Vade mecum (Иди со мной) (гет)

* * *

«Господи, какая же я наивная дура!» — воскликнула я про себя, давясь слезами и огневиски.

Я сидела на полу в своей небольшой квартирке, которую с недавних пор снимала, и пыталась заглушить всю душевную боль алкоголем, но ничего не получалось. Я снова и снова прокручивала в голове тот день, ту точку невозврата, после которой моя жизнь полетела к чертям. Раз за разом я прокручивала в голове тот самый день, спрашивая себя: «Могла ли я что-то изменить? Могла ли сделать по-другому?» И раз за разом в голове проносилось безжалостное «нет».

* * *

В тот день мне было поручено выполнить очередное Его поручение. Мне нужно было убить семью маглов: мужчину, женщину и двух детей, так как сестра этой женщины оказалась грязнокровкой, посмевшей связаться с чистокровным волшебником. Посмевшей заставить того стать предателем крови.

Ничего необычного в том поручении не было. За тот год, что я служила Ему, я уже выполнила десяток подобных. То волнение, которое я испытывала в самый первый раз, когда мне нужно было убить, как-то незаметно ускользнуло, когда я делала это снова и снова. Но сегодня…

Аккуратно зайдя в дом поздно вечером, я обнаружила главу семейства и его жену в гостиной. Они сидели на диване при выключенном свете в обнимку и смотрели в этот дурацкий ящик, который показывал движущиеся картинки. Они даже не заметили меня. Едва слышный шёпот, два взмаха палочки — и на диване вместо живых людей лежали тела, бренные оболочки. Ничто в моей душе не дрогнуло, когда я смотрела на них, ведь они были лишь одними из многих. Грязное отродье, как их называл Он. А Он не мог ошибаться.

Чёрным призраком я бесшумно поднялась по лестнице на второй этаж, поскольку мне было прекрасно известно, что в доме было ещё два человека. Дети. До этого мне не приходилось убивать семьи, только отдельных провинившихся, но в этот раз Он поручил мне избавиться именно от семьи. Полностью. А я не могла возразить Ему.

На втором этаже было всего четыре комнаты, так что найти их спальню было нетрудно. Когда я приоткрыла дверь, то заметила маленького мальчика в пижаме с буквами и цифрами, лет пяти или шести, игравшего в машинки на большом пушистом ковре небесно-голубого цвета, а рядом с ним сидела девочка, его сестра, года на четыре или пять старше брата, одетая в лёгкое платье жёлтого цвета. Мне не хотелось привлекать к себе их внимание, но входная дверь предательски скрипнула, и дети сразу же уставились в сторону звука.

— Тётя, кто вы? — удивлённо воскликнул мальчик, поняв, что в дверях стояли не его родители, а незнакомый человек.

Девочка же, заметив меня, испуганно вскрикнула и бросилась к брату, заслоняя его собой, видимо, она инстинктивно почувствовала опасность, исходившую от меня.

Казалось бы, ещё два взмаха волшебной палочкой — и всё, можно было идти домой. Но… я не могла заставить себя даже пошевелиться. Всё, что я могла делать, — это растерянно смотреть на маленького мальчика с бледно-голубыми, такими чистыми невинными глазами, в которых, к удивлению, не было страха. Он был ещё так мал, что не понимал, что значит незнакомец в его доме. Что значило, когда незнакомая тётя стояла на пороге его спальни, и никто не мешал ей там стоять. Девочка сразу догадалась, что родители уже вряд ли им помогут, так что самоотверженно заслоняла собой брата, наивно надеясь, что так она сможет его спасти. В её серых, словно пепельных, глазах был страх. Животный ужас. А у малыша — только удивление.

— Тётя, кто вы?! — уже более громко воскликнул он, тоже понемногу начав беспокоиться, но сестра сразу прикрикнула на него:

— Тихо, Джимми! — и продолжила испуганно смотреть на меня. Да, она уже всё поняла.

В этот момент было, наверное, гуманнее убить малыша, пока он не узнал, что его родители мертвы, ведь Смертельное заклинание не причиняло боли, как мне сказал Он. А мальчику будет очень больно, когда он узнает о смерти родителей… Но я не могла. Слова, давно мне известные слова всё никак не хотели слетать с губ, всё никак не хотели подарить человеку передо мной блаженное незнание. Небытие.

У девочки же после нескольких минут таких «гляделок» не выдержали нервы, и она пару раз всхлипнула, продолжая заслонять собой брата. Хотя девчушка и догадалась обо всём, но ей тоже было лучше не жить дальше с подобной ношей. Две сиротки в холодном, пустом, враждебном мире… Это гораздо хуже, чем четыре бездыханных тела в небольшом домике в пригороде Лондона. Так мне казалось.

— Никто, — едва слышно прошептала я, неотрывно смотря в глаза мальчику. — Я никто.

И, взмахнув наконец палочкой, я смогла заставить себя прошептать:

— Обливиэйт!

Золотистая вспышка ударила в грудь девочке в жёлтом платьице, а её взгляд сразу расфокусировался. Я не собиралась стирать ей память о родителях. Я хотела лишь стереть из памяти своё лицо, чтобы меня не нашли мракоборцы из Министерства. Потом то же самое я проделала и с её братом. И пока они в замешательстве отходили от заклинания, я сделала шаг назад и закрыла дверь, а затем трансгрессировала.

Оказавшись перед воротами Малфой-мэнора, я обессиленно упала на колени на уже холодную землю и, закрыв руками лицо, заревела. Я не могла сказать в то мгновение, отчего рыдала, роняя крупные солёные капли на грунт подъездной дорожки, но эмоции охватили меня с головой. Я просто не могла противостоять им. А потом в мой затуманенный разум закралась мысль, после которой кровь застыла в жилах. «Он убьёт меня, если узнает, что я не выполнила его приказ. Он убьёт меня!»

Эта мысль прочно засела в голове, а слёзы моментально высохли на щеках, обдуваемых холодным сентябрьским ветром. Я с животным ужасом выпрямилась и посмотрела на здание перед собой, окутанное мраком незаметно приближавшейся зимы. Трёхэтажный особняк со множеством окон, смотревших прямо на меня. Множество пустых, тёмных глаз, ведь свет горел разве что в трёх.

Не горел он и в самом крайнем окне справа, где был Его кабинет. Приёмная. Просторная комната, в которой Он принимал своих подчинённых, когда была необходимость переговорить с глазу на глаз, обсудить то, что Он не хотел обсуждать на общих собраниях при всех. Хотя я никогда и не видела, чтобы в той комнате горел свет. В ней всегда царил холод и полумрак, разгоняемый лишь уличным освещением. И сейчас Он мог видеть в окно, как я предавалась слабоволию.

Отрезвившись немного от последних мыслей, я встала с колен и выпрямилась. «Он убьёт меня, как только узнает, что я не выполнила приказ», — повторило подсознание, но вернуться и закончить начатое я уже не могла. Я не могла заставить себя ещё хотя бы раз посмотреть в эти невинные голубые глаза малыша, который был ни в чём не виноват. Который только-только узнал, что его родители больше не обнимут его и не пожелают «Спокойной ночи». И поэтому я сделала глубокий вдох, приводя сознание в порядок, а моё сердце покрылось коркой льда.

«Пусть будет так, но своё решение я уже приняла, — подумала я, вновь и вновь вдыхая чистый холодный воздух, наполненный едва уловимым запахом поздних осенних цветов, что росли в саду Малфоев, и прелой листвой, небрежно разбросанной по подъездной дорожке. — Своё решение я уже сделала. Теперь пусть решает Он».

И словно в подтверждение моим мыслям я почувствовала знакомое жжение на левом предплечье. Он вызывал меня. Он всё узнал.

Сделав последний, самый глубокий вдох и выдох, я подошла к массивным кованым воротам и обнажила левое предплечье. Ворота, чуть скрипнув, открылись, пропуская меня внутрь, и я тихой поступью прошла по гравию, хрустевшему под ногами, до входной двери в поместье, очищая в это время сознание от страха, что заполнил моё сердце. Теперь уже было нечего бояться. Уже нечего было исправлять. Но я всё равно предательски замешкалась перед самой входной дверью, не решаясь войти на эшафот, как тут за моей спиной послышались чьи-то шаги.

Быстро обернувшись, я заметила, как к поместью направляются ещё две фигуры, одетые так же, как и я, в чёрные костюмы и мантию. Быстро сообразив, что меня вызывали не на приватную беседу, а на очередное общее собрание, я уже более решительно открыла входную дверь и вошла внутрь в просторный холл, как всегда пафосно украшенный.

«Малфои… — хмыкнула я про себя, вспомнив тех павлинов, что неизменно расхаживали на зелёных лужайках летом, а затем осмотрела холл, как будто видела его впервые. — Показушники…»

Но, поймав себя на мысли, что перед неизбежной смертью я почему-то думаю не о вечном и неизменном, а о семейке, на каждом углу кричавшей о своём богатстве и власти, я уже не смогла удержаться и тихонько рассмеялась.

— Чего это ты такая радостная? — раздался шёпот за моей спиной, и я, обернувшись, посмотрела на обладателя голоса.

Передо мной стоял мой старший брат, Эзра, которому было двадцать четыре года. У него были такие же тёмно-каштановые вьющиеся волосы, как и у меня, и единственное различие между нами было в том, что у меня они были намного длиннее, чуть ниже плеч. А всё остальное почти то же самое: тёмно-карие глаза, небольшой правильный нос, симметричные черты лица. И его, и меня можно было бы назвать симпатичными, но не более, ведь до писаных красавцев, каким был сын тех же выскочек-Малфоев, нам было далеко.

— Ничего, — спокойно ответила я, и это было действительно так: после всплеска нервного смеха мной неожиданно завладело спокойствие. — Собрание?

— Да, — тихо ответил Эзра, а в дверь позади нас зашло ещё три человека, и мы, чтобы не толпиться, направились сквозь ещё несколько комнат в столовую, где Он обычно всех собирал. — Ты выполнила поручение?

— Да, — так же тихо ответила я, садясь на своё обычное место по правую руку и на четыре места дальше от своего господина. — Все мертвы.

— Молодец, — прошептал Эзра, сев рядом со мной, а в это время столовая постепенно заполнялась людьми, так что больше незаметно разговаривать у нас не получилось бы.

Как же мне было легко врать брату в этот момент! Я с удивлением отметила про себя, что теперь мне уже было всё равно на то, что про меня подумает Эзра, или Теодор, или отец, тоже немного позже пришедший к нам. Мне было даже всё равно, что про меня подумает Он. Мне было прекрасно известно, что Он не прощал предателей. А я была как раз тем самым предателем. Но пока никто об этом не знал, я могла тихо наслаждаться жизнью, могла дышать, мыслить, существовать.

Как только все расселись по своим местам, в комнату вошёл и Он, Тёмный Лорд, тот, кого все так ждали. Его движения были как всегда плавными, ленивыми, изящными, а взгляд был как всегда полон безразличия и льда. Только вот теперь при виде его у меня не замирало сердце, как раньше. Я не ловила каждый его взгляд и не краснела при этом. Я не жаждала его обращения ко мне. Теперь мне было ровным счётом всё равно. Как будто кто-то разбил передо мной размытое стекло, сквозь которое я всё это время смотрела на мир, и теперь я могла всё видеть в истинном свете.

Видимо, я настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что не заметила, о чём говорил Тёмный Лорд десять или пятнадцать минут до этого. Всё, что я успела уловить, было:

— Белла, я слышал, что ты заставила всё-таки говорить этого… Акерли. Он всё-таки поможет нам?

— Да, мой лорд, — оживлённо подтвердила та, триумфально посмотрев на меня, но я лишь едва заметно хмыкнула, так как теперь мне не было смысла соперничать с ней. Беллатриса выиграла. Он теперь будет её.

— Замечательно, Белла, — довольно сказал Тёмный Лорд, а затем вдруг обратился ко мне: — А ты, Мередин, выполнила моё поручение?

— Да, мой лорд, — безразлично ответила я, переведя полный спокойствия взгляд с Беллатрисы на него. — Я сделала так, как вы просили.

Было заметно, что и Белла, и Он очень удивились моему тону, ведь обычно я почти полностью копировала интонацию соперницы, желая, чтобы Он, тот, о ком я так долго мечтала, выбрал в этот раз меня, а не её. Но теперь мне было не до этого. Сейчас Он поймёт, что я нагло соврала ему, и направит в меня зелёную вспышку. Где-то с минуту я невозмутимо смотрела в багряно-красные глаза с вертикальными, змеиными зрачками, а в моей голове не было ни одной мысли, только взявшееся из ниоткуда спокойствие.

— Это хорошая новость, Мередин, — едва слышно проговорил он спустя минуту молчания, и я, вежливо улыбнувшись, отвела взгляд от его лица. — Яксли, как обстоят дела?..

Опять продолжилось обсуждение текущих вопросов, а я сидела, боясь сделать лишнее движение. «Он не заметил… он поверил? Или только сделал вид, что поверил? Он убьёт меня позже?» — ядовитые мысли как пчёлы вновь и вновь жалили меня, но я старалась не обращать на них внимания. В тот вечер я изо всех сил старалась изображать прежнюю себя, но прежней уже быть не могла и прекрасно это понимала.

* * *

Осознание сотворённого мной пришло не сразу. Оно медленно подкрадывалось ко мне, но когда я пришла домой, в свою маленькую квартирку, после того самого собрания, слёзы новой волной подступили ко мне. То спокойствие, предсмертное спокойствие исчезло без следа, и ему на смену пришло раскаяние. Лучше бы Он убил меня сразу, в тот самый вечер.

Валяясь на холодном полу, я судорожно рыдала, вспоминая каждого убитого мной невинного человека. Да, именно в тот момент я вдруг поняла, как же была слепа до этого. Что все мои идеалы, которыми я грезила вот уже столько лет, внезапно разбились на мельчайшие осколки, а вместо них осталась только пустота и осознание того, в какое же чудовище я превратилась за этот год. В какое чудовище превратил меня Он.

Я лежала на холодном полу, захлёбываясь слезами, и вспоминала ту робкую вчерашнюю школьницу, которая впервые перешла порог поместья Малфоев, чтобы стать частью Великого дела, чтобы стать частью Истории. Сейчас, снова вспоминая тот роковой день, в моей голове вот уже в который раз проносилась одна-единственная фраза: «Господи, какая же я была наивная дура!»

* * *

Всю жизнь я мечтала об этом. Отец неохотно рассказывал нам о Нём и своём прошлом, но когда рассказывал, я с замиранием сердца ловила каждое слово. Весь тот год, мой последний год обучения в Хогвартсе, ходили слухи, едва заметные волнения, что Он скоро вернётся. А когда в конце года из лабиринта вернулся Поттер с трупом Диггори на руках и заявил, что пуффендуйца убил Тёмный Лорд, я была одной из немногих, кто поверил ему. Я знала, что это была правда, потому что мой отец своими глазами видел это. Мой отец вернулся к Нему. И мы с Эзрой тоже собрались пойти по его стопам. Как же, потомки чистокровных волшебников, истинные слизеринцы. Это был наш долг. Это была моя мечта.

Отец представил Эзру Тёмному Лорду почти сразу же, потому что, во-первых, тот был уже довольно взрослым, а во-вторых, работал в Министерстве в Отделе Тайн и очень мог пригодиться Господину. Меня же он отговаривал как мог. Я знала, что папе это всё не очень нравилось, что он хотел и дальше спокойно жить и воспитывать нас, но когда вернулся Он, то у отца просто не было выбора. Если бы отец не согласился, то Тёмный Лорд его бы сразу же убил. И нас заодно, как детей предателя.

Но у меня выбор был. На тот момент ещё был. Никто на меня не давил, не заставлял, ничья жизнь не висела на волоске от одного моего неверного слова. Отец пытался вразумить меня, пытался, но когда я увидела на предплечье этого болвана Эзры Чёрную метку, отличительный знак самых приближённых к Тёмному Лорду людей, то я просто сгорала от зависти, а слова отца вылетали из головы сразу, как только залетали туда. Мы с Теодором с вожделением смотрели на метку на коже старшего брата, мечтая, что и у нас когда-нибудь будет такая же. Но если Тео был ещё слишком молод, ему было всего пятнадцать, то мне уже было почти восемнадцать, я была совершеннолетней волшебницей, на днях блестяще окончившей школу, и запреты отца уже не были для меня чем-то существенным.

В августе девяносто шестого года мне исполнилось восемнадцать, а в первых числах сентября Эзра привёл меня в тот самый кабинет на третьем этаже поместья Малфоев, в котором должна была решиться моя судьба.

— Добрый вечер, Эзра, — донёсся до меня едва слышный шёпот, как только мы бесшумно проникли внутрь и закрыли за собой дверь.

Это была просторная комната с четырьмя окнами в пол, одним справа и тремя прямо напротив входа, на карнизах которых висели тяжёлые портьеры из чёрного бархата. Хотя помещение и было просторным, но мебели вокруг было немного: всего лишь письменный стол неподалёку от того самого окна, которое выходило на фасад здания, массивный книжный шкаф, доверху заполненный ветхими фолиантами, изящный диван, стоявший вдоль трёх других окон, рядом с ним небольшой журнальный столик и пара кресел в тон. Вот и вся обстановка, остальное же пространство заполнял холодный воздух и мрак, несмотря на то что на улице было ещё достаточно тепло.

— Кто это с тобой? — снова прошипел кто-то, а моё сердце, сделав несколько быстрых ударов, остановилось, поскольку я прекрасно знала, кому же принадлежал этот голос.

— Мой лорд, это моя сестра, Мередин, — почтительно поклонившись человеку в чёрном классическом костюме и такой же мантией сверху, ответил Эзра, указав рукой на меня. — Она тоже хочет помогать вам.

— Вот как, — усмехнулся Он, посмотрев на меня, а я даже вдохнуть боялась, попав под гипноз багряно-красных глаз, горевших на невероятно бледном лице. — Подойди ко мне, Мередин.

Мельком испуганно посмотрев на брата, я всё же сделала несколько неуверенных шагов вперёд, но сразу же остановилась, как только человек передо мной выпрямился.

— Что с тобой, Мередин? — удивлённо поинтересовался он, едва заметив, что я замерла на месте. — Ты меня боишься?

— Нет, мой лорд, — страстно выдохнула я, а сердце вновь начало стучать в бешеном ритме. Сделав ещё два шага вперёд, я подошла к нему на расстоянии двадцати сантиметров и остановилась, ожидая его действий.

— Это хорошо, — прошептал он, а уголки его рта немного приподнялись в довольной улыбке. — Сколько тебе лет, дитя?

— Восемнадцать, мой лорд, — тихо ответила я, покраснев от смущения и опустив взгляд.

— Надо же, вот это да… Я даже не ожидал, что Хьюберт настолько верен мне, что готов отдать второго своего отпрыска. Неужели такая юная девочка хочет помогать мне? Или тебя заставил отец?

— Нет, мой лорд, меня никто не заставлял. Я так решила сама, — прошептала я, продолжая смотреть в пол.

