Vade mecum (Иди со мной) (гет)

* * *

Я не понимал, что со мной происходит.

Внезапно на меня обрушился такой шквал эмоций, чувств, причём бо́льшая часть из них была абсолютно не знакома мне, что я не знал, что мне нужно было делать со всем этим. Как мне с ними справиться.

Я был в полной растерянности, когда догадался, что моя маленькая глупая девочка ждала ребёнка именно от меня. Я был неимоверно зол, когда вдруг представил рядом с ней другого, когда увидел вживую этого другого. Я был… в ужасе, когда моё заклинание вместо этого жалкого червя попало в неё, когда она упала, зайдясь в полном боли крике. Я был раздавлен, когда она прогнала меня от себя.

Никогда бы не подумал, что такая тихая мышь, как Мередин Нотт, когда-нибудь посмеет поднять голос на меня, но она это сделала. Никогда бы не подумал, что это неразумное дитя, так отчаянно любившее меня, когда-нибудь сможет сказать мне, что я для неё никто. Но и это она тоже сделала, причём с небывалой твёрдостью и хладнокровием. И я абсолютно не мог понять, что же мне делать дальше, чего я хотел от этой жизни. Я не мог понять, как мне вернуть её, так как она ко мне совершенно точно не собиралась возвращаться, вероломно лишив меня части себя, моего ребёнка.

В таких растерянных чувствах я проходил почти неделю, стараясь не попадаться никому на глаза и в особенности прогоняя от себя Беллатрису. Чем дольше в моей жизни отсутствовала Мередин, тем больше меня начинала раздражать Белла, поскольку она была её полной противоположностью. А теперь, когда я насовсем лишился возможности видеть свою наивную смешную девочку, мне стало совсем плохо, и Беллатриса только усугубляла ситуацию. И вот в один вечер, когда я, погружённый в раздумья по поводу сложившейся ситуации, сидел у себя в кабинете, в окно неожиданно постучали.

Я уже собирался прогнать птицу, что принесла мне очередное послание, но тут заметил, что это была не одна из тех тёмных сов, с которыми мои помощники отправляли мне послания, это была серо-белая сова Мередин. Словно не веря своим глазам, я дрожащими руками открепил конверт от лапки птицы, и та, недовольно на меня посмотрев, сразу же растворилась в ночи. А я принялся жадно читать послание, получить которое уже потерял всяческую надежду.

К моему удивлению, в конверте было не два листочка, а три. На первых двух было одно из тех стандартных писем с описанием природы, которые вот уже больше полугода отправляла мне Мередин. А на третьем было первое за всё наше сотрудничество письмо лично мне.

Я пишу это исключительно ради отца и братьев, ведь ты ни за что не упустишь возможности покарать их, если я откажусь исполнять твою волю. Цена их жизней — два письма в месяц, и эти письма ты будешь исправно получать от меня ровно до тех пор, пока не попросишь прекратить тебе писать. Надеюсь, это случится скоро.

Если тебе станет от этого легче, то сообщаю, что Ян поспешно уехал на этой неделе, а наша помолвка официально расторгнута. Отец узнал о моей беременности и о том, что я до сих пор не замужем, и окончательно разорвал со мной связь. Какая ирония, знал бы он, чей это ребёнок… Но ничья помощь, в том числе и твоя, мне не нужна, я со всем справлюсь сама.

Ты можешь больше не пытаться получить у Эзры мои письма, потому что сегодня я отправила ему последнее, и содержание у него примерно такое же, как и у твоего. И я предупредила его, что если он посмеет искать меня, то больше никогда не увидит. И тебя предупреждаю о том же. Забудь о том, что я существую на этом свете, и наслаждайся жизнью в компании её, у тебя это отлично получается. И если в тебе есть хоть капля достоинства, то ты не нарушишь своё обещание оставить моих близких в живых, пока я пишу тебе те самые письма, а я сдержу своё и буду продолжать писать их тебе, как бы мне ни хотелось обратного.

Не буду врать, что надеюсь

ещё раз когда-нибудь тебя увидеть, это не так,

Мередин Нотт.

Когда я дочитал последние строчки, моё сердце вдруг бешено заколотилось. Я вновь не понимал, что со мной происходило, что я чувствовал в этот момент. Вроде бы я был рад, что этот жалкий мальчишка сбежал от неё, но… это причинило ей боль, однозначно. А когда ей было больно, то эту боль чувствовал и я сам. Так что можно было сказать, что я сам, своими же руками, вогнал себе в грудь нож по самую рукоятку.

