр. Заметив, что правый стражник на секунду опустил лук, Сигни выхватила топор.

— Не шевелись, — шепнула она, приставив топор к горлу Тауриэль. Сигни держала оружие совсем близко: видно было, как на напряженной шее эльфийке бьется тоненькая жилка.

— Выстрелите, — Сигни подняла глаза на стражников, — и она умрет первой.

Стражники не пошевелились. Видно было, что в блеф они не верят, но и рисковать не хотят: а вдруг? Мало ли что у этих гномов на уме.

Время тянулось медленно, как похоронная процессия. Наконец тот, что справа, опустил лук, и затем то же самое сделал второй.

Сигни убрала руку с топором. Не дожидаясь, пока эльфы раскусят обман, Тауриэль направила лошадь в сторону леса.

Стрела просвистела где-то сбоку, затем другая, но

вскоре все затихло — остался только хруст льдистой корки под копытами лошади и завывания ночного ветра.

Чем дольше Сигни вглядывалась в темноту, тем эта темнота страшила ее сильнее. По узкой, кривой дороге они поднимались в гору. Шаги лошади были тяжелыми, и вниз то и дело срывались камни.

Тауриэль освещала дорогу маленьким фонарем: одной рукой она держала его, другой — поводья.

— Ты странная, — нарушила Сигни гнетущую тишину. — Что будет, когда король узнает о твоем побеге?

— Он уже узнал, — вкрадчиво ответила эльфийка.

— Паршиво тебе придется.

— Благодарность тебе не свойственна, да?

Сигни помолчала, вглядываясь в черную бездну, которая начиналась ровно по краю желтого света фонаря.

— Просто зачем, — наконец ответила она. — Не понимаю. У тебя все есть. Знаешь, я скажу честно, хоть никто из гномов бы это не одобрил. Ривенделл — потрясающее место. Даже тюрьма — и та ничего. Наверное, замок Трандуила еще красивее.

— Так и есть, — спокойно согласилась Тауриэль.

— И ты там живешь?

— Да. Но не в королевских покоях, разумеется.

— Ну и зачем тогда это все, — Сигни покачала головой. — У тебя отличная служба, шикарный дом. Ты, наверное, была на хорошем счету.

— Нет мне больше жизни в Эрин Гален, — ответила Тауриэль и чуть слышно добавила, — да мне нигде жизни нет.

Тем временем начало накрапывать. Сначала дождь был мелкий, колючий, но потом капли стали крупными. Одинокий фонарь блуждал во тьме, и лошадь оступалась все чаще. Камни летели вниз с глухим стуком, и от этого звука кровь застывала в жилах.

Все круче и круче вверх — путницы поднимались в гору.

— А ты уверена, что это верная дорога? — хмыкнула Сигни, смахнув дождевую воду с лица.

— Нет, — наконец ответила Тауриэль. — Надо было левее.

— Что значит — левее?! — Сигни выругалась. — Как это — левее?! Ты же говорила, что это я без тебя пропаду!

— Дождь пошел. Я сбилась. Зимой редко идут дожди.

— О да! — пробурчала Сигни. — Да ты меня сюда специально завела.

— Не говори ерунды!

— О Махал, вы, эльфы, только и делаете, что бродите по своим лесам и все без толку! — Сигни закатила глаза. — Гномы, которые в жизни тут не были, перешли эти горы за ночь!

— Замолчи! — Тауриэль резко обернулась. — Если не знаешь, что сказать, лучше молчи!

— Если не знаешь, куда идти — лучше вообще никуда не ходить!

Вдруг Сигни показалось, что земля ушла из-под ног. Лошадь встала на дыбы, пытаясь ухватиться копытами за шаткую землю, махнула крупом, и Сигни упала, расквасив подбородок.

Пару секунд она лежала, слизывая с губ дождевые капли вперемешку с кровью. Куда завела ее эта Тауриэль? Зачем она вообще с ней пошла?

Дождь поливал с новой силой.

Вдруг Сигни подскочила, тут же забыв про подбородок. Откуда-то снизу раздалось глухое лошадиное ржание, мелькнул желтый свет фонаря и послышался далеким эхом глухой, страшный стук.

— Тауриэль! — позвала она, вглядываясь в тревожную черноту ночи.

Ответа не последовало. И тогда Сигни легла на живот и подползла к краю. Похоже, ущелье. Глубокое.

— Тауриэль! — позвала она громче.

* * *

— Тауриэль!

Эльфийка услышала голос, но почему-то не нашла сил ответить. Казалось — скажешь слово и — сорвешься. Пальцы из последних сил вцепились в скользкий камень, ноги не смогли найти опору.

— Тауриэль!

В тот момент, когда Тауриэль уже не могла держаться, ей в запястье впились пальцы Сигни.

Эльфийка подняла глаза. Сигни болталась вниз головой, держась ногами неизвестно за что, и ее маленького роста едва хватало, чтобы достать до ладони Тауриэль.

— Отпусти, — хрипнула эльфийка. — Обе упадем.

Но Сигни, стиснув зубы, только сильнее сжала руку Тауриэль.

«Нет, нет, нет — думала Тауриэль с каким-то холодным равнодушием. — Я тяжелее ее в два раза».

— Тури, — Сигни выдохнула. — Тури, давай. Только…. Подтянись… Я… заброшу тебя… наверх… Я смогу….

В темноте Тауриэль едва видела очертания лица Сигни. Слышала только ее частое дыхание, чувствовала ладонь, слабеющую с каждой секундой. Тури. Так называл ее Кили — почему, почему она так ее назвала?

Тауриэль собрала остатки сил, Сигни схватила ее за вторую руку и кое-как подтянулась. Наконец удалось нащупать опору под ногами. Сигни сделала последний рывок, и Тауриэль кубарем покатилась по земле.

Сигни заползла назад: все это время она держалась ступнями за древко воткнутого в землю топора.

— Ты тяжелая, — Сигни потерла спину. — Какая же ты тяжелая! — и нервно рассмеялась.

Обе — Тауриэль и Сигни — не сговариваясь посмотрели наверх.

— Там, кажется, плато, — сказала Тауриэль. — Давай попробуем забраться.

— Пещера, — указала Сигни, когда они кое-как одолели подъем — Пошли.

В пещере было сухо, но холодно. Едва спрятавшись от дождя, Сигни растянулась на пыльном полу, раскинув руки.

Тауриэль отправилась на поиски сухих камней, чтобы разжечь огонь. Наконец пещеру осветил робкий костерок.

— Лошади нет, — сказала Сигни, пододвигаясь ближе к огню, — еды тоже нет. И да, кажется, ты сломала мне спину.

— Спасибо, — помедлив, сказала Тауриэль. — Ты меня спасла.

— Ой, только не надо, — Сигни нарочито отмахнулась, но лицо залила краска, — давай без этого — кто кого спас.

Она расстелила длинный плащ и прикрыла глаза.

Тауриэль покопалась в поясной сумке.

— Есть яблоко, — сказала она. — Твое. И твои волосы. Будешь яблоко?

— Волосы-то зачем потащила, — буркнула Сигни. — Яблоко давай.

Она хрустнула яблоком и уставилась на тени от костра на потолке.

— Тури, — сказала эльфийка тихо. — Ты меня так назвала.

— Как? — пробормотала Сигни с набитым ртом.

— Тури. Почему?

— А тебе, что, не нравится? Знаешь, Тауриэль — это слишком долго, особенно когда висишь башкой вниз. А Тури — покороче. Да и… по-гномьи как-то.

Обе замолчали. Тауриэль достала из сумки второе яблоко. Вот и весь ужин.

— Сигни, — эльфийка снова решилась нарушить тишину.

— М? — Сигни нехотя повернулась.

— А что… происходит с гномами после смерти?

— Спросишь тоже, — Сигни доела яблоко вместе с огрызком и выплюнула семечки в потолок. — Гномов хоронят в пещерах. Наши тела почти не тлеют. Мой дед, — она вытащила топор и задумчиво повертела его в руках, ловя лезвием огненные языки, — задолго до моего рождения умер. Мать еще девчонкой была. В битве при Азанулбизаре погиб. Так его с этим топором и похоронили. И с мечом. А как предсказание сбылось — отвалили камень у пещеры и оружие вытащили.

— Какое предсказание?

— Да дед перед смертью сказал отдать его оружие внукам-близнецам. Меч — старшему. Топор — младшему. Только никаких близнецов не было тогда. Ну, а как появились мы со Скафти, вспомнили и начали пещеру вскрывать. Так к чему это я… Когда пещеру открыли, у деда даже борода не истлела. Ты про это спрашивала?

— Нет, — Тауриэль покачала головой. — В смысле… вы верите во что-нибудь? В другую жизнь?

— Ну, есть притча, — Сигни сунула руки под языки пламени, — о Махале и одном желании.

— Расскажешь?

— Когда умирает гном, Махал встречает его и, если гном показал себя как храбрый воин, то Махал исполнит одно его желание.

— А какой смысл в желании, если ты умер?

— В том-то и дело, что за себя просить нельзя. Можно — за близких. За семью. За друзей. Чтобы у них все было хорошо.

— Ты в это веришь?

— А то, — Сигни улыбнулась, — ты думаешь, почему я выжила? Это Скафти попросил! А когда мы родились, мама за нас просила.

— Умерла? — тихо спросила Тауриэль. — Мама?

— Родами умерла, — кивнула Сигни, помолчав. — Гунвор говорила, мы со Скафти всю жизнь из нее высосали. Сильные родились. Все, хватит разговоров.

И Сигни отвернулась, подставив теплу огня спину. Тауриэль сощурилась на языки пламени и рассеянно подумала, что Сигни — с этим чувством вины, жрущим ее изнутри, как-то существует всю свою жизнь.

— Сигни, — позвала она.

— Сказала же — давай без трепа.

— Есть вещь, которую я знаю точно. Ты не виновата в смерти Торина Дубощита. Я была там. Его убил Азог. И Торин сам шел на смерть. Я не знаю, с чего ты решила, что виновата в его смерти и смертях всех остальных…

— Да что ты все спрашиваешь и спрашиваешь! — Сигни резко села, и в глазах полыхнул гневный огонек. — Привязалась! Хочешь знать, с чего я решила?! Тебе интересно было, почему я в мужской одежде, почему у меня волосы короткие? Почему говорю, что я — Скафти? В тот день, когда его убили, — губы у Сигни дрогнули, — я его веревкой связала, чтобы на границу пойти вместо него! Орков хотела крушить! А пока от Болдога бежала, часть отряда орочьего с другого входа зашла! У Скафти на руках эта веревка так и осталась! А я все думаю, — она сжала кулаки, — каждую минуту — сколько он ее развязывал? Скольких орки успели убить за это время? И сколько он сил потратил на дурацкую веревку, пока мог бы сам спастись!

— А Торин? — еле слышно спросила Тауриэль.

— Я могла бы его остановить! — выдохнула Сигни. — Если бы Торин был жив, никто не погиб! Орки бы не пришли в Железные холмы! Фили и Кили не пали бы в битве! Никто бы… не осквернил тело Даина…

— Каким образом? Как бы ты остановила Торина?

— Не ваше дело, эллет, — протянула Сигни с сарказмом и снова отвернулась.

Она лежала, разглядывая черную стену пещеры. В голове звучало страшное предсмертное пророчество Ове: «Могила короля пуста. В могиле никто не лежит. Королю нужна защита гнома Железных холмов».

Тауриэль сунула под голову сумку и попыталась улечься.

«Гномьи сказки, — думала она, — про желания после смерти».