— Посмотри на меня, — насмешливо-отеческий тон, которым Тёмный Лорд разговаривал со мной до этого, сменился на командный, и я, вздрогнув, тут же выполнила приказ.

Два багряно-красных глаза неотрывно смотрели на меня, и в этот момент мне показалось, что они смотрели прямо в душу. Внезапно перед глазами возникла последняя ссора с отцом, где я кричала, что всё равно сделаю по-своему и примкну к Нему. Это стало такой неожиданностью, что я растерянно поморгала несколько раз, не понимая, с чего бы вдруг это вспомнилось, а улыбка человека передо мной стала чуть более заметной.

— Хорошо, — произнёс он абсолютно ровным тоном, а затем встал с дивана и начал медленно прогуливаться по комнате вокруг меня. — То есть ты, Мередин, готова помогать мне? Ты готова помогать мне отстаивать права чистокровных волшебников, таких, как и ты сама, не так ли?

— Да, мой лорд, — односложно ответила я, от волнения боясь ляпнуть какую-нибудь глупость.

— Ты готова верно служить мне, выполнять мои приказы, готова помогать товарищам? — продолжал спрашивать он, медленно делая один круг вокруг меня за другим, и я едва слышно повторила:

— Да, мой лорд.

— И ты, конечно, знаешь, что ждёт тебя в случае, если ты захочешь предать меня, да? — он остановился у меня за спиной и немного наклонился к моему левому уху так, что я почувствовала лёгкое дыхание на коже шеи.

От этой близости сердце замерло, а сознание поплыло куда-то, так что я уже и не помнила смысла заданного вопроса, но всё же нашла в себе силы прошептать:

— Да, мой лорд.

— Хорошо, — довольно сказал он, а затем отошёл от меня и встал прямо напротив, на расстоянии одного шага. — Вытяни левую руку.

Я послушно закатала рукав платья на левой руке, чтобы оголить предплечье, и вытянула руку перед собой. Тёмный Лорд достал из кармана мантии палочку и коснулся ей моего предплечья, и руку вдруг пронзила нестерпимая боль. Я резко выдохнула и рефлекторно прижала её к себе, а он, немного приподняв брови, удивлённо посмотрел на меня.

— Тебе больно, Мередин?

— Нет, мой лорд, — дрогнувшим голосом ответила я, а боль стала понемногу отходить.

— Запомни раз и навсегда, не смей мне врать, — с угрозой прошептал он, подойдя ко мне совсем близко, так, чтобы нас не услышал Эзра. Я испуганно посмотрела на него, а он продолжил шептать: — Я всегда узнаю, что ты мне врёшь, поверь мне. Посмотри на руку.

Он вновь отошёл от меня, а я, судорожно вдохнув воздух, так как опять забыла, как дышать, когда снова почувствовала его дыхание на своей коже, медленно повернула предплечье и поражённо уставилась на него. На немного смуглой коже вырисовывалась змея, выползавшая из черепа, такая же, какая была на руке моего отца и брата. Я сделала это. Теперь я была одной из них. Я помогала Ему.

— Твой брат хорошо служит мне, и я надеюсь, что ты будешь не менее верной помощницей, чем он. Ты почувствуешь, когда я захочу связаться с тобой, Мередин, — пояснил Тёмный Лорд, вновь сев на прежнее место на диване передо мной. — И на собраниях тебе теперь тоже стоит появляться, я бы очень хотел там тебя видеть. Вы можете идти.

— Спасибо, мой лорд, — с благодарностью прошептала я, а затем робко повернулась и направилась в сторону выхода.

Когда мы вышли в коридор, и Эзра закрыл за нами дверь, то я с крайним волнением посмотрела на него, чуть не плача от эмоций, переполнявших меня, ведь впервые в жизни увидела вживую своего кумира, а Эзра довольно улыбнулся мне и крепко обнял.

— Ты молодец, Мер. Я тобой горжусь.

— Спасибо, — всё же проронив две несчастные слезинки, выдавила из себя я, и мы направились в мою маленькую квартирку, которую я сняла сразу после ссоры с отцом, чтобы отпраздновать это событие.

* * *

Уже намного позже я узнала, что мой господин был очень сильным легилиментом и мог без особых затруднений проникать в мысли других людей, как сделал в нашу самую первую встречу. Я была тогда так взволнована, так глупа, что не сообразила сразу, хотя о легилиментах слышала и даже знала, что нужно было сделать, чтобы стать им. Тогда я абсолютно не понимала, что творила.

Своего первого задания мне пришлось ждать долго, почти два месяца. Все эти месяцы я искренне переживала, что же мой повелитель может попросить меня сделать. И вот однажды я почувствовала знакомое жжение в левой руке.

Сразу трансгрессировав к воротам поместья Малфоев, я постояла немного на свежем воздухе, но никто, кроме меня, вокруг не появился, и тогда я поняла, что меня вызывали для личной беседы. На негнущихся ногах я зашла внутрь пустынного дома, наполненного холодом и роскошью, и поднялась на третий этаж, туда, куда меня в начале сентября привёл Эзра. С того самого дня я ещё ни разу не переступала порог Его кабинета, и мне было немного боязно делать это в одиночестве, но страх быстро сменился волнением и… предвкушением.

Я неуверенно постучалась в дверь, и что-то щёлкнуло, а она приоткрылась. Робко заглянув внутрь, я увидела фигуру в неизменных чёрных одеждах, сидевшую на всё том же диване, а за её спиной лился холодный лунный свет из трёх огромных окон. Медленно проникнув внутрь, я встала посреди просторной комнаты, не решаясь первой начать разговор. И спустя несколько мучительных минут это сделал Он.

— Здравствуй, Мередин, — тихо поприветствовал меня Тёмный Лорд, продолжая свободно сидеть на диване, закинув ногу на ногу. — Я рад, что ты не заставила меня долго ждать.

— Я… спасибо, мой лорд, — от нахлынувшего смущения я абсолютно не знала, что мне стоило сказать в ту секунду, и поэтому что-то промямлила, а затем уставилась на носки своих туфель на невысоком каблуке.

— Ты знаешь, зачем я позвал тебя, Мередин? — он снова обратился ко мне тихим, похожим на шипение голосом, а моё сердце каждый раз вздрагивало, когда с его бледных губ слетало моё имя.

— Нет, милорд, не знаю, — едва слышно ответила я, не решаясь поднять взгляд и посмотреть на него.

— Мне нужна твоя помощь в одном деле. Есть одна семья… которая запятнала свою репутацию, и я хотел бы проучить её. Ты когда-нибудь пользовалась Непростительными заклинаниями, Мередин?

— Нет, милорд, — повторила я, а к горлу подступил ком.

Мне почему-то казалось, что его поручения ко мне будут… другими. Не знаю, чего я ждала от самого тёмного мага этого века, когда добровольно согласилась служить ему, но тогда я абсолютно не подумала, что от меня могли потребовать причинить кому-то осознанный вред.

— Но такая умная девочка, как ты, несомненно, о них слышала, не так ли? — уточнил Тёмный Лорд, и я послушно ответила:

— Да, мой лорд, я о них слышала.

— Думаешь, ты сможешь воспользоваться одним из них? — задал он тот самый вопрос, из-за которого мои волосы встали дыбом, но я, собрав всю свою волю в кулак, ведь отступать было уже поздно, прошептала:

— Каким именно, милорд?

— А ты как думаешь, Мередин? — такой сильный волшебник, каким был Тёмный Лорд, не мог не почувствовать моего страха, и в его насмешливом тоне слышалось явное тому подтверждение. Но я всё никак не могла заставить себя произнести вслух свои жуткие догадки, поэтому он продолжил говорить в прежней манере: — Я дам тебе небольшую подсказку, Мередин. Мне не нужно никого вербовать. И я, конечно, не буду против, если ты решишь поиграться с ними, но это тоже не главное. Ты же знаешь, что я делаю с предателями?

— Да, мой лорд, — выдохнула я, получив подтверждение своим догадкам, от которых хотелось упасть в обморок.

— Посмотри мне в глаза и повтори свои слова, — вдруг резко приказал он, и я, испугавшись, сразу же подняла взгляд и прошептала:

— Да, мой лорд.

— Хорошо, — протянул он, не сводя с меня глаз. — Раз уж ты никогда не пользовалась подобными заклинаниями, то тебе нужен учитель, чтобы всё прошло без… неприятностей. Я готов сходить с тобой на первый раз, но дальше ты будешь выполнять подобные поручения сама. Ты меня поняла, Мередин?

— Да, милорд, — не в силах отвести взгляда, повторила я свою односложную фразу, и Он, едва заметно улыбнувшись, встал с дивана и сказал:

— Иди за мной.

Я послушно направилась за ним к выходу, держась на почтительном расстоянии. Когда мы вышли за пределы поместья, где уже было можно трансгрессировать, Он протянул мне белоснежную руку с длинными, изящными пальцами. Я еле-еле заставила себя не глазеть долго на эти пальцы и аккуратно положила ладонь в его холодную, от прикосновения к которой меня словно ударило током. И мы трансгрессировали.

Когда трансгрессия закончилась, я быстро огляделась по сторонам, пытаясь понять, где же всё-таки оказалась. Это была тёмная улочка, одна из многих тихих улочек, которые бывают в тихих городках населением в несколько тысяч человек. Аккуратные, словно пряничные, домики, отличающиеся друг от друга разве что цветом, ухоженные лужайки и непременно большой семейный автомобиль. Идиллия, мечта зажиточного человека средних лет.

— Ты уже можешь отпустить меня, — донёсся до меня шёпот, и я, поняв значение обращённых ко мне слов, покраснела как рак и отпустила его руку, которую крепко сжимала всё это время. Но Тёмный Лорд сделал вид, что не заметил моего смущения, и приказал: — Пошли.

Я тенью последовала за ним, и мы незаметно проникли в один из двухэтажных домиков бледно-голубого цвета. Внутри было тихо, ведь на дворе стояла глубокая ночь, и все давно спали. Бесшумно поднявшись на второй этаж, мы зашли в одну из комнат, в которой отдыхало два человека, мужчина и женщина.

— Тебе повезло, они даже не узнают, что произошло, — прошептал Тёмный Лорд, как только мы тихо подошли к большой кровати с лиловым покрывалом. — Тебе всего лишь нужно прошептать два слова… правда, есть одна загвоздка… ты должна захотеть их убить… всё ясно?

— Захотеть? — выдохнула я, посмотрев на спавших перед собой людей.

— Да, смотри… — он аккуратно подошёл ко мне сзади и легко взял мою правую руку, в которой я держала волшебную палочку, в свою холодную ладонь, а я опять куда-то поплыла оттого, насколько близко мой повелитель был ко мне. — Авада Кедавра!

Смертельное заклинание было произнесено чуть слышно, на выдохе, но из моей палочки вырвалась зелёная вспышка и попала прямо в мужчину. Он дёрнулся, и всё. Тишина. Женщина даже не заметила этого.

— Теперь твоя очередь, — прошептал он, отпустив мою руку, но всё ещё находясь ко мне так близко, что я чувствовала кожей его ровное дыхание. — Ну же, Мередин… сделай это… ради меня.

Услышав последние слова, я чуть не потеряла сознание. Человек, о котором я грезила с одиннадцати лет, стоял сейчас за моей спиной, едва заметно приобнимая меня, и шёпотом просил сделать что-то для него. В то мгновение я словно обезумела, ради него я была готова на всё, даже на убийство. Я старалась не думать об этом. В тот момент я не хотела убивать ту женщину. В тот момент я всего лишь хотела выполнить приказ своего повелителя. И видимо, настолько сильно хотела, что когда прошептала:

— Авада Кедавра! — то вторая яркая вспышка промелькнула передо мной и попала прямо в цель.

— Умница, — на выдохе произнёс он, и я закрыла глаза от того, насколько интимной была эта похвала.

Тогда я абсолютно не думала о том, что только что лишила жизни человека. Тогда я могла думать лишь о том, что ради Него готова на что угодно.

* * *

После того случая, моего первого убийства, Его отношение ко мне поменялось. Теперь я была его полноправной помощницей, меня посвящали в курс дела, мне давали задания. Эзра помог мне устроиться на работу в Министерство к себе в Отдел Тайн, ведь я была далеко не глупа, и мои выпускные экзамены и отличные характеристики сыграли своё дело. Теперь я могла шпионить для повелителя так же, как и мой брат, я узнала для Него нужную информацию о пророчестве, которое Он так жаждал получить. Я помогала ему разрабатывать план по заманиванию Поттера в свой отдел, потому что повелитель пока не желал раскрывать своего возвращения.

С того самого раза прошло не меньше месяца, прежде чем Он снова попросил меня убить ради него. В тот, второй раз, мне уже было проще это сделать несмотря на то, что со мной рядом уже никого не было. В тот, второй раз, я просто закрыла глаза и вспомнила ровное дыхание на своей шее. Я вспомнила едва заметные касания холодных рук своей кожи. В тот момент я не хотела никого убивать. Я лишь хотела выполнить его приказ. Я хотела сделать ему приятно, а он будет очень доволен, если узнает, что я справилась с заданием. А немного позже мне выпала возможность доставить ему удовольствие совсем другого плана.

В тот день было очередное собрание. Планировался масштабный побег из Азкабана, так как, по словам повелителя, у нас было очень мало помощников. Самые преданные его слуги были именно в Азкабане, и он хотел вызволить их и наградить. А я отчаянно помогала ему в этом, даже не подозревая, что своими действиями рыла себе могилу.

После обсуждения всех деталей, когда все уже хотели встать и направиться к выходу, Тёмный Лорд вдруг произнёс:

— Нотт, я хочу видеть тебя у себя в кабинете.

Поскольку наш отец в это время отсутствовал по ещё какому-то важному поручению, то на собрании были только мы с Эзрой. Мы одновременно посмотрели на господина, но я сразу смущённо опустила взгляд, ведь мне казалось, что тот хотел о чём-то побеседовать именно с моим братом. Но мне казалось.

— Эзра, ты можешь идти, я хочу побеседовать с Мередин, — безразлично пояснил Он, и я не смогла ничего с собой поделать и потрясённо посмотрела на него. Заметив мой взгляд, Он невозмутимо добавил: — Ты же не против поговорить со мной немного, да?

— Да, мой лорд, — восторженно ответила я, стараясь не замечать удивлённого взгляда брата, в котором читалась и неприкрытая зависть.

— Хорошо, — сказал Он, встав со своего места во главе стола. — Все остальные могут быть свободны.

Я вновь тенью направилась за ним в холодную и тёмную комнату на третьем этаже, в которой никогда не горел свет. Осторожно прикрыв за собой дверь, я прошла в центр комнаты и замерла, словно статуя, гадая, какое поручение господин хотел мне дать в этот раз. Но он не сел как обычно на диван неподалёку от окна, а незаметно подошёл ко мне со спины, совсем как в моё первое поручение, и едва заметно положил мне руки на талию.

— Ты думаешь, я не вижу, как ты на меня смотришь, Мередин? — прошептал он над моим ухом, а я оаять забыла, как дышать, от ощущения его дыхания. Мне было нечего ответить на эти слова, поскольку я никогда бы не нашла в себе силы открыто признаться в своей страсти, но мне и не нужно было этого делать. Он и так прекрасно всё знал, он уже не раз видел это в моём сознании. — Маленькая глупая девочка…

— Пусть, — выдохнула я, а затем осторожно повернулась к нему лицом и хотела прикоснуться губами к его бледно-розовым губам, но он не дал мне этого сделать, приложив к моим губам холодный указательный палец правой руки.

— Я никогда никого не целую в губы, запомни это, — тихо пояснил он, не мигая смотря мне прямо в глаза. Моё сердце на несколько мгновений остановилось, но я продолжала смотреть ему в глаза, ожидая, что же он сделает дальше. Несмотря на то что мне было отказано в поцелуе, он так и не убрал руки с моей талии. — Иди сюда, я хочу тебя видеть.

Он взял холодной, будто фарфоровой ладонью мою руку и потянул к дивану, стоявшему рядом с окнами. Ночь была погожей, с чистейшим звёздным небом и яркой луной, и этого освещения было вполне достаточно. Сев на середину дивана, он аккуратно притянул меня к себе и осмотрел с ног до головы. На мне была чёрная плотная мантия, а под ней классическое платье из гладкого шёлка с рядом серебряных пуговиц на спине. Поскольку я была невысокого роста, то ему не составило труда сидя дотянуться до моих плеч. Медленно проведя по ним, он свёл руки на застёжке в центре и аккуратно расстегнул её. Тяжёлая ткань соскользнула с меня и упала на пол, а я с замиранием сердца продолжала следить за осторожными движениями своего повелителя.

Он снова оглядел меня с ног до головы и тихо произнёс:

— Что мне сделать, чтобы снять его?

Я была немного удивлена подобному вопросу, у него же наверняка во внутреннем кармане пиджака была волшебная палочка, но он почему-то не хотел ей пользоваться. Почему-то он хотел сделать всё самостоятельно, своими руками. От этой мысли мне стало совсем плохо, я дышала через раз, а удары сердца один за другим отдавали в уши. Но вместо ответа я лишь осторожно повернулась к нему спиной и забрала волосы на плечо, чтобы было видно все пуговицы до самой шеи.

Мне показалось, что я услышала что-то вроде смешка, но возможно, это просто обезумевшее сознание уже придумывало то, чего в действительности не было. А потом я почувствовала едва заметные касания своей спины, сначала у шеи, а затем они спускались всё ниже и ниже. От каждого прикосновения фарфоровых пальцев к моей спине по ней проходила волна мурашек, а дыхание рефлекторно задерживалось. Как только была расстёгнута последняя, то те же фарфоровые пальцы медленно прошлись по моим плечам, обнажая их, и гладкий шёлк с тихим шелестом соскользнул с них. Я осталась в одном белье и чёрных чулках.

— Повернись ко мне, — услышала я приказ и послушно выполнила его, повернувшись к нему лицом.

Луна мягко светила прямо на меня, давая прекрасное освещение, и я почувствовала себя словно под прожекторами. Мне было не по себе от пристального взгляда Тёмного Лорда, внимательно осматривавшего моё почти обнажённое тело, и очередная волна мурашек прошлась по нему, когда Он аккуратно убрал мои распущенные вьющиеся волосы обратно за спину, чтобы получить обзор небольшой груди, скрытой чёрным кружевным бюстгальтером.

— У тебя уже был мальчик, Мередин? — тихо спросил Он, внимательно изучая моё тело.

— Нет, мой лорд, — едва слышно ответила я, постоянно напоминая себе, что для жизни необходим воздух.

— Почему? — задал Он очередной вопрос, снимая с меня оставшуюся одежду одним лишь взглядом. — Ты весьма симпатичная девушка, Мередин.

Сделав глубокий вдох, я закрыла глаза, абсолютно не зная, что ответить. Не говорить же в такой момент, что в школе меня считали чудачкой, потому что вместо свиданий я сидела за учебниками в библиотеке или витала в облаках, мечтая когда-нибудь увидеть своего кумира. А сейчас он сидел передо мной, внимательно осматривая беззащитную меня, и спрашивал, почему у меня никого не было.