С тех пор каждые две недели у меня на руках появлялось по два листка бумаги, исписанных аккуратным девичьим почерком, и теперь я был безумно рад даже этим скупым описаниям природы Болгарии, так как это была единственная возможность для меня хоть как-то контактировать с Мередин.

Но я настолько сварился в неутешительных мыслях, в этом разрушительном урагане страстей, чувств, что с удивлением осознал, что мне было крайне необходимо поговорить с кем-то. С кем-то… понимающим, мудрым, с кем-то, кто бы мог дать… совет, помочь разобраться в себе. И я знал одного такого человека.

— Зачем ты хотел видеть меня, Том? — раздался за моей спиной тихий голос, когда я проник в кабинет директора Хогвартса через открытое окно и снятый щит и сел на стул рядом с рабочим столом, заваленном всякой дребеденью.

— Мне нужно поговорить, — так же тихо ответил я, почувствовав некоторое напряжение между мной и Дамблдором, хотя ничего удивительного в этом не было, ведь в последнюю нашу встречу в Отделе Тайн я чуть не убил его.

— О чём? — сев наконец за свой стол, спросил он, посмотрев на меня пронзительным, насквозь просвечивающим взглядом.

Вообще, я был немало удивлён, когда Дамблдор согласился на эту небольшую беседу со мной, и даже разрешил встретиться с ним непосредственно в Хогвартсе, правда, меры предосторожности никто не отменял, поэтому я должен был появиться один, и защита сомкнулась, только я пересёк её. И мне было очень некомфортно разговаривать с ним, тем более на ту тему, на которую мне очень нужно было поговорить, но вариться в дьявольском котле непонятных мне эмоций было ещё хуже, поэтому я, набрав в лёгкие побольше воздуха, произнёс:

— У тебя два года назад училась одна девочка… Мередин Нотт. Ты её помнишь?

— Да, Том, я её помню, — настороженно ответил Дамблдор, внимательно следя за каждой моей эмоцией, поскольку у него наверняка были определённые мысли насчёт того, почему же я интересовался ей. Но они вряд ли были даже близко к истине.

— Что ты можешь сказать о ней? — просто полюбопытствовал я, поудобнее устроившись на стуле.

— Зачем тебе это, Том? — опасения моего собеседника были теперь видны невооружённым взглядом, но я лишь тихо рассмеялся в ответ.

— Дамблдор, Мередин Нотт — потомок одной из самых чистокровных семей в Великобритании. Зачем мне вредить ей?

— Не знаю, — вздохнув, честно признался он, а затем опять вгляделся в моё лицо и начал говорить: — Мередин очень хорошая девочка и очень тихая. Не помню, чтобы её хоть раз за что-то наказывали, она всегда отличалась примерным поведением. Она училась на Слизерине, была старостой факультета и школы, а ещё состояла в клубе Зельеварения. Профессор Снейп был очень горд ей, когда она два года подряд получала престижную награду за свои работы в области Зельеварения. У них были довольно тёплые отношения, и мне почему-то казалось, что она даже была в него влюблена, хотя Северус видел в ней только ученицу. Никогда не видел её рядом с каким-то мальчиком… Что ещё тебе рассказать? Насколько я знаю, Северус недавно договорился с новым директором Дурмстранга, своим приятелем, чтобы её взяли преподавателем Зельеварения. Я бы с радостью взял её к себе, тем более что Северус тоже не отказался бы от такой талантливой помощницы, но она почему-то не захотела…

«Знал бы ты, какие черти водятся в этом тихом омуте, Дамблдор… — усмехнулся я про себя, и в этот момент у меня возникло отчётливое чувство, что мой собеседник догадался о моих мыслях. Впрочем, мне могло и показаться. — Да уж, знаю я, почему она отказалась работать со своим любимым учителем…»

— Ты знаешь, что она сейчас ждёт ребёнка? — как бы невзначай спросил я, и Дамблдор удивлённо посмотрел на меня.

— Нет, Том, не знал. Конечно, она ещё очень юна, ей же всего…

—…девятнадцать, — закончил я за него предложение, переведя взгляд на темноту за окном.