Если бы Кили мог, он бы пожелал ей хорошей жизни.

Он бы пожелал забыть его, жить как-то нормально, как все.

Только Кили нет ни в одном из миров.

К этому нужно просто привыкнуть.

Как-нибудь привыкнуть.

— Так-то лучше.

Тауриэль намазала на лицо Сигни вонючую травяную кашицу.

— И зачем?

— Хочешь вечно ходить с синяками?

Сигни попробовала лекарство на язык, слизнув его с уголка губ, сморщилась и сплюнула. И, глянув на себя в отражении речки, стерла кашицу со щеки.

— Долго заживать будет, — сказала Тауриэль. — Если стирать.

— Да и пусть.

— Глупая!

Сигни не удостоила эльфийку ответом. На самом деле от мази из трав, которые Тауриэль нашла в лесу, стало гораздо лучше. Утром оказалось, что они почти добрались до перевала. Еще несколько часов изматывающей горной дороги, переход через реку, во время которого Сигни пришлось забраться Тауриэль на плечи, и наконец к вечеру впереди забрезжили огни.

— Там хижина? — спросила Сигни, пытаясь что-то рассмотреть на горизонте.

— Да, — кивнула Тауриэль. — Сможем поесть.

— Было бы неплохо, — Сигни погладила урчащий живот. Днем они подкрепились корешками, но этого было маловато. — Нас пустят?

— Думаю, да. Это дом Беорна.

— Я слышала про него, — удивленно кивнула Сигни. — Он герой битвы.

Они подошли ближе, оказавшись перед терновой изгородью. Когда до дома, хорошо сколоченного, продолговатого, с двумя овальными окнами, оставались считанные шаги, Тауриэль и Сигни одновременно остановились.

— Слышишь? — тихо спросила эльфийка.

Сигни толкнула дверь ногой. Тауриэль зашла первой, держа наготове кинжал. Сначала Сигни не поняла, что происходит. Но потом, выйдя из-за спины своей спутницы, чуть не закричала.

В центре зала стоял огромный медведь, а повсюду валялись окровавленные орочьи тела.

— Пошли отсюда! — Сигни потянула Тауриэль за рукав, но та не отреагировала.

— Стой тихо, — шикнула она.

— Знаешь, что, — пробормотала Сигни, — зверюга как-то… Недобро выглядит.

Медведь издал победный рык и вдруг, вздрогнув всем телом, упал на четвереньки, опустил голову, ударившись о пол, и словно сбросил толстую шкуру. Огромные меховые лапы уменьшились, со спины сползла шерсть, а морда приобрела человеческие черты.

Сигни проглотила комок в горле и потерла взмокшую ладонь.

Человек поднялся, огладив измятую коричневую тунику, доходившую до колен.

— Я знаю тебя, — произнес он, кивая в сторону Тауриэль. — Ты ездишь мимо моего дома со своими стражниками. Кто с тобой?

— Будущий Король-под-Горой, — ответила Тауриэль, и у Сигни засосало под ложечкой. — Убийца Болдога.

— Тот, кого ищут орки, — человек поднял брови. — Мелковат.

И он бросил на Сигни короткий взгляд.

— Садитесь. Поешьте. Я пока сожгу тела.

Беорн взвалил на могучую спину обезглавленное тело орка и вышел на улицу.

— Так это правда, — восхищенно прошептала Сигни, — что он превращается в медведя! А я думала, выдумки.

— Нет, — немного рассеянно ответила Тауриэль, провожая взглядом хозяина дома. — Значит, здесь был еще один отряд орков. Плохи наши дела.

— Почему они ходят маленькими группами? — Сигни задумчиво потерла подбородок.

— Потому что Луг собирает армию, — бросил Беорн, вернувшийся за очередным телом. — А это воины Хартога. Хорошо бы тебе добраться до Эребора как можно скорее, парень.

* * *

…Сигни наконец-то проглотила суп. Горячее варево приятно растеклось по телу. Пах суп странно — ягодами и травой, но жаловаться не приходилось. Беорн сидел напротив, поглядывая на гостей из-под кустистых бровей. За окном догорал последний костер, отбрасывая желтые блики на высокие столбы, держащие крышу дома.

— Я понимаю орочий язык, — сказал наконец хозяин дома. — Немного. Говорят, Болдога убили топором. Этим топором? — он указал на оружие Сигни.

— Да, — она несмело протянула топор.

— Хорошее оружие, — он повертел его в руках, — древнее. Откуда оно у тебя?

— От деда.

— Топор старше твоего деда, намного старше, — Беорн вернул оружие Сигни.

— Так каков расклад? ­— спросила Тауриэль.

— Луг собирает армию, чтобы отомстить за убийство брата. Так говорят, — ответил Беорн. — Те орки, что в лесу, — наемники Хартога. Им сказано принести голову гнома с топором.

— Армию? — Сигни поперхнулась.

— Именно так, армию, — хозяин посмотрел в темное окно. — В Гундабаде. Чтобы пойти на Эребор и отрезать голову убийце Болдога. Тебе. Ну, и сделать то, что у них не получилось в первый раз. Найти тело Торина Дубощита.

— Но у меня-то нет армии! — воскликнула Сигни.

— В Эреборе почти все мертвы, но так и Луг с Болдогом понесли потери. Лугу потребуется время, чтобы собраться с силами, — Беорн хмыкнул. Используй это время, парень.

— А наемники Хартога?

— Хартог действует по-другому. Он думает, что ты где-то в лесу и что проще не начинать войну, а тихонько тебя прикончить. Послушай, — Беорн наклонил косматую голову, — время пока на твоей стороне. Луг и Хартог играют друг против друга. Главное, чтобы они не объединились.

— А тогда что? — спросила Сигни и тут же одернула себя за идиотский вопрос.

Что — что. Ясно что — крышка.

— Орки не способны, — Беорн кашлянул, — чувствовать любовь, дружбу. Они делают так, как им выгодно. То, что Луг мстит за Болдога, — не потому что он скорбит по брату. Он мстит, чтобы упрочить свою власть. Если они объединятся, значит договорятся. Если договорятся, значит, в их действиях будет согласованность, и тебе придется еще тяжелее.

— Нужно пройти лес как можно скорее, — сказала Тауриэль задумчиво.

— Да, — продолжил Беорн, — Истинный король защитит себя и своих людей.

Сигни опустила глаза. Истинный король. Она — не истинный король. Она — никто, девчонка из Железных холмов. Девчонка, в которой крови Дурина — и той наполовину. Сыны Трора — вот кто истинные короли. Даже Скафти, наследник Даина, — имел ли он право на корону? Право, полученное по крови, а не по указу Траина? Траина, который на самом деле не верил, что однажды его род прервется и потомки Нара действительно унаследуют престол?

— Если король, — вдруг сказала Тауриэль, словно отвечая на мысли Сигни, — так верил Нару, что сделал его потомков наследниками, значит, это не просто так. Значит, он считал, что внуки Нара будут править не менее достойно, чем внуки Трора.

— Так легко угадать, о чем я думаю? — шепнула Сигни недовольно.

— Несложно, — улыбнулась Тауриэль, — а теперь подумай о том, что кроме тебя никого нет. Что все потомки — и Трора, и Нара — мертвы. И если ты не станешь королем, то Эребор падет еще раз.

Сигни встала из-за стола. Эльфийка права, но почему от ее слов только хуже?

— Идите спать, — сказал Беорн. — Завтра двинетесь в путь.

* * *

«Могила короля… пуста…. В могиле никто… не лежит».

Сигни металась на постели, раз за разом повторяя эту фразу. Сначала — на всеобщем наречии, потом на языке гномов, практически выкрикивая резкие, царапающие ухо слова. Тауриэль не знала гномьего языка, но интуитивно догадывалась — это значит то же самое: могила короля пуста.

— Эй, — она подошла ближе и легонько тронула Сигни за плечо.

Она резко открыла глаза и, полежав так пару секунд, вытерла ладонью взмокший лоб.

— Возьми, — Тауриэль протянула ей стакан, — это медовуха Беорна. Поможет заснуть без кошмаров.

Сигни приподнялась на подушке и сделала глоток.

— Ужасно несправедливо, — слабо улыбнулась она, — первый раз за долгое время сплю на кровати и так паршиво.

— Станет легче, — Тауриэль прилегла рядом. — Скоро.

— Не станет, — Сигни протянула кружку с медовухой эльфийке, — никогда не станет. Мой брат… защищал меня. Закрываю глаза и вижу как он падает. Как весь снег в крови. Как Болдог трясет головой Даина.

— Станет-станет, — Тауриэль тоже отхлебнула медовухи. — Немного. Боль будет тупой и почти незаметной. Но все равно однажды вскроется, как нарыв. Будет больно. Но не так, как сейчас.

— Тоже кого-то потеряла? — тихо спросила Сигни.

— Я стражник, — ответила Тауриэль. — Конечно, я многих потеряла в бою.

— Тури, — Сигни улыбнулась, — расскажи историю.

— Про войну?

— Неа, — Сигни зевнула, — про любовь. Знаешь истории про любовь?

Эльфийка посмотрела в потолок, где плясали тени от камина.

— В далеком королевстве жила девушка, — начала она.

— Принцесса? — нетерпеливо спросила Сигни.

— Нет, — Тауриэль покачала головой, — сирота. Ее нашли в лесу в свертке и вырастили во дворце как придворную даму. Только придворной дамы из нее не получилось… Получился воин… безжалостный, жестокий убийца.

— Ну, а хоть красавицей она была? — снова перебила Сигни.

— Не знаю, — Тауриэль улыбнулась. — Говорили, что да. Так вот, однажды приехал король из соседнего королевства со своими наследниками. Но встретили их неласково — правитель того королевства, где жила наша девушка, посадил гостей в тюрьму.

— Прям как Трандуил, — хмыкнула Сигни. — А дальше что?

— А дальше… Дальше она — неизвестно, как так получилось — она сблизилась с одним из принцев. Наследником короля. Он совсем не подходил ей, совсем. Но… что-то в нем было. Огонь. Жажда жизни. Он не боялся смерти… и был одним из самых лучших лучников, что ей доводилось встречать.

— О, лучник, это хорошо, — довольно кивнула Сигни. — А меч был у него?

— Был меч, — сказала Тауриэль.

— Так… из тюрьмы-то они выбрались? И что, получилось у них с той девушкой?

— Они жили долго-долго, — еле слышно ответила Тауриэль. — И счастливо.

— Прости, Тури, — пробормотала Сигни сквозь сон. — Не история — а тоска. Начало ничего, но конец вообще никуда не годится. Где орки? Битвы где? Где… хотя бы там, гоблины? Нужно, чтобы он ее защищал… Ну, или она его… И пусть в конце кто-нибудь умрет… Так было б интереснее…

Сигни уже давно закрыла глаза. Тауриэль сжала в кармане черный камешек. Плохой она рассказчик. Были там и орки, и гоблины, и смерть.

Тауриэль влекли битвы, лязг оружия, поверженные враги. Так ей казалось, что не зря она живет свой бесконечный эльфийский век. Но иногда она думала, что, может, и лучше вместо этого всего — одинокая хижина в лесу, где бы они с Кили укрылись от неизбежного гнева Торина и Трандуила. Где не нужно было бы ничего объяснять. И остаться там, пусть не навсегда, пусть всего на двести лет короткой гномьей жизни. Да — Сигни права, скучный конец, где нет битв и побед, но, может, так и нужно? Спокойно просыпаться, смотреть на солнце, рассказывать глупые истории за ужином? Просто жить — без особенной цели и смысла.

Только этому концу никогда не бывать, думала Тауриэль.