— Я… я… мне просто никто не нравился, — прошептала я, не открывая глаз, спустя несколько секунд, показавшихся мне вечностью.

— По-моему, я предупреждал тебя, чтобы ты не смела мне врать, — донёсся до меня тихий голос. — Посмотри мне в глаза.

Я послушно открыла глаза и посмотрела на него, и он тихо продолжил говорить:

— Я чувствую, когда люди мне врут, Мередин, помнишь? Зачем ты мне лжёшь?

— Я вам не лгу, милорд, — на выдохе ответила я, не отрывая взгляда от багряно-красных глаз. — Никто из сокурсников мне никогда не нравился.

— Значит, тебе нравился кто-то из старшего поколения, — сделал он очень правильный выбор, проведя кончиками пальцев по моему левому предплечью, прямо по своей метке. — Кто же?

Я ничего не сказала, думая в этот момент, как бы избежать прямого ответа. Мне не хотелось в таком беззащитном состоянии признаваться в своих слабостях к Нему. Вместо этого я осторожно села к нему на колени и, наклонившись, поцеловала в не прикрытый одеждой кусочек шеи, раз уж Он не позволял прикоснуться к своим губам. Он аккуратно обхватил меня холодными руками, позволяя приобнять его за плечи и ещё раз поцеловать.

— Красноречивый ответ, — услышала я, как только немного отстранилась и вновь посмотрела ему в глаза. — Значит, я первый, кто научил тебя убивать, и буду первым, кто… сблизится с тобой. Ты уверена, Мередин, что хочешь этого?

— Да, — прошептала я, в очередной раз поцеловав его шею. — Я этого хочу. Я ваша.

Мне опять показалось, что уголки его рта немного приподнялись, свидетельствуя о том, что мой ответ ему понравился. А затем руки, которые до этого только слегка касались моей кожи, вдруг обхватили меня, сильно, грубо, что у меня перехватило дыхание, а губы, оказавшиеся такими же холодными, как и руки, впились в мою шею. Поцелуи, больше похожие на укусы, спускались всё ниже, а я после каждого старательно напоминала себе, что мне всё-таки нужен воздух для того, чтобы жить. Жить ради Него.

* * *

Когда я далеко за полночь вернулась в свою квартирку, то с удивлением обнаружила Эзру, сидевшего на моей кровати и читавшего книгу, которую я недавно утащила из Отдела.

— Что он хотел от тебя, Мер? — в лоб спросил он, как только заметил меня.

— Это неважно, Эзра, — ответила я, старательно не выдавая своего возбуждения, своего… счастья.

— Вот так вот, да? — воскликнул Эзра, и в его голосе слышалась явная обида. — Это я представил тебя Ему, если ты не забыла, против воли отца! А сейчас, когда ты втёрлась ему в доверие, не хочешь даже ничего говорить мне! Даже не думал, что ты можешь быть такой неблагодарной!

— Успокойся, Эзра, — невозмутимо сказала я, пройдя внутрь комнаты и сев в кресло рядом с кроватью.

— Нет, я не успокоюсь! — продолжал возмущаться он, отложив книжку в сторону и вскочив с кровати. — Какое поручение он тебе дал, что ты не хочешь рассказывать мне об этом?!

Я лишь рассмеялась в ответ, поудобнее устроившись в кресле, а Эзра, подойдя ко мне, прошипел с угрозой в голосе:

— Думаешь, я не узнаю, какой он тебе отдал приказ? Узнаю, можешь не сомневаться, да ещё и добьюсь, чтобы его поручили мне, а не тебе, сопливой девчонке, только окончившей школу!

— Эзра! — со смехом воскликнула я. — Даже если ты и узнаешь, какое он дал мне поручение, то всё равно не сможешь его выполнить!

— Это мы ещё посмотрим, — зло выдавил он, а потом выпрямился и собрался уже выйти из моей комнаты, но я, закончив смеяться, окрикнула его:

— Постой, братик! Если хочешь узнать, что он хотел от меня, то иди сюда.

Эзра сразу обернулся и недовольно посмотрел на меня, но весь его вид говорил о том, что ему очень хотелось узнать, зачем же Тёмный Лорд хотел видеть меня, а не его, так что нехотя подошёл ко мне и скрестил руки на груди. Я же, подумав, что уже прошло достаточно времени, убрала волосы с плеч за спину и сняла мантию, обнажив немного тело.

— Ты всё ещё хочешь выполнять подобные поручения? Вот уж не думала, что тебя интересуют мальчики… — ехидно заметила я, следя, как недовольство во взгляде брата сменялось потрясением.

— Мер, ты же ни с кем не была до этого… — прошептал он, рассматривая следы укусов на моей коже. — Он тебя заставил?

— Нет, я сама этого захотела, — невозмутимо ответила я, накинув на плечи мантию. — Так что можешь не переживать, никакого тайного поручения у меня нет.

— Мер, зачем ты это сделала? — теперь в голосе Эзры снова слышалась злость, но она уже не была связана со мной лично.

— Я уже взрослая девочка и могу делать всё что хочу, — высокомерно заявила я, ведь ещё не хватало, чтобы брат читал мне лекции о морали и нравственных идеалах. — Ты сам спишь со всем, что движется и не очень, почему я не могу?

— Я не против, чтобы ты спала с кем-то, но… не с ним же! — потрясённо воскликнул он, всё ещё не в силах оторваться от расцветавших на моей шее отметин.

— А в чём проблема? Ты же сам служишь ему? Шпионишь для него, считаешь его чуть ли не богом… Почему я не могу быть с ним? Или ты считаешь, что у меня теперь будут какие-то особые привилегии, которых не получить тебе? — в этот момент я открыто издевалась над братом, но он лишь с невыразимой грустью смотрел на меня, а затем тихо сказал:

— Он использует тебя, дурочка. Он никогда тебя не полюбит.

— Это мы ещё посмотрим, — надменно хмыкнула я, нисколько не сомневаясь, что смогу добиться поставленной цели.

— Тут даже смотреть нечего, Мер. У тебя просто нет шансов. Такие, как он, не способны на подобные чувства, — хоть в голосе Эзры и было какое-то подобие заботы, но его слова сильно меня задели. Даже разозлили.

— Да какое тебе вообще дело до того, с кем и что я делаю?! Пусть даже ты и окажешься прав, и он бросит меня, сейчас он хочет быть со мной!

— Поверь мне, Мер, ты ещё мало крутишься в этом мире и многого не знаешь, — никак не реагируя на мою злость, произнёс Эзра на удивление спокойным тоном. — Всё изменится, когда вернётся она, и ты сама же роешь себе яму, помогая ему в её возвращении.

— Ты о ком? — недоумённо спросила я, так как уверенность в голосе брата меня сильно насторожила. Он лишь горько усмехнулся и ответил:

— Беллатриса.

— Кто это? — не совсем понимая, о чём сейчас шла речь, вновь спросила я, но Эзра загадочно улыбнулся и сказал:

— Скоро узнаешь, — и быстрым шагом вышел из моей спальни, оставив меня одну в смешанных чувствах: я была готова танцевать от радости, потому что в тот день всё, о чём я мечтала столько лет, наконец-то сбылось, но только вот предчувствие надвигающейся бури упорно не хотело покидать меня после полных горечи слов брата.

* * *

В скором времени я всё-таки узнала, что значили слова Эзры о незнакомке по имени Беллатриса. В скором времени всё моё безграничное счастье неожиданно прервалось, словно кто-то перерезал струны острыми ножницами.

Я знала, что супруги Беллатриса и Рудольфус Лестрейндж не отреклись от Тёмного Лорда, как это сделали многие и мой отец в том числе. Они искали его и в этих поисках до потери памяти запытали Долгопупсов, за что были отправлены в Азкабан. Он хотел вернуть их, своих преданных слуг, а я самоотверженно помогала ему в этом, даже не подозревая, какие же отношения были в этой семейной паре. Беллатриса Лестрейндж была сестрой Нарциссы Малфой, они обе были в девичестве Блэками, так же как и моя бабушка. Поэтому Беллатриса, только переступив порог дома своей сестры, стала вести себя соответствующе.

Она вообще была очень эксцентричной женщиной, и до поры до времени меня это никак не касалось, пока в один прекрасный вечер на очередном собрании Он не произнёс:

— Беллатриса, зайди ко мне после собрания, мне очень нужно поговорить с тобой.

Когда я услышала её имя вместо своего, то сразу посмотрела на Него, словно побитая собачка, которую хозяин прогнал из дома спать на улицу. Но на его лице не было ровным счётом ни одной эмоции, кроме удивления.

— Что с тобой, Мередин? Ты хочешь что-то сказать мне? — продолжая смотреть мне в глаза, поинтересовался он, прекрасно зная, что я не рискну при всех обсуждать подобную тему. Даже оставшись с ним наедине, я никогда не рискнула бы высказать ему хотя бы одну претензию.

— Нет, милорд, — стараясь, чтобы голос звучал как можно безразличнее, тихо ответила я, отведя взгляд в сторону, но в последний момент заметила ту самую едва заметную улыбку на губах, которых мне запрещено было касаться.

— Чудесно, — протянул он, а затем продолжил слушать доклад очередного ответчика, а миссис Лестрейндж, заметив мой взгляд, высокомерно взглянула на меня и поджала губы.

Вскоре я узнала, что приглашал он жену своего верного слуги вовсе не для какого-то особого поручения. О том, что они спали, знали все, включая и самого Рудольфуса, который женился исключительно из интересов чистоты крови и считал супругу кем-то вроде… делового партнёра. А сама миссис Лестрейндж питала безудержную страсть к своему хозяину, которому была абсолютно и безгранично предана. И об этом знали все. Все, кроме меня, ведь как верно подметил Эзра, я ещё «слишком мало крутилась в этом мире и многого не знала». С того момента начался мой личный ад.

Беллатриса тоже не сразу узнала обо мне, так как даже в самом страшном сне представить не могла, что у неё когда-нибудь появится соперница, тем более такая вчерашняя школьница, как я. Но она всё же узнала, когда спустя два собрания, после которых повелитель хотел видеть исключительно её, он наконец позвал к себе меня. В то мгновение у неё на лице была написана та же самая гамма эмоций побитой собаки, а я не могла сдержать триумфальной улыбки, поскольку что бы там ни говорил Эзра, но с появлением Беллатрисы Он не забыл меня. Он всё ещё хотел быть со мной. И только намного позже я поняла, что в тот момент он издевался над нами обеими.

С того самого дня в конце января, когда вместо Беллатрисы холодные фарфоровые губы целовали меня, когда я могла наконец касаться губами желанного тела, словно высеченного из белоснежного мрамора, началось наше противостояние. С тех пор каждое собрание я сидела как на иголках, гадая, кого же Он выберет сегодня: меня или её. И чаще всего Он выбирал не меня. Это уже потом я заметила, спустя месяц или два, как на его губах неизменно появлялась едва заметная ехидная улыбка каждый раз, когда он видел моё лицо после того, как я слышала имя соперницы, а не своё. Сначала я подумала, что мне всего лишь показалось, что это был обман зрения, но это было не так. Ему действительно нравилось видеть, как я страдала, зная, что эту ночь он проведёт не со мной.

Отец в скором времени тоже узнал про сложившееся положение дел и перестал со мной общаться. В наш последний разговор он заявил мне, что я обесчестила его, что никто и никогда не захочет иметь со мной дело, зная, что я была с Ним, и что я никогда не порадую его наследниками. Всё, что мне грозило по его мнению, — это или так и быть подстилкой второго плана, или умереть от Его руки, если мой хозяин вдруг решит приревновать меня к кому-нибудь. Но я считала слова отца вздором и чепухой, так как и представить себе не могла, что когда-нибудь захочу уйти от своего господина. Как же я тогда ошибалась…

Чтобы хоть как-то добиться желанного внимания к себе, я стала почти полностью копировать свою соперницу. В движениях, фразах, интонации, манере говорить, манере одеваться. Я так же точно со страстью и обожанием смотрела на него, радовалась его маленьким похвалам, усиленно старалась выполнять каждое поручение, уже не считаясь с совестью, которая отошла далеко на задний план, хотя раньше я с ней считалась. Но на все мои попытки привлечь его внимание копированием Беллатрисы я получала лишь неизменную усмешку и имя соперницы в конце собрания.

Самое большое число собраний подряд, после которых Он приглашал к себе миссис Лестрейндж, было равно шести. На седьмой раз я уже сидела с полным отсутствием и даже не понимала, о чём шла речь. Всё, что мне хотелось в тот момент, — это повеситься, потому что и отец, и Эзра были правы, и мой господин лишь играл со мной, распаляя ревность своей любовницы, с которой он был гораздо дольше меня. Я была лишь разменной монетой в их отношениях. Поэтому я даже и не пыталась больше сделать что-то, пустив ситуацию на самотёк, ведь что бы я ни делала, он всё равно выбирал её. И когда я в конце очередного собрания в мае услышала:

— Нотт, у меня есть поручение для тебя, так что зайди ко мне после общей встречи, — то не сразу посмотрела в багрово-красные глаза, ожидая, что обращение было к отцу или брату. И спустя всего несколько мгновений до моего слуха вновь донёсся тихий голос: — Мередин, ты меня слышишь?

— Да, мой лорд, — как всегда односложно ответила я, всё же посмотрев на Него, словно не веря своим ушам.

Но он невозмутимо смотрел в ответ, а, заметив моё замешательство, у него как всегда чуть приподнялись углы рта, и я сразу поняла, что это было правдой, а не слуховой галлюцинацией.

— Хорошо, — сказал он, мельком посмотрев на Беллатрису, которая была в примерно такой же растерянности, что и я, хотя и старалась изо всех сил не показать этого.

Когда все разошлись, а я бесшумно поднялась на третий этаж и проникла в кабинет в самом конце коридора, то заметила фигуру в неизменно чёрном костюме, сидевшую на своём обычном месте на диване у окна. Сделав глубокий вдох, я прошла в самый центр комнаты и остановилась, не решаясь подойти ближе.

— Что с тобой, Мередин? — насмешливо поинтересовался Тёмный Лорд, поняв, что ближе я подходить не собираюсь. — Ты не рада меня видеть?

— Я всегда рада вас видеть, милорд, — с замиранием сердца ответила я, ожидая в этот момент очередного пинка на улицу, под проливной дождь и непогоду.

— Тогда почему ты не хочешь подойти ко мне поближе? — вдруг спросил он, и я, приоткрыв рот от подобных слов, сглотнула, а затем на ватных ногах подошла к вальяжно сидевшей на диване фигуре в чёрном. — Иди, не бойся, сюда.

Он осторожно взял мои ладони в неизменно холодные руки и потянул на себя, приглашая сесть к себе на колени. Я послушно села, и до меня вновь донёсся едва слышный шёпот:

— Ты не поцелуешь меня, Мередин? У тебя это отлично получается…

Резко выдохнув, поскольку мне одновременно было очень больно и очень хорошо, я наклонилась и поцеловала холодную кожу шеи, на что получила едва заметный выдох.

— Ты обижена на меня за то, что я так долго выбирал Беллу, Мередин? — спросил он, когда я немного отстранилась.

— Нет, мой лорд, — прошептала я, избегая смотреть в этот момент ему в глаза.

— Мередин, сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не смела мне врать? — невозмутимо проговорил он, проведя холодной ладонью по моей спине, закрытой лёгким шифоном платья. — Если ты не можешь сказать правду, тогда вообще ничего не говори, я и так всё пойму. Так ты обижена на меня?

Я ничего не ответила, лишь тяжело вздохнула и положила голову ему на плечо, пока у меня была такая возможность, и вдыхала запах его тела, который буквально сводил меня с ума.

— Ясно, — сказал он, правильно расценив моё молчание. — Прости меня, Мередин. Ты ведь уже догадалась, что я специально так долго приглашал к себе Беллатрису, а не тебя, да?

Я снова промолчала, закрыв глаза, так как выбора у меня не было в любом случае, и повелитель всё равно узнал бы правду. Но он не злился на неё, наоборот, в его голосе было некое подобие радости.

— Ты умная девочка, Мередин. Сразу всё поняла. Тебе не нравится, что у тебя есть соперница, не так ли?

— Да, мой лорд, — сейчас и молчать было глупо, поскольку на такой вопрос ответ был очевиден.

— Что ж, кому бы понравилось? — усмехнулся он, немного сильнее приобняв меня, а затем задал следующий вопрос: — Раз тебе так не нравится Беллатриса, почему бы тебе не избавиться от неё?

— Простите, милорд? — от неожиданности я даже выпрямилась и растерянно посмотрела ему в глаза, не решаясь попросить повторить последние слова, потому как звучали они… странно, мягко говоря.

— Почему бы тебе не избавиться от соперницы, Мередин? — невозмутимо повторил он свой вопрос, неотрывно смотря мне в глаза. — Почему бы тебе не убить Беллатрису?

— Она… она ваша верная помощница, милорд, — прошептала я, немного оторопев от подобного предложения.

— И что? — не понимал он, продолжая внимательно следить за каждой моей эмоцией. — Я же сам тебе предлагаю это, почему ты не хочешь? Сомневаешься, что у тебя получится?

— Нет, не сомневаюсь, — тихо ответила я, неотрывно смотря в багряно-красные глаза. И в этот раз не последовало обвинений во лжи, так как это была правда: я уже была достаточно сильной волшебницей благодаря стараниям своего брата и самого Тёмного Лорда, чтобы противостоять даже такой безумной женщине, как миссис Лестрейндж. Но вот о её смерти я никогда не задумывалась, потому что в таком случае наверняка причиню ему боль. А мне не хотелось, чтобы ему было больно.

На фарфоровых губах в очередной раз появилась бледная тень улыбки, даже более явная, чем обычно, а затем Он прошептал:

— Надо же, какое благородство. А вот Беллатриса хочет убить тебя, Мередин. Знаешь, почему она до сих пор этого не сделала?

Я озадаченно посмотрела на него, догадавшись, в чём было дело, но от подобной догадки у меня захватило дух. Я бы никогда не позволила себе озвучить её вслух.

— Это я запретил ей сделать это, Мередин. А она никогда не посмеет ослушаться моего приказа, никогда, — подтвердил он мои догадки, медленно проведя руками по невесомой ткани моего платья цвета сочной зелени. — Ты бы могла сказать мне «спасибо» за это…

— Спасибо, — благодарно выдохнула я, наслаждаясь лёгкими касаниями своей спины.

— Ты можешь отблагодарить меня по-другому, ты же знаешь, как… — тихо проговорил он над моим ухом, расстегнув левой рукой верхнюю пуговицу своей рубашки, и я, поняв намёк, снова поцеловала его шею, уже более страстно, прекрасно зная, как он любил подобные поцелуи.

— Очень хорошо, — сказал он, когда я закончила поцелуй. — Ты меня немало повеселила, когда пыталась походить на Беллу, Мередин. Ты была такой смешной…

В этот момент Тёмный Лорд расстегнул молнию на моём платье и изящным движением рук снял его с меня, оставив меня сидеть у него на коленях в одном нижнем белье.