— Да, девятнадцать, — подтвердил Дамблдор, тоже посмотрев в сторону окна. — Но я думаю, что она очень счастлива… мне бы хотелось в это верить. Но откуда ты?..

— Это мой ребёнок, Дамблдор. Мередин Нотт ждёт ребёнка от меня, — наконец я подошёл к той теме, из-за которой и пришёл в логово своего врага, а изумление в бледно-голубых глазах моего пожилого учителя граничило с недоверием.

Но Дамблдор не стал задавать мне наводящих вопросов, давая возможность высказаться самостоятельно, и я, горько усмехнувшись, начал исповедь:

— Эта тихая и скромная девочка пришла ко мне сразу после школы, причём вполне добровольно, никто её не заставлял. Она даже с отцом поругалась, чтобы прийти ко мне. Ты себе можешь представить такое, а, Дамблдор?

— С трудом, Том, — печально выдохнул он, и я, сделав небольшую паузу, продолжил говорить:

— Она захотела стать Пожирательницей Смерти. Не смотри на меня так, Дамблдор, я и сам был не в восторге от компании такого юного дитя, но как ты правильно подметил, она была очень способной волшебницей, тем более с такой родословной. И я решил дать ей шанс.

Я вновь замолчал, словно собираясь с мыслями, а настороженность моего главного врага постепенно испарялась, ведь он начал наконец понимать, что я пришёл не для того, чтобы творить зло, а чтобы выговориться.

— Она не подвела меня, очень старалась, помогала мне во всём. Эта тихая и скромная девочка, староста школы, убила человека ради меня, Дамблдор, причём не единожды. Ты можешь поверить в это?

— Нет, Том, — с тянущей грустью ответил он. — Я не хочу в это верить.

— Но это так, — невозмутимо сказал я, возвращаясь к нити повествования. — Она не была влюблена в Снейпа. Все свои школьные годы она была влюблена в меня, хотя ни разу в жизни не видела. Мне кажется, будь она немного старше, то сама бы бросилась искать меня, намного раньше Хвоста. И я и тут решил дать ей шанс. Молодость, довольно привлекательная внешность и безумная страсть. Мало кто устоит перед подобным, особенно если оно само шло к тебе в руки.

— Ты заставил её забеременеть? — отрешённо уточнил Дамблдор, и я, удивлённо посмотрев на него, сразу ответил:

— Нет. Я даже не знал до середины мая, что она беременна. Я… можно сказать, я издевался над ней, спал с Беллатрисой, а Мередин прекрасно об этом знала. Она страдала от этих мыслей, а мне нравилось думать, что она страдала именно из-за меня. А прошлой осенью у неё вдруг открылись глаза на меня, своего кумира, о котором она так глупо мечтала, и Мередин решила сбежать. Не скажу, что я был в восторге от этого, но мне почему-то казалось, что она непременно вернётся ко мне. Но она не вернулась. Она сообщила своему брату в письме, что собирается замуж и ждёт ребёнка, и я… не знаю, что на меня нашло, но я так разозлился этой новости. Я приехал к ней, а потом сразу понял, что ребёнок не её жениха, а мой, уж больно срок у неё был большой. Но… она прогнала меня.

— Почему?

— Я попал в неё Круциатусом, когда хотел проучить её… жениха. Я сразу же снял заклятие, сразу, я… был в ужасе, я испугался за неё и ребёнка, но… она прогнала меня. Эта тихая девочка накричала на меня и запретила появляться в её жизни, — мне очень не хотелось сообщать подобные подробности Дамблдору, ведь мне вдруг стало очень стыдно именно за этот поступок, но чтобы получить действительно дельный совет, мне нужно было рассказать всю правду, какой бы она ни была.

— Зачем ты ко мне пришёл, Том? — не знаю, что было в этот момент в его голосе, в нём одновременно было и презрение, и печаль, и боль, и сочувствие.

— Я не знаю, что мне делать, Дамблдор, — честно признался я, посмотрев на свои руки.

— С чем, Том? Что тебя так смущает? Разве ты любишь Мередин? Разве тебе нужен этот ребёнок?

— Я не знаю, — повторил я, не поднимая взгляда. — Я не могу понять. Именно за этим я и пришёл.