Сигни дышала ровно и спокойно, ее кошмары ушли.

Эребор

Над землей клубился утренний туман. Впереди, острые, как спицы, торчали верхушки строящихся башен Дейла. Даин стоял, попыхивая трубкой и смотрел на горизонт. Рыжая окладистая борода, внимательные, будто птичьи, глаза — все в Короле-под-Горой выражало странную тихую торжественность, обычно Даину не свойственную.

Бильбо ждал, когда король наконец заговорит, и Даин заговорил.

— Зачем вы вернулись в Эребор, мистер Бэггинс? — спросил он негромко.

Бильбо кашлянул, посмотрев на свои огромные ступни. Даин снова выпустил дым, и он растворился в сизом утреннем воздухе.

— Я не знаю, — признался Бильбо.

— Неужели ваш дом и ваше кресло, и ваша кровать, и ваша посуда уже не милы вам, мистер Бэггинс? — король сощурился.

— Я не знаю, — снова повторил Бильбо. — Я ждал возвращения домой с того самого дня, как подписал контракт. Я вернулся. Я отвоевал у соседей мебель. Сел в свое кресло. И понял, что так больше не могу. Шир стал бессмысленным. Бэг-Энд стал бессмысленным. Все стало бессмысленным.

— Понимаю, — ответил Даин, передвинув трубку из правого угла рта в левый. — Приключения. Битвы. Один раз попробуешь — и все, уже не можешь без них. Мучаешься. Страдаешь. И наконец сдаешься.

— Где теперь мое место, Даин? — прошептал Бильбо.

— А вам нужно место, мистер Бэггинс? Одно-единственное?

— Вы вернули себе дом, Даин. Только это ваш дом, а не мой. Я шел сюда один, целый месяц. Теперь понимаю, что зря.

— Дом там, где семья, — задумчиво сказал Даин, попыхивая трубкой. — У вас есть дети, мистер Бэггинс?

— Нет, — Бильбо смутился. — Нет…

— А у меня племянники, — Даин моргнул, и Бильбо показалось, что в глазах у короля — слезы. — Взял сирот-близнецов, назвал племянниками. Ну как взял… Росли, как сорняки, у нас в Железных холмах. Мальчишка чуть возмужал — я его всему обучил. Как лук держать, мечом орудовать. Храбрый воин мой Скафти, не посрамил меня в битве.

— Мальчик? И… девочка? — спросил Бильбо, смутившись.

Из-за внезапной откровенности Даина он чувствовал себя ужасно неуютно, словно слышал что-то, не предназначавшееся для его ушей.

— Девочка, ­— на лбу Даина появилась глубокая складка. — Боюсь за нее. Страсть как боюсь, мистер Бэггинс.

— Почему?

Даин не ответил, только огладил густую бороду. Бильбо обернулся. Солнце медленно выплывало из-за Одинокой горы, окрашивая склоны в розовый и красный.

— Какая же Ари была красавица, — вздохнул Даин неожиданно. Бильбо сначала подумал, что король говорит о племяннице, но из вежливости решил не уточнять.

— Она из наших была, младшая дочка Нара. На моих глазах росла. Бывало, я только и смотрел, как она танцевала. Спрячусь за стенкой и смотрю, смотрю. Дурак был. Потом она сбежала, а вернулась на сносях… Говорили, с кем-то из Черновласов. Позор, а мне все равно было. Думал, родит — выращу, как своих. Будет семья. Не успел. Умерла она, — Даин вытащил трубку изо рта и задумчиво повертел ее в руках. — Я, мистер Бэггинс, на дочку ее гляну и ее саму вижу. Сил нет иногда.

Бильбо молчал. Признание короля, сурового, молчаливого Даина, казалось странным. Почему он говорит это ему, Бильбо? В то утро, когда он проснулся с твердым намерением убраться из Эребора навсегда и больше никогда здесь не появляться?

Все в этой проклятой горе напоминало о Торине. Бильбо казалось, что ему нужно вернуться, чтобы еще раз увидеть друзей, чтобы вспомнить, посмеяться. А на самом деле стало только хуже.

Эребор жил, отстраивался, богател. Только легче Бильбо от этого не становилось.

— Куда вы пойдете, мистер Бэггинс? — спросил Даин.

— Не знаю, — вздохнул хоббит. — Может, вернусь в Ривенделл. Потом на запад. Хочу посмотреть мир.

— Скучаете по нему? — Даин улыбнулся в усы. — По Торину?

— Да, да, конечно, — рассеянно ответил Бильбо.

— А если честно?

— Если честно, то я на него злюсь, — неожиданно признался хоббит. — Злюсь, что он показал мне мир, полный приключений, и умер. Злюсь, что его тут нет. Злюсь, что из-за него я не смог вернуться к нормальной жизни в Шире. Злюсь… что я злюсь. Я ведь должен скорбеть, Даин! Плакать! Я не плакал на его похоронах! Знаешь, чего я хотел? Хорошенько его ударить!

Послышался густой, басовитый смех Даина.

— Как я его лупил, мистер Бэггинс! — произнес он, вытирая глаза кулачищем. — Он был маленький, а я огромный, взрослый уже гном. Выбивал из него всю дурь! Так лупил, так лупил! Помню, подкараулю его и как дам тумака! Он не жаловался — зубы стиснет, смолчит. Всегда гордый был, Торин. Братец мой.

Даин замолчал. Замолчал и Бильбо. Солнце уже вовсю жгло спину и подбиралось к видневшимся вдалеке башням Дейла.

— Хорошее утро, мистер Бэггинс. В такое и умереть не грех, — хрипнул Даин.

Бильбо посмотрел на горизонт. В какой-то момент показалось, что от полутемной еще городской стены отделилась полоска и медленно поползла к Эребору.

— Даин? — спросил Бильбо. — Что это?

Король стоял, не шевелясь. Выражение его лица изменилось, мышцы шеи напряглись, глаза сузились.

— Мистер Бэггинс, — сказал он вкрадчиво. — Я попрошу вас кое о чем, прежде чем вы покинете Эребор.

— Конечно.

— Вы разбудите Балина. Пусть отдаст приказ воинам и закроет ворота. Там орки. Идут на нас.

— Орки? — ошарашенно переспросил Бильбо, вглядываясь в горизонт. — Орки?!

— Это не все, — продолжил Даин голосом, не терпящим возражений. — Потом вы зайдете в королевскую усыпальницу. Только не снаружи. По подземному коридору. Сначала до конца вниз, потом вверх и налево. Там дверь.

— И? — непонимающе покачал головой Бильбо.

— Возьмите с тела Торина Аркенстон и Оркрист. Спрячьте в надежном месте. Орки идут за ним. Азог выжег свое имя на лбу нашего короля Трора, отрезал ему голову и выбросил тело. Но Торина они не получат — даже мертвого.

— Я-ясно.

— Потом идите к конюшням, мистер Бэггинс. Там мой боевой хряк Фелак. Он увезет вас. Возвращайтесь, когда все закончится. Символы нашей власти не должны попасть к оркам. Надеюсь на вас, — Даин сурово глянул на Бильбо.

Хоббит кивнул и, взглянув еще раз на темное пятно на горизонте, бросился ко входу. Два этажа вниз — по коридору вверх — вот и комната Балина.

Уже через секунду над Эребором раздался сигнал тревоги, и Бильбо устремился вниз по темной лестнице. Наконец она закончилась, и началась новая — земляная, ведущая к восточной стороне Эребора.

Кое-как протиснувшись в узкий проход, Бильбо нащупал дверную ручку.

Он оказался в погребальной пещере с заднего входа — передний, как положено, завалили камнем.

Все это время, пока Бильбо спешил исполнять приказ Даина, он не думал, как он останется один на один с мертвым другом.

Казалось, Торин ничуть не изменился — напряженный, натянутый, будто струна арфы, он лежал в открытом золотом саркофаге на мягких подушках.

Луч, проникавший в пещеру через маленькую щелку, щекотал Торина по носу — на секунду Бильбо показалось, что вот-вот, и король проснется и чихнет.

Но, конечно, этого не произошло. Собравшись с духом, Бильбо подошел ближе и, избегая смотреть Торину в лицо, сунул камень в дорожную сумку. Схватил меч — взять его оказалось на удивление легко, все равно что вытащить игрушку из рук спящего ребенка.

— Прощай, Торин, — шепнул Бильбо. — Вот теперь точно прощай.

Он повернулся, сделал шаг к двери и вдруг остановился.

За спиной послышался странный звук.

Тот, что меньше всего ожидаешь услышать в погребальной пещере.

Тот, от которого по спине у Бильбо забегали мурашки, а сердце ухнуло вниз.

Шелестение воздуха.

То самое, что бывает только при шумном, резком вдохе и размеренном выдохе.

— Кто здесь? — спросил Бильбо в пустоту и медленно обернулся.

Снег под ногами лежал пушистым облаком — наступишь и тут же провалишься в мягкую мокрую яму. Сигни плелась, едва переступая ногами, следом за Тауриэль.

Та шла спереди, грациозная, изящная — шла и умудрялась как-то не падать в снег по самые колени.

Сигни временами ее ненавидела. За невозмутимость, за ледяное спокойствие, за то, что вот сейчас, когда нет никакого плана и дела хуже некуда, у Тауриэль не дергается ни один нерв на лице.

Все это время Сигни пыталась понять, почему эта красивая эльфийка пошла с ней, почему хочет, чтобы Сигни стала Королем-под-Горой. Ей-то какой прок? Ей-то зачем?

— А знаешь, он бы мог дать нам лошадей, — крикнула Сигни, в очередной раз сделав неосторожный шаг.

— Их следы виднее на снегу и земле, — ответила Тауриэль не оборачиваясь. — Нас заметят.

— А наши — нет? — буркнула Сигни.

Из-за того, что Беорн не дал им лошадей, дорога казалась непреодолимой. Лес смыкал ветки над головой, и куда ни глянешь, была непроглядная снежная пелена — ровная, как озерная гладь.

— Скажи, все гномы такие ворчливые? — усмехнулась Тауриэль.

— Все эльфы такие зануды?

Наконец снежное бездорожье закончилось, и появилась какая-никакая тропа. Сигни стряхнула с плаща снежинки и выдохнула облачко пара. Солнце уже вывалилось из-за горизонта и потихоньку начинало припекать.

Тауриэль остановилась, поправила колчан со стрелами за спиной. Внимательно посмотрела на Сигни.

— Скажи мне, — наконец произнесла она, — ты ведь из гномов Дурина, так.

Это был не вопрос.

— Началось, — Сигни картинно закатила глаза, — почему ты никогда не можешь идти молча?

— Сама хороша. Тури, расскажи историю, — передразнила Тауриэль и пожала плечами. — Не хочешь разговаривать — не надо. Только прекрати бубнить себе под нос.

— Ладно, — Сигни сморщилась, — я из гномов Дурина. По крови — наполовину, но я родилась в Железных холмах.

— И ты знала…тех, кто погиб в битве?

— Да, — ответила Сигни вкрадчиво, — из армии Даина всех знала — там много наших слегло.

— А короля? Знала Торина Дубощита? — снова спросила Тауриэль, искоса поглядывая на Сигни и словно прикидывая — перешла она черту или нет.

— Я его знала, — шепнула Сигни еле слышно. — Он меня не знал.

— А… его племянников?

Сигни удивленно приподняла бровь. Тауриэль вдруг подумала, что эти бесконечные слухи, преследовавшие ее везде, могли ведь дойти до Железных холмов. А что, если Сигни догадается? Настолько ли они друзья, что ей можно доверить тайну? Вообще, можно ли ее считать другом?

