Vade mecum (Иди со мной) (гет)

* * *

Мне не хватало воздуха. Казалось, что вот-вот, и меня всю разорвёт. Я судорожно хватала жалкие порции воздуха, что был так нужен для жизни, но у меня было ощущение, что он просто не проникал внутрь тела и сразу же выходил наружу с каждым выдохом. А холодные руки, до боли сжимавшие мою грудную клетку, только усугубляли и без того плачевное положение.

— Ты не можешь просто так взять и сбежать от меня, Мередин, — прошептал он, как только его дыхание немного выровнялось.

— Я должна уехать, — чтобы опять не попасть под гипноз багряно-красных глаз, мне пришлось опустить голову и закрыть глаза, но холодные пальцы коснулись моего подбородка и приподняли его, и я услышала тихий приказ:

— Смотри мне в глаза, — я послушно открыла их, и Тёмный Лорд, пристально смотря на меня, добавил: — Кому ты должна, Мередин?

— Себе, — выдохнула я, а мой голос дрогнул. — Я должна уехать, так будет лучше для всех.

— Ты действительно этого хочешь? — продолжая вглядываться в моё лицо, спросил он, и я жалобно выдавила:

— Да.

— Не смей мне врать, Мередин, — прорычал вдруг он и снова жадно впился мне в губы, и я, почувствовав его необычайно горячее по сравнению с губами дыхание, не смогла ничего с собой поделать и принялась отвечать ему, теряя остатки разума. — Вот чего ты хочешь на самом деле. Я не отпускаю тебя.

— Я всё равно уеду, — мне пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы не поцеловать его ещё раз, но крошечными остатками разума я понимала, что если продолжу целовать его, то уже не смогу сказать ему нет, а мне нужно было уехать.

— Я не отпускаю тебя, — твёрдо повторил он, проведя фарфоровыми губами по моей правой щеке, а у меня вновь перехватило дыхание, и мне пришлось покрепче вцепиться в его обнажённые плечи, чтобы не упасть в обморок. — Если ты останешься, я дам тебе всё, чего ты хочешь. Я дам тебе это…

Хотя я и попыталась отвернуться, но Тёмный Лорд насильно повернул мою голову и с ещё большей страстью поцеловал меня, что из моих глаз брызнули слёзы.

— Посмотри на себя, Мередин, — коснувшись губами моих век, тихо сказал он. — Ты же врёшь, нагло врёшь, причём в первую очередь себе. Ты не хочешь уезжать. Ты хочешь остаться здесь, со мной.

— Я хочу спокойной жизни, — проскулила я, а слёзы предательски капали из глаз и стекали по щекам. — И ты прекрасно знаешь, что это правда. Я хочу жить, спокойно жить, заниматься любимым делом. Я не хочу причинять другим страдания, не хочу убивать их.

— Я же сказал тебе, что больше не буду давать такие задания, — начал шептать он, но я, набравшись смелости, впервые его перебила:

— Нет. Я не смогу жить спокойно, зная, что этим всем занимаешься ты. Не смогу. Я хочу сбежать от всего этого, хочу не знать, что здесь происходит. Я хочу любить…

— Ты любишь, Мередин, — едва слышно проговорил он, проведя кончиками пальцев по моим щекам, чтобы убрать тот ручей, что вдруг полился из глаз.

— Я хочу быть любимой, — закрыв глаза, выдохнула я, ведь проблема была именно в этом.

Но ответа на мои слова не последовало, и я, испугавшись неизвестности, открыла глаза и внимательно посмотрела на него. В его взгляде в этот момент промелькнула какая-то едва уловимая эмоция, что-то вроде понимания или принятия… сожаления, и я, набрав в лёгкие побольше воздуха, сказала на удивление спокойным тоном:

— Ты не способен на такие чувства, и теперь я это знаю. Раньше… с одиннадцати лет я мечтала когда-нибудь увидеть тебя, фантазировала, что мы вместе будем делать невероятные вещи, мы вместе изменим этот мир к лучшему, ты… полюбишь меня. Я мечтала, что смогу изменить тебя, и всю оставшуюся жизнь буду счастлива со своим прекрасным принцем. Но жизнь расставила всё по своим местам. Все мои идеалы, чистота крови… это ничего не значит по сравнению с тем, что я лишила жизни тринадцать человек. Ради тебя. Ты не прекрасный принц… ты…

— Чудовище, да? — закончил он за меня предложение, и я поджала губы в знак того, что именно это и хотела сказать.