— Почему ты пришёл с подобным вопросом именно ко мне, Том? Разве ты не считаешь меня своим главным врагом? — как же мне было противно от подобных вопросов, а особенно тошно было от мысли, что я прекрасно знал, что за ними стояло, но мне нужно было разобраться в себе, поэтому я тихо ответил:

— Да, считаю. Но предают друзья, а не враги. Так что от тебя мне глупо ждать лжи.

— А у тебя есть друзья, Том? — ещё один вопрос с противным привкусом горечи, подправленный просвечивающим насквозь взглядом.

— Нет, у меня их нет. Кроме врагов и слуг, у меня нет никого.

— А как же Мередин, Том? Как же твой ребёнок? Кто они тебе? Враги или слуги? Разве ты не можешь подчинить себе волю Мередин с помощью Империуса? Ты же часто делаешь так, когда тебе нужно добиться чего-то от несогласных с тобой? — несмотря на то что от каждого вопроса мне становилось всё хуже и хуже, но не зря я пришёл сегодня к своему врагу, поскольку он смог добраться до сути того, что беспокоило меня всё это время.

Но я молчал, не зная, что мне стоило ответить, и Дамблдор продолжил говорить с прежним ровным тоном:

— Ты не хочешь подчинять себе с помощью магии Мередин, Том, потому, что отлично понимаешь, что это будет искусственная любовь. Это будет против её воли. Ты же прекрасно знаешь, что твоя мать поила Приворотным зельем твоего отца, и поэтому на свет появился ты. Если бы она этого не делала, то тот красавец-магл никогда бы на неё не посмотрел. Но счастья это никому не принесло в результате. На лжи трудно вообще что-либо построить. Тебе было приятно жить без отца, Том?

— Нет, — тихо признался я, вдруг вспомнив своё детство в сиротском приюте, которое уже практически забыл. — Мне было очень одиноко.

— Неужели ты хочешь такой же судьбы своему ребёнку? Кто это будет: мальчик или девочка?

— Я не знаю, кто у неё будет, — ещё тише ответил я, — она мне не сказала. И никогда не скажет. Я бы не хотел, чтобы у моего ребёнка… было такое же детство, как у меня.

— Что ты можешь дать своему сыну или дочери, если Мередин простит тебя, Том? — теперь Дамблдор, в отличие от меня, чувствовал себя в своей стихии, поэтому он удобно расположился в своём причудливом кресле, положив на подлокотник почерневшую и иссушенную правую руку.

— Я могу дать ему могущество.

— А тебе в возрасте… четырёх, пяти, семи, десяти лет, когда ты ещё не знал, что волшебник, нужно было могущество? — Дамблдор немного замолчал, и я украдкой посмотрел на него, но долго выдержать просвечивающий взгляд не смог и вновь посмотрел на окно перед собой.

— Нет. Тогда мне оно было не нужно.

— Знаешь, Том, несмотря на твои рассказы о Мередин, я всё ещё верю, что в душе она осталась хорошим человеком. И она будет замечательной заботливой матерью. Она сможет дать твоему ребёнку всё, что ему будет нужно, а именно любовь и заботу, всё, чего так не хватало в детстве тебе. И если ты чувствуешь, что не сможешь дать ему того же, то… не мешай им. Оставь их в покое.

После его слов повисла тяжёлая пауза. Я молчал, пытаясь честно ответить себе, способен ли я полюбить кого-то, способен ли я полюбить Мередин, носившую под сердцем моё дитя, а Дамблдор терпеливо ждал, когда я закончу копаться в себе.

— Ты её любишь, Том? — спустя пять минут молчания задал он тот самый вопрос, и я, вздохнув, ответил:

— Я не знаю. Мне… было плохо, когда она вдруг сбежала от меня. Мне было больно, когда я попал в неё… Круциатусом. Мне плохо без неё сейчас, когда она запретила приближаться к ней и… сыну или дочери. Я хочу их увидеть.

— Ты почти добился своих целей, Том, — спокойно обратился он ко мне, когда я снова замолчал. — Ты почти сверг магическое правительство, почти добился полной власти, а мне осталось жить совсем чуть-чуть…

— Рука? — уточнил я, поняв непосредственную причину его слов.

— Да, Том, — невозмутимо подтвердил Дамблдор. — Летом я попытался уничтожить твой крестраж, кольцо Мраксов, но в нём был Воскрешающий камень, а я… я очень хотел увидеть свою умершую сестру, которую очень любил. Она умерла давным-давно от несчастного случая, но глупо отрицать, что я не причастен к её смерти. А ты очень хорошо защитил часть своей души.