— Знала, — кивнула Сигни, — Скафти называл их братьями, поддерживал связь. Почему ты спрашиваешь?

— Интересно.

Тауриэль хотела еще о многом спросить. Спросить, нес ли Скафти тело Кили в пещеру. Спросить, почему Сигни вбила себе в голову, что виновата в смерти Торина. Спросить, что за кошмары снятся ей по ночам. Но не стала.

Опухоль на лице Сигни потихоньку начинала спадать, и Тауриэль с удивлением заметила, что у ее спутницы — острый подбородок, прямой нос с едва заметной горбинкой и тонкие, четко очерченные губы. Что когда Сигни улыбается — редко — появляются ямочки. Что брови у нее широкие, с изломом, и это делает ее лицо немного суровым. Что на правой щеке у нее маленький, едва заметный белый шрам.

«И не похожа она на парня. Совсем не похожа», — с усмешкой думала Тауриэль.

Они шли через мертвый, тоскливый лес — тот, что бывает только на излете зимы — с островками жухлой травки под ногами, с сугробами, с тревожным уханьем совы по ночам.

Тауриэль надолго погрузилась в свои мысли. Она задавала бесконечные вопросы, не зная, как на них ответить. Почему Леголас так и не отправился в путешествие? Почему король не выслал за ними стражников? Что будет, когда они доберутся до Эребора?

Тауриэль едва могла себе признаться, но она боялась проклятой горы, из-за которой погиб Кили. Боялась снова оказаться в знакомых местах и начать вспоминать.

Сигни тоже замолчала. Брела, остервенело загребая носками меховых сапог снег и грязную землю.

Эльфийка ушла вперед. Хотелось побыть одной. Дойдя до очередной развилки, она остановилась, вдохнула полной грудью морозный воздух.

Сигни не было видно.

Тауриэль не знала до конца, почему она решила помочь этой девчонке дойти до Эребора. Точнее, знала, и это ее пугало.

Причина была проста.

Сигни займет трон.

Соберет армию.

Пойдет на Гундабад.

Развяжет новую войну.

И в этой войне будет шанс погибнуть.

Чушь.

Хотела бы погибнуть — отпустила бы руку тогда, в горах.

Тауриэль тряхнула головой, стараясь отогнать тревожные мысли.

— Ты там где? — она обернулась в поисках Сигни.

— Стой тихо, — послышалось еле слышное. — Не двигайся!

Тауриэль охнула: Сигни пятилась задом, то и дело проваливаясь в снег, а на нее полз огромный паук. Брюхо, покрытое черным мехом, слизь, капающая из уродливой щели-рта, красные глаза…

— Беги!!! — завопила Тауриэль. — Беги, чего стоишь!

Паук зашевелил длинными мохнатыми ногами. В один прыжок Тауриэль подскочила к Сигни, схватила ее за руку и увлекла в чащу.

Они бежали, не разбирая дороги. Два раза эльфийка остановилась, чтобы выстрелить, и оба раза промазала — стрелы угодили в твердую броню на брюхе.

Паук двигался медленно, осторожно выслеживая добычу, и все равно оказывался где-то поблизости. Рука Сигни была мокрой, и Тауриэль изо всех сил держала ее, боясь отпустить.

— Наверх! — скомандовала эльфийка, заметив дерево с низкими сучками.

Подталкивая Сигни, она забралась на дерево и выпустила несколько стрел подряд, на этот раз точных, в глаза.

Паук дернул лапами, грохнулся на брюхо и затих.

Сигни перевела дыхание и вытерла мокрый лоб.

— С ума сошла? — накинулась на нее эльфийка. — «Стой тихо, не двигайся». Да он бы сожрал тебя прежде, чем ты бы успела махнуть топором!

— Спасибо, — выдохнула Сигни. — Он… Я не знала, что делать… Не знала… Великий Дурин…

Она закрыла лицо руками.

— Великий Дурин, — беззлобно повторила эльфийка. — Сильно испугалась?

— Конечно, нет, — недовольно ответила Сигни. — Ну, может, немного, — добавила она, усмехнувшись. — Слезаем?

— Погоди, — Тауриэль схватила ее за рукав.

Они обе посмотрели вниз. Сначала послышалось лошадиное ржание, потом — голоса.

— Элронд! — прошептала Тауриэль. ­— Идут из Эребора! Давай выше!

Сигни подтянулась и забралась на верхнюю толстую ветвь, и эльфийка последовала за ней.

— Нашли твои стрелы, — тихо сказала Сигни, глядя, как один из эльфов нагнулся над мертвым паучьим телом.

Тауриэль высунулась из-за ствола и прислушалась.

— Знают о нашем побеге, — прошептала она.

Эльфы несколько раз прошлись туда-сюда, пытаясь определить, куда ведут следы.

— У них привал? — спросила Сигни.

Эльфийка кивнула: привал. Это значит, сидеть им на дереве, пока не уйдут.

* * *

Воинов, помимо самого лорда Элронда, было трое — все из стражи Ривенделла. Эльфы разожгли костер и достали провизию.

— Слышишь, что говорят? — Сигни сделала неосторожное движение и едва не свалилась.

— Думают, что мы уже ушли. Это хорошо, — шепнула Тауриэль. — Стой, — она прислушалась. — В Эреборе ждут короля. Убийцу Болдога.

— Ждут?

— До них дошел слух, что внук Нара жив.

Тауриэль приложила палец к губам и стала ловить обрывки разговора. Но зря: эльфы вернулись к обсуждению повседневных дел и общих знакомых. В конце один из стражников задремал. Двое других вместе с лордом занялись оружием и лошадьми.

Время тянулось ужасно медленно.

— Долго они еще будут здесь? — спросила Сигни тихо. — Дай сумку с припасами от Беорна. Есть охота.

— Сиди тише, — шикнула Тауриэль. — Хочешь снова в тюрьму?

— Тогда посмотрю, что сверху, — Сигни осторожно приподнялась.

Она встала ногами на ветку и обхватила ствол, исчезнув наполовину в могучей неопавшей листве. Несколько минут эльфийка смотрела на ноги Сигни и затем последовала примеру спутницы — встала и выглянула из-за кроны.

Сигни смотрела на восток. Солнце лизало ей щеки, забиралось в глаза.

— Эребор, Тури, — прошептала она, облизнув пересохшие губы.

Вдалеке маячила Одинокая гора — гордая, неприступная, залитая красным солнечным светом. Сердце в груди Тауриэль забилось часто-часто — на секунду ей показалось, что эта гора, такая важная для гномов, стала родной и ей.

«Хрюк», — вдруг донеслось снизу.

Дурацкий звук испортил романтику момента. Сигни не удержалась и прыснула.

— Нет, это не эльфы, — Тауриэль закатила глаза, — если ты об этом думаешь.

— Подожди, — Сигни нырнула вниз, и эльфийка сделала то же самое. — Смотри, — она указала пальцем между деревьев.

— Это что, свинья? — удивилась Тауриэль.

— Это Фелак! — радостно прошептала Сигни. — Как он смог убежать так далеко!

— Кто?

— Фе-э-лак, — Сигни издала странный горловой звук. — Боевой хряк Даина!

— Боевой хряк?!

— Какой только идиот его седлал, — Сигни поморщилась. — У него веревка вокруг туловища!

— Ну вот молодец, теперь из-за твоего хряка нас заметят! — буркнула Тауриэль.

— Не заметят, — Сигни отмахнулась. — Фелак, иди сюда! Вот так! Всю жизнь его кормила! Он меня слушается, Тури!

Хряк помотал головой, смахнув снег с серой шерсти, повел носом-пятачком и радостно потрусил к дереву.

— Что ты творишь? ­— громким шепотом спросила Тауриэль.

— Не знаю, как тебе, а мне надоело здесь сидеть! — фыркнула Сигни. — Фелак, вперед!

И она оглушительно свистнула, засунув два пальца в рот.

Хряк встрепенулся, сдвинул уши и бросился к эльфам, разбрызгивая снег и грязь.

Стражи подскочили, замешкались. Элронд натянул тетиву, но не успел выстрелить — Фелак снес его и, схватив за полы одежды, протащил несколько метров по снегу.

Лошади встали на дыбы. Одна дернулась, порвала веревку и умчалась в чащу. Фелак понесся за ней.

Прикрикнув на эльфов, Элронд кое-как обуздал своего жеребца и махнул рукой. Недовольно переговариваясь, эльфы потушили костер, собрали провизию, лошадей и быстро ушли в лес.

Все это время Сигни давилась от смеха, зажав рот рукой.

Тауриэль вздохнула и недовольно покачала головой.

— Да ладно, Тури! — Сигни спустилась по веткам и наконец спрыгнула на землю. — Это, по-твоему, не смешно?

— По-твоему потерять лошадь — смешно? — Тауриэль сурово сдвинула брови.

— Да найдут они свою лошадь! Смотри, еду оставили, — Сигни набила поясную сумку лепешками. — Пошли.

Она снова свистнула. Ветки ближайших деревьев закачались, и Фелак вернулся.

— Вот так, отлично, — Сигни освободила хряка от веревки и поправила седло, — садись, Тури.

— Я не сяду на свинью, — Тауриэль сложила руки на груди.

— Это боевой хряк, я уже говорила, — обиженно повторила Сигни, — и на нем быстрее. И да, его следы похожи на следы дикого зверя, и орки не обратят на них внимания.

— Ладно, — фыркнула Тауриэль. — Просто потому что быстрее.

Она забралась на Фелака и кое-как подогнула ноги.

Сигни запрыгнула перед ней и натянула поводья.

— Давай, Фелак! Домой, в Эребор!

— Отлично, король приедет к своей горе на свинье.

— На боевом хряке.

— Да как скажешь, — усмехнулась Тауриэль, — честно говоря, я думала, ты никогда не смеешься.

— Да ты видела, как он его за подол схватил! — Сигни улыбнулась.

— Сигни, я тоже эльфийка и… это не смешно!

— А эти стражники такие: кто? Где? Почему? — и Сигни снова громко рассмеялась.

Тауриэль пыталась сопротивляться, но не выдержала и тоже улыбнулась.

— У них такие лица были, — она вытерла слезинку в уголке глаз. — будто орочье войско увидели!

— Или голого Трандуила!

— Ну, это чересчур!

— Да нет же, в самый раз!

…Когда умер Кили, Тауриэль сказала себе, что не будет плакать — ни на похоронах, ни после.

Ей даже казалось, что она забыла, как это — вдруг разрыдаться от горя.

И уж точно эльфийка не помнила, каково плакать от смеха.

Это было… приятно.

Дни сменялись ночами — темными, ледяными, как глоток воды из ручья, и горькими, как птичий крик. Грея озябшие ноги у костра, Тауриэль смотрела в небо, полное звезд. По ночам дежурила обычно эльфийка — Сигни спала. Забывалась короткой, беспокойной дремотой, больше похожей на лихорадочный бред, чем отдых. Когда Сигни кричала громче обычного, Тауриэль подходила и укрывала ее плащом.

— Тихо, тихо, — она неловко гладила гномью девчонку по спутанным черным космам. — Тихо… маленькая.

Из темноты на эльфийку смотрели блестящие глаза хряка.

По утрам не разговаривали. Молча обтирали лица снегом, седлали Фелака и шли вперед. Казалось, Сигни стыдно, что она не может нормально спать, что Тауриэль теперь знает все ее слабости и страхи, и она отмалчивалась.