Но я уже не боялась его реакции, не боялась его гнева. Вот уже месяц я жила взаймы, так как должна была умереть именно тогда, в середине сентября. Так что хуже быть не могло. По крайней мере, мне так казалось.

— Вот, значит, как, — тихо проговорил он после минутной паузы, за которую я успела сделать пятнадцать коротких вдохов. — У маленькой девочки открылись глаза, и теперь она видит всё в истинном свете. Интересно, чем же ты думала, когда пришла ко мне в первый раз? Чем же ты думала, когда отдалась мне в первый раз, а, Мередин? Я же специально спрашивал тебя, хочешь ли ты этого или нет…

— Ничем, — ответила я с противным вкусом горечи на губах. — Я была глупа. Я не понимала, что делала.

— Да… — протянул он, задумавшись о чём-то своём, а я успела сделать ещё один, в этот раз глубокий вдох, а потом вновь замерла, попав под пристальный взгляд багряно-красных глаз. — Ты была глупа. Ты и сейчас ничем не лучше себя прежней, той глупой девочки, которая пришла ко мне год назад вместе со своим братом. Вот что…

Тёмный Лорд опять задумался о чём-то своём, а я с трепетом ожидала продолжения его слов, не в силах пошевелиться.

— Я готов сыграть с тобой в эту игру…

— Это не игра, — перебила его я, но сразу же замолчала, заметив в его глазах угрозу.

— Это игра, — не терпящим возражений тоном произнёс он, и я снова не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть от его пристального взгляда. — Ты маленькое глупое дитя, играющее в куклы и мечтающее о принце на белом коне. Я не принц, ты сама это сказала, но я готов сыграть с тобой, Мередин. Если ты считаешь, что тебе нужно уехать, сделать передышку, подумать о своём поведении, перспективах на дальнейшую жизнь, ещё о чём-то — уезжай…

Услышав это, я облегчённо выдохнула, уже обрадовавшись, что всё-таки получила долгожданную свободу, но моя радость была поспешной.

—…но это не значит, что я отпускаю тебя, Мередин, — заметив мою реакцию, дополнил Тёмный Лорд. — Я не отпускаю тебя. Ты можешь уехать хоть на край света, но это не значит, что ты ничего не должна мне. Всё остаётся в силе, Мередин, как бы ты ни старалась избежать этого.

Я недоумённо уставилась на него, не понимая, чего он от меня хотел, и Тёмный Лорд, заметив мой взгляд, усмехнулся и продолжил шептать, а его руки опять крепко сжали мою талию:

— Ты будешь писать мне письма. Я не знаю, на сколько тебя хватит, но ты будешь обязана писать мне. Два письма в месяц. Раз в четырнадцать дней у меня в руках должно быть две страницы текста, написанного твоей рукой. О твоей новой жизни, о любви ко мне, обвинения в том, как я испортил тебе молодость… мне всё равно, о чём ты будешь писать мне, но раз в две недели в моих руках должно быть письмо от тебя. И если этого письма не будет, то я очень разозлюсь, Мередин. А с твоей стороны крайне недальновидно злить меня, ведь рядом со мной останутся твой отец и два брата… Младшему же всего шестнадцать, не так ли?

При мысли, что из-за меня теперь висели на волоске жизни отца и Тео с Эзрой, я нервно сглотнула, а Тёмный Лорд, почувствовав мой страх, почувствовав, что нашёл мою болевую точку, довольно улыбнулся.

— Вот видишь, как ты быстро всё схватываешь, не такая уж ты и глупая, если подумать, — продолжил говорить он, проведя рукой по моему обнажённому телу до груди. — Отдохни немного, я всё понимаю, отдых нужен каждому и мне в том числе. А потом мы снова поговорим, когда ты вернёшься ко мне.