— Её можно было спасти, — задумчиво проговорил я и, заметив его удивлённый взгляд, добавил: — Я про руку. Но надо было делать это сразу, сейчас уже трудно что-то исправить. Кто замедлил действие проклятия?

— Это сделал Северус, и я очень благодарен ему за это. Это очень похвально, что ты знаешь, как можно было помочь мне, но я… не боюсь смерти. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение. Ты, кстати, знал, что Северус — двойной агент?

— Я специально поручил ему сделать так, чтобы ты так и думал, — усмехнулся я, но мягкая улыбка Дамблдора немного меня насторожила.

— Нет, Том, это ты думаешь, что он шпионит для тебя, но на самом деле он говорит тебе то, что велю сказать ему я. И он полностью докладывает мне обо всех твоих планах. Правда, про ситуацию с Мередин он мне не рассказал, видимо… Северус не хочет, чтобы его любимая ученица как-то… выглядела в тёмном свете в моих глазах. А ещё он не мог знать всех подробностей, которые рассказал мне ты. Знаешь, почему он это делает?

— Почему? — в этот момент мной завладело удивительное спокойствие, несмотря на то что я узнал о предательстве своего главного помощника, которому вроде как доверял. И Дамблдор, почувствовав это, ещё шире улыбнулся и ответил:

— Потому что он любит. Любит Лили Поттер, которую ты убил в попытке достигнуть могущества. До сих пор. И именно эта любовь не дала ему встать на твою сторону, помогла сделать правильный выбор.

Я спинным мозгом чувствовал, что этот хитрый стратег не просто так сдал мне своего главного помощника, фактически рискуя его жизнью, ведь ему было прекрасно известно, что я делал с предателями. Но сейчас мне было интересно, что ещё хотел сказать мне Дамблдор, и я выжидательно посмотрел на него.

— Я знаю, что ты поручил Драко убить меня, Том, чтобы проучить его за промах отца. А Северус дал Непреложный обет его матери, пообещав, что вместо него выполнит твой приказ. Я сам попросил его об этом, потому что мне и так осталось немного, а лучше… быстрая смерть от руки друга, чем медленная и мучительная от болезни. Так что скоро у тебя не будет противников, способных помешать всем твоим целям осуществиться. И крестражей у тебя ещё много осталось, я с Гарри уничтожил всего два. А всего их шесть, верно?

— Да, — задумчиво протянул я, немного удивившись, что мой главный враг так много знал обо мне. — Хочешь сказать, что больше никто мне мешать не будет?

— Нет, — просто ответил он. — Не будет. Ты сможешь подчинить себе правительство, ты сможешь перекроить мир, ты сможешь наказать маглов. Но неужели ты хочешь, чтобы твой ребёнок жил в подобном мире? Неужели ты считаешь, что Мередин будет рада жить в нём? А если бы она была маглорождённой, неужели бы ты, не дрогнув, убил и её? Чего ты на самом деле хочешь, Том?

— Я не знаю, — тихо ответил я, впервые действительно усомнившись во всех предыдущих целях.

— Ты убьёшь Северуса, Том? Он же не виноват в том, что любил, причём любил безответно и жертвенно, — задал он ещё один неудобный вопрос, и я, сделав глубокий вдох, ещё тише ответил:

— Я не знаю.

— Прежде чем принимать такие решения, подумай хорошенько над вопросами, которые я тебе задал, — словно заканчивая урок и задавая домашнее задание, сказал Дамблдор, встав со своего места. — Я думаю, что ты сможешь сделать правильный выбор, если доверишься своему сердцу. И… передай Мередин, что я хотел бы увидеть её у себя, если она вдруг решит приехать из Болгарии к отцу и братьям, хорошо?

Я сразу понял этот тонкий намёк, как на самом деле мне стоило поступить, так что едва заметно усмехнулся, а затем поднялся на ноги, поняв, что мне уже было пора. Дамблдор снова снял на короткие минуты защиту со школы, чтобы я смог покинуть её, правда, теперь он уже не боялся внезапной засады. А я получил немало пищи для размышлений. И, вернувшись в свой тёмный кабинет, я погрузился в раздумья, а вся моя прожитая жизнь разрушилась, словно карточный домик.