Эребор был так близко. Одинокая гора маячила впереди — казалось, вот она — стоит протянуть руку, пройти еще чуть-чуть, еще тысячу шагов, и окажешься у подножья.

Но дни шли, а гора не приближалась. Она будто издевалась над путниками, показываясь то впереди, то немножко сбоку, хмуро выглядывая из-за деревьев.

Проклятая, проклятая гора, думала Тауриэль.

Ненавистная гора, убившая Кили.

Никчемная гора.

Разве она стоила стольких жизней?

Нет, шептала Тауриэль, свернувшись холодной ночью под плащом, не стоила, не стоила.

Сигни тихонько постанывала, смяв дорожную робу и оказавшись прямо на снегу.

* * *

Однажды утром Тауриэль проснулась резко, будто от сильного толчка. Встала, отряхнула снег с коленок.

Сигни стояла в одной рубашке, поеживаясь от утреннего холода, и смотрела на городские стены впереди и блестящую озерную гладь.

— Озерный город, — произнесла она. Голос был хриплым, простуженным. — Добрались.

— Добрались, — эхом ответила Тауриэль.

— Это, — Сигни незаметно вытерла слезы, — это… мой дом, Тури.

— Добро пожаловать домой, внучка Нара, — усмехнулась эльфийка. — Добро пожаловать домой.

* * *

Правая рука Бильбо задрожала так сильно, что хоббит едва не выронил Оркрист. Он обхватил правое запястье пальцами левой руки, сделал глубокий вдох.

Галлюцинации.

Самое паршивое, что с тобой может случиться в темной погребальной пещере, это, конечно, галлюцинации.

Бильбо набрал в легкие побольше воздуха и замер.

В ушах пульсировала кровь и тревожно билось сердце.

Вдох.

Едва переступая ногами, Бильбо подошел к саркофагу с телом короля, и заставил себя посмотреть на Торина.

Мертвое лицо было суровым и отрешенным.

Показалось.

Бильбо выпустил воздух из легких, вытер взмокший лоб.

— Прощай, Торин, — прохрипел он и, помешкав, провел пальцами по руке гнома.

Просто чтобы убедиться, что это дурацкие галлюцинации.

Теплая.

Скрюченная кисть, недавно держащая меч, не была мертвенно ледяной. Бильбо вскрикнул, отдернул руку.

Затем дотронулся до лба, до щек, до шеи Торина. Теплые, теплые, теплые.

На шее, где-то слева, еле-еле ощущалось сердцебиение.

Торин еще раз вздохнул, не открывая плотно сомкнутых глаз.

Бильбо испуганно сделал шаг назад.

Нет, он не может быть жив.

Если бы Бильбо не был с Торином в момент его смерти, он бы еще поверил.

Поверил, что кто-то ошибся, напутал все на свете, и король просто заснул. Лет сорок назад в Шире говорили об одном хоббите, который на долгие месяцы впадал в странный сон.

Если бы Бильбо не видел, как из короля по капле уходит жизнь, он бы решил, что это магия, колдовство.

Хотя никакая магия не может вернуть мертвого — но вдруг, вдруг! Вдруг для Короля-под-Горой волшебство может сделать исключение.

Но правда была в том, что именно Бильбо закрывал ладонью глубокую рану у Торина на груди.

Чувствовал, как холодеют его пальцы, как взгляд устремляется ввысь, как сердце замедляет ход.

Как оно делает последний, вымученный удар, и рот искривляет смертельная гримаса.

И на похоронах Бильбо касался ледяного лба короля — касался и понимал, что жизнь ушла из его друга и больше никогда не вернется. В тот момент он ощущал очень четко — то, что лежит в саркофаге, пусть и не тронутое гнилью, — уже не его друг Торин Дубощит. Это тело, оболочка, а сам Торин уже давно сражается на невидимых рубежах.

Если бы он не видел, если бы он не знал, он бы поверил тут же — похоронили заживо, ошиблись, перепутали.

Но он видел.

Торин вдохнул еще раз, на этот раз громче, словно ему не хватало воздуха.

— Торин? — тихо спросил Бильбо, подойдя ближе. — Торин, ты меня слышишь?

Гном не ответил. Бильбо снова схватил Торина за запястье, прижал к нему пальцы.

Через кожу пробивались еле слышные, еле заметные удары сердца.

— Торин! — крикнул Бильбо громче и слегка тряхнул короля за плечи. — Торин, очнись!

Король не пошевелился.

Вдруг камень, закрывающий погребальную пещеру, задрожал. Снаружи послышались крики и лязг оружия.

— Давай же, Торин, — почти взмолился Бильбо. — Ты нам нужен! Очень нужен!

Но король молчал. Меч в руках Бильбо сверкнул синим.

* * *

— Мы пойдем дальше, в Дейл, — сказала Тауриэль, проходя мимо городских ворот Озерного города.

— Почему? — хрипло спросила Сигни, потерев кулаком воспаленные глаза.

Фелак трусил за ними, как преданная собачонка.

— Король Бард сейчас в Дейле. Нам надо с ним увидеться. Он должен знать, что в Эреборе появился новый правитель.

— Он не раскроет меня? — безучастно поинтересовалась Сигни.

— Именно за этим мы и идем в Дейл. Достанем тебе другую одежду.

Сигни кивнула. Дейл — так Дейл.

Все это время она думала, хорошо ли поступает. Правильно ли обманывать гномов, подсовывая им вместо настоящего правителя суррогат — девчонку, которая немного умеет махать топором?

Как отнесутся к ней братья, когда обо всем догадаются?

«Ты Сигни из рода Дурина, внучка Нара, племянница Даина, — шептала она, как молитву Махалу, — ты законная наследница трона, и ты убьешь тех, кто виноват в смерти твоей семьи».

Иногда это помогало, но чаще — не очень.

Когда подобрались к Дейлу, небо уже затянуло сумерками. Сигни с удивлением смотрела на городские стены. Из-за них торчали деревянные уродцы-дома — покосившиеся, еще не отстроенные. Несколько успели привести в порядок. У городских ворот дежурили двое мечников.

Левый, щербатый, чуть заметно кивнул Тауриэль, и ворота со скрипом открылись.

— Славный город Дейл открыт и эльфам, и гномам. Куда держите путь, леди?

Сигни вздрогнула, но быстро поняла, что он обращается только к Тауриэль.

— Я не леди, — быстро сказала эльфийка и осеклась. — Идем к вашему королю.

— Назначено? — рявкнул второй стражник.

— О, думаю, король Бард примет нас в любом случае, — Тауриэль коротко улыбнулась, показывая, что разговор закончен.

Тяжелые деревянные ворота наконец открылись, и Сигни увидела абсолютно пустую дорогу, присыпанную мелким камнем.

— А где люди? — шепотом спросила она.

— Так похороны вчера были, — протянул левый стражник, — те, кто выжили, оплакивают погибших.

— У короля Барда погибла возлюбленная, — буркнул второй. — Он в скорби. Не до встреч ему.

— Возлюбленная? — вздрогнула Тауриэль. — Он же один… с детьми.

— После Битвы встретил женщину из местных, — стражник пожал плечами, — только и ее орки убили.

Сигни покрепче схватила топор и прошла вперед по пустой дороге мимо покосившихся домов. У крайнего справа, самого разваленного, протяжно скрипнула дверь, и Сигни вздрогнула.

Она видела людей всего два раза в жизни — когда в далекие Железные холмы заглядывали бродячие торговцы.

Гунвор часто рассказывала про людей — что воины они, может, и неплохие, но гномы выносливее во сто крат, и оружие делают получше.

Тауриэль прошла в город вслед за Сигни, и ворота закрылись со скрипом.

Они сделали дюжину шагов по пустой дороге, затем свернули у полуразрушенной таверны, и вышли к новенькому каменному дому с большими окнами.

— Королевский дворец, — прошептала Тауриэль.

Сигни удивленно повела плечами — разве это дворец? Дворец должен быть большим, хотя бы как Ривенделл. А это… ну просто дом. Дом как дом. Заметив ее разочарование, эльфийка усмехнулась:

— Во время Битвы Дейл разрушили почти до основания. Какая тут роскошь.

Они привязали Фелака у крыльца, дернули тяжелый медный замок-кольцо и, не дождавшись ответа, прошли внутрь. Пахнуло деревом и табаком. Комната была совсем простая — разве что пол устлан длинными светлыми досками.

В углу комнаты сидел человек. Спина сгорблена, плечи опущены, длинные волосы падают на лицо, но даже так в нем чувствовалась стать и сила.

Сигни заметила, что он молод и даже, если присмотреться, хорош собой.

Тауриэль сделала два шага вперед и склонила голову в приветствии. Сигни это понравилось: она не приседала в подобострастном поклоне и не падала ниц. Относиться к правителю как к равному — что ж, вполне в духе гномов.

— Бард, — произнесла она негромко. — Бард Лучник. Король Бард. Сокрушитель дракона. Не думала, что увижу тебя снова.

Человек поднял глаза с воспаленными красными белками. Его цепкий взгляд задержался на эльфийке и скользнул по Сигни.

— Какая честь, — сказал он и поднялся.

По голосу было непонятно, честь это для него или нет.

Он медленно подошел. Сигни сразу поняла, что перед ней не просто король, а воин — все в нем выдавало воина: и четкая, уверенная походка, и острый взгляд, и напряженные жилистые руки, и спина — такая прямая, будто к ней привязали палку.

— Ты изменился, — прошептала Тауриэль и прикусила губу.

— Ты тоже.

Взяв руку эльфийки, король приложил к ней лоб. Сигни все пыталась понять: они друзья или нет? Хорошо ли они знакомы? Что их связывает? На самом деле ответ был прост — друзьями они явно не были, но общая битва и общие смерти связывают покрепче дружеских уз.

— Кто это? — король Бард бросил быстрый взгляд на Сигни и, не дожидаясь ответа, сказал, — Я знаю. Можешь не отвечать.

— Да неужели, — Сигни сковырнула ранку на подбородке, и лицо тут же заныло.

— Убийца Болдога. Тот, кого ищут орки, — Бард сощурился. — Что тебе нужно в Дейле?

— Я иду в Эребор, — храбро заявила Сигни. — Чтобы…

— Чтобы занять престол, который тебе не принадлежит! — рявкнул Бард, и Сигни ощутила у горла холод меча.

В глазах эльфийки застыла молчаливая просьба: не дергайся. Только не дергайся.

— Неправда, — хрипнула Сигни, отвечая на резкий взгляд Барда и нащупывая рукоятку топора под длинным плащом.

— Эребору нужен правитель, — вкрадчиво произнесла Тауриэль. — Ты знаешь не хуже меня.

— Не знаю, — Бард крепче схватил оружие, и Сигни почувствовала, как по шее стекает маленькая капелька крови. — Мы выиграли битву, и орки снова пришли в мой город. Пока рядом будут гномы и их короли, мы не будем в безопасности.

— Я уже здесь, — прошептала Сигни, — и вы уже не в безопасности.

— Ты хочешь, чтобы я признал нового короля? — не убирая меча, Бард перевел взгляд на Тауриэль. — Я не буду этого делать. Признать короля гномов — значит снова ввязаться в войну. Признать короля гномов, — он шумно выдохнул, — значит навсегда потерять расположение эльфов. Я уже один раз поверил гномьему королю. Битва многому научила меня, Тауриэль. Ты думаешь, никто не знает о вашем побеге? Думаешь, слухи о вас не дошли до Дейла?

— Бард… Король Бард, — начала Тауриэль и осеклась.

— Уходите из моего города, — резко бросил король, — и не приближайтесь к Эребору. Где ты, — он снова чуть заметно надавил мечом на шею Сигни, — там орки. Я больше не буду рисковать своими людьми.