— А если не вернусь? — отрешённо поинтересовалась я, так как если он пригрозит отнять жизни у отца и братьев, то выбора у меня не будет в любом случае.

— Вернёшься, — прошептал он, коснувшись губами моей щеки, но я, на секунду закрыв глаза, выдохнула:

— Только ради отца и Эзры с Тео. Если ты будешь угрожать ими.

— Нет, я не буду угрожать ими, чтобы ты вернулась ко мне. Я угрожал ими только для того, чтобы ты писала мне. Ты сама это сделаешь, вернёшься ко мне, по своей воле.

— А если нет? Если я полюблю другого?

— Не полюбишь, — уверенно ответил он, целуя моё лицо, с каждым разом всё требовательнее и жарче. — Ты никогда не сможешь никого полюбить так, как меня. И ты вернёшься ко мне. И мне всё равно, кого ты будешь обманывать во время своей небольшой передышки.

— Два письма в месяц… — озвучила я цену жизни своих близких, и он, легко поцеловав меня в губы, подтвердил:

— Да, два письма. Ты не передумала?

— Нет.

— Что ж, тогда до встречи… — он вновь впился холодными губами в мои, словно войдя во вкус, и я ответила ему, прекрасно понимая, что больше никогда не буду его целовать. — Неразумное дитя…

С этими словами он отстранился от меня и, усмехнувшись растерянности, написанной на моём лице, взмахнул рукой, отчего его одежда, разбросанная по полу моей квартиры, мигом оказалась на его теле. И, в последний раз жадно посмотрев на обнажённую меня, словно запоминая каждую деталь, он выразительно посмотрел мне в глаза, а после развернулся и быстрым шагом вышел из комнаты, оставив меня одну сидеть на своём письменном столе в абсолютно смешанных чувствах.

* * *

— Мой лорд, Мередин Нотт уже давно не появлялась на собраниях, больше полугода, — вставила Беллатриса, когда речь зашла про предателя Каркарова, которого мои слуги нашли недавно в Восточной Европе и как следует наказали.

— На что ты намекаешь, Белла? — невозмутимо уточнил я, пристально посмотрев на неё.

— Я… повелитель, я… — правильно почувствовав угрозу в моём голосе, от прежней уверенности в её собственном не осталось и следа, и теперь она жалобно смотрела на меня, боясь попасть в немилость.

— Мередин Нотт выполняет одно моё поручение в Болгарии, если тебе так интересно узнать про неё. Или ты соскучилась по нашей маленькой помощнице? — я вопросительно посмотрел на неё, и Белла, сглотнув, неуверенно пробормотала:

— Конечно, милорд, я… была бы рада увидеть её снова…

— Как мило, — усмехнулся я в ответ, ведь мне было прекрасно известно, как сильно она ненавидела свою соперницу, посмевшую украсть её главный объект обожания. — Я обязательно передам ей твои слова, Белла, думаю, ей будет приятно их услышать.

— Как скажете, милорд, — покорно промолвила та, и я, задумавшись на полминуты, обратился к ещё одному представителю фамилии Нотт:

— Эзра, не будешь ли ты так любезен зайти ко мне в кабинет после нашей встречи? Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.

— Разумеется, милорд, — немного удивлённый моими словами, почтительно ответил он, и я опять вернулся к выслушиванию новостей о происходившем в мире, мире, который почти стал моим.

С момента отъезда этого неразумного дитя, как правильно заметила Белла, прошло чуть больше полугода, а именно семь месяцев. Я никак не ожидал, что эта маленькая глупая девочка сможет так долго продержаться без меня, потому как лично видел в её сознании, сколько же для неё значил. С каким безумием, с каким поклонением она смотрела на меня. Как она дрожала от одного моего поцелуя. Я не понимал, что же чувствовал в тот момент, когда целовал её, особенно когда целовал её губы, мягкие, нежные губы, единственные, до которых позволил себе прикоснуться, но я почему-то хотел сделать это снова.