— Знаешь, а Белла намного стройнее тебя… — протянул он, внимательно всматриваясь в моё тело, словно видел его впервые, хотя он осматривал меня каждый раз, когда я приходила к нему. — Заключение в тюрьме скверно отразилось на её характере и личности, чего не скажешь про фигуру…

— Мне нравится моё тело, — прошептала я, старательно выдерживая его внимательный взгляд.

— А если я скажу, что мне нет, ты похудеешь для меня? — с лёгким налётом удивления поинтересовался он.

— Да, милорд, — нервно сглотнув, ответила я, почувствовав в этот момент сомнения в своей привлекательности, которых до этого не возникало.

— А если я скажу тебе, что мне не нравится твой цвет волос, ты изменишь его на такой же чёрный, как у неё? — вонзил он ещё один кол мне в сердце, и я, обливаясь кровью, дрогнувшим голосом сказала:

— Да, милорд. Я сделаю всё, о чём вы меня попросите. Я изменю всё, что вам не нравится.

Он ничего мне не ответил, лишь внимательно вглядывался в моё лицо где-то с минуту, а потом резко притянул меня к себе и жадно поцеловал в области левой ключицы, так, что я даже вскрикнула от боли, а затем крепко вцепилась в его плечи, закрытые пиджаком.

— Не смей ничего менять в своей внешности, — с угрозой в голосе прошептал он, немного отстранившись от меня, а после вновь принялся кусать мою шею. — Я запрещаю тебе. Не смей ни худеть, ни менять цвет волос. Не смей больше подражать ей. Мне не нужна вторая Беллатриса, мне и одной достаточно. Мне нужна Мередин.

От этих слов я чуть не потеряла рассудок, а когда немного пришла в себя, то заметила, что он прекратил ненадолго свои поцелуи и пристально смотрел мне в глаза. Я же, вдруг почувствовав небывалую смелость после его последней фразы, привстала чуть-чуть, чтобы поцеловать его губы, но он остановил меня, опять приложив к ним указательный палец.

— Я не целую, ты забыла?

— Нет, милорд, не забыла, — разочарованно ответила я, немного поджав губы.

— Что-то не так? Тебя что-то тревожит? Скажи мне, — Тёмный Лорд сразу почувствовал мои эмоции, так что я, набрав в лёгкие побольше воздуха, жалобно выдохнула:

— А ей можно?

— Нет, Мередин, — усмехнувшись, ответил он, легко коснувшись губами моей шеи. — Ей тоже нельзя. Никому нельзя. Ты хочешь бывать здесь чаще?

— Да, милорд, — прошептала я, а на моём закрытом тучами горизонте проблеснул луч надежды.

— Тогда убеди меня, что я тоже этого хочу, — ответил он, и я, стараясь не потерять в эту же секунду сознание, принялась выполнять приказ своего господина.

* * *

— Мередин, почему ты не пришла сегодня на собрание?! — от тревожных мыслей меня отвлёк голос брата, ворвавшегося ко мне в квартиру.

С того самого дня, когда я ослушалась своего господина, когда мои розовые очки вдруг разбились, прошло полторы недели. С тех пор я исправно ходила на работу и каждую минуту благодарила Бога за то, что всё ещё хожу по этой грешной земле, ведь количество этих самых минут с каждым вдохом неуклонно сокращалось. Но всё же прошло целых десять дней, прежде чем он снова захотел видеть меня, а судя по словам Эзры, и не только меня, но в этот раз я не нашла в себе сил, чтобы явиться на встречу.

В прошлый раз, в тот самый день, у меня было состояние эйфории или какого-то психоза, и я как-то смогла обмануть его, раз до сих пор имела возможность дышать воздухом. Но в этот раз я не сомневалась, что как только посмотрю в багряно-красные глаза, то сразу же выдам себя, и моя жизнь оборвётся. И раз уж смерть была так и так неизбежна, то я решила встретить её у себя дома, а не в столовой поместья Малфоев на глазах у отца и брата.

— Мередин, ты меня слышишь?! — Эзра подскочил ко мне и стал теребить за плечи, но я сама повернулась к нему лицом и невозмутимо посмотрела в ответ.

— Я слышу.

— Почему ты не пришла сегодня? — прошептал он, со страхом в глазах глядя на меня. — Он спрашивал про тебя.

— И что ты ему сказал? — флегматично поинтересовалась я, усмехнувшись, что когда-то давно была бы очень рада подобному вниманию к себе, но это время уже далеко позади.

— Я сказал, что не знаю, что с тобой, — шёпотом ответил Эзра, продолжая держать меня за плечи. — Умоляю, скажи, что у тебя был веский повод не приходить. Что ты серьёзно заболела или узнала что-то очень важное…

— Эзра, я здорова, — безразлично перебила его я, убрав руки брата со своих плеч, — и ничего важного не знаю.

— Тогда почему? — непонимающе воскликнул он, и я, усмехнувшись, ответила:

— Я просто не хочу.

— Что? — не поверив услышанному, переспросил Эзра. — «Не хочешь»?

— Да, — просто сказала я, продолжая невозмутимо смотреть на него. — Я не хочу, и всё.

— Ты понимаешь, что это не школьный научный кружок, чтобы вот так просто оттуда выйти? — прошептал Эзра, поняв наконец, что я не шутила. — Ты не можешь вот так просто взять и не появляться на собраниях! Если ты так несерьёзно к этому относишься, не надо было вообще проситься к нему! Тебя же никто не заставлял! Он тебя бросил, да?

— Нет, Эзра, он меня не бросил, — замявшись немного, ответила я, ведь скорее я бросила Его, а не наоборот. И очень скоро должна была прийти расплата.

— Ты же знаешь, что он делает с предателями, да? — опять со страхом в голосе прошептал Эзра, смотря на меня, словно на призрака. — Он убьёт тебя…

— Он так и так убьёт меня, Эзра, — спокойно ответила я, сделав глубокий вдох. — Я соврала тебе полторы недели назад. Я не смогла выполнить его поручения, не смогла убить двух детей той семьи, предателей крови. И ему я тоже об этом соврала. При всех.

— Да он мог даже и не узнать об этом! — воскликнул брат, поняв наконец, что к чему. — Если бы ты пришла сегодня и вела себя как прежде, он никогда бы не догадался!..

— Догадался, — тихо возразила я, а затем почувствовала на себе чей-то внимательный взгляд.

Повернув голову немного вправо, я встретилась взглядом с багрово-красными глазами на бледном лице. Тёмный Лорд бесшумно стоял, словно статуя, прислонившись к косяку входной двери, и внимательно смотрел на меня. Я немного приподняла углы рта, и Эзра, заметив мой взгляд, резко обернулся и понял его причину.

— Потом… поговорим, — выдавил из себя он, прекрасно понимая, что это последние слова, которые я услышу от него в своей жизни, а потом крепко сжал мою ладонь, до боли, и этот жест был намного красноречивее слов.

— Конечно, — ровно ответила я и мягко улыбнулась, чтобы Эзра запомнил меня такой, спокойной, красивой, а не испуганной.

Эзра кивнул на прощание и быстро покинул мою квартиру, громко хлопнув входной дверью. Я же, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, выпрямилась на стуле и, отвернувшись от входной двери, посмотрела в окно на погожий сентябрьский вечер с покрытым звёздами небом и жёлтыми листьями. Мне хотелось перед смертью насладиться вечностью природы, её красотой.

Только вот прошла минута, вторая, а я всё также сидела за своим столом и смотрела в окно, медленно и глубоко вдыхая воздух. А через целую вечность за моей спиной послышались едва слышные шаги, а после такой же едва слышный шёпот:

— Зачем ты соврала мне?

— Я не специально, — ответила я, и мой голос был на удивление ровен. — Я не хотела вводить тебя в заблуждение, прости. И если ты действительно чувствуешь, когда люди тебе врут, то сейчас ты должен понять, что я говорю правду.

Впервые я говорила с ним в подобном тоне. Без «вы», «мой лорд» и придыхания. Говорила как с ровней. Каких только глупостей не сделаешь, когда знаешь, что сейчас текут твои последние минуты.

Он ничего не ответил мне, и я, усмехнувшись, задала вопрос, который мучил меня всё это время:

— Когда ты узнал об этом? Когда ты узнал, что я ослушалась тебя?

— Десять дней назад, — без единой эмоции ответил он, стоя за моей спиной.

— Почему ты не пришёл раньше?

— Я ждал, когда ты сама придёшь ко мне, — я на секунду закрыла глаза, пытаясь во всех деталях запомнить этот тихий голос, надеясь, что в следующей жизни смогу вспомнить его, а голос тем временем добавил: — Почему ты не пришла ко мне сегодня?

— Не хочу, чтобы отец увидел мою смерть, — просто ответила я. У меня больше не было необходимости молчать, скрывая неудобную правду, и я могла смело озвучивать её вслух. Хуже уже быть не могло. — И Эзра тоже. Хотя теперь он знает. Надо было сказать ему, чтобы он передал мои последние слова папе, раз уж пришёл сюда, но… ладно. Если тебе нетрудно, то передай их ему, хорошо?

— Какие же это будут слова? — шёпотом поинтересовался он, и я, набрав в грудь побольше воздуха, ответила:

— Я люблю тебя. Скажи ему, что я его люблю. Хоть мы и не разговариваем уже почти полгода, но… я хочу, чтобы он всё-таки услышал от меня эти слова. Я хочу, чтобы он это знал. Это всё.

— Передам, — это всё, что я хотела услышать, и поэтому я закрыла глаза, ожидая, что ещё секунда, и сознание померкнет, а жизнь оборвётся.

Мне показалось, что прошло три вечности минимум, прежде чем я вновь открыла глаза. За это время я успела сделать шестьдесят три вдоха, но ничего не изменилось. Я по-прежнему вдыхала воздух, я по-прежнему мыслила, я по-прежнему существовала. А передо мной застыла статуя, мраморное изваяние, с нацеленной на меня волшебной палочкой и растерянностью в глазах.

«Чего же ты ждёшь?» — меня так и подмывало задать этот вопрос, но необходимости в этом не было: Тёмный Лорд был сильным легилиментом, так что всё понял и без моих слов. Но его волшебная палочка так и не шевельнулась, а с губ не слетели последние слова.

— Ты серьёзно сказала брату, что больше не придёшь на собрания? — вдруг спросил он, и я растерянно поморгала в ответ. «Почему я всё ещё жива?»

— Да, — честно ответила я охрипшим голосом, поскольку как-то больше и не планировала ничего говорить после своих последних слов.

— Почему? — с детской наивностью задал он очередной вопрос, и я удивлённо уставилась на него в ответ. «Потому что ты сейчас убьёшь меня, почему же ещё?»

Словно угадав или прочитав мои мысли, он уточнил:

— А если я тебя прощу, если закрою глаза на то, что ты оставила тех детей предателей живыми, ты придёшь?

— Неужели ты закроешь глаза на то, что я соврала тебе? — не веря в происходящее, переспросила я, больше для вежливости, ведь этого просто не могло быть.

— Ты постоянно мне врёшь. Не всегда осознанно, чаще всего ты сама веришь в свою ложь, но ты мне врёшь. И ты была до сих пор жива. Так ты придёшь?

— Нет, — невозмутимо ответила я, а затем более уверенно повторила: — Я не приду.

— Почему? — теперь была его очередь не верить в происходящее, да я и сама бы никогда не поверила, что когда-нибудь откажусь прийти к своему господину, тем более когда он сам звал меня, но сейчас я говорила серьёзно. Мне это было больше не нужно.

— Потому что не хочу. Я не хочу больше убивать людей, я не такая.

— Не такая, как кто? — тихо уточнил он, и я, неотрывно глядя в багряно-красные глаза, спокойно ответила:

— Не такая, как ты. Не такая, как она. Я знаю, ей это нравится, нравится убивать, нравится издеваться над людьми, но… мне нет. И я больше не хочу этим заниматься.

— А если я больше не буду давать тебе подобных поручений, ты придёшь?

— Что? — ошеломлённо выдохнула я, совсем не понимая, что сейчас происходило.

— Если тебе больше не придётся убивать людей, ты будешь ходить на собрания? — терпеливо повторил он свой вопрос, и я изумлённо уставилась на него.

— Ты готов простить мне враньё, готов закрыть глаза на то, что я отказываюсь выполнять твои приказы, и ждёшь меня у себя на собраниях? Это…

— Это не шутка, — серьёзно произнёс он, догадавшись, что я хотела сказать. — Ты придёшь?

— Нет, я не приду, — вновь повторила я прежний ответ. — Я не хочу.

— Тогда я буду вынужден отказать тебе в твоей просьбе, — холодно сказал он, пристально смотря мне в глаза. — Ничего твоему отцу я передавать не буду.

«Вот и всё, — облегчённо подумала я, закрыв глаза. — Наконец-то».

Но вот уже в который раз я делала один вдох за другим, и ничего не происходило. Правда, в этот раз я не стала дожидаться, когда пройдёт шестьдесят три вдоха, и сразу открыла глаза, но передо мной никого не было. Я потрясённо обернулась и осмотрела комнату, ожидая, вдруг он стоял за моей спиной, но и там его не было. В пустой комнатке не было никого, кроме меня. Живой меня. Я похлопала себя по груди и животу, словно проверяя, я ли это, а затем откинулась на спинку стула и закрыла ладонями глаза, не веря, что меня отпустили.

* * *

На самом деле, я не верила в то, что произошло поздно вечером в середине сентября. Я не могла заснуть всю ночь, ожидая, что ко мне снова ворвётся фигура в чёрном и произнесёт-таки заветные слова, но никто не появлялся. Ни день, ни два. А на третий пришёл Эзра. Он был белее простыни, когда увидел меня, сидевшую в кресле и читавшую книгу. Полчаса, если не больше, мы с ним ревели и обнимали друг друга, ведь мне казалось, что я больше никогда его не увижу, а ему, что он не увидит меня.

Эзра же сообщил, что больше ничего не произошло. Вчера было очередное внеплановое собрание, но про моё отсутствие уже никто не говорил, как будто меня там никогда и не было. Правда, Тёмный Лорд почему-то игнорировал Беллатрису, но мне теперь было всё равно на их разборки, пусть делают что хотят, я им теперь не была помехой. А ещё через два дня я уволилась из Министерства, поскольку устроилась туда только затем, чтобы помогать Ему, а теперь в этом не было необходимости.

Месяц или около того я жила, как обычный человек: гуляла по покрытым густой листвой дорожкам парков, читала книги, готовила вкусные блюда. Но мои средства, которые я давно откладывала, планомерно заканчивались, так что долго сидеть без дела я себе позволить не могла, поэтому пришло время действовать.

— Мер, неужели ты действительно уезжаешь преподавать в Дурмстранг?! — воскликнул Эзра, только зайдя в мою квартиру около четырёх часов вечера, когда я пила чай с только что испечённым яблочным пирогом.

— Да, Эзра, я действительно уезжаю в Болгарию, ты прав, — невозмутимо ответила я, отпив немного горячего чая. — Не хочешь шарлотки?

— Давно ли ты научилась готовить? — с подозрением поинтересовался он, сев рядом со мной за стол на крошечной кухне.

— Недавно, — заметила я, взяв в руки палочку и взмахнув ей, отчего перед братом появилось красивое расписное блюдце, а на него приплыл и кусок пирога. — Зря отказываешься, даже мне нравится.

— Это аргумент, — хмыкнул он, взяв в руки ещё тёплый кусок. — И что ты там собралась преподавать?

— Зельеварение, — откусив немного своего кусочка, ответила я. — У меня по нему всегда было «Превосходно», и профессор Снейп знает нынешнего директора Дурмстранга, он и договорился, чтобы меня взяли на эту должность, хотя учебный год уже и начался. Ты же помнишь, я всегда была его любимицей.

— Да уж, — усмехнулся Эзра, на удивление быстро расправившись с одним куском и потянувшись за добавкой. — Хотя это и неудивительно, ты же училась на его факультете, он всегда хорошо относился к своим. А вкусно!

— Неправда, тебя он до сих пор недолюбливает! — рассмеялась я в ответ, с улыбкой наблюдая, как братец уплетал мою стряпню. — Рада, что тебе понравилось.

— Так когда ты уезжаешь? — прожевав второй кусок, поинтересовался он, нагло взяв мою чашку и выпив весь оставшийся чай.

— Через три дня. Будешь скучать?

— Ещё как! Мер… — лицо Эзры вдруг в одну секунду помрачнело, и я обеспокоенно спросила:

— Да?

— Ты же в самом деле уезжаешь? Ты же не делаешь вид, что уезжаешь, а на самом деле… он… дал тебе срок в месяц?

— Нет! — воскликнула я, ведь мне даже в голову не приходило, что мой отъезд могут воспринять как прикрытие моего убийства. — Я действительно уезжаю, если не веришь мне, то спроси у профессора Снейпа.

— Ладно, я тебе верю. Просто… а он знает?

— Нет, не знает, — к горлу подступил комок, и я опустила взгляд, посмотрев на свои руки. — Мы больше с ним не виделись с того самого дня, как… ты понимаешь, о чём я. Так будет лучше для всех.

— Ясно, — теперь и Эзра опустил взгляд и старательно изучал свои ботинки. — Ладно, спасибо, что угостила… и пиши мне, хотя бы два раза в неделю, мне будет очень тебя не хватать!

— Если будет время, обязательно напишу, — хмыкнула я, и братец, поднявшись на ноги, легко чмокнул меня в щёку и пробормотал:

— Люблю тебя, Мер.

— И я тебя, — прошептала я, и он, улыбнувшись, покинул мою квартиру.

Я уж думала, что до отъезда ко мне больше не пожалуют гости, потому как, кроме Эзры и отца, до меня никому, в общем-то, и не было дела. Но я ошибалась. Собрав за день до своего отъезда чемодан, я устало потянулась и вдруг ощутила на себе чей-то внимательный взгляд и сразу обернулась.

— Болгария, значит, — тихо произнёс Он, когда я вопросительно на него посмотрела. — Далеко… когда?

— Завтра. Эзра?

— Северус.

— Всё ясно, — вздохнула я, вполне ожидая предательства со стороны брата, но никак не ожидая со стороны любимого учителя. — Пришёл пожелать мне хорошей дороги или выполнить свои угрозы?

— Ни то ни другое, — тихо ответил он, и я озадаченно уставилась на него, ожидая пояснений.

Но вместо них я получила кое-что другое. Быстро сократив дистанцию между нами, он схватил меня и крепко обнял, а затем жадно поцеловал в губы. Они были такими же, какими их ощущала моя кожа, холодными и гладкими, словно фарфор, но вот нежной кожей губ чувствовать их было в тысячу раз приятнее. Замерев на мгновение, я ответила ему на поцелуй, а он тем временем подхватил меня и усадил на стол, а затем принялся стаскивать с меня одежду, нагло мухлюя магией, чтобы вышло побыстрее.

— Ты же не целуешь в губы? — выдохнула я, как только он немного отстранился от меня.

— Нет, — прошептал он, поцеловав мою шею. — Не целую. Не уезжай. Останься.