Вдруг раздался протяжный гудок — Сигни показалось, что он был таким громким, что стены дома дрогнули.

— Тревога, — шепнула эльфийка.

— Орки! Орки у городских стен! — послышалось снаружи.

— Убери свой меч, король Бард, — скривилась Сигни. — Ты опоздал.

* * *

— Закрыть ворота! Закрыть ворота!

Тревожный звук послышался снова, и снаружи закричали.

— Подождите!

Не помня себя, Сигни вылетела из дома, пробежала по пустой дороге к воротам и оттолкнула обоих стражников.

— Вот сейчас закрывай! — крикнула она, оказавшись снаружи.

— Снова делаешь глупости?

Сигни вздрогнула. Рядом с ней стояла Тауриэль с луком наготове. В панике Сигни даже не заметила, что эльфийка побежала за ней.

Сначала Сигни увидела длинные тени, под закатным солнцем казавшиеся просто огромными. Увидела — и начала считать. Одна, две, три, четыре, пять.

Десять. Двенадцать.

Двадцать пять.

Земля под ногами немного вздрогнула, словно рядом проскакало стало жеребцов.

Сигни наконец подняла глаза — и оцепенела.

Взгляд напротив обездвиживал и внушал почти животный страх. Бежать, бежать, думала Сигни, и почему-то продолжала стоять, сжимая дрожащими руками топор.

Тот, кто был напротив, пришел за ней.

— Убийца брата, — прошипел орк. — Убийца брата. Будет убит.

— Луг, — выдохнула Сигни, и в тот же момент на нее обрушился мощный удар дубины.

Перед глазами потемнело. Сигни отлетела в сторону, ударившись затылком о промерзшую землю.

— Я задержу остальных! — крикнула Тауриэль.

Сигни приподнялась на локтях и, превозмогая страх, посмотрела Лугу в глаза.

Зря.

В два шага орк настиг свою жертву и ударил еще раз — Сигни едва успела откатиться и махнуть топором по воздуху.

Вставай, почему ты лежишь.

Вставай, что, разве это первый орк, которого ты видишь?

Сигни встала, и топор лязгнул, попав на один из шипов орочьей дубины.

Сигни сразу поняла, Луг был не просто орком.

Он был больше.

Он был быстрее.

И он, в отличие от Болдога, не терял бдительность.

Сигни попыталась ударить орка в грудь, но споткнулась на камне.

Удар дубины, и топор выскочил из ее рук и упал далеко в траве.

Сигни поползла к городской стене спиной — уже зная, как умрет.

Смерть без оружия — паршивая, трусливая смерть.

Один удар дубины, и ее кровь будут долго отмывать жители Дейла от городских ворот.

Перед глазами Сигни плясали черные мушки.

* * *

— Дядя Даин, почему она все время пялится, когда я тренируюсь?

Скафти обиженно надувает губы.

— А ну-ка! — Даин отвешивает племяннику подзатыльник. — Держи оружие крепче! Пусть смотрит — тебе-то что!

— Он оставил мне меч! — кричит Скафти, показывая Сигни язык. ­— А тебе только топор! Глупый топор! Таким только кур убивать!

* * *

— Эй, Сигни, не взял тебя замуж Торин Дубощит? — Наин кривит пухлые губы, перемазанные в свином жиру. — Это потому что ты ходишь в мужских тряпках!

Ходишь в мужских тряпках…

Торин Дубощит. Скафти. Даин.

Сигни приоткрыла глаза — голова кружилась.

Вдруг в траве что-то блеснуло синим.

Показалось.

Или нет?

Меч.

Откуда меч за городской стеной?

Сигни схватилась за рукоятку и, встав на колени, подняла оружие над головой.

Лезвие соприкоснулось с дубиной.

В глазах Луга, налитых кровью, мелькнуло замешательство и что-то, похожее на страх.

Сигни поднялась и ударила орка в грудь.

Хлынула черная кровь.

Орк опустил дубину, отошел, покачиваясь, на два шага, оглядел поле битвы. И бросился бежать, закрывая кровоточащую рану на груди.

Сигни выдохнула и сползла по стене.

Вокруг валялись мертвые орки. Большинство были застрелены из лука.

Сигни подняла глаза вверх и увидела лучников. Король Бард стоял на дозорной башне, опустив оружие.

— Ты как? — рядом послышался голос Тауриэль. — Идти можешь? Вот твой топор.

— Ты ранена.

— Ерунда, — эльфийка зажала рукой глубокую рану на предплечье.

— Это… — Сигни бросила удивленный взгляд на меч, который все еще держала в руках. Синим он больше не горел.

— Я знаю, — прошептала Тауриэль.

— Оркрист, — сказали они хором.

— Но откуда? — Тауриэль помогла Сигни подняться.

— Не знаю. Он лежал здесь, в траве, у городской стены, — она бросила взгляд на место, где нашла меч. — Погоди. Тут подкоп! Тури, тут подкоп!

— Тихо, на нас смотрят, — эльфийка схватила Сигни за локоть. — Не говори никому ничего. Пока не выясним, что тут происходит.

— Это меч Торина! Меч короля, Тури! — восторженно шептала Сигни, сжимая в одной руке Оркрист, а в другой — свой топор. — Я чувствовала… как дух Торина… помогает мне… победить.

— Меч Торина, — повторила эльфийка. — Конечно.

«Меч, с которым похоронили Торина, если точнее».

— Так, так, — Трандуил прошелся по залитым солнцем королевским покоям.

Еще вчера он отбыл в свой дворец, а уже сегодня принесли письмо от Леголаса.

— Желаете отправить ответ, владыка? — слуга, доставивший письмо, замер у входа.

Кажется, несчастный эльф стоял уже целую вечность — все это время Трандуил мерил шагами комнату.

Король еще раз бросил взгляд на письмо сына. Подержал в руках рассыпающиеся от времени гномьи записи и бережно положил их на резную столешницу.

— Сколько Леголасу еще нужно времени? — спросил он резко.

— Не больше суток, владыка, — растерянно прошептал слуга. — Пещер на всех не хватает, а земля промерзла.

— Да, — сказал Трандуил куда-то в пустоту. — Разумеется. Передай, что пусть сразу отправляется в Эребор. Мы встанем лагерем со стороны Озерного города. Зайди ко мне перед отъездом, я передам ответ.

— Да, владыка.

Когда слуга удалился, Трандуил провел пальцем по свиткам, которые Леголас прислал из Железных холмов.

«Ари, единственная дочь Нара, умерла ночью родами. Сына назвали Скафти, дочь — Сигни».

«Могилу доблестного Нара вскрыли. По завету, старшему близнецу отдали эльфийский меч Бальмунг, младшей — дедов топор».

«Я нашел мертвого мальчика, — писал Леголас, — в руках его был меч эльфийской работы. Голова Даина, Короля-под-Горой, лежала подле него. Здесь все мертвы, отец, все до одного, и мы потратили некоторое время, чтобы соотнести количество убитых с записями. Среди мертвых нет только девушки — названой племянницы короля. Мы обыскали все подземелье и пещеры, но тела ее так и не увидели».

* * *

Сигни приоткрыла глаза. В комнате, где она лежала, было полутемно — день клонился к сумеркам. Боль разливалась по телу, несильная, ноющая. Сигни знала, что завтра она пройдет — всегда проходит, по-другому и быть не может, но сейчас ныло все — от пяток до макушки.

Сигни не сразу поняла, что вместо ее лохмотья на ней чистая рубашка, а все раны аккуратно перебинтованы. Она беспокойно ощупала себя, дотронувшись до выступающей под рубашкой груди. Кто о ней позаботился — Тауриэль?

— И как тебя зовут?

От тихого голоса Сигни подпрыгнула на кровати, спровоцировав новый болевой приступ.

Она всмотрелась в темноту — в углу незнакомой комнаты четко вырисовывался силуэт. Девушка. Сумерки скрывали ее лицо, но Сигни видела длинные волосы — светлые, кажется, — струящиеся по плечам, длинный подол платья и скрещенные на коленях руки.

— Скафти, внук Нара, племянник… — Сигни прохрипела, стараясь, чтобы голос казался мужским. Получилось глуповато. — Где… где мое оружие?

— Племянник Даина из рода Дурина, — закончила девушка, и ее голос прозвучал насмешливо. — Все в порядке с твоим оружием. Нет, как тебя зовут на самом деле?

— Скафти, — Сигни насупилась.

— Это мужское имя, — отрезала девушка, — насколько мне известно.

Сигни вздрогнула и промолчала. Время тянулось слишком тягостно.

— А что ты ждала, — наконец протянула девушка, — ты слишком вымоталась после битвы с орками и упала прямо на улице. Я забинтовала раны.

— Сколько я спала? — прошептала Сигни.

— Пару часов, — незнакомка дернула плечами.

— Так…

— Никто не знает, — протянула девушка, — кроме меня. Отец не видел. Да никто не видел — только я и твоя подруга-эльфийка. Можешь не бояться. Так как тебя зовут?

— Сигни…. Меня зовут Сигни.

Собственное имя звучало непривычно — казалось, Сигни забыла, как его произносить. Кто такая эта Сигни? Она вообще существует?

— А меня ­— Сигрид, — голос девчонки стал веселым. — У нас похожи имена. Тебя когда-нибудь называли Сиги?

— Нет… Никогда…

— А меня так называла мама. Вообще я не помню, — она смутилась. — Кажется.

— Ясно, — Сигни обхватила ноющую голову.

Ей хотелось добавить что-то про свою маму — интересно, как бы она называла их со Скафти, будь жива? Говорят, она пела и танцевала. Если бы она была жива, Сигни умела бы играть на арфе лучше, чем метать ножи.

— Даже не спросишь, кто я? — Сигрид хмыкнула.

— Хорошо… Кто ты?

— Дочь короля Барда. Видишь, мы с тобой обе королевских кровей.

— Я нет, — буркнула Сигни, — не королевских. Так что, расскажешь обо мне отцу?

— Не расскажу, — сказала Сигрид, намотав на палец светлый локон. — Не нужно ему рассказывать.

— Почему?

— Когда орки пришли в наш город, — горячо ­зашептала дочь Барда, — всех женщин закрыли в опустевших домах. Мы отпугивали врагов вилами и кочергами. Мы хотели себя защитить. Если ты в мужской одежде… Значит, есть причина. Ты храбро дралась. Ты не пустила орков за городскую стену.

— Есть причина, — повторила Сигни эхом, — есть причина…

— Можешь встать? — Сигрид подошла ближе и подоткнула подушку. — Отец ждет внизу. Он хотел бы с тобой поговорить.

* * *

Сигни тяжело оперлась на дверной косяк и посмотрела исподлобья на Барда. Тауриэль была здесь же — стояла сзади. Сигни казалось, это на случай, если ей приспичит снова упасть в обморок.

Поверх рубашки она накинула тяжелый плащ, но сапоги надевать не стала — ноги после долгого пути чудовищно распухли. Сигни только сейчас обратила внимание, что у нее до смешного маленький размер ноги — посмотришь на босые ступни и сразу обо всем догадаешься.

На ее удачу, король Бард не обращал на ступни никакого внимания. Он смотрел Сигни прямо в глаза.

— Я ценю твою храбрость, гном, — сказал он. — Твою — и Тауриэль. Вы пошли на верную смерть, чтобы не дать оркам войти в город. Я в долгу.

— Ты знаешь, что мне нужно, — хрипло ответила Сигни, — Пусти меня в Эребор. И признай как короля.