Я не понимал, чем же эта девочка смогла задеть меня, потому что в ней не было ничего особенного. Да, она была симпатичной, но Беллатриса с Нарциссой были куда более привлекательными. Если бы мне нужна была красавица, то я смог бы подчинить себе любую, но дело было не в этом. Она была сообразительной, быстро всему училась, на лету схватывала новое, но и Беллатриса была очень умной женщиной. Я вообще не привык держать вокруг себя дураков. Со мной же её и вовсе было глупо сравнивать. Можно было бы подумать, что я повёлся на молодость, свежесть юного тела, но и это было не совсем так.

Скорее, я повёлся на её наивность. Она так наивно мечтала изменить меня, своего кумира, наивно мечтала помогать мне, наивно мечтала, что я полюблю её. Она с таким подобострастием была готова выполнить любой мой приказ, поступиться ради меня собственной совестью, причинить другому вред, убить. Она так наивно была готова сделать всё, чтобы получить крохи моего внимания, была готова полностью пожертвовать своей внешностью, только чтобы я чаще был с ней. Она так наивно обижалась на меня, когда я специально звал к себе Беллу, так расстраивалась, ей было больно, и я прекрасно это чувствовал. Она была полностью в моей власти. И мне почему-то казалось, что она никуда от меня не денется.

И тем больше я был удивлён, даже поражён, когда маленькая девочка показала мне свои зубки. Когда она вдруг отказалась слушаться меня, хотя год назад клялась в верности, вдруг прозрела, поняла, какому чудовищу отдала свою душу. Когда она попыталась сбежать от меня. Я не совсем понимал, что чувствовал в тот момент, когда позволил ей уехать, позволил думать, что она свободна, но… у меня было ощущение, что от меня оторвали что-то важное, что-то, что было мне очень нужно. Мне вдруг стало не хватать её детской наивности, непосредственности, чистоты. Ведь больше таких людей, как она, в моём окружении не было.

Когда Нотт-младший зашёл ко мне в кабинет, я задумчиво сидел за своим массивным письменным столом, а передо мной лежала стопка бумаги. Двадцать восемь страниц, исписанных аккуратным девичьим почерком с завитушками и лёгким наклоном влево. Четырнадцать писем, написанных её рукой.

— Вы хотели меня видеть, милорд? — раздался за моей спиной мужской голос, и я, не оборачиваясь на пришедшего, произнёс:

— Да, Эзра, хотел. Как поживает в Болгарии твоя сестра?

— Мередин? — удивлённо переспросил он, но я с иронией уточнил:

— У тебя есть ещё сёстры, Эзра?

— Нет, милорд, простите, — замявшись, поправился он, сразу поняв глупость своего вопроса. — Она… всё хорошо, милорд. Она пишет, что счастлива, что ей там очень нравится.

«Надо же, как интересно… — подумал я про себя, поскольку в письмах ко мне подобных эмоций не было. В её письмах ко мне было лишь скупое описание её серых будней в качестве преподавателя и описания живописной природы вокруг Дурмстранга. Судя по этим описаниям, в ней погибал неплохой писатель-натуралист. И ни слова про свою жизнь. — Хотя я сам виноват, разрешил ей писать обо всём, о чём вздумается…»

— Как часто тебе пишет Мередин, Эзра? — задумчиво поинтересовался я, а перед моими глазами предстала распустившаяся яблоня из последнего письма в сквере неподалёку от школы, где Мередин часто любит сидеть, душистая, нежно-розового цвета, как невесомое облако.

— Эм… раз в неделю, иногда чаще… — растерянно ответил мой слуга, ведь он, судя по всему, никак не ожидал, что я буду задавать ему подобные вопросы.

«Раз в неделю, значит, — повторил я, посмотрев на непроглядную темноту бархатной майской ночи. — Получается, у него на руках вдвое больше писем, чем у меня».

— А сколько конкретно у тебя писем? — безучастно спросил я, на что получил тихий, но правдивый ответ:

— Тридцать девять, мой лорд.