— Нет, так будет лучше… для всех, — как же мне хотелось так и сделать, остаться, как он просил, ведь несмотря на то, что мой кумир за последний месяц превратился в чудовище, у меня всё равно замирало сердце от его касаний, а от поцелуев оно вообще было готово выпрыгнуть из грудной клетки.

— Я чувствую себя маленьким мальчиком, у которого отобрали игрушки в песочнице, — продолжал шептать он, скользя холодными руками по моему обнажённому телу. — А я не люблю, когда у меня что-то отбирают.

— У тебя останется она, неужели тебе мало? — тихо спросила я, расстёгивая его рубашку и целуя каждый кусочек кожи, что попадался мне на глаза.

— Я хочу, чтобы осталась ты, — ответил он, посмотрев мне в глаза. — Не уезжай.

Вместо ответа я лишь покачала головой из стороны в сторону, а затем жадно поцеловала бледно-розовые, фарфоровые губы, о которых мечтала целый год, не веря, что мне дозволено прикоснуться к ним. А он жадно водил руками по моей спине, груди, бёдрам, не веря, что завтра я уеду навсегда.

* * *

Мне не хватало воздуха. Казалось, что вот-вот, и меня всю разорвёт. Я судорожно хватала жалкие порции воздуха, что был так нужен для жизни, но у меня было ощущение, что он просто не проникал внутрь тела и сразу же выходил наружу с каждым выдохом. А холодные руки, до боли сжимавшие мою грудную клетку, только усугубляли и без того плачевное положение.

— Ты не можешь просто так взять и сбежать от меня, Мередин, — прошептал он, как только его дыхание немного выровнялось.

— Я должна уехать, — чтобы опять не попасть под гипноз багряно-красных глаз, мне пришлось опустить голову и закрыть глаза, но холодные пальцы коснулись моего подбородка и приподняли его, и я услышала тихий приказ:

— Смотри мне в глаза, — я послушно открыла их, и Тёмный Лорд, пристально смотря на меня, добавил: — Кому ты должна, Мередин?

— Себе, — выдохнула я, а мой голос дрогнул. — Я должна уехать, так будет лучше для всех.

— Ты действительно этого хочешь? — продолжая вглядываться в моё лицо, спросил он, и я жалобно выдавила:

— Да.

— Не смей мне врать, Мередин, — прорычал вдруг он и снова жадно впился мне в губы, и я, почувствовав его необычайно горячее по сравнению с губами дыхание, не смогла ничего с собой поделать и принялась отвечать ему, теряя остатки разума. — Вот чего ты хочешь на самом деле. Я не отпускаю тебя.

— Я всё равно уеду, — мне пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не поцеловать его ещё раз, но крошечными остатками разума я понимала, что если продолжу целовать его, то уже не смогу сказать ему нет, а мне нужно было уехать.

— Я не отпускаю тебя, — твёрдо повторил он, проведя фарфоровыми губами по моей правой щеке, а у меня вновь перехватило дыхание, и мне пришлось покрепче вцепиться в его обнажённые плечи, чтобы не упасть в обморок. — Если ты останешься, я дам тебе всё, чего ты хочешь. Я дам тебе это…

Хотя я и попыталась отвернуться, но Тёмный Лорд насильно повернул мою голову и с ещё большей страстью поцеловал меня, что из моих глаз брызнули слёзы.

— Посмотри на себя, Мередин, — коснувшись губами моих век, тихо сказал он. — Ты же врёшь, нагло врёшь, причём в первую очередь себе. Ты не хочешь уезжать. Ты хочешь остаться здесь, со мной.

— Я хочу спокойной жизни, — проскулила я, а слёзы предательски капали из глаз и стекали по щекам. — И ты прекрасно знаешь, что это правда. Я хочу жить, спокойно жить, заниматься любимым делом. Я не хочу причинять другим страдания, не хочу убивать их.

— Я же сказал тебе, что больше не буду давать такие задания, — начал шептать он, но я, набравшись смелости, впервые его перебила:

— Нет. Я не смогу жить спокойно, зная, что этим всем занимаешься ты. Не смогу. Я хочу сбежать от всего этого, хочу не знать, что здесь происходит. Я хочу любить…

— Ты любишь, Мередин, — едва слышно проговорил он, проведя кончиками пальцев по моим щекам, чтобы убрать тот ручей, что вдруг полился из глаз.

— Я хочу быть любимой, — закрыв глаза, выдохнула я, ведь проблема была именно в этом.

Но ответа на мои слова не последовало, и я, испугавшись неизвестности, открыла глаза и внимательно посмотрела на него. В его взгляде в этот момент промелькнула какая-то едва уловимая эмоция, что-то вроде понимания или принятия… сожаления, и я, набрав в лёгкие побольше воздуха, сказала на удивление спокойным тоном:

— Ты не способен на такие чувства, и теперь я это знаю. Раньше… с одиннадцати лет я мечтала когда-нибудь увидеть тебя, фантазировала, что мы вместе будем делать невероятные вещи, мы вместе изменим этот мир к лучшему, ты… полюбишь меня. Я мечтала, что смогу изменить тебя, и всю оставшуюся жизнь буду счастлива со своим прекрасным принцем. Но жизнь расставила всё по своим местам. Все мои идеалы, чистота крови… это ничего не значит по сравнению с тем, что я лишила жизни тринадцать человек. Ради тебя. Ты не прекрасный принц… ты…

— Чудовище, да? — закончил он за меня предложение, и я поджала губы в знак того, что именно это и хотела сказать.

Но я уже не боялась его реакции, не боялась его гнева. Вот уже месяц я жила взаймы, так как должна была умереть именно тогда, в середине сентября. Так что хуже быть не могло. По крайней мере, мне так казалось.

— Вот, значит, как, — тихо проговорил он после минутной паузы, за которую я успела сделать пятнадцать коротких вдохов. — У маленькой девочки открылись глаза, и теперь она видит всё в истинном свете. Интересно, чем же ты думала, когда пришла ко мне в первый раз? Чем же ты думала, когда отдалась мне в первый раз, а, Мередин? Я же специально спрашивал тебя, хочешь ли ты этого или нет…

— Ничем, — ответила я с противным вкусом горечи на губах. — Я была глупа. Я не понимала, что делала.

— Да… — протянул он, задумавшись о чём-то своём, а я успела сделать ещё один, в этот раз глубокий вдох, а потом вновь замерла, попав под пристальный взгляд багряно-красных глаз. — Ты была глупа. Ты и сейчас ничем не лучше себя прежней, той глупой девочки, которая пришла ко мне год назад вместе со своим братом. Вот что…

Тёмный Лорд опять задумался о чём-то своём, а я с трепетом ожидала продолжения его слов, не в силах пошевелиться.

— Я готов сыграть с тобой в эту игру…

— Это не игра, — перебила его я, но сразу же замолчала, заметив в его глазах угрозу.

— Это игра, — не терпящим возражений тоном произнёс он, и я снова не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть от его пристального взгляда. — Ты маленькое глупое дитя, играющее в куклы и мечтающее о принце на белом коне. Я не принц, ты сама это сказала, но я готов сыграть с тобой, Мередин. Если ты считаешь, что тебе нужно уехать, сделать передышку, подумать о своём поведении, перспективах на дальнейшую жизнь, ещё о чём-то — уезжай…

Услышав это, я облегчённо выдохнула, уже обрадовавшись, что всё-таки получила долгожданную свободу, но моя радость была поспешной.

—…но это не значит, что я отпускаю тебя, Мередин, — заметив мою реакцию, дополнил Тёмный Лорд. — Я не отпускаю тебя. Ты можешь уехать хоть на край света, но это не значит, что ты ничего не должна мне. Всё остаётся в силе, Мередин, как бы ты ни старалась избежать этого.

Я недоумённо уставилась на него, не понимая, чего он от меня хотел, и Тёмный Лорд, заметив мой взгляд, усмехнулся и продолжил шептать, а его руки опять крепко сжали мою талию:

— Ты будешь писать мне письма. Я не знаю, на сколько тебя хватит, но ты будешь обязана писать мне. Два письма в месяц. Раз в четырнадцать дней у меня в руках должно быть две страницы текста, написанного твоей рукой. О твоей новой жизни, о любви ко мне, обвинения в том, как я испортил тебе молодость… мне всё равно, о чём ты будешь писать мне, но раз в две недели в моих руках должно быть письмо от тебя. И если этого письма не будет, то я очень разозлюсь, Мередин. А с твоей стороны крайне недальновидно злить меня, ведь рядом со мной останутся твой отец и два брата… Младшему же всего шестнадцать, не так ли?

При мысли, что из-за меня теперь висели на волоске жизни отца и Тео с Эзрой, я нервно сглотнула, а Тёмный Лорд, почувствовав мой страх, почувствовав, что нашёл мою болевую точку, довольно улыбнулся.

— Вот видишь, как ты быстро всё схватываешь, не такая уж ты и глупая, если подумать, — продолжил говорить он, проведя рукой по моему обнажённому телу до груди. — Отдохни немного, я всё понимаю, отдых нужен каждому и мне в том числе. А потом мы снова поговорим, когда ты вернёшься ко мне.

— А если не вернусь? — отрешённо поинтересовалась я, так как если он пригрозит отнять жизни у отца и братьев, то выбора у меня не будет в любом случае.

— Вернёшься, — прошептал он, коснувшись губами моей щеки, но я, на секунду закрыв глаза, выдохнула:

— Только ради отца и Эзры с Тео. Если ты будешь угрожать ими.

— Нет, я не буду угрожать ими, чтобы ты вернулась ко мне. Я угрожал ими только для того, чтобы ты писала мне. Ты сама это сделаешь, вернёшься ко мне, по своей воле.

— А если нет? Если я полюблю другого?

— Не полюбишь, — уверенно ответил он, целуя моё лицо, с каждым разом всё требовательнее и жарче. — Ты никогда не сможешь никого полюбить так, как меня. И ты вернёшься ко мне. И мне всё равно, кого ты будешь обманывать во время своей небольшой передышки.

— Два письма в месяц… — озвучила я цену жизни своих близких, и он, легко поцеловав меня в губы, подтвердил:

— Да, два письма. Ты не передумала?

— Нет.

— Что ж, тогда до встречи… — он вновь впился холодными губами в мои, словно войдя во вкус, и я ответила ему, прекрасно понимая, что больше никогда не буду его целовать. — Неразумное дитя…

С этими словами он отстранился от меня и, усмехнувшись растерянности, написанной на моём лице, взмахнул рукой, отчего его одежда, разбросанная по полу моей квартиры, мигом оказалась на его теле. И, в последний раз жадно посмотрев на обнажённую меня, словно запоминая каждую деталь, он выразительно посмотрел мне в глаза, а после развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты, оставив меня одну сидеть на своём письменном столе в абсолютно смешанных чувствах.

* * *

— Мой лорд, Мередин Нотт уже давно не появлялась на собраниях, больше полугода, — вставила Беллатриса, когда речь зашла про предателя Каркарова, которого мои слуги нашли недавно в Восточной Европе и как следует наказали.

— На что ты намекаешь, Белла? — невозмутимо уточнил я, пристально посмотрев на неё.

— Я… повелитель, я… — правильно почувствовав угрозу в моём голосе, от прежней уверенности в её собственном не осталось и следа, и теперь она жалобно смотрела на меня, боясь попасть в немилость.

— Мередин Нотт выполняет одно моё поручение в Болгарии, если тебе так интересно узнать про неё. Или ты соскучилась по нашей маленькой помощнице? — я вопросительно посмотрел на неё, и Белла, сглотнув, неуверенно пробормотала:

— Конечно, милорд, я… была бы рада увидеть её снова…

— Как мило, — усмехнулся я в ответ, ведь мне было прекрасно известно, как сильно она ненавидела свою соперницу, посмевшую украсть её главный объект обожания. — Я обязательно передам ей твои слова, Белла, думаю, ей будет приятно их услышать.

— Как скажете, милорд, — покорно промолвила та, и я, задумавшись на полминуты, обратился к ещё одному представителю фамилии Нотт:

— Эзра, не будешь ли ты так любезен зайти ко мне в кабинет после нашей встречи? Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Разумеется, милорд, — немного удивлённый моими словами, почтительно ответил он, и я опять вернулся к выслушиванию новостей о происходившем в мире, мире, который почти стал моим.

С момента отъезда этого неразумного дитя, как правильно заметила Белла, прошло чуть больше полугода, а именно семь месяцев. Я никак не ожидал, что эта маленькая глупая девочка сможет так долго продержаться без меня, потому как лично видел в её сознании, сколько же для неё значил. С каким безумием, с каким поклонением она смотрела на меня. Как она дрожала от одного моего поцелуя. Я не понимал, что же чувствовал в тот момент, когда целовал её, особенно когда целовал её губы, мягкие, нежные губы, единственные, до которых позволил себе прикоснуться, но я почему-то хотел сделать это снова.

Я не понимал, чем же эта девочка смогла задеть меня, потому что в ней не было ничего особенного. Да, она была симпатичной, но Беллатриса с Нарциссой были куда более привлекательными. Если бы мне нужна была красавица, то я смог бы подчинить себе любую, но дело было не в этом. Она была сообразительной, быстро всему училась, на лету схватывала новое, но и Беллатриса была очень умной женщиной. Я вообще не привык держать вокруг себя дураков. Со мной же её и вовсе было глупо сравнивать. Можно было бы подумать, что я повёлся на молодость, свежесть юного тела, но и это было не совсем так.

Скорее, я повёлся на её наивность. Она так наивно мечтала изменить меня, своего кумира, наивно мечтала помогать мне, наивно мечтала, что я полюблю её. Она с таким подобострастием была готова выполнить любой мой приказ, поступиться ради меня собственной совестью, причинить другому вред, убить. Она так наивно была готова сделать всё, чтобы получить крохи моего внимания, была готова полностью пожертвовать своей внешностью, только чтобы я чаще был с ней. Она так наивно обижалась на меня, когда я специально звал к себе Беллу, так расстраивалась, ей было больно, и я прекрасно это чувствовал. Она была полностью в моей власти. И мне почему-то казалось, что она никуда от меня не денется.

И тем больше я был удивлён, даже поражён, когда маленькая девочка показала мне свои зубки. Когда она вдруг отказалась слушаться меня, хотя год назад клялась в верности, вдруг прозрела, поняла, какому чудовищу отдала свою душу. Когда она попыталась сбежать от меня. Я не совсем понимал, что чувствовал в тот момент, когда позволил ей уехать, позволил думать, что она свободна, но… у меня было ощущение, что от меня оторвали что-то важное, что-то, что было мне очень нужно. Мне вдруг стало не хватать её детской наивности, непосредственности, чистоты. Ведь больше таких людей, как она, в моём окружении не было.

Когда Нотт-младший зашёл ко мне в кабинет, я задумчиво сидел за своим массивным письменным столом, а передо мной лежала стопка бумаги. Двадцать восемь страниц, исписанных аккуратным девичьим почерком с завитушками и лёгким наклоном влево. Четырнадцать писем, написанных её рукой.

— Вы хотели меня видеть, милорд? — раздался за моей спиной мужской голос, и я, не оборачиваясь на пришедшего, произнёс:

— Да, Эзра, хотел. Как поживает в Болгарии твоя сестра?

— Мередин? — удивлённо переспросил он, но я с иронией уточнил:

— У тебя есть ещё сёстры, Эзра?

— Нет, милорд, простите, — замявшись, поправился он, сразу поняв глупость своего вопроса. — Она… всё хорошо, милорд. Она пишет, что счастлива, что ей там очень нравится.

«Надо же, как интересно… — подумал я про себя, поскольку в письмах ко мне подобных эмоций не было. В её письмах ко мне было лишь скупое описание её серых будней в качестве преподавателя и описания живописной природы вокруг Дурмстранга. Судя по этим описаниям, в ней погибал неплохой писатель-натуралист. И ни слова про свою жизнь. — Хотя я сам виноват, разрешил ей писать обо всём, о чём вздумается…»

— Как часто тебе пишет Мередин, Эзра? — задумчиво поинтересовался я, а перед моими глазами предстала распустившаяся яблоня из последнего письма в сквере неподалёку от школы, где Мередин часто любит сидеть, душистая, нежно-розового цвета, как невесомое облако.

— Эм… раз в неделю, иногда чаще… — растерянно ответил мой слуга, ведь он, судя по всему, никак не ожидал, что я буду задавать ему подобные вопросы.

«Раз в неделю, значит, — повторил я, посмотрев на непроглядную темноту бархатной майской ночи. — Получается, у него на руках вдвое больше писем, чем у меня».

— А сколько конкретно у тебя писем? — безучастно спросил я, на что получил тихий, но правдивый ответ:

— Тридцать девять, мой лорд.

— Ты бы не мог принести мне эти письма, Эзра? — повернувшись наконец лицом к своему собеседнику, спросил я. — Мне очень хочется посмотреть на них.

Не скажу, что я просил его принести мне письма своей сестры, скорее, я вежливо приказывал, и юный Нотт не мог не понять этого.

— Хо… хорошо, мой лорд… когда?..

— Завтра, Эзра, — не дожидаясь конца его сбивчивого ответа, сказал я. — Я хочу, чтобы завтра вечером ты принёс мне все письма своей сестры, до единого. Ты меня понял?

— Да, мой лорд, — прошептал тот, и в его голосе чувствовался явный страх, но мне показалось, что боялся Нотт-младший именно меня, а не чего-то другого. И очень зря.

— Ты можешь идти, — безразлично разрешил я, снова повернувшись лицом к окну, и за моей спиной послышались быстрые шаги и тихий хлопок входной двери.

На следующий день, когда на моём письменном столе лежало уже две стопки бумаги, исписанной аккуратным почерком с завитушками, причём одна из них намного превосходила другую, я понял наконец, чего же так боялся брат этой маленькой, неразумной девочки. Я сразу же отпустил дрожавшего от страха Нотта и принялся жадно читать письма о жизни той, что посмела сбежать от меня. И с каждым новым письмом в моей душе разгоралась злость, а стократно усилилась она тогда, когда я дошёл до одного из последних.

Милый Эзра,

спешу сообщить тебе, что Ян наконец сделал мне предложение. Я так счастлива! Я пока ещё не писала отцу, но он точно одобрит мой выбор, ты же знаешь, мой жених — потомственный чистокровный маг. Даже не верится, что пишу тебе это. И… у нас в семье ожидается пополнение! Про это точно не надо говорить отцу, как только я немного отойду от родов, обязательно приглашу вас всех к нам в гости, как раз будут летние каникулы, так что отец сможет посмотреть на внука (или внучку, не буду портить интригу), а вы с Тео — на племянника или племянницу.

Насчёт свадьбы не переживай, мы планируем тихо расписаться в живописной церквушке неподалёку, а потом посидеть с семьёй Яна. Знал бы ты, как тепло они приняли меня и новость о пополнении в нашей семье! Только вот пока не знаю, когда, я хочу сначала закончить учебный год и с чистой совестью отпустить своих учеников, но, боюсь, как бы не затянуть до самых родов. Ладно, это всё неважно. Я обязательно напишу тебе, когда моя фамилия изменится!