Сигни и сама удивилась, откуда в ней столько наглости. «Пусти меня в Эребор» — да разве она могла сказать такое раньше! Так бы сказал Скафти, не она.

— С каких это пор, ­— Бард улыбнулся, — королю гномов нужны чье-то одобрение? Твой предшественник в моем признании не нуждался.

— Я не Торин Дубощит, — голос Сигни дрогнул, — и мне нужно твое признание. По лесам бродят орки, и гномам одним не справиться.

— Ты не Торин Дубощит, — повторил король. — И, тем не менее, у тебя его меч. Тот самый, что я сам вложил в его сомкнутые руки перед тем, как пещеру завалили камнем! Как ты это можешь объяснить?

— Нет, король Бард, — Сигни кашлянула, — это ты объясни. Ты видел нас до нападения. Был у меня меч? Его не так-то просто спрятать, разве нет? Может, это не я прячу меч, а кто-то из твоих людей прячет тело Торина Дубощита?

— Мы проверяли дома много раз. Тела Торина здесь нет, — отрезал Бард.

— Так проверьте еще раз! — скривилась Сигни. — А то может у вас и Аркенстон где-нибудь валяется без дела! Она повернулась и гордо пошлепала босыми ногами на второй этаж. Оставшись одна в комнате, Сигни стянула тяжелый плащ и рухнула на кровать.

Дверь скрипнула -Тауриэль.

— Что я вижу, — она хитро улыбнулась, — девчонка, которая еще несколько часов назад не была уверена в том, что делает, — эта девчонка указывает королю, что делать! И он даже не смеет ей перечить! Неплохо. Нам нужны союзники, и теперь Барду придется пойти на это.

— Тури, где мое оружие?

— Под кроватью. Я спрятала, чтобы никто не трогал.

Сигни спрыгнула и, пошарив рукой в темноте, вытащила сначала топор, а затем меч. Сунула топор под перину у изголовья и, улегшись поперек кровати, вытянула руку с мечом. Тауриэль зажгла пару свечей, и Сигни завороженно смотрела, как переливается лезвие.

— Если бы я знала, — прошетала Сигни, — что когда-нибудь буду держать Оркрист… Раньше я бы подумала, что не посмею даже его коснуться. Но сейчас все по-другому, Тури.

— Что именно по-другому?

— Не знаю. Будто он дает мне силы. Будто бы… Торин смотрит и… протягивает мне руку помощи. Может, это знак, Тури? Меч за городской стеной — знак, что мы все делаем правильно?

— Я не знаю, что тебя связывает с Торином Дубощитом, — помолчав, произнесла Тауриэль. Она сидела в углу и рисовала круги на пыльном полу. — Но я думаю, он был бы не против такого короля, как ты.

— Нас ничего не связывает.

— Ты все время о нем говоришь, — эльфийка усмехнулась. — И считаешь, что виновата в его смерти. Разумеется, вас ничего не связывает.

Щеки Сигни вспыхнули — хорошо, что в темноте не видно.

Привстав на кровати, она принялась рассматривать профиль Тауриэль. О Махал — рассказывать эльфийке свои тайны, будто они закадычные друзья! Сигни так и не смогла ответить на вопрос, почему Тауриэль во всем ей помогала. Но в конце концов — какая разница.

— Слушай, — Сигни сильнее сжала рукоять Оркриста. — Ты не поверишь, но среди гномов я считалась красавицей. И однажды они решили, что такая красавица должна достаться только королю. Напялили дурацкое платье, дали арфу и выпустили, как зверька, перед Торином и другими гномами. Говорили, он увидит меня — и сразу возьмет в жены. Потому что красивая.

— А ты?

— А я… — Сигни вздохнула. — Спряталась под плащом с капюшоном, поставила арфу и давай ножи метать — прямо между струн пролетали. Он мое лицо так и не увидел.

— Не хотела замуж?

— Нет, — Сигни помотала головой, — ни за что бы не пошла. Тури, понимаешь, я им восхищалась! Я хотела быть, как он! Он был моим героем! Я хотела быть в его армии, а не ждать его в королевских покоях, примеряя наряды! Почему они решили, что я должна быть его женой?

— Может, потому что так принято?

— Принято, — вздохнула Сигни, — но ведь он меня не любил! А я его! И вот теперь… Лучше бы я согласилась! Если бы я согласилась, он был бы жив!

— Не много ли ты на себя берешь? — Тауриэль кашлянула.

— Я постоянно думаю об этом, Тури, — Сигни опустила руку и аккуратно положила меч на постель, — с того самого дня, как узнала о его смерти. Почему я не повела себя, как любая нормальная девушка? Представляешь, все говорят, что ты красивая и можешь понравиться королю! Ведь другая была бы счастлива!

— И что бы это изменило?

— Не знаю, — вкрадчиво проговорила Сигни, — но я думаю, что если бы я не напялила тот плащ, не метала бы ножи, а сделала, как они хотят — вышла бы в ужасном платье… сыграла бы на арфе… Он бы увидел меня… И знаешь, может, я бы ему и правда понравилась! И я бы стала его женой.

— И он бы ушел покорять Эребор и был бы мертв!

— Я бы забрала Гунвор, Ове и Скафти в Синие горы, и они бы не умерли, — сказала Сигни. — И я бы сделала все, чтобы пойти с Торином в Эребор и уберечь его от смерти. А даже если бы он умер… Я бы родила наследника, и род Дурина бы не пал навсегда. Будь я рядом с Торином — я бы все исправила.

Тауриэль долго молчала. Ей хотелось сказать, что не стоит гадать о том, чего уже никогда не случиться. И еще — что Сигни и правда красивая — в те редкие моменты, когда ее лицо не похоже на распухший блин в кровоподтеках. И что она сама тоже постоянно думает, что было бы, если… Если бы она не стала разговаривать с Кили. Если бы он не хотел ее спасти… Вместо этого она только покачала головой.

— Все было бы только хуже, Сигни, — сказала она твердо, — ты была бы юной вдовой, оплакивающей погибшего мужа. Вот и все.

— Спасибо, Тури, — по голосу было заметно, что Сигни улыбается. — Мне легче. Правда, легче.

— Спи, — усмехнулась эльфийка. — Завтра пойдем в Эребор. Пусть все посмотрят на нового короля.

Сначала было темно и глухо — так глухо и так темно, как бывает только в могиле.

Потом послышался первый звук — одичалый вой лесного ветра.

Потом тьма расступилась, и в глаза — Торин не понял, когда и как успел их открыть — ударил резкий свет.

А потом послышался голос.

«Чего ты хочешь, Король-под-Горой?».

Торин стоял, вглядываясь то ли в расщелину, то ли просто в узкое пятно, откуда шли голос и свет.

Босые ноги пригвоздило к земле, руки плетьми висели вдоль тела, в груди, где недавно жгло и резало, теперь все молчало.

«Чего же ты хочешь, Король?», — повторил голос, на этот раз настойчивее и громче.

Тьма рассеялась совсем, Торин неуверенно шагнул к свету.

Ноги подкосились, он бухнулся на колени и зарыдал.

Вдали, будто вырезанный из тонкой коры, проступил силуэт Великого Кузнеца.

Теперь Торину казалось: он слышит ритмичные удары молота о наковальню и то, как где-то вдалеке поет нестройный хор гномов, возвращающихся с войны в родные края.

Все кончилось, думал Торин, и на удивление не испытывал на этот счет никакого беспокойства.

Все кончилось.

«Почему же ты молчишь? — проговорил Великий Кузнец. — Ты славно сражался, Король-под-Горой. И ты заслужил право на желание. Так чего же ты хочешь?».

Воспоминание о последней битве полоснуло Торина, как острый меч.

Азог, смерть Фили, Бильбо… Орлы прилетели — это значит, битва закончена?

«Что произошло? Все кончилось — но как?», — подумал Торин.

«Не нужно беспокоиться о делах живых, — прозвучал издалека голос Кузнеца. — Ты больше не их король».

Торин поднялся с колен. Посмотрел внимательно на свои руки, которые выглядели так же, как и при жизни. Только на пальцах — ни одного королевского перстня. Ощупал рубашку в поисках Оркриста — не нашел.

«Назови мне свое желание, — снова потребовал Кузнец. — Какую награду желает сын Траина за верное служение? За храбрые битвы? За славные победы?».

Торин задумался. Каждый гном еще с младых лет знает, что он скажет Махалу, если тот спросит про одно-единственное желание, но Торин никогда не хотел об этом думать.

Ему не нравилось просить — пусть даже у Великого Кузнеца.

Торин снова вспомнил, как его бросает то в жар, то в холод от драконьей горячки, как в глазах мелькают изумруды и алмазы, как падает мертвый Фили, и испытал к себе чудовищное отвращение.

— Я недостоин желания, — ответил Торин, щуря глаза от света. — Я не заслужил твоей милости, великий Махал.

— Гордец! Смерть ничему тебя не научила! — рыкнул Кузнец, и Торина обдало жаром.

Король-под-Горой разозлился. Что значит — не научила?! Его, считающего себя недостойным, снова обвиняют в гордости?

— Ты не прав, великий Махал, — произнес Торин. — Я не считаю себя достойным твоей милости, потому что страсть к богатству закрыла мне глаза на происходящее. Племянник и соратники погибли, и в этом моя вина. Я не был лучшим королем для них.

— Да как ты смеешь! — казалось, голос Кузнеца заполнил все пространство. — Я назвал тебя храбрым воином и подарил тебе возможность пожелать своим близким благополучия! И как ты обошелся с моим даром! Ни один гном до тебя не позволял себе такой дерзости!

— Это не дерзость, а правда, — раздраженно ответил Торин. — Я не хотел обидеть тебя, великий Махал, но не я ли повел гномов на смерть? Не я ли виновен в этой войне?

— Лицемер! — рявкнул Кузнец. — Думаешь, мне неизвестны твои пороки, Торин Дубощит? Думаешь, не знаю я, как ты любишь славу и золото? Думаешь, не ведаю, что к Эребору тебя манил не зов отчего дома, а блеск изумрудов? Думаешь, это укрылось от меня? Я же хотел наградить тебя за храбрость и доброту, а не наказывать за алчность и безрассудство!

— Это верно, я и так уже достаточно наказан, — процедил Торин сквозь зубы. — Я мертв! Мои братья легли на поле боя!

— Ты умер, как герой, в битве с врагом. Это ли не великая награда для воина? Что же, Торин Дубощит, раз ты не готов придумывать желание, я придумаю тебе его сам. Любишь славу и золото? Так получай же их обратно!

— Хорошее у тебя наказание! — рассмеялся Торин. — Оно мне по душе!

— Кровь их на руках твоих будет, Торин Дубощит. Пока не искупишь вину свою, пока не принесешь себя в жертву, будут руки и меч твой в крови.

Теперь смеялся уже Кузнец — колючим и ледяным смехом. Свет пропал. Тьма наползла со всех сторон, схватила Торина за ступни, пригвоздила к земле.

Он хотел закричать, но не смог.

Хотел вырваться, но силы покинули его.

Хотел вдохнуть, но подавился черным воздухом, упал на спину и провалился во тьму.

* * *

Сигни проснулась рано, еще до рассвета. Лежала и смотрела в потолок, пока солнечные лучи не стали щекотать ноздри и глаза.

Тауриэль спала на соседней кровати — под тонкой простыней было видно, как грудь эльфийки медленно поднимается в такт дыханию.

Рыжие, разметавшиеся по подушке волосы блестели на солнце.

Сигни ощупала свое опухшее лицо, посмотрела на руки — грязь под ногтями, вздутые вены, красная, неровно загоревшая кожа.