— Ты бы не мог принести мне эти письма, Эзра? — повернувшись наконец лицом к своему собеседнику, спросил я. — Мне очень хочется посмотреть на них.

Не скажу, что я просил его принести мне письма своей сестры, скорее, я вежливо приказывал, и юный Нотт не мог не понять этого.

— Хо… хорошо, мой лорд… когда?..

— Завтра, Эзра, — не дожидаясь конца его сбивчивого ответа, сказал я. — Я хочу, чтобы завтра вечером ты принёс мне все письма своей сестры, до единого. Ты меня понял?

— Да, мой лорд, — прошептал тот, и в его голосе чувствовался явный страх, но мне показалось, что боялся Нотт-младший именно меня, а не чего-то другого. И очень зря.

— Ты можешь идти, — безразлично разрешил я, снова повернувшись лицом к окну, и за моей спиной послышались быстрые шаги и тихий хлопок входной двери.

На следующий день, когда на моём письменном столе лежало уже две стопки бумаги, исписанной аккуратным почерком с завитушками, причём одна из них намного превосходила другую, я понял наконец, чего же так боялся брат этой маленькой, неразумной девочки. Я сразу же отпустил дрожавшего от страха Нотта и принялся жадно читать письма о жизни той, что посмела сбежать от меня. И с каждым новым письмом в моей душе разгоралась злость, а стократно усилилась она тогда, когда я дошёл до одного из последних.

Милый Эзра,

спешу сообщить тебе, что Ян наконец сделал мне предложение. Я так счастлива! Я пока ещё не писала отцу, но он точно одобрит мой выбор, ты же знаешь, мой жених — потомственный чистокровный маг. Даже не верится, что пишу тебе это. И… у нас в семье ожидается пополнение! Про это точно не надо говорить отцу, как только я немного отойду от родов, обязательно приглашу вас всех к нам в гости, как раз будут летние каникулы, так что отец сможет посмотреть на внука (или внучку, не буду портить интригу), а вы с Тео — на племянника или племянницу.

Насчёт свадьбы не переживай, мы планируем тихо расписаться в живописной церквушке неподалёку, а потом посидеть с семьёй Яна. Знал бы ты, как тепло они приняли меня и новость о пополнении в нашей семье! Только вот пока не знаю, когда, я хочу сначала закончить учебный год и с чистой совестью отпустить своих учеников, но, боюсь, как бы не затянуть до самых родов. Ладно, это всё неважно. Я обязательно напишу тебе, когда моя фамилия изменится!

Как у вас дела? Всё по-прежнему? Как отец? В последнем письме ты сказал, что ему нездоровится, и я очень за него волнуюсь. Надеюсь, всё обошлось! Прошу, не показывай никому этих писем, в особенности это, потому что моя жизнь наконец наладилась, и я… со мной всё хорошо, я счастлива.

С безграничной любовью,

твоя Мередин.

Когда я дочитывал последние предложения, мои руки буквально дрожали от злости. Это было единственным письмом из всего вороха, в котором она вскользь упомянула обо мне жалкими словами «никому не показывай это письмо». Эзра прекрасно знал, что я обязательно узнаю, если он не принесёт мне все письма, так как сам же сказал их точное количество. И я при нём же проверил каждое на подлинность. Значит, всё до последнего слова было правдой.

Я вновь прочитал последние четыре слова, а мной вдруг завладело непонятное, незнакомое доселе чувство. «С безграничной любовью, твоя Мередин». Никаких «С уважением, ваша Мередин Нотт».

Никакой природы, никаких учеников. Исключительно её жизнь, в каждом письме, и от каждого письма мне становилось всё хуже и хуже, ведь, судя по всему, эта глупая девочка и не собиралась возвращаться ко мне. Эта глупая девочка собиралась родить какому-то жалкому волшебнику ребёнка.

«Что ж, надеюсь, срок ещё небольшой, — встав со стула, подумал я. — Примерно пять месяцев. Думаю, мне стоит лично поздравить свою… помощницу с этой радостной новостью. И познакомиться с безумцем, посмевшим забрать у меня моё».