Как у вас дела? Всё по-прежнему? Как отец? В последнем письме ты сказал, что ему нездоровится, и я очень за него волнуюсь. Надеюсь, всё обошлось! Прошу, не показывай никому этих писем, в особенности это, потому что моя жизнь наконец наладилась, и я… со мной всё хорошо, я счастлива.

С безграничной любовью,

твоя Мередин.

Когда я дочитывал последние предложения, мои руки буквально дрожали от злости. Это было единственным письмом из всего вороха, в котором она вскользь упомянула обо мне жалкими словами «никому не показывай это письмо». Эзра прекрасно знал, что я обязательно узнаю, если он не принесёт мне все письма, так как сам же сказал их точное количество. И я при нём же проверил каждое на подлинность. Значит, всё до последнего слова было правдой.

Я вновь прочитал последние четыре слова, а мной вдруг завладело непонятное, незнакомое доселе чувство. «С безграничной любовью, твоя Мередин». Никаких «С уважением, ваша Мередин Нотт».

Никакой природы, никаких учеников. Исключительно её жизнь, в каждом письме, и от каждого письма мне становилось всё хуже и хуже, ведь, судя по всему, эта глупая девочка и не собиралась возвращаться ко мне. Эта глупая девочка собиралась родить какому-то жалкому волшебнику ребёнка.

«Что ж, надеюсь, срок ещё небольшой, — встав со стула, подумал я. — Примерно пять месяцев. Думаю, мне стоит лично поздравить свою… помощницу с этой радостной новостью. И познакомиться с безумцем, посмевшим забрать у меня моё».

* * *

Переезд дался мне непросто, хотя и моя жизнь стала намного спокойнее. Мне было так непривычно оказаться в другой стране с совершенно другими порядками, языком, традициями, но в то же время мне неожиданно стало легче.

Поначалу я была белой вороной. Мне пришлось воспользоваться несколькими уловками, так как несмотря на то, что некоторые мои ученики изучали английский в качестве второго языка, их было меньшинство, а я абсолютно не знала болгарского. Но преподаватели встретили меня очень тепло, мне помогли обустроиться, помогли войти в ритм, ведь занятия уже два с лишним месяца как начались. Все с пониманием относились к моей лёгкой растерянности, юному возрасту, отсутствию опыта в преподавании. Мне помогали, и я очень старалась не подвести их.

Со своими учениками я не сразу нашла общий язык. Дисциплина в Дурмстранге была намного более жёсткой, чем в Хогвартсе, и порой мне казалось, что передо мной сидели солдаты, а не юные волшебники. Но в скором времени они немного попривыкли ко мне и оттаяли, а я стала чувствовать себя намного более свободно, чем в начале нашего сотрудничества.

Поскольку каждые две недели мне нужно было писать письма, но на вольную тему, я решила не сообщать ничего о своей личной жизни, чтобы у Тёмного Лорда не было возможности надавить на меня. Вместо этого я выбиралась по выходным в живописную деревушку неподалёку и описывала её природу. Я писала про любимый сквер, писала про берёзовую рощу на берегу речки, у которой любила сидеть, писала про горы, которые были совсем близко. Один месяц сменялся другим, за осенью пришла зима, а за ней весна, и раз в две недели я отражала изменения в природе в своих письмах, от которых зависели жизни тех, кого я искренне любила.

И как раз за написанием одного такого письма меня застал Ян, высокий черноволосый парень, приехавший погостить к своей тёте в ту самую деревушку. Наверное, я для него была какой-то загадкой, таинственной иностранкой с неизвестным прошлым, но с нашей первой встречи в сквере он не давал мне хоть на миг забыть о нём. И в итоге его небольшая поездка к родственникам затянулась на почти полгода.

Сначала я старалась держаться от него подальше, так как после всего того, что со мной случилось за прошедший год, после всего того, что я наделала, мне было очень трудно начать доверять кому-либо. Мне не хотелось снова обжигаться, не хотелось, чтобы моя и так кровоточащая рана в груди раскрылась ещё больше. Но Ян был таким упёртым парнем, таким целеустремлённым и харизматичным, что я как-то сама не заметила, как сблизилась с ним. Он учил меня языку, рассказывал о своём народе, истории, традициях. Мы часто гуляли, болтая обо всём на свете, а потом как-то незаметно поцеловались под той самой яблоней, из которой я черпала своё вдохновение для писем. А потом я узнала ещё кое-что, и моя жизнь перевернулась с ног на голову.

На самом деле, у меня было плохое предчувствие, когда я писала о своей жизни брату, ведь Эзра был постоянно у Него на виду и мог проговориться про меня, но… я наивно надеялась, что он гордо не станет интересоваться моей жизнью. Он был настолько уверен, что я не выдержу и прибегу к нему почти сразу же после отъезда, что мне казалось, что он посчитает чтение чужих писем делом, недостойным его. Я наивно надеялась, что он забудет обо мне, как только я скроюсь из виду, потому как его цели постепенно осуществлялись, и даже здесь, в Болгарии, говорили о том, что творилось у меня на родине, и эти новости были далеко не самыми радостными. Я наивно надеялась, что как только уеду, то он опять сконцентрирует всё внимание на Беллатрисе, яркой, безумной, уверенной, красивой женщине, и забудет про такую серую мышку, как я. Как же я была глупа.

В тот день в середине мая, а если быть точнее, то вечер, я спокойно сидела, закутавшись в тёплый плед, в кресле-качалке у камина, поскольку весна почему-то выдалась на удивление холодной, и проверяла письменные работы своих учеников. Работ было так много, а треск дров и тепло огня были такими умиротворяющими, что я сама не заметила, как провалилась в сон. И вырвать меня из него смог только резкий звук распахнувшегося окна.

Быстро вскочив на ноги, я не сразу поняла, что именно произошло, но, почувствовав сильный порыв северного ветра, повернулась в сторону окна и поняла причину внезапного звука.

— Вот растяпа, даже окно не подумала закрыть… — пробормотала я, накинув плед на плечи, и неспешно подошла к открытому окну. — Какая же ты стала рассеянная в последнее время, Мер…

За окном была темнота, мягкая, нежная, бархатная, наполненная чудесными майскими запахами первых цветов и распустившейся листвы, что даже несмотря на свежий ветер я не сразу закрыла окно. Какое-то время я задумчиво смотрела вдаль на горы, и моей душой вдруг завладела какая-то тянущая печаль, непонятная мне тоска. Все эти запахи были почти такими же, какие были и в моём беззаботном детстве, когда мы с Эзрой и Тео прятались в домике на дереве до самой ночи, а потом следили в телескоп за звёздами. Эзра как раз в то время сдал СОВ по Астрономии, и мы с Тео с интересом слушали его рассказы про созвездия, про мифы, связанные с ними, а рядом хрустел волшебный костёр и стрекотали цикады. Как же было хорошо тогда!

Теперь я прекрасно понимала своего отца, и мне было бесконечно стыдно за своё поведение в последний год. Наш отец всегда старался, чтобы у нас троих было счастливое детство, даже несмотря на то, что он воспитывал нас один, так как наша мама умерла, когда родила Тео. И я поняла, почему он отрёкся от своего господина шестнадцать лет назад. Мой кумир, о котором я так глупо мечтала, не мог понять, что такое семья, любовь, забота. Он может только разрушать всё это. И те люди, которые смогли почувствовать это, уже никогда не присоединятся к нему.

От этих мыслей мне стало совсем тоскливо и одиноко, так что я быстро закрыла окно, а затем повернулась, чтобы вернуться на своё место у камина, но замерла как вкопанная. В кресле-качалке сидела тень, человек, с белоснежной, мраморной кожей, одетый в чёрный классический костюм. Он сидел лицом к огню и спиной ко мне, а я в этот момент боялась даже вдохнуть, чтобы не выдать своего присутствия, хотя было глупо надеяться, что он не знал о том, что я была в этой комнате. И сердце в одно мгновение чуть не разорвалось от страха.

— Здравствуй, Мередин, — прошептала наконец тень, всё ещё следя за языками пламени, а моё сердце билось в бешеном ритме, больно ударяясь о грудную клетку. Умом я понимала, что мне надо было бежать, причём сейчас же и со всех ног, пока фигура в чёрном не увидела меня, но ни одна мышца не хотела слушаться, и я продолжала стоять на месте, рывками вдыхая воздух. — Что с тобой, Мередин? Разве твой любимый отец не учил тебя, что при встрече надо здороваться? Не думал, что у тебя такое дурное воспитание…

— Добрый вечер, — выдохнула я, находясь в предобморочном состоянии, и, видимо, в моём голосе слышалось такое отчаяние, что фигура повернулась в кресле и внимательно осмотрела меня с головы до ног.

— Так-то лучше, — тихо произнёс Тёмный Лорд, остановившись взглядом на моём животе. — Я совершенно случайно узнал, что ты в скором времени познаешь радость материнства… и решил лично тебя поздравить. Ты ждёшь двойню?

— Нет, — прошептала я, рефлекторно обхватив живот, словно так могла хоть как-то защитить своё дитя.

— Интересно, — задумчиво протянул он, обхватив двумя пальцами подбородок и продолжая смотреть на мой живот, а мне в этот момент хотелось сжаться до размеров кузнечика. — Какой у тебя срок, Мередин?

— Пять месяцев, — выдавила я, и это время сердце сжалось от страха, а ноги подкосились, и мне пришлось сделать шаг назад и опереться ладонями о подоконник.

— Не смей мне врать! — вдруг рявкнул он, встав из кресла, и сердце, сделав последний удар, остановилось. — Какой у тебя срок?

Я ничего не ответила, лишь с ужасом в глазах смотрела на него, а из моих глаз в два ручья полилась солёная вода, хотя я и не проронила ни звука.

— Какой у тебя срок, Мередин? — подойдя ко мне вплотную, с угрозой в голосе прорычал Тёмный Лорд, и я, закрыв глаза, проскулила:

— Семь месяцев.

— То-то же, — уже более спокойным тоном проговорил он, едва заметно коснувшись кончиками пальцев моего лица, чтобы убрать мокрую от слёз прядь волос за ухо. — И что-то мне подсказывает, что вряд ли ты переспала со своим Яном в первый же день, как приехала сюда. Ведь так? Смотри на меня, когда я разговариваю с тобой!

От последних слов я сразу же открыла глаза и, дрожа как осиновый лист, молча уставилась в багряно-красные глаза.

— Я задал тебе вопрос, Мередин, — ровным голосом сказал он, пристально смотря на меня. — И я жду ответа на него.

— Нет, — едва слышно прошептала я, а крупные капли одна за другой скатывались по моим щекам.

— Что «нет», Мередин? Когда ты переспала с ним? Когда узнала, что беременна? Отвечай! — в его голосе опять звучала непередаваемая злость, и я, делая короткие вдохи, выдохнула:

— Да.

— Ты можешь сказать мне развёрнутое предложение, Мередин? — только я попыталась отвести взгляд, как он сразу же обхватил мой подбородок холодными пальцами и насильно повернул мою голову так, чтобы я смотрела прямо ему в глаза. — В своих письмах мне ты так красноречиво описывала природу… где же сейчас твоё красноречие, а? Глупая девчонка, неужели ты считала, что я ни о чём не узнаю? Неужели ты считала, что сможешь скрыть от меня такое? Ответь мне!

— Да, — снова выдохнула я, тихо всхлипывая.

— Развёрнутое предложение, Мередин. Давай. Я помогу тебе. Я хотела скрыть от вас, мой лорд, свою беременность, потому что я маленькая глупая девочка, которая обманула сразу двух мужчин. Повторяй!

— Я глупая девочка… скрыла свою беременность… и обманула… двух мужчин, — слова как бы против моей воли слетали с губ, хотя я забыла его фразу сразу же, как он произнёс её.

— И кто же всё-таки отец, Мередин? — сделав глубокий вдох, тихо поинтересовался он, и тут за его спиной послышался уверенный мужской голос:

— Мередин, ты здесь? Я забыл сказать… — но обладатель голоса осёкся на середине фразы, только заметив, что в своей комнате я была не одна.

Тёмный Лорд, едва услышав этот низкий, довольно приятный мужской голос, сразу же обернулся и оценивающе посмотрел на вошедшего ко мне в комнату мужчину двадцати пяти лет с непослушными чёрными кудрями, горевшими чёрными глазами и крепким телосложением.

— А вот и второй обманутый… — протянул он, выпрямив спину. — Мередин, ты не познакомишь нас? Ты же воспитанная девочка, а мне очень хочется, чтобы ты представила своего нового друга.

— Ян Сташевски, — громко произнёс Ян, с болью смотря на моё залитое слезами лицо, но подойти ближе всё же не решился.

— Я сейчас обращался не к вам, юноша, — было невозможно не почувствовать в этом полном льда и злости тихом голосе скрытой угрозы, и Ян со страхом уставился на нас, а всё, что могла я, — это тихо всхлипывать, одной рукой придерживая беременный живот. — Мередин, познакомь нас.

— Ян Сташевски, — сквозь слёзы выдавила я, выполняя очередной приказ. — Мой… мой…

— Мой лорд, — уверенно закончил за меня фразу Тёмный Лорд, сделав один шаг навстречу Яну. — Ты знаешь, кто я?

— Да, — тихо ответил Ян, а страх в его чёрных глазах постепенно сменялся злостью. — Я знаю, кто вы.

— Прекрасно, — наклонив голову немного набок, прошептал Тёмный Лорд, а затем снова повернулся ко мне и подошёл вплотную. — Я рад, что ты такой сообразительный, Ян. Но я не понимаю, почему такой сообразительный юноша, как ты, рискнул связаться с девушкой, на теле которой было вот это…

В этот момент он взял мою левую руку и, крепко сжав запястье, до боли, засучил рукав моего платья нежно-зелёного оттенка и обнажил предплечье, открыв взгляду змею, выползавшую из полости черепа.

— Я знаю, что Мередин ваша помощница, — ни разу не дрогнув, ответил Ян, а его руки непроизвольно сжались в кулаки, когда он увидел, что Тёмный Лорд мог делать со мной всё, что хотел. Я была всего лишь его послушной куклой. — И я и моя семья поддерживаем ваши взгляды. Но я не понимаю, почему я не мог с ней общаться…

— Не понимаешь? — удивлённо переспросил он, а в его невероятно тихом голосе слышались отзвуки приближающейся бури. — Мередин, ты не скажешь своему юному другу, кому ты принадлежишь до самого последнего волоска? Чьё дитя ты носишь под сердцем?

Ещё до того, как я открыла рот, Ян всё понял и без единой эмоции на лице перевёл взгляд на меня. А я, обронив ещё несколько крупных слёз, прохрипела:

— Вам, мой лорд. Я принадлежу вам. Я ваша.

— Вот видишь, Ян, — продолжая стальной хваткой держать моё левое предплечье, тихо сказал Тёмный Лорд. — Так что уходи отсюда и чтобы больше ноги твоей не было рядом с тем, что принадлежит мне.

— Нет, — всё ещё пребывая в шоке, вполголоса ответил он, и моё лицо перекосило, ведь я уже поняла, что ему грозило за эти слова. — Я не уйду. Мередин сбежала от вас. Она не хочет быть рядом с вами. Я с самого начала знал, что это не мой ребёнок, но отказываться от него не собираюсь.

— Вот как, — усмехнулся Тёмный Лорд, ослабив хватку для того, чтобы достать из внутреннего кармана пиджака палочку. — Что ж, ты такой же глупый, как и моя маленькая помощница… но я знаю, как сделать так, чтобы ты немного поумнел… Круцио!

— НЕТ! — закричала я и, воспользовавшись тем, что меня не держали в эту секунду, бросилась вперёд, чтобы закрыть собой Яна, который был ни в чём не виноват. Он не должен был страдать. Страдать за всё то, что я натворила, должна была я одна.

Яркая вспышка ударила мне в бок, и в следующее мгновение меня пронзила такая боль, которая не шла ни в какое сравнение ни с одной болью, что была в моей короткой жизни до этого. Меня скрутило, из глаз посыпались искры, ноги подкосились, и я упала на колени на пол, опираясь на ладони. Боль прекратилась так же внезапно, как и появилась, буквально в следующую секунду, но за эту секунду я её пережила столько, что хватило бы на две жизни вперёд.

Судорожно хватая ртом воздух, я медленно повернула голову сначала влево, потом вправо, и с каждой стороны встретилась с полным растерянности взглядом. Практически одинаковым, полным боли взглядом. А мной вдруг завладела безграничная злость.

— Убирайся отсюда, — тихо, но очень зло процедила я, сделав ещё один судорожный вдох, а затем разгневанно посмотрела вправо и, неотрывно смотря в багрово-красные глаза, повторила: — УБИРАЙСЯ!

Было видно, что моё обращение к нему немало удивило его, но мне было всё равно. Он был извергом, чудовищем, готовым пытать даже ту, что носила в себе часть его, его ребёнка. Он знал только боль и насилие, и я не собиралась позволить своему дитя видеть то же самое. В тот момент я поклялась себе, что сделаю всё, чтобы мой ребёнок больше никогда не почувствовал то, что мы только что пережили. И с каждым вдохом во мне росла уверенность, а дыхание становилось всё ровнее и ровнее.

— Я не хочу тебя видеть, убирайся отсюда, — на удивление твёрдым голосом повторила я, медленно вставая с пола, и как только Ян бросился ко мне, чтобы помочь подняться на ноги, ведь Тёмный Лорд в это мгновение словно превратился в статую, я отмахнулась и от него: — Не надо. Уходи, мне не нужна твоя помощь.

Выпрямившись, я оперлась ладонями о поясницу, а живот неприятно тянуло где-то снизу, но после пережитого было вполне терпимо, а затем ровным тоном обратилась к своему жениху.

— Вот. Я не выйду за тебя замуж, найди себе другую дурочку с не такой поломанной судьбой, как у меня. А с меня хватит, — с этими словами я отдала ему обручальное кольцо, а после медленно повернулась в другую сторону и прошептала: — Убирайся и больше не появляйся здесь. Забудь о том, что я существую. Ты для меня никто.

И не обращая внимания на две застывшие статуи, я подняла с пола мягкий изумрудный плед и села в кресло-качалку, закутавшись в ткань с головой. Я специально долго не оборачивалась, наблюдая за ярко-жёлтыми языками пламени, а когда всё же обернулась, то в моей комнате никого не было, лишь нечёткие тени плясали на стенах, повторяя движения языков пламени. Наконец я осталась одна, и никто больше не посмеет нарушить моего одиночества. Наконец я была свободна.

* * *

Я не понимал, что со мной происходит.

Внезапно на меня обрушился такой шквал эмоций, чувств, причём бо́льшая часть из них была абсолютно не знакома мне, что я не знал, что мне нужно было делать со всем этим. Как мне с ними справиться.