Раньше бы она только усмехнулась — но сейчас почему-то все время хотелось сравнить себя с Тауриэль.

Какая же она красивая. Сигни корила себя за вчерашнюю откровенность, за то, что рассказала о случае с арфой и плащом. Ей бы хотелось, чтобы Тауриэль тоже что-нибудь рассказала в ответ — что-нибудь личное — но эльфийка не спешила открывать тайны.

— Тури, — тихонько позвала Сигни. — Спишь?

Тауриэль тут же открыла глаза.

— Нет, — ответила она. — Как настроение?

— Странное, — призналась Сигни. — Не могу представить, как мы пойдем в Эребор. Как я… назову себя Королем-под-горой.

В дверь постучали. Сигни поспешно натянула одеяло до подбородка.

— Это я, — в узкую щелку сначала пролезла худенькая рука, а потом и вся Сигрид. — Можно зайти?

— Ты уже зашла, — пробурчала Сигни, поднимаясь. — Чего?

— Я принесла тебе одежду.

— У меня есть одежда.

— Нет, настоящую мужскую одежду.

Сигрид открыла дверь пошире и затащила в комнату холщовый мешок. Тауриэль привстала и принялась вытаскивать то, что лежало сверху — нижнюю мужскую рубашку, портянки, штаны.

«Неплохо», — подумала Сигни.

— Это одежда брата, которую он не носит, — говорила Сигрид, вынимая из мешка стеганый тулуп с меховой оторочкой и кожаным ремнем и высокие сапоги.

— Спасибо, — Сигни нашла в себе силы улыбнуться.

— Не совсем так, как носят гномы, но хотя бы на смех не поднимут, -дочка Барда вытащила из мешка два широких бинта для ног. — Идите на задний двор, пока никто не проснулся. Помоетесь. Я приготовила воду.

…Сигни стояла босыми ногами на снегу. Тауриэль поливала ее горячей водой из ковша. Было жарко и холодно одновременно — странное чувство. Снег стал серым от грязи.

Стоять перед Тауриэль нагой было немного стыдно. Сначала Сигни помогла помыться эльфийке — и специально отвернулась. Многодневный изнуряющий поход, казалось, сделал ее только сильнее.

Тауриэль была гибкой, гладкой, как ветка ивы.

Сигни смотрела на свои разбитые ноги, впалый живот, чувствовала, как горит под мыльной водой каждая царапина.

— Хотела бы я быть, как ты, — выпалила она, поглядывая на Тауриэль.

— В смысле?

— Мы столько прошли, — Сигни выдохнула, и у меня почти нет сил. Ноги опухли. Лицо фиолетового цвета. Я жутко устала. А ты… Ты будто спала все эти дни в кровати, а не на снегу.

— Потому что эльфы великолепны во всем, — усмехнулась Тауриэль. — Ты еще не поняла?

— Шутишь?

— Ну да.

Тауриэль отвернулась, чтобы не разрыдаться. Сигни стояла перед ней голышом — Тауриэль видела, что царапины у нее на спине и на животе почти затянулись.

Под тонкой кожей видны сухие мышцы и линии вен. Синяки. Растрепанные волосы. Обломанные ногти.

Сигни не нужно было быть бессмертной, чтобы дойти до Эребора.

В отличие от Тауриэль. Ей хотелось быть, как Сигни.

Хотелось, чтобы царапины не затягивались через несколько часов, а оставались напоминанием о скоротечности жизни.

Хотелось не сидеть чинно на эльфийских приемах, а распивать брагу в гномьих подземельях. Как же весело у них там, наверное.

Жизнь и смерть — все вовремя.

— Тури, — Сигни недовольно брызнула в эльфийку водой. — Пошли. Чего застыла?

— Пошли, — ответила Тауриэль, убирая ковш и подавая Сигни баранью шкуру, в которую можно было замотаться.

Когда они вернулись в комнату, солнце уже жарило вовсю. Дом наполнялся звуками и шорохами.

Сигни спрятала грудь под плотным бинтом, влезла в мужскую рубашку, намотала на ступни портянки и сунула распухшие ноги в сапоги.

— Ну, готова, — сказала Тури, подавая Оркрист и топор.

Сигрид застегнула кожаный ремень и перевязала волосы Сигни жгутом на затылке.

Сигни испуганно глянула в мутное зеркало. Кто там — с другой стороны?

На нее смотрел кто-то незнакомый. Юноша или девушка? Кто же его разберет.

— На кого я похожа? — спросила она растерянно. — Вы думаете, гномы примут меня за парня?

— Во-первых, хорошо, что у тебя простуженный голос, — деловито заявила Сигрид. — Лучше не выздоравливай, а то точно начнешь пищать, как девчонка.

— Ну спасибо на добром слове.

— Во-вторых, — дочка Барда покачала головой, — тебе не хватает бороды. Ну, или хотя бы щетины.

— И где мне взять бороду? Приклеить?

— Погоди-ка, — улыбнулась Тауриэль и вытащила из-под кровати дорожную сумку, — ты же взяла с собой отрезанные волосы! Мы так и таскаем их всю дорогу.

— Великолепно! — дочка Барда хлопнула в ладоши. — Я схожу за медовым клеем. Такую щетину сделаем — не отличишь!

Через минуту Сигни насильно усадили на табуретку, и Сигрид намазала ей лицо чем-то сладким и липким. Тауриэль отрубила от косы пару дюймов.

— А теперь просто налепи их на лицо! — сказала она, посмеиваясь и передавая Сигни кучку коротких волосков.

Она приняла их, подержала в кулаке и щедро размазала по щекам. Лицо тут же изменилось.

— Я похожа на Скафти, — сказала Сигни, — У него не росла борода. Но возможно… Когда бы он стал старше, у него бы появилась такая щетина. Если бы он стал старше. Извините.

Она вытерла кулаком влажные глаза.

— Пора, — Тауриэль ласково похлопала Сигни по плечу. — Люди Барда любезно запрягли нашу свинью.

— Боевого хряка, — ответила Сигни почти машинально.

— Свинью, — пожала плечами Тауриэль. — Король приедет к Эребору на свинье.

— На боевом хряке, — усмехнулась Сигни.

— Она знала: Тауриэль шутит, чтобы прогнать дурные мысли Сигни, развеселить ее, заставить забыть хотя бы на какое-то время о смерти Скафти. И у нее получается. Это, кажется, называется дружбой.

Сигни еще раз посмотрела на себя в зеркало. Лезвие Оркриста приятно поблескивало.

«Я знаю, Торин, — подумала Сигни, — что ты послал мне этот меч. Ты смотришь на меня сверху. И я за тебя отомщу. За всех нас».

— Поехали, Тури, — сказала Сигни. — Я готова.

* * *

Тауриэль увидела толпу сразу же, как они выехали из города. Люди быстрым шагом шли к горе, кто-то даже переходил на бег, и отовсюду слышался таинственный шепот.

«Я видел его, говорю вам, видел!».

«Он стоит там, у ворот Эребора!»

«Он живой!»

«А это точно он?»

«Смотрите, это убийца Болдога!»

«Законный наследник трона!»

— О чем они говорят? — тревожно спросила Сигни. — Почему на нас так косо смотрят?

— Не знаю, — призналась Тауриэль. — Но лучше нам оказаться у ворот Эребора как можно скорее.

Чувство страха поселилось в сердце эльфийки и сдавило его клешнями.

Чем ближе была гора, тем больше становилась толпа. Люди, гномы, даже эльфы — все вперемешку. Они забирались друг другу на плечи, расталкивали соседей — лишь бы увидеть что-то впереди.

Но как только Тауриэль и Сигни, таща за собой на поводьях Фелака, подошли к самому краю толпы, она расступилась. Десятки глаз смотрели на них, потом куда-то вдаль, потом снова на них.

— Это гном Железных холмов, — сказал кто-то негромко, — Тот, кто убил Болдога!

— Племянник Даина!

— Он не пустил орков в город!

— А это… Та самая! — снова кто-то крикнул в толпе, пальцем показывая на Тауриэль.

— Она что, нашла себе нового гнома? — хихикающий шепоток.

Не помня себя, Тауриэль схватилась за стрелу, но тут же ее отпустила. Они просто грязные сплетники, напомнила она себе. Обычные сплетники, которые не стоят ни скандала, ни хорошей стрелы.

Сигни остановилась. Губы ее дрогнули, дыхание стало пугающе частым и громким. Люди затихли.

Тауриэль проследила за взглядом подруги и сама едва не закричала.

У ворот Эребора, отбрасывая длинную тень, стоял Торин Дубощит.

Он был в той же одежде, что его хоронили — красная рубаха, укрытая бурой лисьей шкурой, тяжелый ремень.

Черные волосы с проседью спускались до лопаток. Он стоял и испуганно озирался на толпу, он хотел что-то сказать, но видно было, что слова застряли у него в горле и не выходят наружу.

— Торин, — выдохнула Сигни. — Торин.

Ее била мелкая дрожь. Он заметил Сигни и сделал два шага вперед.

Даже с расстояния нескольких десятков шагов Тауриэль видела в его глазах испуг и замешательство — вещи, совсем не свойственные Королю-под-горой.

— Живой, — прошипела Сигни. — Жи-вой.

На долю секунду Тауриэль показалось, что Сигни бросится на Торина с объятиями, но почти сразу она поняла, как сильно ошиблась.

В глазах подруги сверкнула ненависть. Она вытащила Оркрист из ножен и, выставив его перед собой, пошла вперед.

Эльфийку прошиб холодный пот: вот о чем ее предупреждало видение в чаше Галадриэль, вот о чем были все эти сны. Она убьет его. Убьет. Если это возможно вообще — убить кого-то во второй раз.

Она бросилась следом, но не успела.

Сигни подняла меч над головой и… воткнула его в землю в десятке шагов от места, где стоял король.

— Орки, — захрипела она, — орки были правы! Когда пришли в Железные холмы со словами, что ты не явился на бой! Где ты был, Торин? Где ты был, когда Болдог убивал твоих братьев?

Дубощит молчал.

— Где ты был, — продолжила Сигни, — когда орки убили всех в Эреборе? И когда пришли вчера утром к городским воротам?

И Дубощит снова ничего не ответил.

— Ты, — Сигни скривилась, — был тут! Был с самой Битвы! Ты бросил свой меч и скрылся!

— А ведь и правда, — послышалось в толпе, — если Торин жив, где он был?

— Как же ты мне противен.

Сигни вытерла руки о штаны, будто от меча на них осталась грязь, развернулась и бросилась бежать, расталкивая людей.

— С..Скафти! — едва не оговорилась Тауриэль.

Она обернулась на Торина. Тот, наконец, зашевелился, подошел к Оркристу, вытащил его из земли.

— Скафти? — спросил он в пустоту. — Но топор… Я должен увидеть! Я должен увидеть его лицо!

Он дернулся, но, не помня себя, Тауриэль выхватила лук и стрелу.

— Оставь его, — сказала она резко.

Торин остановился.

— Скажи, — в горле у эльфийки запершило, и рука, натягивающая тетиву, дрогнула. — Кили мертв?

— Мертв, — ответил Торин после короткой паузы. — Я был на его могиле только что…

Тауриэль почувствовала, что слезы берут верх. Она опустила лук, задрала голову к небу, развернулась и быстро пошла сквозь толпу. Боевой хряк Фелак преданно потрусил следом.

Почему, почему, почему думала она. Почему, если кому-то уготовано чудесное спасение, то это Торин Дубощит, а не Кили?

Проклятый Торин Дубощит.