Я был в полной растерянности, когда догадался, что моя маленькая глупая девочка ждала ребёнка именно от меня. Я был неимоверно зол, когда вдруг представил рядом с ней другого, когда увидел вживую этого другого. Я был… в ужасе, когда моё заклинание вместо этого жалкого червя попало в неё, когда она упала, зайдясь в полном боли крике. Я был раздавлен, когда она прогнала меня от себя.

Никогда бы не подумал, что такая тихая мышь, как Мередин Нотт, когда-нибудь посмеет поднять голос на меня, но она это сделала. Никогда бы не подумал, что это неразумное дитя, так отчаянно любившее меня, когда-нибудь сможет сказать мне, что я для неё никто. Но и это она тоже сделала, причём с небывалой твёрдостью и хладнокровием. И я абсолютно не мог понять, что же мне делать дальше, чего я хотел от этой жизни. Я не мог понять, как мне вернуть её, так как она ко мне совершенно точно не собиралась возвращаться, вероломно лишив меня части себя, моего ребёнка.

В таких растерянных чувствах я проходил почти неделю, стараясь не попадаться никому на глаза и в особенности прогоняя от себя Беллатрису. Чем дольше в моей жизни отсутствовала Мередин, тем больше меня начинала раздражать Белла, поскольку она была её полной противоположностью. А теперь, когда я насовсем лишился возможности видеть свою наивную смешную девочку, мне стало совсем плохо, и Беллатриса только усугубляла ситуацию. И вот в один вечер, когда я, погружённый в раздумья по поводу сложившейся ситуации, сидел у себя в кабинете, в окно неожиданно постучали.

Я уже собирался прогнать птицу, что принесла мне очередное послание, но тут заметил, что это была не одна из тех тёмных сов, с которыми мои помощники отправляли мне послания, это была серо-белая сова Мередин. Словно не веря своим глазам, я дрожащими руками открепил конверт от лапки птицы, и та, недовольно на меня посмотрев, сразу же растворилась в ночи. А я принялся жадно читать послание, получить которое уже потерял всяческую надежду.

К моему удивлению, в конверте было не два листочка, а три. На первых двух было одно из тех стандартных писем с описанием природы, которые вот уже больше полугода отправляла мне Мередин. А на третьем было первое за всё наше сотрудничество письмо лично мне.

Я пишу это исключительно ради отца и братьев, ведь ты ни за что не упустишь возможности покарать их, если я откажусь исполнять твою волю. Цена их жизней — два письма в месяц, и эти письма ты будешь исправно получать от меня ровно до тех пор, пока не попросишь прекратить тебе писать. Надеюсь, это случится скоро.

Если тебе станет от этого легче, то сообщаю, что Ян поспешно уехал на этой неделе, а наша помолвка официально расторгнута. Отец узнал о моей беременности и о том, что я до сих пор не замужем, и окончательно разорвал со мной связь. Какая ирония, знал бы он, чей это ребёнок… Но ничья помощь, в том числе и твоя, мне не нужна, я со всем справлюсь сама.

Ты можешь больше не пытаться получить у Эзры мои письма, потому что сегодня я отправила ему последнее, и содержание у него примерно такое же, как и у твоего. И я предупредила его, что если он посмеет искать меня, то больше никогда не увидит. И тебя предупреждаю о том же. Забудь о том, что я существую на этом свете, и наслаждайся жизнью в компании её, у тебя это отлично получается. И если в тебе есть хоть капля достоинства, то ты не нарушишь своё обещание оставить моих близких в живых, пока я пишу тебе те самые письма, а я сдержу своё и буду продолжать писать их тебе, как бы мне ни хотелось обратного.

Не буду врать, что надеюсь

ещё раз когда-нибудь тебя увидеть, это не так,

Мередин Нотт.

Когда я дочитал последние строчки, моё сердце вдруг бешено заколотилось. Я вновь не понимал, что со мной происходило, что я чувствовал в этот момент. Вроде бы я был рад, что этот жалкий мальчишка сбежал от неё, но… это причинило ей боль, однозначно. А когда ей было больно, то эту боль чувствовал и я сам. Так что можно было сказать, что я сам, своими же руками, вогнал себе в грудь нож по самую рукоятку.

С тех пор каждые две недели у меня на руках появлялось по два листка бумаги, исписанных аккуратным девичьим почерком, и теперь я был безумно рад даже этим скупым описаниям природы Болгарии, так как это была единственная возможность для меня хоть как-то контактировать с Мередин.

Но я настолько сварился в неутешительных мыслях, в этом разрушительном урагане страстей, чувств, что с удивлением осознал, что мне было крайне необходимо поговорить с кем-то. С кем-то… понимающим, мудрым, с кем-то, кто бы мог дать… совет, помочь разобраться в себе. И я знал одного такого человека.

— Зачем ты хотел видеть меня, Том? — раздался за моей спиной тихий голос, когда я проник в кабинет директора Хогвартса через открытое окно и снятый щит и сел на стул рядом с рабочим столом, заваленном всякой дребеденью.

— Мне нужно поговорить, — так же тихо ответил я, почувствовав некоторое напряжение между мной и Дамблдором, хотя ничего удивительного в этом не было, ведь в последнюю нашу встречу в Отделе Тайн я чуть не убил его.

— О чём? — сев наконец за свой стол, спросил он, посмотрев на меня пронзительным, насквозь просвечивающим взглядом.

Вообще, я был немало удивлён, когда Дамблдор согласился на эту небольшую беседу со мной, и даже разрешил встретиться с ним непосредственно в Хогвартсе, правда, меры предосторожности никто не отменял, поэтому я должен был появиться один, и защита сомкнулась, только я пересёк её. И мне было очень некомфортно разговаривать с ним, тем более на ту тему, на которую мне очень нужно было поговорить, но вариться в дьявольском котле непонятных мне эмоций было ещё хуже, поэтому я, набрав в лёгкие побольше воздуха, произнёс:

— У тебя два года назад училась одна девочка… Мередин Нотт. Ты её помнишь?

— Да, Том, я её помню, — настороженно ответил Дамблдор, внимательно следя за каждой моей эмоцией, поскольку у него наверняка были определённые мысли насчёт того, почему же я интересовался ей. Но они вряд ли были даже близко к истине.

— Что ты можешь сказать о ней? — просто полюбопытствовал я, поудобнее устроившись на стуле.

— Зачем тебе это, Том? — опасения моего собеседника были теперь видны невооружённым взглядом, но я лишь тихо рассмеялся в ответ.

— Дамблдор, Мередин Нотт — потомок одной из самых чистокровных семей в Великобритании. Зачем мне вредить ей?

— Не знаю, — вздохнув, честно признался он, а затем опять вгляделся в моё лицо и начал говорить: — Мередин очень хорошая девочка и очень тихая. Не помню, чтобы её хоть раз за что-то наказывали, она всегда отличалась примерным поведением. Она училась на Слизерине, была старостой факультета и школы, а ещё состояла в клубе Зельеварения. Профессор Снейп был очень горд ей, когда она два года подряд получала престижную награду за свои работы в области Зельеварения. У них были довольно тёплые отношения, и мне почему-то казалось, что она даже была в него влюблена, хотя Северус видел в ней только ученицу. Никогда не видел её рядом с каким-то мальчиком… Что ещё тебе рассказать? Насколько я знаю, Северус недавно договорился с новым директором Дурмстранга, своим приятелем, чтобы её взяли преподавателем Зельеварения. Я бы с радостью взял её к себе, тем более что Северус тоже не отказался бы от такой талантливой помощницы, но она почему-то не захотела…

«Знал бы ты, какие черти водятся в этом тихом омуте, Дамблдор… — усмехнулся я про себя, и в этот момент у меня возникло отчётливое чувство, что мой собеседник догадался о моих мыслях. Впрочем, мне могло и показаться. — Да уж, знаю я, почему она отказалась работать со своим любимым учителем…»

— Ты знаешь, что она сейчас ждёт ребёнка? — как бы невзначай спросил я, и Дамблдор удивлённо посмотрел на меня.

— Нет, Том, не знал. Конечно, она ещё очень юна, ей же всего…

—…девятнадцать, — закончил я за него предложение, переведя взгляд на темноту за окном.

— Да, девятнадцать, — подтвердил Дамблдор, тоже посмотрев в сторону окна. — Но я думаю, что она очень счастлива… мне бы хотелось в это верить. Но откуда ты?..

— Это мой ребёнок, Дамблдор. Мередин Нотт ждёт ребёнка от меня, — наконец я подошёл к той теме, из-за которой и пришёл в логово своего врага, а изумление в бледно-голубых глазах моего пожилого учителя граничило с недоверием.

Но Дамблдор не стал задавать мне наводящих вопросов, давая возможность высказаться самостоятельно, и я, горько усмехнувшись, начал исповедь:

— Эта тихая и скромная девочка пришла ко мне сразу после школы, причём вполне добровольно, никто её не заставлял. Она даже с отцом поругалась, чтобы прийти ко мне. Ты себе можешь представить такое, а, Дамблдор?

— С трудом, Том, — печально выдохнул он, и я, сделав небольшую паузу, продолжил говорить:

— Она захотела стать Пожирательницей Смерти. Не смотри на меня так, Дамблдор, я и сам был не в восторге от компании такого юного дитя, но как ты правильно подметил, она была очень способной волшебницей, тем более с такой родословной. И я решил дать ей шанс.

Я вновь замолчал, словно собираясь с мыслями, а настороженность моего главного врага постепенно испарялась, ведь он начал наконец понимать, что я пришёл не для того, чтобы творить зло, а чтобы выговориться.

— Она не подвела меня, очень старалась, помогала мне во всём. Эта тихая и скромная девочка, староста школы, убила человека ради меня, Дамблдор, причём не единожды. Ты можешь поверить в это?

— Нет, Том, — с тянущей грустью ответил он. — Я не хочу в это верить.

— Но это так, — невозмутимо сказал я, возвращаясь к нити повествования. — Она не была влюблена в Снейпа. Все свои школьные годы она была влюблена в меня, хотя ни разу в жизни не видела. Мне кажется, будь она немного старше, то сама бы бросилась искать меня, намного раньше Хвоста. И я и тут решил дать ей шанс. Молодость, довольно привлекательная внешность и безумная страсть. Мало кто устоит перед подобным, особенно если оно само шло к тебе в руки.

— Ты заставил её забеременеть? — отрешённо уточнил Дамблдор, и я, удивлённо посмотрев на него, сразу ответил:

— Нет. Я даже не знал до середины мая, что она беременна. Я… можно сказать, я издевался над ней, спал с Беллатрисой, а Мередин прекрасно об этом знала. Она страдала от этих мыслей, а мне нравилось думать, что она страдала именно из-за меня. А прошлой осенью у неё вдруг открылись глаза на меня, своего кумира, о котором она так глупо мечтала, и Мередин решила сбежать. Не скажу, что я был в восторге от этого, но мне почему-то казалось, что она непременно вернётся ко мне. Но она не вернулась. Она сообщила своему брату в письме, что собирается замуж и ждёт ребёнка, и я… не знаю, что на меня нашло, но я так разозлился этой новости. Я приехал к ней, а потом сразу понял, что ребёнок не её жениха, а мой, уж больно срок у неё был большой. Но… она прогнала меня.

— Почему?

— Я попал в неё Круциатусом, когда хотел проучить её… жениха. Я сразу же снял заклятие, сразу, я… был в ужасе, я испугался за неё и ребёнка, но… она прогнала меня. Эта тихая девочка накричала на меня и запретила появляться в её жизни, — мне очень не хотелось сообщать подобные подробности Дамблдору, ведь мне вдруг стало очень стыдно именно за этот поступок, но чтобы получить действительно дельный совет, мне нужно было рассказать всю правду, какой бы она ни была.

— Зачем ты ко мне пришёл, Том? — не знаю, что было в этот момент в его голосе, в нём одновременно было и презрение, и печаль, и боль, и сочувствие.

— Я не знаю, что мне делать, Дамблдор, — честно признался я, посмотрев на свои руки.

— С чем, Том? Что тебя так смущает? Разве ты любишь Мередин? Разве тебе нужен этот ребёнок?

— Я не знаю, — повторил я, не поднимая взгляда. — Я не могу понять. Именно за этим я и пришёл.

— Почему ты пришёл с подобным вопросом именно ко мне, Том? Разве ты не считаешь меня своим главным врагом? — как же мне было противно от подобных вопросов, а особенно тошно было от мысли, что я прекрасно знал, что за ними стояло, но мне нужно было разобраться в себе, поэтому я тихо ответил:

— Да, считаю. Но предают друзья, а не враги. Так что от тебя мне глупо ждать лжи.

— А у тебя есть друзья, Том? — ещё один вопрос с противным привкусом горечи, подправленный просвечивающим насквозь взглядом.

— Нет, у меня их нет. Кроме врагов и слуг, у меня нет никого.

— А как же Мередин, Том? Как же твой ребёнок? Кто они тебе? Враги или слуги? Разве ты не можешь подчинить себе волю Мередин с помощью Империуса? Ты же часто делаешь так, когда тебе нужно добиться чего-то от несогласных с тобой? — несмотря на то что от каждого вопроса мне становилось всё хуже и хуже, но не зря я пришёл сегодня к своему врагу, поскольку он смог добраться до сути того, что беспокоило меня всё это время.

Но я молчал, не зная, что мне стоило ответить, и Дамблдор продолжил говорить с прежним ровным тоном:

— Ты не хочешь подчинять себе с помощью магии Мередин, Том, потому, что отлично понимаешь, что это будет искусственная любовь. Это будет против её воли. Ты же прекрасно знаешь, что твоя мать поила Приворотным зельем твоего отца, и поэтому на свет появился ты. Если бы она этого не делала, то тот красавец-магл никогда бы на неё не посмотрел. Но счастья это никому не принесло в результате. На лжи трудно вообще что-либо построить. Тебе было приятно жить без отца, Том?

— Нет, — тихо признался я, вдруг вспомнив своё детство в сиротском приюте, которое уже практически забыл. — Мне было очень одиноко.

— Неужели ты хочешь такой же судьбы своему ребёнку? Кто это будет: мальчик или девочка?

— Я не знаю, кто у неё будет, — ещё тише ответил я, — она мне не сказала. И никогда не скажет. Я бы не хотел, чтобы у моего ребёнка… было такое же детство, как у меня.

— Что ты можешь дать своему сыну или дочери, если Мередин простит тебя, Том? — теперь Дамблдор, в отличие от меня, чувствовал себя в своей стихии, поэтому он удобно расположился в своём причудливом кресле, положив на подлокотник почерневшую и иссушенную правую руку.

— Я могу дать ему могущество.

— А тебе в возрасте… четырёх, пяти, семи, десяти лет, когда ты ещё не знал, что волшебник, нужно было могущество? — Дамблдор немного замолчал, и я украдкой посмотрел на него, но долго выдержать просвечивающий взгляд не смог и вновь посмотрел на окно перед собой.

— Нет. Тогда мне оно было не нужно.

— Знаешь, Том, несмотря на твои рассказы о Мередин, я всё ещё верю, что в душе она осталась хорошим человеком. И она будет замечательной заботливой матерью. Она сможет дать твоему ребёнку всё, что ему будет нужно, а именно любовь и заботу, всё, чего так не хватало в детстве тебе. И если ты чувствуешь, что не сможешь дать ему того же, то… не мешай им. Оставь их в покое.

После его слов повисла тяжёлая пауза. Я молчал, пытаясь честно ответить себе, способен ли я полюбить кого-то, способен ли я полюбить Мередин, носившую под сердцем моё дитя, а Дамблдор терпеливо ждал, когда я закончу копаться в себе.

— Ты её любишь, Том? — спустя пять минут молчания задал он тот самый вопрос, и я, вздохнув, ответил:

— Я не знаю. Мне… было плохо, когда она вдруг сбежала от меня. Мне было больно, когда я попал в неё… Круциатусом. Мне плохо без неё сейчас, когда она запретила приближаться к ней и… сыну или дочери. Я хочу их увидеть.

— Ты почти добился своих целей, Том, — спокойно обратился он ко мне, когда я снова замолчал. — Ты почти сверг магическое правительство, почти добился полной власти, а мне осталось жить совсем чуть-чуть…

— Рука? — уточнил я, поняв непосредственную причину его слов.

— Да, Том, — невозмутимо подтвердил Дамблдор. — Летом я попытался уничтожить твой крестраж, кольцо Мраксов, но в нём был Воскрешающий камень, а я… я очень хотел увидеть свою умершую сестру, которую очень любил. Она умерла давным-давно от несчастного случая, но глупо отрицать, что я не причастен к её смерти. А ты очень хорошо защитил часть своей души.

— Её можно было спасти, — задумчиво проговорил я и, заметив его удивлённый взгляд, добавил: — Я про руку. Но надо было делать это сразу, сейчас уже трудно что-то исправить. Кто замедлил действие проклятия?

— Это сделал Северус, и я очень благодарен ему за это. Это очень похвально, что ты знаешь, как можно было помочь мне, но я… не боюсь смерти. Для высокоорганизованного разума смерть — это очередное приключение. Ты, кстати, знал, что Северус — двойной агент?

— Я специально поручил ему сделать так, чтобы ты так и думал, — усмехнулся я, но мягкая улыбка Дамблдора немного меня насторожила.

— Нет, Том, это ты думаешь, что он шпионит для тебя, но на самом деле он говорит тебе то, что велю сказать ему я. И он полностью докладывает мне обо всех твоих планах. Правда, про ситуацию с Мередин он мне не рассказал, видимо… Северус не хочет, чтобы его любимая ученица как-то… выглядела в тёмном свете в моих глазах. А ещё он не мог знать всех подробностей, которые рассказал мне ты. Знаешь, почему он это делает?

— Почему? — в этот момент мной завладело удивительное спокойствие, несмотря на то что я узнал о предательстве своего главного помощника, которому вроде как доверял. И Дамблдор, почувствовав это, ещё шире улыбнулся и ответил:

— Потому что он любит. Любит Лили Поттер, которую ты убил в попытке достигнуть могущества. До сих пор. И именно эта любовь не дала ему встать на твою сторону, помогла сделать правильный выбор.

Я спинным мозгом чувствовал, что этот хитрый стратег не просто так сдал мне своего главного помощника, фактически рискуя его жизнью, ведь ему было прекрасно известно, что я делал с предателями. Но сейчас мне было интересно, что ещё хотел сказать мне Дамблдор, и я выжидательно посмотрел на него.

— Я знаю, что ты поручил Драко убить меня, Том, чтобы проучить его за промах отца. А Северус дал Непреложный обет его матери, пообещав, что вместо него выполнит твой приказ. Я сам попросил его об этом, потому что мне и так осталось немного, а лучше… быстрая смерть от руки друга, чем медленная и мучительная от болезни. Так что скоро у тебя не будет противников, способных помешать всем твоим целям осуществиться. И крестражей у тебя ещё много осталось, я с Гарри уничтожил всего два. А всего их шесть, верно?

— Да, — задумчиво протянул я, немного удивившись, что мой главный враг так много знал обо мне. — Хочешь сказать, что больше никто мне мешать не будет?

— Нет, — просто ответил он. — Не будет. Ты сможешь подчинить себе правительство, ты сможешь перекроить мир, ты сможешь наказать маглов. Но неужели ты хочешь, чтобы твой ребёнок жил в подобном мире? Неужели ты считаешь, что Мередин будет рада жить в нём? А если бы она была маглорождённой, неужели бы ты, не дрогнув, убил и её? Чего ты на самом деле хочешь, Том?

— Я не знаю, — тихо ответил я, впервые действительно усомнившись во всех предыдущих целях.

— Ты убьёшь Северуса, Том? Он же не виноват в том, что любил, причём любил безответно и жертвенно, — задал он ещё один неудобный вопрос, и я, сделав глубокий вдох, ещё тише ответил:

— Я не знаю.

— Прежде чем принимать такие решения, подумай хорошенько над вопросами, которые я тебе задал, — словно заканчивая урок и задавая домашнее задание, сказал Дамблдор, встав со своего места. — Я думаю, что ты сможешь сделать правильный выбор, если доверишься своему сердцу. И… передай Мередин, что я хотел бы увидеть её у себя, если она вдруг решит приехать из Болгарии к отцу и братьям, хорошо?

Я сразу понял этот тонкий намёк, как на самом деле мне стоило поступить, так что едва заметно усмехнулся, а затем поднялся на ноги, поняв, что мне уже было пора. Дамблдор снова снял на короткие минуты защиту со школы, чтобы я смог покинуть её, правда, теперь он уже не боялся внезапной засады. А я получил немало пищи для размышлений. И, вернувшись в свой тёмный кабинет, я погрузился в раздумья, а вся моя прожитая жизнь разрушилась, словно карточный домик.

* * *

После разговора с Дамблдором я очень долго размышлял о сложившейся ситуации. А ещё я всё никак не решался покарать Снейпа, хотя и видел его за эти дни. Мне было очень интересно, знал ли этот довольно сильный маг, что его главный союзник, которому он доверил свою жизнь, предал его, дав мне отличный повод убить предателя. Но я всё никак не решался сделать этого, понимая теперь, почему он так поступил.

И словно против своей воли я несколько раз проникал в комнату к Мередин, ведь с каждым днём без неё мне почему-то становилось всё хуже и хуже. Но я никак не мог застать её и своего ребёнка дома, хотя и видел по обстановке, что она уже родила. И цвета колыбели и одежды малыша были нейтральными, зелёными, так что я всё ещё не знал, кто же у меня был: сын или дочь.

А в один свой визит, довольно поздно вечером, я всё-таки застал её дома, только не одну.

— До сих пор не могу поверить, что мой кузен мог так поступить с тобой, Мередин, — печально протянула невысокого роста девушка с длинными русыми волосами и в простой деревенской одежде. — Ты только посмотри на малышку Касси, она же его копия! Эти чёрные глазки, словно два уголька! И личико… какая же она у тебя красивая…

— Брось, Лена, Ян не виноват, что так получилось, — мягко ответила Мередин, склонившись над письменным столом, в то время как её приятельница слегка покачивала колыбель со спящим младенцем. — Я же уже десять раз тебе говорила, что мы решили, что нам… не по пути, вот и всё.

— «Не по пути!» — возмущённо воскликнула Лена, повернувшись в её сторону. — Как ребёнка делать, так было по пути, а как растить его, так нет!

— Лена, хватит, — устало перебила её Мередин, оторвавшись от пергамента, над которым до этого работала. — И спасибо тебе большое, что помогаешь мне, не знаю, что бы я делала без тебя…

— Да ладно тебе, одним ребёнком больше, одним меньше… — тепло улыбнулась Лена в ответ, и Мередин вернулась к своей работе. — Я же всё равно сижу со своим, мне нетрудно посидеть и с племянником. А тебе надо работать, тебе же больше не на кого надеяться…

Мередин ничего не ответила на слова подруги, лишь тяжело вздохнула, а Лена тем временем продолжила негромко говорить:

— А что сказал твой отец? Ты вроде говорила, что он собирался приехать к тебе?

— Он не хочет больше меня знать, — тихо ответила она, и теперь в её голосе была неприкрытая боль. — Но… я… справлюсь. Я со всем справлюсь сама.

— Конечно, справишься, — мягко улыбнулась Лена, почувствовав настроение Мередин. — А я помогу тебе. Приходи завтра перед занятиями ко мне, я посижу с Касси, пока ты будешь с учениками.

— Спасибо, Лена, — Мередин снова оторвалась от работы и благодарно посмотрела на неё. — Я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить…

— Брось, мне нетрудно, — отмахнулась она, встав со стула у колыбели. — Ладно, Касси заснула, я пойду. А ты долго не сиди, тебе тоже надо отдыхать, какая-то ты в последнее время осунувшаяся…

— Конечно, сейчас закончу проверять третий курс и лягу спать, — сразу пообещала Мередин, а я с болью отметил, что выглядела она действительно очень устало. — И посплю немного, пока есть такая возможность. Сама же знаешь, что Касси не спит дольше четырёх часов…

— Хоть что-то, — хмыкнула Лена, подойдя к входной двери. — До завтра!

— До завтра! — вполголоса попрощалась Мередин, и Лена тихо выскользнула из просторной комнаты, оставив меня наедине с ней и новорождённой дочерью.

Поскольку на мне были Маскирующие чары, то я решил не выдавать своего присутствия и подойти к колыбели, чтобы посмотреть на дочь, но чем ближе я приближался к колыбели, тем сильнее чувствовал сопротивление, а Мередин вдруг вскочила на ноги и воскликнула:

— Гоменум Ревелио!

Чары сразу же спали, и Мередин, увидев посреди своей комнаты растерянного меня, тут же подскочила к кроватке, аккуратно схватила малышку в руки и прижала к себе, закрывая её собой.

— Я же сказала тебе не приходить сюда! — тихо воскликнула она, не давая мне ни единого шанса приблизиться к ним.

— Я хочу… увидеть дочь, — проговорил я с неприкрытой болью в голосе, ведь меня отталкивала та, ради которой я готов был отказаться от всей своей прошлой жизни.

— У тебя нет дочери, — жёстко ответила Мередин, защищая своё дитя словно тигрица тигрёнка. — Если тебе так захотелось поиграть с детьми, то попроси Беллатрису родить тебе! Она тебе точно не откажет ни в наследнике, ни в наследнице! Вот и издевайся над ними сколько влезет! А нас оставь в покое!

Как бы она ни старалась держать себя в руках, но последние слова были фактически выкрикнуты, и сразу же послышался недовольный детский плач. Я растерянно уставился на них, а Мередин, немного оголив грудь, сразу стала успокаивать малышку, немного покачивая её на руках.

— Ш-ш-ш, успокойся, Касси, всё в порядке, — ласково приговаривала она, и наша дочь постепенно затихла. — Я рядом, я не дам тебя в обиду… Убирайся!

Последнее слово было брошено мне с небывалой злостью, но я тихо спросил:

— Касси?

— Кассиопея Нотт, — нехотя ответила Мередин, поджав губы и прижимая к себе двухмесячную дочь.

— Моя фамилия Реддл, — растерянно ответил я, больше всего на свете желая подойти к ним, но даже такому сильному магу, как мне, было не противостоять разгневанной матери, защищавшей своего ребёнка. В последний раз я лишился из-за этого жизни на долгих четырнадцать лет.

— Отлично, — зло ответила она, с опаской смотря на меня. — Но мою дочь зовут Кассиопея Нотт, и к тебе она не имеет никакого отношения. А теперь уходи отсюда, я не хочу тебя больше видеть. Забудь о нас. Оставь в покое. Любая дурочка и не только родит тебе хоть под Империусом, хоть нет, а про нас даже не вспоминай. Если ты ещё раз появишься здесь, то я сразу вспомню все заклинания, которым ты меня учил. А я очень способная ученица, ты сам это знаешь.

Поняв, что лицо своей дочери так и не увижу, я с болью посмотрел на невероятно усталую Мередин, застывшую с младенцем на руках и волшебной палочкой наготове, а затем развернулся и бесшумно выскользнул прочь, разрываясь в этот момент на тысячу кусочков.

В тот момент я наконец понял, чего же на самом деле хотел в своей жизни, я хотел быть с Мередин, хотел быть с дочерью. Но вся ирония состояла в том, что я им был не нужен. Я настолько был слеп в своих стремлениях подчинить себе мир, что своими же руками разрушил то, что было мне нужно в действительности.

Дамблдор был уже четыре месяца как мёртв, правительство пало, Снейп всё ещё продолжал играть роль преданного слуги, а я вдруг отпустил ситуацию на самотёк. Все ждали от меня решительных действий, все ждали, что я буду разыскивать трусливо сбежавшего Поттера, а я всё больше думал над тем, как бы мне сделать так, чтобы Мередин меня простила и подпустила к себе. Меня словно тянуло к ней магнитом. В итоге в один прекрасный день я собрал все свои крестражи, чтобы скрепить остатки души в надежде на то, что смогу выжить и вернуться к ней. Прав был Дамблдор, в мире были вещи и пострашнее смерти…

* * *

Вот уже второй год я наблюдала эту картину. Цветущая яблоня нежно-розового цвета, похожая на невесомое облачко. Мне нравилось сидеть рядом с ней в любое время года, но весной нравилось особенно. Весной у меня было совершенно потрясающее чувство зарождения чего-то нового, надежды на светлое будущее.

Касси на днях исполнилось десять месяцев. Мы тихо посидели в гостях у Лены, я испекла шоколадный кекс, а моя дочурка в это время играла с сыном моей подруги, которому было уже почти полтора года. А на следующий день, в воскресенье, мы решили отложить все дела и посидеть в любимом сквере, наслаждаясь красотой вновь рождённой природы.

Касси была на удивление спокойным ребёнком, она сидела у меня на руках и с интересом смотрела по сторонам и улыбалась случайным прохожим, которых в то утро было немного. Я же настолько задумалась о чём-то своём, что не заметила, как к нам подсел ещё кто-то.

— Какая красивая яблоня, не правда ли? — вдруг обратился ко мне приятный мужской голос, и я, очнувшись от раздумий, удивлённо-испуганно уставилась на его обладателя. — Просто потрясающе. Думаю, что она красива в любое время года, но весной особенно. Такая невесомая, лёгкая… как облако.

— Касси! — воскликнула я, как только заметила, что моя дочь почти переползла с моих рук на руки незнакомца. — Перестань, нельзя!

— Ничего страшного, — мягко улыбнулся мне довольно высокий молодой мужчина с ровными чёрными волосами и глубокими чёрными глазами на невероятно красивом, аристократическом лице, одетый в простой чёрный костюм-двойку. Его голос был удивительно мягкий, завораживающий, и почему-то показался мне знакомым, хотя я была уверена, что если бы услышала однажды подобный голос, то точно не смогла бы его забыть. — Касси?

— Да, — смутившись пристального взгляда, пробормотала я. — Кассиопея.

— Какое интересное имя, — улыбнулся незнакомец, и я от его завораживающей улыбки вмиг покраснела. — В честь созвездия?

— Да, — ещё больше смутившись, ответила я, а затем посмотрела себе под ноги. — В семье моей бабушки была традиция называть детей в честь астрономических тел. Я решила последовать ей.

— Очень красивое имя, — произнёс он невероятно нежно, но я, почувствовав, зачем незнакомец мог подсесть к нам и пытаться заговорить со мной, сразу же попыталась взять на руки дочь, которая почти полностью успела перебраться на колени красавца, чтобы попытаться исчезнуть, пока неловкость ещё больше не увеличилась.

Но Касси почему-то упорно не хотела покидать колени незнакомца, так что мне пришлось подсесть поближе, почти вплотную, чтобы обхватить маленькую вредину уже двумя руками. И в то мгновение, когда моё лицо оказалось буквально в сантиметре от его лица, он вдруг наклонился ко мне и поцеловал.

От этого поцелуя мне вмиг стало плохо, в меня словно молния ударила. Может, голос и не был мне знаком, но эти губы, бывшие когда-то бледно-розовыми и фарфоровыми, я узнала бы из тысячи. Из миллиона.

— Что?.. — выдохнула я, но он, заметив, что я узнала его, только крепче обхватил меня левой рукой, ведь правой он всё это время придерживал Касси, и более жадно поцеловал меня. Растерявшись на мгновение, я неожиданно для себя ответила на поцелуй, а затем отстранилась и со слезами на глазах уставилась на него. — Это обман? Магия? Зелье?

— Нет, это всего лишь я, — тихо ответил он, смотря прямо мне в глаза. — Именно таким я был на тот момент, пока не расколол окончательно душу с помощью крестражей. Ты же знаешь, что это такое, верно?

— Знаю, — тихо выдохнула я и, быстро взяв на руки дочь, хотела встать и побежать домой, но он не дал мне этого сделать и теперь обнимал меня двумя руками.

— Ты же мечтала о прекрасном принце, Мередин? Я здесь. Почему ты хочешь сбежать от меня?

— Ты не принц, — сквозь слёзы выдавила я, а Касси снова упрямо переползла к нему на колени и, встав на цыпочки, обняла за шею.

— Привет, — прошептал он, отпустив меня и обняв дочь. — Я тоже рад тебя видеть…

Я растерянно смотрела на то, как Касси внимательно всмотрелась ему в глаза, а затем полезла куда-то за плечо, заметив бабочку, но он не дал ей вылезти, подхватив её подмышки. В этот момент я поняла, в кого же моя дочь родилась такой красавицей. Те же глаза-угольки и чёрные прямые волосы, те же изящные черты лица. Его внешность действительно была настоящей, это был не обман, но вот я сильно сомневалась, что изменилась его чёрная душа.

— Нам пора идти, — вытерев тыльной стороной ладони слёзы, пробормотала я, попытавшись взять Касси обратно на руки, но она сразу же запищала и крепче обняла его, словно почувствовав в нём родную душу. — Касси, нам пора!

— Почему ты хочешь опять сбежать от меня, Мередин? — спокойно спросил он, продолжая обнимать дочь. — Я же изменился ради вас, отрёкся ради вас от всего, что было в моей прошлой жизни, чтобы быть рядом с вами… Я скрепил свою душу, а ты не представляешь, чего мне это стоило…

— Ты не представляешь, чего мне стоило забыть тебя, — выдавила я, изо всех сил сдерживая второй поток слёз. — Не надо. Я тебе не верю.

— Почему, Мередин? — он вновь пристально посмотрел на меня, а я вдруг поняла, что его взгляд был тем же самым, от которого меня до сих пор бросало в дрожь, несмотря на то что радужка глаз была теперь чёрной, а не багряно-красной. — Я изменился. Война окончена. Ты не могла не прочитать об этом в газетах. Волан-де-Морт исчез два месяца назад, и больше его никто не видел. И не увидит. А я хочу быть с тобой и с Касси.

— Я не знаю, кто ты, — прошептала я, предприняв ещё одну попытку забрать Касси к себе на руки, но у меня опять ничего не получилось, и она продолжала крепко обнимать его за шею.

— Меня зовут Том Реддл, — широко улыбнулся он, удержав Касси от того, чтобы не поползти дальше по скамейке. — Я так же, как и ты, учился на Слизерине, был старостой факультета и школы. Я вырос в сиротском приюте, до одиннадцати лет не знал, что волшебник, а потом ко мне пришёл Дамблдор с письмом и сообщил, что меня приняли в Хогвартс. Моя мать была из чистокровной семьи, потомков самого Салазара Слизерина, а отец был маглом, которого та опоила любовным зельем. Я умею говорить со змеями. Что ещё ты хочешь обо мне знать?

От такой откровенности я даже открыла рот, ведь за три года знакомства с ним даже имени его настоящего не знала, не то что остальное, но Том так невозмутимо смотрел на меня, готовый делиться любыми подробностями своей жизни, что я растерянно пробормотала:

— Я не знаю…

— Если честно, я тоже не знаю, что тебе ещё рассказать, — широко улыбнувшись, произнёс он, усадив Касси к себе на колени и начав её легко покачивать. — Но если тебе вдруг станет что-то интересно, то спрашивай, я обязательно отвечу тебе. Забавно, что нашей дочери уже скоро будет год, а мы почти ничего не знаем друг о друге…

— Да, может быть, — в этот момент я совершенно не знала, куда себя девать, так как если это был прежний Он, то я бы без раздумий прогнала его, но… это был одновременно и он, и нет. И от этого я всё больше погружалась в растерянность.

— Мередин, — вдруг обратился ко мне Том, взмахнув рукой, отчего в ней тут же появилась яркая игрушка, которую он сразу же отдал Касси, заняв её на несколько минут, — помнишь, в своё первое поручение, когда ты была должна…

— Я помню, — быстро проговорила я, поскольку он немного замешкался в конце, а перемены, произошедшие в его душе за полгода нашего расставания, были очень хорошо видны.

— Хорошо. Помнишь, я сказал тебе: «Иди за мной», прежде чем перенестись в тот дом…

— Да, — тихо ответила я, не совсем понимая, к чему он вспоминал об этом всём.

— Сейчас я предлагаю тебе почти то же самое. Иди со мной, Мередин. Ты спустилась за мной в преисподнюю, ты горела там вместе со мной. А теперь пришла моя очередь вывести тебя оттуда. Иди со мной, — он протянул мне левую руку, совсем как тогда, в тот самый день, а к моему горлу подступил ком. — Ну же, Мередин… иди со мной… я люблю тебя.

Услышав это, я чуть не упала в обморок, а из моих глаз опять брызнули слёзы. Я же всю жизнь мечтала услышать от него эти слова, но после пережитого уже и не надеялась, что когда-нибудь их услышу.

Сглотнув, я неуверенно положила дрожавшую руку в его ладонь, подсознательно боясь, что это всё иллюзия, обман, ловушка, но Том так искренне улыбался мне, так сильно сжал мою ладонь в своей по-прежнему холодной, что я неуверенно улыбнулась сквозь слёзы.

— Чудесно, — тихо сказал он, и я, окончательно растрогавшись, прижалась к нему и уткнулась мокрым от слёз лицом в его плечо. Том же, двумя руками приобняв нас с Касси, поцеловал меня в лоб и прошептал: — Я вас люблю. Теперь я с вами.

— Ты не обманешь меня? — пробормотала я сквозь слёзы, на что получила ещё один поцелуй в лоб.

— Нет. Я другой. Ты изменила меня, Мередин. И теперь я хочу быть только с тобой и Касси. Позволь мне это… я понимаю, что ты не сразу начнёшь доверять мне, ты не сразу забудешь всё, что было, но… я обещаю, что сделаю всё, чтобы заслужить ваше доверие и любовь. Всё что угодно.

Я ничего не ответила, лишь крепче прижалась к нему, понимая, что мою любовь ему точно не надо было заслуживать, ведь я его до сих пор не могла забыть, выселить из своего сердца. Я его любила всё это время, и моя любовь неожиданно сделала из чудовища… не принца, но человека, осознавшего свои ошибки и искренне раскаявшегося в своих поступках. И так же, как и вокруг нас, внутри рождалось что-то… новое, чистое и прекрасное, как только что распустившаяся яблоня, невесомая, как пушистое мягкое облако.